Глава 21

Беспокойство не облегчает предстоящего дела. Только трусы боятся трудностей. Смелый делает то, что должен.

Такие слова, говорила себе Кэтрин, стоя в новой ночной рубашке и пеньюаре у дверей в смежную спальню. К счастью, рубашка была не слишком откровенной, но и не очень закрытой. Кэтрин обнаружила ее на своей кровати, когда вечером вернулась к себе в спальню. В карточке сообщалось, что ее доставили от портнихи по приказу герцога.

По приказу герцога. Она здесь тоже по приказу герцога. В Балидоне все делается по желанию Монкрифа.

Как это все началось? Как случилось, что она оказалась женой герцога, да еще такого, как Монкриф?

Наверное, Кэтрин должна считать, что ей повезло. Она вышла замуж за молодого, красивого и богатого мужчину. К тому же он не внушал ей страха. Даже наоборот. Монкриф покровительствовал тем, кто от него зависел, заботился о Балидоне, часто проявлял сочувствие к слабым, хотя и был человеком сдержанным.

Будет ли он таким же, как Колин? Кэтрин частенько слышала жалобы Джулианы и знала, что Гарри – не единственный муж, виновный в неверности.

Как спросить мужа о том, собирается ли он хранить ей верность? И почему мужчины считают верность необязательной?

Кэтрин подняла руку и собралась постучать. Она не очень боялась. Самое трудное – начать.

Двадцать минут, может быть, час, и она вернется к себе в спальню. После этого у них с Монкрифом начнется новый этап совместной жизни. Она будет приходить к Монкрифу несколько раз, в месяц и таким образом исполнит свой долг жены.

На слабый стук в дверь никто не ответил. Кэтрин постучала снова и на сей раз, услышала голос. Повернув ручку, она вошла в спальню.

Монкриф стоял возле кровати в длинном темно-синем халате. Было очевидно, что под халатом у него ничего нет.

Муж собирается демонстрировать ей свою идеальную фигуру, как делал раньше? Если так, то она готова.

– Кэтрин, твой приход – это жертва?

– Нет. – Ее удивил неожиданный вопрос.

– Тогда почему ты пришла?

– Потому что пришло время. Потому что ты проявил терпение, как я просила.

– Ты думаешь, что теперь знаешь меня лучше, чем в день нашей свадьбы?

– Мне кажется, что теперь я знаю лучше себя, – честно призналась Кэтрин. – Что касается тебя, то сомневаюсь, чтобы кто-нибудь мог узнать тебя до конца. Только если ты сам захочешь.

– Тебя удивит, если я скажу, что ты ближе к этому, чем кто-либо другой?

Неожиданно Кэтрин почувствовала себя польщенной.

– Да, удивит, – ответила она.

– Где Гарри?

Кэтрин заморгала. Вопрос поразил ее.

– Гарри?

– В этот самый момент он в твоем сердце, в твоем разуме?

Кэтрин не знала, как ответить на этот вопрос.

– Ты думаешь о своей брачной ночи с Гарри?

– До этой минуты не думала.

Возможно, ей не следовало этого говорить. Монкриф нахмурился и резко сказал:

– Не бери его с собой в эту комнату.

– Я думала о нем. – Кэтрин повертела кольцо на своей левой руке так, чтобы виднелась только золотая полоска, потом так, чтобы засверкали драгоценные камни. – Монкриф, ты собираешься быть мне верен? Я должна услышать твое обещание.

Монкриф не ответил, а стал медленно приближаться, как хищник приближается к добыче. Кэтрин, стараясь не утратить самообладания, оставалась на месте, но с каждым его шагом это давалось ей все труднее.

– Кэтрин, зачем мне другая женщина, если рядом есть ты?

Ее снова окатило теплой волной удовольствия.

– Значит, ты обещаешь?

– Но ведь я уже обещал при венчании.

– Я не помню нашего венчания.

Монкриф шагнул к Кэтрин и положил руки ей на плечи. Жест выглядел странно торжественным, как будто Монкриф собрался произносить присягу.

– Обещаю тебе.

Кэтрин удовлетворенно кивнула. Монкриф никогда не нарушит клятвы, честь ему не позволит.

Кэтрин ждала, что он разденется и ляжет, но муж не спешил, а просто стоял и спокойно смотрел на нее. Сама Кэтрин вовсе не была спокойной.

– У тебя красивый халат, – с трудом выдавила она из себя. – Синий тебе идет.

– Спасибо. Мне он тоже нравится. – Монкриф протянул руку и запер дверь. Задвижка так громко щелкнула, что Кэтрин едва не подпрыгнула. – Славный вечер сегодня.

– Да, правда, – опустив взгляд, согласилась она. – Только холодно.

– Будь сегодня теплее, я бы открыл окна. Конечно, если ты не боишься ночной прохлады.

– Не боюсь. Разве что в Эдинбурге или в Инвернессе.

– Я и не знал, что ты так много путешествовала.

– Отец покупал скот в Эдинбурге, а в Инвернессе у нас были друзья. – Монкриф протянул руку и медленно расстегнул две верхние пуговки ее пеньюара. Кэтрин, опустив голову, наблюдала за его пальцами. – Отец был слегка старомоден. Его беспокоило, что Шотландия так быстро ассимилируется в Британию. Думаю, ему хотелось, чтобы ничего не менялось.

– Но жизнь меняется. Меняются обстоятельства. Кэтрин отошла на шаг и присела на скамеечку в ногах кровати, теперь, когда она уже оказалась в его спальне, три ступени к кровати представлялись ей неосуществимым путешествием. Она несколько недель спала с Монкрифом в одной постели, но сегодня все должно быть иначе.

– Куда бы ты хотела поехать, будь у тебя возможность? Неужели они должны разговаривать? Кэтрин хотелось скорее покончить с неизбежным, а тогда уж можно будет и поговорить.

– Меня всегда привлекали морские путешествия. – Похоже, такой ответ удивил Монкрифа. – Я никогда не была на корабле, но видела их с берега. Они так чудесно выглядели, ветер раздувал паруса…

– А куда поплыть?

– Не имеет значения, – ответила она.

– Тогда я попробую осуществить твою мечту.

– Правда?

– Абсолютная, правда. У меня нет других обязанностей, кроме желаний моей жены и потребностей Балидона.

– Балидон – тяжелое бремя. Жена – это не так важно. Монкриф присел рядом с ней на скамейку.

– Лучше бы ты так на меня не смотрел.

– Как – так?

– Так напряженно. – Сама Кэтрин в это время разглядывала гобелен на дальней стене. Она в первый раз заметила, какой испуганной выглядит там пастушка, и решила, что той тоже предстоит в первый раз лечь в постель с мужем. – Ты смотришь так, как будто многого ждешь от меня.

– Но ведь это так и есть. Однако ты можешь держать меня в узде одной лишь своей улыбкой.

– Ты мне льстишь. Это не обязательно. Я готова к сегодняшней ночи.

– Готова ли?

– Да. – Кэтрин поднялась на ноги и в который раз подумала, что портреты надо бы перенести в столовую. Казалось, герцоги прошлых времен наблюдают за каждым ее шагом, а их глаза с удовлетворением поблескивают.

Улыбка пропала с лица Монкрифа.

– Кэтрин, ты так прекрасна и так испугана! В этом голубом пеньюаре ты выглядишь юной и девственной.

– Но я ни то ни другое.

– Думаю, ты просто этого не знаешь. – Монкриф подошел ближе и продолжил: – Ты сегодня без костылей. Как твоя щиколотка?

– Уже хорошо. – Голос Кэтрин предательски дрогнул. – По крайней мере, на короткие расстояния я могу передвигаться самостоятельно.

Монкриф наклонился и приподнял ее. Кэтрин испуганно вскрикнула.

– В проходе холодно, а ты босиком.

– В каком проходе?

Монкриф не ответил, а просто двинулся к стене с потайной дверцей, на что-то нажал, и картина на стене уползла внутрь.

– Путь неблизкий, надо щадить твою ногу.

– Ты несешь меня в башню? Он улыбнулся.

– Мы отправимся в какие-нибудь гостевые покои. Лишь бы подальше отсюда. – И он оглянулся на галерею герцогских портретов. – Я часто думал, что надо бы заново отделать эту спальню, а предков перенести в другие покои.

– Значит, они и на тебя смотрят?

– Смотрят, и даже с завистью. Но пусть довольствуются собственными невестами.

Кэтрин улыбнулась и прижалась щекой к его груди. Стена за их спинами стала на место. Наступила полная темнота, но Монкриф шел так уверенно, как будто видел дорогу.

– Откуда ты знаешь, где мы?

– Считаю двери. Возле каждого порога есть небольшой подъем. Сейчас мы у дверей первой из гостевых комнат западного крыла.

– Должно быть, ты в детстве часто здесь бродил. Монкриф усмехнулся.

– Знаешь, говорят, что подслушивающий часто слышит не то, что хочет. Мне приходилось испытать это на собственной шкуре. Когда отец хотел меня наказать, я, как правило, знал об этом заранее и имел возможность насладиться ожиданием.

– Тебя часто наказывали?

Перед глазами Кэтрин возник маленький мальчик, такой одинокий, но отчаянно храбрый.

– Достаточно часто, чтобы я стал бояться отца, но недостаточно, чтобы заставить меня извлечь из наказания какие-нибудь уроки. Время сделало это лучше, чем мой отец.

Кэтрин хотелось узнать, чему научило Монкрифа время, но тут он остановился и потянулся к стене. Медленно открылся проход, и Монкриф вошел в комнату, в которой было немного светлее. Кэтрин поняла, что это из-за светлых чехлов на мебели.

Монкриф безошибочно нашел кресло и посадил туда Кэтрин, но она тут же вскочила с места и подошла к Монкрифу, который стал растапливать камин.

– Не знала, что герцоги занимаются хозяйственными делами.

– Не забудь, я не родился герцогом. Четырнадцать лет я делал все сам, так что у меня достаточно опыта, чтобы жить как нормальный человек, а не только как герцог. – Он с улыбкой обернулся к Кэтрин. Блики разгорающегося огня осветили его лицо.

– Думаю, у тебя хорошо получается и то и другое.

– Ты заманиваешь меня в постель, Кэтрин? Тебе не надо для этого прилагать особых усилий.

– Что ты такое говоришь! – Щеки у Кэтрин порозовели.

Монкриф выпрямился.

– Не надо пугаться. Я просто шучу.

Он коснулся ее лица и большим пальцем погладил по щеке.

– Не будь столь серьезна, Кэтрин, любовью занимаются в радостном настроении, чтобы получить удовольствие, удовлетворить страсть. Не следует вмешивать сюда такие понятия, как долг, обязанность, честь, добродетель.

У Кэтрин заколотилось сердце. Она с трудом произнесла:

– Викарий говорит, что Бог наказывает всех женщин за безнравственные мысли. Ты думаешь, это правда?

– Нет, но тут важно, веришь ты в это или нет. – У меня очень мало безнравственных мыслей.

– Тогда тебе нечего бояться викария. – Улыбка Монкрифа была такой мягкой, что Кэтрин совсем не испугалась, когда он положил ей ладонь на шею и притянул к себе. Когда губы Монкрифа коснулись ее губ, все мысли вылетели у Кэтрин из головы, остались только чувства: ощущение его дыхания, вкус его губ. Монкриф немного наклонил голову, и Кэтрин последовала за его движением. Поцелуй стал глубже. Кэтрин чувствовала, как пальцы Монкрифа скользят по ее волосам, и сама протянула руку, чтобы ощутить жар его кожи.

Все чувства Кэтрин странным образом обострились. Она вдыхала запах его мыла, чувствовала шелковистую гладкость халата, слышала стук сердца.

Поцелуй закончился, но Монкриф не отстранился. Его дыхание стало тяжелым, сердце билось также часто, как и сердце Кэтрин, а к ее бедру прижалось нечто скандально-огромное, горячее и жесткое.

Монкриф медленно повел ее к кровати. Кровать была не такой высокой, как в герцогских покоях, – всего две ступени. Кэтрин поднялась и села лицом к Монкрифу.

– Ты помнишь, я говорил тебе, что ты прекрасна?

– Конечно, помню. Ты изменил свое мнение? Пламя в камине уже разгорелось. Комната осветилась оранжевыми бликами. Черные и красные линии очертили фигуру Монкрифа. Его губы изогнулись в мимолетной усмешке. Он провел пальцами по ее руке. Кэтрин испугалась, что Монкриф заметит, как она дрожит.

– Нет, дорогая. Сейчас ты стала еще красивее.

– Ну и кто теперь льстит?

– Это не лесть, это правда, – сказал он, обвивая ее руками. Горячая волна словно захлестнула тело Кэтрин, хотя она понимала, что Монкриф ничего еще не сделал, только обнял ее и легко пробежался кончиками пальцев по руке до сгиба локтя.

Кэтрин нравилась его гладкая, упругая кожа, мягкость только что выбритого мужского лица. Она протянула руку и зарылась пальцами в его чуть вьющихся волосах.

Кэтрин никогда не скучала по акту любви. Больше всего ей хотелось, чтобы ее держали в объятиях, нравилось тепло любимого мужчины. Однако она никогда в жизни не испытывала такого возбуждения, как сейчас. Не хотелось ни думать, ни оценивать, ни сдерживаться, нестерпимо хотелось только одного – чувствовать.

– Монкриф, – почти простонала она.

– Что, моя радость? – В шепоте Монкрифа звучала едва слышная нота иронии.

– Ничего, – выдохнула Кэтрин. Монкриф сильнее прижал ее к себе и слегка дотронулся губами до нежной щеки. От этого легкого прикосновения по телу Кэтрин побежали мурашки. Монкриф приподнял ее подбородок, неспешно провел пальцем по шее, потом по линии губ. У Кэтрин перехватило дыхание. Все тело изнывало от этой медлительной и едва ощутимой ласки. Кэтрин хотелось большего.

– Ты, правда, этого хочешь? – спросил Монкриф, слегка отстранившись от нее.

Кэтрин решительно кивнула головой. Сейчас этот мужчина заполнял весь ее мир. Она хотела прильнуть к нему всем телом, обнять эту крепкую шею, мускулистые плечи.

– Кэтрин, ты вся дрожишь!

– Наверное, от холода.

– Или от страха. Не бойся. Она не ответила.

Монкриф снова нагнулся и поцеловал ее, мягко, но, настойчиво заставляя раздвинуть губы. Распрямившись, он сказал:

– Ну вот, теперь у тебя теплые губы. Кэтрин молча кивнула.

– Я собираюсь снять халат и лечь с тобой в постель. Согласна?

Она снова кивнула, глядя на Монкрифа как завороженная, во все глаза. Одним движением он сбросил шелковый халат и повернулся, чтобы швырнуть его на ближайший стул.

У Монкрифа были гладкие бедра, мощные голени. Под лопатками мышцы поднимались буграми. Глаза Кэтрин опустились к ягодицам, таким твердым и совершенным по форме, что у Кэтрин возникло абсурдное желание взять их в ладони.

Когда Монкриф обернулся, лицо Кэтрин горело, но не от его наготы, а от собственных дерзких мыслей.

– А теперь я тоже хочу увидеть тебя обнаженной.

– Хочешь? – растерянно пискнула Кэтрин. – Это необходимо?

– Так принято.

Она никогда не обнажала своего тела перед Гарри, но подобное признание прозвучало бы сейчас неуместно.

Монкриф обошел кровать и сел с другой стороны. Кэтрин оказалась к нему спиной и порадовалась этому.

– У тебя красивое тело, Кэтрин. Я так и не смог забыть его с тех пор, как впервые увидел тебя обнаженной.

Кэтрин обдало жаром, потом по коже пробежал холодок.

– Ты поэтому женился на мне? – спросила она, поворачиваясь к Монкрифу. Муж, закинув руки за голову, откинулся на подушки и выглядел в этот момент так возмутительно раскованно, что в своей ленивой наготе мог бы позировать в качестве сатира. Мысли Кэтрин смешались, она повторила: – Потому что увидел меня голой?

Вместо ответа он притянул ее к себе, перекатился на постели так, что Кэтрин оказалась почти под ним, наклонился и прошептал:

– Частично поэтому. А может быть, я сразу возжелал тебя и решил уложить в свою постель.

Кэтрин не могла ничего ответить, Монкриф слишком сильно прижимал ее к кровати. Его стержень оказался у нее между бедер, и если бы она двинулась, он вошел бы в нее. Монкриф наклонился, поцеловал ее в губы и тут же отстранился, а Кэтрин испытала странное разочарование.

– Разве ты не собираешься все сделать? Или ты будешь меня только целовать?

– А тебе не нравятся поцелуи? – спросил Монкриф и провел пальцем по ее нижней губе.

– Нравятся, – призналась Кэтрин и сама себе удивилась – раньше ей не очень нравилось целоваться.

Губы Монкрифа казались очень умелыми, в его дыхании ощущался аромат специй. Кэтрин захотелось самой ответить на его поцелуй, но Монкриф опередил: стиснул ее сильнее, припал к губам и резким движением проник в ее рот языком.

Как странно, что ртом можно, ощутить столь многое! У Кэтрин даже по губам побежали мурашки. Кожа стала такой чувствительной, что каждое новое прикосновение заставляло ее вздрагивать. Она прижалась к его шее, губами чувствуя биение пульса, мощного и быстрого. Кэтрин вдруг захотелось лизнуть его кожу. Она оказалась соленой. От этого нежданного прикосновения Монкриф вздрогнул.

Монкриф стал медленно и аккуратно снимать с нее пеньюар. Его осторожность вдруг стала раздражать Кэтрин, захотелось заставить его поспешить, но она промолчала, целиком отдавшись новым ощущениям.

Теплая ладонь Монкрифа властно легла на ее сосок. Чувствуя, как жар заливает все тело, Кэтрин дугой выгнулась навстречу этому прикосновению и сама притянула голову Монкрифа для поцелуя.

Внезапно Монкриф отстранился и приподнялся на локте.

– Гарри дурак.

Слова прозвучали так неожиданно, что Кэтрин растерялась.

– Почему, черт возьми, этот идиот мог смотреть на других женщин, когда у него была ты?

Он встал, посадил Кэтрин и очень спокойно снял с нее рубашку.

– Страшно подумать, что бы ты с ней сделал, будь она черной, – улыбнулась Кэтрин, ожидая, что ответом ей будет раскатистый смех, но Монкриф вопреки ожиданиям нахмурился.

– Черт возьми, Кэтрин, умеешь ты рассердить мужчину!

– Монкриф, ты разозлился? Если так, то, может быть, нам следует подождать другой ночи?

– Я сержусь не на тебя, Кэтрин. Наверное, на себя, на обстоятельства. Но на тебя – никогда. Кроме того, боюсь, что больше ждать я не смогу, – твердо заявил он, мягко подтолкнул Кэтрин на подушки и шепотом добавил: – Я этого просто не переживу.

Кэтрин попыталась прикрыться руками, но Монкриф крепко взял ее за кисти.

– Кэтрин, у тебя самое прекрасное тело, какое я только видел. Оно, от плеч до щиколоток, будто очерчено одной безупречной линией. Изяществом ты похожа на греческую статую и кажешься мне живым воплощением женственности.

Она прикрыла глаза.

– Я смущаю тебя?

– Да, – прошептала Кэтрин.

– У тебя не может быть причин для смущения. В твоем теле нет ни единого недостатка, ни единого пятнышка. Ты совершенна, как Ева.

Кэтрин распахнула глаза.

– А теперь ты еще и кощунствуешь. Викарий отругал бы тебя за это.

– Пусть добавит эти слова к списку моих многочисленных прегрешений.

Монкриф легонько провел по ее боку. Когда ладонь легла ей на грудь, Кэтрин снова закрыла глаза, наслаждаясь мягкой нежностью прикосновения, но Монкриф почти сразу убрал руку. «Дотронься до меня снова!» – взмолилась Кэтрин, но мысленно, и подалась вслед за его ладонью. Монкриф как будто услышал беззвучный приказ и провел пальцами по напрягшемуся соску, легонько стиснул ей грудь. Кэтрин показалось, что прошла вечность, прежде чем он дотронулся до соска губами. Она застонала и закусила губу, когда Монкриф склонился над другой грудью, потом прижала его голову к себе, молча, умоляя не прекращать ласку, стояла полная тишина, в которой слышались только звуки учащенного дыхания. Казалось, эти двое заняты тяжким трудом – трудом любви. Его пальцы метались по всему ее телу, исследуя и узнавая каждый уголок – сгибы локтей, колени, живот. Кэтрин слегка раздвинула ноги, как будто приглашая его дерзнуть. Монкриф, должно быть, понял, потому что запустил пальцы в гущу курчавых шелковистых волос на лобке, но дальше не двинулся.

Ее губы сами собой прошептали:

– Пожалуйста… – О, как она решилась на подобную смелость?

Отвечая на этот страстный призыв, Монкриф ладонью прикрыл заветную щель. Один палец проник внутрь и затанцевал в круговом движении. Кэтрин вся подалась на встречу этой дерзкой ласке. Лоно ее увлажнилось, готовясь принять в себя Монкрифа.

– Ты стала такой мягкой, такой влажной, – жарко шептал он ей в самое ухо слова, предназначенные лишь для двоих.

Теперь дрожала не только она, но и Монкриф. У Кэтрин вдруг перехватило дыхание, она обеими руками вцепилась мужу в плечи.

– Монкриф, – молящим голосом простонала она. Его палец вдруг замер на месте, потом мучительно медленно стал обводить одно самое чувствительное место.

Кэтрин прижалась лицом к его плечу и закусила губу, стараясь сдержать стоны. Руки ее взметнулись, обхватили Монкрифа за шею, и она поцеловала его.

Кэтрин встречалась со страстью только в книгах, и даже само слово «страсть» знала только из книг. То, что сейчас она испытывала, было столь ново и поразительно, что ей хотелось замереть и как следует все прочувствовать.

Монкриф обвел пальцем внешние створки раковины, затем два пальца проникли внутрь, достаточно мощно, чтобы ей захотелось большего.

Потом он стал ритмично поглаживать ее изнутри, пробуждая дразнящие, почти мучительные спазмы, а губы и зубы тем временем не отрывались от ее грудей. Кэтрин чувствовала, как жар начинает сжигать ее внутренности. Кожа пылала и, казалось, стала прозрачной.

Монкриф перекатился вместе с Кэтрин через волну покрывала. Его колени стискивали ее ноги, руки сжимали голову. Он нависал над ней, как грозная туча. Его окаменевший стержень дразнящим движением касался тугих завитков волос на лобке.

Тело Кэтрин начало раскачиваться, как будто внутри у нее билась и рвалась на свободу пчела. Ничего подобного она в жизни не испытывала. Какая-то инстинктивная, древняя сила заставляла ее ритмично двигаться, но Кэтрин не подчинилась, а замерла, пытаясь полнее впитать в себя все новые ощущения.

Монкриф склонился над ней, коснулся губами шеи, потом плеча и вновь отстранился. Кэтрин рванулась ему навстречу, поцеловала, чувствуя губами его улыбку. Постепенно поцелуй становился все более чувственным, руки Монкрифа заметались по ее телу. Кэтрин и сама с восторгом касалась мускулов на спине, могучих плеч, чувствовала, как щекочут мягкие волосы на его груди.

Время то ускорялось, то замедлялось, измеряясь теперь не минутами, а прикосновениями. Монкриф снова и снова приникал к ее коже, как будто стараясь запомнить ее запах и вкус. Положив руки ему на плечи, Кэтрин закрыла глаза и эгоистично отдалась ласкам, позволяя себе только чувствовать.

Вдруг Монкриф оторвался от нее, встал с кровати, тут же опустился на колени между ее ног, резко раздвинул их и вперил обжигающий взгляд в ее лоно. Кэтрин хотела закрыться ладонью, страшась этой невероятной близости, но Монкриф мотнул головой, схватил ее за кисти и нежно поцеловал каждую из ладошек.

– Кэтрин, я хочу запомнить тебя такой, как сейчас. В свете огня из камина, с влажными от поцелуев грудями.

Почему он говорит с ней сейчас? Ведь у них же не застольная беседа! Этот глубокий голос окутывает ее, как волшебный туман, а слова волнуют, как поцелуи.

Кэтрин облизнула губы, и лицо Монкрифа вдруг изменилось. Он склонился к ней и повторил это ее движение, их языки встретились в страстной дуэли. Кэтрин вздохнула и закрыла глаза, а Монкриф впился в ее губы еще незнакомым, каким-то хищным поцелуем. Ее спина аркой выгнулась ему навстречу, груди жаждали новых прикосновений, но Монкриф снова оторвался от нее, взял ее кисть и стал внимательно рассматривать, как будто никогда прежде не видел ладоней!

– Кэтрин… – произнес он, поцеловал ладонь и вдруг снова навис над ней грозной тучей, сгреб обе ее кисти одной рукой, а второй направил свой стержень к цели, легко коснулся внешних пределов, заставив ее взмолиться:

– Пожалуйста…

– Как скажешь, любимая…

И Монкриф медленно вошел в нее, сдерживая стон. Потом продвинулся глубже, наполнив собой весь ее тайный грот, секунду помедлил, давая Кэтрин возможность привыкнуть к масштабам вторжения. Бедра Кэтрин рванулись ему навстречу, ноги сами собой раздвинулись шире, жар ее лона манил, зазывал, увлекал вперед.

И Монкриф начал размеренные, сдержанные движения, в мощи которых, тем не менее, угадывалась беспощадная и непреклонная сила. Ритм нарастал, Кэтрин взлетала ему навстречу, но он вдавливал ее в простыню все яростнее. Наконец он вцепился ей в бедра и словно бы натянул их на свой раскаленный стержень, но тут же высвободил его из сладкого плена..

Из губ Кэтрин вылетел долгий разочарованный стон, который превратился в возглас триумфа, когда Монкриф снова вошел в нее. Это новое вторжение продолжило сладкую пытку. Все тело Кэтрин наполнилось жаждой движения. Отчаянно билось сердце, как будто отмеривая границы ее терпения. Напряжение все росло и требовало скорой разрядки.

– Кэтрин, любимая, скоро, – прохрипел Монкриф и рванулся вперед, ускоряя ритм. Кэтрин стонала, впивалась ногтями в плечи Монкрифа и, ведомая древней силой инстинкта, устремляла бедра ему навстречу.

Но тут Монкриф опустил руку, быстро нашел самую чувствительную точку в вершине ее потаенной щели и несколькими движениями довел Кэтрин до кульминации одновременно с собой. Когда этот момент настал, в глазах у Кэтрин потемнело, и мир перестал существовать.

Монкриф притянул жену к себе, поцеловал ее веки и успокаивающим движением провел ладонью по лицу. Обессиленные, они долго лежали рядом. Кэтрин гладила его руку от мускулистого плеча до широкой ладони. Рука была твердой словно из дерева, и Кэтрин удивило, что Монкриф способен на такие нежные прикосновения, от которых у нее что-то таяло в груди.

Новые чувства переполняли Кэтрин. Она с наслаждением поглаживала мокрую от пота спину Монкрифа и думала о том, что никогда в жизни не испытывала ничего подобного, хотя всегда считала, что познала любовь. С Монкрифом все было иначе. Ничто не подготовило ее к тому, что пришлось испытать сейчас. Казалось, она попала в волшебную страну, о которой слышала, но сама никогда не видела.

Кэтрин медленно повернула голову и посмотрела на Монкрифа. Его глаза были закрыты, дыхание учащено, сердце гулко стучало. На Кэтрин вдруг нахлынула грусть, да такая всепоглощающая, что у нее выступили слезы. Нет, в этот момент она не оплакивала ни Гарри, ни свою прежнюю жизнь. Она горевала о чувстве, которое могла бы сейчас испытывать, если бы Монкриф ее любил.

Он тоже повернул голову, но не успел заговорить, потому что Кэтрин его поцеловала. Потом обняла за шею и снова поцеловала, потом еще и еще. И еще раз, потому что ей нравилось его целовать. И еще, потому что губы снова стали гореть, а сердце опять застучало быстрее.

Кэтрин проснулась, потянулась и, как делала уже семь дней подряд, проверила щиколотку. Боли не было. Вообще не было. Кэтрин чувствовала себя абсолютно здоровой. Она потянулась и… наткнулась на мужской локоть.

Монкриф.

Кэтрин повернула голову и заглянула мужу в лицо.

Монкриф – волшебник. Он заставил ее забыть все на свете: место, холод в комнате, собственное смущение. Вспомнив ночные ласки, Кэтрин возбудилась и снова закрыла глаза. Неужели она настолько испорченная женщина, что думает о таких вещах при ясном свете дня? Давно наступил рассвет и привел за собой белый день. Лучи солнца проникали сквозь щели между гардин, а у Кэтрин в голове еще роились ночные мысли.

О Боже, она ведь кричала! Как хорошо, что Монкриф догадался выбрать гостевую комнату в дальнем крыле замка. А вдруг кто-нибудь ее все же услышал? Кэтрин вытащила подушку из-под головы и положила себе на лицо.

Может быть, заявить, что она устала, и весь день пролежать в своих покоях? Слугам будет, о чем поговорить. Они решат, что Монкриф ее побил. Вот смешно!

Интересно, где Монкриф научился так искусно ублажать женщину? Он целовал Кэтрин там, где, она была твердо уверена, целовать совсем не положено. Хотя она не будет возражать, если все повторится…

Кэтрин выглянула из-под подушки и стала разглядывать потолок. Ей показалось, что алебастровые херувимы по углам комнаты улыбаются ей с ехидством. Ну и ладно. Ночь была прекрасна! Кэтрин вспомнила, как в первый раз попробовала балидонского виски. От виски загорелась только гортань. Монкриф заставил гореть все ее тело.

Она с нежностью посмотрела на мужа. Монкриф спал глубоким, мирным сном. Веки не дергались, дыхание было размеренным, и сам он казался настоящим воплощением покоя. Кэтрин даже засомневалась, есть ли у него на душе хоть один грех.

Монкриф лежал на боку, повернувшись к ней лицом. Одна рука забралась под подушку, другая вытянулась вдоль бедра. Кэтрин всегда считала его видным мужчиной, но сейчас пришла к выводу, что он по настоящему красив.

Ей хотелось протянуть руку, коснуться завитков мягких волос у него на груди, но тогда он, скорее всего, проснется, а она еще не готова предстать перед ним.

Кэтрин умиротворенно вздохнула, закрыла глаза и решила спокойно насладиться солнечным утром, тишиной в комнате и покоем. Любовный опыт Монкрифа поразил ее, за несколько часов она многому научилась.

Неужели она действительно вожделела своего мужа? Мужа… Монкриф и правда ее муж, и у нее есть право спать рядом с ним каждую ночь, всю жизнь. Никто не станет шептаться, разве что горничные будут удивляться, что она так спешит в постель.

Кэтрин открыла глаза и увидела, что на нее смотрит Монкриф.

– Доброе утро, – ласково произнес он.

Кэтрин в ответ улыбнулась и от смущения не смогла открыть рот. Ведь ночью она кричала и вообще вела себя, как юная девица.

Однако Монкриф, похоже, думал иначе. Он широко улыбался, глаза озорно блестели.

– Это нечестно, – сказала Кэтрин.

– Что «нечестно»? – спросил Монкриф, протянул руку и отбросил прядь волос с ее лица.

– То, что ты так прекрасно выглядишь с самого утра.

– Прекрасно выгляжу? Ну, разумеется, с утра здесь побывала толпа слуг и привела меня в безупречный порядок.

Кэтрин вздохнула:

– Ох, Монкриф, тебе-то и слуги ни к чему.

Он снова ответил улыбкой, и Кэтрин вдруг поняла, что его смутили ее слова. Ей следовало бы гордиться своей властью над мужем, но она испытала прилив нежности и сама этому удивилась. Неужели вчерашняя бурная ночь породила столь трепетные эмоции?

Кэтрин положила ладонь Монкрифу на грудь и провела пальцами по курчавым волосам. Он поймал ее руку и нежно поцеловал.

– Мне надо встретиться с Джулианой, но я охотно отложу это свидание, – чуть хрипло проговорил он. – Моя жена – прежде всего.

На щеках Кэтрин появился румянец.

– Как ты думаешь, прилично полдня валяться в постели?

– Ну, мы все-таки молодожены, другого от нас и не ждут, к тому же у герцога есть определенные привилегии.

Да, Монкриф обрел над ней такую власть, что мысль о том, чтобы заняться любовью прямо сейчас, днем, взволновала ее. Но нет, на это не хватит даже ее вновь обретенной раскованности. И, не давая себе передумать, Кэтрин села на край постели и протянула руку за его халатом.

Монкриф приподнялся на локте и с улыбкой наблюдал за женой.

– Если ты заберешь мой халат, то, что я буду делать?

– Ты не оставил мне выбора, ведь мой пеньюар порван.

– Теперь, Кэтрин, ты должна спать обнаженной. Если портниха не сошьет ей другую рубашку, так и придется делать. Или спать в уродливых черных рубашках. Однако едва ли Монкриф с этим смирится.

– Может быть, завернешься в простыню? Или вернешься по тому же проходу?

Монкриф посмотрел в потолок.

– Ну, я всегда могу вернуться к себе в голом виде.

– О нет! – Кэтрин была шокирована. Она прекрасно представляла, как будут вести себя все молодые служанки – подсматривать сквозь пальцы, запоминая каждую подробность его фигуры. – Мы не дождемся от служанок никакой работы. Все они будут грезить о тебе. – На самом деле Монкриф ведь и, правда, способен на подобную дерзость.

Ему ни до кого нет дела. Он так самодоволен и так хорош собой, совсем как мужчины на тех иллюстрациях.

– Кэтрин, я хочу, чтобы только одна женщина на свете вожделела меня.

Простыня сползла к его талии, и Кэтрин решила, что он, наверное, возбужден, оттого и возник этот озорной блеск в его глазах.

Воспоминания о бурно проведенной ночи вспыхнули с новой силой. Кэтрин смутилась.

– Если ты чуть-чуть подождешь, я пошлю к тебе Уоллеса с халатом, – тихо произнесла она, потупившись.

– По проходу я доберусь быстрее. Позвольте, герцогиня, я отнесу вас в ваши покои?

У Кэтрин вспыхнули щеки, когда она представила себя в объятиях Монкрифа обнаженной.

– Щиколотка сегодня совсем не болит. Я лучше пойду пешком.

Монкриф откинул простыню, и Кэтрин убедилась, что его стержень готов к бою. Она отвела глаза, но потом решилась – протянула руку и провела пальцами по всей его длине. Ночью Кэтрин к нему не прикасалась, а сейчас ей этого так захотелось, что она не выдержала.

– Да, я пройдусь, – повторила она и выбежала из комнаты раньше, чем желание успело ее остановить.

Кэтрин шла к себе в спальню в халате Монкрифа с гордо поднятой головой, как будто делала это каждый день. Несколько молодых служанок начищали медные ручки дверей, но Кэтрин не обратила никакого внимания на их хихиканье.

Добравшись до своей комнаты, Кэтрин захлопнула дверь и привалилась к ней спиной, вздохнула и подняла глаза к потолку. Может быть, все же послать Уоллеса к Монкрифу? Но тут из смежной комнаты раздался голос, мужа, и надобность в этом отпала.

Присев к туалетному столику, Кэтрин заглянула в зеркало. Оттуда на нее смотрела женщина с сияющими глазами, распухшими губами и спутанными волосами. На щеках женщины горел лихорадочный румянец. У себя между ног она чувствовала жаркое биение пульса, как будто ее тело взывало к Монкрифу, и одна только мысль о нем возбуждала.

Опустив голову на руки, Кэтрин задумалась. Как прожить сегодняшний день и дождаться ночи, если ее обуревают такие чувства? Ночь утомила ее наслаждением, но не насытила.

Ах, если бы она знала раньше, что, значит, быть женой Монкрифа по-настоящему, то не стала бы так отчаянно сопротивляться.

Кэтрин смотрела в зеркало и видела там глупую-преглупую женщину.