Глава 6

Она закричала.

Сойер мгновенно развернулся и выстрелил, но было уже поздно. Каролина бросилась к нему, краем глаза заметив лежащего в пыли О’Брайен, и с рыданием обхватила руками уже осевшего на землю Сойера.

– Стреляй, черт тебя побери! – рявкнул тот.

К ним ехал еще один краснокожий, а она все возилась с оружием, не замечая, что Сойер, пошатываясь, уже стоит на ногах и почти в упор стреляет в индейца. Следующие несколько минут они были заняты лишь тем, чтобы спасти свою жизнь.

– Отойди за фургон, перевяжи рану! – крикнула она.

– Потом! Стреляй!

Каролина посмотрела не него. Из раны на виске текла кровь – его кровь!

– Стреляй же, разрази тебя гром!

Девушка, глотая слезы, прижала ружье к разламывающемуся от боли плечу.

Когда индейцы наконец забрали своих убитых и исчезли в клубах пыли, Каролина выронила оружие из ослабевших рук.

– Я схожу за помощью, – сказала она, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Погоди, – Сойер удержал ее на месте, затем похлопал ладонью по ране. – На вид гораздо страшнее, чем на самом деле – пуля только царапнула меня. Я сейчас смою кровь, и ты сама увидишь. – У Каролины отлегло от сердца: может, и правда это всего лишь царапина? Она тоже подошла к бадье с водой, глядя, как он умывается. Висок пересекала кровоточащая царапина, но, к счастью, неглубокая. – Видишь? Сейчас перевяжу ее, надену шляпу, и все будет в порядке.

– Если они спросят про О’Брайена, я скажу им, что он хотел тебя убить.

Сойер шутливо ударил ее пальцем по носу и покачал головой.

– Не стоит. После такой заварухи вопросов, как правило, не задают. Спасибо, что крикнула. Давай посмотрим, может, требуется наша помощь.

Каролина была наверху блаженства от его похвалы. Они присоединились к остальным и начали помогать раненым. Солдаты похоронили убитых, загрузили повозки, и обоз тронулся в путь.

Все последующие дни Каролина ехала рядом с Сойером, который иногда тянул с солдатами проволоку, ибо после стычки с индейцами не хватало рабочих рук. Она любила смотреть на него, загорелого, голого по пояс, с блестящими от пота широкими плечами.

Однажды, притащив для питья ведро мутной воды с лежбища бизонов, девушка стояла рядом с Келлогом и молча наблюдала за Сойером.

– А ты ведь даже не его сестра, – улыбнулся солдат.

– Конечно, сестра, – ответила Каролина, забирая у него черпак и протягивая руку за ведром, чтобы идти дальше.

– Нет, вы совсем не похожи. И клянусь чем хочешь, ты в него влюблена.

– Ничего подобного! – отпарировала она с пылающим лицом.

– От меня ты получишь не меньше внимания и защиты, чем от следопыта, – ухмыльнулся Келлог. – Давайте, мисс Каролина, встретимся сегодня вечером за палаткой.

– Нет! И если желаете себе добра, оставьте меня в покое. Кавалерист пожал плечами и взглянул на Сойера.

– Трудно представить, что он интересуется девочками вроде тебя. Он закоренелый холостяк. Такие всегда сами по себе, а то, что ты влюблена в него, видно по твоему лицу.

Подхватив ведро, Каролина заторопилась прочь. Рядовой Келлог – просто болтун, мелет всякую чушь. Она не любит Сойера. Нет!

Максимо Торрес развернул лошадь и продрался сквозь кустарник. Лоснящийся гнедой жеребец Дьябло хорошо знал дорогу, поэтому всадник спокойно продолжал выглядывать отбившихся от стада бычков, затем перевел взгляд на завидневшийся вдалеке кораль, амбар и дом, откуда вышла стройная женщина.

Максимо облизал пересохшие губы, наблюдая, как ветер, летящий по склону, треплет длинную черную юбку Фабианы, и чувствуя разгорающееся желание.

– Не женщина, а дьявол, – буркнул он, вспоминая поцелуи, которые она позволила ему на прошлой неделе. Отчего в его жизни все так перепуталось? Он любил жену сеньора Брендона, своего хозяина.

Услышав стук копыт, Максимо обернулся и увидел старшего брата. “Как мы похожи, и какие мы разные”, – подумал он. Длинноногий Рамон был на две головы выше его, зато он шире брата в плечах и сильнее. Глаза у Рамона тоже угольно-черные, правда, черты лица у него тоньше, но выступающие скулы выдавали в нем одного из Торресов.

– Вот дьявол! – выругался Рамон, подъезжая к брату. – Оставил меня одного возиться с этим быком.

– Я же знал, что ты сам управишься со стариной Белобоким, – добродушно засмеялся Макснмо.

Они молча поехали бок о бок. Младший снова взглянул на женщину, которая теперь срезала цветы на клумбе, и покосился на брата, который тоже не сводил с нее глаз.

– И ты заболел? – тихо спросил Максимо.

– Она у нас в крови, поэтому мы и здесь. Мне тридцать два, тебе тридцать один. Пора бы обзавестись семьей и землей, а мы все работаем на Джона Брендона и не можем ее покинуть.

– Она его не любит.

Оба снова замолчали. Братья никогда так не откровенничали друг с другом, никогда на обсуждали жизнь на ранчо, только в минуты ярости или горя. Максимо знал, что Рамон прав.

– До войны здесь было много фортов, все наши семьи работали на Хансона Грея. Мне тогда было пятнадцать лет, помнишь? Мать прислуживала в усадьбе, а отец гнул спину в поле. На следующий год приехала семья Фабианы.

– Позже дом разрушили, Хансон Грей вернулся на восточное побережье, а земли купил сеньор Брендон, – сказал Максимо и горько добавил: – Фабиане было всего пятнадцать, когда она вышла за него замуж.

– Порой мне кажется, что она сделала это, чтобы досадить нам обоим. Посмеяться над нами.

– Она это сделала, потому что Джон Брендон владел землей и у него много золота. Другой причины не было и нет, – уныло возразил Максимо.

С тех пор минули годы, но он еще помнил, как сходил с ума от желания убить Джона Брендона, хотя тот понятия не имел о взаимоотношениях Фабианы с братьями Торрес.

– До того как родился Джастин. – сказал Рамон, и оба снова погрузилась в молчание.

Максимо почувствовал закипающую ярость. Джастин – его сын. Его, а не Джона Брендона. В марте ему исполнилось пятнадцать, и с каждым годом он все больше становился похожим на младшего Торреса. Такая же шапка густых черных вьющихся волос, такое же скуластое лицо с угольно-черными глазами.

– Да черт с ней. – Рамон чуть придержал коня, чтобы взглянуть в лицо Максимо. – Надеюсь, она не станет между нами, брат.

– Со своими надеждами ты опоздал. Фабиана уже стоит между нами, там и останется. Но в один прекрасный день она все равно будет моей. – Посмотрев на брата, Максимо с грустью увидел в его глазах ту же решимость и тряхнул головой. – Она погубит нас обоих, слышишь? И прикончит Джона Брендона, Посмотри, что она с ним творит: он превратился в старика, злобного и жадного. Он знает, что она его не любит, что Джастин – один из Торресов.

– Она не любит ни тебя, ни меня. Мы оба идиоты. Фабиана любит по-настоящему только золото.

– Слушай, Рамон, я купил участок к северу от ранчо и сейчас ездил туда. Это моя земля, – сказал Максимо, даже не пытаясь скрыть гордость. Увидев, как у брата гневно дрогнули ноздри при одном упоминании о земле, он испытал просто физическое наслаждение.

– Фабиана знает?

– Пока нет, но я ей скажу, – ответил Максимо, подумав про себя: “А потом, братец, она уйдет со мной, бросит тебя и Джона Брендона к чертям собачьим. Джастииа, моего сына, она заберет с собой”.

Рамон сердито пустил лошадь галопом, и Максимо угрюмо посмотрел ему вслед. Настроение у него окончательно испортилось.

– Она стоит между нами с того самого дня, как мы ее увидели, – бросил он вдогонку, но ветер отнес его слова. Тогда он тронул свою лошадь, забыв о Рамоне и думая лишь о том, как бы подстеречь Фабиану, чтобы рассказать о покупке.

Невозможно поверить, что в феврале ей исполнилось двадцать девять лет. Она всегда останется юной, безумно красивой и очень скоро будет принадлежать ему. Тогда он наконец признает Джастина своим сыном, в котором все от него, за исключением имени. Много лет он тайно копил золото, не гнушаясь ради этого даже игорными притонами, но всегда умел вовремя остановиться. Кроме Джастина, у него еще будут сыновья, уж он постарается.

Теперь он имеет средства, чтобы заставить Фабиану бросить мужа. Он хотел иметь собственный большой дом, вроде того, который в самом начале Мексиканской войны потеряла его семья. Максимо прищурился. О постели он может не беспокоиться – за несколько минут ему удается превратить Фабиану в дрожащую от сладострастия распутницу. Он научился будить в ней самку, и ей это нравилось. Никакой другой мужчина не обращался с ней подобным образом. Только он… Максимо чувствовал себя оскорбленным, видя, как гаснет лампа в комнате хозяина, и зная, что Джон Брендом уложил жену к себе в кровать. Странно, у них так и не появилось наследника, хотя Фабиана могла понести и была достаточно страстной, чтобы разбудить даже холодного Брендона. Максимо застонал и постарался направить мысли в другое русло.

Надо бы разыскать бесследно сгинувших бычков. Он поднял голову и быстро оглядел горизонт. Ветер гнал волнами траву, немилосердно гнул кривые мескитовые деревья. На миг он почувствовал странное беспокойство. Накануне они с братом заметили двух команчей, а возле реки он наткнулся на свежие колеи от повозок. Максимо невольно обернулся, но увидел только мирно пасущихся лошадей, слегка кольнул шпорами Дьябло и направился к коралю.

Фабиана стояла во дворе, и Рамона пронзила сладостная дрожь. Узнав его, она приветливо махнула ему рукой, и он поскакал к ней. Будь у него собственное ранчо, он купил бы в Мексике лошадей и пригнал их сюда на разведение. Собственное ранчо… Рамон выругался и сжал зубы. Он тоже копил деньги, но Максимо не боялся рисковать своим золотом, играя в карты, и купил землю намного раньше. Да, в решимости брату не откажешь.

Когда Рамон подъехал к Фабиане, все тревожные мысли о будущем сразу вылетели у него из головы. Лукаво блеснув глазами, она приветливо улыбнулась и кокетливо склонила голову.

– Ты быстро ехал, обогнал Максимо.

– Собираешь цветы? – Рамон в очередной раз поразился головокружительной красоте этой женщины, а потом ужаснулся тому, что скоро может потерять ее навсегда.

– От нечего делать, – раздраженно ответила она, шагнув к нему, и он почувствовал слабый запах терпких духов.

– Нас могут увидеть. Давай встретимся вечером – мне нужно с тобой поговорить.

– О чем? – лениво осведомилась Фабиана, но в потемневших глазах вспыхнул интерес.

– Ты придешь?

– Сеньор ждет поцелуя. – Женщина засмеялась, тряхнув головой, отчего смоляные волосы рассыпались по плечам.

– Может быть. Но я должен кое о чем с тобой поговорить.

– Секрет?

– Ты придешь?

– Не знаю, смогу ли я уйти вечером.

– Сможешь, это очень важно.

– И даже не намекнешь, – Она шутливо тряхнула юбкой, намеренно задев подолом его ногу.

– Максимо скоро будет здесь, да и твой муж возвращается в это время. – Рамон стиснул кулаки, борясь с искушением наплевать на все и погрузить пальцы в ее пышные длинные полосы. – Жди меня, дорогая. – Он шагнул за лошадь, чтобы их не увидели с дороги, ласково взял Фабиану за подбородок. Какие у нее полные, теплые, зовущие губы!

Как только Рамон прикоснулся к ее рту, темное желание ударило ему в голову и он, тяжело дыша, отступил. – Приходи.

– Приду, – шепнула Фабиана.

От страсти у него мутился рассудок. Чем скорее он уберется отсюда, тем лучше: нельзя, чтобы его глупость подвергла опасности их обоих.

– В полночь около тополя на берегу реки.

Едва Рамон успел вскочить в седло, из-за амбара выехал Максимо. “Есть ли что-нибудь на свете, что поможет удержать Фабиану от бегства с братом?” – мрачно подумал Рамон.

Ей было двенадцать лет, когда она приехала сюда вместе с матерью, отчимом, младшими братьями и сестрами от второго брака матери. Фабиана никогда не рассказывала про семью, а он не хотел ничего выведывать. Как всем известно, ее красавец отчим Донолл Энстон родом из самой Англии; славился он тем, что ловко передергивал в карты, стрелял без промаха, мог перепить любого и не пропускал ни одной юбки. В ночь его смерти в городе произошла драка, он убил человека, хотя сам был ранен в плечо. Все потом клялись, что в него стреляли один раз, а когда в придорожной канаве нашли тело Энстона, оказалось, что прострелено не только плечо, но и сердце.

Видимо, кто-то устроил засаду: разъяренный муж, жертва карточного шулерства или другой обиженный. После случившегося ранчо купил Джон Брендон и через месяц женился на Фабиане, которой к тому времени едва исполнилось четырнадцать, но в ней мало что осталось от ребенка. Она стреляла глазами направо и налево, насмешливо улыбалась, как бы давая понять, что знает некую тайну. Дремавшая красота полностью раскрылась, когда ей стукнуло пятнадцать. Она была первой женщиной, которую Рамон полюбил. Сначала он проявил себя довольно неуклюже, однако Фабиана откликнулась на его попытку со всей страстью. И тогда, и сейчас от нее исходила неодолимая чувственность.

Тем не менее она вышла за Джона Брендона и через семь месяцев родила сына. Рамон снова выругался. Отец Джастика – он, Рамон Торрес, а не Брендон или Максимо. Обернувшись, он увидел, как Фабиана идет к дому, подумал о ее стройных ногах с красивыми икрами, о гладкой бархатистой коже и в тысячный раз пожалел, что рядом нет другой женщины, которая бы отвлекла его мысли от Фабианы, насытила алчущее тело. Он горько засмеялся, ибо знал, что все равно ничего не сумеет изменить.

Рамон приподнялся в стременах, чтобы поудобнее устроиться, и тут заметил под копытами лошади два пера – одно белое, другое голубое. Спрыгнув на землю, он поднял находку, испачканную то ли грязью и кровью, то ли охрой, которой пользуются индейцы, Торрес оглянулся вокруг, потом осторожно двинулся вперед, ведя коня под уздцы, и наконец нашел то, что искал: следы нескольких пар мокасин.

Рамон обвел мрачным взглядом окрестности. Ему и раньше попадались следы команчей, в последний раз совсем близко от ранчо. Немного подумав, он решил предупредить Брендона, но тут вспомнил, что в полночь у него свидание с Фабианой. Впрочем, это совсем рядом, бояться нечего, он не пропустит момент, когда она выйдет. Тем не менее Рамон нахмурился: все-таки граница – не место для женщины.

Максимо с облегчением увидел, что его брат уехал, а Фабиана вошла в дом. Торопливо соскочив на землю, он расседлал и наспех почистил лошадь, затем, снедаемый нетерпением, постучал в тяжелую дубовую дверь, рассеянно взглянул на переделанное крыльцо и подумал о своем доме, который начал строить. Три комнаты уже готовы, скоро к ним добавятся остальные.

Дверь открылась, прервав ход его мыслей, вышла Фабиана.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал Максимо.

Один раз она ему уже отказала, испугавшись ярости мужа, но это было давно. Сейчас Фабиана улыбнулась и провела его в комнату, заставленную деревянной мебелью ручной работы, с клетчатыми льняными занавесками на окнах и довольно потертым ковром на полу.

Максимо закрыл дверь, невольно коснувшись руки женщины, потом, не отрывая от нее глаз, решительно задвинул засов.

– Какой ты бесцеремонный, Максимо. – Она вопросительно приподняла брови.

– Не хочу, чтобы нам помешали.

От одного ее вида у него закипела кровь. Фабиана – самая чувственная женщина из всех, кого он знал. Каждый брошенный ею взгляд, каждый шаг или легкое движение головы выражали обещание. Максимо глядел на нее, не решаясь заговорить.

Что молчишь, язык проглотил? – улыбнулась она. – Зачем ты хочешь со мной увидеться?

– Я хочу тебя поцеловать, – тихо сказал Максимо и шагнул вперед.

На миг Фабиана уступила, ответила на поцелуи, обвив рукой его шею. От желания вес поплыло у него перед глазами, но, сжав зубы, он сумел отстраниться.

– Фабиана, я купил землю к северу от ранчо Брендона. – Как долго он ждал этого момента, отказывал себе во всем, и только ради нее. – Я хочу, чтобы ты переехала ко мне вместе с нашим сыном. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Я уже замужем! – воскликнула Фабиана. – Я не могу оставить мужа, он все равно заберет меня обратно, а тебя наверняка убьет.

– Ничего такого он не сделает, – возразил Максимо. Отказ не тронул его, поскольку он твердо решил, что его женой будет только она. А он всегда добивался своего. – Брендон смирится: ему известно, что ты его не любишь и Джастин не его сын.

– Он его сын!

– Посмотри на Джастина – сама убедишься, – засмеялся Максимо и снова шагнул к ней. – Выходи за меня, Фабиана.

Та внимательно посмотрела на него.

– Тогда отвези меня в Сан-Антонио. Я не хочу оставаться здесь и дрожать от страха.

– На своем участке земли тебе нечего опасаться.

– Наоборот, – сердито ответила Фабиана. – Индейцы, всякие грабители, постоянная опасность. Не захочешь, да будешь настороже. Максимо, увези меня в Сан-Антонио или и Мехико. Если у тебя хватило золота, чтобы купить здесь участок, тебе хватит его и там, чтобы начать другую жизнь.

– Нет. Там я никто, мне придется до конца своих дней работать еще на какого-нибудь Джона Брендона, – нетерпеливо перебил он. – Здесь у меня собственный участок, надежная земля, на которой мы можем строиться и богатеть. В Техасе скота – что яблок на яблоне.

– Участок! Вы, мужчины, все помешаны на земле. Этого хотел Джон, а посмотри, что он имеет за свои деньги. Работа от зари до зари, сон в седле, езда вооруженным до зубов, жара, змеи, жажда, одиночество…

– Я дам тебе больше, чем он. Гораздо больше.

– Негодяй! – Черные глаза Фабианы яростно блеснули. – Я хочу только уехать в большой город.

– Раз в году мы будем туда ездить.

– И сколько же земли ты купил? – помолчав, спросила она.

– Девяносто участков, и все мои! Пятьдесят семь тысяч акров. На десять участков больше, чем у Джона Брендона. Я начал строить настоящий дом, не сравнить с этой хибарой. Фабиана, я дам тебе что пожелаешь. Я стану таким богатым, каким Брендом не станет даже в мечтах.

Фабиана изучающе посмотрела на него, потом улыбнулась:

– Не преувеличивай, дорогой. Я не хочу неприятностей.

– Да ты сама неприятность, – горько засмеялся Максимо. – Мегера!

– Ты предлагаешь выйти за тебя замуж и тут же обзываешь меня. Так вот мой ответ: нет! – воскликнула Фабиана, не сводя с него глаз.

Он всегда подозревал, что ей нравится видеть страдания мужчин.

– Выходи за меня, – снова сказал Торрес, обнимая ее за талию. – Будешь жить, как тебе и не снилось. Брак ты легко можешь расторгнуть: Брендон не отец твоего ребенка, в церкви вы не венчаны.

– А может, я не хочу, чтобы ты стал моим мужем. Уж больно ты несдержан.

Она глядела на его волевое, с острыми чертами лицо. Крючковатый нос придавал ему властный, угрожающий вид. Управлять Максимо будет труднее, чем Джоном. Если он ее захочет, то не отступится.

– Тебе правда нравятся такие, как Брендон? Что он может в постели? Я же тебя знаю, Фабиана, и что тебе нужно.

– Я тоже знаю.

– Так выйдешь за меня?

– Какой ты серьезный, – засмеялась она.

– Значит, ты за меня выходишь, – потеряв терпение, решительно заявил Максимо.

– Ты слишком много себе позволяешь. – Фабиана сердито вывернулась из его объятий. – Я отказываю тебе, если мы не уедем жить в город.

– Я не могу, ты сама знаешь. Ты же бросишь меня при первой возможности, потому что ты всегда будешь хотеть больше, чем имеешь.

– Тогда Рамон даст мне то, чего я хочу. Для него мои желания важнее.

Максимо зло рванул ее к себе.

– Нечего болтать о Рамоне. Все это я делаю ради тебя. Ради тебя все годы я ждал, копил, вкладывал. У тебя будет гораздо больше того, что есть сейчас. И у тебя будет любящий мужчина.

– Ты животное, признаешь только силу.

– Ах, только силу? – насмешливо переспросил Максимо. – Я тебе покажу, как пользуюсь этой силой.

Он закрыл ей рот страстным поцелуем, сунул руку под платье, нащупал тугую грудь и принялся теребить сосок до тех нор, пока у Фабианы не вырвался приглушенный стон. Задохнувшись, она резко оттолкнула его. – Нет!

– Выходи за меня.

– Не переступай границы, Максимо. Твой хозяин скоро вернется домой.

Торрес едва сдержался, чтобы не дать ей пощечину.

– Я ждал годы – слышишь, Фабиана, годы! Потому что знал: ты никогда не уйдешь, если я не предложу тебе больше, чем Брендон. – Он с трудом перевел дыхание и продолжил: – Ты пойдешь со мной, я это сделал ради тебя.

– Ты это сделал ради себя, – зло рассмеялась она. – Ты сделал бы то же самое, если бы вообще не знал обо мне. Я с тобой не пойду.

– Нет, пойдешь! – рявкнул Максимо, снова рванул ее к себе, хотел поцеловать, но она вырвалась и влепила ему пощечину. В ответ разъяренный Торрес ударил Фабиану по лицу и с мрачным удовольствием услышал ее рыдания. Ну что ж, если она после всех его жертв отказала ему… Остается единственный способ заставить ее согласиться. Он рывком грубо разорвал ей платье и склонился курчавой головой к ее груди.

– Нет!

Он взял в рот тугой сосок, легонько куснул его, не обращая внимания на попытки Фабианы вырваться, на удары ее кулаков. Наконец она утихомирилась, и ее руки легли ему на плечи.

– Ты же не можешь отказать мне, – поддразнил Максимо. – Попробуй ну…

– Нет! Прекрати это безумие!

Максимо снова поцеловал се и начал ласкать. Гнев быстро сменился пламенным желанием; теперь он был уверен, что добьется своего.

– Выходи за меня, Фабиана, – потребовал Максимо, когда она телом прильнула к нему и начала расстегивать его рубашку.

Ее руки скользнули по спине Торреса, опустившись на бедра. Он опять ощутил любовный трепет Фабианы, услышал прерывистый шепот согласия, с заколотившимся сердцем впился ей в губы, но тут она вырвалась из объятий и, воспользовавшись его растерянностью, отскочила на безопасное расстояние.

– Я никогда не выйду за тебя. Я не хочу бросать мужа. Уходи, Максимо.

Он замер, не веря своим ушам. После этих жгучих поцелуев она посмела ему отказать, просто забавлялась с ним, дав понять, что согласна, хотя уже знала свой ответ. Торрес задохнулся от ярости. Он столько лет работал, чтобы ее завоевать, а она швырнула все ему в лицо, – оказывается, лишь дразнила его своими поцелуями и трепещущей грудью. Груди у нее в самом деле красивые, полные, тугие. Она даже не подумала их прикрыть, уставившись на него огромными черными глазами и тяжело дыша. Максимо с каким-то звериным рычанием схватил ее за руку, прежде чем она рванулась прочь.

– Сука!

– Отпусти! Мой муж никогда бы не стал так со мной обращаться.

– А зря. Ты еще пожалеешь об этом, Фабиана, очень пожалеешь. Ты доводишь до бешенства и Джона Брендона, и Рамона, и меня, но, что бы ты там ни говорила, ты хочешь только меня.

– Самонадеянное животное! Да ты всего лишь жалкий служащий моего мужа. Отпусти меня!

Фабиана уперлась руками ему в грудь, и Максимо вдруг подумал, что, возможно, она проверяет, как далеко он позволит ей зайти в издевательствах. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.

Он толкнул ее к тяжелому дубовому столу, потом грубо повалил на спину и принялся задирать юбки.

Фабиана яростно отбивалась, пытаясь исцарапать ему лицо, но Максимо завел ей руки за голову и буквально пригвоздил к месту.

– Ты издевалась надо мной – так получи. Мы оба знаем, что тебе нужно.

– Нет! Ты не посмеешь…

Он прервал крик поцелуем, затем принялся ласкать языком плотный сосок, раздвинул коленом ее ноги и вогнал в нее свою переполненную желанием плоть, снова заглушив вопль поцелуем. Он начал двигаться в медленном ритме и чутко ловил ее тихие стоны, ощущая, как постепенно расслабляется ее тело.

Наконец Максимо отпустил ее руки и отдался действию, сдерживая палящую страсть, которая жгла его изнутри, подобно адскому пламени. Фабиана уже обнимала его и со стоном двигала бедрами в одном с ним ритме.

– Максимо, пожалуйста… – Она крепко зажмурилась, прикусила нижнюю губу и впилась ногтями ему в спину.

– Выходи за меня, – прошептал он. – Дорогая, я хочу тебя.

– Пожалуйста!

– Я буду любить тебя до бесчувствия.

– Сейчас, сейчас… – пролепетала Фабиана, извиваясь под ним и еще больше распаляя его.

– Выходи за меня.

– Да! Да! – крикнула она и обхватила ногами его бедра. Посмотри на меня! – Максиме уже чувствовал приближение конца.

– Да! Сейчас! Люби меня!

Фабиана притянула его к себе, прижалась к его рту и до крови прикусила ему губу, пока он исступленно любил ее.

– Ты моя, Фабиана, – наконец выдохнул Максимо, отвернувшись, чтобы женщина не услышала невольно вырвавшихся слов.

Она вскрикнула и, вцепившись ему в плечи, изо всех сил прижалась к нему жарким телом. Наступила тишина, которую нарушало лишь их тяжелое дыхание. Максимо встал, посмотрел на лежащую перед ним женщину в разорванном платье и с бесстыдно задранными юбками.

– Ты будешь моей женой, – заявил он, потом, не оглядываясь, вышел, громко звеня шпорами.

Фабиана с трудом проковыляла к окну и увидела спину уходившего любовника.

– Клянусь, ты мне за это заплатишь, – прошептала она. Джон Брендон наверняка постарается убить Максимо, но тот удивительно живуч, способен выпутаться из любого положения. Хотя она действительно издевалась над ним, тем не менее давно знала, что выбора нет и в один прекрасный день она будет принадлежать ему. Фабиана усмехнулась. Она отомстит Максимо за надругательство над ней, за его наглые притязания. Отомстит в свое время… в нужный момент.

Очнувшись от раздумий, женщина последовала на кухню, чтобы согреть воды. До прихода мужа нужно успеть вымыться. Она взглянула на скромную обстановку и невольно вздрогнула от вернувшейся мысли сбежать отсюда с Максимо, который обещал раз в год ездить в Сан-Антонио. Он даст ей гораздо больше хотя бы потому, что не связан негласными правилами, как Джон, и возьмет желаемое, даже если ради этого ему придется драться. Сеньора Торрес… Но и требовать он будет гораздо больше, чем Джон, будет ежедневно домогаться ее тела, поскольку видит себя отцом многих сыновей. Фабиана пожала плечами. В свое время она с ним разберется, а пока можно помечтать о Сан-Антонио. Неожиданно ее губы тронула довольная улыбка. Она попросит свадебного путешествия в Сан-Антонио, настоит на этом. Настроение у Фабианы улучшилось, она даже замурлыкала какую-то легкомысленную песенку, потом сняла разорванное платье, взглянула на лохмотья и засмеялась. Нет, что ни говори, а они с Максимо стоят друг друга.

Наслаждаясь горячей ванной, Фабиана вспомнила о Рамоне. Конечно, он узнал, что брат купил землю, потому и хочет встретиться с ней. Теперь с Рамоном придется расстаться. На миг она испытала угрызение совести, но тут же нетерпеливо тряхнула головой. Если только Рамон пообещает уехать в Сан-Антонио, еще лучше в Мехико-Сити, и возьмет ее с собой, тогда Максимо пусть катится ко всем чертям.

Луна заливала хлопковые поля серебристым призрачным светом. Рамон стоял в темноте, глядя на дом, и наконец заметил Фабиану, которая в черном платье казалась призрачной тенью, бесшумно скользящей в полуночной тьме.

– Дорогая, – прошептал он, прижимая ее, – какая ты красивая.

Он нашел ее нетерпеливые губы; поцелуй вышел сладким и долгим, руки его сами собой легли на ее тугие ягодицы.

– Дорогая… любимая… – шептал он, покрывая поцелуями шею Фабианы, а та ласково перебирала пальцами его волосы.

– Мой нежный Рамон…

– Я хочу, чтобы ты оставила Джона Брендона, забрала Джастина и стала моей женой.

– Ты уезжаешь?

– Скоро, дорогая. Подождешь еще чуть-чуть? – Он затаил дыхание в ожидании ее ответа.

Фабиана ласково погладила его по щеке.

Из всех мужчин, которых я знала, думаю, ты единственный, кого я смогла бы по-настоящему любить.

Ты любишь меня, Джастин – мой ребенок. Я хочу тебя, – Рамон снова приник губами к ее шее.

– Сейчас я отправлю вас обоих в ад.

Торрес отпрянул от Фабианы, повернулся и оказался лицом к лицу с Джоном Брендоном. И его шестизарядником.

У Рамона был револьвер – ведь ни один здравомыслящий мужчина не выйдет из дома безоружным, – но ему не хотелось затевать перестрелку с Брендоном. Интересно, сумеет ли тот хладнокровно его убить? Хозяин ниже ростом, зато вынослив, силен и полон решимости.

Ты никогда не любила меня, Фабиана, ведь так? – бесстрастно спросил Джон.

– Когда ты женился на мне, я была еще ребенком. Я отдала тебе свою юность, а что получила в замен? Дом в глуши и постоянную опасность. У меня нет ни служанки, ни драгоценностей.

– Тебе всегда всего мало! – рявкнул Брендон.

Тут Рамон заметил в темноте какое-то движение, потом человеческие фигуры, и кровь застыла у него в жилах.

– Сеньор! – крикнул он, выхватывая револьвер. Команчи устремились прямо на них.

Джон Брендон сразу же начал стрелять, Рамон тоже едва успевал прокручивать барабан с патронами. Все трое уже отступали к дому, как Брендон вдруг повалился на землю: одна стрела торчала у него в груди, другая вонзилась в бедро. Фабиана пронзительно закричала, и Торрес всадил пулю в подскакавшего индейца, который протянул руку, чтобы схватить ее за волосы.

Выбежавшие из амбара Максимо и Фрэнк открыли пальбу, Фабиана скрылась в доме, а Рамон подхватил Брендона под мышки и поволок к крыльцу. Что-то горячее ударило ему в руку – он понял, что ранен, но все же, задыхаясь, сумел втащить хозяина в дом.

Команчи издали леденящий душу воинственный клич, Фрэнк рухнул, сраженный томагавком, однако Максимо прыжком достиг порога. Братья вдвоем захлопнули дверь, заложили тяжелым засовом и устремились к окнам, чтобы продолжить бой.

Фабиана с карабином в руках бросила на Рамона торжествующий взгляд, возбужденно проведя языком по губам, и Торрес подавил внезапный гнев. Надо же, бойня доставляет ей удовольствие!

Он сердито отбросил эту мысль и выглянул в окно. Луна стояла высоко, поэтому ему было видно, как индейцы крадутся к амбару.

Сколько они еще смогут продержаться? Уцелеет ли кто-нибудь? Только бы увести отсюда Фабиану с Джастином! Если представится возможность, он непременно заберет ее из этой глуши, ведь жить в большом городе, где кругом воспитанные люди, женщине несравненно легче. Он никогда не чурался работы, сумел накопить золота, Фабиана и Джастин ни в чем не будут нуждаться. Правда, ему придется очень постараться, а то Фабиана предпочтет более зажиточного. Рамон с гордостью подумал о Джастине. Это его сын, плод его семени.

Дикое гиканье вернуло Торреса к действительности и, увидев приближающегося краснокожего, он взвел курок.