Глава 19
Голос с того света

Для Фредерики жизнь приобрела сюрреалистический оттенок. Страх, похоже, исчез, но исчезла и связь с реальностью. Были зажжены еще свечи, но кто их зажег, она не смогла бы вспомнить. Она лишь смутно помнила, как Бентли отвел ее на кресло у камина и закутал в халат. Она молча наблюдала, как он натянул на себя одежду и принес тазик с водой. Прикасаясь к ней очень нежно, он принялся смывать губкой кровь с ее волос и виска.

Как ни странно, ей не было больно. Она почти ничего не чувствовала. Потрясенный Бентли тихо повторял, что очень сожалеет и что она ни в чем не виновата. Однако Фредерика чувствовала, что за этим скрывается страх. Он был в ужасе, и это лишь усиливало ее тревогу.

Фредерика взглянула на свои руки. Они дрожали. Реальность вступила в свои права. Для тревоги было немало причин. Ей еще не было девятнадцати лет. Она ждала ребенка. И была замужем – замужем за человеком, сердце которого хранило множество тайн.

Возможно, пора было признать, что что-то у них не в порядке. Она его любит. Но достаточно ли этого?

Кончиками пальцев Бентли снова прикоснулся к ее виску. Рука его тоже дрожала.

– Боже мой, Фредди, здесь будет синяк. – Голос у него сорвался, как будто он всхлипнул. – Простишь ли ты меня когда-нибудь?

Он опустился в кресло, стоявшее напротив, и, взяв ее руки в свои, виновато взглянул на нее, но не сказал ничего. А Фредерика лихорадочно искала нужные слова.

– Бентли, – тихо заговорила она наконец, – о чем ты в тот момент думал? Что тебе приснилось?

Он зажмурился.

– Я не помню.

Он лгал. И она это знала.

– Не помнишь? – продолжала она. – Или не хочешь говорить об этом?

Он вскочил с кресла и подошел к окну.

– Черт возьми, Фредди, у меня нет оправданий для того, что я сделал, – признался он. – Я даже не буду пытаться оправдываться. Так что ты хочешь, чтобы я сказал? Или сделал?

– Я хочу, чтобы ты сказал мне правду, – требовательно заявила она. – Я люблю тебя, Бентли, и ты должен перестать скрывать от меня свои тайны. И от себя – тоже.

– Скрывать? – переспросил он, глядя в окно. – Что за тайны, по-твоему, я скрываю?

И тут Фредерика утратила сдержанность.

– Не знаю, что именно ты скрываешь, – взволнованно проговорила она. – Да и откуда мне знать? Ведь я вообще почти ничего не знаю! Я всего лишь глупенькая наивная девочка, а когда я пытаюсь быть хорошей женой, когда я пытаюсь… доставить тебе удовольствие – видишь, что получается?

Он отвернулся от окна и подошел к ней. Взяв ее руки в свои, он опустился на одно колено, чтобы можно было смотреть прямо в ее глаза.

– Фредди, ты хорошая жена, – медленно, отчетливо произнес он. – Но наш брак был плохой идеей.

Фредерика покачала головой.

– Нет, – в ужасе прошептала она. – Не говори этого! Мы оба сделали этот выбор. Мы рискнули всем, решив вступить в брак.

– Это был мой выбор, Фредди, – твердо заявил он. – Я поступил как избалованный ребенок, который выбирает игрушку, слишком хрупкую для его рук. Я хотел тебя. Черт возьми, мне кажется, что я всегда был немножко в тебя влюблен. И я подумал, что это, возможно, шанс… шанс… не знаю, черт возьми, что именно я подумал! Но если бы я искренне любил тебя, то никогда не внушил бы себе мысль, будто то, что хочу я, и для тебя тоже наилучший вариант. Тем более что у тебя было много отличных вариантов.

– Что ты хочешь этим сказать, Бентли?

Все еще стоя перед ней на колене, он отсутствующим взглядом смотрел куда-то вдаль.

– Я хочу сказать, что теперь ты стала мне так дорога, что я поступаю правильно, а не как жалкий эгоист, – прошептал он. – Я хочу сказать, Фредди, что если ты пожелаешь покинуть меня, то я не стану пытаться удерживать тебя, заставляя выполнять условия нашей дурацкой договоренности.

Этими словами он нанес ей удар гораздо сильнее того, который оставил ссадину на ее виске.

– Боже мой, значит, вот как ты смотришь на это?

Значит, мы просто сдадимся? И… из-за чего?

– Дело не только в этом, Фредди! Разве ты не понимаешь? Она покачала головой:

– Нет. Не понимаю.

Он на мгновение закрыл глаза, положил голову на ее руки, которые все еще держал в своих, и на некоторое время замер. Когда он снова поднял голову, на его глазах блестели слезы.

– Я лишь хочу, чтобы ты поступила так, как будет лучше для тебя, Фредди. И для ребенка. Как бы ты ни поступила, ради Бога, сделай это.

У Фредди перехватило горло.

– Но ведь ты мой муж, – прошептала она. – И я думаю, что ни одному из нас не следует с такой легкостью отказываться от нашего брака. Ведь если ты хоть немного любишь меня – а я по уши влюблена в тебя, – то разве не будет грубой ошибкой наше расставание?

Напряженное тело Бентли слегка обмякло – она надеялась, что он почувствовал облегчение.

– Тогда нам нужно уехать отсюда, Фредди, – тихо произнес он. – Я не могу здесь оставаться. И возможно, когда мы будем с тобой вдвоем, все наладится.

Но Фредерика уже едва сдерживала слезы.

– Бегством делу не поможешь! – возразила она. – Нельзя убежать от своих проблем, Бентли. Перестань это делать. Я хочу знать, что именно у нас не в порядке. И хочу исправить это.

– Боже мой, Фредди, с нами все в порядке. Значит, ночью ты пыталась исправить положение? Пыталась стать для меня чем-то другим? Не делай этого.

– Я просто хотела, чтобы ты перестал считать меня наивной, – всхлипнула она. – Я хотела лишь доставить тебе удовольствие. Я совсем не хотела тебя злить.

Он снова прикоснулся к ране на ее виске.

– Я крепко спал, Фредди, – напомнил он. – Я так крепко спал, что не понимал, что делаю. – Он пристально взглянул ей в глаза. – Почему, черт возьми, у тебя в голове появились такие мысли? Что заставило тебя думать, будто ты чего-то не умеешь? Такая, как есть, ты абсолютно идеальна, Фредди.

Фредерика молча смотрела в пол, и он продолжал:

– Прошлой ночью ты проделала со мной нечто такое, что я уже тогда подумал – нам необходимо об этом поговорить.

Она подозрительно взглянула на него:

– Необходимо поговорить? Что ты имеешь в виду? Он не поднялся на ноги, но еще крепче сжал ее руки.

– Ты такая невинная, Фредди… Фредерика резко прервала его:

– Видит Бог, я сойду с ума, если ты еще раз повторишь это слово! Я вовсе не невинное дитя. И даже если когда-то была такой, то теперь изменилась.

Судя по выражению лица Бентли, ему было тяжело продолжать этот разговор.

– Однако тот факт, что то, что ты проделала этой ночью…

– Понятно, – насмешливо перебила она его. – Тебе это не понравилось!

Он долго молчал, как будто обдумывая свои слова.

– Я тебя не браню, милая, – мягко произнес он. Потом он поднялся с колена, сел в кресло напротив и откашлялся. – И все же об этом маленьком трюке, который ты проделала ночью, благовоспитанной леди вообще не следует знать. А то, что ты сделала нынче утром… Пойми, я не браню тебя, а просто хочу понять, как вообще тебе пришло в голову… быть такой…

Фредерика не дала ему договорить, избавив от мучительной необходимости подыскивать нужные слова. Она отправилась в гардеробную и вернулась с книгой, подаренной Рэндольфу, и бросила ему на колени. Он сразу узнал ее. Она поняла это, заметив, как он побледнел.

– Где, черт возьми, ты это взяла? – спросил он голосом, утратившим прежнюю мягкость.

– В сундучке для постельного белья, – призналась она. – В том, который стоит в комнате Кассандры.

– Фредди, – хрипло проговорил он, уставившись на книгу. – Если бы я хотел иметь жену со вкусами и природными данными проститутки, то я не женился бы на тебе.

Жестокость его слов потрясла ее, но она не подала и виду.

– Ну что ж, я думаю, ты большой лицемер, Бентли Ратледж.

У него начала подергиваться жилка на скуле.

– Не объяснишь ли, как это понимать?

– Говорят, что ты самый большой распутник в шести графствах, – пояснила она в ответ. – Однако ты хочешь, чтобы твоя жена просто лежала под тобой без движения и была довольна этим? Ты этого хочешь? Я тебя правильно поняла? Хочешь, чтобы я не двигалась? Не стонала? Или ты считаешь, что оргазм у женщины – это признак дурного воспитания?

– Остановись, Фредерика! – рявкнул он. – В течение последних недель мы, конечно, жили отнюдь не монашеской жизнью. И наслаждались этим. Но послушай меня, потому что я повторять не буду. Кассандра Ратледж была сучкой, которая манипулировала людьми, и бессердечной шлюхой. В этом доме никто не желает вспоминать о ней. Ни я. Ни Ариана. И уж тем более не мой братец. Не прикасайся к ее вещам. Держись подальше от ее комнаты. И никогда больше не упоминай ее имени. – Последние слова он произнес, направляясь к двери. Уже держась за дверную ручку, он оглянулся и посмотрел на нее.

– Куда ты идешь? – едва слышно спросила она.

– За твоей горничной, – ответил он. – Надо перевязать твою рану. Прости, что я ударил тебя, Фредди. Я очень сожалею. Видит Бог, я не хотел этого.

– Ты вернешься?

– Я иду в столярную мастерскую, чтобы починить церковную дверь, – произнес он, глядя в сторону. – Мне необходима физическая нагрузка, иначе я взорвусь.

С этими словами он широко распахнул дверь, и Куинни чуть не упала в комнату, едва удержавшись на ногах. Бентли схватил ее за плечо, чтобы помочь обрести равновесие, но было поздно. Она качнулась назад, стукнув Бентли по лицу своей метелкой.

Не сказав ни слова, Бентли помог ей удержаться на ногах, смахнув с лица сажу рукавом пиджака, вышел из комнаты.

Фредди смотрела, как он удаляется по коридору. Слишком поздно она заметила, что Куинни смотрит на нее с состраданием. Господи, неужели слуги подслушивают под дверью? Но в этом, похоже, не было необходимости. Голос Бентли был слышен далеко. Фредерика вздернула подбородок.

– Куинни, это не то, что ты подумала.

Куинни принялась энергично орудовать возле камина.

– Кто я такая, чтобы что-то думать, мэм?

В течение нескольких минут Фредерика сидела, просто наблюдая за работой служанки и размышляя над тем, что ей делать с собственной жизнью. Она была не в состоянии ни в чем разобраться, а прежде всего в собственных эмоциях. Не успела Куинни закончить свою работу, как вбежала Джейни.

– Ах, мисс! – запыхавшись, заговорила она. – Мистер Ратледж приказал мне… О Господи! – Горничная опустилась на колени перед креслом Фредерики и отодвинула с виска волосы хозяйки.

– Все не так страшно, как кажется, – сдержанно проговорила Фредерика. – Но я по крайней мере поняла, что нельзя будить человека, когда ему снится кошмар.

Обе служанки как-то нервно улыбнулись. Силы небесные, неужели никто ей не верит? Фредерика почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. Бормоча какие-то банальности, Джейни направилась в гардеробную и принялась там возиться. Куинни моментально водрузила на место каминную решетку и, пожелав Фредди хорошего дня, выскочила из комнаты. Фредерике вдруг очень захотелось побыть одной. Ей нужно было подумать. Что-то ее по-прежнему тревожило.

Она позвала Джейни. Та появилась, держа в руках полоску ткани для перевязки.

Фредерика мило улыбнулась.

– Сходи на кухню и вели прислать мне чайник крепкого чая, – попросила она. – После этого я, пожалуй, действительно лягу в постель. А повязки не надо. С ней все будет выглядеть гораздо страшнее. Я позову тебя потом.

Неуверенно взглянув на хозяйку, Джейни присела в реверансе и ушла. Фредерика отправилась в гардеробную за тетрадями Кассандры. Она и сама не смогла бы сказать, зачем это делает. Она понимала лишь, что ее отношения с мужем приближаются к критической точке. По причинам, которые она не взялась бы объяснить, Фредерика почувствовала, что призрак Кассандры Ратледж отбрасывает темную тень не только на этот дом, но даже и на их брак.

Она отнесла тетради на кресло у окна. Куинни принесла чай и тут же торопливо удалилась. Фредерика отхлебнула чаю в надежде подкрепить силы, потом раскрыла тетрадь – единственную, которую еще не открывала. Ни на матерчатом зеленом переплете, ни внутри не было даты. Вообще в тетради были исписаны только первые шесть страниц. Разочарованная, Фредерика подумала о тетрадях, оставленных в сундучке; может быть, это был последний дневник Кассандры, который она только что начала и не потрудилась еще проставить даты?

Интересно, сколько лет назад умерла Кассандра? Она принялась перелистывать страницы. Это были скорее заметки, касающиеся повседневной жизни, а не дневник в полном смысле этого слова. Так, например, на первой странице, обозначенной «среда», Кассандра сделала несколько не связанных между собой записей: доставили синий шерстяной костюм для верховой езды, который оказался на дюйм короче, чем нужно; Милфорду надо бы напомнить, чтобы он проверил, достаточно ли у них запасов шампанского; необходимо немедленно починить сломанную застежку на сапфировом браслете. Эти и другие записи в том же духе были сделаны неразборчивым угловатым почерком.

В конце второй страницы Кассандра упоминала о полученной корреспонденции: о письме от ее отца и о втором письме от джентльмена, имя которого Фредерика не разобрала. «Он вернулся в Англию и отчаянно хочет видеть меня, – писала Кассандра. – Он умоляет меня встретиться с ним на Мортимер-стрит в следующем месяце».

На Мортимер-стрит? Но ведь это адрес лондонской резиденции лорда Трейхорна!

Место встречи показалось Фредерике довольно неподходящим, но Кассандра писала об этом так, как будто это само собой разумелось. На последующих пяти страницах больше ни о ком не упоминалось, кроме самой Кассандры. Там не было ни слова ни об Ариане, ни о муже Кассандры. Зато говорилось о скуке сельской жизни и о заурядности соседей. Судя по всему, это писала бесчувственная эгоистичная особа. Далее, на странице, обозначенной «воскресенье», внимание Фредерики привлекла следующая запись:

Далее следовало резкое замечание относительно котсуолдской погоды и ее пагубного влияния на состояние волос Кассандры. Фредерика добралась до последней страницы. На ней было нацарапано всего три абзаца, а после них не было ничего. «Четверг» был, очевидно, последним днем жизни Кассандры. Фредерика пробежала глазами последний абзац. У нее сразу же возникло страшное подозрение. Она перечитала еще раз, чтобы убедиться, что не ошиблась.

Фредерика зажмурилась и попыталась дышать ровнее. Господи, это говорит о том, что… Она прочитала последние два абзаца. Впервые за много дней она почувствовала, что надвигается приступ рвоты. Она помертвела. Завуалированные намеки Кассандры почти не оставляли места для сомнений в том, кого она имела в виду. От ужасного подозрения у Фредерики перехватило дыхание.

Она отшвырнула тетрадь, как будто та загорелась в ее руках. Ударившись о ночной столик, тетрадь упала на ковер. Фредерика сидела, уставясь на нее, не в силах ни о чем думать. Это было ужасно. Она не хотела об этом знать. Никогда не хотела. Однако теперь она знала. Не так уж трудно было прочесть между строк. Эта правда была гораздо страшнее, чем какая-то затрещина, полученная от мужа. Бентли придется многое объяснить. Конечно, его прошлое – это его прошлое. Но это было… немыслимо! Фредерика встала, отправилась в гардеробную и трясущимися руками натянула на себя первое попавшееся платье.

Освещенный сзади пламенем кузнечного горна, Бентли склонился над верстаком и еще раз плавно провел по доске рубанком. Длинная дубовая стружка завивалась кольцами, а потом мягко падала на грязный пол. Тыльной стороной ладони он стер со лба пот, заливавший глаза, и выпрямился. Стоя у кузнечного горна, старый Ангус ковал новые дверные петли. Если бы он подумал как следует, то мог бы сделать вообще новую дверь и растянуть работу в мастерской до второго пришествия. Потребовались бы лесоматериалы. Им с Ангусом, возможно, пришлось бы даже валить и пилить деревья, а значит, он мог бы целыми днями пропадать в столярной мастерской, делая при этом богоугодное дело.

Старый Ангус отвернулся от горна и, покопавшись под кожаным фартуком, выудил носовой платок.

– Отверстия для болтов, – спросил он через плечо, – на каком расстоянии друг от друга делать? Замерь линейкой от центра до центра.

Бентли схватил линейку, произвел замер и назвал полученный результат. Ангус что-то проворчал, взял свой инструмент и продолжил работу. Жар, запахи, даже ритмичное постукивание молота, как ни странно, действовали на Бентли успокаивающе. Атмосфера здесь была умиротворяющая. Мужское царство, простое и наполненное смыслом, – именно такой и должна быть жизнь мужчины, если бы мир был совершенен. И разумеется, здесь не было места женщинам. И воспоминаниям о них – тоже.

Бентли снова взялся за рубанок и вспомнил о том, что он сделал Фредди. Он все еще пребывал в ужасе. Почему досталось именно ей? И почему сейчас? Этот кошмар снился ему сотни раз и в сотне разных постелей, в которых с ним находилась сотня других женщин, но ведь он не давал затрещин ни одной из них? Конечно, никто из них не взбирался на него, когда он крепко спал, а во сне у него начиналась сильнейшая эрекция, словно молот Ангуса.

Все дело было, конечно, в самой Фредди. Она не виновата, что из-за нее все перепуталось в его голове. Она лишила его возможности держаться отстраненно, тогда как это было его средство самозащиты. Она заставила его принять такой уровень интимности в их отношениях, который для него был неприемлем. «Они стали единым целым», – как и говорил им преподобный мистер Амхерст. Именно это он чувствовал, когда они занимались любовью и он смотрел ей в глаза. Он был с ней телом и душой. Он не мог держаться от нее на расстоянии и просто удовлетворять свою физиологическую потребность. Она возбуждала в нем желание духовной близости.

Видит Бог, он не мог никому открыть ни свое сердце, ни свои мысли. Но с Фредерикой все было по-другому. Пройдет какое-то время, и она что-то почувствует или увидит. Или задаст какие-нибудь вопросы, на которые он не сможет ответить. Она не глупа, его молодая жена. И как она сама справедливо заметила, не так уж наивна. Ее будет трудно обмануть. Уж не воображал ли он, что сможет это сделать? Или он, действуя подсознательно, привез ее в Чалкот, чтобы она помогла ему изгнать призраки прошлого? Уж не убедил ли он себя по глупости в том, что любовь побеждает все? Как бы там ни было, у него ничего не получилось. Глупо было вести ее к алтарю, пусть даже она ждала от него ребенка.

– Эй, парень! – вывел его из задумчивости голос Ангуса. – Ты будешь работать или грезить наяву?

Бентли увидел, что остановился на полпути, не доведя рубанок до конца доски. Подняв рубанок, он заметил оставшуюся на доске неровность и выругался. Проведя рубанком еще пару раз, он сгладил зазубрину. Жаль, что нельзя так же легко разделаться с ночными кошмарами. Ладно, не будет он сейчас думать об этом. А будет он думать о том, как получше выровнять доску, и постарается отвлечься за этой простой работой от всех прочих мыслей.

Когда Фредерика спустилась вниз, лорд Трейхорн находился в своем кабинете. Сквозь массивную дверь она услышала, как он громко разговаривает с кем-то. Похоже, он сердился. Фредерика не стала стучать в дверь, она опустила руку и пошла прочь, но тут ее внимание привлек жалобный писк. Взглянув вниз, она увидела одного из котят, который мяукал у двери. Она подняла котенка и прижалась щекой к рыжей шерстке. В это время мимо проходила мисс Наффлз.

– Вот ты где, миленький! – заворковала она, кладя котенка в карман фартука. – Я отнесу его на место, – пояснила она. Фредерика спросила у нее, где находится столярная мастерская, и миссис Наффлз объяснила ей. Все мастерские в Чалкоте находились у подножия холма рядом с новым амбаром.

Мастерские занимали длинный ряд каменных помещений. Некоторые из них были частично открыты, как, например, кузница, из трубы которой валил белый дым, другие закрыты и снабжены толстыми двойными дверями. Фредерика еще издали услышала лязг металла и ругательства. Спустившись вниз по тропинке, она заглянула в кузницу и увидела, что в соседнем помещении находится столярная мастерская.

Ее муж, обнаженный до пояса, стоял, низко склонившись над верстаком. По его мускулистой спине струйками катился пот: жар от кузнечного горна еще больше усиливался, отражаясь от каменных стен. Кузнец, которого все называли Старый Ангус, поприветствовал ее коротким кивком, положил свои инструменты и ушел. Стоя спиной к ней, Бентли обрабатывал нижнюю планку двери, не замечая присутствия жены. Она долго наблюдала, как напрягаются и расслабляются мускулы на его плечах в такт плавным движениям рубанка, сопровождавшимся мягким шуршащим звуком. Он по собственной инициативе взялся за эту черную работу и, судя по всему, неплохо с ней справлялся.

Как и все остальное, он делал это с изящной ленцой, как будто это не составляло никакого труда, хотя это было не так, потому что мощные мышцы его напрягались и пот струился по нему от жары и напряжения. Он сбросил с плеч подтяжки, и его темные брюки спустились на бедра, подчеркивая узкую талию.

Значит, вот оно как? Они соблазняют женщин своей мужской красотой? Заманивают своим обаянием и силой? И не позволяют им разглядеть, что за всем этим кроется? Но нет. Фредерика могла поверить, что ее муж повеса и грешник. Но она не могла поверить, что он поставил целью ее соблазнить, утаив от нее свой подлинный характер. Она тихо окликнула его:

– Бентли!

При звуке ее голоса он замер, потом выпрямился и чуть повернул голову, чтобы взглянуть на нее. Она увидела, что по его лицу, словно слезы, струится пот.

– Бентли, – тихо повторила она, – нам надо поговорить.

Она услышала, как он выругался себе под нос. Потом, зажав в левой руке рубанок, он повернулся к ней лицом. Положив инструмент, он провел рукой по лицу и, кивнув, прошел мимо нее в тень старого каштана. Здесь было тихо. Тишину нарушали лишь пение птиц да шорох ветерка в листве. Под каштаном стояла старая скамья, и он жестом предложил Фредерике сесть на нее, а сам устроился на траве, вытянув длинные ноги.

Однако в этот момент Фредерика, забыв о физической привлекательности своего мужа, думала о стоящей перед ней ужасной задаче. Казалось, что сердце у нее переместилось куда-то в горло. Страх и сомнения вернулись с удвоенной силой, и ей показалось, что она снова осталась одна с ним в музыкальной комнате Страт-Хауса и ждет решения о том, что будет дальше с ее жизнью.

Оперевшись на руки, Бентли откинулся назад и посмотрел ей в лицо. Она видела, что он опирается ладонью о колючий плод каштана, но он, кажется, этого даже не заметил. Это ее встревожило. Она и раньше не раз удивлялась тому, что Бентли многого не чувствует. Во всяком случае, чувствует не так, как другие. Зато он увидел, что она как-то странно на него смотрит.

– Ну, выкладывай, Фредди, – вздохнул он. – Плохие новости не становятся лучше, если их сообщают не сразу.

Она вдруг решилась сказать все прямо и открыто.

– Я хочу знать, Бентли, – прошептала она, – правда ли, что у тебя была любовная связь с женой твоего брата?

Он посмотрел в сторону и горько усмехнулся.

– Ты, я вижу, зря времени не теряешь, Фредди, – произнес он в ответ. – Но нет, это не было любовной связью. Черт возьми, она мне даже не нравилась Но я но часто трахал ее, если ты об этом спрашиваешь.

– Прошу тебя не использовать это слово, – возмутилась она. – Оно вульгарно и отвратительно.

Он снова взглянул на нее и прищурил глаза от солнца, упавшего на лицо сквозь листья дерева.

– То, что мы делали, и было вульгарно и отвратительно, Фредди, – произнес он бесстрастным тоном. – Так что это единственное слово, которое подходит для обозначения того, что происходило. Мне не хотелось бы говорить тебе об этом, но жизнь имеет не только светлую сторону.

Фредерика удивленно уставилась на него.

– Неужели тебя не мучают угрызения совести? – резко спросила она. – Как ты можешь сидеть тут и говорить «я трахал ее» таким равнодушным тоном, словно говоришь о погоде?

– Примерно такое же значение я придавал тому, что спал с ней, – сказал он, – причем она была почти так же непредсказуема.

Фредерика покачала головой:

– Нет, Бентли, это не могло не иметь значения. Прошу тебя, скажи, что ты не совершал прелюбодеяния с таким безразличием. С такой жестокостью. Тем более с женой своего брата. Прошу тебя, скажи, что ты чувствуешь себя виноватым. Что сожалеешь. Что тебе хоть немного стыдно.

Он снова отвел взгляд в сторону и долго молчал.

– Понимаешь ли, Фредди, проблема в том, что я вообще многого не чувствую. Я… не могу себе этого позволить.

– Я тебя не понимаю, – прошептала она. Он горько рассмеялся.

– Еще бы. Конечно, ты не понимаешь, – согласился он. – Есть у меня в голове нечто вроде шлюзового затвора, Фредди. И если я его открою, если позволю себе думать о том, что она… Но черт возьми, какое это имеет значение? Что эхо изменит? Я это делал. Я делал все, что она хотела. А Кэму, я думаю, все это было безразлично. Если бы не было безразлично, он бы, возможно, заметил. Боже мой, ведь все происходило почти у него на глазах, причем очень долгое время.

Фредерика была потрясена.

– Ох, Бентли, ты говоришь это так, будто хотел, чтобы он это заметил!

Он резко обернулся к ней.

– Я этого не говорил, – возразил он. – И ты ничего не говори ему, Фредди. Я тебе запрещаю, слышишь?

Она медленно покачала головой.

– Я и не собиралась этого делать, – пожала плечами она. – Я думаю, тебе самому это надо сделать, Бентли.

У него задергалась жилка на щеке.

– Ты, должно быть, сошла с ума! Фредерика протянула ему руку, но он ее не взял.

– Тебе придется сделать это, Бентли, ради семьи, – заговорила она. – Ведь это часть проблемы, из-за которой ты не можешь спать. Из-за которой тебе снятся кошмары. Из-за которой вы оба постоянно готовы вцепиться друг другу в горло. Это чувство вины. Но ты можешь избавиться от него, попросив у Кэма прощения.

Бентли упрямо поджал красивые губы.

– Только через мой труп, Фредерика. Фредерика чуть не заплакала.

– Было бы правильно сказать: через труп нашего брака, – произнесла она в ответ. – Я люблю тебя, Бентли, но я не вынесу этой готовой выплеснуться наружу ненависти и ярости.

Он вскочил на ноги.

– Ты не любишь меня, Фредерика! – прорычал он. – Ты просто любишь то, что я могу тебе дать. То, что я заставляю тебя испытывать под простынями. Это все, что я умею и всегда умел делать мастерски. Когда-нибудь ты это поймешь.

– Перестань, Бентли! Прекрати! Мне ли не знать собственного сердца?

Бентли повесил голову.

– Ты всего лишь дитя, Фредерика, – прошептал он. – Причем довольно глупое дитя, если думаешь, что стоит мне признаться во всем Кэму, как все сразу изменится к лучшему.

Но Фредерика стояла на своем.

– Сделай это, соверши правильный поступок, – умоляюще проговорила она и пригрозила: – А если ты не сделаешь, то, клянусь, я не буду жить с тобой как твоя жена, Бентли, понятно?

Он уставился куда-то в пространство отсутствующим взглядом.

– Понятно. Вижу, что этот простой выход из положения кажется тебе заманчивым. Я знал, что в конце концов так и будет. Что ж, если вспомнить, что произошло нынче утром, то, возможно, это и к лучшему, Фредди.

– Нет, Бентли! – в ужасе закричала она.

Он покачал головой и снова горько рассмеялся.

– Из меня хорошего мужа не получится, – сказал он. – Ты сама это говорила несколько дней тому назад. К тому же на Кассандре дело не закончилось. Или ты думаешь, что она была единственной замужней женщиной, с которой я спал?

– Перестань, Бентли! Я не хочу этого слышать!

– Полно тебе, Фредди, почему бы и не послушать? – Он улыбнулся горькой улыбкой, а глаза его были холодны как лед. – Ты ведь знаешь, что обо мне говорят? Я спал со всеми – безутешными вдовами, богатыми дамами из высшего общества, шлюхами из пивных, портовыми проститутками – и, будь уверена, не стану разыскивать их мужей, чтобы принести им свои извинения. В том-то все и дело. Мне это безразлично. Я всего лишь чешусь, когда чешется. А чешется у меня часто, Фредди.

Фредерика возмутилась:

– Ах вот как? В таком случае почему бы тебе не переспать с Джоан? У тебя с ней больше общего, чем со мной. А поскольку у тебя, как видно, совсем нет никаких моральных устоев, то всегда есть под рукой Хелен. Это даже лучше. А когда надоедят они, можно приняться за жен своих соседей! Это тебя займет до Нового года.

Она видела, что он едва сдерживает ярость.

– Замолчи, Фредди! – прошипел он через плечо. – Ведь я обещал, что буду верен тебе, и, черт возьми, я держу слово! Давай-ка лучше расторгнем наш смехотворный брак сейчас, пока мы не возненавидели друг друга.

– Ты действительно этого хочешь? – помертвев, спросила она. – Хочешь расторгнуть наш брак?

– Разве я не сказал этого сегодня утром?

По правде говоря, он этого не говорил вообще. Но Фредерика была слишком расстроена и не стала спорить.

– Значит, ты не поговоришь со своим братом? И не проглотишь свою гордость, чтобы попросить у него прощения и перестать ненавидеть себя?

Он вскочил на ноги.

– Ни за какие коврижки, любовь моя! – заявил он и направился к мастерской.

Она поплелась за ним следом, чувствуя, как из глаз текут слезы.

– Что ты делаешь? – спросила она, увидев, как он натягивает через голову рубаху и надевает жилет. – Куда ты идешь?

– Хочу напиться, Фредди, – коротко ответил он. – Напиться мертвецки, до чертиков, до поросячьего визга. И хочу пребывать в таком состоянии достаточно долго. – С этими словами он подхватил свой пиджак и перекинул его через плечо.

Но уйти ему не удалось, потому что на тропинке раздались тяжелые шаги. Фредерика увидела, что к мастерской направляется лорд Трейхорн, на ходу снимая пиджак. Остановившись в дверях, он гневно взглянул на брата. Силы небесные, неужели он подслушал их разговор? Но нет, это невозможно.

– Фредерика, – приказал он, даже не взглянув на нее, – возвращайся домой.

Фредерика растерялась от неожиданности.

– Прошу прощения?

– Возвращайся домой! – рявкнул Трейхорн. – Сию же минуту. А здесь я сам разберусь.

Бентли бросил на землю пиджак.

– Какого черта ты отдаешь приказы моей жене? Трейхорн уже засучивал рукава сорочки. Ситуация становилась угрожающей.

– Уходи сейчас же, Фредерика, – снова приказал он. – Не заставляй выносить тебя на руках, потому что, если потребуется, я это сделаю.

Бентли шагнул к своему брату.

– Не лезь к ней, святой Кэм! – прорычал он. – Она моя жена.

У Фредерики лопнуло терпение.

– Нет, я так не думаю, – вмешалась она. Бентли, прищурив глаза, взглянул на нее.

– Фредди!

Фредерика попыталась выглядеть высокомерно, а не обиженно.

– Нечего называть меня Фредди! Две минуты назад ты практически развелся со мной! Так что лучше перестань называть меня женой! – С этими словами она повернулась и, дрожа от обиды и гнева, выскочила вон.

Бентли смотрел, как она поднимается по тропинке, и не заметил, как его брат сбросил на пол жилет и как его кулак мелькнул в воздухе. Он пришел в себя лишь тогда, когда получил весьма увесистый удар в челюсть. Бентли отлетел назад, сильно ударившись спиной о церковную дверь. Пока он балансировал, стараясь удержаться на ногах, Кэм схватил его за шиворот и вновь поставил на ноги.

Бентли даже не потрудился спросить, что он такого сделал – какая разница? – и, не раздумывая, с яростью полез в драку. Увернувшись от следующего удара кулаком, он стал высматривать слабое место противника. Видит Бог, ему давно хотелось начистить кому-нибудь морду, и сейчас физиономия Кэма как нельзя лучше подходила для этой цели. Ему повезло. Он нанес Кэму прямой удар в нос, пустив кровь.

– Ах ты никчемный негодяй! – взревел Кэм, сплевывая кровь. – Я проучу тебя, чтобы ты не смел больше бить молодых невинных леди! – Он обрушил на противника серию ударов, но Бентли удалось уклониться.

– Я никого не бил! – заорал он в ответ и нанес Кэму запрещенный удар в живот. Кэм шлепнулся на задницу и неуклюже растянулся на грязном полу.

Но Бентли слишком часто приходилось драться со своим братом, чтобы не спешить отсчитывать десять секунд и признавать его поражение. И верно: Кэм вскочил, прижимая кулак к животу, и коленом нанес Бентли точный удар в пах.

– О-ох! – Бентли прикрыл руками причинное место. Он набросился на Кэма с удвоенной силой, и каким-то образом ему удалось заставить брата отступить в другой конец помещения. Брат был упорным бойцом, но Бентли имел более богатый опыт. Удар в солнечное сплетение – и Кэм согнулся, схватившись за грудь. В этот момент Бентли нанес Кэму еще удар, и тот прижался спиной к кузнечному горну.

Ангус никогда не упускал случая полюбоваться на хорошую драку, поэтому вернулся в кузницу. Не по возрасту проворный, старик вовремя успел убрать молот с того места, о которое стукнулась голова Кэма.

Теперь Кэм оказался во власти Бентли. Он наклонился над ним, не позволяя ему подняться, пока не почувствовал едкий запах паленых волос. Кэм с ужасом оглянулся на раскаленный уголь в горне. Еще каких-нибудь шесть дюймов – и на нем вспыхнула бы сорочка.

Старый Ангус с отвращением бросил молот.

– Я бы на твоем месте не стал убивать своего кровного родственника, парень!

Но Кэм и не думал умирать. Едва дыша, он ударил Бентли коленом.

Черт возьми! Задыхаясь от боли, Бентли выпустил Кэма из рук и свалился в грязь. Кэм, оттолкнувшись от наковальни, доковылял до Бентли и остановился, презрительно глядя на его.

– Не вздумай… когда-нибудь, – тяжело дыша, проговорил он, – ударить… эту девочку… снова.

Бентли поднялся на колени.

– Иди ты ко всем чертям, сэр Ланселот! – в бешенстве прошипел он. – Самодовольный болван!

Старый Ангус затрясся от смеха. Кэм, к сожалению, заметил это.

– А тебя, – заорал он, тыча пальцем в Ангуса, – я могу уволить, старый, изъеденный молью зловредный шотландец!

Старый Ангус лишь хлопнул себя рукой по колену и развеселился еще пуще.

– Ох, Кэм, ради Бога, оставь его в покое! – проворчал Бентли, пытаясь подняться на ноги. – Ведь если бы не он, ты мог бы лишиться волос.

Кэм попробовал величественно перенести свой гнев на Бентли, но весь эффект испортили ручейки крови, текущие из его ноздрей.

– А ты, – проскрежетал он, утирая нос рукавом сорочки, – если ты еще раз поднимешь руку на это дитя – нет, если ты даже голос на нее повысишь, – я доведу до конца эту драку! Ты меня слышишь? И клянусь, в следующий раз тебе это с рук не сойдет!

Но с Бснтли было довольно. Он поднял пиджак с грязного пола.

– Это получилось случайно, Кэм, – процедил он сквозь зубы, выходя из мастерской. – Если ты мне не веришь, спроси у Фредди. Она на меня так сердита, что, будь уверен, скажет правду.

Кэм сложил на груди руки.

– Куда это ты, позволь полюбопытствовать, идешь?

– Об этом тоже спроси у Фредди, – грубо оборвал его Бснтли, направляясь по тропинке к конюшням.