Глава 4
– Вы замечательная сиделка, Анджела. Филипп быстро идет на поправку, – сказал доктор Гастингс, осмотрев его раны.
Прошла неделя с тех пор, как доктор впервые навестил Филиппа. В тот день он с сильнейшим жаром лежал без сознания. Первые три дня, которые Филипп провел в монастыре, просто выпали из его жизни.
– Ну что ж, пожалуй, больному уже можно вставать, – продолжал доктор, – хотя поначалу вам, сэр, может понадобиться трость.
– Возможно, лучше, если сэр Хантли останется в постели еще несколько дней, – к удивлению Филиппа, предложила Анджела.
– А я думал, вы с нетерпением ждете моего отъезда, – заметил он, не обращая внимания на то, что его слова заинтриговали доктора и аббатису.
– По сути, так оно и есть. Но если вы раньше времени встанете на ноги, то рискуете получить новые травмы, и тогда ваше пребывание здесь затянется надолго.
Аббатиса положила свою руку на руку Анджелы, словно успокаивая ее.
– А ведь она говорит дело, – задумчиво произнес доктор Гастингс.
– А как насчет ванны в таком случае? – спросил Филипп.
Он находился в постели почти неделю и чувствовал себя чертовски некомфортно из-за этого.
– Это было бы неплохо, – ответил доктор. – Просто будьте осторожны.
– Анджела, – сказала аббатиса, – пусть Пенелопа поможет тебе приготовить ванну для лорда Хантли.
Анджела кивнула и вышла из комнаты.
– Я должен предупредить, что любое физическое напряжение вам пока противопоказано, – добавил доктор Гастингс. – Хотя бы еще несколько дней.
– Вы можете оставаться здесь столько, сколько потребуется, лорд Хантли, – великодушно предложила аббатиса.
– Если ко мне больше нет вопросов, я ухожу, – сказал доктор, собирая свои инструменты. Вскоре он ушел, оставив Филиппа в обществе аббатисы.
– Лорд Хантли, мне хотелось бы переговорить с вами, если позволите.
– Конечно, мадам.
– Вы можете обращаться ко мне «леди Кэтрин». Когда я сказала, что вы можете оставаться здесь столько, сколько посчитаете нужным, я именно это имела в виду.
Она прошлась по комнате и остановилась у окна.
– Вы очень добры.
– Конечно, вы останетесь по причинам, связанным с вашим здоровьем. Я не могу представить других причин, по которым вы пожелали бы задержаться здесь. А вы?
Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза. И он не мог не понять, на что она намекает.
– Да. Ну, я…
– Анджела очень дорога нам. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы ей причинили вред.
Это означало: «Держите от нее руки подальше».
– Вновь, – добавил Филипп.
– Прошу прощения?
– Меньше всего вам хотелось бы, чтобы ей вновь причинили вред, – уточнил Филипп, а затем добавил: – Она мне рассказала свою историю.
– В самом деле? – несколько опешив, спросила аббатиса. – Она провела здесь целый год, прежде чем доверилась мне. Полагаю, она постепенно сможет смириться со случившейся катастрофой.
– Катастрофой?
– Похоже, она вам не все рассказала.
– По-видимому, нет, – сухо произнес Филипп. Значит, кроме того, что рассказала ему Анджела, было кое-что еще, но он больше ничего не хотел выяснять. Хотя, конечно, ему придется помучиться, чтобы догадаться, что именно скрыла от него Анджела.
– Поэтому я на всякий случай предупреждаю вас: серьезную травму девушке нанес мужчина, подобный вам. Я хочу, чтобы вы об этом помнили. Будьте к ней добрее, лорд Хартли. Ей нелегко находиться рядом с вами.
«Мужчина, подобный вам».
– Признайтесь мне, леди Кэтрин. Подобное предупреждение получил бы любой ваш пациент, или такая честь выпала только мне?
– Подобную нотацию я прочитала бы любому мужчине, который смотрит на Анджелу так, как вы.
С этими словами аббатиса коротко кивнула ему и вышла из комнаты, даже не дав ему возможности оправдаться.
Анджела быстрым взглядом окинула коридор и с облегчением убедилась, что поблизости никого нет. Она чувствовала, что щеки у нее начинают гореть от одной мысли о том, что она собирается сделать. Но как только идея взглянуть на принимающего ванну Филиппа пришла ей в голову, она поняла, что просто не в состоянии думать о чем-либо еще. Возможно, она испорченная, но она никогда не видела обнаженного мужчину. Она заранее чувствовала себя виноватой. Ей было просто необходимо взглянуть краешком глаза.
Она понимала, что ей не следует этого делать, но она пойдет на это, она должна…
Анджела медленно повернула дверную ручку и тихонько приоткрыла дверь, слегка. Достаточно, чтобы заглянуть в комнату и увидеть Филиппа в ванне. Она с облегчением заметила, что он сидит к ней спиной. Если он ее увидит, она скажет, что думала, будто он уже спит, а будить его не хотела.
Анджела наблюдала, как Филипп льет воду на голову, чтобы ополоснуть волосы. Вода стекала по его плечам – по-настоящему широким и мускулистым, по спине – гладкой и сильной. Она проливалась на пол, но Анджела даже не думала о том, что потом ей придется все это вытирать.
Он поднял руку и пробежал пальцами по волосам, и она просто застыла, наблюдая, как перемещаются мускулы под гладкой кожей его обнаженной спины. И в какой-то момент она не смогла сдержать вздоха.
Филипп, ничуть не смущаясь, слегка повернул голову и через плечо посмотрел на нее. Его волосы, откинутые назад, открывали его мужественный профиль: острые, резко скошенные скулы, нос с мужественным изломом; влажные ресницы, почти скрывающие его темно-карие глаза, и изогнутые в полуулыбке полные, но твердые губы.
Тут она совершила серьезную ошибку, посмотрев ему прямо в глаза. На какое-то мгновение оба замерли. Они просто, смотрели друг другу в глаза.
Боже! Как ей хотелось нарисовать его сейчас, но остатки разума подсказывали ей, что это невозможно, и Анджела старалась запомнить каждую деталь открывшейся картины, чтобы потом перенести ее на бумагу и иметь возможность тайно любоваться ею.
Она не двигалась, просто не могла пошевелиться. Она плавилась, просто растекалась по полу безвольной лужицей, подобной тем, что появляются после дождя в трапезной. Но лужа безгрешна, а она, готовясь к безгрешной жизни, окончательно пала, подсматривая за красивым опасным обнаженным мужчиной.
Филипп отвернулся, вновь демонстрируя ей свою спину. А она все никак не могла выйти из оцепенения.
– Входите, Анджела, пока кто-нибудь не увидел, как вы крадетесь по коридору, – скомандовал он. Слава Богу, она достаточно владела собой, что бы оставить дверь открытой, поскольку сразу же поняла, что закрытая дверь ведет к окончательному падению.
– Я кое-что принесла вам. Полотенце, чистую одежду и простыни.
При упоминании о простынях ее щеки покраснели, и она была рада, что лорд Инвалид не смотрит на нее.
– Спасибо.
– Я просто… – Она сделала глубокий вдох. – Оставайтесь там, пока я поменяю постельное белье.
– Да, мэм.
Она уже заканчивала, когда шум воды, переливающейся через край ванны, заставил ее резко поднять глаза. «О Боже, – взмолилась она, – помоги мне!»
– Дайте мне, пожалуйста, полотенце, – попросил он, взглянув на нее через плечо, но даже в этом ракурсе Анджела видела, как его губы изогнулись в дьявольской усмешке. – Если только вы не хотите, чтобы я повернулся.
– Я бы предпочла, чтобы вы этого не делали, – окончательно придя в себя, ответила она.
Изо всех сил, вытянув руку, Анджела подала ему полотенце; очень стараясь держать взгляд выше уровня талии. «Лучше бы просто закрыть глаза», – подумала она, продолжая с прилежностью ученицы запоминать постоянно меняющуюся картину. Филипп вытер волосы, спину и грудь, затем обернул полотенце вокруг талии. Наконец он повернулся, и Анджела заметила явные признаки возбуждения. Ее сердце забилось сильнее.
Выходя из ванны, он поморщился и негромко выругался – все-таки рана доставляла ему беспокойство. Затем он взглянул на нее и на несколько секунд застыл, словно забыв, что нужно делать дальше. Анджела тоже не могла пошевелиться. Она была уверена, что они оба думали об одном и том же. Видимо, те несколько шагов по комнате, которые он сделал с помощью Анджелы, тоже произвели на него сильное впечатление.
– Сейчас я должен это сделать сам, – наконец произнес он. Наступив на больную ногу, он поморщился. Взглянув в его темные глаза, Анджела сделала шаг назад. Легкая улыбка появилась у него на губах, он словно говорил: «Я вижу, что ты делаешь». Затем он с трудом сделал еще один шаг в ее направлении, она отступила еще на шаг.
Один шаг вперед для него означал один шаг назад для нее. Все это время его глаза были прикованы к ней, к ее главам. И хотя они не касались друг друга, у нее было ощущение, что его руки уже обнимают ее. Внезапно ей стало очень жарко, ее кожа, став необычайно чувствительной, вдруг начала ощущать каждую ворсинку грубой шерстяной ткани платья, которое ей немедленно захотелось сбросить, чтобы почувствовать прикосновение его рук.
Еще один шаг, еще один, пока Анджела не забыла о том, что ее окружает. Теперь она помнила только о нем. Неожиданно наткнувшись на кровать, она села на нее. Это вернуло ее к реальности: она сидит на кровати, рядом полуобнаженный мужчина, причем очень плохой мужчина, который приближается к ней. Самое опасное во всем этом было то, что она страстно желала его, хотя и надеялась, что в случае необходимости сможет сказать «нет». Но Анджела была не уверена в искренности своих намерений.
В тот момент, когда Филипп сделал очередной шаг к кровати, Анджела быстро встала; наткнувшись на Филиппа, она не смогла удержать равновесие. Пытаясь удержаться на ногах, она схватила Филиппа за плечо, и в результате они буквально рухнули на кровать.
Она лежала на спине, а на ней оказался потрясающе красивый, но такой порочный и такой опасный мужчина. Одна его рука была рядом с ее головой, вторая легла на ее талию. Внутренней поверхностью своих бедер Анджела чувствовала его возбуждение, и против ее воли волна горячего желания просто захлестнула ее. Она замерла. Она не осмеливалась произнести ни звука, так как боялась, что язык или тело предадут ее и вместо нужных правильных слов она скажет то, чего нельзя говорить ни в коем случае.
– Мне очень жаль, – прошептал Филипп. Его губы были у ее шеи, она ощущала его дыхание на своей коже. По телу побежали мурашки. Немного придя в себя, она приподняла голову, чтобы он мог убрать руку, Филипп так и сделал. Он приподнялся над ней, упираясь обеими руками в матрас, и Анджела уже больше не ощущала его на себе.
Но он еще не отодвинулся. Он смотрел ей в глаза, а потом перевел взгляд на ее губы. Анджела приоткрыла губы, собираясь сказать: «Не целуй меня, нам не следует этого делать, я не смогу остановить тебя». Но она этого не сказала.
Она положила руки ему на грудь, словно собираясь оттолкнуть его, но разве могла она справиться с ним. Закрыв глаза, она почувствовала, как он приблизился к ней, и почти смирилась с неизбежным. Его губы еще не коснулись ее, но они были так близко, что Анджела чувствовала его дыхание. И уже не в силах справиться с собой, она приподняла голову, приглашая его к поцелую.
«Всего один поцелуй», – шептал ей чей-то искушающий голос. Всего один поцелуй – это ложь, это иллюзия, это шаг за грань. Анджела знала, чем кончаются поцелуи… Но искушение было таким сильным.
Все клятвы в соблюдении обета непорочности, все дни, проведенные в размышлениях и молитвах, не могли стереть естественного желания любить и быть любимой, желания оказаться в мужских объятиях, потребности чувствовать нежные прикосновения, ласки, поцелуи. Чувствуя на себе мужское тело, ты словно сливаешься с ним в единое целое…
И тут Филипп застонал и перекатился на бок. Он даже не прикоснулся к ней, и туман в ее голове рассеялся. Анджела сразу же встала и быстро отвернулась, чтобы Филипп не увидел ее лица, которое, как она чувствовала, горело. Она перевела дыхание и, решившись, повернулась к нему, но тут же поняла, что поторопилась.
Он лежал на постели, закинув руки за голову. Его глаза были закрыты.
– Ты злостный нарушитель покоя, – сказал он, открывая глаза и поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее.
– Ты еще больший.
Она обошла кровать и подошла к прикроватному столику, на котором оставила постельное белье, мазь и другие средства для ухода за его ранами.
– Где моя одежда? – спросил он.
– Она должна быть на кровати, – ответила Анджела, убирая вещи со столика.
– Не могли бы вы закрыть дверь? – попросил он.
– Конечно, – ответила Анджела. Закрыв дверь, она, наконец, почувствовала себя в безопасности. Она подобрала юбки и, уже не пытаясь осторожничать, побежала по коридору, затем вниз по лестнице и, наконец, выбежала в прохладу вечернего сада.
Филипп наспех оделся и, с трудом подойдя к окну, увидел, как бежит Анджела. Похоже, им обоим нужен свежий воздух, чтобы охладить разгоряченную кожу и прочистить затуманенные нахлынувшей страстью головы. В этот момент ему страшно хотелось бренди и сигару. Как и большинство мужчин, Филипп часто прибегал к бренди, если необходимо было что-то серьезно обдумать… или отвлечься от дурацких мыслей.
«Перестань. Остановись».
Он перестал и остановился.
Раньше, если девушка серьезно просила его об этом, он всегда останавливался. Он никогда не был законченным негодяем. Но в действительности такое случалось редко. Как правило, женщины ему не отказывали. Но сегодня он впервые отказался сам. Он чувствовал, как она дрожит от желания. Она не отталкивала его. Но, тем не менее, он остановился. А был так близко, что почти почувствовал ее вкус.
Анджела, положив руки ему на грудь, закрыв глаза и приоткрыв губы, лежала под ним – нежная и податливая. Он едва не потерял голову. Это ощущение тоже было для него новым. Обычно требовалось чуть больше времени и нечто большее, чем один поцелуй, чтобы страсть полностью захватила его.
Она закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Ему вспомнились сплетни, ходившие о нем, что он может погубить женщину одним взглядом. И в тот момент в его ушах зазвучал голос аббатисы: «Я стала бы читать нотацию любому мужчине, который смотрит на Анджелу так, как вы».
Он не собирался «причинить ей вред» и совсем не хотел, чтобы она страдала… «вновь». Но он постоянно сталкивался с тем, что от него не ждали ничего хорошего. И расплата за подобную репутацию: «Мужчина, подобный вам». Как же отвратительно и несправедливо!
Ведь он остановился. Если бы он действительно был таким, каким его считают, Анджела сейчас не была бы там, на холоде, а была в его постели. Но если он не такой, то какой же он? И что же такого было в этой женщине, что заставляет его постоянно думать о ней?
Эта женщина околдовывала его, значит, она опасна. А сейчас, под начинающим моросить холодным дождем, она представляет опасность даже для самой себя.
Он высунулся из окна и позвал:
– Анджела!
Она подняла глаза.
– Идите в дом.
Она кивнула, встала и вошла в здание аббатства, но в этот вечер она уже не пришла к нему.