Глава 18,
в которой наш герой приходит в недоумение
Насколько было известно Бентли, свет не видывал более хладнокровного и непреклонного человека, чем его брат. Герцог Трейхорнский, по-видимому, родился святым, а с возрастом стал еще хуже. При всем этом он был трудолюбив, умен, великодушен и обладал множеством других качеств, которые обычно считаются положительными, но Бентли они действовали на нервы. Он все равно никогда не смог бы достичь такого же совершенства, так стоило ли Пытаться? Фраза «Стоит ли пытаться?» стала его девизом с раннего детства, причем такое отношение полностью одобрялось их отцом.
Кэм, похоже, был равнодушен к такому отношению Бентли. Возможно, это объяснялось тем, что Кэм все равно был не в состоянии что-то изменить. Однако в глубине души Бентли считал, что брату следовало бы попытаться. Но попытаться сделать что? Этого он не знал. Разница в возрасте у них составляла более двенадцати лет. Кэм всегда казался ему взрослым мужчиной, причем, как совершенно правильно сказала о нем Джоан, слишком высоконравственным. Иногда Бентли казалось, что после смерти матери Кэм вообще перестал обращать на него внимание. Он в то время был слишком озабочен тем, чтобы жениться на богатой леди и приструнить их папашу.
Печальная правда заключалась в том, что и то, и другое было необходимо, чтобы спасти семью от разорения. И все же иногда казалось, что Кэм изо всех сил старается сохранить лицо семьи, но не заметил глубоких трещин, образовавшихся в ее фундаменте. Бентли не завидовал своему брату. Нет. Он был просто зол на него. И чувствовал, что его как будто отверг тот, кому следовало бы, скажем, хотя бы уделять ему внимание. Ну вот, наконец-то он сформулировал эту мысль, подумал Бентли, медленно поднимаясь по лестнице. Но формулировка была такой неубедительной и звучала так трогательно, словно это была жалоба заблудившегося мальчика, которую он никогда не осмелится произнести вслух. Он никогда не просил у Кэма ни помощи, ни любви, ни внимания и, черт возьми, не собирался делать этого сейчас. И все же приближающееся отцовство будило в его голове странные мысли.
Ужин в тот вечер был неудачным. Кэм был холоден и держался отчужденно, тогда как Хелен, словно для того, чтобы компенсировать его холодность, раздражала его своим весельем. Ариана добрых полчаса рассказывала о письме своей подруги Генриетты, и от ее болтовни, которую Бентли с трудом терпел, ему захотелось кого-нибудь придушить. Даже приготовленная миссис Наффлз еда оказалась не очень вкусной: мясо было жестким, как седельная кожа, а поданные на гарнир овощи слишком долго тушились.
Для Бентли единственная надежда спасти неудачный вечер заключалась в том, чтобы подняться наверх и заняться любовью с женой. Он молил Бога, чтобы Фредди достаточно хорошо себя чувствовала. Черт возьми, а ведь он действительно попал в зависимость от этой малышки. С Фредди он мог забыть обо всем плохом и думать только о будущем.
Может быть, он поступает неправильно, выплескивая свои эмоции внутрь тела своей жены? А-а, не имеет значения. Пока она его не прогнала, он не прекратит это. До сих пор он редко отказывался от того, что доставляло ему облегчение, удовольствие или приносило удовлетворение, пусть даже после этого приходилось испытывать чувство вины. Ему повезло, что Фредди всегда откликалась с готовностью на его вспышки страсти. Более того, с нетерпением. Она была поразительно чувственным созданием. С самого начала ее страстность радовала его, а невинность очаровывала.
Когда он вошел в комнату, она не спала. Бентли весело чмокнул ее в щеку, выпил глоточек коньяку и опустился в кресло у камина, чтобы снять штиблеты. Немного сонная, с мило растрепанными волосами, она выскользнула из-под одеяла и подбежала к нему. К его удивлению, она опустилась на колени возле его кресла и принялась помогать ему.
– Как прошел ужин? – спросила она.
– Из рук вон плохо, – признался он, сняв первый ботинок.
– Жаль, – сказала она, принимаясь за второй, потом вдруг взглянула на него и лукаво улыбнулась: – Не могу ли я что-нибудь сделать, чтобы заставить тебя забыть об этом?
Заинтригованный гортанными звуками ее голоса, Бентли приподнял бровь и пристально взглянул на нее. Он обладал немалым опытом общения с женщинами и разбирался в тонких нюансах женского поведения, поэтому понимал, что Фредди посылает ему какие-то сигналы. Ее волосы не были заплетены в косы, а ниспадали черным водопадом на плечи, как ему особенно нравилось. Ее пухлые губки выглядели очень соблазнительно, а в глубине темно-карих глаз он заметил нечто такое, отчего у него перехватило дыхание. Она переоделась в изящную ночную сорочку из тончайшего белого маркизета, сквозь который просвечивала ее грудь, ставшая за последние несколько дней полненькой и округлой. Напряженные темные соски чуть приподнимали ткань.
– Фредди, любимая, – пробормотал он, – такая грудь, как у тебя, может заставить мужчину забыть даже собственное имя.
Фредерика улыбнулась и одарила его озорным взглядом. Она окончательно потрясла его, когда, постанывая от удовольствия, провела ладонью по внутренней стороне его бедер.
– Ммм, – простонал он, – остановись, Фредди. Но она и не думала останавливаться. Наоборот, она наклонилась к нему так, что ворот ночной сорочки широко распахнулся. У Бентли пересохло во рту. Он смотрел, как покачиваются ее полные груди, когда ее руки скользнули выше, а подушечки больших пальцев массировали мышцы бедер, заставляя его пенис подергиваться от удовольствия.
Казалось, кто-то засунул в его брюки двуствольный дуэльный пистолет. Но когда ее руки скользнули еще выше и она принялась массировать его сквозь ткань брюк, Бентли даже испугался, что может не сдержаться и оскандалиться прямо в одежде.
– Фредди, любимая, – хрипло попросил он, поймав ее руку, – лучше подожди меня в постели.
Она бросила на него лукавый взгляд:
– А что, если я не могу ждать? Бентли закрыл глаза.
– Позволь мне хотя бы раздеться, – прошептал он. – А потом, милая, клянусь, все будет так, как ты захочешь.
Это ее не устраивало. Фредди приподнялась, закинула руку ему на шею и страстно его поцеловала. Медленными плавными движениями ее язык вторгся в его рот, и его дыхание стало прерывистым. Потом она присела на корточки и улыбнулась.
– Я не хочу ждать, пока ты разденешься, – прошептала она, поигрывая застежкой его брюк. – Что, если сегодня мы попробуем что-нибудь новенькое?
Услышав это, он отпустил ее руку. Ему было любопытно узнать, как далеко намерена зайти эта озорница и что за бес вселился в нее. Рука Фредди скользнула вдоль ширинки, подержала в ладони его пышущие жаром гениталии, тогда как другая рука умело расстегнула пуговицы. Он попытался снова схватить ее за руку.
– Тпру-у, Фредди! – выдохнул он. – Ты хоть знаешь, что делаешь?
Она ответила ему кокетливой улыбкой, потом высвободила его «дуэльный пистолет» – твердый, горячий, поднявшийся вверх и рвущийся в бой. К его изумлению, она провела изящной ручкой по всей его длине, полностью освободив головку.
Бентли задрожал всем телом.
– Боже всемогущий! – простонал он.
Это было ни с чем не сравнимое ощущение. Она ласкала его сначала нежно, подражая его движениям, когда он двигался внутри ее тела. О, его красавица жена была хорошей ученицей! Ее прикосновения становились с каждым разом все требовательнее. Одна ее рука ласкала разгоряченную плоть, а другая принялась массировать гениталии. Он все еще намеревался остановить ее. Хотел остановить, но в суматохе его брюки спустились до щиколоток, а сам он соскользнул на самый краешек кресла, полностью открывшись для ее манипуляций.
Было что-то необычайно порочное в том, как он сидел у камина, верхняя половина его тела была в безупречном смокинге, в руке он держал бокал отличного бренди, а его жена стояла на коленях между его ногами в покорной позе. Он понимал, что нельзя позволять Фредди, нежной, благовоспитанной девочке, производить эти вульгарные действия. И нельзя хотеть, чтобы она продолжала, чтобы взяла его в рот. А если вдруг ему приходило в голову доставить себе такое удовольствие, то всегда были женщины, которые делали это за хорошую плату. Но ему было так невероятно хорошо! Она плотно обхватила пенис, стянув вниз кожу, и Бентли вздрогнул.
– А-ах! – простонал он и запрокинул голову.
В этот самый момент, когда он не смотрел на нее, его жена наклонила голову и погрузила его глубоко в такое чувственное тепло, ощущение от соприкосновения с которым невозможно описать словами.
– О, Фредди! – хрипло воскликнул он, каменея от напряжения.
Он резко вскинул голову, расплескав бренди на ковер, и вцепился свободной рукой в подлокотник кресла, как будто цеплялся за последние крохи здравомыслия. На мгновение он позволил себе роскошь полюбоваться тем, как ее соблазнительные губки скользят по его набухшей плоти. Потом неохотно поставил бокал и осторожно взял ее лицо в ладони, заставив ее поднять голову.
– Фредди, любимая, – все-таки умудрился он сказать, – тебе не следовало бы…
Она удивленно распахнула глаза.
– Я что-нибудь делаю неправильно?
Неправильно? Нет, черт возьми. Вид пениса, поблескивающего и влажного, только что побывавшего у нее во рту, чуть не доконал его окончательно. Он закрыл глаза и осторожно отвел ее руки.
– Нет, но такие вещи… – Он помедлил, подыскивая подходящие слова. – Нам просто не следует этого делать.
– Вот как? – Он уловил нотку сомнения в ее голосе. – Разве это не доставляет тебе удовольствия?
Бентли открыл глаза и заставил себя взглянуть на нее. Губки у нее стали ярче и припухли, а взгляд округлившихся глаз был невинным и бесхитростным. С рассыпавшимися по плечам темными волосами, в ночной сорочке, спустившейся с одного плеча, она была воплощением невинности. А он отчаянно хотел ее. Хотел взять ее лицо в свои ладони и наблюдать, как он проникает в глубь ее горла. Пока не… пока не…
Нет, только не это. Так дело не пойдет. Его пенис подергивался в нетерпении. Бентли судорожно глотнул и собрался с силами.
– Фредди, любимая, мне это всегда доставляет удовольствие, – признался он, – но тебе не следует… – Он не знал, как объяснить ей. – Послушай, Фредди, жены этого не делают.
Фредди недоверчиво взглянула на него и вдруг все поняла.
– Дни твоего распутства закончились, Бентли Ратледж, – произнесла она угрожающе-спокойным тоном. – Запомни это и либо получай удовольствие здесь, либо обходись без него.
Бентли испуганно замотал головой:
– Нет, нет, любимая, об этом не может быть и речи!
– Значит, ты должен позволить мне. – Лукаво усмехнувшись, она опустила голову и довольно чувствительно укусила внутреннюю поверхность его бедра.
– Ой! – вскрикнул он. – Черт возьми, Фредди, не кусайся!
– Можно мне поступать с тобой по-своему? – Шепот ее был таким жарким, что и стекло расплавилось бы.
Судя по всему, она была настроена весьма решительно. Он закрыл глаза и, взяв ее лицо в ладони, направил ее губки туда, где они уже побывали. Она медленно вобрала в рот его целиком. Он смаковал ощущение от прикосновения ее влажных губ, остреньких белых зубок и бархатистой поверхности языка. Теперь он был полностью в ее власти. Это было опасно. Эротично. И греховно.
Его жена знала свое дело и делала это умело. Это продолжалось довольно долго, пока наконец он не почувствовал, что вот-вот утратит над собой контроль. Он понимал, что следует остановиться… остановиться немедленно.
– О Боже, Фредди! – Он извлек свой член из ее рта и, взяв ее за плечи, заставил лечь на коврик перед камином. Потом он опустился рядом, сделав это неуклюже, потому что его брюки все еще болтались на щиколотках. Ночная сорочка Фредди задралась до живота. Он грубо задрал ее еще выше, услышав, как рвется ткань. Тогда он сорвал ее совсем и забросил куда-то в темный угол. Раздвинув коленом ее ноги, он с торжествующим криком вторгся в нее.
Она была под ним, словно расплавленная огненная масса. Обхватив его ногами за талию, она приподняла бедра ему навстречу. И прижалась к нему, дрожа от нетерпения.
– Прошу тебя, ну пожалуйста… – умоляла она.
И Бентли старался удовлетворить ее желание, хотя сам был на пределе и дрожал всем телом. Фредди на редкость быстро достигла оргазма. В свете пламени он наблюдал, как она, прерывисто дыша, выгнулась под ним и наконец вскрикнула. Потом еще. Потом в третий раз. И тут, забыв обо всем на свете, он выплеснул свое семя внутрь тела своей жены.
«Силы небесные, как же я ее люблю!»
Это была первая здравая мысль, которая пришла ему в голову, когда к нему вернулось сознание. Он чуть было не произнес это вслух, но момент показался ему неподходящим. Он лежал на коврике перед камином, уткнувшись носом во взлохмаченную гриву ее волос. Он глубоко втянул в себя запах душистого мыла и женской страсти. Одна нога Фредди все еще обнимала его за талию. Он не мог понять, что на нее нашло и чем он заслужил все это. До сих пор он считал, что позволять ей проделывать с ним такое – это неуважение к ней, к тому же и вульгарно. Но так ли это? Он не знал. Она ведь наслаждалась этим. О нем и говорить нечего. Так в чем же дело?
Возможно, утром он пожалеет об этом. И будет мучиться вопросом о том, что же все-таки заставило его молодую жену решиться на столь откровенные ласки. А потом он убедит себя, что она руководствовалась всего лишь женской интуицией, и будет надеяться, что оказался прав. Но сейчас ему не хотелось думать ни о чем. Поднявшись, он сгреб Фредди в охапку и перенес на кровать.
* * *
Жизнь Фредерики не раз складывалась так, что можно было подумать, будто сама судьба решила выдавать ей счастье и безопасность крошечными порциями. Иногда, как, например, в случае с Джонни Эллоузом, получалось, что судьба оказала ей услугу. Тогда как в других случаях она наносила сокрушительный удар, который оставался в памяти на всю жизнь, как то ужасное утро, когда ее прогнали с порога дома ее бабушки.
Однако нынче утром Фредерика проснулась до рассвета, чувствуя себя счастливой, защищенной и удовлетворенной. В темноте она придвинулась поближе к крепко спавшему Бентли. Положив на лицо тяжелую руку, он спал голый на спине, заняв две трети постели и стянув на себя все одеяло. Фредерика, лежа на своей стороне кровати, поежилась от холода. В комнате было прохладно, но ей не хотелось вставать с постели, чтобы найти ночную сорочку или помешать угли в камине.
Нет, находясь в полудремотном состоянии, она предпочла забраться под одеяло и свернуться калачиком рядом с мужем. Он, не просыпаясь, почувствовал ее близость, и, как только она закинула ногу ему на бедро, его утренняя эрекция шатром натянула одеяло. Она прильнула к нему, и ее рука скользнула по тугим мускулам его живота, потом еще ниже, в заросли темных волос у основания его символа мужественности.
Она погладила его теплый напряженный пенис. Ей вспомнились события ночи. Было удивительно радостно доставлять ему наслаждение таким греховным способом. Она пришла к заключению, что замужней женщине непорочность ни к чему. Ей снова вспомнился рисунок, на котором женщина, сидя верхом на любовнике, прикасается к себе руками, а он наблюдает. Дрожь возбуждения пробежала по ее спине. Почему бы нет? Возможно, она смогла бы показать своему мужу, что не так наивна, как кажется.
Медленно взобравшись на него, она села верхом. В выражении лица Бентли что-то изменилось, и Фредерика почувствовала некоторую неуверенность. Но вид требовательно напряженного пениса прогнал эту неуверенность. Осторожно приподнявшись на коленях, она стала медленно опускаться на его ствол. Бентли пошевелился и застонал. Фредерика издала вздох удовольствия. Потом, словно кошка перед блюдцем со сливками, предвкушающая удовольствие, она зажмурилась и снова опустилась на его напряженный член.
И в это мгновение все изменилось. Дико взревев, Бентли, отшвырнув ее, вскочил с постели. Он словно сумасшедший размахивал кулаками и ногами. Что-то больно ударило Фредерику в висок, и она откинула назад голову, стукнувшись о деревянное изножье.
– Убирайся!
Она, наверное, всхлипнула. Он шевельнулся, как будто намереваясь сделать еще один выпад. Сердце у нее бешено колотилось. Она боялась говорить. Боялась пошевелиться.
Кровать зловеще заскрипела под его весом. Он навалился на нее всем телом, и его мощные руки обвились вокруг ее горла.
– Черт бы тебя побрал! – прохрипел он. – Никогда больше не смей прикасаться ко мне!
– Ладно, не буду, – всхлипывая, пробормотала она, не понимая, кто из них потерял разум. – Только отпусти меня, Бентли… пожалуйста.
При звуке ее голоса он замер ошарашенно. Она почувствовала, как он вздрогнул и убрал руки. Они долго молчали, потом он резко втянул в себя воздух.
– Силы небесные!
Слава Богу, он проснулся. Проснулся. Она облегченно вздохнула. Бентли, присев на корточки, пристально вглядывался в нее в полутьме. Потом, выругавшись, он запустил обе руки в свои волосы.
– Бентли! – тихо окликнула она, но он не отвечал. – Бентли, скажи что-нибудь, – попросила она. – Прошу тебя, скажи хоть что-нибудь.
– Фредди! – произнес он, задыхаясь от потрясения и ужаса. – О Боже мой!
Она с облегчением поняла, что он все это проделывал во сне. Но что, черт возьми, вызвало эту вспышку? И вдруг до нее дошло: вспышку вызвало то, что она сделала, взгромоздившись на него. Этого он никогда не позволял ей делать. Видимо, все, что они проделывали в постели – вернее, что она проделывала с ним, – было невинными забавами по сравнению с рисунками, подаренными Рэндольфу. Она вспомнила, что однажды он ее уже оттолкнул.
«Черт бы тебя побрал, не делай больше этого никогда! – прорычал он тогда. – Не смей ублажать меня таким способом!» Однако в тот раз все было не так, как сейчас.
Вдруг Фредерика почувствовала, как по лицу ее течет что-то теплое. Пальцы, которыми она прикоснулась к виску, стали липкими. Она подумала, что он, наверное, задел ее тяжелым перстнем, который носил на пальце.
– Бентли, – предупредила она дрожащим голосом, – я сейчас встану с кровати, хорошо? Надо зажечь свечу.
Он ничего не ответил. Повозившись в темноте, она зажгла свечу возле кровати. Он повернулся к ней, взглянул на нее, увидел кровь на ее виске и осознал, что натворил. Лицо его сморщилось, на глазах выступили слезы. Он хотел прикоснуться к ней и протянул руку, но дотянуться до нее не смог, и разделяющее их пространство показалось ему ужасным символом их брака.
– Боже мой, что я наделал? – Он взглянул на испачканное кровью кольцо-печатку. – Ах, Фредди, что я натворил на этот раз?
