Глава 10
Улыбнись… и люди начнут гадать, что ты замышляешь.
Фиби Трегер
Двумя днями позже Джекс находился в своем домашнем офисе — корпел над бумагами. Он составил смету для Лаки-Харбор-Резорта и выслал ее Мэдди. Справился он и с муниципальными делами, но второй срок в кресле мэра Лаки-Харбора оказался сравнительно легким, и эти обязанности не отнимали много времени. Сейчас Джекс подписывал счета, которые приходящая служащая Джин протягивала ему один за другим.
— Счет за электричество, — произнесла она, стоя над ним, как мать-наседка, хоть они и были одного возраста. На голове у Джин был ободок с оленьими рожками и бубенчиками на них, которые весело позвякивали в такт каждой ее реплике, произнесенной командным тоном. — Счет за газ, — провозгласила она под звон колокольчиков. — Счет за визу. И наконец, счет за мои услуги. Спасибо за прибавку.
Джекс бросил на Джин взгляд, и та рассмеялась.
— Шучу. Ты и так платишь мне слишком много. А вот еще счет за товары, которые ты послал Паттерсонам. Так мило с твоей стороны. У них ведь все сгорело в том пожаре. Ну и… кто эта женщина?
Джекс вернул Джин счета.
— Какая женщина?
— Та, с которой ты целовался на пирсе прошлой ночью.
Джекс приподнял бровь, и Джин рассмеялась:
— Ну же, колись. И не надо удивляться моей осведомленности.
— Можешь считать меня наивным, но я все же удивлен.
Она покачала головой, всем своим видом говоря «Бедный глупыш». Джин частенько смотрела на него таким взглядом, и Джексу пришлось смириться, ибо его помощница вела дела так спокойно и уверенно, что это здорово облегчило его жизнь. Сам он ненавидел офисную рутину.
Джин просмотрела счета и разложила их в определенном, ей одном понятном порядке.
— Джеф сказал своей сестре, она сказала Кэрри в магазине, а я просто столкнулась сегодня со своей сестрой, когда закупала тебе провизию. Кстати, ты опустился до того, что питаешься яблоками и остатками пиццы. А в пластиковом контейнере я нашла нечто, что напоминает результат лабораторного эксперимента и уже, кстати, проросло. Я взяла на себя смелость выбросить эту гадость. Ну разве можно так жить?
— Это называется еда навынос. Так чем ты заполнила мой холодильник?
— Фруктами, сыром, пивом и пиццей.
— Обожаю тебя.
Джин захохотала.
— Если бы это было так, ты бы рассказал мне об этой женщине.
Джекс улыбнулся, но не проронил ни слова. В основном потому, что это бесило Джин. К тому же ему в принципе не хотелось обсуждать Мэдди с кем бы то ни было, хоть он и думает о ней уже два дня — и вовсе не как о клиенте. Он думал о типе, который ее ударил. Думал, что, несмотря на эту рану, она кажется такой честной и безыскусной — в отличие от женщин из его прошлого. Она явно чего-то боялась, но делала все возможное и невозможное, чтобы двигаться вперед. И это его восхищало.
Он много — действительно много — думал о том, как она выглядела после поцелуя. Сбитой с толку, озадаченной, приятно взволнованной. И ей это шло. Она точно так же выглядела, когда открыла ему дверь, сонная, с похмелья, в тонюсенькой футболке — той самой, что призывала весь честной народ укусить ее.
Вот черт, хотел бы он это сделать!
— Говорят, — сказала Джин, сунув ему под нос еще один счет, — что это средняя дочь Фиби. Сегодня она заходила в строительный магазин, и Андерсон пробивал ее покупки. Он сказал, что она хорошенькая и очень милая. И даже несмотря на то что перевернула пяти-галлоновые банки с краской, выставленные на витрине, она ужасно ему понравилась. А, ну и вдобавок у нее красивая грудь — вот он и пригласил ее на свидание.
Рука Джекса застыла на месте.
— Что-что?
— Эй, я-то сама грудь не видела. Что слышала, то и говорю. — Улыбка Джин искрилась лукавством и озорством. — Держу пари, тебе не терпится узнать, согласилась ли она.
— Я не увлекаюсь сплетнями. Я же не девчонка.
— Тебе ужасно любопытно.
— Вовсе нет.
— А вот и да.
— Нет, я… — Дьявол. Джекс потер переносицу. Ну конечно, Джин права. Он сгорает от любопытства. — А ведь раньше ты была такой милой и скромной.
— Это было в те далекие времена, когда на меня еще действовал твой до отвращения серьезный вид. — Удовлетворенная его реакцией, Джин прищурилась.
— Так и быть, расскажу. Но сперва ты должен признаться, как вы познакомились. И как ты умудрился поцеловать дочь Фиби в ее первый же вечер в городе? И собираешься ли ты драться с Андерсоном за право на ее грудь.
— Джин, — предостерегающе произнес он.
— Можешь строить из себя крутого чувака сколько угодно. Я не твоя жена. И мне не надо лезть из кожи вон, чтобы ты по ночам держал мои ножки — и прочие части тела — в тепле. — С этими словами Джин собрала все подписанные счета и, покачивая бедрами, пошла к двери, напевая под нос рождественскую песенку. — Ты знаешь, где меня найти, — кинула она напоследок. — За письменным столом, где я работаю не покладая рук. А еще я сейчас украшаю твой дом к Рождеству, так что трепещи! Причем всерьез. В любое время, когда захочешь дать ответ на мои вопросы, я буду счастлива ответить взаимностью.
Безобразие. Помотав головой, он занялся новым делом — чертежом для нового клиента из Портленда, который хотел входную дверь ручной работы с орнаментальным слоем из вишневого дерева и витражным стеклом. Эта работа займет несколько недель. Просто идеальное занятие, когда устанавливается плохая погода, а она обычно держится еще месяц после Рождества. Ему как раз нужна была такая работенка — не ради денег, их в избытке, а для того, чтобы быть при деле и занять свои мысли.
Хотя в настоящий момент он мог думать только об Андерсоне, который пригласил Мэдди на свидание.
Джекс слышал, как за стенкой Джин разговаривала со своим компьютером. Они учились в одной школе и даже недолго встречались — если только можно назвать встречами то, что они делали, — взбирались на утесы и целовались. А когда он поступил в колледж и уехал, она вышла замуж за нападающего из школьной футбольной команды и родила ему троих детей. Она все еще пребывала в счастливом браке, но отчаянно скучала. Так что когда Джекс пять лет назад вернулся в город, Джин в один прекрасный день объявилась у него на пороге и заявила, что она его новый идеальный офис-менеджер на полставки. Идеальный, потому что она не претендовала ни на место в его постели, ни на его деньги.
Что было неправдой. Она снова и снова играла на струнах его души и сердца, пытаясь спасти его, с тех самых пор как вытребовала себе место. Впрочем, не сказать, что у него остались душа и сердце после того, как он надорвал и то и другое, работая в юридической компании.
Джекс уговорил себя принять этот стиль жизни: большая зарплата, отдельный кабинет с большими окнами, фешенебельная квартира, «престижная» невеста. И он пользовался этими преимуществами, множеством преимуществ.
Фирма, на которую он работал, считалась лучшей из лучших в своем деле — нигде больше не умели так искусно выгораживать людей, совершивших должностные преступления. Это была мультимиллиардная индустрия, и Джекс неплохо справлялся со своими обязанностями. Неплохо искажал факты, неплохо давал неправильное напутствие заседателям, спасал своих клиентов, ступивших на кривую дорожку, даже если за их преступление приходилось расплачиваться невиновным.
Недовольство происходящим росло медленно, но верно. И достигло своего апогея, когда жена одного из клиентов заплатила слишком высокую цену. Покончила с собой.
Ее муж был кругом виновен, и Джекс это знал. Черт, да все об этом знали. И все же Джексу удалось убедить судей, что не он растратил деньги жены и ее семьи — семьи, связанной с мафией, так что особого сочувствия к нему никто не испытывал.
Кроме жены. Она выросла заложницей и замуж вышла как заложница. И никогда не знала другой жизни. Расстроенный Джекс прекрасно понимал, что когда все закончится, ее имущество будет конфисковано и она останется без средств к существованию и в полном одиночестве. Не в состоянии жить с этим грузом на сердце, он нарушил условие о неразглашении информации, полученной от клиента, и предупредил ее. Но вместо того чтобы прислушаться к его совету и отбыть в неизвестном направлении, она наложила на себя руки.
Сознавая свою вину в ее самоубийстве, не говоря уж о нарушении адвокатской этики, Джекс уволился. Вскоре невеста его бросила. Игра окончена. Он уехал из Сиэтла без оглядки. Один, беспокойный, даже злой, он каким-то образом снова очутился в Лаки-Харборе, где когда-то был счастлив.
Это было пять лет назад. Сойер тоже вернулся в город и после буйной, непутевой юности вдруг стал шерифом, кто бы мог подумать. Форд тоже слонялся поблизости в промежутках между своими морскими вылазками, среди которых случались и парусные гонки мирового уровня. Эту троицу притянуло друг к другу снова — будто они никогда и не расставались.
В первый год по возвращении Джекс жил на пристани, на одной из яхт Форда. Понемногу практиковал как юрист там и сям, исключительно для друзей, искренне ненавидя это. Так что вскоре он вернулся к истокам — в его случае это были строительные и ремонтные работы, плотницкое дело. И пока он приходил в себя после Сиэтла, он спроектировал и построил дом своей мечты и сделал все возможное, чтобы вернуть долг обществу, которое приняло его назад, под свое крыло, без всяких вопросов, и в том числе неожиданно выбрало мэром города на два срока подряд.
Ему пришлось вынырнуть из своих воспоминаний, когда в кабинете возник отец собственной персоной. Джекса моментально взбесили его надменная поступь и до нелепости дорогой костюм. Они теперь редко встречались, в основном потому, что отец рвал и метал из-за того, что Джекс, как он считал, потерпел страшное поражение в Сиэтле.
— Есть дельце для тебя. — Отец бросил на стол папку.
Что ж, ничего удивительного. Папаша частенько чувствовал необходимость манипулировать чувствами своего сына. Что было забавно, учитывая, что он сам когда-то учил своего отпрыска никогда не смешивать дела и эмоции. Черт подери, в их маленьком семействе, состоявшем всего из двух человек, эмоции вообще отсутствовали.
— Ты не разговаривал со мной с тех пор, как я отказался заняться делом того очаровашки из рейтинга «Форчун-500», обвиняемого в сексуальном домогательстве. Это было три месяца назад. А сейчас ты приходишь сюда как к себе домой и швыряешь еще одно дело, которое мне не нужно. Я занят, пап. Мы с Джин занимаемся счетами…
— Он велел мне идти домой. — Джин уже стояла на пороге. — Я все равно на сегодня уже все закончила, — сказала она, виновато мотнув головой в сторону его отца и всем своим видом намекая, что им следует хотя бы попытаться поговорить.
Черта с два!
Джекс редко терял самообладание. Да, иногда это требовало немалых усилий, особенно в последние дни, но отец, как никто другой, умел его взбесить.
— Да, вижу, ты по-прежнему стараешься не лезть в чужие дела.
— Ничего, переживешь. Это очень простое, даже можно сказать — элементарное дело.
В мире Джексона Каллена все было элементарным — при условии, что он поступает по-своему.
— Раз оно такое простое, возьмись за него сам.
— Нет, они хотят кого-нибудь помоложе, поэнергичнее.
— Я энергичен, да. И я очень энергично ушел из этого бизнеса, — напомнил Джекс. — Ты сейчас можешь сделать то же самое. — Он указал на дверь.
— Господи, Джекс, пять лет прошло с тех пор, как ты бросил свою работу и дал уйти невесте. Пора перестать жалеть себя и снова оказаться в седле.
Джекс швырнул папку через весь стол и встал.
— Уходи.
— Ты меня не слушаешь. Элизабет Уэстон тридцать. Она очень состоятельна, красива, и ее отец — будущий губернатор штата.
— Меня-то это каким боком касается?
— Она хочет семью, и ты ей подходишь.
Джекс рассмеялся:
— Так ты теперь еще и сводничеством занимаешься? Не могу сказать, что меня это удивляет.
— Ты же все равно никого не присмотрел.
Он хотел бы ответить «да, черт подери», но факты — упрямая вещь. Он понимал, что бывший Мэдди — юрист и вдобавок настоящий засранец. Узнай она, что и он в прошлом юрист, — сбежит, сверкая пятками. Даже если чудом удастся убедить ее, что он изменился, маловероятно, что она сможет понять его морально и эмоционально несостоятельную историю. Да он на это и не рассчитывал.
Черт, даже то, что он мужчина, играет против него. Она, видите ли, не в состоянии сейчас доверять носителям Y-хромосомы.
— Такая супруга, как Элизабет, будет незаменима, когда ты унаследуешь мою практику, — продолжил отец.
— Я же говорю тебе, я не собираюсь этого делать.
— Ты Каллен. Ты мой единственный сын. Тебе придется. Я тридцать пять лет строил это дело для тебя.
— Да для себя, а не для меня, — поправил Джекс. — Брось, пап, старая песня. Ты стращаешь меня, а я отказываюсь бояться. Найди компаньона, и покончим с этим.
— Ослиное упрямство. — Вздернув подбородок, Каллен-старший взял со стола папку и с надменным видом направился к выходу. — Никто меня еще так не разочаровывал.
Вечно одно и то же.
— Только попробуй выгнать Джин или снова вмешаться в мою работу — я тебя больше на порог не пущу.
Когда входная дверь захлопнулась, Джекс схватил со стола пресс-папье и запустил им в стену, где оно и разлетелось на мелкие кусочки. Вот. Немного полегчало. Впрочем, кажется, у них с отцом все же есть что-то общее, в конце концов, иногда Джекс тоже разочаровывал сам себя.
Он все еще боролся с гневом, когда в кабинет вошел Форд и сбросил ноги Джекса с его же стола.
— Подъем! Океан спокоен. Ветер порывистый. И мы выходим в плавание.
— Я не в настроении.
— Мне нужен старпом, а не сексуальный партнер. Кроме того, тебе не помешает легкая релаксация.
Джекс скользнул взглядом по лицу приятеля.
— Релаксация? Слишком длинное и сложное слово для тебя…
— Да ну? В баре затишье, я читаю на досуге.
— Это слово явно не с форума «Пентхауза».
— Да ну тебя, я совсем другое читаю. — Форд сделал паузу. — Иногда. А сейчас вставай. У Джин завтра выходной и у тебя тоже.
Джекс посмотрел на единственного человека, который был полностью в курсе той омерзительной истории и, кажется, не винил его за проявленную тупость. — Откуда ты знаешь про выходной Джин?
Форд не ответил.
— Черт, — пробормотал Джекс. — Это она тебе и рассказала.
— Ну, отчасти, — допустил Форд. — Она хотела, чтобы я тебя обнял.
— Отвали.
— Так и знал, что ты так скажешь. Еще я знал, что тебе захочется развеяться.
Вот так в конце концов Джекс и оказался на борту яхты Форда. Сезон для спокойной прогулки был не совсем подходящий. Вернее, совсем не подходящий. Большинство энтузиастов парусного спорта давным-давно загнали свои суда на зиму в ангары. Но Форд есть Форд, он никогда не позволяет мелочам вроде зимы подрезать ему крылья.
Они были вознаграждены неожиданно холодным и сильным ветром, который не давал лишний раз раскрыть рот и задавать какие бы то ни было вопросы. Поднялись нешуточные, почти восьмифутовые волны, превратившие их легкую увеселительную прогулку в чертовски сложную и утомительную борьбу за выживание.
— О Боже, — выдохнул Форд, когда они наконец вернулись на пристань. Он неуклюже прислонился к корпусу яхты, откинул голову назад.
— Я трижды чуть не утонул в Вест-Индии. Но по сравнению с этим то были цветочки. О чем ты только думал, когда позволил мне вытащить тебя на морскую прогулку?
У Джекса не было сил надрать Форду задницу, поэтому он просто привалился к стене рядом с приятелем в такой же позе. От усталости и перегрузки мелкой дрожью дрожала каждая мышца, кружилась голова.
— Я просто забыл, какой ты паникер.
Форд рассмеялся:
— Если бы я мог двигаться, я бы засунул эти слова обратно в твою глотку.
— Ты и полк солдат?
— Пошел ты, — дружелюбно отозвался Форд. — А когда ты собирался рассказать мне о Мэдди? Я слышал о некоем, вероятно, очень жарком поцелуе на пирсе от Джин, которой сказала об этом…
— Я знаю последовательность, спасибо. — И под тихий смех Форда Джекс прислонился затылком к корпусу судна и закрыл глаза. Он гадал, что она может делать в этот момент — наверное, занимается отелем. Он знал, что все, включая его самого, находили Фиби забавной и беззаботной, но встретив сейчас ее дочерей, Джекс почувствовал, что сердится на Фиби за то, что она их бросила.
Мэдди заслуживает лучшей доли. Все они заслуживают.
— Ты в курсе, что Андерсон пригласил Мэдди на свидание? — поинтересовался Форд.
— Еще бы!
— Черт, братишка, плавание вроде бы должно было тебя успокоить.
А Джекс и успокоился. Он был беззаботен и вальяжен. Ему понадобилось пять долгих лет, чтобы этого достичь. Он больше не позволял обстоятельствам давить на себя, пока он не свалится под их гнетом. Он больше не хранит тайны за деньги — ни свои, ни чужие. Тайны, которые, бывало, прожигали дыры в его кишках.
Так почему же он не сказал Мэдди, что был юристом?
Да потому, что он тупица и тормоз.
И трус в придачу.
«И потому что знаю, что она перестанет смотреть на меня как на супергероя…»
Вот, в яблочко.
Мэдди и ее сестры все время проводили в отеле и на пристани — каждая по своим причинам. Хлоя от нечего делать. Тара старалась не упустить из виду ни одной вещи, которая сгодилась бы для перепродажи. А вот Мэдди двигали сентиментальные порывы. Ну и еще она пыталась понять, как лучше управлять отелем. Она, правда, надеялась, что к этому моменту успеет внести все данные в компьютер, но большую часть времени потратила просто на то, чтобы разобраться, с чем именно придется иметь дело.
На второй день она отправилась в город с целым списком дел. Увидев Люсиль у картинной галереи, она подошла к зданию. Люсиль пришла от встречи в восторг и, на радостях обняв Мэдди, сказала:
— Я слышала, ты целовалась на пирсе с Джексом.
— Ты выбрала лучшего из лучших, детка. Знаешь, он дал мне денег, чтобы моя внучка могла остаться в колледже. Не позволяй мотоциклу, татуировкам и его замкнутости сбить тебя с толку — он милый и заботливый парень.
Хм, ей он не показался замкнутым. Большим, плохим, опасным — может быть. Чертовски сексуальным, разумеется. И… Постойте. Татуировки? У него есть татуировки? От одной мысли о наколках на теле Джекса стало жарко.
— Давай, заходи, — пригласила Люсиль. — Я только развесила рождественские украшения. И у меня есть чай. И бренди.
Интересно, это что-нибудь говорит о ее характере, раз подобные приглашения кажутся ей заманчивыми?
— Я спешу, мне надо кое-что сделать для Тары, но все равно спасибо.
— Опять в строительный магазин? — Люсиль навострила уши. — Слышала, Андерсон пригласил тебя на свидание.
Вчера Мэдди отправилась купить кое-какой инвентарь. На парне за прилавком был колпак Санты, и он оказался таким милым и исключительно забавным, но она ограничилась инструментами, а от свидания мягко отказалась. Она ведь покончила с мужчинами.
Ну или хотя бы пытается это сделать.
— А что, тут все про всех все знают?
— Ну, мы, к примеру, не знаем, с кем из двоих парней ты собираешься встречаться, с Андерсоном или Джексом. Но если ты мне скажешь, я буду невероятно популярна сегодня вечером на игре в бинго, — с надеждой сказала Люсиль.
Следующую остановку Мэдди сделала на пирсе — ей ужасно нужен был еще один коктейль.
— Ланс, верно? Простой шоколадный на этот раз.
Продавец улыбнулся и кивнул. Парнишке было чуть за двадцать, и он был совсем худенький. А еще он очень странно говорил — как будто его рот был набит камнями.
Ланс рассказал, что у него муковисцидоз. Его семья осталась в Портленде, а он живет в Лаки-Харборе с братом и очень гордится своей самостоятельностью, несмотря на болезнь, которая медленно разрушает его юное тело.
Узнав его историю, Мэдди пришла к выводу, что ей совсем-совсем не за что обижаться на судьбу.
Возвращаясь к машине, она взглянула на неясные очертания чертова колеса вдали. Интересно, мама когда-нибудь каталась на нем? Судя по тому, что она прочитала на карточках с «рецептами», мать спешила жить и была немного безрассудна.
Хлоя вся в мать.
Тара тщательно скрывает свое безрассудство, но она много путешествует, у нее большой жизненный опыт.
А у нее самой… не такой большой. Да, она живет в Лос-Анджелесе, но только благодаря отцу, который забрал ее туда. Все ее приключения на съемочной площадке произошли благодаря отцу, а не потому, что она так уж хотела заниматься этим делом.
Она просто приняла все как должное. И так во всем — либо ей что-то сваливается на голову, либо она позволяет во что-то себя втянуть.
Так произошло и с отелем.
Нет, решила Мэдди. С отелем все будет иначе. Это будет ее собственное приключение.
Кивнув, она продолжила идти, слушая, как о пирс с шумом бьются волны. Деревянные доски у нее под ногами были с зазорами, и при свете дня это зрелище вызвало у нее головокружение и дикий страх, что она может упасть в воду.
— Главное не смотреть под ноги, когда идешь.
Мэдди повернулась на голос и увидела женщину, прибивающую к столбу объявление. Она была примерно ее возраста, миниатюрная, хорошенькая, с темными волнистыми волосами, струящимися по спине. На ней были облегающие брюки в тонкую полоску и пиджак, отлично сидящий на подтянутой фигурке, — такой стильный, элегантный и слишком уж деловой.
— Если смотреть на горизонт, — продолжила незнакомка, — то мысль о том, что вот-вот упадешь, исчезает. — Вполне уверенно управляясь с молотком, несмотря на свой офисный вид, она вбила в столб последний гвоздь. Прибитое объявление гласило:
Ежегодный креветочный пир в Лаки-Харборе.
В эту субботу, в 18.00.
Самый большой и самый лучший в штате: ужин, танцы и поцелуй мэра — не пропустите!
— Вы здесь человек новый. — Улыбаясь, женщина протянула руку. — Я Сэнди. Секретарь и администратор муниципалитета. Еще я заведую библиотекой. — Она снова улыбнулась: — Знаете, а вы похожи на свою маму.
— Вы ее знали?
— Ее все знали. Обязательно приводите на пир своих сестер. Прямо сюда. — Порывшись в сумке, стоявшей у ее ног, она вытянула стопку бумажек, похожих на лотерейные билеты, и протянула несколько Мэдди.
— Это вам на всех. Подарок. Добро пожаловать в город.
— А для чего это?
— Впишете сюда свой прогноз — каков будет улов креветок во время парада рыболовных судов. Победитель сможет поцеловать Джекса, когда он сойдет с гидроцикла, возглавляющего парад.
Мэдди моргнула.
— Джекса? Джекса Каллена?
— Он единственный Джекс в Лаки-Харборе. Единственный и неповторимый.
— А почему победитель должен его целовать?
— За исключением того, что он чудесный человек? — Сэнди ухмыльнулась. — Потому что всегда кому-то выпадает шанс поцеловать мэра. Мы любим поиздеваться над нашим. Особенно если он популярен, как Джекс. А до Джекса была я. Целых три срока. И однажды мне повезло — счастливчиком, угадавшим точное число креветок, оказался член правления — настоящий лакомый кусочек. Впрочем, я все равно никак не могла его поцеловать. Остальные два раза мне пришлось целовать сущих жаб.
— Но как он может быть мэром? — Мэдди покачала головой. — Джекс ведь плотник. Реставратор.
— У него много талантов, — сказал Сэнди с затаенной улыбкой, и Мэдди испытала приступ ужаса.
О Боже…
— Он ваш парень? — Она целовала чужого парня!
— Нет, — вздохнула Сэнди. — К моему большому сожалению. И не потому, что я не пыталась. Мы с Джексом просто друзья. — Она бросила молоток в сумку и улыбнулась. — Увидимся на пиру. А вы собираетесь раздавать сертификаты отеля? Фиби в прошлом году раздавала, и они пользовались большим успехом.
— Правда? — Неужели это правда? Это же развалины.
Сэнди улыбнулась:
— Ну, возможно, никто ими не воспользовался, но дело в том, что вполне могли бы. Ваша мама была удивительной женщиной, но совсем не созданной для бизнеса. Наверное, она не много рассказывала вам об отеле.
Да уж, не рассказывала. Фиби вообще о многом умолчала.
— Я поговорю с сестрами насчет этого, но отель точно не откроется до… — Ну, может, он вообще никогда не откроется, но поскольку она покончила с негативным образом мыслей, Мэдди ответила так: — Надеюсь, он откроется сразу после Нового года.
Сэнди кивнула:
— Не терпится увидеть, каким он станет. Весь город только об этом и говорит.
— Откуда все знают, чем именно мы занимаемся?
— Вы попросили Джекса сделать смету. Джин обедала со своей лучшей подругой Трейси, которая все рассказала Карле, моей золовке, а та — репортер местной газеты. Лаки-Харбор гордится тем, что всегда в курсе новостей. А вы трое — большая новость.
Мэдди попыталась переварить мысль, что она — новость. Мэдди Мур, ассистент ассистента, — грандиозное известие.
— Не такие уж мы интересные.
— Шутите? Сразу три новые женщины в городе, управляющие отелем? Это новость месяца. Ну, может, не столь грандиозная, как приближающийся креветочный пир или наблюдение затем, как Джекс пытается отмазаться от участия в параде, но достаточно громкая. — Сэнди улыбнулась. — Ладно, пойду развешу оставшиеся объявления. До встречи!
— До встречи, — тихо ответила Мэдди, потягивая коктейль. Ей хотелось обдумать все, о чем рассказала Сэнди. Придется привыкнуть к системе распространения слухов в Лаки-Харборе. А также к тому, что местные жители счастливы, что она приехала в их город и занялась отелем. Но в мозгу вертелась только одна мысль.
О Джексе — мэре!
