Глава 23
Вечером, на балу у Брэнсонов, Николас встретил Розалинду мрачным взглядом, но все же закружил в романтическом вальсе. Вглядевшись в лицо жениха, она покачала головой и взяла бокал с пуншем у проходившего мимо лакея. Сделала несколько глотков и только потом сообразила, в чем дело.
– Вижу, ты каким-то образом узнал о сегодняшнем визите твоей мачехи. Но не волнуйся, Николас, я вполне справилась сама. Ты действительно едва не поломал Ричарду ребра? И тебе удалось так высоко поднять ногу? Пожалуйста, Николас, пожалуйста, научи меня, как это делается!
– К прискорбию, тебе это не удастся из-за нижних юбок.
– Я могу надеть штаны. Научи меня, Николас; возможно, во время свадебного путешествия.
Он представил Розалинду в своих брюках и ухмыльнулся.
– Посмотрим. И ты должна была сказать мне, что у нее хватило наглости оскорбить тебя.
Розалинда пожала плечами:
– Ее поведение не слишком меня тронуло. Хотя, нужно признаться, после ее ухода мне пришлось открыть все окна гостиной, чтобы не задохнуться в ядовитых парах.
– Она пыталась предостеречь тебя от брака со мной, верно?
– Именно пыталась.
Он рассмеялся, дивясь ее доброжелательности. Она почти никогда не дает волю своему нраву. Веселая, спокойная, дружелюбная… будет ли она смеяться, когда он уложит ее в постель?
Николас взял у нее бокал, допил пунш и покачал головой:
– Два бокала этого зелья – и ты запрыгнешь на стол и начнешь танцевать, от чего у меня окончательно пойдет кругом голова.
Розалинда подвинулась ближе и прошептала ему на ухо:
– А если я буду двигаться медленно и снимать по очереди каждый предмет одежды?
Он вдруг ясно представил ее извивающейся на чудесном столике красного дерева в дальнем углу зала.
– Я думаю обо всех твоих дурацких нижних юбках, шелковых чулках, и не забудь корсет и сорочку. Ты ни за что не сумеешь снять их сама.
Николас нежно прижал палец к ее губам.
– Прошу, побудь хоть немного серьезной и выслушай меня. Моя мачеха – редкостная стерва. Она сеет распри и вражду, и при этом считает себя оскорбленной стороной. Не хочу, чтобы ты с ней встречалась.
– Но откуда ты знаешь о ней все это? – нахмурилась Розалинда. – Ты не видел ее больше двадцати лет.
– Она ненавидела меня, пятилетнего мальчика, желала мне смерти, но поскольку этого не случилось, постаралась от меня избавиться. Не думаю, что она изменилась с тех пор. Достаточно взглянуть на ее сыновей, чтобы это понять. Кроме того, у меня превосходный поверенный. Я просил его дать мне полные отчеты о жизни моих родственников. И он оказался прав, не так ли?
Она схватила с подноса еще бокал с пуншем.
– Знаешь, думаю, она намеревалась убедить меня, что ее драгоценные сыночки не имеют никакого отношения к похищению Лорелеи и, следовательно, не представляют угрозы для меня. Скорее всего, она еще и боится, что ты убьешь Ричарда и Ланселота, и всеми силами старается их защитить. Но у нее нет ни ума, ни характера, чтобы вести себя осмотрительно и дипломатично. Не то, что у тебя. Хотя есть моменты, когда ты становишься смертельно опасным.
– На этот раз я не убил Ричарда только потому, что он не сумел даже похитить кого следует. Но если он или Ланселот хотя бы пальцем тебя тронут, я прикончу обоих.
– Ты им так и сказал?
– О да. Никаких недомолвок, когда имеешь дело со злодеями, особенно молодыми, потому что у них вечно не хватает мозгов.
Он настороженно уставился на поднесенный к ее губам бокал.
– Я, кажется, женюсь на пьянице? Розалинда восторженно хихикнула:
– Может, когда ты просветишь меня в более утонченных, хоть и греховных, наслаждениях, я отрекусь от вкусного зелья, которое кружит голову и развязывает язык? И тогда, милорд, оно мне вовсе не понадобится?
Он взял у нее бокал и поставил на стол. Танцевать ему не хотелось. Хотелось перекинуть ее через плечо и сбежать по каменной лестнице, ведущей в темный сад.
– Играют вальс. Пойдем, – прошептал он вместо этого.
Розалинда снова улыбнулась:
– Сегодня утром в «Газетт» я прочитала, что скоро выхожу за тебя замуж.
– Да, ты надежно попалась в мои сети! Судя по тону, он был ужасно доволен собой. Позже, когда она танцевала с дядей Райдером, тот сказал:
– Дорогая, Уилликом рассказал о сегодняшнем визите леди Маунтджой. Кроме того, он утверждает, что ты прекрасно справилась со старой клячей.
– Так и думала, что он подслушивал.
– О, в семье Шербрук это искусство культивируется на протяжении многих поколений. Уилликом – один из достойных его представителей, и, думаю, его учителем был Холлис. А ты, Розалинда, умеешь подслушивать?
– Да, и прекрасно! Неужели не помнишь, дядя Райдер? Если ты хотел узнать, что происходит в Брендон-Хаусе и что на уме у Джейн, спрашивал меня. Если я ничего не могла ответить, все же знала, у какой двери подслушать, чтобы получить необходимые сведения.
Райдер со смехом закружил ее по залу. Услышав ее ответный смех, Николас, занятый беседой с только что прибывшим на бал Грейсоном, поднял глаза.
– Ее смех почти так же волшебен, как голос, – заметил Грейсон. – Полагаю, мой отец допрашивает ее насчет визита вашей мачехи.
– И она все ему расскажет?
– О нет. Очень выборочно. Она так любит моего отца, что не захочет расстраивать. Не поймите меня неверно: когда возникают настоящие трудности, она всегда идет за советом к маме или отцу. Если подумать хорошенько, я предпочту сделать то же самое.
– Хотелось бы знать, каково это – иметь любимых и достойных доверия родителей, – не задумываясь, выпалил Николас.
– О да. Жаль, что у вас не было таких. Зато был дед.
– Тут вы правы. А вот и мисс Килборн. Вон там, на другом конце зала. Она вам машет. Кстати, вы так и не рассказали, как прошел ваш литературный утренник.
– К тому времени как я ушел, моя голова так распухла, что я был рад, что приехал на Кинге, иначе она просто не прошла бы в дверцу экипажа.
– Сыты комплиментами до тошноты?
Грейсон кивнул. Николас заметил, что он старательно избегает смотреть на Лорелею. А та, как воспитанная молодая леди, не могла отойти от матери и направиться к ним.
– Я прочел объявление о вашей свадьбе, – буркнул Грейсон, – Поздравляю. А теперь пойду, приглашу на вальс Элис Гранд.
Николас и сам был доволен собственноручно написанным объявлением. Сегодня вечером, на балу у Брэнсонов, его поздравили не менее пятидесяти раз. Скоро она станет его женой… и что потом?
Обычно Николас предпочитал не вмешиваться в чужие дела, но при виде Лорелеи Килборн, сокрушенно взиравшей на Грейсона, который вальсировал с жизнерадостной и пышногрудой Элис Гранд, не выдержал, подошел к леди Рейми и попросил разрешения пригласить на танец ее старшую дочь.
Лорелея оказалась легка на ногу, грациозна и изящна. Заметив ее страдальческий взгляд, Николас понял, что лучше всего держать язык за зубами, и… и тут же спросил:
– Что случилось?
– Не знаю, – не колеблясь, ответила она. – А вы знаете?
– Что-то явно неладно. По крайней мере, с точки зрения Грейсона.
– Может, попробуете узнать, милорд? Я не слишком опытна в обращении с мужчинами и никак не способна объяснить, чем заслужила такое отношение.
Бедная невинная глупышка, хотя очаровательная и очень хорошенькая. Но ведь она сейчас заплачет. И что теперь?
Он выругался про себя и сдался:
– Попытаюсь, мисс Килборн. Мягкие губы неожиданно сжались.
– Поскольку меня похитили вместо вашей проклятой нареченной, я для вас просто Лорелея.
Значит, она не так бесхарактерна, как кажется. Что же, неплохо.
Николас кивнул:
– Лорелея.
Он понимал, что только глупец встает между мужчиной и женщиной, и все же пробирался по мрачным залам Британского музея в попытке найти Грейсона. А вот и он – что-то благоговейно рассматривает в стеклянной витрине.
– Что это?
Грейсон вздрогнул, удивленно моргнул и показал на витрину:
– Взгляните на это! Судя по надписи, это скипетр одного из персидских царей.
Николас осмотрел древний золотой скипетр, отметил дыры на тех местах, где когда-то были драгоценные камни.
– Тут говорится, что этот скипетр времен царя Дария. Может, даже принадлежал ему?
– Нет. Кому-то более значительному. Думаю, даже чародею. Неужели не ощущаете силу, которая от него исходит? Что-то вроде магии. Не чувствуете неких вибраций в животе?
Николас покачал головой. Ни за что на свете он не признает каких-то вибраций, но чертова штука, казалось, сияла и пульсировала собственной жизнью. Он почти чувствовал исходившее от нее тепло.
– Как давно он тут лежит?
– Не знаю. Я обнаружил его на прошлой неделе, и с тех пор то и дело сюда возвращаюсь. Даже директор музея не знает точно, когда он здесь появился и кто его принес. Все проверил и утверждает, что никаких записей нет. Ну не странно ли? Словно он появился из ниоткуда. Но что вы здесь делаете, Николас?
– Вы игнорируете Лорелею, боясь, что она снова пострадает?
Грейсон уставился на собеседника. Ему не пришло в голову посоветовать Николасу, не лезть не в свое дело.
– Я обещал ее отцу, что больше не стану с ней встречаться, – просто объяснил он. – Лорд Рейми сказал, что будет признателен, если я не скажу Лорелее, в чем дело. И я не сказал. Но вы все сразу поняли.
– У меня много недостатков. Но я не слеп. И честно говоря, очень удивлен, что сама Лорелея не сообразила, в чем дело.
– Она так наивна. Однако я согласен с лордом Рейми, потому что не желаю тревожиться за нее. Как только все разрешится, будет видно, что делать дальше.
– Знаете, Лорелея довольно точно описала герб графов Маунтджой. Я понял, что тут замешаны мои братья, и поговорил с Ричардом.
– Я слышал, что вы ударили его ногой в живот, а потом ладонью – по шее, и совершенно лишили присутствия духа. Прекрасная работа! Жаль только, что не убили подонка.
– Если он или Ланселот еще раз выкинут что-то в этом роде, им не жить. Я их предупредил. Не думаю, что они настолько глупы, чтобы не поверить. Больше они на такое не отважатся. Хотите, я поговорю с лордом Рейми? Заверю, что никакой опасности для его дочери больше не существует.
Грейсон отвел глаза и снова уставился на скипетр.
– Для своих лет и опыта, Николас, вы поразительно наивны. Я встречался с Ричардом и Ланселотом Вейлами. Помните? В «Друри-Лейн». Они не остановятся. Подобная сдержанность просто не в их натуре. Ричард с детства считал себя законным графом Маунтджоем. Один из моих друзей утверждает, что Ричард даже именовался виконтом Ашборо, когда его отец получил титул графа. Правда, не посмел назвать себя графом после его смерти, очевидно, понимая, что станет всеобщим посмешищем. Что же до Ланселота, он готов убить вас из злобы и зависти. Он еще опаснее своего брата.
– Возможно, – выговорил Николас, помолчав, – если этот скипетр принадлежал могущественному чародею, тот посетил Пейл.
– Вы правы, – согласился Грейсон. – Думаю, если Пейл – нечто вроде другого мира или находится в ином измерении, за оградой оказались мы.
– За оградой, – медленно повторил Николас. – За стенами крепости. В безопасности, в убежище, где нет темных сил. Ступить за границу означает насилие, жестокость и смерть.
Грейсон кивнул:
– Но Пейл Саримунда вовсе не цивилизованное место. Тайберы пытаются поймать красного лазиса, драконы убивают всех неугодных им животных. А чародеи горы Оливан находятся в пределах Пейла, сохраняя определенное равновесие. Но и там безопасности нет. Только насилие и волшебство. Все это очень странно.
– Возможно, вы правы, – вздохнул Николас, – и Пейл – всего лишь метафора, прообраз земли, где царит хаос и люди самозабвенно убивают друг друга.
Некоторое время оба молчали. Николас положил руку на плечо Грейсона:
– Поверьте, если Ричард и Ланселот отважатся на новое преступление, обоим не жить. Они знают это и верят мне.
– Я постараюсь добраться до них первым, – абсолютно бесстрастно пообещал Грейсон.
Николас кивнул и оставил Грейсона любоваться скипетром. Но слова собеседника были настолько поразительны, что он не мог опомниться. Он наивен? Грейсон сильно ошибается. Ему не раз приходилось сталкиваться со злодеями различного сорта.
Перед глазами вдруг возникло лицо Ричарда, потемневшее от злобы, нерастраченной ярости, искаженное болью от ударов. Было в его глазах нечто еще… решимость? Обещание мести? Возмездия? А Ланселот…
Николас был уверен, что с тех пор как увидел в городском доме Вейлов смазливого дворецкого, пристрастия Ланселота стали вполне ясны.
Выругавшись, он окликнул мальчишку, державшего поводья Клайда. При виде хозяина Клайд тихо заржал и ткнулся мордой в плечо мальчика, отчего тот расплылся в улыбке и сообщил, что этот хитрый парень успел съесть весь оставленный хозяином сахар. Бросив ему монетку, Николас вскочил в седло и направился на Флит-стрит, в контору поверенного. Движение было оживленным, и когда он резко свернул, чтобы избежать повозки, груженной пивными бочонками, мимо уха что-то прожужжало. Щеку обожгло горячим воздухом. Черт, да ведь Грейсон прав! В него только что стреляли!
