Глава 14

Нарисованная от руки табличка гласила: «Ноу-Нейм. Население 186».

Расположенные вокруг маленького полуразрушенного городка ранчо поразили Таннератем, что живущие на них люди не потеряли оптимизма, стараясь отвоевать у природы ее скудные дары. Зелени, пробивавшейся сквозь заросли полыни, едва хватало на корм скоту. Некоторые участки были очищены для посевов, но пока трудно было определить, что же здесь будет расти.

Все же глаз радовали горный пейзаж и мелкая речушка, протекавшая на окраине безымянного городка. Осины и узколистные тополя давали тень, ограды и заборы задних дворов были оплетены вьющимися розами.

На первый взгляд город казался вымершим, но вскоре они услышали крики и вопли, и Фокс повела свой отряд на эти звуки.

Они вышли к полю, окруженному деревянными трибунами для зрителей. На длинном столе на блюдах под крышками лежали остатки пищи. В стороне возле импровизированного бара группой стояли мужчины со стаканами в руках и комментировали происходящее на поле. Вокруг трибун бегали дети и собаки.

Натянув поводья, Таннер остановился и в изумлении сдвинул на затылок шляпу. Такую занятную игру в бейсбол он в жизни не видел.

Ковбой на базе был пьян и обзывал нецензурными словами питчера — совершенно поразительное существо женского пола.

Это была крошечная женщина, не более пяти футов ростом, с горящими черными глазами, уверенно державшая в руках бейсбольную биту и бесстрашно смотревшая на ковбоя. У Таннера сразу же сложилось впечатление, что она сможет послать мяч через все поле и попадет именно в то место, куда хотела попасть. Таннеру вообще показалось, что, если такая женщина что задумает, она ни перед чем не остановится.

Пока женщина, не обращая внимания на крики, доносившиеся с трибун, готовилась к броску, Таннер отметил ее красное шелковое платье, которое было достаточно коротким, чтобы оно не мешало бежать и чтобы были»видны красные чулки выше сапог. Лиф был вырезан довольно низко, обнажив ложбинку между грудями.

— Господи! — восхищенно прохрипел Ханратти. — Если бы этот ковбой был трезв, ему никакой бейсбол не понадобился бы.

Таннер был с ним согласен. Даже взмокшая от пота и с выбившимися из замысловатого пучка темными волосами, это была поразительная женщина. Ему еще не приходилось видеть питчера в шляпе с перьями и рубинами вместо бейсболки.

Потом он заметил, что женщина возглавляла команду, состоявшую исключительно из молодых девушек. Они все были в укороченных платьях с глубокими вырезами, демонстрировавшими их несомненные прелести. Девушка на третьей базе подоткнула юбку за пояс, так что были видны ее колени в зеленых чулках, очевидно, привлекшие внимание судьи, который понемногу перемещался в ее направлении. Девушка, стоявшая в дальней части поля, держала в зубах сигару и с усмешкой наблюдала за перепалкой между ковбоем, который бежал ко второй базе, и девушкой, защищавшей эту позицию.

Девушки в женской команде казались моложе, чем питчер, но никто не мог с ней сравниться. Как и все жители Ноу-Нейма, Таннер не отрываясь следил за ней.

С горящими глазами, похожая в своем платье на факел, она развернулась и послала мяч через всю площадку.

— Беги на вторую! — заорали на трибунах.

Ковбой отшвырнул биту и бросился бежать, но столкнулся — лоб в лоб — с судьей.

— Черта с два!

Таннер улыбнулся и услышал, как Ханратти, стоявший рядом с ним, рассмеялся. Понаблюдать за такой игрой — это именно то, что им нужно. Таннер почувствовал, как уходят усталость и напряжение.

— Привет, путешественники. — Какой-то человек отделился от толпы и направлялся к ним. — Мэм.

Фокс передала связку мулов Пичу и подъехала к нему на своем мустанге.

— Меня зовут Фокс, я из Карсон-Сити. Это мистер Таннер, мистер Ханратти, мистер Браун и мистер Эрнандес. Мы направляемся в Денвер. Я заметила, что в городе нет гостиницы, поэтому не будете ли вы возражать, если мы на пару дней остановимся лагерем около реки?

— Можете оставаться, сколько вам будет угодно. — Голос незнакомца был дружелюбным, но взгляд — настороженным. — Я Говард Лафферти, мэр Ноу-Нейма. Я говорю так, потому что мы еще не решили, как назвать наш городок.

Судья на площадке крикнул:

— Третий мяч!

В ответ кто-то из женщин прокричал:

— Да он не знает, что с двумя делать, не говоря уже о третьем.

На трибуне раздался хохот.

— Вы можете расположиться вон там. — Лафферти указал на скопление повозок и лошадей, привязанных в тени нескольких тополей. — После игры все разъедутся. А пока… у нас осталось кое-что из еды и пиво. Похоже, поесть вам не помешает.

Фокс замялась, но, увидев выражение надежды на лицах своих спутников, сказала:

— Мы вам очень благодарны. Если вы подождете, пока мы привяжем лошадей, мне хотелось бы задать вам несколько вопросов по поводу провизии, а также узнать, есть ли в Ноу-Нейме врач? — Сейчас Пич с интересом наблюдал за игрой, но всего час назад у него был такой сильный приступ кашля, что Фокс боялась, что он упадет с мула.

Лафферти проводил их до тополей, разговаривая по дороге с Фокс. Таннер в это время — думал о золоте. Ханратти и Браун будут сторожить мулов, если он им прикажет, но потом будут несколько дней дуться.

— Я останусь с животными, — сказал он и увидел, как повеселели его охранники.

Но Фокс и слышать об этом не хотела.

— Идите посмотрите игру. Меня бейсбол не интересует. — Можно подумать, что их он интересует! — Кто эта женщина в красном платье? — спросила она у Лафферти.

— Ее зовут Барбара Робб. Она хозяйка лучшего борделя к востоку от Сан-Франциско. — Лафферти внимательно посмотрел на мужчин. — У нее свои правила, и не советую вам их нарушать. Если вам, парни, захочется посетить ее заведение, вам сначала придется сходить в баню, чтобы помыться и побриться.

— Видимо, в городе дела идут неплохо, если вы можете позволить себе бордель? — удивился Таннер.

— Сынок, в округе несколько поселков. К миз Робб клиенты валом валят из самых дальних мест. Без нее у нас не было бы школы, а раз в месяц к нам не приезжали бы актеры. Не было бы ни библиотеки, ни тюрьмы. Она на все дает деньги. Если бы миз Робб уехала, этот город опустел бы за неделю. Она поразительная женщина. Она могла бы организовать собачьи бои, уж вы мне поверьте.

— А она сама… э… обслуживает клиентов? — осмелился Ханратти.

Лафферти был явно шокирован.

— Конечно же, нет! Если вы положите глаз на миз Робб, вам придется иметь дело с ее пианистом. Хотя по виду кажется, что Норвуду не справиться с таким большим парнем, но вы и моргнуть не успеете, как он перехитрит вас. Он огорошит вас таким потоком слов, что вы потеряете способность думать. А к тому времени как вы сообразите, что же он сказал, вы уже окажетесь на улице и без своих пистолетов.

— Ну надо же! — проворчал Браун. — Так кто же из нас останется здесь с Фокс?

Фокс опередила Таннера с ответом:

— Думаю, что на этот раз мы изменим наше правило насчет того, что в лагере должны оставаться двое вооруженных мужчин. — Посмотрев на хмурое лицо Таннера, она добавила: — Мы только что сюда приехали, и никто из местных наверняка еще не решил, стоит нас грабить или нет. А взять у нас нечего. — Эта реплика была предназначена Лафферти. — Кроме того, отсюда все поле видно как на ладони. Сомневаюсь, что у нас возникнут неприятности. Отведите животных на водопой, а потом отправляйтесь все смотреть игру и пить пиво.

Таннеру все это не понравилось, но в том, что она сказала, был смысл.

К тому моменту, когда мужчины вернулись на трибуны, женщины были на подаче. На доске было написано мелом: ковбои — 5, шлюхи — 3. Таннер глотнул пива и огляделся. Барбары Робб не было видно. Зато его внимание привлекли люди на трибунах.

Толпа была разношерстной: фермеры, ковбои, лавочники, три индейца, сидевшие немного в стороне, и четверо мужчин, одетых с ног до головы во все черное. Каждый из них был с тремя или четырьмя женами, тоже в черном, и такими же угрюмыми. Женщины не смотрели на площадку, а возились с детьми и собаками.

Таннер уже не в первый раз встречался с мормонами, и поэтому их поведение его не удивило. Они совершенно очевидно не одобряли игру и все же пришли, чтобы понаблюдать за ней.

Ближе всех к индейцам сидел седовласый плотный мужчина, а около него — Говард Лафферти, который что-то ему говорил. Через минуту оба встали, толстяк поднял с земли саквояж, и они направились к тому месту, где Таннер оставил Фокс.

Стоявший рядом с Таннером Пич вздохнул и поставил кружку.

— Я пообещал Фокс, что, если мистер Лафферти найдет доктора, я подчинюсь. — И, бормоча себе что-то под нос, Пич побрел по проселочной дороге мимо поля.

Таннер снова обратил свой взор на площадку и увидел Барбару Робб, разговаривавшую с высоким красивым мужчиной, скорее всего с тем пианистом, о котором говорил Лафферти.

Таннер смотрел на них, а сам думал о том, что отсутствие в Ноу-Нейме гостиницы может обернуться благом.

Доктор вытер руки о мокрое полотенце.

— У меня для вас плохие новости, мистер Эрнандес. Боюсь, что это чахотка.

Фокс непроизвольно зажала рот ладонью.

— Вы ошибаетесь, доктор. Он упал в ледяную воду, и поток протащил его по камням. У него простуда и еще остались синяки и царапины, только и всего. И это неудивительно.

— Я в этом не сомневаюсь, мисс, но у мистера Эрнандеса туберкулез. Кровь в мокроте, усталость, бледность… Ему нужен длительный постельный режим и абсолютный покой. Тем более в его возрасте…

Фокс в бессилии опустилась на пенек.

— Длительный постельный режим. — Она глянула на Пича. Еще никогда она не видела его таким уставшим и удрученным. — Почему ты не сказал мне, что у тебя кровь, черт возьми?

— Я не смог с этим ничего поделать, Мисси. — Пич пожал плечами и застегнул рубашку. — Я испробовал все лекарства, которые были в моей аптечке.

— Вы производите впечатление разумного человека, мистер Эрнандес. Я настаиваю на том, чтобы вы прислушались к моему совету. — Док Эванс встал и взял свой саквояж.

— Сколько я вам должна?

— Пятьдесят центов.

Фокс была слишком огорчена, чтобы возмутиться таким большим гонораром, и молча заплатила доктору.

Так же молча они с Пичем сидели на траве, когда доктор ушел, чтобы досмотреть игру в бейсбол, и маленькими глотками пили пиво, которое прислал им Таннер. Тишину нарушали лишь жужжание насекомых, гул голосов и взрывы хохота, доносившиеся с поля.

— Что еще посоветовал доктор?

— Ничего такого, чему я собираюсь следовать. — Пич прислонился к колесу какого-то фургона.

— Не глупи. Что он сказал? Пич открыл один глаз.

— Неужели ты думаешь, что я останусь здесь в чужом доме, в чужой постели и отпущу тебя в Денвер одну?

— Я останусь с тобой.

— Нет, не останешься. Тебя наняли на работу, и если я учил тебя правильно, ты сдержишь слово, данное мистеру Таннеру. Это означает, что ты доставишь его и его золото в Денвер. От этого зависит жизнь его отца.

Они молча посмотрели друг на друга.

— Я знаю, что такое чахотка. Она убила мою мать.

— Никто не живет вечно. — Пич встал. — А теперь давай займемся лагерем.

Сильный приступ кашля согнул Пича пополам. Но прежде чем он успел сунуть в карман носовой платок, Фокс увидела на нем яркое пятно крови.

— Если ты умрешь, старичок, я не знаю, что со мной будет.

— Зато я знаю, — улыбнулся он и вытер со лба пот. — Я не останусь здесь, в этом Ноу-Нейме, и разговор окончен.

— Но ты не сможешь отдыхать по дороге. По-моему, сейчас ты это уже понял. — В ярости она пнула ногой седло, под которым было спрятано золото.

— Мисси?

Что-то в его голосе заставило ее поднять глаза. Он раскрыл ей свои объятия.

Фокс бросилась к нему, крепко обняла и уткнулась лицом ему в шею.

— Я этого не вынесу, — прошептала она в отчаянии.

— Я знаю.

— Ты ведь не бросишь меня до того, как я убью Хоббса Дженнингса? Я на тебя рассчитываю.

— Я буду с тобой. — Он погладил ее по спине и дернул за косу. — Если только ты не передумаешь.

Она ударила его кулаком по спине.

— Я ни за что не передумаю, так что не рассчитывай на то, что это будет твое последнее предсмертное желание. — Она заставила себя отпустить его, потому что ей хотелось верить, что он не настолько похудел, как она почувствовала, обнимая его. — Док Эванс всего-навсего деревенский лекарь. Что он понимает? Ты поправишься, я в этом уверена.

— Я тоже. Просто это займет немного времени.

— Я сама здесь все сделаю, — сказала она, заметив, что Пич смотрит на мулов, — а ты сейчас иди прямиком в баню. Полежи подольше в горячей воде, и ты почувствуешь себя лучше.

Когда Пич медленно поплелся по дороге, а потом скрылся из виду, Фокс села на берегу реки и, обхватив руками колени, прижалась к ним лбом. «Господь милосердный! Сделай так, чтобы он поправился. Я сделаю все, что ты попросишь».

Они поужинали остатками пикника, любезно предоставленными гражданами Ноу-Нейма. Таннер отпустил Ханратти и Брауна помыться и осмотреть городок.

— В котором, если верить Говарду Лафферти, один салун и один бордель, — уточнил Таннер, когда Ханратти и Браун покинули лагерь.

— А кто выиграл матч? — Фокс отхлебнула кофе, хотя сейчас ей не помешало бы виски.

— Ковбои. — Таннер подсел поближе к Фокс и обнял ее за талию. — А что сказал доктор по поводу мистера Эрнандеса?

Фокс положила голову на плечо Таннеру.

— Разве можно доверять мнению доктора такого захудалого городка? Если бы он чего-то стоил как врач, он работал бы в большом городе, где мог бы заработать.

— Значит, новости были плохими?

— Пичу становится лучше с каждым днем, — твердо заявила она. — До тех пор, пока он может выполнять свою работу, беспокоиться не о чем.

Она скажет ему правду, когда будет готова.

— В здешней конюшне есть лошадь для продажи. Завтра пойду посмотрю. Лафферти уверил меня, что в магазине есть почти все, что нам нужно.

— Он сказал мне то же самое. Я уже составила список. — Голос у нее был усталый. — Мне жаль, что здесь нет гостиницы.

— Я как раз хотел поговорить с тобой об этом.

Она вымыла лицо в реке, но ее волосы все еще пахли пылью, а одежда была в песке. Таннер подумал, что большинству женщин кажется трагедией, если они заметят какое-нибудь даже малозаметное пятнышко на платье. А Фокс — пыльная или только что из ванны — была привлекательнее любой из тех женщин, которых он когда-либо знал.

— Выкладывай.

— Как ты отнесешься к тому, чтобы провести ночь в борделе?

— Я никогда не была в борделе, но признаюсь, что мне всегда было любопытно узнать, что это такое.

— Я поговорил с Барбарой Робб. Она даст нам комнату с отдельным входом. Если ты согласна, — добавил он неожиданно охрипшим голосом.

— Я согласна, — прошептала она и подставила губы для поцелуя.

Таннер поцеловал ее, и его словно током ударило. Это было совершенно необъяснимо: почему только одна женщина среди всех остальных может воспламенить мужчину?

Они были такие разные по социальному положению и темпераменту, и все же она притягивала его, как до нее ни одна другая. Она могла быть самой вредной женщиной на свете, а в следующую минуту так на него взглянуть, что у него дух захватывало. Ее упрямство сводило его с ума, а редкие проявления незащищенности вызывали боль в сердце. Он не помнил, чтобы когда-либо так восхищался женщиной.

— Ты беспокоишься о своем отце?

— Каждый день.

Больше всего его расстраивало то, что отец наверняка считает, что сын его подведет. Таннер всегда чувствовал, что отец удивлен его успехами. На сей раз Таннер надеялся передать похитителям деньги до срока и тем самым избавить отца от тяжелого испытания хотя бы на несколько дней раньше.

— Мы доставим золото вовремя.

Они молча сидели, обняв друг друга и слушая храп Пича, доносившийся из его спального мешка.

— Я люблю этого старика, — прошептала Фокс.

— Я знаю. И верю, что с ним все будет хорошо. — Таннер постарался придать своему голосу уверенность. Но уверен он не был.

Следующий день был для всех полон забот.

Таннер купил лошадь для Пича, а Фокс отправилась в магазин за новыми палатками и запасом продуктов. Оба они выкроили время для того, чтобы сходить в баню. Пич почистил всех животных и подлечил тех, кто пострадал во время переправы через поток. Все это заняло у него много времени, потому что ему приходилось отдыхать, прежде чем приняться за следующее дело. Ханратти и Браун паковали вещи и продукты, которые купила Фокс, и лечили похмелье бесчисленными кружками крепкого черного кофе. Накануне они выпустили пар и уже не протестовали против того, чтобы остаться в лагере сторожить золото.

С наступлением темноты Таннер повел Фокс в бордель — внушительное трехэтажное здание на окраине Ноу-Нейма. Как он и договорился с хозяйкой, они вошли через отдельный вход и поднялись наверх, никого не встретив.

Не успел Таннер закрыть за собой дверь, как Фокс бросилась в его объятия.

Почти всю небольшую комнату занимала кровать. Был еще стул и низкий стол с тазом для умывания, рядом с которым стояла заказанная Таннером бутылка виски.

Фокс повесила шляпу на крючок и стала рассматривать висевшую на стене картину в раме, на которой была изображена женщина с обнаженной грудью.

— Что ж, — сказала она, густо покраснев, — вот мы и пришли.

Улыбаясь, Таннер повесил свою шляпу рядом со шляпой Фокс и снял жилет. Потом подхватил на руки Фокс и бросил ее на кровать.

Глаза Фокс сначала округлились от удивления, но потом она рассмеялась:

— Как это понимать? Помоги мне хотя бы снять сапоги! Неловкость прошла. Он схватил ее за ногу, стянул сапог и швырнул его себе за спину. Туда же полетел и другой сапог. Свет лампы рядом с кроватью окрашивал ее лицо в золотистые тона.

— Какая ты красавица.

— Вовсе нет, — возразила она, глядя на свои голые ступни.

— Для меня ты красавица.

Сегодня ее глаза были синими, как васильки, слегка загорелая кожа гладкая, как атлас. Он знал, что под этой безразмерной рубашкой и подтянутыми тесемкой брюками было соблазнительное женственное тело. Его сразу же охватило вожделение, но он стиснул зубы и приказал себе не торопиться. Вряд ли им представится другая возможность провести вместе целую ночь в настоящей постели.

— Ты собираешься целовать мои пальцы? — смущенно спросила она.

— Я их съем один за другим.

— О Боже! — Она приложила руки к груди, притворяясь, будто теряет сознание.

А Таннер сел рядом с ней на кровать и, развязав ленту, начал медленно, прядь за прядью расплетать косу. Тяжелые шелковистые волосы заструились у него между пальцами, словно языки пламени. Когда коса была расплетена, Фокс прислонилась к нему спиной, и он почувствовал, что она дрожит всем телом.

Таннер не ожидал, что она так сядет — спиной к его груди, — но это неожиданное проявление нежности и доверия поразило его. Ему вдруг захотелось сказать ей, что он еще никогда не чувствовал такой близости с женщиной. Сейчас он хотел бы положить весь мир у ее ног, дать ей все то, чего она была так долго лишена.

— Чего мне действительно хочется, так это стаканчик виски. — Опять она словно читала его мысли. Обернувшись, она обвила руками его шею и засмеялась. — Разве в борделе клиентам не полагается виски?

— Придется подождать! — прорычал он, расстегивая рубашку. Видимо, он сказал именно то, что она хотела услышать, потому что опустила голову, улыбнулась и стала помогать ему раздеться, причем сделала это гораздо быстрее, чем ему удалось справиться с ее одеждой.

Как же она хороша, подумал он. У нее были формы богини. Полные тяжелые груди, тонкая талия, пышные бедра — все было предназначено для того, чтобы мужчина почувствовал себя на верху блаженства. При ее небольшом росте у нее были длинные сильные ноги, а щиколотки были такими изящными, что он мог бы обхватить их большим и средним пальцами. Желание, такое сильное, что он содрогнулся, охватило его.

Их сплетенные тела упали на постель, губы вдруг стали требовательными, руки — беспокойными.

Фокс отвечала на его поцелуи, а ее руки скользили то по его лицу, то по плечам, прижимая его к себе в порыве страсти.

Таннер целовал ее шею, груди, пробуя на вкус ее кожу, вдыхая ее аромат и неповторимый запах секса. Она извивалась, дергала его за волосы, хватала за плечи, но он не хотел торопиться. Поглаживая ее талию и бедра, он скользнул губами вниз по ее животу.

— Таннер, что ты?..

Она запнулась и тихо вскрикнула, когда он нашел самую середину ее нежной плоти и просунул язык во влажный клубок каштановых волос. Стараясь не думать о своей бунтующей плоти, он целовал ее и занимался с ней любовью, пока из ее груди не вырвался крик изумления и восторга.

Только после этого он подтянулся наверх и с силой вошел в нее. Она смотрела на него замутненными глазами и трогала его губы дрожащими пальцами. А потом выгнула спину ему навстречу, отдаваясь полностью.

У него еще никогда не было такой женщины, как она.