Филипп проснулся на рассвете. Его глаза быстро привыкли к утреннему свету, который уже давно перестал раздражать его. Несмотря на то, что ночью он несколько часов пролежал, не сомкнув глаз, короткого сна оказалось достаточно. Голова была ясной, и он мог сравнить сегодняшнее утро со многими другими пробуждениями, когда, проснувшись, чувствовал себя совершенно разбитым. Казалось, то была другая жизнь или даже чья-то чужая жизнь.

Странное ощущение. Анджела была права. Он меняется. И если бы она была здесь, то наверняка смогла бы оценить то, что с ним происходит.

Филипп быстро оделся и отправился искать Анджелу. Плутая по бесконечным коридорам монастыря, он почему-то нервничал, как четырнадцатилетний мальчишка перед первым свиданием. Словно он вернулся в прошлое и бродит по холлам Кливдена в поисках Дженни – хорошенькой горничной, в которую был влюблен до безумия. Она была старше его на год, уже имела некоторый опыт общения с мужчинами и, ответив на его чувства, лишила молодого господина невинности. Но как-то он застал ее с одним из лакеев, и его сердце было разбито, хотя никто никогда не узнал об этом. Лакей! Он будущий герцог, а эта девчонка предпочла лакея!

Но в настоящий момент он уже не помнил о том ударе по своему самолюбию. Гораздо ярче были воспоминания о том сладостном предвкушении встречи с Дженни. Подобные чувства он испытывал и сейчас, а ведь еще недавно думал, что этот трепет и сладкая истома ушли из его жизни навсегда. Когда же он утратил эти эмоции? Когда забыл о существовании любви и стал обходиться без этого волшебного чувства? Наверное, тогда, когда начал перескакивать через него, просто забираясь в постель и выбираясь из нее затемно, до того, как женщина начинала осознавать, что с таким же успехом можно было провести ночь с лакеем.

Но где же Анджела? Коридор был пуст, он заблудился, но продолжал идти. Может быть, она в кухне?

Он надеялся на это, потому что уже изрядно проголодался, а перспектива провести день, занимаясь физическим трудом на пустой желудок, его никак не радовала.

Подумать только, физический труд! Его первый рабочий день в жизни! Ему понадобилось двадцать восемь лет, чтобы прийти к этому. Некоторые люди, которых он знал, например его отец, умерли, так и не познав чего-либо, хоть отдаленно напоминающего физический труд, если не считать охоту.

Думая о своем первом рабочем дне, Филипп вспомнил начало занятий в Итоне: всю дорогу туда он пророчил своему брату Девону, что друзей у него там не будет, что его не будут любить, что занятия будут слишком трудными и что он провалится еще до каникул. Конечно же, Филипп переносил на брата свои собственные страхи. Девон быстро нашел друзей (несмотря на насмешки Филиппа), прекрасно успевал в учебе (да еще и за Филиппа выполнял какие-то задания). Но сегодня Девона рядом не было. Впрочем, даже если бы он и оказался рядом, то вряд ли мог помочь ему сейчас. Поэтому в данной ситуации Филипп предпочел отбросить в сторону все неприятные мысли и подумать о чем-нибудь другом.

Свернув в очередной коридор, он, наконец, нашел кухню… И Анджелу.

Он стоял, прислонившись к дверному косяку, забыв о голоде, и просто любовался ею. Анджела стояла возле плиты и разговаривала с Пенелопой. Насколько он мог понять, их разговор совсем не был похож на прощание. И это принесло ему облегчение. В этот момент Анджела обернулась, их взгляды встретились, и она улыбнулась.

Все было замечательно. Анджела догадывалась, что он будет искать ее сегодня утром. И она сосредоточилась на завтраке, который готовила для Филиппа. Она поставила тарелку с яичницей на поднос, где уже лежали хлеб и ветчина.

Он направился к ней. Его походка была твердой, уверенной, и шел он именно к ней. Сердце у нее забилось сильнее. «Я уеду с тобой», – подумала она.

– Он ведь красив, правда? – вздохнула рядом с ней Пенелопа. – Могу представить, как потрясающе он выглядит на балу, во фраке.

Анджела что-то пробормотала в ответ, хотя ей казалось, что он и сейчас достаточно хорош: бриджи, сапоги, ворот рубашки расстегнут, рукава закатаны. Одежда была поношенной, но совершенно чистой. Он, конечно же, не привык к такому качеству, но сидело все на нем очень хорошо. Только не мешало бы побриться. Впрочем, это не имело для нее никакого значения.

– Доброе утро, – сказал он, улыбаясь и слегка кланяясь Пенелопе.

– Доброе утро, сэр… лорд Хантли, – ответила она.

– Можешь называть меня Филипп, – сказал он и выжидательно улыбнулся.

Последовала долгая пауза.

– Ой, я все поняла. Извините, у меня дела, – сказала Пенелопа и, захихикав, выбежала в сад, оставив их наедине.

– Ты не пришла вчера вечером, – напрямик сказал он Анджеле.

– Не пришла, – ответила она, наливая в чашку чай. Он взял чашку молча, хотя это стоило ему некоторого усилия.

– Филипп, если ты хочешь меня о чем-то спросить, не стесняйся.

– Расскажи мне о вашей встрече с настоятельницей.

– Это не вопрос, – заметила она, не удержавшись.

– Ну, я просто не знаю, с чего начать.

– Мы немного поговорили. Думаю, что тебе следует знать только одно: мы с леди Кэтрин решили, что я тоже покину монастырь – с тобой или без тебя.

И тут послышались мужские голоса:

– Анджела! Анджела!

Это были Джонни и Уильям Слоуны, братья Пенелопы.

Разговор прервался, и у Филиппа не было возможности ответить ей. Хотя она заметила с некоторым удовлетворением, что его лицо помрачнело, когда он услышал, что ее зовут мужчины, – возможно, это был ответ, которого она ждала.

Через минуту Филипп увидит, что они еще совсем мальчишки и никак не могут быть ему соперниками. Уильяму, старшему, было восемнадцать, Джонни был на год младше.

– Вот ты где, Анджела! – сказал Уильям, входя в кухню из сада. Он резко остановился, увидев Филиппа, и Джонни, шедший следом за ним, наткнулся на него.

– Ты чего встал? – раздраженно спросил Джонни.

– Похоже, Джонни, у тебя есть соперник, – поддразнил брата Уильям, увидев Филиппа. Лицо Джонни покраснело, став такого же цвета, как его волосы.

– Здравствуйте, ребята, – приветствовала их Анджела. – Разве вы не работаете на часовне? Или вам что-то понадобилось?

– Пенелопа сказала нам, что здесь какой-то парень, который будет работать с нами. Это он? – спросил Уильям, кивая головой в сторону Филиппа.

– А это не тот, которого мы нашли раненым? – спросил Джонни.

– Да, это он, его зовут Филипп, – сказала Анджела, закончив на этом знакомство.

– Вы выглядите гораздо лучше, чем тогда, когда я видел вас в первый раз, – сказал Уильям.

– Спасибо, что привезли меня сюда, – сказал Филипп. Пока он говорил, Анджела наблюдала за лицами братьев. Манера говорить с головой выдала Филиппа, и юноши сразу поняли, что он принадлежит к высшему обществу. Они как-то неожиданно выпрямились и подтянулись.

– Хотите перекусить? – предложила Анджела. Парни замялись.

– Не стесняйтесь. Никаких хлопот.

– Только чаю, если это вас не затруднит, – ответил за обоих Уильям. Филипп сел за стол и принялся за завтрак, братья Слоун присоединились к нему. Анджела стала прибираться, прислушиваясь к их разговору.

– А вы откуда? – спросил Уильям.

– Из Бакингемшира. Но больше времени провожу в Лондоне.

– А как вы оказались в наших краях? – Возвращался в Лондон из Парижа.

– Из Парижа? Надо же, как часто встречаются господа из Парижа. Вот недавно в таверне остановились два француза. И Фрэнк Джонс из соседнего городка тоже был в Париже, но во время войны. Он рассказывал, что женщины там совсем не похожи на наших, ну, вы меня понимаете.

– Понимаю, – ответил Филипп, не сдержав усмешки.

– А вы нам расскажете о них? – шепотом спросил Уильям.

Анджела уловила взгляды, которые бросали на нее все трое. Вернее, они засекли ее за бесстыдным подслушиванием.

– Не обращайте на меня внимания, – мило произнесла она. – Продолжайте.

– Анджела, то, что Филипп собирается рассказать нам, не предназначено для женских ушей, – с серьезным видом произнес Джонни.

– Откуда вам это известно? – запротестовал Филипп.

– Не разочаровывайте нас, – умоляюще пробасил Уильям.

– Джентльмен не будет распространяться о таких вещах, – безжалостно произнес Филипп.

– Перед другими женщинами, – добавил Уильям и подмигнул.

– Ну, хоть самую малость вы можете нам рассказать. Подробности можно опустить. Нам это надо знать… в познавательных целях, – сказал Джонни.

– Вдруг случится попасть во Францию, – добавил Уильям.

– Что ж, – начал Филипп, взглянув на Анджелу. И она поняла, что его титул, вполне вероятно, будет работать против него, потому что здесь он чужак. Филипп пытается стать для этих ребят своим, ведь ему предстоит работать с ними. А если ему для этого нужно говорить о парижских проститутках, то он будет это делать.

Но неужели они думают, что ей хочется услышать об этом? Она всегда может подслушать из коридора.

– Прекрасно, Я ухожу, – сказала Анджела, бросив на них сердитый взгляд.

Филипп довольно быстро подружился с Уильямом и Джонни. За обедом братья посвятили его во все подробности, касающиеся абсолютно всех местных девушек, с которыми можно было пообщаться, если, мягко выражаясь, «мужчина нуждался в компании». Они не поверили Филиппу, когда тот сказал, что не нуждается в информации такого рода. Ребята искренне считали, что обязаны ответить любезностью на любезность, поскольку Филипп просветил их и объяснил, куда можно пойти, если хочешь найти в Париже доступную женщину.

Работа была простой и однообразной: разгружать доски и пилить их в размер. К концу дня от физического труда каждая мышца в теле Филиппа просила о пощаде.

Он отказался от приглашения выпить кружку эля в деревенской таверне, предпочтя ванну. И Анджелу. В течение дня он не перемолвился с ней и словечком, хотя заметил, что она работала в саду; В какой-то момент Филипп обратил внимание на то, что в руках у нее маленькая книжечка, и она что-то в ней рисует. Ему стало любопытно, он собрался, было накинуть рубашку и пойти узнать, чем она занимается, но прибыла очередная тележка с досками, и пришлось продолжить работу.

Теперь, нежась в ванне в своей комнате, он вспомнил, что Анджела так ничего и не рассказала ему о своем разговоре с настоятельницей, креме того, что она с ее помощью приняла решение уехать – с ним или без него.

Он почувствовал в этих словах некую ультимативность.

Не только его тело, но и разум были слишком измучены, чтобы запаниковать или хотя бы просто обдумать этот неизвестно чем грозящий разговор. Подобных разговоров ему удавалось избегать, все двадцать девять лет своей жизни. Но до сих пор ему удавалось избегать и физической работы, так что для этого дня у него уже имелся один «первый раз».

Или нет.

Сегодня вечером Анджела накрыла стол на двоих, и они сели ужинать вместе. Не успел Филипп проглотить кусочек, как она вернулась к прежнему разговору:

– Аббатиса не собирается заставлять нас жениться.

– Гм…

Еда никогда не казалась такой вкусной. Как же он жил, отказывая себе в таких простых удовольствиях? День тяжелой работы, горячая ванна, вкусная еда в обществе красивой женщины. А после этого, возможно… Он поднял глаза, но его улыбка исчезла, когда он увидел выражение ее лица.

– Ты не услышал ни словечка, не так ли? – строго спросила она.

– Ужин восхитительный.

– Похоже, мне придется уехать без тебя, – пробормотала она. – Ты не обращаешь на меня внимания, хотя я сижу прямо перед тобой.

– Ладно. Я действительно отвлекся. Ты не могла бы повторить? – сказал Филипп и быстро добавил: – Пожалуйста.

– Человек способен извлекать уроки. Я говорила о том, что я не собираюсь принимать постриг.

– Это из-за меня?

Она вздохнула от досады, словно разговаривала с деревенским дурачком. Он и сам не понял, почему вдруг спросил об этом, ведь если причина в нем, то это накладывает на него определенные обязательства, которые пока он не готов взять на себя.

– Как я уже сказала, – продолжала Анджела, – я просто поняла, что жизнь в монастыре не для меня. Я уеду – с тобой или без тебя. Неужели это так трудно понять?

Да, он прекрасно понимал. Сейчас наступил момент, когда он должен опуститься на колено и сделать ей предложение. И самое забавное, что это совсем не кажется ему ужасным или пугающим. Но мысль о том, что у него, лорда Хантли, нет дома, куда он мог бы привести жену после свадьбы, нет денег даже на праздничный ужин, не говоря уж о нарядах и драгоценностях, которых она заслуживала, полностью отбивала аппетит. Кроме того, общество не встретит их с распростертыми объятиями, а значит, его жена окажется запертой в четырех стенах и у нее не будет даже подруг, которым она могла бы пожаловаться на мужа. И вся эта правда аннулировала решение, к которому он пришел накануне.

– Анджела, – начал он, – у меня нет денег. Подозреваю, что и у тебя, их нет. У меня есть дом, но я там никогда не бывал. Более того, думаю, что там уже много лет вообще никто не бывал. Еще я должен предупредить тебя, что свет вряд ли примет нас даже в качестве супругов.

– Потому что я погубила свою репутацию, – тихо прошептала она, опустив глаза.

– Да нет, потому что ты будешь связана со мной. Но это не имеет значения, потому что я просто не могу жениться сейчас. Я не в состоянии содержать самого себя, не говоря уже о семье.

– И все же я могла бы поехать с тобой. Мы найдем способ справиться с этими трудностями.

– Нет, но не потому, что я не хочу этого. Мне стало просто физически плохо, когда я подумал, что уеду и не увижу тебя. Но я с этим справлюсь, и ты тоже, – сказал он.

Он принял правильное решение, он был уверен в этом, хотя это ему совсем не нравилось.

– Наверное, я просто устала справляться. Только этим я и занимаюсь уже несколько лет.

– Со мной у тебя будет много хлопот. Нужно будет сводить концы с концами. Стараться не разочароваться во мне. Пытаться не пожалеть о том, что ты выбрала меня, а не Бога.

– А тебе не приходило в голову, что для меня это все не будет иметь никакого значения, если я буду с тобой? – воскликнула Анджела.

Взглянув на ее лицо, Филипп мог бы поклясться, что она не собиралась этого говорить. А может, он просто не мог этому поверить? Он не мог ей предложить даже титула, только самого себя. И ей этого было достаточно?

– Нет, не приходило, – ответил он.

– Так подумай об этом, – почти прокричала она своим пьянящим голосом.

Как же он будет скучать по этому голосу! Как и по многим другим вещам, связанным с ней.

– Позже, – ответил он.

Как он будет скучать по ее поцелуям!

– Позже? Через неделю? Через месяц? Через десять лет?

– Только не сейчас.

Он слегка привстал, наклонился к ней через стол и прижался губами к ее губам. На столе было слишком много посуды: тарелки, стаканы, кувшин с вином – так что поза для поцелуя была не слишком удобной. Но потребность поцеловать ее в этот момент была такой острой и непреодолимой, что ничто не могло ему помешать.

Он лаской увлек ее в более глубокий поцелуй, пробежав языком по ее губам, которые тут же раскрылись и впустили его внутрь. Анджела слегка вздохнула, то ли от досады, то ли от удовольствия, а возможно, сдаваясь. Он не знал, но оценил это.

– Думаешь, что твои поцелуи заставят меня забыть обо всем остальном? – прошептала она.

– Да, но только если делать это правильно. Филипп уперся ладонями в столешницу, не собираясь прерывать начатое.

– Когда ты перестанешь целовать меня, я снова начну думать.

– Значит, мне придется целовать тебя, не останавливаясь.

Он вновь потянулся к ней для поцелуя, на этот раз очень короткого.

– До тех пор, пока ты не уедешь без меня, – сказала она. Наконец Филипп сел, оставив попытку перевести разговор на другую тему.

– Я слишком устал, чтобы продолжать разговор на эту тему сегодня.

И это было правдой. Он слишком устал, чтобы говорить о том, какой он несостоятельный, что он совершенно не подходит для женитьбы, что не может сделать ее счастливой и не может заставить ее понять это. А он должен заставить ее понять это, пока не стало слишком поздно.

– Тогда я ухожу, – сказала она.

– Останься, – попросил он, сверкнув своей обезоруживающей улыбкой. – Для другого я не устал.

– Тебе следует знать, Филипп: настоятельница предупредила меня, что если я забеременею, она, если это потребуется, лично поведет тебя к алтарю под дулом пистолета.

– В этом я не сомневаюсь.

– В таком случае мне следует уйти.

В подтверждение своих слов Анджела встала и сделала движение к двери. Он тоже встал.

– Нет – сказал он, хитро улыбаясь. – Есть кое-какие вещи. И есть способы предотвратить зачатие.

– Есть способы? Какие же?

Это заинтересовало Анджелу, и она остановилась.

– Вижу, тебя это очень интересует.

– Просто мне никто никогда об этом не рассказывал. Никто не рассказывает молодым женщинам о том, что им действительно необходимо знать, – сердито сказала она.

– Тебе ни к чему знать такие вещи.

– На самом деле не помешало бы.

– Об этом позабочусь я.

– А если я буду не с тобой? – произнесла Анджела, с вызовом поднимая брови.

– С кем, черт побери, ты собираешься быть?! – Он почти прокричал это.

Ее сердце на мгновение остановилось.

– Ну, я не знаю, – ответила Анджела, пожав плечами. – Ты же не настроен на то, чтобы я была с тобой. Отсюда я уеду. Возможно, я встречу кого-то еще.

Филипп даже не мог представить, что она может быть с кем-то еще. До сих пор ему и не нужно было этого представлять. И он совершенно не хотел на эту тему думать.

– Ну, уж нет, – твердо произнес он. – Если ты вообще будешь с мужчиной, то этим мужчиной буду только я.

– Значит, я буду с тобой, не так ли? Но беременность мне не грозит, и тебе не придется на мне жениться.

– Ну… – Филипп замялся.

Похоже, после любого ответа ему в голову полетит что-нибудь тяжелое.

– Ты хочешь совместить несовместимое, – сердито произнесла она, топнув ногой для выразительности.

– Чего я действительно хочу, так это поцеловать тебя.

«Лучше отвлечь ее», – подумал он, положив руку на талию Анджелы.

– Джентльмен пытается быть очаровательным, – парировала она, сложив руки на груди.

– Джентльмен – просто мужчина, который хочет поцеловать тебя, пока у него есть такая возможность. – И он поцеловал нежную кожу под мочкой уха.

– Ты не джентльмен. Беру свои слова обратно. Ты настоящий негодяй.

– Который все еще хочет целовать тебя. – Слова прозвучали приглушенно, утонув в поцелуях, которыми он начал покрывать ее шею.

– Ты сможешь, это сделать, если объяснишь мне, почему я должна тебе это позволять, несмотря на все доводы своего рассудка.

– Потому что ты тоже этого хочешь, – прошептал Филипп, прижимаясь губами к ямочке на ее шее.

Покоряясь ему, Анджела выгнула шею.

– Потому что ты считаешь меня лучше, чем я есть на самом деле, – прошептал он ей на ухо.

Его сердце вновь остановилось, потому что в одной этой фразе заключалась вся правда. Он не был достаточно хорош, и уж тем более, настолько, насколько хотелось ей. Но стремился к этому. Он просто не знал пока, с чего и как начать.

– Только один поцелуй, – вздохнула Анджела.

Если это должен быть один поцелуй, пусть это будет грандиозный поцелуй. И сейчас Филиппа не могла остановить даже ее печаль. Во всяком случае, не теперь, когда он мог попробовать ее на вкус, прикоснувшись к ее коже своими губами. Пока она не скажет «нет» или «остановись», он, будучи грешным, но доставляющим удовольствие человеком, собирался единственным доступным ему способом убедить ее в том, что не найдется другого мужчины, который мог бы сравниться с ним.

Анджела была смелой, гораздо смелее, чем обычно. Близкая свобода, должно быть, опьянила ее. Как еще можно объяснить, что она предложила ему себя всю? В другое время и в другом месте она могла бы почувствовать себя униженной, отдаваясь таким образом.

Но теперь, когда Филипп нежно целовал ее в шею, ее переполняло горячее чувство, совершенно не похожее, на смущение. Это могло бы продолжаться вечно, если бы он перестал быть таким чертовски рассудительным. Она понимала, что в его словах есть здравый смысл: у них действительно нет ни крыши над головой, ни средств к существованию, ни друзей, ни связей. Но почему именно в этот момент Филипп Кенсингтон вдруг решил проявить логику и здравый смысл? Ведь они просто могли быть вместе. Разве этого было бы недостаточно?

Она обняла его и крепко прижалась к нему. Его грудь была теплой и сильной, как и его руки, сжимавшие ее в объятиях, как и его ладони, лежавшие на ее талии. Она чувствовала его возбуждение, и желание, удивившее даже ее саму, охватило ее.

Он сделал шаг назад, увлекая ее за собой. Затем еще один и еще, пока они не оказались возле кровати.

«Слава Богу», – подумала она, пытаясь удержаться на подкосившихся ногах.

– Всего один поцелуй, – напомнила она скорее себе, чем ему.

У Филиппа слегка дрожали руки, когда он снимал с нее платье. Вскоре грубая ткань скользнула на пол, за платьем последовала рубашка, и вот она уже стояла перед ним совершенно обнаженная. Наверное, она должна была смутиться, но Филипп смотрел на нее так жадно, с таким вожделением и столь нетерпеливо…

– Я знаю, всего один поцелуй. И вновь эта улыбка. Ей будет ее не хватать. Но сможет ли эта дьявольская улыбка компенсировать все остальное, ведь им многого будет не хватать?

Он усадил ее на постель. Снял один чулок, потом второй. Ее ступни касались холодного пола, но голова Анджелы парила в теплом раю. Потому что Филипп превратил этот один поцелуй во что-то невообразимое. Его губы скользнули по ее губам, затем по ее шее и ниже – по груди. Он обхватил ее груди своими руками и – о Боже! – коснулся их губами. Он держал их мягко, слегка надавливая, достаточно, чтобы доставить ей удовольствие и снять груз, который она всегда носила с собой. Он обхватил губами сосок, и Анджела, застонав, выгнула спину. Затем он обхватил губами второй сосок, потом опять первый. И этого было почти достаточно.

Он обхватил руками ее лодыжки, неторопливо провел пальцами по ногам, лаская их. Его руки казались слегка шершавыми, но это лишь добавляло удовольствия.

Его губы оставили ее грудь и двинулись ниже, затем еще ниже… по животу, остановившись у пупка, и еще ниже. Его намерения каким-то образом отмечались в ее затуманенном мозгу. Но ведь он же не может сделать то, о чем она вдруг подумала.

Всего один поцелуй. Правда, он не сказал, что это будет за поцелуй. Теперь она поняла. Анджела не удержалась и нервно хихикнула, испытав легкий шок, когда его губы коснулись ее самого секретного места. Того места, которое болезненно ныло по ночам, не давая ей спать и заставляя испытывать желание, которое она не знала, как удовлетворить. Легкий смешок превратился во вздох, затем в стон.

Его язык описывал круги неторопливо, словно он мог и собирался делать это вечно. И Анджела, закрыв глаза, позволила себе полностью погрузиться в происходящее. Это всепоглощающее чувство вдруг разложилось на множество новых ощущений: она чувствовала мягкость волос Филиппа внутренней поверхностью своих бедер, и одновременно его короткая щетина там же слегка покалывала кожу. Анджела ощущала его твердую хватку на своих бедрах, теплоту его губ, мягкие и в то же время уверенные и решительные движения его языка, требующие оставить все мысли и покориться.

Язык Филиппа стал двигаться быстрее, даря ей совсем новые ощущения, которые она чувствовала всем своим телом. Горячие волны бежали по ее коже, и, несмотря на то, что она лежала совершенно нагая, ей совсем не было холодно. Она слегка извивалась, поджимала пальцы на ногах и выгибала спину, но руки Филиппа удерживали ее, да она и не стремилась вырваться. Но внутри ее росло нечто, что она не могла контролировать, что требовало выхода.

Филипп, слава Богу, не останавливался. Его губы продолжали это мучительное удовольствие, а потом его палец скользнул внутрь. И это тоже было для нее абсолютно новое ощущение. Последние остатки здравого смысла шептали ей: «Я не нарушила обет». Возможно, она все-таки слишком мало знает.

Одной рукой Анджела сжала простыню, пальцы другой руки запустила в волосы Филиппа. Она почти достигла того состояния «маленькой смерти», производящей поразительный эффект, который заставлял ее чувствовать себя более живой, чем когда-либо.

Ее вздохи и стоны эхом откатывались от каменных стен комнаты. Теперь ее полностью охватило это горячее, пульсирующее чувство. Она с силой прижимала его руку. Ей казалось, что она вот-вот взорвется. Он коснулся губами ее бутона, и это подтолкнуло ее к краю. Анджела громко вскрикнула. Какое-то мгновение она была ни жива, ни мертва, купаясь в волшебном океане совершенного удовольствия. Она кричала, потому что ее тело, наконец «раскрылось» и получило то, чего так жаждало и требовало. И она кричала, потому что в этот момент все было правильным, безупречным и совершенным.

Потом силы окончательно покинули ее, и она могла только лежать и наслаждаться. Филипп лег рядом и, запустив пальцы в ее волосы, продолжал обнимать и целовать ее.

Отвечая на его поцелуи, Анджела могла лишь шептать и пытаться улыбаться. Она прижалась к нему и почувствовала, насколько возбуждено его мужское естество. Он застонал от прикосновения, но не попытался сделать что-то сам или заставить сделать ее. И она подумала, не испытывает ли он того же мучительного удовольствия от желания и невозможности его удовлетворить.

Он медленно двинул свои бедра по ее бедрам, но она положила руку на его бедро, чтобы остановить это движение.

– Прости, я не понял, – прошептал он.

– Я хочу видеть тебя, – сказала она, потому что ее небольшой опыт общения с мужчиной так и не дал ей возможности увидеть эту часть мужского тела. Она положила руку на его твердую плоть, их разделяла только ткань. – Я хочу прикоснуться к тебе, – шепотом призналась она.

– Желание дамы – закон, – ответил он, его голос был низким и хриплым. Она начала расстегивать его бриджи, затем сдвинула их. Его фаллос был длинным и мощным. Кожа была плотной, но шелковистой на ощупь.

Она провела пальцем по всей дайне. Она взяла его в руку, и он издал тихий стон.

Филипп обхватил ее руку своей рукой, направляя ее вверх и вниз по длине ствола. Движение было простым и повторяющимся, но от него Филипп переменился. Он закрыл глаза и тяжело задышал, уткнувшись лицом в ее шею.

Через мгновение он отнял свою руку и обхватил рукой ее грудь. Большим пальцем он ласкал чувствительный кружочек в центре. Она выгнула спину и непроизвольно сильнее сжала его член, продолжая двигать вверх-вниз. Он был горячим в ее руке, пульсирующим, и она знала, что это результат ее прикосновения. Удерживая его в руке, она чувствовала себя сильной, способной контролировать – ощущение, ранее недоступное ей. И это ей нравилось.

Его губы впились в ее губы. И в течение некоторого времени не было ничего, только руки здесь и там и обжигающий поцелуй, который он прервал лишь затем, чтобы произнести ее имя:

– Анджела…

Его бедра теперь тоже двигались, стремясь навстречу движениям ее руки. Он вновь накрыл своей рукой ее руку, предлагая ей усилить сжатие и ускорить движение.

– Анджела, – вновь и вновь шептан он ее имя, словно мольбу или молитву. Она не останавливалась, потому что понимала, что он чувствует, и знала, что сейчас он вот-вот достигнет своего собственного освобождения.

Филипп прижался губами к ее коже на ключице. Она почувствовала его сильную дрожь. Услышала его стон. И в полной мере ощутила его оргазм.

А когда все закончилось, он обнимал ее, пока они оба не уснули.

Но утром она проснулась одна, поскольку в полночь вернулась в свою постель. Она не хотела, чтобы их секрет был раскрыт, она хотела сохранить все в тайне.

Она также не хотела, чтобы ее застали в его комнате и вынудили Филиппа вступить в брак, которого он не хочет. Единственное, что огорчало Анджелу, – это осознание того, что мужчина, который так любит ее, не готов даже попытаться построить совместную жизнь.