Глава 22

Элетея молчала, а Гейбриел занял место между вдовствующей баронессой и лордом Понтсби, и баронесса сразу же втянула его в разговор:

– Предыдущий владелец Хелбурн-Холла собирался построить грот там, в дубовой роще. Он обратился за составлением плана к иностранному архитектору.

Дубовая роща? Гейбриел взял суповую ложку, стремясь казаться респектабельным, в то же время отчаянно напрягая мозги. Ему страшно хотелось произвести хорошее впечатление. Но где, черт побери, в его владениях находится эта дубовая роща?

– Э-э-э… – сказал он, пытаясь поймать взгляд Элетеи, – дубовая роща. Неплохое место для грота, да?

Серебряноволосая баронесса казалась мило смущенной.

– Мы так поняли, что ваш предшественник намеревался использовать это сооружение, чтобы завлекать туда молодых женщин… я думаю, вы понимаете.

Гейбриел опустил ложку. Оказавшись среди гостей, он и двух слов не связал. Почему же, черт возьми, его тут же стали обвинять в том, что он соблазняет девственниц? Он снова посмотрел через стол, ища помощи в глазах Элетеи. Притворившись, что понятия не имеет о его трудном положении, она смутно улыбнулась ему, продолжая намазывать масло на хлеб. Он слегка кашлянул.

– Ну, по мнению древних друидов, дубовая роща – это священный приют для…

Он не знал, для чего именно. Но вспомнил, как он и его братья иногда вставали летом на восходе солнца, чтобы посмотреть, как деревенские девушки собираются вместе встречать рассвет. Но если там и были какие-то дубы, никто из мальчишек не замечал их и не интересовался ими.

– Вы несколько высоки ростом для друида, не так ли? – Баронесса решилась продолжать разговор после некоторого молчания. – Достаточно темноволосы, но слишком высоки.

Он поймал довольный взгляд Элетеи.

– Не думаю, что сэр Гейбриел готов признаться в своей склонности к язычеству, леди Бримвелл.

– А в чем он склонен признаться? – шутливо сказал преподобный Питер Брайант. – Говорите, сэр Гейбриел. Мне доводилось исповедовать прихожан во всевозможных грехах.

Элетея покачала головой:

– Только не за моим столом. Если хотите, можете поговорить с моим гостем в любое другое время.

– Я хочу сказать, – продолжал Гейбриел, почувствовав, что можно и вправду хорошо проводить время, не играя в карты, не объедаясь деликатесами и не беря на душу множество иных грехов, – что деревья красивы, а совращение невинных дев – нет.

Никак нельзя сказать, что сэра Гейбриела как-то особенно интересовала проблема невинных дев. И коль скоро Господь Бог разит насмерть преступников или лицемеров, он, Гейбриел, без промедления должен быть сражен ударом молнии прямо сквозь крышу. Он выжидающе посмотрел вверх. К счастью, никакого божественного возмездия не последовало. Возможно, Господь приберег свое отмщение на то время, когда Гейбриел меньше всего будет этого ожидать.

Игрок до мозга костей, не способный устоять перед возможностью рискнуть, он добавил вполне серьезно:

– Пока я остаюсь в Хелбурне, никаких гротов с дурными целями выстроено не будет. Хватит и обычной спальни.

– И надолго ли вы здесь задержитесь, сэр Гейбриел? – спросила Элетея, постукивая пальцами по ножке своего бокала.

Будь он проклят, если он это знает. На языке у него вертелся ответ: «Решение зависит от вас». Но ведь он уже решил выставить Хелбурн на торги и вернуться в Лондон, не так ли?

Он ответил:

– Я уверен, что надоем вам всем еще до того, как уеду.

Он уклонился от четкого ответа, но был уверен, что Элетею он не обманул, Она осторожно переменила тему разговора и подняла голову, когда подали главное блюдо. Гейбриелу следовало порадоваться, что она освободила его от необходимости солгать.

Но он пытался понять, почему она вообще выказывает к нему интерес. Ради прежних времен? Потому что в сердце у нее живет сочувствие к отбившимся от рук мальчишкам? Она не из тех леди, надеялся он, которые верят, что искривленную натуру можно выпрямить несколькими ласковыми усилиями.

Разговор перешел с негодяев, губящих молодых женщин, на сельское хозяйство. Гейбриел рассуждал об этом так, будто у него не было ни малейшего интереса к жатве, к судьбе деревенских ремесленников и к предстоящей на Михайлов день ярмарке рабочей силы; ему советовали купить гусей до того, как все хорошие будут распроданы, – как будто он знает, что делать с этими гусями.

Наконец, подкрепившись вином, сыром и засахаренными орехами и фруктами, гости перешли, в музыкальную комнату, чтобы поиграть в «Ударь тапочкой». Гейбриел стоял плечом к плечу с Элетеей до конца – это было единственное, что он мог сделать, чтобы снова не опозориться. И наконец перевел дух, когда ему предложили сыграть в вист.

Он и викарий сидели напротив Элетеи и миссис Брайант. Когда тринадцать карт были сданы, ему пришлось приложить немало сил, чтобы удержаться от снисходительной улыбки. Несправедливо было бы играть с этими любителями в полную силу – но вдруг некоторое время спустя миссис Брайант взяла взятку, заставив его забыть о снисхождении и отнестись к игре внимательнее.

Он проиграл.

– Мы выиграли у лондонского игрока, – гордо сказала миссис Брайант. – Вы можете в такое поверить, Элетея?

Элетея притворно нахмурилась:

– А ведь нам должно быть стыдно за то, что мы поощряем его страсть к игре. По крайней мере, как мне кажется, нам не следует хвастаться тем, что мы выиграли хотя бы шиллинг у того, чье увлечение мы сами же осуждаем.

– А мы пообещаем, что в следующий раз повысим ставки, – весело откликнулся викарий, вставая и собираясь уходить.

– А будет ли он, следующий раз? – небрежно поинтересовался Гейбриел, когда они с Элетеей вышли из парадной двери в сырую ночь.

– Мы вам не наскучили? – удивленно спросила она. – Вы действительно придете еще?

– Только если я желанный гость. Так ли это?

Она безыскусно улыбнулась ему, что обострило мучительное желание, которое он подавлял несколько часов.

– Да, – ответила она, и в глазах ее сверкнуло озорство. – Мы поиграем в другие игры. Вам нравится игра «Спрячь наперсток»?

Он посмотрел на нее, охваченный внезапным желанием поцеловать ее в шею и ниже, в кремовую кожу, наполовину скрытую локонами.

– А не могли бы мы сыграть одни?

– Не думаю, что это очень забавно.

Он не сводил с нее глаз.

– А я думаю, что смогу вас удивить.

– Посмотрим, – осторожно ответила она.

– Это звучит многообещающе.

– В следующий раз я привезу с собой своих двух старших сестер, – сказала миссис Брайант, стоя позади них и дожидаясь, когда ей подадут плащ. – Они не поверят, что я обыграла сэра Гейбриела.

– Вы позволили ей выиграть? – тихо спросила Элетея.

– Нет, – ответил он одновременно с Кэролайн.

– Но я подозреваю, – сказал Гейбриел, притворяясь рассерженным, – что миссис Брайант – опытный шулер.

Миссис Брайант расправила плечи.

– Вы можете это доказать?

Гейбриел усмехнулся:

– Не исключено. Я буду внимательней следить за вами в следующий раз – знаете, все эти крапленые карты и тайные знаки… Дайте-ка подумать. Вы действительно кашлянули несколько раз, и мы ни разу не проверяли колоду на предмет крапа.

Вид у нее был довольный.

– Вы собираетесь вызвать меня на дуэль чести, если меня поймают?

– Какое будет оружие?

– Стихи из Библии, – сказала она с задорной улыбкой.

– В таком случае полагаю, – беспомощно рассмеялся он, – что меня обвели вокруг пальца, выманив пожертвования в пользу прихода.

– Не думайте о пожертвованиях, – успокоила его миссис Брайант. – Будет достаточно, если мы снова встретимся за столом, чтобы дать вам возможность исправить свою ошибку.

Гейбриел ничуть не сомневался, что она говорит о картах, а не об искуплении грехов. Проблема же заключалась в том – в чем он с трудом признался себе, – что общество Элетеи способно заглушить в нем страсть к игре, но явно не ослабляло в нем другие порывы.

Потому что, наконец покинув ее общество, он понял, что среди всех удовольствий в прошлом и настоящем, из всех выигранных им пари ничто не может сравниться с радостью быть приглашенным в ее общество и купаться в ее смехе.

Элетея пробежала через выгон по мокрой траве и смотрела, как Гейбриел удаляется легким галопом в туман. Какое прекрасное зрелище! Весь вечер после любовной интерлюдии в спальне он держался джентльменом, любезным с ее друзьями. Но при этом она понимала, что не все благородные люди остаются благородными в темноте. И Гейбриел скорее всего решил, что ее сопротивление слишком старомодно по сравнению с поведением тех леди, которых он знает в Лондоне.

Все понимали, кто он, но все же он понравился всем в Хелбурне, и все хотели, чтобы слухи о нем оказались ложными. И больше всех этого хотелось Элетее.

Он напомнил ей, что она все еще с удовольствием слушает незлобивый смех, что хотя Джереми и взял ее силой, проявив невероятную жестокость, она может оправиться.

Гейбриел доказал, что она все еще способна не только испытывать желание, но также страдать от всех, связанных с этим, неосторожных надежд. Учитывая его лондонскую репутацию первоклассного любовника, она понимала, что он точно знает, как пробудить скрытые страсти.

Но чтобы он мог влюбить ее в себя, хотя ей хорошо известно, что он собой представляет, – ну нет, она не поддастся.

Она не желает пасть ради еще одного истинно любящего принца, после того как предыдущий превратился в короля жаб прямо на ее глазах. Это было ее первым жестоким разочарованием.

Нет. Это не совсем так. Она знала Гейбриела до того, как ее познакомили с Джереми на местных крестинах. И будет справедливо даровать Гейбриелу сомнительное отличие быть первым мальчиком, который принес ей жестокое разочарование. Потому что он глубоко ранил ее чувства, когда она рискнула вызвать гнев у своих родителей, чтобы помочь ему, стоявшему у позорного столба.

Никто прежде не отказывался от ее добрых жестов, и к тому же столь грубо. Ее всегда хвалили за способность сочувствовать другому. Но то была гордыня – полагать, что сочувственных слов молодой девушки будет достаточно, чтобы исправить такого юношу, как Гейбриел.

И вероятно, будет еще большей гордыней полагать, что женщина может сбить его с того пути, который он выбрал.