Глава 5

Делани Завир Сэкстон спрыгнул с широкой спины своего жеребца Брутуса и немного постоял на перекрестке Второй улицы и улицы Брайант, с гордостью глядя на свой огромный дом из серого камня — наиболее впечатляющий в окрестностях Южного парка. Здесь, на южном склоне Ринкон-хилл, всегда было солнечно, и даже обычный для Сан-Франциско туман редко окутывал серовато-белой пеленой эту часть города. Вот уже почти год он не переставал любоваться этим замысловатым зданием с широким портиком и красивой лестницей, ведущей к главному входу. Ему повезло, что архитектору Арчибальду Груверу удалось так точно воспроизвести архитектурный облик дома его отца в Бостоне по весьма приблизительным эскизам Делани. Когда в июне 1851 года в огне ужасного пожара сгорел его старый дом, он и представить себе не мог, что здесь появится столь величественное здание, которому уже не страшен никакой пожар. Именно этот дом должен стать его постоянным пристанищем, теплым уголком, где его будет ждать любящая жена и веселый детский смех.

Радостное выражение его лица тут же сменилось грустной усмешкой: он вспомнил о Пенелопе Стивенсон. Эта миловидная, с изящной фигурой девушка уже давно положила глаз на его дом, чувствуя себя в нем хозяйкой. Да и родители ее уже начали настойчиво подталкивать его к женитьбе. Особенно отец, Генри Стивенсон, богатый человек, известный в деловых кругах по кличке Банкер. Он все чаще и чаще повторял своим хриплым, грубым голосом, что его дочь может остановить свой выбор на ком-то другом, благо выбор у нее весьма богат.

И это была чистая правда. В Сан-Франциско было немного порядочных женщин, на которых могло бы остановиться внимание солидного человека. Большинство местных женщин были либо проститутками, либо любовницами богачей, либо занудливыми матронами, которые постоянно улучшали общество: организовывали благотворительные вечера, собирали пожертвования и ставили пьесы Шекспира.

Пенелопа, по мнению Делани, была очень хорошенькой, когда не корчила недовольную гримаску и не опускала кончики губ вниз. По непонятной для него причине она страстно желала выйти за него замуж. Почему же он тянет время и не решается сказать те самые слова, которые могут радикальным образом изменить его жизнь? Делани покачал головой, так как хорошо знал ответ. Он не любил Пенелопу. Ей было всего лишь восемнадцать лет, но зачастую она вела себя, как самый настоящий ребенок — капризный, своенравный, упрямый и в высшей степени испорченный чрезмерной заботой со стороны родителей.

— Мистер Сэкстон, хотите, я отведу Брутуса в конюшню?

Услышав глубокий и слегка хрипловатый голос слуги, Делани повернулся к нему, сожалея о прерванных мыслях.

— Да, Люкас, пожалуйста. Этого старика нужно хорошенько вымыть и почистить. — Он немного подумал, а потом добавил: — Я плохой хозяин, Люкас. Стою здесь, как дурак, о чем-то мечтаю.

— Вы не забыли, сэр, что к нам на чай придут мисс и миссис Стивенсон?

Делани презрительно хмыкнул.

— Чай! Боже мой! Какие аристократы! Насколько я знаю, — недовольно проворчал он, — в пухлых венах миссис Стивенсон нет ни единой капли английской крови.

Люкас сохранил невозмутимое выражение лица.

— Лин Чоу приготовила кексы, но я сомневаюсь, что это вполне английское блюдо. Она сделала их из риса.

Делани весело рассмеялся.

— Полагаю, мне следует позаботиться о своем внешнем виде. Боюсь, миссис Стивенсон может упасть в обморок от моего запаха.

— Не думаю, сэр, — спокойно заметил Люкас. — Вы были на почте, сэр?

— Да, получил письмо от брата из Нью-Йорка. — Заметив, что слуга погрустнел, он бодро добавил, стараясь хоть как-то поддержать его: — Сегодня от твоей сестры не было писем, Люкас. Ты же знаешь, как работает почта.

— Знаю, — лаконично ответил тот, не почувствовав никакого облегчения. Его сестра Джулия жила в Балтиморе и упрямо отказывалась переехать к нему в Сан-Франциско, хотя он написал ей уже целую дюжину писем.

Делани нежно похлопал Брутуса по мокрой спине и направился в дом. Его шаги гулко разносились по гранитным ступенькам лестницы, порождая у него приятное чувство основательности и прочности этого сооружения. Войдя в дом, он тут же поднялся по дубовой лестнице, украшенной великолепной резьбой, наверх. Спальня была для него предметом особой гордости — огромная, светлая, с китайскими коврами на полу. Посреди комнаты стояла гигантская кровать из розового дерева. Ночной столик и гардероб были из того же материала.

Делани остановился посреди спальни и грустно посмотрел на дорогую мебель. У него было все, что необходимо для нормальной жизни. Все, кроме самого главного… Он подошел к роскошному дивану у камина и устало опустился на него. Вспомнив про письмо, он полез в боковой карман и достал конверт.

«Дорогой Дел, — прочитал он. — Надеюсь, когда ты получишь это письмо, то по-прежнему будешь пребывать в добром здравии. Я буду очень рад, если ты вообще получишь его! У Гайаны все прекрасно. У Ли и Николаса тоже. Что же касается меня, то ты знаешь, я никогда не скучаю. — Делани быстро пробежал глазами ту часть письма, которая была посвящена бизнесу Алекса и его настойчивым предложением подумать о дальнейших инвестициях. — Кстати об инвестициях, — писал дальше его брат. — Я вложил в конверт вырезку из газеты „Лондон таймс“. Не тот ли это сэр Алек Фитцхью, который вложил деньги в твою шахту в Даунвиле? Оказывается, он умер почти десять месяцев назад, если верить этой газете. К сожалению, ни Гайана, ни я не обратили внимания на это раньше. Да и вообще мы узнали об этом совершенно случайно. Гайана заворачивала в газету свой подарок матери и неожиданно наткнулась на это сообщение. Думаю, что твой адвокат должен был сообщить тебе об этом печальном событии».

Делани положил на стол письмо и уставился на пустой камин. Странно, почему Пол Монтгомери ничего не сообщил о смерти сэра Алека? Ведь он каждый месяц высылал тому чек на кругленькую сумму, так как его шахта давала неплохой доход. Почему же Монтгомери не написал ему? Нет, не может быть. Вероятно, он написал, но письмо затерялось где-то на почте. Он вспомнил, что совсем недавно пытался успокоить Люкаса, доказывая ему, что на почту надеяться нельзя. Но у сэра Алека, кажется, есть дочь. Значит, Монтгомери переводил все деньги на ее счет. И все же он обязан был сообщить о смерти компаньона. Делани встал с дивана и прошелся по комнате. Незадолго до смерти мистера Фитцхью преждевременно умер собственный адвокат Делани. Ему не нравилось столь трагическое совпадение.

Делани помылся и надел белоснежную рубашку, попутно обдумывая содержание будущего письма Полу Монтгомери. Он был так увлечен этим делом, что даже не смог надлежащим образом сосредоточиться на приветствии Пенелопы и ее матери, когда они полчаса спустя появились в гостиной.

— Мой дорогой мистер Сэкстон! — слащаво пропела миссис Стивенсон. — Как приятно снова видеть вас! Пенелопа очень скучала по вас, сэр! Как это мило, что вы пригласили нас на чай!

Эта женщина была столь же шумной, столь и вульгарной, чем очень напоминала своего мужа. Но Делани хорошо научился скрывать свои истинные чувства и прекрасно держал на лице дежурную улыбку.

— Я счастлив, мадам. Пенелопа, вы выглядите великолепно, как, впрочем, и всегда.

Он взял ее тоненькую, изящную ручку и поднес к губам. Она зарделась, польщенная его вежливым обращением.

— Садитесь, дорогие леди, прошу вас. Люкас, можно подавать чай и кексы.

Миссис Сэлли Стивенсон, крупная, дородная дама с массивными конечностями и необыкновенно мощным бюстом, очень любила наряжаться в молодежные платья по французской моде со множеством бантиков и ленточек, что делало ее смешной и нелепой. Когда она грузно опустилась на стул, Делани с ужасом подумал, что он вот-вот развалится под ее весом. Как же она могла произвести на свет такую хрупкую девочку? Тем более, что ее муж не уступал ей ни в весе, ни в размерах.

— Традиционный английский чай, — глубокомысленно заметила миссис Стивенсон, ерзая на громко скрипящем стуле. — Мистер Сэкстон, почему вы никогда не рассказывали о том, что находились в Англии несколько лет назад?

— Нет, нет, Делани рассказывал нам о своей поездке, — кокетливо возразила Пенелопа и посмотрела на него полными неподдельного интереса глазами. — Как бы мне хотелось тоже съездить туда.

— Нет, леди, сперва чай, — сказал Делани, делая знак Люкасу, чтобы тот вначале обслужил миссис Стивенсон. — Эти кексы, — рассеянно пояснил он гостям, — приготовила Лин Чоу своими собственными руками. Надеюсь, они вам понравятся, как всегда нравятся мне.

— Ничего другого и быть не может! — угодливо пропела миссис Стивенсон.

— Выглядят очень аппетитно, Дел! — поддержала ее Пенелопа.

Делани с трудом сдержал улыбку, когда миссис Стивенсон откусила внушительный кусок кекса. Ее челюсть неожиданно задергалась, но она, естественно, не произнесла ни слова. Рисовые кексы Лин Чоу выглядели действительно аппетитно, но на вкус оставляли желать лучшего.

«Почему бы не стереть с их лиц самодовольную ухмылку?» — подумал Делани, сохраняя спокойное выражение на своем собственном лице.

— Я прибыл в Лондон в сопровождении герцога и герцогини Графтон — своего отчима и матери моего брата соответственно, — произнес он вслух.

— О, как интересно! — воскликнула Пенелопа, наклоняясь вперед. — Королевская кровь!

— Не совсем так, моя дорогая, — сухо заметил он, не глядя на Пенелопу. — Но дело не в этом. Я прекрасно провел несколько месяцев в Лондоне, наслаждался этим городом, а заодно и провернул несколько удачных дел. — «С сэром Алеком Фитцхью прежде всего», — грустно подумал он, вспомнив о его смерти.

— О, Дел, расскажите нам, пожалуйста, о лондонском Тауэре, — пропищала Пенелопа. — Это правда, что вокруг этой башни до сих пор видны следы крови тех многочисленных жертв, которые были там казнены?

— Ерунда! Там нет никакой крови, — успокоил ее Делани. — Англичане очень болезненно относятся к подобным вещам, дорогая…

Именно Монтгомери заставил сэра Алека вложить свои деньги. Почему же он не сообщил ему о его смерти?

Он почувствовал, что его начинает охватывать смертельная тоска. Черт возьми, ведь в Англии никто не пьет чай так долго! Неужели он действительно хочет жениться на этой глупой восемнадцатилетнеи девочке, которая отличается от своей пустоголовой матери только размерами?

— Господи! — неожиданно для себя пробормотал он.

— Что вы сказали, Дел? — обеспокоенно спросила Пенелопа. — Ничего? Ну так вот, позвольте сообщить вам самую главную новость. Мама собирается устроить грандиозный бал примерно через три недели! Мы ожидаем гостей со всего города! Папа настоял на том, чтобы все гости пришли в масках и костюмах.

Делани чуть было не пролил чай на свои брюки. Маски! Неужели они ничего не понимают? Мистер Стивенсон хочет устроить бал-маскарад, что будет означать только одно: под масками и костюмами в их доме появятся проститутки и любовницы местных нуворишей. Предположим, мистер Стивенсон этого не знает, зато старая ведьма прекрасно понимает, чем все это кончится!

Миссис Стивенсон нервно заерзала на стуле, почувствовав на себе его взгляд. Эти люди готовы на все, только бы собрать побольше гостей.

Наконец к его дому подъехала карета Стивенсонов. Он так обрадовался, что не стал звать Люкаса, а лично проводил гостей до двери и вымученно улыбнулся на прощание. Проходя обратно мимо кухни, он услышал, как Лин Чоу весело захихикала и что-то невнятно пробормотала.

— Я говорю тебе, Лин, — послышался сиплый голос Люкаса, — эта старая бегемотиха не проронила ни слова насчет твоего рисового кекса. Мистер Сэкстон заранее предупредил ее, что кекс просто великолепный. Она вынуждена была согласиться с этим.

Делани живо представил себе, как молоденькая китаянка кивнула:

— Рисовые кексы, Люкас, это очень вкусный деликатес. Хочешь еще попробовать?

Делани услышал ее мягкий смех, очень похожий на тот, который услышал почти шесть месяцев назад. Он спас эту девочку на Вашингтон-стрит, когда она оказалась в грязных лапах бандитов. Фактически он купил ее, как рабыню на аукционе. Конечно, он не знал, занималась ли она проституцией, когда попала в эту страну из Китая. Ему не хотелось спрашивать ее об этом. Он прекрасно знал, что для китайцев самое главное — не потерять свое лицо. Слава Богу, Люкас согласился взять ее под свое крыло. Делани улыбнулся, вспомнив слова Сэма Бреннана о том, что он подбирает на улице всех изгоев. «У тебя в доме отъявленная проститутка и одноногий пират, Дел! — говорил он. — Боже мой, старик, неужели ты не боишься, что можешь проснуться однажды с перерезанным горлом? Или заразишься какой-нибудь болезнью и сгниешь в страшных муках?»

Делани повернулся и пошел в библиотеку — любимое место, где он проводил большую часть своего свободного времени. Она была сделана по его собственному заказу и чем-то напоминала библиотеку герцога Графтона в Лондоне. В ней тоже была тяжелая мебель, обитая эластичной кожей, а три стены были заняты книжными полками от пола до потолка. Пол был покрыт дорогим обюссонским ковром, который придавал комнате особый уют. Делани попытался представить Пенелопу в библиотеке, но не смог этого сделать.

«Боже мой, — воскликнул он про себя, — тебе уже двадцать восемь лет! Пора остепениться, завести семью и детей. А как это сделать в таком бедном на хороших женщин городе?»

Он сел за стол и подумал о том, что даже если женится на Пенелопе, то все равно не сможет забыть Мари Дюшамп, свою французскую любовницу. В течение нескольких минут он думал об этой замечательной женщине — мягкой, деликатной, удивительно белокожей, представлял, как она, обнаженная, протягивает к нему руки, как в темных глазах ее горит желание. Она была преданной любовницей. Во всяком случае, у него не было никаких оснований предполагать нечто противоположное. Какая жалость, что он не может пригласить ее на бал мистера Стивенсона! Он тяжело вздохнул и подумал, что, впрочем, ее может сопровождать кто-нибудь из его слуг. Например, Джарвис, которому он мог смело ее доверить. Он терпеть не мог женщин.

Делани тряхнул головой, отбрасывая в сторону мысли о Пенелопе и Мари, и начал писать Полу Монтгомери в Лондон.