Глава 6
— Миледи, прежде всего я хотел бы заверить вас, что вполне понимаю, какая нужда толкнула вас на выбор вашей профессии. Поверьте, это правда.
Мэгги отставила свою чашку с чаем и вежливо посмотрела на лорда Рэмзи, внимательно изучая жесткие черты его лица. Это был действительно красивый мужчина. Жаль, что они не встретились при иных обстоятельствах. Она задавалась вопросом, было ли высокомерие его обычным состоянием или же дело в той ситуации, которая сопутствовала их знакомству.
Большую часть ночи Мэгги провела, анализируя происходящее — в особенности ее волновала реакция лорда Маллина. Успокоившись и все здраво взвесив, Мэгги пришла к выводу, что времени, проведенного с Робертом, ей хватило, чтобы понять: человек он порядочный и продолжает считать себя другом ее покойного брата, которого по-прежнему уважает и память которого чтит. По крайней мере впечатление о нем у Мэгги создалось именно такое. И он наверняка не оставил бы молодую и невинную сестру своего друга в руках мужчины, со стороны которого ей могла угрожать опасность. Кроме того, она пришла к выводу, что мотивы Рэмзи были именно таковы, как он говорил — позаботиться о ней, как и просил его Джеральд. И видимо, Джеймс Хатлдон, возможно, не зная, что жизнь девушки вполне налажена, имел в отношении ее лишь самые лучшие намерения.
Главным фактором в решении Мэгги не противиться лорду Рэмзи стало то, как характеризовал его Джеральд в своих письмах: брат много писал о нем, и писал исключительно хорошее. Описывая лорда Рэмзи как одного из самых достойных людей, с которыми ему доводилось встречаться, Джеральд приводил массу примеров, доказывавших подлинность этих слов. Нельзя было не помнить повествований Джеральда о Рэмзи, отдающем свою еду детям из разрушенных деревень, мимо которых проходили их войска, рискующем своей жизнью ради спасения других и отказывавшемся принять очередное звание, если оно не было им заслужено, а предлагалось ему лишь из-за высокого титула. Джеральд Уэнтуорт восхищался этим человеком, уважал его и преклонялся перед ним. И, читая и перечитывая письма Джеральда, Мэгги испытывала те же ощущения. Он был порядочным и честным человеком, прилагавшим максимум усилий к тому, чтобы устроить жизнь сестры человека, который погиб, спасая его жизнь. А потому она проявит терпение и просто попытается дружески втолковать ему, что особая помощь с его стороны ей не требуется.
Однако все это вовсе не означало, что ей не хотелось домой. В конце концов рано или поздно она все же обязана была уехать и очень надеялась, что произойдет это достаточно скоро. Молодую журналистку ожидало много незавершенных дел: она должна была вернуть Мейси ее ужасное платье и, что гораздо важнее, закончить работу над статьей о публичном доме мадам Дюбарри. Мистер Хартвик не заплатит ей, если готовая работа в скором времени не ляжет ему на стол. Мэгги трудилась над статьей прошедшей ночью и планировала закончить ее как можно быстрее.
Мэгги решила: если она не вернется домой к положенному сроку, она всегда сможет отослать статью вместе с письмом к Бэнксу и поручить, ему передать рукопись по адресу. Ее присутствие вовсе не являлось обязательным; Бэнкс мог сделать все сам, как делал это для ее брата. И все же она искренне надеялась, что ей удастся убедить лорда Рэмзи отпустить ее прежде, чем статья будет готова.
Мэгги считала, что самым правильным будет сначала выслушать все его доводы, а затем спокойно и рассудительно объяснить ему, что превращение в Г.В. Кларка хоть и не являлось совершенно безопасным способом заработка, однако иного выхода у нес просто не оставалось. И если она спокойно все объяснит лорду Рэмзи, он наверняка ее поймет. В этом она не сомневалась ни капли, ибо Джеральд никогда не испытывал особой симпатии к людям, страдающим хронической глупостью. Он не стал бы Джеймсу столь преданным другом и не удостоил бы его даже малой толики своего уважения, будь тот и вправду глупцом, каким казался ей после ее похищения из борделя Дюбарри.
Проведя в таких размышлениях почти бессонную ночь, Мэгги спустилась к завтраку, с трепетом ожидая решающей беседы. Однако хозяин дома, очевидно, подумал, что правильнее будет сначала подкрепиться. Нельзя сказать, что Мэгги была этому рада. В ожидании разговора она нервно поигрывала едой на тарелке, сидя на стуле, словно на подушечке для иголок. А потому теперь, когда лорд Рэмзи наконец заговорил, она сосредоточенно смотрела на него, всем своим видом давая понять, что готова выслушать его до конца, а затем спокойно и без излишнего волнения разъяснить ему, почему он так ошибается.
— Я прекрасно понимаю, как тяжело может прийтись в этом мире женщине, особенно женщине благородного происхождения, если вдруг она остается совершенно одна и без средств к существованию. — Голос лорда Рэмзи звучал вполне спокойно и учтиво. — Но ведь не можете же вы не согласиться, что то, чем вы сейчас занимаетесь, не выход? Эта профессия погубит вашу душу, украдет у вас молодость и красоту. Поверьте, я много раз это видел.
Мэгги почувствовала, как ее спокойствие и рассудительность начинают ей изменять, и утомленно закатила глаза, она не могла не признать, что поиски материалов для статей Г.В. Кларка зачастую забрасывали ее на самое дно общества. И все же работа эта была вовсе не так плоха, и уж тем более она не стала бы называть ее недостойной. Впрочем, заводить с этим человеком спор Мэгги отнюдь не хотелось, а потому она просто ответила:
— Милорд, боюсь, ваша тревога давно утратила свою актуальность — во всяком случае, в отношении меня. Мне двадцать пять лет. Так что и молодость, и красота, которыми я обладала, уже, пожалуй, безвозвратно исчезли.
Это заставило лорда Рэмзи нахмуриться и подвергнуть свою гостью более детальному осмотру, по крайней мере насколько он мог это сделать, не вставая со своего места. Его глаза словно впитывали ее золотистые волосы, собранные на затылке, лицо, шею и грудь, которую порывало чуть великоватое ей платье. Без особого удовольствия Мэгги отметила, что платье обрисовывает ее миниатюрную грудь куда более четко, чем ей того хотелось. Стиснув зубы, она с трудом удержалась от невольного желания оправить свой наряд, и когда взгляд хозяина дома вернулся к ее лицу, девушка вздохнула с облегчением.
— Почему вы не вышли замуж? — осведомился он.
— Никто не делал мне предложения, — ответила она сквозь зубы, стараясь не давать воли чувствам. Однако раздражение отступило на второй план, когда она заметила на его лице удивление, вызванное этим ответом. Его неверие че могло ей не льстить. — Вы, несомненно, очень любезны ведете себя как истинный джентльмен, однако…
— Я не позволю вам вернуться к вашему прежнему занятию.
Мэгги напряглась всем телом. Чувство злости нахлынуло с прежней силой.
— Сомневаюсь, что вы сможете удерживать меня здесь силой до конца моих дней. Вы мне не отец, не брат и не телохранитель.
— Ошибаетесь, я нечто вроде телохранителя, — возразил он. — Ваш брат просил меня позаботиться о нас.
— Сомневаюсь, что он имел в виду похищение и содержание под стражей, милорд! — возмущенно воскликнула девушка.
Судя по всему, удар попал в цель, и на лице лорда Рэмзи мелькнуло выражение, напоминающее осознание собственной вины. Поэтому Мэгги продолжила атаку:
— Вы совершаете огромную ошибку и зря теряете время. Прошу вас, отвезите меня домой, и…
— Нет. — Лицо лорда Рэмзи в один миг обрело жесткость, словно его выковали из стали. — Есть и другие варианты.
— Прекрасно, — с улыбкой кивнула она. — Позвольте же узнать, какие?
— Что ж…
Было очевидно, что к столь открытой дискуссии ее собеседник не готов. Мэгги терпеливо ждала, когда он достаточно соберется с мыслями, чтобы продолжить. Ее не слишком удивило, когда он достал из внутреннего кармана своего утреннего халата сложенный в несколько раз листок бумаги, аккуратно развернул его и положил на стол прямо перед собой. Он перечитал про себя все написанное, затем поднял глаза и удовлетворенно кивнул:
— Я взял на себя смелость сделать кое-какие запросы. Если бы вы продали дом в Лондоне, купили приличный домик в провинции и сложили оставшиеся деньги с теми, что унаследовали от своей матери, а также с той, пусть и небольшой суммой, которую получили в наследство от своего брата, это позволило бы вам прожить всю жизнь достойно и с комфортом. Это, конечно, в том случае, если вы не выйдете замуж. В противном же случае ваши деньги либо останутся вашими личными сбережениями, либо сольются с капиталом вашего мужа.
Лорд Рэмзи снова оторвал глаза от бумаги, и довольное выражение слегка померкло на его лице, стоило ему встретить пристальный взгляд Мэгги. Поерзав на стуле, он осторожно спросил:
— Я что-нибудь упустил?
— Деньги, унаследованные мною от брата и матери?
— Да.
Он чуть нахмурился, не совсем понимая причины ее недовольства.
— Полагаю, вам известны точные суммы?
— В общем, да. По крайней мере мне так кажется. Впрочем, взгляните сами — может, я в чем-то ошибся?
Он подвинул бумагу к ней, и, потянувшись, Маргарет взяла листок. Она перевернула его и бегло просмотрела:
— Нет, вы не ошиблись. А могу я поинтересоваться, каким образом вам удалось узнать эти цифры?
— Все выведал Джонстон — служащий. И потом, понимаете, завещания отнюдь не являются тайной за семью печатями.
— Понимаю. Что ж, милорд. Я польщена рвением, проявленным вами лишь затем, чтобы выведать все мельчайше секреты, связанные с моей жизнью, работой и финансовым положением. Господи, есть ли хоть что-нибудь, чего вы обо мне не знаете?
В ярости она скомкала бумагу и швырнула ею в лорда Рэмзи.
Лорд Рэмзи поймал комок и осторожно расправил его на поверхности стола. Он выдержал паузу перед тем, как заговорить вновь:
— Конечно же, мне ясно, что моя осведомленность не приводит вас в восторг. Но я уже сказал, что наш брат просил меня за вами приглядывать. Поэтому я решил еще и проследить за тем, чтобы вы не допускали список финансового характера.
Мэгги почувствовала, что злость в ней снова отступает. Каким бы напыщенным и самодовольным ни был этот человек, он лишь пытался как можно лучше выполнить свой долг перед Джеральдом.
— Ну что ж, — произнесла она. — Если вы сумели выяснить все это, милорд, вы также, несомненно, в курсе, ЧТО я прекрасно сама со всем справляюсь. В вашем вмешательстве нет никакой нужды.
— Действительно, то, что с деньгами вы обращаться умеете, сразу бросилось мне в глаза, — спокойно согласился он. — Сделанные вами вложения приносят хорошую прибыль, и вы не тратили больших денег на ненужную роскошь. Похоже, время от времени вы открываете надежные депозитные счета, в то же время ни в чем себе не отказывая. Но должны же вы согласиться, что способ, который вы избрали для заработка, более чем сомнителен.
Мэгги ничего не ответила и поджала губы.
Лорд Рэмзи нахмурился и вернулся к своим записям:
— Если вы продадите особняк в городе и купите дом подешевле, в провинции…
— Я не перееду в провинцию, милорд, — заявила Мэгги. — Возможно, вам этого не понять, потому что у вас есть родные и близкие. У меня же не осталось никого. А потому я очень дорожу теми друзьями, что есть у меня в городе. И расставаться с ними только ради того, чтобы удовлетворить ваше желание приучить меня к более традиционному образу жизни, я не намерена.
Сказав это, Мэгги встала, бросила на стол свою салфетку и повернулась, чтобы выйти из комнаты прежде, чем сделает какую-нибудь глупость, ибо чувствовала, что сейчас вполне на это способна. «Да упокоятся с миром логика и хладнокровие», — мрачно подумала она, выходя за дверь.
Джеймс посмотрел вслед леди Маргарет, отдав должное тому, как колышется ее юбка при ходьбе. В чудесном зеленом платье, которое было на ней за завтраком, она выглядела просто прелестно. Как удивительно ей идет этот цвет! Правда, платье было немного не впору. Наряды остались от его сестры, Софии, когда та вышла замуж и уехала.
Джеймс никогда не обращал внимания на размеры груди своей сестры, но было очевидно, что у нее она гораздо больше, чем у Мэгги. «Больше — не очень подходящее слово, — подумал он. — Просто у Софии она несколько больше, чем идеальная грудь Мэгги». А то, что у Мэгги она идеальна, он заметил еще тогда, в карете, в ночь похищения, держа ее на руках, одетую в то ужасное платье, — впрочем, именно оно и позволило ему подробнее рассмотреть прелести девушки. Да, пожалуй, у Мэгги размер был идеален, в то время как грудь Софи, возможно, отличалась излишней пышностью.
Поморщившись, Джеймс постарался выбросить из головы эти недостойные истинного джентльмена мысли и вновь склонился над исписанным листком бумаги. Он и не ожидал, что ему удастся убедить Мэгги продать дом в городе, дабы начать менее роскошную и бурную жизнь в провинции. Не имей она что-либо против такого варианта, давно бы уже это сделала, а не стала бы торговать собственным телом. Это была лишь одна из возможностей — первая, что пришла ему в голову. Высказанное ею нежелание расставаться с друзьями застало его врасплох, он полагал, дело — в прелестях городской жизни, от которых она не намеревалась отказываться. Однако в том, о чем говорила Мэгги, несомненно, усматривалась логика. Джеральд действительно был последним ее родственником, и, кроме лондонских друзей, у нее теперь никого не осталось. Как можно требовать от нее пожертвовать еще и ими?
Он пробежал глазами листок и сдвинул брови. Здесь был и другой вариант, который Джеймс намеревался прочесть за ленчем. Пока же ему следовало поразмыслить и, возможно, придумать что-то еще. А это означало — удалиться в библиотеку. Джеймсу всегда было проще размышлять в окружении его любимых книг. Похоже, процессу мышления помогал сам аромат кожаных переплетов. Посидеть в библиотеке в окружении бесчисленных бриллиантов ушедших столетий — вот что ему необходимо, чтобы найти решение, способное удовлетворить Маргарет.
Едва Мэгги расположилась в уютном угловом кресле в библиотеке, как она услышала звук открывающейся двери. Оторвав глаза от книги, которую собралась было почитать, она увидела на пороге лорда Рэмзи. И стоило ему закрыть за собой дверь, как он разительно изменился. Строгость осанки исчезла, уступив место спокойной мягкости и ненарочитому изяществу. Лицо утратило напряженную мрачность и словно помолодело, преобразилось.
В восторге от его изумительного перевоплощения, Мэгги не спешила себя обнаружить. Наоборот, она вжалась поглубже в свое кресло, наблюдая за тем, как он направился к дальней стене и принялся водить рукой по книжным полкам; менее всего девушка желала привлечь к себе его случайный взгляд. Он взял одну книгу, открыл и пробежал глазами, затем поставил обратно и выбрал другую. Бегло просмотрев, он захлопнул и ее и, заведя руки за спину, направился к выходящим в сад стеклянным дверям. Он немного постоял у них, задумчиво глядя вдаль, а возможно, как подумала Мэгги, любуясь своим садом. Так он стоял, слегка покачиваясь, не выпуская книгу из рук, и Мэгги поймала себя на том, что не в силах отвести от него глаз. Она подумала о том, что это и ее излюбленная поза. Как часто сама она стояла вот так, глядя из окна своей библиотеки, заведя руки за спину и держа в них любимую книгу — возможно, даже не для того, чтобы еще раз перечитать ее, а просто чтобы чувствовать ее присутствие и знать, что она существует. Зачастую именно так она размышляла над той или иной трудностью, возникшей в ее жизни.
У Мэгги не было ни малейших сомнений относительно предмета размышлений лорда Рэмзи. Конечно, он думал о ней и о том, что ему с ней делать дальше. Ей это даже льстило. Никто не проявлял о ней такой заботы со времени гибели Джеральда. Хотя, искренне оплакивая брата, она подсознательно радовалась нынешней самостоятельности — немногим женщинам доводилось испытать чувство подлинной свободы, независимости от мужской опеки. Правда, это был тяжкий, а зачастую и просто непосильный груз. Самой заботиться о добыче средств к существованию, в полном одиночестве, зная, что рядом нет никого, кто любил бы тебя и заботился о тебе… Откровенно говоря, у Мэгги не осталось никого, кроме прислуги.
По крайней мере так ей казалось до недавнего времени. Теперь же выяснилось, что будущее ее беспокоит еще лорда Рэмзи. Пускай даже это вызвано лишь памятью о ее брате.
Мэгги видела озабоченность на его лице; впервые она осознала, каким тяжелым бременем стала для этого человека. В ней даже вдруг пробудилась симпатия к нему, но, увы, она уже знала — любая попытка объяснить, что волнения его напрасны, заведомо обречена. Позиция, занимаемая им, была тверда и нерушима как камень.
Захлопнув книгу и держа ее на коленях, она вежливо поинтересовалась:
— Я представляю для вас проблему?
От неожиданности хозяин дома едва не подпрыгнул на месте. Стоило ее голосу нарушить тишину библиотеки, как он вздрогнул и, резко обернувшись, выронил книгу. Взгляд его выражал удивление, когда Мэгги поднялась и направилась к нему.
— Простите, я вовсе не хотела вас испугать. Книга не пострадала? — спросила она, нагнувшись и подняв выпавший из его рук том.
— О нет, я уверен, что все в порядке. — Лорд Рэмзи взял книгу и пристально посмотрел на Мэгги. — Я не знал, что здесь есть кто-то еще. Наверное, мне следует оставить вас…
— О, что вы, прошу вас! — Она поймала его за руку в тот момент, когда он собрался было уйти. — Ведь это ваша библиотека, милорд. Уйти следует мне.
— Нет, вовсе не обязательно. — Он положил книгу на край ближайшего стола и рассеянно указал на стеклянные двери, перед которыми только что стоял, погрузившись в раздумья: — Я просто…
— Вы пришли сюда, чтобы подумать, — закончила за него Мэгги.
Лорд Рэмзи удивленно поднял брови, и она почувствовала, что ей следует объяснить:
— Я поняла это по вашей позе.
Мэгги повернулась к окну и окинула взглядом расстилавшиеся за ним сады; сады Джеральда в Лондоне были гораздо меньше.
«Теперь мои сады», — печально напомнила она себе, но тут же постаралась прогнать грустные мысли и продолжить беседу:
— У себя дома я тоже делаю так. Стою у окна с книгой в руках и смотрю на сады. Всегда, когда мне надо о чем-то поразмыслить.
Мэгги повернулась к хозяину дома с легкой, ироничной усмешкой на губах:
— Не будет ли с моей стороны излишней самонадеянностью полагать, что именно я являюсь той проблемой, что так вас гнетет?
— С моей стороны было бы непростительной бестактностью называть проблемой вас, миледи. Я бы назвал это поводом для размышлений.
— Понимаю. Что ж…
Голос Мэгги затих, стоило ей случайно прочитать название книги: «Гордость и предубеждение».
— Прошу вас, — сказал Джеймс, любезно протягивая ей книгу.
— Моя самая любимая книга на свете.
— Моя тоже.
Они обменялись улыбками, затем Мэгги вдруг почувствовала некоторую неловкость, ибо уж слишком близко они друг к другу стояли. Поэтому она отошла в сторону и с восхищением обвела рукой книжные стеллажи:
— Здесь есть все мои любимые книги, а также и те, которые мне еще не доводилось читать. У вас прекрасная библиотека, милорд. Джеральд, несомненно, позавидовал бы вам. Своей библиотекой он очень гордился, и она довольно обширна, но вашей уступает, вне всяких сомнений.
— Вы так думаете?
Что-то в голосе Джеймса заставило Мэгги оглянуться и, к удивлению своему, она обнаружила усмешку на его губах. Не придумав другого ответа, она приветливо улыбнулась и сказала:
— Да, я действительно так думаю.
Какое-то мгновение он продолжал изучать ее, затем выражение лица его стало мягче, черты разгладились:
— Именно наша общая любовь к книгам сблизила нас Джеральдом. Их нам больше всего не хватало во время войны. Мы постоянно хвастались друг перед другом достоинствами своих библиотек, спорили о том, чья лучше.
Лорд Рэмзи обвел глазами комнату, ломившуюся от книг.
— С Робертом же, будучи соседями, мы дружили многие годы. Очень часто ему удавалось заткнуть нам с Джеральдом рты напоминанием, что библиотека моего дяди могла бы спокойно вместить обе наши. И, несомненно, он был прав. Дядя Чарлз всю жизнь собирал книги. Он постоянно пополнял свою библиотеку, перестраивая под нее все новые и новые комнаты. Библиотека была в три раза больше моей к тому моменту, как дядя, к величайшему ужасу тети Вивиан, решил еще увеличить ее.
— Решил? — уточнила Маргарет.
— Он умер прежде, чем успел осуществить свою задумку, — пояснил Джеймс с болью в голосе.
Мэгги решила помолчать, проявив тем самым уважение к его горю, но он продолжал:
— Это дядя Чарлз привил мне любовь к чтению. Я… Внезапно он остановился, смутившись, видимо, от того, что позволил себе излишнюю откровенность.
Мэгги пожалела, что он замолчал: ей казалось, что перед ней начинала раскрываться истинная сущность лорда Рэмзи. Сделав вид, что не замечает его смущения, она оглядела библиотеку и произнесла:
— А меня к чтению приучил Джеральд. И мне кажется, это стало лучшим подарком, который он мне когда-либо сделал. Он любил повторять, что книги — это сокровища.
— И вы согласны с ним?
У Мэгги вырвался смешок.
— Ну конечно же. Книги способны унести тебя в далекие страны, заставить смеяться или плакать. Они могут поведать о мирах, в которых вы никогда бы не очутились в реальности. Книги прекрасны. Прекрасен сам их аромат.
И, повернувшись к полкам, Мэгги с наслаждением вдохнула окружавший ее воздух.
Джеймс не улыбался. Ему было над чем всерьез призадуматься. Он чувствовал, что эта женщина могла бы стать ему идеальной парой. И дело не в ее красоте — в мире множество прекрасных женщин, и многих из них ему доводилось встречать. Но ни одна из них не в силах была пленить его рассудок, тем более до такой степени. Сейчас же перед ним стояла умная женщина, страстно влюбленная как в свой собственный мир, так и в тот, что был создан ее любимыми писателями. На мгновение Джеймс представил себе их совместную жизнь: зимние вечера, которые они проводили бы перед полыхающим камином… Вот они читают вслух и вместе смеются над какой-нибудь нелепой фразой. А затем смех медленно стихает, и глаза их встречаются, отражая огонь камина. Он забирает у нее книгу и откладывает в сторону. Мэгги тянется за ней, и губы их смыкаются в поцелуе — страстном и пылком, как их общая любовь к литературе. Но дверь вдруг открывается, и объятия поспешно размыкаются. На пороге стоит лорд Гастингс.
— О, прости, милый, — с нежностью говорит Джеймсу воображаемая Мэгги. — Мне пора возвращаться к работе.
И Джеймс остается на софе, глядя вслед жене, которая уходит прочь, прильнув головой к плечу другого мужчины.
Слабо застонав, Джеймс прикрыл глаза, прогоняя отвратительное видение. Женщина, познавшая те стороны жизни, которые познала Мэгги — может ли принадлежать одному человеку?
— Вы что-то сказали, милорд?
Джеймс открыл глаза как раз в тот момент, когда Мэгги вновь обернулась к нему. При этом она опустила руки и нечаянно задела уголок книги, которую он только что положил на край стола. В результате книга оказалась на полу уже повторно.
— Простите, я не хотела…
Голос ее прервался. Оба одновременно нагнулись, чтобы поднять книгу с пола, и мгновение спустя уже сидели на корточках, глядя друг на друга и держась за упавший том — каждый со своего края. Как и в его видении, глаза их встретились, и на секунду Джеймсу почудилось, что в зрачках Мэгги полыхает яркий огонь. И каким-то образом он знал, что его глаза тоже пылают. Они вместе поднялись, не отпуская книги, будто она была неким связующим звеном между ними.
Джеймс почувствовал, что склоняется к ней, безропотно повинуясь инстинкту. Он заметил, что и ее дыхание участилось и она тоже, сама того не осознавая, тянется к нему. Его губы уже ощущали мягкую нежность ее дыхания. Мэгги опустила веки, губы ее приоткрылись, и Джеймс неминуемо поцеловал бы их, но тут раздался тихий скрежет дверной ручки, что заставило его резко обернуться.
Никого не было. Никто, в том числе и лорд Гастингс, не ждал у входа с целью увести Мэгги. Должно быть, звук раздался где-то в коридоре. Однако и этого хватило, чтобы вернуть Джеймсу способность думать и привести его в чувство.
Выпрямившись и сделав шаг назад, он громко откашлялся и повернулся, чтобы снова положить книгу на стол. Рэмзи украдкой взглянул на Мэгги — она была смущена и густо покраснела, затем принялся деловито оглядываться, будто что-то искал. Сунув руку в карман, он извлек оттуда листок бумаги со своими набросками и снова повернулся к ней. Отступив еще на шаг, лорд Рэмзи сказал:
— Мне кажется, если вы не желаете уезжать из Лондона и продавать дом своего брата, то можно было бы просто закрыть половину дома, распустив при этом часть слуг. И тогда вам вполне будет хватать на достойную жизнь.
Слова его были встречены молчанием, однако он терпеливо ждал, пока она придет в себя.
Мэгги наконец заговорила, но голос ее звучал подавленно:
— Исключено. Я не выброшу на улицу слуг, которые верой и правдой служили моей семье долгие годы. Тем более если я могу себе позволить оставить их, немного поработав. Боюсь, вам придется придумать что-нибудь другое, милорд.
В наступившей затем тишине Джеймс размышлял над ее ответом. Он еще не решил, что ей возразить, когда очередной скрежет дверной ручки заставил его обернуться: Мэгги покинула библиотеку. Он остался один. С облегчением вздохнув, Джеймс, переводя дух, опустился в ближайшее кресло.
Игнорировать тот факт, что Мэгги стала для него серьезной проблемой, он уже не мог. Похищая ее из борделя Дюбарри, Джеймс был уверен, что без труда сумеет найти достойную замену ее нынешнему образу жизни. Однако теперь, анализируя ситуацию, он приходил к выводу, что все больше уподобляется писателю, перед которым лежит чистый лист и который должен описать человеческую судьбу. К сожалению, в этом жестоком, сугубо мужском мире у женщин имелось мало возможностей прийти к богатству и благосостоянию — чаще всего они просто выходили замуж по расчету.
«И это тоже вариант», — заметил он про себя. Прежнее занятие Мэгги до сих пор является тайной — и никто не узнает об этом, если сам он будет молчать. Так что Мэгги еще вполне может выйти замуж. Но в то же время Джеймс гнал от себя мысль о ее замужестве. Он просто не мог представить себе ее венчание с кем-то из так называемых «достойных джентльменов». А если уж совсем не кривить душой — он не желал представлять себе, что она разделит ложе с одним из них… Опять…
Куда больше ему импонировали помыслы о том, чтобы самому разделить ложе с Мэгги. И мысли эти с пугающим постоянством преследовали его с того момента, как он привез ее сюда. Каждый раз, стоило ему отвлечься от своих раздумий о всевозможных вариантах ее дальнейшей карьеры, и ему тут же представлялась она в том красном платье, творящая одно из тех безумств, о которых шепнула ему на ухо девушка из заведения Дюбарри. А это ему безумно мешало. Мешало сконцентрироваться на главном, вносило путаницу в мысли. Бывали минуты, когда ему казалось, что он просто сходит с ума.
Джеймсу все труднее удавалось сдерживать свое физическое влечение к Мэгги. Более того — его рассудок все больше подчинялся физиологии. Мужчину, который так гордился способностью контролировать себя и который больше тридцати лет прожил исключительно рассудком — время от времени позволяя себе отвлечься на случайную интрижку, — все происходившее с ним едва ли могло не смущать.
Джеймсу еще в юности пришлось узнать, что любовь несет с собой и боль возможной его утраты. А посему он прилагал максимум усилий к тому, чтобы избегать столь губительных для себя чувств. Предпочитал любви привязанность и доверие, а истинной страсти — мимолетное увлечение. К сожалению, Мэгги пробуждала в нем чувства совсем иного характера, и он боялся, что противостоять им долго он не сможет. Вот в чем действительно заключалась проблема. Поцелуй он ее сейчас — и, вероятнее всего, дело не окончилось бы простым поцелуем… или пусть даже не простым, но одним. Уже в тот момент, когда он начал склоняться к ней, он почувствовал необузданное желание повалить ее на пол библиотеки и…
Ощутив, что его природные инстинкты вновь пробуждаются и дают о себе знать, Джеймс постарался отогнать неотвязные мысли и закрыл глаза. Да, проблема есть, и довольно серьезная — эта женщина сводит его с ума. Свойственные ему рассудительность и благоразумие тают как лед рядом с едва преодолимой и почти постоянной эрекцией.
В безнадежном отчаянии Джеймс стал думать, как же ему быть дальше. Первым делом возникла мысль — избегать своей подопечной. Но он ее тут же отверг. Избегать ее, конечно же, мог, но вряд ли это могло ему помочь. Ее отсутствие казалось вовсе не обязательным, чтобы возбудить его безумные фантазии. Джеймсу вполне хватало одной мысли о ней — а думал он о Мэгги постоянно. Возможно, ему просто стоит выработать иммунитет против нее? Отвести ее наверх, в спальню, и совокупиться с ней, потом еще раз, и еще, и еще… До тех пор, пока он не охладеет к этой женщине.
«А вот эта идея уже имеет право на существование», — решил он, и все его тело как будто согласилось с ним.
Поморщившись, Джеймс встал и направился к выходу. Ему нужно было пройтись и все хорошенько обдумать. В присутствии этой женщины он не мог сосредоточиться. Единственно возможным выходом для него было уйти, чтобы потом вернуться с уже готовым решением. Это не означало, что он отказался от варианта сделать Мэгги своей любовницей. Собственно говоря, чем больше Джеймс об этом думал, тем больше ему нравилась эта мысль. К сожалению, пойти на это не позволяла его честь.
«Роберт», — решил он наконец, выходя в холл. Он навестит своего друга и соседа. Возможно, тот сможет ему что-либо подсказать. Во время войны лорд Маллин проявил себя прекрасным стратегом; возможно, и в этой битве он сможет ему помочь. По крайней мере Джеймс на это надеялся.
— Полагаю, ты предложил ей продать…
— Продать городской дом и купить домик в провинции, — кивнул Джеймс, подтвердив мысль своего друга. — Да, естественно, это было моим первым предложением.
— И ей оно не пришлось по душе?
— Она отказалась, что меня не удивило.
Джеймс нервно мерил шагами кабинет своего друга. Лорд Маллин тепло его встретил и с готовностью согласился помочь Джеймсу. Теперь они думали вместе.
— Ну а что, если прикрыть часть дома и соответственно распустить часть прислуги? — спросил Роберт.
— Это мое второе предложение, — сухо заметил Джеймс. — Отвергнуто столь же категорично, как и первое.
— Хм. — Его собеседник нахмурился. — Не понимаю, почему она отказывается. Зачем ей одной столько комнат? И зачем столько слуг?
— Ты, кажется, забыл, Роберт. Она не хочет оставлять без крова людей, которые долгие годы преданно служили ее семье, — раздраженно напомнил Джеймс, и лорд Маллин, слегка зевнув, тряхнул головой.
— Ну что ж, — немного подумав, заговорил он. — Похоже, она страдает тем же, чем и большинство женщин: излишней чувствительностью, которая зачастую служит серьезной помехой.
— Излишней чувствительностью?! — изумленно посмотрел на него Джеймс. — Вместо того чтобы распустить ненужных ей слуг, эта особа предпочла переспать с половиной Лондона! Это нечто иное, чем просто излишняя чувствительность. Скорее напоминает врожденное полоумие.
— Ну уж, наверное, не с половиной Лондона, — с улыбкой заметил лорд Маллин. — Половина Лондона состоит из женщин, и только другая половина — мужчины. А поскольку ни со мной, ни с тобой она переспать еще не успела, нетрудно догадаться, что всю половину ей охватить до сих пор не удалось. Возможно, она переспала с половиной этой половины. Да, точно. Скорее всего речь идет именно о четверти нашего населения.
— Мне вовсе не смешно, Роберт, — мрачно изрек Джеймс.
— Прости. Мне просто хотелось поднять тебе настроение.
Роберт пожал плечами, а Джеймс заметил:
— Мне требуется решение вопроса.
Он снова принялся расхаживать по комнате.
— Какие еще есть варианты? — рассуждал Роберт. — Кендрикс упоминал, что ищет няню. Возможно…
Джеймс в ужасе уставился на собеседника:
— Уж не предлагаешь ли ты устроить ее на должность, где она будет иметь дело с детьми?!
— Ах, конечно. Я понимаю, о чем ты, — поморщился лорд Маллин.
— Кроме того, Кендриксы на данный момент — замечательная, счастливая пара. Присутствие Мэгги в их доме положит этому конец в течение недели.
Роберт сдвинул брови:
— В этом я не уверен. Может, она и куртизанка, но не означает же это, что она станет разрушать счастливую семью.
— Ей и пробовать не придется. Самого ее присутствия будет достаточно, как Адаму райского дерева.
Глаза лорда Маллина расширились, а с губ слетел легкий смешок:
— О, подвергать сомнению ее шарм я не стану. Но Кендрикс буквально носит свою жену на руках. И я не думаю…
— Может, и носит, — согласился Джеймс. — Однако будь уверен: одна неделя с Мэгги — и его ослепит необузданная страсть.
— Необузданная страсть? — с сомнением повторил Роберт. — Она, конечно, женщина яркая, но…
— Яркая? — вновь перебил Джеймс. — Да эта женщина само искушение во плоти!
Роберт поджал губы. В памяти всплыла картина — грязная, растрепанная и промокшая Мэгги выходит из леса. Затем последовало уже куда более приятное воспоминание о том, как она вновь предстала перед ними после ванны. Да, без сомнения, она очень мила. Но все же лорд Маллин не понимал испытываемого его другом волнения.
— У нее красивые глаза, — наконец согласился он, и Джеймс нервно воскликнул:
— Глаза? Забудь ты о ее глазах! У нее самое великолепное тело, которое я когда-либо видел! Эта женщина идеальна! О нет, Кендрикс не устоит перед ней! То есть поначалу он, возможно, едва ее заметит. Но затем начнет ощущать ее аромат, безошибочно определять, когда она входит или выходит из комнаты, как она порхает вокруг него, постепенно сводя его с ума… А потом уже одного упоминания о ней, одной лишь попытки задуматься над тем, что ему делать с этой женщиной, будет достаточно, чтобы она явилась ему в образе Афродиты, с полными, сочными губами, таинственными глазами, под красной маской, с гладкой молочной кожей, одетая в свое прозрачное шелковое платье, и красновато-коричневые соски будут проглядывать сквозь тонкую дымку материи…
— Красновато-коричневые соски?!
Джеймс осекся и два раза моргнул — голос Роберта вернул его к реальности. О чем он тут вообще говорил? Боже всемогущий! Эта женщина и впрямь сводила его с ума! Он перестал измерять шагами кабинет Роберта и рухнул в кресло.
— О каком таком прозрачном платье ты говоришь? И какого дьявола ты делал там у себя в Рэмзи с сестрой Джеральда? Ради всего святого, Джеймс! Ты должен перевоспитать девчонку, а не…
— Ничего. Я ничего с ней не сделал. — Джеймс кисло взглянул на приятеля. — И не надо сразу думать обо мне плохо, Роберт.
— Но тогда объясни, что это за болтовня про идеальное тело и прозрачное платье?
Джеймс тоскливо пожал плечами:
— Когда мы выкрали ее из борделя, на ней было надето прозрачное красное платье, — объяснил он и, резко оборвав себя, раздраженно отмахнулся: — Но хватит об этом! Я пришел к тебе в надежде, что ты сможешь дать мне дельный совет.
— Да, да, конечно. Постараюсь не обмануть твоих ожиданий, — заверил его Роберт, но тон, каким это было сказано, подготовил Джеймса к тому, что ему предстою выслушать очередную колкость.
— Я долго ломал себе голову, но так почти ничего и не придумал, — сказал он.
— Немудрено, учитывая сделанные тобою концы между городом и поместьем.
— Все, что мне удалось придумать, это те два варианта, которые назвал ты сам. Те, которые Мэгги отвергла при первой же нашей беседе. Идея устроить ее няней в какую-нибудь семью была бы недурна, но могу ли я, находясь в здравом уме и твердой памяти, порекомендовать ее кому-либо из своих знакомых?
— Нет, пожалуй, не можешь, — согласился Роберт. — Да и неизвестно, согласится ли она на подобный вариант.
— Это, конечно, тоже. Лично я в этом сомневаюсь.
— Хм.
Они помолчали, затем лорд Маллин спросил:
— Кем еще может стать женщина?
— Вариантов мало, — проворчал Джеймс. — И мой долг — найти самый лучший. Но ни при каких обстоятельствах я не позволю ей вернуться к Дюбарри.
— Нет, конечно же, нет, — кивнул Роберт.
— Так ты понимаешь, в каком я положении?
— Еще бы!
— Именно поэтому я решил поразмыслить над еще одним вариантом, — неохотно сообщил Джеймс. Убедившись, что Роберт слушает его с интересом и вежливым любопытством, Джеймс осторожно и неуверенно продолжил. — Это имеет кое-что общее с ее предыдущей работой, однако репутация ее не будет подвержена столь ужасной опасности.
— Кое-что общее с предыдущей, работой? — нахмурился Роберт, а затем глаза его расширились едва ли не до размера корабельных иллюминаторов. — Постой-ка, приятель! Уж не решил ли ты сделать ее своей любовницей?!
— Ну уж, во всяком случае, в этом было бы куда больше благочестия, нежели в работе у Дюбарри, — защищался Джеймс. — Кроме того, нельзя же позволить ее чудесному таланту пропасть втуне. Ты и сам слышал, что ее работа ей нравится.
— Святые угодники, Джеймс! — Роберт громко топнул ногой. — Вряд ли такое можно назвать достойным путем к перевоспитанию! Ведь это почти то же самое!
— Это не то же самое! И рисковать она будет гораздо меньше. Никаких волнений или боязни, что ее кто-нибудь узнает.
— Конечно, просто все будут знать, что она твоя любовница, — провозгласил Маллин. Вы могли бы держать все в тайне.
— В тайне? Джеймс, послушай, что ты говоришь! Дружище, подумай о Джеральде!
Джеймс пристыжено умолк. Джеральд и его милые истории о его милой сестре. Его маленькой Мэгги, с острым умом и прелестным личиком. «Джеральд не упомянул лишь о том, каким божественным телом она обладает», — с горечью подумал Джеймс. Возможно, он хотел подготовить Джеймса к…
— Джеральд спас тебе жизнь.
Джеймс нахмурился, услышав эти слова. Ему вовсе не нужно было напоминать, чем он обязан Уэнтуорту.
— Сомневаюсь, что он мечтал о том, чтобы его сестра стала твоей любовницей.
— Даже ради того, чтобы выбраться из борделя Дюбарри? — спросил Джеймс.
— Конечно же, нет, — твердо ответил Роберт. — Подумай хорошенько, Рэмзи. Ты должен найти решение этой проблемы, а не стать ее частью.
Джеймс согласно кивнул, затем посмотрел на Маллина:
— Раз так, надеюсь, ты посоветуешь мне что-то, потому что лично я ума не приложу, что мне делать с этой женщиной. Все, о чем я способен думать, когда она рядом, это…
— Ее красновато-коричневые соски? — с сухой иронией вставил лорд Маллин. — Полагаю, этот вопрос мне следует рассмотреть особенно тщательно.
Джеймс только застонал, но Роберт его пессимизма предпочел не заметить.
— Я придумаю что-нибудь. И все же твой повышенный интерес к этой девушке весьма меня беспокоит. Потому мне кажется, тебе по возможности следует избегать общения с ней. Собственно говоря, почему бы тебе не остаться на ужин? Пожалуй, немного времени, проведенного вдали от нее, позволит тебе трезво взглянуть на вещи. Джеймс неуверенно помялся, но затем согласно кивнул. По крайней мере это лучше, чем сидеть и смотреть на Маргарет с вожделением какого-нибудь влюбленного щенка.