Ондайн ничего не чувствовала, кроме саднящей боли от удара. Это ощущение было последним, что ее связывало с миром отчаяния и горя.

Теперь Рауль может, делать с ней все, что захочет. Для нее это не имело никакого значения. Она умерла, жизнь ничего для нее не значила. Ей стало холодно, снег, казалось, навеки сковал ее. Холод и немота, и в мыслях только одно — Уорик мертв. Сражаться больше не за что.

— Эй ты, девка, невеста дьявола, посмотри на меня!

Он снова ударил ее по лицу, пытаясь привлечь к себе ее внимание. Она перевела на Рауля замутненный, отсутствующий взгляд, но, казалось, не узнала его, пребывая в каком-то запредельном мире, — настолько велико было пережитое ею потрясение.

— Ну погоди же, ты меня сейчас признаешь! — выругался он вне себя от ярости и сорвал с нее манто. Ондайн осталась безучастной к его действиям.

Но когда Рауль попытался в бешенстве разорвать ее платье, она очнулась. Ей показалось неслыханным кощунством, что он дотронется до того, чем так нежно владел Уорик. Прикоснется к ней руками, дважды запятнанными кровью. Крик вырвался из ее груди, и она оттолкнула Рауля. Гнев придал ей сил. В этот момент она не думала о поражении, не допускала и мысли о том, что он сильнее ее и в конце концов победит.

Как раненая львица, она напала на него, готовая сражаться до смерти. Но после недолгой борьбы Рауль перехватил кисти ее рук. Ондайн все еще вырывалась, но скорее от безумия, чем от храбрости.

Он навалился на нее всем телом, и с отчаянием она поняла, что побеждена. Неожиданно дверь в домике распахнулась.

— Рауль!

На пороге стоял Вильям Дуво. Рауль не пошевелился. Тогда отец схватил его за плечо и оттащил от Ондайн. Ошеломленный, Рауль смотрел снизу вверх на отца.

— Она мерзкая шлюха! — сказал он, объясняя происходящее и пытаясь скрыть смущение оттого, что его так внезапно застали. — Мерзкая шлюха! Она спала с грязным кузнецом все это время, а от меня воротила нос!

— Я знаю…

— Знаешь?!

— Мы должны от нее избавиться!

— Избавиться? Нет, она будет принадлежать мне, как всем тем, кому принадлежала до меня!

Вильям переменил тон и сказал примирительно:

— Хорошо, сын, она будет твоей, но не здесь же. Кроме того, на ней не должно быть телесных повреждений.

— Повреждений? Да я разорву ее пополам!

Оглушенная и притихшая, Ондайн заметила Джема — дорогой Джем! — который неуверенно мялся возле порога. «Неужели это он привел Вильяма Дуво? — подумала она. — Привел сюда? Ах Джем! По правде сказать, это уже не важно». Для нее все потеряно в этой жизни! Все, что имело хоть какое-то значение, было отнято у нее!

Вильям оттолкнул Рауля в сторону и дотронулся до щеки Ондайн, осматривая ее, как будто лошадь, на которую поставил. Он увидел синяки.

— Рауль, слушай! Ты уже и так допустил оплошность, убив кузнеца; другой человек хотел это сделать! Мы очень дорого заплатили, чтобы эти двое исчезли из нашей жизни. У нее не должно быть никаких синяков!

— Нет! Нет! — запротестовал Рауль. — Я никому ее не отдам…

— Ради Бога, сын! Где твое достоинство? Эта проститутка никогда не станет твоей женой!

— Не женой, а наложницей! — капризно протянул Рауль.

— Тогда все нужно сделать быстро. Лорд, который заплатил за нес, очень скоро приедет. Приложи к ее щекам снег, чтобы синяк не казался таким ярким.

— Лучше я еще раз ударю ее…

— Не смей этого делать! Черт тебя побери, хотя ты мое собственное отродье! Ты разрушаешь все, что я строю! Уходи сейчас же! Иди в дом! Я сам приведу ее. Иди прямо к ней в комнаты и придумай слова, которые ты ей скажешь, чтобы разбудить в ней страсть и сделать из нее чудесную любовницу!

Рауль с недоверием посмотрел на отца. Терпение Вильяма иссякло.

— Убирайся немедленно! И не трать время, если вообще хочешь ее получить!

Ондайн как сквозь пелену густого тумана увидела, что Джем спрятался за дверь, чтобы Рауль его не заметил. Вильям Дуво склонился над ней и приложил холодное лезвие своего ножа к ее щеке. Ее глаза наполнились слезами, и она тихо засмеялась:

— Чем быстрее ты воткнешь в меня этот нож, дядя, тем больше будет моя благодарность!

Он улыбнулся, проведя ножом от ее горла к груди и еще ниже — к животу.

— Ты что-то путаешь, моя дорогая племянница! Ведь в животе у тебя последняя надежда на продолжение жизни человека, которого ты звала любовником и лордом. И ты так легко готова умереть? Возможно, ты и умрешь, но неужели ты вместе с собой предашь смерти нерожденного ребенка?

Она презирала себя, поскольку его изуверская насмешка дала ей понять, что она жестом или взглядом выдала свой страх. Да, это была правда. Уорик лежал мертвый, но его ребенок жил внутри нее. Если она любила его — да, любила, хотя и наделала глупостей, которые стоили ему жизни! — разве не обязана теперь во что бы то ни стало сохранить жизнь его маленькой крошки?

Отчаяние снова захлестнуло ее. Теперь она всего лишь пленница. Ее отдадут Хардгрейву, у которого нет ни капли милости — он не пожалеет ни ее, ни ребенка.

Казалось, Вильям прочел ее мысли, потому что вдруг сказал:

— Надежда умирает последней, моя дорогая.

Нет, ей не на что надеяться. В этой жизни ничего хорошего уже не случится…

— Вставай. Вставай немедленно и вместе со мной потихоньку двигайся к дому. Если ты сейчас же не встанешь, Ондайн, я убью тебя прямо здесь. Но не простым и быстрым способом. Сначала я разрежу тебе живот и вытащу ребенка, а потом и твои кишки. Я постараюсь действовать очень медленно, чтобы показать тебе твоего отпрыска, прежде чем ты испустишь последний вздох.

Она смотрела на дядю и знала, что он не преувеличивает. Он способен на такое преступление.

Вильям снова заговорил:

— Неужели ты позволишь убить свою плоть и кровь, его плоть и кровь? Тогда ведь ты будешь повинна в смерти ребенка!

Она заставила себя встать, но чуть не упала, так что Вильяму пришлось ее поддержать. Заметив, что Ондайн дрожит всем телом, он набросил ей на плечи серебристое манто и вывел из коттеджа. Она даже не взглянула назад. Вид мертвого Уорика, лежащего на полу, заставил бы ее вновь молить о смерти.

Джем все еще топтался снаружи, прячась от Вильяма. Ондайн улыбнулась ему на прощание полной отчаяния улыбкой, ведь бедный Джем старается изо всех сил.

Они пошли назад к дому. Ондайн почти не замечала морозного воздуха, освежавшего лицо, поскрипывания снега под туфлями, Вильяма, который крепко держал ее за руку.

Вдруг дядя вполголоса выругался, и Ондайн увидела, что на дворе перед домом стоит карста и из нее выпрыгивает человек.

Приехал Хардгрейв.

Переваливающейся походкой он пошел по снегу к ним навстречу. Вильям не переставал цедить сквозь зубы проклятия. Хардгрейв же разразился проклятиями в полный голос, нарушив тишину закутанного снегом пространства.

Ондайн тупо смотрела на них обоих, не изменившись в лице, даже когда Хардгрейв схватил ее за подбородок, изучая синяки.

— Черт бы вас побрал, Дуво! Что здесь происходит? Я говорил, чтобы вы не прикасались к ней и пальцем.

— Это всего лишь маленький синячок…

— Где Четхэм?

— Боюсь, уже мертв. Я…

— Черт бы вас побрал, Дуво! — злобно повторил Хардгрейв. — Я же говорил, что я…

— Возникла небольшая трудность, и нам пришлось его убить.

— Вы забыли об условиях нашего договора. Вильям издал нетерпеливый звук.

— Какая разница? Он мертв, а девчонка — ваша. Синяк совсем небольшой. Приложить к нему немного холодного снега — и все быстро пройдет, даже следов не останется.

Хардгрейв заглянул внимательно в глаза Ондайн.

— Что с ней такое? Она выглядит безумной.

— Шок, наверное. Но она обязательно придет в себя. Нужно только помочь ей выйти из этого состояния.

Хардрейв снова выругался.

— Если Четхэм мертв, какой мне смысл похищать его жену? Дуво, желаю вам сгнить на морской веревке! Вы просто набитый дурак. Теперь я буду звать вас именно так. Можете оставить себе труп и забавляться с вашей герцогиней по своему усмотрению.

— Но я уже получил ваше золото, — напомнил ему холодно Дуво. — Мне все равно, убить ее или отдать в ваше распоряжение. Так вы возьмете ее или нет?

Лил Хардгрейв задумался, переминаясь с ноги на ногу. Его бесцветные глаза внимательно осмотрели Ондайн.

— Где Четхэм? Я хочу увидеть его тело.

— Там, в небольшом поселке для слуг. Первый домик. Он убит выстрелом в голову и лежит около двери. Идите посмотрите на него сами.

Хардгрейв уничтожающе взглянул на Дуво, сжал свои огромные ручищи в кулаки и помахал ими перед носом Вильяма.

— Я взгляну на Четхэма и вернусь за ней. Смотрите, как ВЫ разукрасили ее лицо. Оденьте ее в чистое платье, и если вы снова посмеете не выполнить мои приказания, я покончу с вашей мерзкой семьей разом!

Вильям вздрогнул, но ничего не ответил. Хардгрейв прошествовал мимо. Ондайн почувствовала, как Вильям сжал ее руку.

— Пойдемте, миледи. Кажется, у вас есть возможность бросить прощальный взгляд на дворец Дуво! Ах да! И сказать последнее прости вашему несостоявшемуся мужу.

Оставшись один, Джем торопливо вошел в домик, ругая себя за то, что, замешкавшись, потерял драгоценное время. Приди он всего на секунду раньше, он предупредил бы любовников, что Рауль рядом. И тогда лорд Четхэм, возможно, избежал бы пули и остался в живых.

Удерживая слезы, Джем наклонился над телом, чтобы убедиться, закрыты ли глаза умершего, если нет, то оказать ему хотя бы эту последнюю услугу. Старик перевернул тело и ужаснулся, когда увидел сочившуюся из головы кровь, а услышав слабый стон, слетевший с помертвелых губ, и вовсе затрясся, как заяц.

— Вы живы! — выдохнул он и оживился.

Джем проворно подбежал к кувшину с водой и намочил в нем лоскут, который нашел тут же. Затем он вернулся к раненому, опустился перед ним на колени и осторожно стал смывать кровь. Ее было много, но, по правде сказать, рана оказалась совсем пустячной»; только кожа поцарапана, а кость осталась нетронутой.

— Очнитесь, сэр, очнитесь! — горячо приговаривал Джем, обмывая лицо Уорика чистой холодной водой. — О Боже, молю тебя, верни ему сознание! Сэр, несчастье!

Снова послышался стон, но губы Уорика теперь уже приобрели естественный розовый цвет, и вскоре он открыл затуманенные глаза и посмотрел на Джема с отчаянным усилием понять происходящее.

— Джем!

Он двинулся, пытаясь сесть, но тут же опять застонал, схватившись руками за голову.

— Я думал, вы мертвы! — закричал Джем. — Они тоже так думают!

— Наверное, даже смерть показалась бы прекрасной в сравнении с болью, которая раздирает мой висок! — пробормотал Уорик и оперся на плечо Джема. Неожиданно, забыв про боль, он встрепенулся: — Где она? Где Ондайн?

— Ее увели, сэр, в полуобмороке. Она думает, что вы убиты! Она умоляла, чтобы ее тоже убили, но ей жестоко напомнили о… о вашем ребенке.

Уорик поднялся на ноги, опираясь на тщедушного старика. Сознание его прояснилось, туман вокруг него рассеялся. Он решительно прошел по комнате к своей кушетке, поискал что-то под ней и наконец извлек длинный смертоносный меч. Посмотрев на Джема еще раз, Уорик спросил хрипло: .

— Они увели ее… в дом?

Джем пожевал губами и кивнул; кровь потекла сильной струей по виску Четхэма.

— Сэр! Я верю в вас.

Джем подошел к двери и, скрипнув ею, выглянул наружу. Затем он глубоко вздохнул.

— Милорд! Кто-то идет сюда уверенной походкой и прекрасно одетый.

— Хардгрейв! — выругался Уорик, прищурив глаза. — Иди в дом, Джем, посмотри, что там происходит. Пройди мимо этого господина, не обращая на него никакого внимания, как будто идешь по своим делам.

Джем судорожно сглотнул, сомневаясь, что лорд Четхэм достаточно хорошо себя чувствует, чтобы сражаться с широкоплечим господином, который столь решительно прокладывал себе дорогу через снежное поле.

— Иди, Джем!

Он увидел, что Уорик Четхэм снова лег на пол в прежней позе.

— Идет!

Джем выбежал из домика. Какой толк, что Четхэм спасся от смерти, если сейчас она настигнет его снова? Но наверное, толк был в том, чтобы побыстрее двигаться, поскольку, возможно, он в какой-то степени сможет оказать помощь своей хозяйке.

Проходя быстро мимо сурового господина, Джем почувствовал, что его пробрал могильный холод. Этот человек с безжизненными голубыми глазами казался самим ангелом смерти.

Хардгрейв ввалился в домик, все еще разгневанный после разговора с Дуво, но вдруг затих, испытав необычайное удовлетворение, когда увидел вместо Уорика Четхэма, великого и могучего графа Северной Ламбрии, безжизненное тело, груду безвольной плоти на полу.

Он засмеялся и прошелся по комнате, думая, что наконец-то его мечта сбылась, хотя и сожалел, что претворил ее в жизнь не собственными руками. Затем он подошел ближе и хотел встать на колени, чтобы посмотреть, где пуля прошила эту величественную голову, но только он присел на корточки и наклонился, как «труп» зашевелился! Пронзительные золотистые глаза уставились на него, полные огненной ненависти.

— Четхэм! — вскрикнул Хардгрейв и вскочил на ноги. Мысль о том, что враг еще может принять смерть из его рук, будоражила его. Он приготовился к сражению.

— Да, Хардгрейв! Я жив, мой друг!

Уорик, живо поднявшись с пола и перенося центр тяжести то на одну, то на другую ногу, обошел противника. Меч, который лежал в ножнах рядом с его распростертым телом, теперь опасно поблескивал в его руке.

Хардгрейв издал громкий военный клич и тоже вытащил оружие. Сталь заскрежетала о сталь. Хардгрейв стиснул зубы и перевернулся, отражая мощнейший удар своим мечом.

Но с этого момента он вдруг понял, что приговорен. Уорик пошел в атаку, нанося удар за ударом. Хардгрейв отходил назад, все ближе и ближе к стене. Он видел лицо Уорика, непроницаемое, холодное и непреклонное, и ему казалось, что он воюет с каким-то демоном. Уорик ударил еще раз и выбил меч из рук виконта. Хардгрейв всем телом обрушился на пол. Уорик приставил конец меча к его шее.

— Проси пощады!

— Убей! Просить пощады я не буду!

— Проси!

— Нет! Никогда!

Губы Уорика побелели и вытянулись в тонкую линию. Не спуская ненавидящих глаз с Хардгрейва, он поднял выбитый меч и бросил его противнику.

— Тогда дерись.

Хардгрейв улыбнулся, решив, что Четхэм спятил. Он схватил меч, вскочил на ноги и сделал поспешный выпад против Уорика, надеясь, что тот плохо приготовился и не сможет парировать прямой удар.

Но Уорик был готов. Он просто отошел немного в сторону и выставил вперед свой меч.

Хардгрейв напоролся на него.

Виконт смотрел на Уорика, пока его глаза не заволокло смертельным туманом.

На его губах застыла горькая усмешка: он проиграл решающий бой и потерял присутствие духа. Хардгрейв схватился за рукоять меча, торчавшую из его груди, издал нечленораздельный звук и умер.

Уорик смотрел на него и никак не мог вспомнить то давно забытое событие, из-за которого они стали заклятыми врагами.

Но времени на долгое раздумье не было. Его жена находилась в чрезвычайной опасности. Уорик хладнокровно вынул свой меч из тела Хардгрейва и бросился вон из домика.

Они уже почти дошли до дома, когда Вильям Дуво вдруг остановился, подумав, что Хардгрейв — полный идиот, даже больший, чем его сын. Он посмотрел на Ондайн и нахмурился, недовольный синяком, который появился от удара Рауля.

Вильям отпустил ее, решив, что сейчас она немногим лучше безмозглой куклы, и наклонился, чтобы захватить немного снега и приложить к ее лицу.

Сначала Ондайн не двигалась. Она тупо смотрела на его седую голову и слушала, как он продолжает ругать Хардгрейва. Затем ее неожиданно осенило, что Вильям хочет отдать ее сначала в руки Рауля, а потом — Хардгрейва. Этот человек, не только предавший ее отца, но и погубивший ее мужа, будет и дальше процветать, нажившись на продаже ее тела. Она не думала о спасении своей жизни. Какая у нее могла быть надежда?

Она знала только одно: дьявольская алчность Вильяма Дуво должна быть наказана. Покинувшие было ее силы вернулись к ней. Ондайн изо всех сил пнула Вильяма ногой и посмотрела, как он зарылся лицом в снег.

Не теряя времени, она повернулась и побежала обратно через снег мимо конюшен, кузницы, амбаров и домиков, через покрытое чистым снегом поле по направлению к лесу.

Ее сердце бешено колотилось. Она больше не чувствовала холода, напротив, ее лицо горело от жара. Когда перед ней показался густой лес, она осмелилась передохнуть и перевести дыхание, обернувшись на главный дом.

Оттуда донесся крик. Она увидела, что Рауль поддерживал едва державшегося на ногах отца, а тот указывал на лес. Несмотря на расстояние, Рауль увидел Ондайн и бросился бежать прямо в ее сторону.

Задыхаясь, хватая воздух ртом, готовая разрыдаться, Ондайн двигалась вперед, спотыкаясь о корни старых дубов, с трудом продираясь сквозь кустарник. Она не знала, куда идти, и тешила себя только надеждой, что лес, однажды спасший ее, сделает это еще раз. Деревья отбрасывали на снег неяркие серые тени. Ондайн бежала вперед. Замерзшие ветки, как прочная паутина, преграждали ей путь.

Кто-то продирался сквозь кустарник позади нее. У Ондайн перехватило дыхание, а сердце застучало вдвое быстрее.

— Ондайн!

Рауль. Это Рауль звал ее…

Когда-то давно он так же звал ее. Тогда она тоже от него убегала. Бежала все дальше и дальше. Он схватил ее, но она вырвалась из его рук, нырнув в протекавший рядом ручей.

Тогда она спаслась от него, потому что Рауль не умел плавать и появился какой-то славный рыцарь в старомодных доспехах, который вышел к ним на шум из леса.

Здесь тоже была река, которая проходила через их владения и бежала дальше на восток, пока не впадала в Темзу. Если бы она могла добраться до нее…

Но сейчас зима, и очень просто замерзнуть в ледяной воде.

Все равно ей придется рискнуть ради ребенка. У них только один выход.

Уорик вышел из домика. С его меча капала кровь Хардгрейва. Граф напоминал карающего ангела, когда настиг Вильяма Дуво, который все еще отряхивал снег с одежды и ворчал, проклиная Ондайн, своего сына и Лила Хардгрейва.

Услышав скрип шагов по снегу, Вильям поднял голову, ожидая увидеть Хардгрейва. Он беспокоился только о том, как объяснить последние события: бегство Ондайн и преследование Рауля, такого же похотливого и мстительного, как и сам Хардгрейв.

Но к нему быстро приближался вовсе не Хардгрейв. Казалось, это был злой дух, чудовище. Закутанный в черный плащ, высокий и темный, с запекшейся кровью на всклокоченных волосах и яростно размахивающий мечом, Уорик Четхэм сокращал дистанцию между ними.

Вильям слишком растерялся, чтобы хладнокровно рассуждать. Повинуясь инстинкту, он отступил, но поздно. С какой-то безнадежностью он подумал, что, наверное, близок его конец.

Но он не умер. На него обрушился удар невероятной силы, и он оказался лежащим на снегу. На нем сверху сидел разъяренный незнакомец и держал окровавленный меч около его глотки.

— Где она?

Лезвие больно кольнуло Вильяма в шею. Он вздрогнул и потерял дар речи, с отвращением осознавая собственную трусость. Он боялся боли и готов был сказать или сделать все, что прикажет этот человек, лишь бы он убрал от него свой меч.

Но пока Вильям молчал, ощущая меч около сонной артерии, и только судорожно сглатывал. Он как зачарованный не отрываясь смотрел в горевшие дьявольским огнем глаза пришельца и лишь махнул рукой по направлению к лесу. Незнакомец отвел меч в сторону.

— В лес! — выдохнул Вильям. — Она убежала в лес. Рауль… Вильям не договорил — огромное черное чудовище было уже далеко. Словно какой-то волшебный скороход, оно летело вниз по дорожке, по которой удалились и все остальные.

Вильям поднес руки к горлу и коснулся покрасневшей кожи, потом поднялся и медленно поплелся по следам Четхэма.

Зачем, зачем он идет за ними? Ему нужно бежать отсюда прочь, прежде чем придется опять встретиться с этим чудовищем лицом к лицу. Но он продолжал идти. В лесу был Рауль, и Вильям пока не осознавал, что влечет его туда. Быстро двигаться он не мог, с трудом переставляя одеревенелые ноги.

До него донесся какой-то звук, но он не обратил на него внимания, шагая вперед и глядя перед собой ничего не видящим взором. Он приобрел эти земли. Разработал дьявольский хитроумный план! Это дело его рук. И теперь все рушилось из-за какой-то щуплой золотоволосой девчонки. Он обманул знать и самого короля и оказался бессилен перед пигалицей, которая едва доставала ему до плеча.

— Стой, человек!

Вильям последовал приказу, вздрогнув не столько от звука голоса, сколько от руки, легшей на его плечо.

Он повернулся и слегка улыбнулся — на этот раз наверняка перед ним стояло настоящее привидение. Сначала это был восставший из мертвых кузнец, а теперь какое-то странное и бесцветное подобие того же кузнеца, но только гораздо тоньше и не такого высокого роста, но все-таки довольно плотного сложения, с глазами, горевшими, как изумруды, вместо кошачьих золотых.

Вильям потряс головой. За привидением маячила еще одна фигура, с очень мощными плечами.

— Что здесь происходит? — спросил зеленоглазый монстр, ощутимо встряхнув Дуво. Вильям посмотрел на новоприбывших и, обернувшись, увидел на дворе еще одну карсту. Ах, какой шумный день выдался сегодня во дворце Дуво! Редко больше одной карсты приезжало зараз! Около кареты стояли двое мужчин и женщина, все элегантно одетые, и с напряжением смотрели в его сторону.

Вильям медленно поднял руку и вяло махнул. Зеленоглазый незнакомец потряс его еще раз.

— Что случилось? Где лорд Хардгрсйв? Где Ондайн? Где Уорик Четхэм?

Вильям улыбнулся и указал пальцем.

— Кузнец и герцогиня в лесу. Давайте все пойдем туда!

— А Хардгрейв?

— Должно быть, он мертв, — льстиво сказал Вильям и покачал головой. — Я знал. Знал, что нужно было убить ее сразу, когда она приехала. Ах, молодость! Рауль воспылал к ней любовью! — Он засмеялся. — Наверное, он так и умрет!

Юстин и Клинтон обменялись встревоженными взглядами и, не обращая больше внимания на Дуво, побежали в застывший зимний лес.

Перед ней струилась река, бурлящая и сверкающая под солнцем, лучи которого проникали сквозь толщу холодной воды и играли на ее поверхности всеми цветами радуги.

Ондайн замешкалась на покрытом снегом берегу, прикинув, что ей нужно только пересечь речку, чтобы очутиться в безопасности на другой стороне. Это казалось возможным. Вода здесь неглубока. Наверное, меньше человеческого роста, но Рауль, не зная этого, не решится броситься в реку.

— Вот вы и попались, мадам! Теперь ты за все заплатишь!

Ее грубо схватили за плечи. Ондайн не слышала, как Рауль подкрался к ней, так как снег, припорошивший землю, приглушал звук шагов. Рауль развернул ее к себе лицом так резко, что се голова запрокинулась.

— Черт бы тебя побрал!

Он с ненавистью тряс се за плечи. Она вдруг рассмеялась. Он ударил ее. Она осела в снег, ее голова поникла, смех затих.

— Проклятая ведьма! Ведь только я могу спасти тебя! Боже, неужели ты так дешево ценишь свою жизнь, что даже ради ее спасения не вернешься ко мне?

Она посмотрела на него снизу вверх и произнесла:

— Ты безумен, Рауль! Никогда, ни за какие деньги я не вернусь к тебе! Ты убил моего отца… — От рыданий у нее перехватило в горле. — Ты коварно убил моего отца. Ты убил Уорика, выстрелив ему в спину! До скончания века я буду тебя ненавидеть! Мысль о смерти кажется мне милее, чем прикосновение твоих омерзительных рук, покрытых кровью!

Он побагровел от злобы и затрясся. Вены вздулись у него на лбу и, казалось, готовы были лопнуть. Он замахнулся, и Ондайн поняла, что он сейчас ударит ее и будет бить, пока не забьет до смерти.

Стараясь уклониться от ударов, она покатилась по склону берега прямо к воде. Поднявшись и посмотрев вверх, Ондайн увидела, как преследовавший ее Рауль с мрачной гримасой осторожно спускается вниз по склону.

— Нет! — крикнула она и с отчаянной смелостью бросилась в реку. Вода была ледяной; намокший тяжелый плащ тянул ее вниз.

Руки и ноги свело от холода, и они не слушались се. Ондайн не могла двигаться. Холод сковал ее и как будто обольстительно звал ее расстаться с этим миром…

Она вынырнула на поверхность, стараясь глубже дышать. Сильное течение сносило ее вниз, но у нее не было выбора. Она отдалась на волю потока и только молилась, чтобы река выбросила ее на противоположный берег.

«Стой!» — послышался ей какой-то далекий крик, похожий на рев разъяренного чудовища, но в этом крике ей почудилось что-то до боли знакомое. Ах, это смерть! Ее тень приблизилась к Ондайн, и зовущий голос был голосом Уорика. Этот звук показался ей настолько сладостным и благословенным, что она перестала чувствовать холод, ледяными пальцами схвативший ее за сердце. Уорик пришел встретить ее на другом берегу!

Течение безжалостно крутило и несло Ондайн. У нее совсем не осталось сил для сопротивления. Нет, течение не вынесет ее на берег, и она утонет; Ондайн снова вынырнула на поверхность, чтобы еще раз услышать сладостный зовущий голос!

— Ондайн! — пронзил воздух крик боли. — Молю тебя, держись! Я помогу тебе!

Она улыбнулась. Разве могла она бороться со смертью, когда Уорик ждал ее на том берегу?

Вдруг она почувствовала, что чьи-то руки, большие и сильные, подхватили ее, удерживая в холодном потоке, и повлекли против течения.

Это был Уорик. Она улыбнулась. Его щеки все еще не бриты, лицо измазано копотью, на лбу запекшаяся кровь в том месте, где его задела пуля.

— Любимый, — прошептала она и закрыла глаза, но тут же открыла их снова, поняв, что не умерла. Ее била нещадная дрожь и пронизывал до костей ледяной ветер. Никто не поддерживал ее. Она лежала на берегу, и рядом с ней происходила какая-то возня. С усилием она приподнялась на локте и осмотрелась.

— Защищайся, черт тебя побери! — послышался голос Уорика. Насквозь мокрый, он стоял спиной к Ондайн, уперев руки в бока, и смотрел вниз на какое-то хныкающее существо, которое пыталось спрятаться обратно за дерево, откуда его, по всей видимости, только что достали.

— Дуво! Я не убиваю безоружных людей! — вновь крикнул Уорик. — Возьми шпагу и защищайся!

— Пощади меня! — скулил Рауль. — Возьми ее. Я пальцем до нее не дотрагивался! Возьми… Она твоя!

— Проклятие! Будь мужчиной!

Перед ней все поплыло. Тихий, погребенный под снегом лес вдруг ожил. Послышались шаги и громкие голоса.

Ондайн тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. От холода у нее не попадал зуб на зуб. Неожиданно она почувствовала, что ее окутало тепло. Все еще стуча зубами, она обернулась.

Человек, накрывший Ондайн плащом, стоял над ней и, поддерживая сильными, уверенными руками, пытался поднять ее на ноги. Это был родной человек, которого она уже не надеялась снова увидеть.

— Юстин! — воскликнула она с нежностью и дотронулась до его щеки.

Он озабоченно и мрачно посмотрел на нее, прижимая к себе, — драма еще не закончилась.

— Встань с коленей, подлый трус! — приказал Раулю властный голос, не принадлежавший Уорику.

— Он убьет меня! — захныкал Рауль.

Уорик не двигался. Вдруг Рауль с каким-то жалобным всхлипом ткнулся лицом в снег. Ондайн увидела, что из его спины торчит рукоять ножа, из-под которого хлещет кровь.

Это казалось невероятным.

Уорик, не веря своим глазам, сделал шаг назад.

Вильям подошел к поверженному сыну, встал рядом с ним на колени и вытащил свой клинок из его спины. Затем он перевернул тело, странно улыбнулся и закрыл Раулю глаза.

Он взглянул на Уорика и объяснил:

— Все равно он бы не выдержал пыток. Он бы мучился, сидя в Тауэре и ожидая смерти от руки палача. Увы, у нас больше не осталось ни чести, ни достоинства. Такой конец лучше, быстрее и милосерднее.

Наступила тишина, которую нарушало лишь завывание зимнего ветра.

Уорик отыскал глазами жену.

Ондайн, не улыбаясь, смотрела на него. Выражение удивления, что они оба живы, казалось, застыло на ее лице. Она просто помахала ему рукой.

— Уорик! — раздался издали чей-то предупреждающий возглас. Клинтон! Да, теперь они все были здесь, ее мужчины-Четхэмы. О таком она не могла и мечтать.

Предупреждение подоспело вовремя. Уорик обернулся, готовый отразить опасность, поскольку Вильям Дуво поднялся и бросился на него, как бешеная собака. Уорик едва успел поднять меч.

Как и Хардгрейв, Вильям Дуво сам напоролся на смертельный клинок, пронзивший его насквозь. Уорик наклонился, позволяя Дуво упасть на землю.

Этот человек все еще дико улыбался. Он двигал губами, пытаясь что-то сказать Четхэму. Наконец он простонал:

— Спасибо. Я тоже не хотел умирать под топором палача… из-за девчонки… Ондайн…

Его губы больше не шевелились. Уорик посмотрел на умершего, бросил рядом с ним свой меч и повернулся к Ондайн.

Она, тихо ожидавшая его в стороне, протянула к нему руки. Ее сапфировые глаза блестели. Юстин подвел ее к Уорику. В глазах Ондайн все еще стоял ужас.

— Ты жив! — наконец выдохнула она. — Мы живы. Потрясение оказалось слишком велико. Она закрыла глаза и, потеряв сознание, упала к нему на грудь.