Глава 22

Склонив голову на плечо Коннора, Памела смотрела, как первые бледно-лиловые рассветные лучи пробивали тьму на востоке. Коннор сидел, прислонившись спиной к колонне беседки. Между его ногами, прижавшись к нему спиной, уютно устроилась Памела. Вместе с утренним туманом пришла и влажная прохлада, но ей было тепло в объятиях Коннора.

Она понимала, что им нужно проскользнуть в дом до того, как слуги успеют заметить их, но ей так не хотелось, чтобы эта ночь кончалась!

Прошло еще несколько восхитительных мгновений. Легкие облака таяли в предрассветной мгле, меняя окраску с бледно-лиловой на персиковую. Она услышала, как Коннор негромко насвистывает какую-то мелодию. Улыбка коснулась ее губ.

— Я помню эту мелодию. Ты ее насвистывал во время нашего путешествия к замку Макфарланов. Кажется, эта песня называется «Девушка и разбойник»? Помню, я тогда говорила, что она должна кончаться трагически, поскольку шотландцы любят трагическую романтику, а ты сказал, что разбойник соблазнил девушку, уложил ее в свою постель и неожиданно обнаружил в ней страстную любовницу, которая никак не могла насытиться им.

— Это было в другой жизни, — пробормотал Коннор, обнимая ее сзади обеими руками за талию. — Если хочешь знать, я не спел тогда последнего куплета. В нем разбойник выстрелил ей в сердце, потому что считал, что она ему изменила, а потом, когда выяснилось, что парень, которого целовала его девушка, был ее братом, сдался властям и умолял послать его на каторгу.

— Так я и знала! — захлопала в ладоши Памела, поворачиваясь и укоризненно глядя на него. — Существует ли хоть одна шотландская баллада без трагического конца?

Он нежным движением руки убрал с ее лица прядь непослушных волос и тихо сказал:

— Может быть, нам с тобой удастся написать такую балладу.

— Тебе повезло, что я не застрелила тебя, когда увидела, как ты пожирал глазами свою сестру.

Глаза Коннора тут же погасли.

— Тебе хоть не пришлось тревожиться из-за того, что она пожирала меня глазами.

Памела вздохнула:

— Нельзя винить ее в том, что она тебя не узнала. Ведь ты уже не тот отчаянный пятнадцатилетний парнишка, каким был, когда вы расстались. К тому же вряд ли она могла предположить, что может встретить своего давно потерянного брата в образе маркиза на званом вечере в Лондоне. — Она коснулась его небритого подбородка. — Ты видел ее вчера вечером. Ты поступил совершенно правильно, отослав ее в свое время в Лондон на попечение дяди. Благодаря тебе она благополучно выросла и превратилась в прелестную молодую женщину и теперь замужем за прекрасным, любящим ее человеком.

— Он англичанин! — презрительно фыркнул Коннор. — Похоже, общая постель с врагом имеет свои выгоды. Они были в Лондоне проездом. Сейчас они живут в нашем родовом поместье, в замке Кинкейдов, и разводят овец. У них двое детей. Большинство членов клана, когда-то живших со мной в лесу, теперь трудятся в поместье моей сестры. — Он покачал головой. — Почти десять лет я пытался вернуть земли, отобранные англичанами, а ей удалось сделать это без единого выстрела.

— Откуда тебе все это известно? — удивилась Памела, заметив, как Коннор стал краснеть.

— Я говорил тебе, что она больше не видела меня с той самой страшной ночи. Но это не значит, что я не видел ее.

— Так, значит, вы, мистер Коннор Кинкейд, шпионили за ней?

— Только один раз, — нехотя признался он. — Два года назад. Когда я узнал, что она вышла замуж за англичанина, я отправился в замок Кинкейдов, чтобы убить его.

— Знаешь ли, — осторожно сказала Памела, — молодоженам принято дарить подарки, а не убивать их.

Он бросил на нее мрачный взгляд.

— Я стоял в темноте и смотрел на них через освещенное окно столовой. Я хотел возненавидеть этого ублюдка. Но разве можно злиться на человека, который смотрит на твою сестру с таким обожанием, словно она бесценное сокровище? Так что пришлось мне сесть на коня и убраться восвояси.

— А ты не пробовал постучаться в дверь?

— И что бы я им сказал? Здравствуй, котенок! Я твой старший брат. Мои руки в крови, за мою голову назначена награда, и если ты приютишь меня, сюда явятся красномундирники и уничтожат всех и все, что ты любишь, как это уже было с нашими родителями.

— И ты снова отпустил ее, — тихо сказала Памела и, неожиданно просияв, добавила: — Но ведь еще не поздно! Ты можешь поехать к ней сейчас, пока они с мужем не вернулись в Шотландию.

— И что я ей скажу? Что живу под чужим именем? Что закончу жизнь на виселице, хоть и за другое преступление?

Неожиданно Памела почувствовала, как предрассветная прохлада проникает сквозь теплые объятия Коннора прямо в ее сердце.

— Пока герцог верит, что ты его сын, этого не случится. У тебя будет все, что я тебе обещала, — богатство, уважение…

— И множество женщин, — закончил он за нее.

— Это часть нашей сделки, — кивнула Памела, — и я собираюсь сдержать свое обещание.

Коннор отвел от ее лица пряди шелковистых волос и увидел напряженные скулы и проступивший на них румянец.

— А что, если мне нужна только одна женщина?

— Что ж, тебе решать. Как только я уеду, герцог подберет тебе более подходящую невесту. Судя по тому, с каким интересом смотрели на тебя женщины, недостатка в подходящих кандидатурах не будет.

Мысль о том, что Коннор хочет уделить все свое внимание будущей жене, почему-то причиняла ей больше боли, чем потенциальное наличие множества любовниц.

— Как тебе кажется, кто бы мог стать подходящей невестой для разбойника под маской сына герцога? Думаю, незаконнорожденная дочь актрисы, умеющая вдохновенно лгать, — как раз то, что нужно.

Памела вскинула голову, недоверчиво глядя на Коннора.

— Когда этот разбойник впадет в тягостные раздумья, а с шотландцами это случается довольно часто, она сможет быстро привести его в чувство своим острым языком. А когда он выйдет из себя и начнет бушевать, словно раненый медведь, она не растеряется и даст ему достойный отпор. — Коннор ласково провел ладонью по ее щеке и нежно улыбнулся. — Я хочу сказать, что не могу себе представить более подходящую супругу для такого человека. Она вспыльчивая коварная плутовка, у которой больше отваги, чем здравого смысла, да еще и есть склонность к хищению чужого имущества.

Его улыбка постепенно погасла, и Памела зачарованно смотрела в его затуманенные глаза.

— Останься со мной, Памела. Раздели со мной жизнь в этой золотой клетке. Будь моей маркизой, а потом, когда-нибудь, герцогиней, — глухо сказал он и, помолчав, добавил: — Будь моей женой.

Она прерывисто вздохнула, и лицо Коннора поплыло… Глаза наполнились слезами. В это мгновение она понимала, что должна была чувствовать ее мать, когда публика аплодировала ей стоя.

— Полагаю, у меня не остается выбора, — поджав губы, сказала Памела, стараясь скрыть нахлынувшие чувства. — В конце концов, ты скомпрометировал меня, опозорил…

— И не один раз, — согласился он без тени раскаяния в голосе и на лице.

— Вряд ли другой мужчина согласится взять в жены девушку, которую уже лапал грязный вороватый горец.

— Не только лапал, но и… — многозначительно прошептал он, одной рукой обнимая ее за шею и притягивая к себе, чтобы поцеловать, в то время как его другая рука дерзко скользнула под юбку… Когда они оторвались, наконец, друг от друга, оба тяжело дышали. — Ты уверена, что хочешь безрассудно потратить все герцогское вознаграждение на приданое?

Памела ловким движением закинула ногу на его бедро, оседлав не только его колени, но и вновь затвердевший пенис, выпиравший под брюками.

— Почему безрассудно? Я собираюсь заставить тебя отработать каждый фартинг…

Ее нетерпеливые руки высвободили его копье, и оно тут же уперлось во влажные лепестки ее розы.

— О, я был прав, — простонал Коннор, — когда говорил, что общая постель с врагом имеет свои преимущества…

Приподнявшись на коленях, Памела медленно опустилась, с наслаждением чувствуя, как горячее твердое естество Коннора дюйм за дюймом входит в нее все глубже и глубже, до краев наполняя все ее существо радостью любовного соития.

— Почему бы нам, не обсудить эти преимущества? — со стоном выдохнула она, и он с готовностью откликнулся на это недвусмысленное предложение.

Хотя солнце уже показалось над горизонтом, и в конюшне и кухне стали появляться первые слуги, Памеле удалось все же проскользнуть в дом по черной лестнице, оставшись незамеченной. Лишь один раз, на площадке второго этажа, она чуть не столкнулась нос к носу с толстой кухаркой, грузно спускавшейся с лестницы. В последнюю секунду Памела юркнула в чуланчик, где хранились ведра и швабры. Когда толстуха проходила мимо нее, ей послышалось, что она весело напевает какую-то песенку. Это была та самая непристойная шотландская песня, которую недавно выучил Броуди!

Осторожно выбравшись из чулана и стряхивая с волос паутину, Памела отправилась дальше. На ее губах блуждала улыбка. Оказавшись, наконец, в своей комнате, она плотно притворила за собой дверь и облегченно вздохнула. Но уже в следующую секунду ей снова пришлось задержать дыхание. В смежной комнате у окна сидела, поджав под себя ноги, Софи. Ее глаза как-то по-особенному блестели. Обычно Памела замечала такой блеск в глазах сестры, когда та смотрела на шоколадные конфеты или красивую ленту для волос, которую ей непременно хотелось иметь.

Зная, что сестра редко встает раньше десяти, Памела почувствовала недоброе.

— Что это ты так рано поднялась? — спросила она Софи.

— А что это ты так поздно пришла? — парировала та.

Памела открыла, было, рот, чтобы соврать что-нибудь насчет пьяного кучера или сломавшейся оси у кареты, но тут же закрыла его, зная, что ей все равно не удастся обмануть сестру, которая слишком хорошо ее знала.

Памела медленно прошла к окну и уселась в широкое кресло, бросив вконец испорченные туфли на ковер. Она помнила, как бесчисленное множество раз, ей приходилось не спать всю ночь в ожидании возвращения матери, пока Софи сладко посапывала в своей постели. Мать приходила, как правило, уже под утро, с туфлями в руках и с заметно припухшими от страстных поцелуев губами. Ее глаза блестели после ночных наслаждений, и она едва замечала маленькую дочь, которая терпеливо дожидалась ее возвращения домой.

— Наверное, слова бесполезны, — тихо проговорила Памела. — Должно быть, ты думаешь, что я такая же, как наша мама.

— Разумеется!

Памела опустила голову. Слова сестры укололи ее больнее, чем она ожидала.

— Ты такая же гордая, страстная и целеустремленная натура. Так же полна решимости добиться своего, не кланяясь мужчинам.

Памела стала постепенно поднимать голову навстречу сестре, которая подошла к ее креслу и опустилась на колени рядом с ней. Софи вглядывалась в лицо Памелы своими простодушными, широко раскрытыми васильковыми глазами.

— Ты унаследовала мамины достоинства, — продолжала она, — а не слабости. Мама всегда думала о себе, а ты, наоборот, слишком мало заботишься о своем благе, но слишком много думаешь о благополучии других. Ты самая добрая, великодушная и преданная сестра на свете!

Памела смотрела на прекрасное лицо сестры сквозь пелену слез.

Софи крепко сжала ее руку.

— Возможно, она была звездой лондонской сцены, которую боготворило несметное число богатых и влиятельных мужчин, но я никогда не видела, чтобы хоть один из них смотрел на нее так, как Коннор смотрит на тебя.

Улыбаясь сквозь слезы, Памела поправила выбившийся из прически Софи локон.

— Знаешь, когда я стану маркизой, я повышу тебя в должности и сделаю экономкой.

Остаток дня Памела провела в нетерпеливом ожидании ночи. Горячая ванна и продолжительный сон приглушили любовный жар, но томительное желание близости таилось в ней, и утолить его мог только Коннор.

Часы, проведенные без него, казались ей мукой, а ужин, во время которого ей пришлось сидеть напротив него и играть роль скромной невесты, оказался просто пыткой.

Как только она вошла в столовую, а Коннор поднялся, чтобы поприветствовать ее, у нее сильно забилось сердце, и закружилась голова.

— Милорд, — пробормотала она, приседая в реверансе. На самом же деле ей нестерпимо хотелось броситься ему на шею и слиться с ним в страстном поцелуе.

— Миледи, — почтительно склонил голову Коннор, подавая руку, чтобы проводить ее к столу.

Даже это мимолетное прикосновение было мучительным для нее. Усаживая ее за стол, он наклонился к ее уху и прошептал:

— Я бы предпочел поужинать тобой, а не тем, что приготовила кухарка.

С этими словами он удалился на свое место, оставив Памелу наедине с жаркими воспоминаниями о том, что произошло между ними ночью в беседке, и как долго он не мог насытиться ею.

Пока лакеи разносили первое блюдо, а герцог с сестрой продолжали родственную перепалку, Коннор поднял свой бокал вина в молчаливом тосте за Памелу. Ей понадобилось несколько минут, чтобы осознать, что герцог и его сестра обсуждают предстоящий бал, на котором герцог собирался представить своего вновь обретенного сына сливкам лондонского общества.

— Послушай, Арчибальд, хватит волноваться по пустякам, предоставь все эти мелочи мне, — уговаривала его леди Астрид.

Герцог лукаво взглянул на Коннора, словно шаловливый мальчишка.

— Все это очень хорошо, только не забудь, что у меня есть сюрприз для сына.

— У каждого из нас для него есть сюрприз, — промурлыкала леди Астрид, совсем как кошка, неожиданно для себя обнаружившая блюдце жирной сметаны. Она была в необычно приподнятом настроении, что вызывало смутные предчувствия у Памелы.

Поставив свой бокал с вином на стол, Коннор заметил:

— Мы с мисс Дарби решили, что предстоящий бал будет отличной возможностью для официального объявления о нашей помолвке.

— Тебе удалось, наконец, уговорить ее выйти за тебя замуж? — удивился герцог, ехидно улыбаясь и отправляя в рот большую маслину.

— Мне пришлось приложить для этого немалые усилия, — подчеркнуто серьезно ответил Коннор.

Памела чуть не поперхнулась вином, вспомнив эти «немалые усилия», и поспешно поставила бокал на стол.

— Выяснилось, что ваш сын умеет быть очень убедительным, когда ему это нужно.

— Эту черту он унаследовал от отца, уверяю вас, — подмигнул ей герцог.

Неожиданно Памела заметила, что леди Астрид смотрит на нее с благосклонной улыбкой, и ей стало не по себе от дурных предчувствий.

— Предоставьте все заботы мне, мисс Дарби, — сказала сестра герцога. — Обещаю вам и вашему жениху, что этот вечер вы, впрочем, как и весь Лондон, не забудете никогда.

Памела ходила взад-вперед перед раскрытым окном своей спальни, время, от времени останавливаясь и выглядывая наружу. На лужайке никого не было. Повеяло вечерней прохладой, и Памела обняла себя за плечи, чувствуя побежавшие по телу мурашки. Что, если Коннор не придет? Что, если он решил играть роль джентльмена до конца, и будет терпеливо ждать бракосочетания?

Вздохнув, она подошла к большому зеркалу в золоченой раме рядом с туалетным столиком. Ее отражение задумчиво смотрело на нее, пока она медленно вытаскивала из волос шпильки. Потом она тряхнула гривой густых волос, и они упали ей на плечи блестящими волнами. Расстегнув крючки лифа платья, она сняла его и облегченно вздохнула, высвободив пышную грудь. Она развязала ленты на талии, и юбки послушно скользнули вниз к ее ногам. Теперь она стояла перед зеркалом почти нагая, на ней остались только шелковые панталоны и чулки.

Множество раз она смотрела на себя в зеркало, прежде чем лечь спать, но сегодня вечером она казалась себе какой-то новой. Незнакомка с темными миндалевидными глазами, необузданная и чувственная — такой она видела себя в зеркале впервые. Большие темные соски выглядывали из-под прядей блестящих волос. Она вздохнула. Временами она завидовала светлым кудряшкам Софи, которые с легкостью можно было уложить в модную высокую прическу. У Памелы были тяжелые и непослушные волосы, совсем не подходящие для такой прически. Одной рукой она собрала волосы сзади на затылке, тем самым невольно подставив обнаженную грудь загадочному лунному свету.

Вдруг за ее спиной послышался приглушенный стон, и она поняла, что не одна в своей спальне.