Глава 22

Джорджиана послала Мэри к тете Фредерике сказать, что она не поедет на вечер к Эверстонам, а потом четверть часа быстрым шагом ходила взад и вперед по своей спальне. Каждый раз, проходя мимо двери, она останавливалась и прислушивалась, затем, подобрав юбку, снова ходила от окна к двери.

Фредерика будет ждать до последней минуты в надежде, что она передумает. Конечно, тетушка подумает, что она отказывается из-за Дэра, что было верно, но совсем по иной причине. Наконец Джорджиана услышала, как герцогиня спускается вниз, и поспешно бросилась на кровать. Лицо у нее горело, она шумно дышала.

— Джорджиана? — Фредерика приоткрыла дверь и заглянула в комнату.

— Мне очень жаль, тетя Фредерика, мне что-то нездоровится.

Герцогиня подошла к постели и положила руку на лоб Джорджианы.

— Господи, да ты вся горишь! Я сейчас же пошлю Паско за доктором.

— О нет! Пожалуйста, не надо. Мне просто нужен покой.

— Джорджиана, не глупи. — Она торопливо направилась к двери: — Паско!

«О Боже! Ничего не получится!»

— Тетя Фредерика, подождите.

Фредерика оглянулась:

— Что, дитя мое?

— Я притворяюсь.

— В самом деле? — В голосе тети прозвучал плохо скрытый сарказм.

— Я минут двадцать ходила по комнате, чтобы выглядеть нездоровой. — Она села, жестом указывая место рядом с собой. — Все это глупости, что я сама могу со всем справиться.

— Слава Богу, ты это поняла. Мы останемся дома, и ты расскажешь мне обо всем, что беспокоит тебя.

Джорджиана сжала ее руку.

— Нет. Вы выглядите так… чудесно, а мне бы просто хотелось посидеть, ничего не делая, почитать книгу.

Это было правдой, независимо от того, как она в действительности собиралась провести вечер. Тетя Фредерика поцеловала ее в лоб и встала.

— Тогда почитай, милая, а я буду наслаждаться вниманием, которым меня окружат, когда я всем расскажу, что ты лежишь на смертном одре.

Джорджиана улыбнулась:

— Вы очень остроумны, но, пожалуйста, не говорите этого Грею или Эмме. Они бросятся сюда и перепугают всех до смерти.

— И то правда. — Герцогиня задержалась в дверях, преграждая дорогу появившемуся Паско.

— Какие-нибудь особые указания относительно лорда Дэра?

Фредерика Уиклифф, вероятно, была самой проницательной женщиной из всех, кого знала Джорджиана, и после всего, что пережила из-за нее тетушка, не только за последние недели, но и за последние шесть лет, притворяться сейчас, что между ней и Тристаном ничего нет, было бы оскорбительным.

— Скажите ему правду, тетя Фредерика. Он все равно узнает.

— Да, думаю, что узнает.

— Ваша светлость, — сказал запыхавшийся дворецкий, — прошу прощения, но вам потребовалось…

— Да, мне потребовалось, чтобы ты проводил меня вниз, — ответила герцогиня, одарив его улыбкой, заставившей его покраснеть. Джорджиана впервые увидела, что выражение лица дворецкого может меняться. Герцогиня подмигнула ей и закрыла за собой дверь, оставив Джорджиану в тишине и покое.

Покой, возможно, и был, но не в ее душе. Вечер только начинался, и ей было еще рано выходить из дома: даже если Амелия с родителями уже уехали, их слуги еще не легли спать и, конечно, заметят незнакомого человека, появившегося в комнатах верхнего этажа.

Она предполагала, что именно там спрятаны ее чулки и записка, поэтому решила начать поиски со спальни Амелии в надежде, что ей повезет. Если их там нет, Джорджиана не представляла, что она будет делать дальше. Возможности повторить поиски ей уже не представится, ибо через два дня Амелия, без сомнения, начнет рассказывать другим людям — своим болтливым хихикающим подружкам — о том, какие вещи попали ей в руки.

Последующие три часа Джорджиана провела, бродя из комнаты в комнату и делая попытки посидеть и почитать, но почти сразу же вскакивала. Она не могла усидеть на месте, тем более сосредоточиться на чтении. Когда дворецкий и другие слуги стали бросать на нее страдальческие взгляды, она извинилась и отпустила их.

Джорджиана собралась с духом. Сейчас или никогда. Она вынула из шкафа коричневое муслиновое платье и надела его. Затем практичные уличные туфли. Она уложила волосы простым пучком на затылке, чтобы всякий, кто случайно увидит ее, не мог бы ее узнать. Джорджиана делала это не только ради Тристана, но и ради себя. Последний раз, когда ее обидели, она тихо сидела, рыдая, и жалела себя. Сегодня она действовала.

Задув лампу на столике у кровати, она на цыпочках вышла в коридор и закрыла дверь спальни. Внизу Паско в ожидании герцогини оставил дверь незапертой, и Джорджиана выскользнула из дома и сбежала по ступеням. Никто не услышал и не увидел ее. Когда наемная карета, не остановившись, проехала мимо, Джорджиана несколько встревожилась, но когда она подошла к углу более оживленной улицы, к ней подъехала старая разбитая колымага.

— Куда, мисс? — бородатый кучер протянул руку и открыл дверцу.

Она дала ему адрес и, взобравшись в экипаж, забилась в угол. Карета затряслась дальше. Сердце словно молот ударяло по ее ребрам, пальцы судорожно сжимались в кулаки.

Джорджиана старалась расслабиться, отыскивая запрятанные где-то в глубине души искорки радостного возбуждения, и убеждала себя в том, что она совершает самый смелый в своей жизни поступок.

Наконец экипаж остановился, и кучер открыл дверцу. Глубоко вдохнув, Джорджиана выбралась наружу, протянула кучеру деньги и подождала, пока экипаж не скрылся в темноте.

— Вот мы и приехали, — ни к кому не обращаясь, сказала она и по темной аллее направилась к Джонс-Хаусу.

Ни в одном окне не было света. Джорджиана поднялась по ступеням, стараясь держаться в тени, и взялась за ручку двери, но та не поддавалась. Она нажала сильнее. Бесполезно.

«Черт, — подумала она. — Как же Джонсы собираются войти в дом, если дверь заперта? Какие у них скверные слуги. Но, может быть, семейство пользуется кухонной дверью, которая ближе к конюшне?»

Она снова спустилась со ступеней и проскользнула в небольшой садик с южной стороны дома, остановившись на полпути к конюшне. Одно окно на нижнем этаже было полуоткрыто. Слава Богу! Джорджиана пробралась сквозь кусты и ухватилась за край рамы.

От толчка рама поднялась — слишком быстро и слишком высоко. Джорджиана замерла. Из дома не доносилось ни звука, и она позволила себе вздохнуть. Подтянув до колен юбки, она перелезла через подоконник и оказалась в темной комнате. Подол ее платья зацепился за задвижку рамы, и, освобождаясь, она чуть не упала.

Ухватившись за стоявший рядом с окном массивный книжный шкаф, Джорджиана попыталась собраться с мыслями, «Самая трудная часть выполнена», — говорила она себе. Теперь, когда она уже в доме, ей остается только обойти несколько пустых спален и найти ту, которая ей нужна. Она сделала шаг, другой, почти ощупью отыскивая дверь. Краем глаза она заметила какое-то движение и готова была закричать, когда чья-то рука зажала ей рот. Джорджиана замахала руками, и ее кулак натолкнулся на что-то твердое, но тут она потеряла равновесие и лицом вниз упала на пол, сверху на нее навалился кто-то тяжелый.

— Джорджиана, не надо, — услышала она около своего уха знакомый голос Тристана.

— Что ты тут делаешь? — прошептала она.

Он поднялся и помог ей встать.

— Полагаю, то же, что и ты.

В глубокой темноте она все-таки могла рассмотреть его чуть поблескивающие глаза и ряд белых зубов. Тристан улыбался. И он еще мог находить это забавным!

— Как ты узнал меня?

— По запаху лаванды, — ответил он, перебирая пальцами ее распустившиеся волосы.

Джорджиана поднялась на цыпочки и поцеловала его. Он ответил поцелуем и прижал ее к себе.

— Чем я заслужил? — прошептал он. — Хотя не возражаю.

— Это благодарность. Ты просто герой!

Она скорее почувствовала, чем увидела, как неожиданно он нахмурился.

— Не благодари меня, Джорджи, это моя вина.

— Нет, это не…

— С этой минуты всем занимаюсь я, — продолжал он, не обращая внимания на ее возражения. — Отправляйся домой, и я сообщу тебе, когда достану твои вещи.

— Нет. Это ты отправляйся домой, и я сообщу тебе, когда достану свои вещи.

— Джорджи…

— Это мои вещи, Тристан, и я хочу это сделать сама. — Она ухватилась за лацканы его сюртука и слегка потрясла. — Мне больше не нужны ничьи жертвы.

Он помолчал, и она услышала, как он вздохнул.

— Хорошо. Но иди за мной и делай то, что я тебе скажу.

Она хотела снова возразить, но удержалась, по собственному опыту зная, что он лучше ее умеет пробираться в темноте.

— Прекрасно.

— Ты вчера виделась с Уэстбруком? — тихо спросил он. — Что ты ему сказала?

— Вот уж не время и не место для таких разговоров.

— Прекрасное место. Скажи, что сказала «нет».

Джорджиана посмотрела ему в глаза. В них были и утешение, и спокойствие, но ни с чем нельзя было сравнить горячность и юмор лорда Дэра.

— Я сказала ему «нет».

— Вот и хорошо. Пойдем.

Он взял Джорджиану за руку и повел в холл. Слуги погасили все огни на первом этаже, и подниматься по лестнице было трудно. С другой стороны, если появятся слуги, у него с Джорджи была возможность спрятаться прежде, чем их увидят.

Наверху он в нерешительности остановился. Джорджиана натолкнулась на него и снова чуть слышно выругалась.

— Ты что, не знаешь, куда идешь? — шепотом спросила она.

Он обернулся.

— А откуда я могу знать, где спальня Амелии?

— Ты же знал, где была моя.

— Это другое дело.

— Как это?

— Потому что я с ума сходил по тебе. Теперь помолчи. Я думаю.

— Сходил? — повторила она.

— Схожу. Тише.

Амелия, выходя из дома, всегда старательно пряталась от солнца. Он вспомнил, как она говорила, что яркое солнце вредно для ее нежной кожи.

— Думаю, ее комната в восточном крыле.

— Мы нашли бы ее быстрее, если бы пошли порознь.

Он покачал головой, крепче сжимая ее пальцы. Они крадучись прошли по галерее к спальням, окна которых выходили на восток. Перед первой дверью он задержался, желая убедиться, что Джорджиана следует за ним. Он взял ее за плечо и притянул к себе.

— Если что-нибудь случится, беги обратно к окну и дальше через сад. На улицу сразу не выбегай. Прежде всего они будут искать там.

— И ты тоже, — ответила она, касаясь мягкими волосами его щеки.

Тристан закрыл глаза, вдыхая их аромат, затем пришел в себя. Он не мог позволить себе отвлекаться. Затаив дыхание, виконт медленно повернул ручку и чуть приоткрыл дверь. Комнаты должны быть пусты, но он боялся, что малейший скрип может насторожить слуг, спящих наверху. В пахнувшем на него ночном воздухе был разлит слабый запах лимона.

— Это здесь, — одними губами произнес Тристан, наклоняясь к ее уху.

К счастью, шторы были немного раздвинуты, и серебряный свет луны падал на середину комнаты. Перед гардеробом стояли ширма и высокое зеркало, и он проскользнул между ними, Джорджиана не отставала. Амелия говорила, что хранит чулки в туалетном столике, и он, приоткрыв тяжелый верхний ящик, молил Бога, чтобы она не солгала. Около кровати вспыхнул свет. Тристан, запустивший руку по локоть в ящик, замер. Рядом с ним, не дыша, стояла Джорджиана и смотрела на него широко раскрытыми глазами. Свет ослабел, превратившись всего лишь в тускло горящую лампу. Тристан нащупал пальцами край бумажного листа и схватил его, не решаясь шевельнуться и нарушить тишину, царившую в комнате.

— Лаксли? — послышался сонный, тихий голос Амелии.

Тристан с Джорджианой переглянулись.

Лаксли?

— Гадкий мальчик, это ты? Где ты был?

Зашуршали простыни, и, пользуясь этим звуком, Тристан, вытащив из ящика руку с чулками и запиской, толкнул Джорджиану в угол рядом с гардеробом. Он присел на корточки рядом с ней, надеясь, что ширма и зеркало скроют их в своей тени. Босые ноги прошлепали к окну, и занавеси раздвинулись. В этот момент у них появился шанс скрыться. Показав чулки Джорджиане, Тристан сунул их в карман и взял ее за руку.

Оконная рама, зазвенев, раскрылась.

— Амелия, цветочек мой, — раздался мелодичный голос лорда Лаксли, за которым последовало бормотание и тяжелый удар, когда барон соскочил с подоконника. — Твоему садовнику надо держать шпалеры в порядке. Я чуть не сломал себе шею.

Затем они услышали звук поцелуя, и Тристан искоса взглянул на Джорджиану. Она смотрела на него с выражением ужаса и веселого интереса на лице.

— Ради Бога, задвинь шторы, Лаксли, — тихо попросила Амелия, и босые ноги направились обратно к кровати.

Зашелестели шторы, комнату снова освещал только слабый желтый свет лампы, и более тяжелые шаги протопали к постели. Снова послышались звуки поцелуев, сопровождавшихся какими-то гортанными звуками, которые издавали оба партнера.

«Господи, — подумал Тристан, устраиваясь в своем углу поудобнее и прижимая к плечу Джорджиану, — если Лаксли, который славился своей краткостью, не поддержит свою репутацию, это может занять немало времени».

— Мы не можем сейчас уйти, — прошептала ему на ухо Джорджиана.

— Знаю, — ответил он, поворачиваясь к ней. — Нам придется подождать, пока они не закончат или будут так заняты, что не заметят нас.

— О Боже, — прошептала она, а затем медленно провела языком по изгибу его уха.

Неожиданно Тристан услышал стук сброшенных на пол сапог и скрип кровати. Через минуту зашуршала сброшенная на пол одежда, а затем раздались вздохи и стоны, значения которых нельзя было не понять.

Он снова взглянул на Джорджиану: его забавляло происходящее. Присутствие Джорджианы возбуждало его. Темнота, ощущение опасности и звуки любовных ласк не могли не разбудить в нем чувственность. Она прижалась к нему, целуя его шею. Тристан взял в ладони ее лицо и властно поцеловал ее.

На постели Лаксли издавал слабые стоны удовольствия, и не было необходимости что-либо видеть, чтобы понять, кто был активным партнером. А он-то думал, что Амелия неопытная девушка. Опомнившись, он оторвался от губ Джорджианы и сжал ее руки. Им следовало быть начеку и выждать удобный момент для побега.

Однако его тело, в особенности нижнюю часть, больше волновала тоненькая фигурка с пышными формами, прижимавшаяся к нему, и звуки сексуального наслаждения, раздававшиеся рядом. Джорджиана выглядела смущенной и возбужденной, ее губы раскрылись в ожидании его ласк.

На постели зашевелились, послышались какие-то непристойные слова, он даже представить себе не мог, что Амелия способна произносить их вслух.

Кровать начала издавать ритмичный скрип, сопровождаемый стонами Амелии и натужным пыхтением Лаксли. Барон, казалось, не отличался умением вести беседу и не был мастером в эротических играх.

Тристан поцеловал Джорджиану в раскрытые губы. Они не могли позволить себе ни малейшего шороха, и это делало их ласки еще более страстными. Преодолев узкий ворот ее платья, он положил ладонь на ее грудь и сжал пальцами сосок. Она закрыла глаза и запустив руку в его волосы, притянула к себе его голову в ожидании еще одного, полного страсти поцелуя.

Она опьяняла его, таких острых, обжигающих ощущений он никогда раньше не испытывал, пока не прикоснулся к ней. Расстегнув несколько пуговок на спине ее платья, Тристан спустил его с плеч и обхватил губами сосок. Джорджиана трепетала, разжигая его желание, принадлежала ему.

Звуки на кровати становились все громче, толчки все ритмичнее и быстрее, и Джорджиана дрожащими руками нащупала застежку на его панталонах. Расстегнув ее, она запустила руку внутрь и начала ласкать его так же, как он ласкал ее грудь. Сердце Тристана неистово стучало, он откинул голову и прислонился к шкафу. В этот момент Джорджиана, содрогнувшись всем телом, с силой прижалась к нему.

Стоявшая на гардеробе ваза покачнулась и, ударившись о ширму, свалилась на пол. Ширма сдвинулась с места, и перед глазами Тристана предстала незабываемая картина: подскакивающие ягодицы Лаксли и сжимающие их тонкие ноги Амелии, и тут начался настоящий ад.

Амелия взвизгнула, Лаксли взревел, а Тристан, вытащив руку из платья Джорджианы, прикрыл ее грудь. Несмотря на неудобство своего положения, он, придерживая одной рукой расстегнутые панталоны, другой поставил Джорджиану на ноги.

— Какого черта? — возмутился Лаксли, оглядываясь через голое плечо и явно разрываясь между желанием закончить свое дело и защитить свою честь.

Дверь распахнулась, и в комнату вбежали мистер и миссис Джонс в сопровождении нескольких слуг.

— Что за… Амелия!

Очевидно, Джонсы оставались дома или рано вернулись. Неожиданно вся эта сцена показалась Тристану ужасно смешной. Он схватил прятавшуюся за его спиной Джорджиану за руку.

— Бежим! — шепнул он и бросился к двери.

Они пронеслись мимо Джонсов и их изумленных слуг и побежали вниз по лестнице — Джорджиана, придерживая сползавшее платье, и он, пытаясь на ходу застегнуть панталоны и при этом не упасть и не сломать себе шею. Окно в гостиной по-прежнему оставалось открытым. Наверху и в помещении для слуг зажигались огни и звучали громкие голоса.

Тристан подсадил Джорджиану, чтобы она могла перелезть через подоконник, выбрался вслед за ней и, схватив снова за руку, побежал через сад, а затем за угол, где их не могли увидеть из Джонс-Хауса. Они нырнули в тень соседней конюшни. Тяжело дыша, он остановился, Джорджиана, согнувшись, застыла рядом с ним. В испуге он опустился на колени и заглянул ей в лицо.

— Что с тобой?

Ответом был с трудом сдерживаемый хохот.

— Ты видел их лица? — сквозь смех спросила она, падая ему на колени и обнимая за плечи. — Амелия! Они были потрясены!

Он рассмеялся, прижимая ее к своей груди.

— Я не думаю, что она хочет стать баронессой, но теперь уже поздно.

Если их узнали, это окончательно погубит репутацию Джорджианы, но у него было готово прекрасное решение проблемы.

— О, ей придется выйти замуж за Лаксли. Вряд ли ему удалось сбежать.

— Он был не в состоянии бежать. Кстати, почти как и я.

Не выпуская ее из объятий, он застегнул ее платье.

— Как ты думаешь, они разглядели нас достаточно хорошо, чтобы узнать?

В ее глазах промелькнуло беспокойство.

— Амелия догадается, что касается остальных, им хватит других забот.

— Думаю, что она получила то, что заслужила.

— И Лаксли тоже, — согласился виконт с негодованием, — ухаживал за тобой и спал с ней, ублюдок.

Подняв голову, она поцеловала его. Это был нежный поцелуй, и сердце у него замерло.

— Очень интересный был вечер, — снова улыбнулась Джорджиана.

— Я люблю тебя, — прошептал Тристан.

Ее лицо стало серьезным, и она посмотрела ему в глаза. Затем дотронулась до его щеки.

— Я люблю тебя, — так же тихо ответила она, как будто ни один из них не решался громко произнести эти слова.

— Тебе лучше вернуться домой, пока там не подняли шум. — Он помог ей встать. — Как ты добралась сюда?

— В наемной карете. Здесь всего несколько кварталов. Может быть, пойдем пешком?

Она склонила голову, обеими руками держась за его руку так доверчиво, что у него сердце замирало от нежности.

Если бы она попросила, он перенес бы ее на руках даже через Пиренеи. В кармане был пистолет, достаточная защита против негодяев, бродивших по ночам. Но его беспокоило совсем другое.

— Нет. Я хочу, чтобы ты побыстрее добралась до дома и спокойно спала в своей постели, на случай если Джонс нагрянет в Хоторн-Хаус, требуя объяснений.

— Ты думаешь, он может это сделать?

— По правде говоря, думаю, его больше интересует Лаксли и только потом мое присутствие. Но разговор может коснуться и тебя, поэтому все должно быть безупречно.

Он свистнул, подзывая наемный экипаж.

— Отвези ее в Хоторн-Хаус. — Он бросил несколько монет кучеру.

— Тристан…

— Я приеду к тебе утром, Джорджиана. И тогда мы с тобой кое-что решим.

Она улыбнулась, отодвинулась в глубь кареты, и экипаж тронулся. Тристан провожал его взглядом, пока он не завернул за угол и не скрылся из виду. Ее улыбка была добрым знаком. Она должна была догадаться, о чем он хотел сказать, и не возражала. Он подозвал другую карету, чтобы ехать в Карроуэй-Хаус.

Когда он садился на потертое кожаное сиденье, в кармане у него хрустнула бумага. Он достал чулки и записку и снова прочитал ее. Джорджиана думала избавиться от него. Завтра он вернет ей этот чудный подарок и попросит быть его женой. Виконт молил Бога, чтобы она не передумала, понимая, какой он незавидный жених. Если она не скажет «да»… Тристан не хотел об этом думать. Надо, чтобы его сердце билось до утра, пока он снова не увидит Джорджиану.