На следующее утро за завтраком Анджела вновь перечитала эту чертову газету. Но и при десятом прочтении слова остались теми же:

«После известной сцены на вечере у леди Дерби букмекерские журналы в «Уайтсе» полны записей о ставках на предмет того, за кого же выйдет замуж иллюстратор «Лондон уикли» мисс Анджела Салливан. Фаворитом является лорд Фрост. Считается, что у лорда Хантли шансов мало, хотя этот известный ловелас и поставил на свой выигрыш целых пятьсот фунтов. Но кому бы ни отдала предпочтение мисс Салливан, этот счастливчик будет богат».

– Думаете, это правда? – спросила Анджела свою тетушку.

– Готова заключить пари.

– Сделать ставку на ставку?

– Все это делают, моя дорогая. Но если ты хочешь убедиться в достоверности этой информации, тебе надо спросить Филиппа. Потом расскажешь, что ты узнала. Надеюсь, что я права.

– О, я спрошу его, – пробормотала Анджела.

– Ты понимаешь, что он станет очень богат, если ты выйдешь за него? – спросила ее тетушка.

– Скорее, я стану очень богатой вдовой. Поверить не могу, что он так поступил! И что я теперь должна думать о его мотивах жениться на мне? Неужели для него нет ничего святого?

– Понимаешь, ты можешь полностью разорить его, если не выйдешь за него. Если мои подсчеты верны, он никогда не сможет компенсировать свои потери. Не в этой жизни.

– Но что выиграю я?

Лайла Дрейк, урожденная Олторп, стала героиней всех газет год назад, когда открылось, что она является секретным агентом. Она познакомилась со своим будущим мужем, Себастьяном Дрейком, тоже агентом, когда они вместе выполняли задание по возвращению украденной короны принца-регента. В качестве вознаграждения им было даровано графство.

– Не могу понять, как женщина, достаточно умная, чтобы единолично разоблачить шайку французских контрабандистов и вернуть корону, оказалась так неосторожна, что скомпрометировала себя, – заметила тетушка Анджелы, перед тем как они вышли из кареты.

Супруги Дрейк были очень рады визиту леди Палмерстон, с которой познакомились в прошлом году на одном из званых вечеров. Тогда в целях конспирации они выдавали себя за мужа и жену. Но вскоре их фиктивный брак превратился в настоящий.

После того как все присутствующие были представлены друг другу, Лайла, как она просила себя называть, обратилась к Анджеле:

– Я слышала о вас. Вы иллюстрируете авантюрный роман о Дарси Дарлингтон, не так ли?

– Да, верно, – ответила Анджела.

– Ваши иллюстрации очень хороши. У вас определенно есть талант.

– Благодарю вас.

– Я решительно настроена, установить личность автора этой повести, – произнесла твердо Лайла, и Анджела подавила вздох.

Было вполне логично предположить, что она может знать, кто автор этого романа, но, по правде говоря, Анджела не имела о нем ни малейшего представления. Найджел Хейвен ясно дал понять, что ни за что этого не скажет, да она и не настаивала, поскольку ей не нужны были чужие секреты.

– Вы избавите меня от серьезной головной боли, мисс Салливан, если раскроете этот секрет, – сказал муж Лайлы, Себастьян Дрейк, граф Дайамонд.

– Она молчит как рыба, – сказала леди Палмерстон. – Вот уже почти год я пытаюсь выведать у нее этот секрет, и все безрезультатно. Я даже подумывала о том, чтобы перехватывать твою корреспонденцию, дорогая племянница, но тебе приносят только запечатанные конверты.

– Ну, с этим я вам помогу, я знаю всякие штучки, – весело отозвалась Лайла, словно речь шла о кулинарных секретах, а не о частной переписке.

– Я ничего не могу вам сказать просто потому, что не знаю автора и не имею представления о том, что произойдет дальше. Мне лишь говорят, что нужно рисовать.

– Какая досада! – сказала Лайла, покусывая нижнюю губу.

– На самом деле это облегчение. Уверена, что если бы знала, то, в конце концов, проговорилась бы.

– Но я полагаю, что вы проделали весь этот путь не затем, чтобы поделиться секретом. Что все-таки привело вас сюда?

Анджела и леди Палмерстон повернулись к Филиппу.

– Я приехал, чтобы извиниться перед вами, леди Дайамонд.

– В самом деле? – Лайла, казалось, была действительно удивлена.

– Да. Я сожалею о том, что погубил вашу репутацию, – искренне произнес Филипп.

– Благодарю вас. Извинения, правда, немного запоздали, но, как говорят, лучше поздно, чем никогда.

– Лайла, а ты больше ничего не хочешь сказать? – вступил в разговор ее муж, чем вызвал общее любопытство.

– Ну, думаю, я должна извиниться от имени моего брата за то, что он вызвал вас на дуэль… хотя тоже с запозданием. Это правда, что вы упали и выстрелили в себя?

– К моему огорчению, это правда.

– Лайла…

– Да, Дрейк?

– Ты больше ничего не хочешь ему рассказать?

– Мужья такие зануды! Вы уверены, что хотите замуж? – обратилась Лайла к Анджеле.

– Я еще подумаю, но спасибо за предупреждение, – ответила Анджела, бросив на Филиппа многозначительный взгляд.

– Филипп, мой муж хочет услышать от меня, что, скорее я должна принести вам свои извинения.

– Интересно, – пробормотала леди Палмерстон с улыбкой.

– Вы угодили в ловушку, Филипп. Меня совершенно не устраивали планы отца относительно моего замужества, поэтому я решила подмочить свою репутацию, а вы оказались так услужливы. И все прошло довольно легко. Так что благодарю вас за помощь.

– Вы хотите сказать, что намеренно погубили свою репутацию? – спросила Анджела недоверчиво. Эта идея казалась ей невероятной.

– Если бы вы знали этого распутного и омерзительного барона Монтроуза, за которого мой отец решил выдать меня замуж, не посоветовавшись со мной, вы бы не раздумывая, сделали то же самое.

– Он действительно был довольно неприятным типом, – подтвердила леди Палмерстон.

– Но почему вы выбрали меня? – спросил Филипп.

– Из-за вашей репутации. Я слышала разговоры об этой девушке Престон, а также все сплетни и пересуды о других ваших прегрешениях. Достаточно было, чтобы нас увидели вместе, чтобы предположить самое худшее.

– Мадам, к вам гость, – сообщил дворецкий.

Лорд Люциус Родермир, пожилой джентльмен с живыми голубыми глазами и копной седых волос, был представлен Анджеле, и Филиппу. По всей видимости, они с леди Палмерстон познакомились на свадьбе Лайлы и Дрейка.

После обсуждения прекрасной погоды было решено прогуляться по саду. Разделившись на пары, все двинулись по разным тропинкам: леди Палмерстон с лордом Родермиром, Дрейк с Филиппом, а Лайла с Анджелой.

– Простите мне мою прямоту, но я столько лет была хитрой и изворотливой, что у меня больше нет сил. Мне очень любопытно: каковы ваши отношения с Филиппом? – спросила Лайла.

– Думаю, что я выйду за него замуж, – ответила Анджела. – По крайней мере, я дала обещание.

– Вы в себе не очень уверены.

– Я пытаюсь. Я люблю его, но доверие – это совсем другое дело. В прошлом мне причинили страдания…

– Анджела, извините за столь нескромный вопрос: ваша репутация тоже пострадала? Вы должны знать, что ходили слухи.

– Да, очень давно. Сплетни живут долгую жизнь и умирают медленной смертью, – заметила Анджела.

– Но посмотрите на нас сейчас, – сказала Лайла, беря Анджелу под руку. – Казалось, мы должны были стать незаметными и закончить жизнь в одиночестве. Или умереть. Но вот мы здесь, утверждая, что жизнь не заканчивается, если в какой-то момент пострадала репутация наивной девушки. Я замужем и счастлива, и вы имеете право на свое счастье. Кстати, наши мужья – красавцы. Если бы больше женщин знали о нас, то пошли бы нашей дорогой.

– Но разве вы не чувствовали себя глубоко несчастной вначале? – спросила Анджела.

– О, конечно. Меня спас Родермир, дав мне дело.

– Шпионство?

– Ну… назовем это так. А у вас есть ваши иллюстрации.

– А теперь, если вы позволите мне спросить вас напрямую, – начала Анджела, – как вы научились доверять своему мужу?

Они были знакомы не более часа, но Лайла была настолько открытой и откровенной, что Анджеле просто не приходило в голову держать себя иначе. Кроме того, у молодых женщин было много общего, поэтому они сразу же почувствовали взаимную симпатию. И Анджела впервые поняла, что ей очень не хватало настоящего понимания и сочувствия.

– Я продолжала отталкивать его, но он каждый раз возвращался, – пояснила Лайла, и Анджела могла сказать то же самое. – Я умела быть одна, но не хотела быть с другим человеком. К тому же однажды он спас меня от вооруженного и очень опасного разбойника. Возможно, я и сама бы справилась, но мне не пришлось этого делать, и это было приятно.

– Если без этого можно обойтись, я бы предпочла не подвергать свою жизнь опасности.

– Есть и другой способ. Но помните: иногда, пользуясь этим способом, узнаешь такие вещи, о которых лучше бы не знать. Но время от времени ты обязательно слышишь и то, что хотел бы слышать.

– Что же это за способ? – спросила Анджела.

– Ш-ш-ш, – прошептала Лайла с озорным блеском в глазах.

Они некоторое время помолчали, пока до них не донеслись голоса мужчин, увлеченных разговором. Лайла увлекла Анджелу за изгородь и знаками показала, что они должны помолчать.

– Могу поспорить, что она вас заставила это сделать, не так ли? – донесся до них голос Дрейка.

– Ездить по всей Англии и извиняться перед обиженными мной женщинами? Конечно, такая идея не могла прийти мне в голову, – ответил Филипп.

Дрейк усмехнулся:

– Кошмар любого мужчины. Я не перестаю удивляться тому, какие изощренные планы могут разрабатывать женщины. Могу себе представить, как это ужасно!

– Да уж! Но должен признать, могло быть гораздо хуже.

– Я вам советую сделать так, чтобы ваша невеста увидела, как вы ужасно страдаете, по каким-то причинам женщины очень любят задумчивых страдальцев. Они начинают залечивать ваши душевные раны и постепенно, сами того не замечая, влюбляются в вас.

Анджела и Лайла закатили глаза и с трудом подавили смех.

– Когда мы будем возвращаться в Лондон, мне и притворяться не нужно будет. Все, о чем они способны говорить, – это сплетни и мода. Ничего более мучительного и представить невозможно.

– О, сэр Хантли, поверьте, ваши спутницы дождутся, когда вы задремлете под их болтовню, и тогда начнут говорить о серьезных вещах.

– Наш разговор был мне очень полезен. И почему я не узнал об этом раньше?

– Потому что вы не женились на шпионке. Кстати, если говорить о шпионке… – Тут Дрейк понизил голос, заговорил тихим шепотом, а потом произнес громко и четко: – Ваши извинения не обязательны, Хантли, хотя я вам очень признателен. Это я должен принести вам свою благодарность. Если бы вы не скомпрометировали Лайлу, я, возможно, никогда бы с ней не встретился, не говоря уж о женитьбе. Она вносит в мою жизнь столько радости, и я бы предпочел скорее смерть, чем жизнь без нее.

Филипп заулыбался, понимая, к чему ведет Дрейк. Он подавил смешок, услышав шелест юбок с другой стороны живой изгороди.

– Эти звуки подсказывают мне, что там должна быть моя дорогая женушка, – заметил Дрейк.

– Мой дорогой супруг, – ласково произнесла Лайла, появляясь из-за изгороди вместе с Анджелой. – Мне нужно сказать тебе несколько слов наедине.

Дрейку не потребовалось повторного приглашения. Он подмигнул Филиппу и неторопливо удалился вместе с женой. Филипп улыбнулся. Впервые со вчерашнего дня у него появилась возможность остаться с Анджелой наедине. Он понимал, что она расстроилась из-за пари, но здраво рассудил, что глубокий страстный поцелуй заставит ее забыть об этом. Он привлек ее к себе.

– Так, значит, ты собираешься прикинуться несчастным страдальцем, чтобы вызвать мое сочувствие? – с улыбкой спросила Анджела, уклоняясь от его объятий.

– Только не сейчас, когда я так счастлив, что наконец-то оказался наедине с тобой, – сказал он, снова намереваясь поцеловать Анджелу, чтобы она скорее забыла о своем гневе. Филипп положил руки ей на плечи, но Анджела снова отступила на шаг.

– Леди Палмерстон может нас подслушивать, – сказала она вместо объяснений.

Эта мысль охладила его пыл. Но все же…

– А возможно, и нет.

– Ты надеешься, что нас застанут в компрометирующей ситуации, не так ли? – Она говорила тихо, но сердито.

– Пожалуй, об этом стоит подумать. Я собираюсь жениться на тебе, Анджела. Так стоит ли откладывать?

– О, ты просто невозможен!

– Я невозможен? – переспросил он. – Да я сделал все, о чем ты меня просила, но и этого недостаточно, чтобы угодить тебе.

– Ты действительно хочешь сделать меня счастливой? Или просто пытаешься выиграть пари? – резко спросила Анджела.

Филипп поднял глаза к небесам и подумал, что сейчас самое время, чтобы Господь проявил свою благосклонность к нему. Но Господь молчал, вместо него заговорила Анджела:

– Ты ведь выиграешь кучу денег, если мы поженимся.

– И я потрачу их на тебя, дорогая.

– Но как ты мог сделать наши отношения предметом развлечения? Сделать ставку на то, что мы поженимся. Филипп, ведь я не скаковая лошадь.

– Безусловно.

– И ты даже не сожалеешь о том, что сделал?

И тут вдруг, словно что-то оборвалось внутри его. Филипп не смог справиться с неожиданно нахлынувшим на него чувством разочарования. Его одолевал страх, что на самом деле она просто не любит его и получает какое-то извращенное удовольствие, заставляя его преодолевать одно препятствие за другим. Он был терпеливым и сдержанным. Он был раскаявшимся и преданным. Но этого было недостаточно, и теперь он уже просто не знал, что делать с этой невозможной женщиной.

Она была невозможна, но он любил ее. И все же… всему есть предел.

– Мне очень жаль, что это тебя так расстроило, Анджела, – решительно сказал он. Она открыла, было, рот, но он не дал ей сказать ни слова. – Но я совершенно не жалею, что заключил это пари. Ты заставила меня поверить в себя, Анджела. И я впервые смело поставил на самого себя.

– А если ты проиграешь?

– А кто говорит, что я собираюсь проигрывать? – Осмелев, он дразнил судьбу и своего «сердитого ангела». Но сдерживаться он больше не мог.

– По крайней мере, ты мог бы попросить прощения за то, что выставил наши отношения на всеобщее осмеяние.

Она была права. Он мог взять ее за руку, заглянуть ей в глаза и сказать, что он сожалеет, но все это забудется, и они теперь будут жить счастливо и богато. Но неожиданно им вдруг овладело странное для него чувство – гордости за себя и уверенности в себе. Теперь он понимал себя и свое сердце и видел ту правду, которой она хотела избежать.

– Анджела, одно дело – извиняться перед женщинами, которым я причинил зло, – пояснил он терпеливо и спокойно. – Я должен был это сделать, и я искренне извинился перед ними. Но я не могу извиняться за пари, потому что это будет ложь. Я никогда не лгал тебе и не намерен делать этого теперь.

– Но все же…

– Я думаю, что единственное извинение, в котором ты нуждаешься, я тебе не могу принести.

И это была правда, от которой она старалась убежать. Другая правда заключалась в том, что они не смогут быть счастливы, если один из них будет продолжать убегать от своего прошлого. Он посмотрел в лицо своему прошлому, и она должна сделать то же самое.

– Он не имеет к этому никакого отношения.

– Он имеет к этому прямое отношение. Твоя жизнь продолжалась, но ты не простила ни его, ни себя. Я не могу сражаться с твоими страхами вместо тебя, Анджела.

– Это не имеет ко мне отношения. Ты единственный…

– Да, я единственный. Я люблю тебя, Анджела.

Ну, разве этого не достаточно?

– А вот и Лайла с Дрейком, – заметил Родермир. Граф и графиня рука об руку неторопливо шли по дорожке.

– Да, это они, – ответила леди Палмерстон.

– Это означает, Дора, что ваша мисс Салливан и Хантли находятся где-то в саду одни.

От нее не укрылась многозначительность его тона. Она лукаво посмотрела на него, а он в ответ поднял одну бровь. Она улыбнулась и отвела взгляд.

– Какая проницательность, сэр Родермир! Вы, должно быть, были превосходным шпионом, – заметила она. Он в двух словах рассказал ей о том, чем занимался прежде, когда леди Палмерстон спросила, как он познакомился с семейством Дрейк. Она почувствовала большое волнение при мысли о том, что познакомилась с настоящим шпионом. Или это было оттого, что он улыбнулся в ответ на ее поддразнивание?

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но ведь вы пытаетесь их сосватать? Если их застать в компрометирующей ситуации, то женитьба будет гарантирована.

– Не забывайте, что речь идет о Филиппе Кенсингтоне. Застать этого мужчину в компрометирующей ситуации проще простого. Но вот заставить его пойти к алтарю после этого – задача чрезвычайно сложная.

– Лайла исключительно умело обращается с оружием, если это поможет вашей попытке.

– Я возьму это на заметку, благодарю вас. Но осмелюсь заметить, что никакая женщина не захочет выходить замуж за человека, которого привели к алтарю под дулом пистолета.

– Да, это как-то совсем неромантично, – согласился Родермир, беря ее под руку. – А может, не так-то просто его уличить?

Тут перед ними из-за изгороди выскочила Анджела, она почти бежала. За ней следовал Филипп. Он звал ее, но она не обернулась.

– Какие же они все глупые, – пробормотала леди Палмерстон.

– Да, женщины имеют склонность слишком близко принимать к сердцу даже незначительные вещи.

– Вообще-то я имела в виду мужчин и их способность опрометчиво говорить то, чего не следует. Благодарю вас, что подтвердили мое мнение.

– Всегда к вашим услугам, – пробормотал он. – Ну, так что нам делать с этой влюбленной парочкой?

– Мы должны дать им время остыть и возможность самим исправить положение. Давайте вернемся в дом. Полагаю, Анджела хочет уехать.

Анджела действительно хотела немедленно вернуться в Лондон. Лайла и Дрейк слышать об этом не хотели. Гости должны остаться на ужин и переночевать у них. В доме достаточно свободных комнат, и они наверняка проведут замечательный вечер.

После приятного ужина, во время которого чета Дрейков развлекала гостей рассказами из своей шпионской жизни, дамы удалились в смежную комнату на чай, а джентльмены остались в гостиной выпить портвейна.

Филипп взял бокал и серьезно подумывал о том, чтобы выпить его, а в придачу и всю бутылку.

– Похоже, дела складываются не очень удачно: у вас не так много шансов выиграть это пари, – заметил Дрейк.

– Вы тоже читали об этом в газетах? – предположил Филипп.

– Нет, я подслушал, как вы спорили с мисс Салливан. Моя жена – не единственный человек, кто подслушивает, – пояснил Дрейк с улыбкой и без малейшего смущения.

– Наверное, я глупец, но я все же надеюсь, что у меня есть шанс, – сказал Филипп. Он заметил, как в течение всего ужина Анджела, погруженная в свои мысли, время от времени бросала на него строгие взгляды.

– Вы будете расплачиваться с половиной всего города в течение всей вашей жизни, если проиграете, – заявил Дрейк. – Вам нужно нечто большее, чем надежда, мой друг.

– Я боюсь потерять не деньги. Я уже потерял все до последнего пенни. Я просто не знаю, что буду делать, если потеряю ее.

– Влюблены по уши? – поддразнил его Дрейк. – Такое случается даже с лучшими из нас.

– Вам необходимо разработать план, чтобы завоевать ее навсегда, – внес свое предложение Родермир.

– Правильно. Благородный поступок, – сказал Дрейк.

– Неужели это может сработать? – недоверчиво спросил Филипп.

– В моем случае это сработало, – ответил Дрейк и сделал глоток.

– И что же вы сделали? – спросил Филипп.

– Спас ее от вооруженных разбойников, – ответил Дрейк.

– Есть еще какие-нибудь идеи?

– Я могу предложить свои услуги для отвлечения внимания ее наставницы, – предложил Родермир. Двое молодых людей некоторое время с любопытством смотрели на пожилого джентльмена.

– Вы старый хитрец, Родермир, – сказал Дрейк, рассмеявшись.

– Готов на все, чтобы помочь, – ответил тот.

– Правильно. Итак, мы отвлекаем внимание леди Палмерстон. И что дальше? – спросил Филипп, надеясь, что уж втроем они точно разработают стоящий план. Ведь двое из них были шпионами, и они годами только тем и занимались, что разрабатывали хитроумные планы и плели интриги. Надежда все-таки есть. Или нет.

Все некоторое время молчали. Дрейк предложил сигары. Родермир взял еще один бокал портвейна. Дрейк откинулся на спинку кресла и начал насвистывать. Филипп, упершись локтями в стол, обхватил руками голову.

– Вы говорили ей о своей любви? Скажите, что любите, не можете жить без нее и так далее, и так далее, – начал Дрейк.

– Уже говорил, не один раз.

– Как насчет цветов? – предложил Дрейк.

– Преподносил, но ими же она меня и отхлестала.

– Может, спеть серенаду под окном? – предложил Родермир.

– Но только если вы хорошо поете, – добавил Дрейк. – В противном случае я предпочел бы этого не слышать.

– Не можете пожертвовать своим комфортом ради гостей? – упрекнул его Родермир.

Дрейк нахмурился:

– Признайтесь, что и вам бы не хотелось слушать плохое пение.

– Я не буду петь у нее под окном. Я знаю только совершенно непристойные застольные песни. Сомневаюсь, что это будет романтично.

– А может, написать ей стихи? – предложил Родермир.

– Мои усилия, скорее всего, поставят нас обоих в неловкое положение, – сказал Филипп с полной уверенностью. Он чувствовал, как надежда покидает его.

– Есть еще драгоценности, – сказал Родермир. – Обычно это работает безотказно.

– Где он возьмет сейчас драгоценности? – возразил Дрейк.

– У меня действительно есть для нее кольцо, – неожиданно сказал Филипп, почувствовав проблеск надежды. Он взял с собой кольцо матери, намереваясь вручить его Анджеле в качестве обручального кольца. Но почему не в качестве кольца по случаю помолвки? И почему эта мысль не пришла ему в голову раньше?

– Вот и отлично! Вручите ей кольцо и произнесите романтическую речь, – сказал Дрейк. Похоже, он сам был способен на такие вещи. Хотя…

– Замечательно. А что обычно говорят в этом случае? В столовой вновь воцарилось молчание.

– Здесь не помешал бы женский совет, – предложил Дрейк.

– Да, но поскольку ни одна женщина не способна хранить секреты, она наверняка проговорится, и тогда исчезнет элемент неожиданности, который в моем понимании чрезвычайно важен для красивого жеста, – сказал Родермир предостерегающе.

– Ну, в таком случае не мог бы один из вас одолжить мне несколько тысяч фунтов?

Когда джентльмены присоединились к дамам в столовой, Анджелы там не было. Филиппу сообщили, что она удалилась на отдых. Лайла заявила, что у нее разболелась голова, и Дрейк настоял на том, чтобы проводить ее в комнату. Родермир бросил на Филиппа многозначительный взгляд, который тот моментально понял. Он сказался усталым и пожелал всем спокойной ночи.

Он поднимался по лестнице вслед за Лайлой и Дрейком.

– Итак, моя дорогая, надеюсь, наши гости довольны комнатами?

– Конечно, дорогой.

– Уверен, что ты отвела леди Палмерстон и Анджеле комнаты с видом на сад.

– Твоя хитрость может обмануть только корову, – парировала Лайла.

– Но разве ты не собираешься помочь нашему бедному влюбленному?

Лайла остановилась на верхней площадке лестницы и с угрожающим видом повернулась к Филиппу:

– Филипп, я отлично обращаюсь с оружием. Однажды я попала в колено человеку с расстояния в двадцать ярдов, не шагов. Можно не говорить, что я попала туда, куда целилась.

– Лайла, ему нужно помочь, а не угрожать.

– Помолчи, – ответила она мужу. – Филипп, однажды вы оказали мне неоценимую услугу, и теперь я отвечу вам тем же. Комната Анджелы – вторая слева. Но если я узнаю, что вы поступили с ней недостойно, я…

– Обещаю пригласить вас на свадьбу, – не замедлил с ответом Филипп.

– Превосходно. В таком случае – спокойной ночи. Филипп тихонько постучал во вторую слева дверь.

Анджела весь вечер была погружена в глубокие раздумья. Она отказалась от чая с Лайлой и своей тетушкой, чтобы еще раз все обдумать в одиночестве. Итак, она сидела, ожидая, постучит ли он в дверь.

У нее в голове беспрестанно звучали слова Филиппа, которые она услышала от него сегодня днем.

Вина и стыд, с которыми оставил ее Лукас, вновь угрожали разрушить ее жизнь. Филипп может попросить прощения у всех женщин Англии, но это не изменит ее чувств. Это может ослабить ее страхи, но не уничтожит их окончательно. Лукас должен попросить у нее прощения. Он должен сказать, что сожалеет о том, что воспользовался ее невинностью и невежеством. Он должен признать за собой часть вины в смерти ее отца. И если Филипп прав, и сцена, устроенная в саду, – его рук дело, он должен попросить прощения за то, что опять пытался разрушить ее шанс на любовь и счастье.

Она может постареть и умереть, но так и не дождаться его извинений. Перспектива грустная.

Но она может разыскать Лукаса и потребовать от него извинений. Правда, на это нужно время, и ей придется вновь встретиться с ним лицом к лицу, а она не уверена, что ей этого хочется. Да и вообще он может извиняться до последнего вздоха, но от этого она не станет чувствовать себя лучше.

Но стоило Филиппу заключить ее в объятия, как все в мире становилось правильным и совершенным. Сегодня вечером, за ужином, когда она ловила его взгляд, по всему ее телу прокатывались уже знакомые ей волны. Он возбуждал ее так же, как в первый раз. Когда он смотрел на нее или просто находился рядом, шелк казался ей мягче, а воздух теплее. И она могла бы поклясться, что даже кровь начинала быстрее бежать по ее жилам.

Она постоянно представляла себе, как они занимаются любовью – его руки, губы, его поцелуи. И она могла представить, что почувствует, когда он окажется внутри ее. Но этого ей допускать не следует.

Она не была совершенной. Но ведь и он таким не был.

И Анджела вспомнила о молитве, которую она читала в монастыре каждую ночь перед сном. Она молилась о том, чтобы Господь дал ей второй шанс на любовь с достойным мужчиной, которого она могла бы полюбить, и который ответил бы на ее любовь. А ведь она ни разу не прочитала эту молитву со времени возвращения Филиппа.

Может, Господь ответил на ее молитвы?

Раздался стук в дверь.

«К черту прошлое, – подумала она, – когда у меня есть возможность быть в земном раю и быть любимой».

Она открыла дверь.

– Обещай мне, что останешься здесь до утра, – сказала Анджела, когда Филипп вошел в ее спальню, и она заперла за ним дверь.

Она стояла перед ним во весь рост. Ее волосы, отливавшие золотом в свете свечи, были распущены и ниспадали на плечи. Он откинул один локон и ласково провел рукой по ее щеке. Кончиком пальца он провел по изгибу шеи, изгибу плеча, выпуклости груди. Он заметил, что Анджела теребит складки шелковой юбки. Она явно нервничала. Он взял ее руку в свою.

Ему повезло. Он стал человеком, который поцелуями отметет ее страхи, снимет боль, а взамен даст ей удовольствие.

– Пообещай мне, пожалуйста, – прошептала она. Это была мольба. Она думала, что просит слишком много. Но она точно так же могла попросить его дышать, поскольку выполнить это обещание было легче всего.

– Анджела, я обещаю тебе, что всегда буду просыпаться с тобой – каждое утро каждого дня до конца своих дней.

Он опустился на колено и посмотрел ей в глаза. По меркам широкого жеста это можно было и не считать. Не было поэзии, торжественной пышной церемонии, не было публики, которая могла бы засвидетельствовать обещание. Не было ничего, вообще ничего, кроме безыскусной голой правды. Он стоял, преклонив колено, с кольцом в руке, и не было никаких сомнений в его намерениях и обещаниях.

– Ты выйдешь за меня, Анджела?

– Я уже дала свое согласие. Но… – Анджела подняла его с колен. – Я не невинна. Ты должен знать, что ты не будешь первым моим мужчиной. Но я могу пообещать тебе, что ты будешь моим единственным. Я люблю тебя. И если ты все еще хочешь жениться на мне…

Филипп поднес кончик пальца к ее губам.

– Анджела, я уже знаю. И все равно люблю тебя. Я не могу не любить тебя. И надеюсь, что стану для тебя единственным мужчиной, точно так же, как ты станешь единственной женщиной, с которой я буду заниматься любовью. Но для меня важнее всего твое счастье. Ну не плачь. Скажи «да» и позволь мне любить тебя сегодня и всегда.

– Да, – ответила она. Ее голос был уверенным, твердым и спокойным. Филипп надел ей кольцо на безымянный палец левой руки. Он позволил ей одну секунду полюбоваться им, улыбаясь ослепительной, словно блеск бриллиантов, улыбкой.

Кольцо было у нее на руке, правда была сказана, в сердце вернулась надежда – Анджела знала, что теперь она готова. Хотя однажды она уже делала это, она немного нервничала. Как ее второй первый поцелуй, это будет ее второй первый раз. Помнила ли она, что нужно делать? И вообще, знала ли она что-нибудь об этом? Имеет ли это вообще какое-либо значение? Но на этот раз все будет по-другому, в этом она была уверена. Она знала, что он может доставить ей удовольствие, и она может доставить удовольствие ему.

Они любят друг друга. Они ждали достаточно долго. Она прижалась губами к его губам. И если оставались какие-то последние, слабые сомнения, Филипп отмел их своим поцелуем. Он отвел назад ее волосы и прижал ладони к ее лицу. Он держал ее, упиваясь ею. Она раскрыла губы, и он сделал то же самое. Поцелуй углубился.

Теперь, когда этот момент настал, ждать дольше стало невозможно. Месяцы желания, любви и потерь, наконец, закончились.

Она торопливо начала стаскивать сюртук с его плеч. Их губы не расставались, он скинул сюртук, а она уже расстегивала пуговицы его рубашки.

Одежда бесшумно падала на пол. Анджела прижала ладони к его груди. Его кожа была горячей на ощупь, и она чувствовала, как бьется его сердце. Она ласкала мускулистые плечи, широкую сильную грудь с мягкими негустыми волосами, твердый, без капельки жира живот.

Анджела открыла глаза и сделала шаг назад, чтобы видеть то, что она ощущала своими руками. О да, теперь он стал сильнее. Он загорел. Невозможно было не вспомнить его, полуобнаженного, таскающего под палящим солнцем тяжеленные доски, когда лишь свежий ветерок охлаждал его разгоряченную кожу.

Да, он изменился. Он стал другим – сильнее, крупнее, и по-прежнему принадлежал ей. Волосы на его груди сужались в полоску, ведущую вниз. Его возбуждение было явным. Она даже не потрудилась отвести глаза.

И она не смогла сдержать улыбку от осознания того, что его влекло к ней. Она помнила ощущение, которое испытала, держа в руках его невероятно твердый и сильный фаллос, с такой тонкой, шелковистой и удивительно горячей кожей. Ее больше не волновало то, что она не должна была знать, как выглядит мужское естество и каково оно на ощупь. Теперь она знала все или почти все и была этому рада, потому что сейчас ей не нужно бояться, она хотела только наслаждаться.

Он застонал и заставил ее взглянуть ему в лицо. Его глаза потемнели, губы сжались в твердую жесткую линию.

– Говорят, что я могу погубить женщину одними глазами. Но твои глаза… когда ты так смотришь на меня…

– Посмотри на меня, – прошептала она.

Филипп протянул руку и от самого затылка начал поглаживать Анджелу по голове, по спине. Потом обеими руками быстро расстегнул пуговицы на ее платье. Она скинула его. Он легко расшнуровал корсет и помог снять тонкую сорочку.

И она была этому рада. Он делал это раньше и знал, что делает. Это означало, что не будет лишних минут мучительного копошения. Она быстрее сможет освободиться от своих одеяний. И вот она уже стоит перед ним в одних чулках, а ее одежда брошена на пол, словно разбитые в сражении доспехи.

Анджела наблюдала за ним, а он пристально смотрел на нее. Его глаза сконцентрировались на ее груди, и от его взгляда соски затвердели. Глаза Филиппа стали совсем темными, и он перевел взгляд ниже, на мягкую округлость ее живота, потом еще ниже и закусил нижнюю губу.

Ее желание было таким сильным, таким отчетливым, что она неожиданно почувствовала себя очень смелой. Она повернулась и пошла к кровати, бросив на него взгляд через плечо.

Она села на кровать. Он встал перед ней. Она подняла руки и начала медленно расстегивать пуговицы на его брюках. Уже через секунду он стоял перед ней совершенно обнаженный. Она коснулась рукой его возбуждения. Своей рукой он обхватил ее руку.

Порочная мысль пришла ей в голову. Филипп охнул, когда она слегка поцеловала его плоть. Раскрыв губы, она вобрала его член, чуть сильнее сжав его у основания, Филипп застонал.

– Нет. Еще нет, – простонал Филипп.

Она остановилась и вопросительно взглянула на него. Ей казалось, что ему это нравится. Он уложил ее на постель и улегся сверху.

– Сначала ты, – прошептал он ей на ухо, поглаживая ее между ног. – А когда наступит мой черед, я хочу быть внутри тебя.

– Ммм. – Она издала единственный звук, на который была способна. Как она могла так долго обходиться без его прикосновений?

Филипп начал медленно покрывать дразнящими поцелуями ее кожу, спускаясь от шеи к груди. Он обхватил губами ее сосок, и у нее вырвался стон, потом он обхватил другую грудь, продолжая ритмичные поглаживания.

Внимание Филиппа сместилось ниже. Он коснулся губами одного бедра, потом другого и кожи между ними. Вперед и назад, вверх и вниз, не осталось ни дюйма кожи, который он не покрыл своими поцелуями и ласками. Иногда она смеялась, когда ей становилось щекотно, но чаще вздыхала от удовольствия. Анджела запустила руки в его волосы, прижимая его к себе, хотя он и не собирался отстраняться.

А затем его рот опустился еще ниже, и он погладил ее бутон языком, оставив руки свободными, чтобы ласкать нежную внутреннюю сторону бедер. Она начала извиваться под его нежными ласками. Ее движения и стоны были непроизвольными. Она не могла молчать и сдерживать себя, даже если бы попыталась. Но она не пыталась. Она знала, что находится на грани взрывного удовольствия, которое он доставлял ей и раньше. И, словно это было вчера, она вспомнила тот жар, который разливался по ее телу со сверхъестественной быстротой, становясь, все горячее и ярче. Она вспомнила импульсы этих волшебных ощущений, которые шли от его губ и через волшебное место проникали вглубь.

А затем весь ее разум и каждый дюйм ее тела были охвачены волной удовольствия, такой взрывной, такой чудесной, что все в мире исчезло, кроме их двоих и этого потрясающего чувства.

Она надеялась, что никто не слышал, как она выкрикивала его имя во время оргазма. А потом ей стало безразлично, пусть ее слышит весь мир.

И до того как удовольствие ушло полностью, она с наслаждением почувствовала на себе вес Филиппа.

– Анджела, – прошептал он, глядя ей в глаза.

– Да, – шепотом отозвалась она.

Филипп входил в нее медленно, дюйм за дюймом, горячо и твердо.

Он смотрел ей в глаза, ни на секунду не отводя взгляда.

Он был нежен, нетороплив и сдержан, словно у нее это было в первый раз. Но правда была лучше: у них это было в первый раз.

Она прижала кончики пальцев к его спине и медленно провела ими вниз по горячей мускулистой спине. Обеими руками, распластанными по его ягодицам, она побуждала его войти в нее полностью. Она уже начала ощущать себя единым целым с ним. И хотела, чтобы это чувство было полным.

И когда он вошел в нее, их пальцы сплелись, губы соединились в жадном глубоком поцелуе, а его бедра начали свое неторопливое движение. Он двигался внутри ее, и она двигалась вместе с ним. Сначала медленно и мягко, затем чуть тверже, чуть быстрее.

Она почувствовала полное и отчаянное завершение. Он шептал ей признания в любви, она собиралась ответить ему тем же, но второй оргазм настиг ее так неожиданно, что Анджела смогла прошептать только его имя.

Анджела почувствовала, что его последние толчки стали жесткими и требовательными, словно бесконтрольными, и тогда она привела его к освобождению. Он прижался губами к ее плечу, и она услышала, как он стонет от наслаждения и завершения.

– Я не представляла, что это может быть таким, – прошептала она несколько минут спустя.

– И я тоже не знал, – сказал он, обнимая ее и притягивая к себе. Он снова поцеловал ее. И снова. Той ночью они много раз занимались любовью и заснули только на рассвете.

Утром они спустились к завтраку последними.

– Ну, есть ли необходимость в специальном разрешении? – без обиняков спросила леди Палмерстон.

– Нет, – ответил Филипп, с удовольствием наблюдая за их потрясением. – Никто не поверит, что я женился, пока своими глазами не увидит брачную церемонию. У нас будет очень пышная свадьба, как положено.

– После оглашения о помолвке, – добавила Анджела.

– Значит, у нас остается три недели, – оживилась леди Палмерстон. – Нам лучше вернуться в Лондон сегодня же, чтобы мы могли начать подготовку.

– Но сначала мы должны нанести последний визит, – сказала Анджела.

– Ну, хорошо, я должен извиниться еще перед одной женщиной, – проворчал Филипп.

– Достаточно будет написать ей письмо. Нежелательно, чтобы вас видели в ее обществе.

– Только не говори, что ты все еще не доверяешь мне, – уязвлено произнес Филипп.

– Это я ей не доверяю, – ответила Анджела, и они улыбнулись друг другу.

– Кого же мы в таком случае должны навестить? – спросила леди Палмерстон.

– Мою семью, – ответила Анджела, сияя. – Я хочу лично пригласить их на свадьбу.

Проведя ночь в лесу, вблизи внушительного особняка графа и графини Дайамонд, на следующий день, поздно утром, Лукас наконец увидел выходящую из дома Анджелу. Он оседлал лошадь, пока они усаживались в экипаж и укладывали вещи. Он был голоден, измучен и пребывал в отчаянии.

Но все же не раздумывая поехал за ними.

Весь день он следовал за ними, стараясь, чтобы его не увидели. Когда начали спускаться сумерки, Лукас заметил, что ему знакомы эти места. Его прошиб холодный пот. «Этого не может быть, – сказал он себе. – Это тебе только кажется. Ты сходишь с ума от жажды, голода и усталости».

Он плохо себя чувствовал. Но он не мог больше обманывать себя – Анджела возвращается домой. По пути они пересекли поле, где скончался ее отец. И вновь Лукас пожалел о том, что это не он погиб на дуэли. Но на этот раз его желание усиливалось чувством вины и угрызениями совести, которые он продолжал испытывать даже спустя семь лет. Шесть лет ему приходилось мириться с браком, которого он не мог избежать. Каждый раз, глядя на свою жену, он желал, чтобы на ее месте была другая женщина. Беатрис знала, что он любит другую, но она никогда не жаловалась и не предпринимала ни малейших усилий, чтобы завоевать его любовь. У нее была продолжительная связь с другим мужчиной. Лукас оставался нежеланным и всегда был на втором месте. Когда он увидел Анджелу с Хантли, он почувствовал себя даже больше обманутым, чем в случае с Беатрис.

Он не оплакивал Беатрис. Он понимал, что эта женитьба была одной из его ошибок, которые он совершил, чтобы разбогатеть и получить женщину, которую желал. Как он понимал сейчас, тогда ему следовало быть смелее и согласиться на небольшое приданое Анджелы. По крайней мере, они были бы вместе.

Лукас почувствовал головокружение и сильнее натянул поводья. У него сильно болело сердце, и непрекращающийся стук копыт по пыльной дороге усиливал эту боль. Но физическая боль не могла сравниться с мучительным чувством вины, которое терзало его каждый день в течение этих семи лет. Это было очень серьезное испытание, которое с большим трудом мог вынести простой смертный. Лукас хотел непременно исправить причиненное зло или умереть.

Анджела была его последней и единственной надеждой. Он был готов на все, чтобы завоевать ее и добиться прощения. И если он не может этого получить, то он не хочет больше жить.

Когда их экипаж свернул на аллею, ведущую к дому, где жила семья Анджелы, он остановился. Он вспомнил то прекрасное и чистое предвкушение, которое он испытывал каждый раз, когда скакал к ее дому. К ней. На мгновение он почувствовал себя снова молодым, любящим и любимым. Ему показалось, что впереди у него вся жизнь, полная надежды и счастья. Он постарается вернуть все это.