Мир за стенами монастыря показался Анджеле совсем чужим. Многое изменилось с тех пор, как она ждала на постоялом дворе почтовый дилижанс, потом несколько часов тряслась по пыльной дороге в компании совершенно чужих людей. С тех пор прошло шесть лет. Ее репутация была погублена. Сердце разбито.

Спустя несколько часов после того, как Анджела покинула стены монастыря, первое любопытство было удовлетворено, и она заскучала. В почтовом дилижансе всего, вместе с ней, ехали шесть пассажиров: семья, состоящая из родителей с двумя дочерьми, и сидевший напротив джентльмен. Отец семейства спал, мать что-то вышивала, а дочери читали романы. От нечего делать она сосредоточила свой взгляд на мужчине. У него были черные волосы с сединой на висках. Черты лица были грубоватыми, и выглядел он уставшим. Его одежда определенно была сшита у хорошего портного. И во время последней остановки на постоялом дворе она слышала, как он что-то говорил о своем собственном экипаже и о том, что ему нужно срочно попасть в Лондон. Изредка их взгляды встречались, но в основном он был занят чтением газеты.

Скучая в трясущемся экипаже, она не переставала думать о Филиппе, вспоминать его глаза, его предложение: «Выходи за меня, Анджела!», и то, как она вынудила его произнести эти слова дважды, потому что не могла поверить в такое счастье. Ей показалось, что в первый раз она просто ослышалась. И от этих мыслей сердце начинало ныть, и слезы наворачивались на глаза. Но не станет же она плакать в почтовом дилижансе, в окружении незнакомых людей. Она больше не хотела думать о Филиппе. Она должна его забыть. «И сделать это нужно прямо сейчас», – сказала она себе.

Чего ей действительно хотелось, так это нарисовать портрет человека, сидевшего напротив. Она открыла дорожную сумку, в которой лежали запасное платье, рубашка, рекомендательное письмо, деньги, которые смогла ей выделить настоятельница, альбом и карандаши. Она быстро пролистала страницы со старыми рисунками, не позволяя себе взглянуть на них, и начала рисовать. Сначала она сделала набросок его лица: переносицу, глаза, волосы. Нижняя часть лица была скрыта газетой. Анджела продолжала рисовать даже тогда, когда они выехали на очень ухабистый участок дороги. В результате сильного толчка сестры повалились друг на друга, кто-то выругался, кто-то ударился головой, а альбом Анджелы, взлетев, упал на колени мужчины, которого она рисовала. Взяв его, он, не спросив разрешения, начал рассматривать рисунки.

– Извините, сэр, – сказала она. Он никак не среагировал.

– Я хотела бы, чтобы мне вернули мою собственность, сэр, – сказала она нарочно громко. Все пассажиры насторожились.

– Это рисовали вы? – спросил он.

– Ну конечно, – резко ответила она.

– Очень неплохо.

– Если это комплимент, то должна вас поблагодарить, – заметила Анджела. Она знала, что ее рисунки действительно хороши, но ее благодарность прозвучала с некоторой долей иронии, поскольку она не давала разрешения смотреть свой альбом.

Теперь уже мужчина довольно бесцеремонно разглядывал ее с головы до пят. И вдруг Анджеле стало стыдно за свое старое, поношенное серое платье и за маленькую дорожную сумку, в которой умещались все ее пожитки. Невозможно было представить себе, о чем мог подумать этот джентльмен.

– Я нанимаю вас, – неожиданно произнес он хрипловатым голосом.

– Простите, но я не товар на продажу!

Он рассмеялся. Его смех был низким и раскатистым.

– В качестве рисовальщика, мисс. Мне нужен иллюстратор, и я думаю, что вы мне подойдете.

Сначала она испытала облегчение, что он не принял ее за проститутку. А затем она просто потеряла дар речи.

– Найджел Хейвен, издатель лондонского еженедельника «Лондон уикли», – представился он и протянул ей руку.

Она пожала ее, но не представилась. Она не знала, что это за издание, ей совсем не хотелось стать сотрудницей какой-нибудь непотребной газетенки.

– Возьмите мой адрес. Зайдите в редакцию, и мы обсудим условия вашей работы.

– Я пока не дала согласия, – сказала она.

Вообще женщины ее круга, как правило, не работают. И, тем более в каких-нибудь сомнительных изданиях. Хотя ее положение было в такой степени неопределенным, что если ее не примет тетушка, она согласится рисовать что угодно и, для кого угодно, лишь бы это давало возможность выживать, иметь еду и крышу над головой. Анджела взяла адрес.

– Отлично, мисс, отлично.

Он вернул ей альбом, затем вновь погрузился в чтение газеты и уже до самого Лондона не обращал на нее никакого внимания.

Совсем скоро Анджела стояла в холле особняка леди Палмерстон, ожидая, пока ее примет тетушка. Но захочет ли тетушка ее видеть? Анджела очень надеялась быть приглашенной хотя бы на чашку чаю, чтобы немного отдохнуть и привести себя в порядок. У нее с самого утра маковой росинки во рту не было.

Она пыталась представить, что будет делать, если вдруг тетушки нет дома. Наконец дворецкий, мужчина неопределенного возраста с каменным лицом, жестом пригласил ее следовать за ним.

Гостиная подавляла своим великолепием. Правда, создавалось впечатление, что в комнате всего слишком много. Стены были оклеены светло-зелеными обоями, рисунок которых Анджела не могла различить, потому что в основном они были закрыты картинами в богатых резных рамах. Над камином висел большой портрет мужчины – очевидно, это был ее покойный дядя, лорд Палмерстон. Анджела сразу уловила явное сходство с ее матерью, его сестрой: темные волосы и почти черные глаза. Анджела больше походила на своего отца и сейчас немного пожалела об этом.

Тетушка все не появлялась, и Анджела продолжала рассматривать гостиную. У дальней стены стоял стол, уставленный множеством хрупких статуэток. В центре расположились два диванчика, обитые темно-зеленой парчовой тканью. Между ними – столик с чайным подносом. Возле камина – кресло с обивкой в тон диванчикам. Рядом – еще один столик, заваленный газетами. Два высоких двустворчатых окна выходили на улицу.

И вот, наконец, вошла ее тетушка, леди Палмерстон. Ей, вероятно, было за сорок, но лишь мудрые глаза и манера держаться выдавали ее возраст. Черты лица резковатые, но не мужеподобные. Светлые волосы подобраны назад и уложены в довольно замысловатую прическу. Она была в ярко-малиновом платье, незатейливый покрой которого, очевидно, соответствовал самой последней моде. Золотая брошь с рубином и тонкая золотая цепочка удачно дополняли ее изысканный наряд.

Анджеле ее родственница показалась восхитительной. Она выглядела так элегантно и держалась с таким достоинством, что Анджеле очень захотелось стать похожей на нее. Но в тот момент она с особой остротой осознала, насколько сер и непригляден ее собственный вид.

– Анджела Салливан, – произнесла леди Палмерстон, словно констатируя для себя этот факт. – Я ждала тебя. Присаживайся и выпей чаю.

Она указала на поднос. Анджела села и с радостью налила себе чашку, гадая, что же этой женщине о ней известно.

– Наверное, вам написала леди Бэмфорд. У меня в саквояже еще есть рекомендательное письмо от нее.

– Нет, я ожидала твоего появления у себя… – Леди Палмерстон немного помолчала и добавила: – Вот уже шесть лет.

– Простите?

Почему она ждала ее эти шесть лет? Ведь шесть лет назад ее репутация была погублена.

– Твоя мать писала мне о том, что произошло с тобой. Так, значит, ты предпочла жизнь в монастыре? Интересный выбор.

– Тогда я не думала, что у меня есть выбор, – пояснила Анджела.

– Тем не менее, в конце концов, ты образумилась.

– Это с какой стороны посмотреть. Возможно, напротив, потеряла остатки здравого смысла.

– Ха! Такое со всеми иногда случается. – Она улыбнулась, в ее глазах мелькнула легкая тень грусти, но потом ее лицо опять стало серьезным. – Ты, конечно же, останешься здесь.

– Мне не хотелось бы причинять неудобства…

– Чепуха. У меня достаточно большой дом, а тебе, как я понимаю, идти больше некуда.

– Но расходы…

– О таких вещах в приличном обществе не говорят, – решительно прервала ее тетя. – Даже не думай об этом.

– Извините, но я так долго жила в монастыре, что совершенно отвыкла от мирской жизни.

– Да, похоже, – согласилась леди Палмерстон, оглядывая ее простенькое серое платьице. – Поход к модистке совершенно необходим. В таком наряде я не могу представить тебя свету.

– Я не могу выходить в свет.

– Интересно почему?

– Моя репутация погублена. Вы об этом знаете.

– Прошло шесть лет. Это практически целая жизнь. Ты даже не имеешь представления, какие серьезные скандалы происходили за это время. Уверяю тебя, никто даже не вспомнит.

– Но вы же вспомнили.

– Бог наградил меня превосходной памятью, какой мало кто может похвастаться в моем кругу. Первое, что мы сделаем, – купим тебе новые наряды. И, пожалуйста, не воспринимай это как благотворительность. Просто я не могу видеть то убожество, которое на тебе сейчас, и обязана позаботиться о твоем внешнем виде. А потом мы начнем выходить в свет и найдем тебе мужа.

– Леди Палмерстон, я не хочу искать мужа. Я поставила крест на мужчинах.

– Несчастная любовь, не так ли?

– Как вы догадались? – спросила Анджела, буквально поперхнувшись глотком чая.

– Так говорят практически все, оставшись с разбитым сердцем. Время от времени это случается с каждой из нас. Но не стоит бояться, эта болезнь не смертельна.

– Вы меня утешили, – сухо произнесла Анджела. – Мне совсем не хотелось бы скончаться прямо здесь, в вашей гостиной.

– Мне бы тоже этого не хотелось. Слишком много хлопот. Леди Палмерстон сделала еще глоток. Анджелу вновь заинтересовал стол, на котором в беспорядке лежали газеты. Она обратила внимание на название одной из них.

– Это номер «Лондон уикли»?

– Конечно. Это Библия светского общества.

– Значит, у этого издания вполне приличная репутация?

– Абсолютно. Это самая модная, самая читаемая газета в Лондоне. Советую тебе полистать ее, если хочешь иметь представление о светской жизни Лондона.

– Вообще-то мне предложили работу в этой газете в качестве иллюстратора.

– В самом деле? – Леди Палмерстон со звоном поставила чашку на блюдце.

Анджела рассказала о встрече в экипаже днем. Леди Палмерстон громко рассмеялась.

– Мы отправимся туда с визитом, как только у тебя будет приличный вид. Подумать только! Моя племянница будет иллюстрировать «Лондон уикли»! Ты знаешь, это мое любимое издание. Да, ты должна остаться у меня, и я тебе помогу – в одной из комнат мы устроим рабочий кабинет.

– Спасибо, леди Палмерстон, – только и смогла вымолвить Анджела. Рабочий кабинет! Об этом она даже и мечтать не могла.

– Называй меня Дорой. И ты должна показать мне свои рисунки.

Анджела незамедлительно выполнила просьбу тетушки, она была ей так благодарна за доброе отношение. Есть где остановиться, наряды, рабочий кабинет! Она ни на секунду не задумалась о том, что подумает о ее рисунках тетушка, но напрасно. Когда леди Палмерстон открыла наугад одну из страниц, ее глаза широко раскрылись, а брови взлетели на недосягаемую высоту.

Анджела заглянула на страницу, которая так заинтересовала тетю, и прикусила губу. На рисунке красовался почти обнаженный Филипп.

– О нет, ты ведь не могла… – пробормотала леди Палмерстон.

Она определенно узнала Филиппа. Она прищурилась и поднесла изображение ближе к глазам, Анджела видела, что она внимательно рассматривает все детали – мускулы на груди, руки. Ох уж эти руки!

– Именно так, – ответила Анджела с вздохом. Отпираться было бесполезно. Это не смог бы сделать даже самый талантливый актер на свете.

– Но как? Когда? Где?

– Он был ранен, и его принесли к нам в монастырь. Мне поручили ухаживать за ним. Думаю, я слишком добросовестно выполняла свою задачу.

– Мне очень жаль. Но позволь мне кое-что уточнить. Филипп Кенсингтон? В монастыре?

– Да. – Несмотря на свои переживания, даже Анджела не смогла удержаться от улыбки.

Губы леди Палмерстон скривились. Потом ее глаза увлажнились. Затем она расхохоталась. Прошла целая минута – Анджела отметила это по часам на каминной полке, – прежде чем леди Палмерстон успокоилась.

– Странно, что этот монастырь не сгорел дотла. Он уцелел? Ведь не в этом причина твоего отъезда?

– Вообще-то крыша часовни и в самом деле загорелась, когда в нее ударила молния, – ответила Анджела с вымученной улыбкой.

– М-да, – проговорила леди Палмерстон и хихикнула. – На самом деле это не смешно. Ирония судьбы.

– Полагаю, что да. Правда, он помогал ремонтировать крышу.

– Он… что?

– Он работал вместе с деревенскими жителями, делал новую крышу. Ему нужно было заработать денег, чтобы добраться до Лондона.

– Филипп Кенсингтон работал?

– Да, но ваша реакция мне понятна, – грустно сказала Анджела. – Он сильно изменился.

– Или адское пламя превратилось в лед, или ты обладаешь какой-то магической силой. Наверное, благодаря твоему влиянию этот человек смог поднять что-то, кроме бокала бренди.

– Ну, в монастыре бренди вообще не водится. Я могла бы польстить себе и сказать, что это так. Но это не имеет никакого значения, потому что моего влияния оказалось недостаточно. Он уехал – неожиданно, даже не попрощавшись.

Голос у Анджелы дрожал. Вновь ей чего-то не хватило – не важно чего, – чтобы удержать мужчину.

– Моя милая девочка, он оставляет всех.

– Я знаю, – прошептала она, хотя в какой-то момент ей показалось, что она в его жизни играла особую роль.

– Но ты же не влюбилась в него? – с надеждой спросила леди Палмерстон, глядя ей прямо в глаза.

– Наверное, влюбилась, – призналась Анджела с вздохом.

– Я говорила, что все мы иногда теряем голову. Но как ты умудрилась влюбиться в отъявленного негодяя? Я и слышать об этом не хочу. Кто-нибудь знает о ваших отношениях?

– Только монахини в аббатстве.

– Хорошо. Никому не рассказывай. Даже один разговор с ним может скомпрометировать девушку.

– Он говорил то же самое.

– Ты не беременна?

– Нет.

– Хорошо, а то это помешало бы нашим планам. Я должна предупредить тебя, что моя племянница Эмилия замужем за Девоном, братом-близнецом Филиппа. Сходство поразительное. Даже отец с трудом различал их.

– Я их не перепутаю. Могу я вас попросить не рассказывать им о моих отношениях с Филиппом? Я начинаю новую жизнь, и мне совсем не хочется, чтобы прошлое мешало мне, – сказала Анджела.

– Ну конечно. Я сохраню твою тайну. Мы скажем, что все это время ты была дома в деревне. – И леди Палмерстон вернулась к альбому, просматривая наброски и хваля их.

А с ним, что тебя связывает? – спросила она, указывая на изображение Лукаса.

– Это человек, который погубил меня. В первый раз.

– Виконт Лукас Фрост. Его жена недавно умерла при родах.

Известие поразило Анджелу, но она попыталась взять себя в руки. Лукас женился, потому что был обязан, и не важно, какие чувства он испытывал к ней. Прислушавшись к себе, Анджела поняла, что его теперешняя жизнь не волнует ее. Она лишь почувствовала естественную печаль, которую испытала бы при известии о смерти любого человека.

Но она не могла игнорировать тот факт, что теперь Лукас вдовец, а значит, свободен – так же как она.

Леди Палмерстон продолжала листать альбом, когда вдруг ее взгляд наткнулся на рисунок, изображающий джентльмена из дилижанса.

– Кто это? – резко спросила Дора.

– Это Найджел Хейвен. Мой попутчик. Мы вместе добирались до Лондона.

– Найджел Хейвен, – медленно повторила леди Палмерстон, словно узнала огромную тайну. – Издатель «Лондон уикли». Как забавно, – задумчиво проговорила она.

– Что ж в этом забавного?

– Ничего, оставим это. Гроувз проводит тебя в твою комнату. Позвони, если тебе что-то понадобится. Ужин подадут в восемь.

– Леди Палмерстон…

– Дора.

– Дора, я не знаю, как мне вас благодарить. Обещаю, что не доставлю много хлопот и…

– Милая девочка. Я очень рада, что ты здесь. Я ждала тебя и знала, что однажды ты постучишься в мою дверь. Как говорится, лучше поздно, чем никогда.

Два дня назад Анджела потеряла жениха. Но теперь она обрела очаровательную и остроумную тетушку, прекрасные условия для жизни и работу. Если бы она знала, что ее ждет в Лондоне, она бы покинула аббатство гораздо раньше. До встречи с Филиппом в ее душе была пустота, которую он почти смог заполнить. Жалела ли она о том, что встретила его? О том, что полюбила? Ведь она полюбила его. Но она любила и Лукаса, а когда потеряла его, смогла встретить новую любовь.