Глава 24
– Повторяю, я не убийца! Не стрелял в тебя и никого не нанимал! – завопил Ричард, но тут же, успокоившись, надменно уставился на брата: – Уж поверь, желай я твоей смерти, прикончил бы собственными руками.
Николас, сам не зная почему, был уверен, что Ричард не лжет. На этот раз не лжет. И это очень его тревожило. У него и без того полно неприятностей, новые ему ни к чему.
– Где Ланселот?
– Что? Теперь ты намекаешь, что это он стрелял? Не может быть! Он уехал рано утром навестить друга, который живет около Фолкстоуна.
А вот это может быть наглой ложью!
– Дай мне адрес этого друга.
Ричард молча черкнул на бумаге несколько слов и презрительно скривил губы:
– Мне кажется, что у тебя врагов куда больше, чем следует иметь обычному человеку. Сколько ты пробыл в Англии? Всего два месяца?
– Примерно так, – согласился Николас, переписывая адрес в маленькую записную книжку. – Кстати, сегодня я не видел вашего смазливого дворецкого.
– Он еще и камердинер Ланса, – пожал плечами Ричард. – И кажется, уехал вместе с ним.
За дверью послышалось шуршание шелка.
– Что ты здесь делаешь? – взвизгнула Миранда. – Оставь его в покое, ничтожный варвар!
Николас обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как она, размахивая кулаками, вбегает в комнату. О, он узнал этот голос и глаза, недобрые и неумолимые, так пугавшие его в детстве. Но он уже давно не пятилетний мальчик.
За Мирандой следовал дородный джентльмен, всего дюйма на два выше ее. Николас встречал его в «Уайтс» за игорным столом. Наверное, это и есть Альфред Лемминг, любовник его дорогой мачехи.
Подождав, пока она подойдет ближе, Николас мягко заметил:
– Я думал, что ничтожество – это моя дражайшая нареченная.
– Она еще большее ничтожество, чем вы, сэр. По крайней мере твои предки всем известны! В отличие от нее! И что ты здесь делаешь? Попробуй только дотронуться до моего сына!
– Кто-то пытался убить его, – сообщил Ричард. – Пуля пролетела мимо виска. Жаль, что ничего не вышло. Я говорил, что не имею к этому никакого отношения. В этом время мы с друзьями были в клубе. Так он стал допрашивать меня насчет Ланса.
– Едва не застрелили? – разочарованно повторила леди Маунтджой, оглядывая пасынка с головы до ног. – Так ты и есть Николас Вейл? Ты еще больше похож на старого графа, чем твой отец, а те двое были словно две капли воды.
– Полагаю, то же самое можно сказать о Ричарде, – заметил Николас.
– Скорее всего. Я предупредила ту дерзкую девчонку, на которой ты пожелал жениться, что безумие деда, по всей вероятности, передалось тебе, но все мои слова пропали втуне. У этой дурочки нет ни капли мозгов, где уж ей понять столь сложные вещи!
Миранда перевела взгляд на Ричарда и нахмурилась. Сегодня утром эти двое даже одеты одинаково, и всем с первого взгляда ясно, что они братья. Не то, что ее драгоценный Ланселот. Ни капли сходства со старшими братьями и отцом!
– Скажите, мэм, где мой третий брат Обри?
– Так ты и его считаешь убийцей? Ну, так вот: Обри нет в Лондоне.
Леди Маунтджой вздохнула.
– Он в Оксфорде. Обри у нас книжный червь. С ранних лет обожал учиться.
– Обри понятия не имеет, с какого конца стреляет пистолет, так что оставь его в покое, – поддержал Ричард.
Миранда представила густую пламенно-рыжую гриву волос на голове будущего ученого… волос, почти такого же цвета, как у маленькой потаскушки, которая действительно возвысится над ней, если выйдет за Николаса. Какая тошнотворная перспектива!
А Обри… до чего же неприятно, что он сутулится и уже носит очки, потому что не было такой книжки в оксфордских библиотеках, которую не прочитал бы младший сын. Ах, как она молила Обри позволить Ричарду отвести его в боксерский салон. Как просила следить за осанкой: выпрямить спину, вскинуть подбородок, держаться гордо и с достоинством – возможно, с некоторым высокомерием. Разве способен мужчина постоять за себя, если плечи согнуты словно лук! А ее муж совершенно не помогал в воспитании сына, разве что давал оплеуху, когда тот чересчур умничал или цитировал древнегреческих философов. Но не станет же она откровенничать с незваным гостем?!
А вот Ланселот… что же, по крайней мере, он хорошо стреляет, увлекается охотой и верховой ездой. Правда, на лице почти нет растительности, но улыбка, совсем как у Ричарда, так и сочится ядом.
Правда, теперь посреди гостиной возвышается Николас, стройный, мускулистый, закаленный, как две капли воды похожий на ее Ричарда. Но в темных глазах графа светится нечто еще. И это нечто говорит об опыте, поразительных приключениях и… и… и что там еще? Боль, глубокая и темная? Нет, она не станет думать о жизни пасынка после кончины старого графа. Она так долго ничего о нем не знала, что посчитала мертвым, и в душе радовалась и едва не лопалась от гордости при мысли о том, что ее дорогой Ричард получит титул.
Но оказалось, что Николас не умер. Вот он, живой и невредимый, готовый убить ее мальчиков.
– Тебе следовало подохнуть еще в детстве, – прошипела Миранда. – Почему же ты жив?
Но тут она почувствовала недоуменный взгляд Ричарда и поспешно закрыла рот.
– Я твердый орешек, мадам, хотя… Он окинул ее ироническим взглядом.
– Хотя, возможно, не так тверд, как вы.
– Послушай, ты! – рявкнул Ричард, шагнув вперед.
– Нет, дорогой, – всполошилась Миранда, встав перед сыном. – Кто-то действительно пытался прикончить его, но при чем тут мои мальчики?
– Кстати, я не думаю, что это был Ричард, – заверил Николас. – А вот насчет Ланселота… не так уверен.
– Меня зовут Ланс. Сколько раз повторять?!
– Ланселот… – протянул Николас, словно перекатывая имя на языке, прежде чем обернуться. За спиной Ланселота топтался тщедушный красавчик дворецкий.
– Ланс, бесценный мой мальчик! Так ты вернулся? Что ты делаешь в Лондоне? Ричард сказал, что ты гостишь у друга в Фолкстоуне.
– Колесо кареты сломалось, – пожал плечами Ланселот. – Пришлось вернуться. И что, кстати, он здесь делает?
– Значит, ты вполне мог попытаться всадить мне пулю в висок сегодня утром, – констатировал Николас ледяным тоном, гадая, сколько времени понадобится, чтобы придушить слизняка.
– Вздор, – бросил Ланселот, сбив с рукава невидимую пылинку. – Я меткий стрелок. И уж если бы стрелял в тебя, ты давно уже лежал бы в дорожной пыли.
– Не такой меткий, как я, – неожиданно заявил дворецкий. – Не помнишь наше состязание? А мастер Ричард – лучший из нас.
Николас подумал, что дворецкий весьма вольно обращается с хозяевами. Миранда, очевидно, потеряла дар речи от изумления, потому что откровенно вытаращилась на дворецкого.
– Как вас зовут? – спросил Николас.
– Меня? Я Дэвид Смайт-Джонс. Николас невольно рассмеялся.
– Дэви Джонс? Значит, ваши родители были связаны с морем? И к тому же не лишены чувства юмора.
– Нет. Просто всю жизнь мечтали о сокровище, лежавшем в трюмах давно затонувших испанских галеонов. Однако поскольку они жили в Ливерпуле и не имели в кармане ни пенни на поиски, сомнительно, чтобы сокровище их дождалось. Все же моя мать растратила свою жизнь, выискивая старые карты с указанием местонахождения кладов и строя несбыточные планы.
Николас присмотрелся к молодому человеку. Капризно изогнутые губы, нервно заломленные руки… А братья? Какие они разные! Да и третий тоже весьма необычен. Будущий ученый! Думал ли его отец о тех, кого произвел на свет?
Он повелительно поднял руку:
– Больше никаких перепалок, никаких оскорблений, никаких уверений в собственной невинности. Это требование относится и к вам, сэр, – бросил он Альфреду Леммингу, готовому наброситься на него. – И слушайте меня внимательно. Я лорд Маунтджой, граф. Никто из вас не отберет у меня титул. Наследником будет мой сын, а наследником сына – его сын, и так будет на протяжении всех следующих поколений. Если Миранда внушила, будто вы имеете все права на титул, если вдолбила в головы, что вы законные наследники, значит, оказала вам скверную услугу. Учтите, если что-то случится со мной, за меня отомстят, и немедленно. У меня есть близкие друзья, готовые отдать за меня жизнь. И если я умру, значит, следующими будут ваши дети, мадам. Учитывая свирепость моих друзей, сомневаюсь, что Обри тоже выживет. И тогда род Вейлов исчезнет с лица земли. Надеюсь, все меня поняли?
– Да ты совершенно спятил! – завопила леди Маунтджой, потрясая кулаками. – Безумец! Ты угрожаешь моим бедным мальчикам, которые тебя пальцем не тронули!
– Она говорит чистую правду, милорд! – прогремел Альфред, лицо которого уже приобрело оттенок баклажана.
Николас удостоил мачеху коротким поклоном:
– Я позабочусь, чтобы вы жили после смерти сыновей, мадам. Вы и ваш жирный любовник. Возможно, со временем вы пожалеете о том, что научили их ненавидеть меня. Твердили, что я враг, которого необходимо уничтожить. Враг, а не брат, обязанностью которого было их защищать, а иногда и помогать. И, в конце концов, мадам, вы поймете, что остались ни с чем.
Несколько минут в гостиной царило мертвое молчание, прежде чем Альфред Лемминг выступил вперед и едва слышно прошептал:
– По моему мнению, милорд, вам не стоило делать столь откровенных заявлений.
На его лбу выступили крупные капли пота.
– Несмотря на атмосферу злобы и вражды, остро ощущаемую мной, это еще не извиняет дурных манер. Я лорд Хейссен и готов лично поручиться за молодых джентльменов. В этом слове весь смысл, милорд. Они джентльмены. Не бандиты. Вы явились из каких-то языческих стран, где, вне всякого сомнения, имели врагов, таких же язычников, не имеющих понятия о правилах приличия в цивилизованном мире. Ни один английский джентльмен не станет палить из пистолета на улице, рискуя быть увиденным и опознанным. Это абсурд! И вы не должны подозревать этих прекрасных молодых людей.
Николас оглядел щеголевато одетого Лемминга, отметив, что его белые пухлые руки унизаны кольцами, как у женщины.
– Был рад услышать ваше мнение, милорд. И поскольку вы, кажется, рады пребывать в этом змеином гнезде, я решил добавить вас к списку. Если я умру, все присутствующие в этой комнате будут стерты с лица земли, кроме, разумеется, моей злобной мачехи. А пока что прощайте. И кстати, мадам, держитесь подальше от моей невесты.
– Невесты? Не бывать этому! Да я…
Николас шагнул вперед как раз в тот момент, когда белоснежная рука Лемминга мягко запечатала рот Миранды. Николас кивнул ему, отметив, что, невзирая на очевидную мягкость, рука выглядела на удивление сильной.
– Продолжайте в том же духе, милорд, – посоветовал он, – ради ее же безопасности.
Проходя мимо Дэвиса, он прошептал:
– А вам неплохо бы сменить имя, молодой человек.
– Что?! Это благородное имя! Имя, связанное с бесчисленными нерассказанными историями о мужестве и приключениях.
– И долго вы здесь работаете?
Мягкий белый подбородок гордо вскинулся.
– Я заботился о мастере Лансе еще в Оксфорде. И согласился взвалить на себе новый груз обязанностей в Лондоне. Теперь я управляю этим великолепным домом. Держу слуг в строгости и делаю все возможное, чтобы галстуки мастера Ланселота были белыми, как кожа девственницы, и идеально завязанными. Я само совершенство, и того же требую от всех слуг.
Николас внезапно ощутил запах плесени от книг в библиотеке в нескольких шагах по коридору. Он помнил его с пяти лет. Странно, что этот запах до сих пор жив в его памяти.
– Советую держать вашего дворецкого в ежовых рукавицах, – бросил он в сторону Ланселота, останавливаясь в дверях и оглядывая каменные лица присутствующих.
Он спустился вниз. В спину летели вопли мачехи:
– Почему вы вообще впустили его, Смайт-Джонс? Это не совершенство! Это серьезный проступок! Какой из вас, спрашивается, дворецкий?!
– Но меня даже не было здесь! Мы с мастером Лансом были в миле отсюда, когда он ворвался в дом! И даже будь я здесь, он прошел бы по моему трупу! У меня и пистолета нет! Не мог я стрелять в него! Он опасен, миледи, говорю я вам!
Николас мрачно усмехнулся.
