Глава 6

Он никак не мог заснуть. Казалось, прошли уже часы с тех пор, как он устроился на прохладных простынях и положил голову на пуховую подушку. Но все мешало ему – шум улицы, голодный желудок, усталость и особенно осознание того, что Оливия находится рядом, в соседней комнате.

Он был слишком взвинчен и не мог даже задремать. Он пытался расслабиться, но чем дольше он старался, тем чаще, уставившись в потолок, вспоминал то своего брата, с которым все время был в ссоре, то Клодетт, эту женщину, которая вторглась в их жизнь и встала между ними, и многое другое, что не давало ему успокоиться. А теперь еще появилась жена его брата, раздражающая и провоцирующая своей поразительной красотой, высокомерной улыбкой и решительным умом.

Две недели назад он умирал от скуки. Ему надоела его утомительная, однообразная работа в поместье, наскучили окружавшие его женщины, он устал нести бремя своего титула и богатства, словно это были затаившиеся хищники, готовые напасть. А теперь, избавившись от скуки, он попал в новую ловушку, и его терзали раздражение, неопределенность будущего, беспокойство и непреходящее состояние физического возбуждения.

Сэмсон застонал и повернулся на бок. Свет уличных фонарей лежал пятнами на затененной шторами стене спальни. Дорогая квартира Оливии была расположена в шумном деловом районе, хотя и в респектабельной и чистой части города. Он не любил шум и грязь города – любого города. В этой обставленной по последней моде квартире он чувствовал себя неуютно.

Впрочем, не это было проблемой. Проблемой была Оливия.

Впервые в жизни он был совершенно сбит с толку. Он не знал, что думать об этой женщине, как понимать ее настроение и цели, доверять ли ее словам и действиям. Из-за этого он в ее присутствии не просто что-то делал, а всегда эмоционально реагировал на нее, а это было не только ошибкой, но и представляло опасность для их дальнейших отношений. Вообще-то Сэмсон считал себя уравновешенным человеком, умеющим себя контролировать. Но за какие-то несколько дней леди Оливии удалось породить в его душе странные чувства, которые ему приходилось скрывать. По крайней мере он надеялся, что ему это удается.

Она озадачивала его своим смелым поведением. Ему хотелось хорошенько встряхнуть ее, чтобы она избавилась от своей дерзкой уверенности. Больше всего его бесило то, что такая красивая женщина вышла замуж за его брата. Просто бесило. Самым ярким воспоминанием детства оставался тот факт, что Эдмунд всегда побеждал в любой ситуации, в которой они оба оказывались. Умом Сэмсон понимал, что многие победы Эдмунда были связаны с тем, что титул был не у него, а у старшего брата. Сэмсону все время напоминали о его ответственности, а Эдмунд всегда делал что хотел. Сэмсон иногда ему даже завидовал. У Сэмсона были обязанности, а у Эдмунда – деньги, время, возможность выбора. От него требовалось жениться на подходящей девушке, независимо от ее ума и внешности, а Эдмунд мог жениться на ком пожелает. Ревность вспыхнула с новой силой теперь, когда он узнал, что Эдмунд не только женился на умной и необыкновенно красивой женщине, но и очень удачно – леди Оливия Шей, дочь покойного герцога Элмсборо, была прекрасной партией.

Но были ли они женаты? Пока они не найдут его брата и не узнают правду о его обмане, это будет последняя большая тайна. Единственное, в чем был уверен Сэмсон, – это то, что Оливия свято верит в то, что она замужем за Эдмундом. За те несколько дней, что они были знакомы, она сумела убедить его в этом. Именно это его раздражало больше всего остального, потому что подавляло его все растущее желание сделать ее своей.

Сэмсон вздохнул, крепко зажмурил глаза и, перевернувшись на спину, босыми ногами затолкал простыню на край постели. Ему вдруг стало жарко. Он представил себе Оливию обнаженной, возлежащей на ложе из белых перьев и лепестков роз, с рассыпавшимися по плечам темными волосами, концы которых обвились вокруг призывно торчащих розовых сосков. Она гладила себя по стройным бедрам тонкими белыми пальцами, которые то и дело нежно касались густых темных завитков между ног, и, раздвинув колени, приглашала его...

Сэмсон напрягся. Неужели он так давно не был с женщиной, что уже не может отличить тех, кого он мог бы иметь, от тех, кого не может иметь никогда?

Нет, дело не в этом, не в вожделении. Сейчас речь шла только б ней самой. Это она с ним такое сотворила, хотя этого даже не понимает. Но это возбуждало его еще больше. Бог мой, он отдал бы что угодно за то, чтобы она сейчас открыла дверь, подошла к нему и, протянув руки, дотронулась до его горячей твердой плоти своей нежной мягкой рукой. Какое это было бы блаженство!

О, Оливия...

Вдруг его глаза словно сами собой открылись, и он приподнялся на локте. Он уловил еле различимые звуки, доносившиеся из соседней комнаты. Он прислушался. Заскрипел пол, и ему показалось, что был подвинут стул.

Она не спала, так же как он. И может быть, думает о нем, как он о ней? Вряд ли. Он не знал ни одной женщины, которая предавалась бы фантазиям по поводу мужчины или призналась бы в похотливых мыслях. И хотя все его организованное существо и ум предписывали ему оставаться в постели, закрыть глаза и прекратить мучить себя эротическими видениями, природные инстинкты взяли верх.

Он спустил ноги с кровати и, подождав, пока исчезли мучительные признаки его возбуждения, потянулся за брюками и рубашкой, решив, что для них обоих лучше, если он будет по крайней мере одет. Впрочем, он надеялся, что на ней будет лишь прозрачная шелковая сорочка.

Он немного постоял у двери, прислушиваясь. Было тихо, поэтому он осторожно открыл дверь и вышел в слабо освещенный коридор.

Поскольку он объявил, что не будет ужинать и сразу же отправится спать, он не обратил внимания на расположение комнат. Он узнал только гостиную, которая была прямо перед ним, и предположил, что слева должны быть столовая и кухня – из-под двери пробивалась тонкая полоска света.

Сэмсон тихо подошел к двери и толкнул ее.

Он, видимо, застал ее врасплох, потому что она тихо вскрикнула.

Она сидела в конце стола и держала в руке чашку с чаем.

– Ваша светлость...

– Сэмсон, – поправил он ее, недовольный тем, что она отказывается называть его по имени. Впрочем, это было естественно и с точки зрения ее воспитания, и ситуации, в которой они оказались. – Я вам помешал?

– Нет, конечно. Входите, пожалуйста, – вежливо ответила она, ставя чашку на стол. Ее двойственное к нему отношение, вызванное недавней ссорой, было написано на ее лице. Однако ей удалось быстро избавиться от этого выражения.

Сэмсон огляделся и отметил, что кухня была не похожа на другие комнаты ее квартиры. Она была небольшой и соответствовала своему назначению. Все, что касалось Оливии Шей, говорило о ее практичности. Ведь кухня не была предназначена для приема гостей, так что незачем было тратиться на украшательство. Кроме небольшой плиты, в кухне были лишь таз для мытья посуды и несколько шкафчиков. Все было выкрашено в белый цвет. Единственным красочным пятном была большая ваза с яблоками и сливами, стоявшая в центре стола рядом с масляной лампой. Если бы не темные блестящие волосы Оливии, распущенные по плечам и спине, и ее потрясающие синие глаза, даже она потерялась бы на фоне этой белизны.

Она выглядела совсем не таким эротическим существом, какое представлялось ему в его фантазиях всего несколько минут назад. На ней, к сожалению, была не прозрачная сорочка, а белая хлопчатобумажная ночная рубашка, застегнутая до самого подбородка и покрывавшая ее руки до запястий. Однако Сэмсону пришлось признать, что даже в этом невинном одеянии она была очень соблазнительна.

– Вы, кажется, меня рассматриваете? – Она улыбнулась, склонив голову набок.

Он тоже улыбнулся и сел на стул напротив нее, вытянув ноги.

– Вовсе нет.

Он понимал, что она ждет от него объяснения, но не проявила любопытства. Для этого она была слишком хорошо воспитана. Но ему все же показалось, что в ее глазах промелькнула тень раздражения.

– Я вас разбудила? – спросила она, помолчав, и отпила глоток из чашки.

Он сложил руки на животе.

– Я все никак не мог заснуть.

Она внимательно его оглядела, и он слегка поежился. Он выглядел не слишком прилично – волосы растрепаны, рубашка не заправлена, ноги босые.

– Мне очень жаль. Я знаю, что человеку, не привыкшему к шуму и огням города, трудно уснуть, даже если он очень устал.

– Проблема не в городе. Хотя я и провожу много времени в своем поместье в Корнуолле, я часть года живу в Лондоне. – Он улыбнулся. – Нет, если я устал, мне никакой шум не может помешать.

– Понятно. – Она отпила еще глоток чая. – Так если вы не устали, почему вы решили пойти спать так рано?

Вполне разумный вопрос застал его врасплох и даже почему-то обеспокоил. Если они хотели добиться успеха в том деле, которое они задумали, надо было, чтобы они ладили друг с другом. И ладили даже в некоторых интимных вопросах, несмотря на его недоверие к ней. Она была достаточно умна, чтобы понять, когда он не был с ней честен.

Он положил руки на стол и посмотрел ей прямо в глаза.

– Если честно, мадам, ваше присутствие иногда вызывает у меня... дискомфорт. – Подумав, он добавил: – Я вообще никогда не чувствовал себя уверенно со слабым полом в неформальной обстановке.

– Понятно.

Его разозлило, что она ничуть не удивилась.

– Стало быть, вы отказались от обеда или позднего ужина и пошли спать, чтобы избавиться от меня?

– Возможно.

Она тихо рассмеялась.

– Дорогой брат, я и не думала, что меня может бояться такой человек, как вы.

Сэмсон почувствовал, что они оба как-то странно напряглись, но не потому, что она поддразнила его за его мнимую трусость, а потому, что она назвала его братом. Чем больше он об этом думал, тем меньше ему нравилось, что она думает о нем как о брате, тем более что он все больше думал о ней как о желанной женщине.

– Что вы пьете? – спросил он, намеренно меняя тему. Если она это и заметила, то не подала виду.

– Теплое молоко с медом. Это помогает, если я не могу заснуть. Хотите, я и вам налью?

– Нет, спасибо, – ответил он, скорчив гримасу отвращения.

Она улыбнулась:

– Разве ваша мать не предлагала вам молоко, если вы не могли уснуть?

– Я практически не знал своей матери.

– Не знали? – Склонив голову, она на минуту задумалась. – Эдмунд говорил, что он уехал на континент еще до того, как ваша мать умерла, и что бизнес не позволил ему присутствовать на ее похоронах.

– Она умерла семь лет назад. – Он пожал плечами. – Но вы наверняка знаете, что в нашей среде мы очень мало общаемся со своими матерями. Я знал свою няню, потом гувернантку, потом моего личного слугу, инструктора по верховой езде, учителя музыки, различных репетиторов и наставников... Мне продолжать?

– Нет, я поняла. – Она нахмурилась и откинулась на спинку стула. – Хотя Эдмунд рассказывал, что у него было чудесное детство и у него остались замечательные воспоминания о родителях...

– Он лгал, – отрезал Сэмсон.

– Лгал... Да, разумеется.

Он тут же пожалел о том, что сказал. Он увидел, как она содрогнулась. Потом она обхватила себя руками и, остановив взгляд на столе, стала раскачиваться. Видимо, еще одно подтверждение лживости и вероломности его брата привело ее в состояние подавленности. Сэмсон откашлялся.

– Вы должны понять, что у нас с Эдмундом разные понятия о том, какое у нас было детство.

– Не сомневаюсь. У братьев и сестер обычно так и происходит.

– Действительно. Но нас воспитывали совершенно одинаково, что обеспечивало нам равные возможности. Единственное различие было в том, что впоследствии от меня стали ожидать большего, чем от него.

– Из-за того, что вы родились первым.

Он кивнул, взял из вазы красное яблоко и стал рассеянно вертеть его в руках.

– Даже сегодня Эдмунд пользуется свободой, которой у меня никогда не было и не будет, включая возможность делать что захочется. Однако оттого, что я родился на три минуты раньше его – не знаю, хорошо это или плохо, – Эдмунд всегда чувствовал себя обойденным судьбой, потому что титул достался мне и у меня появлялись возможности, которых у него никогда не будет. Это ключ к пониманию одной из причин его отъезда десять лет назад.

– И все же ему удалось жениться первым, – после долгой паузы заметила она.

– Да. – Он сдвинул брови. Он не был уверен, стоит ли говорить ей, что Эдмунд не был обязан жениться, да и не хотел этого, во всяком случае в то время, когда он видел его в последний раз десять лет назад.

– А почему вы не женаты, Сэмсон? Этим вы бы выполнили свой самый важный долг, не так ли?

– В отличие от моего брата, – он положил яблоко обратно в вазу, – я еще не встретил прелестную наследницу, чтобы реализовать матримониальные ожидания моей семьи.

Ему вдруг показалось, что она рассмеется, но она сжала губы и положила на стол руки ладонями вниз.

– Я удивлена, что человек с таким чувством долга, как вы, может быть таким разборчивым. Ведь невесту для вас должны были выбрать много лет назад. Неужели не нашлось ни одной воспитанной юной леди благородного происхождения, которая бы с радостью уступила вашим чарам?

Он не знал, рассердиться ему на нее за остроумие или рассмеяться. Но он был уверен, что леди Оливия Шей намеренно его дразнит, подготавливая первый шаг для более непринужденных отношений между ними.

– Вы правы. Мне выбрали невесту, прелестную леди Ровену Даунсбери, дочь графа Лейтона. Увы, она совершила непредвиденное – сбежала с морским офицером в Америку за пять недель до нашей свадьбы.

– Какой скандал! – пробормотала она. Свет лампы отразил сверкнувший в ее глазах ужас.

Он побарабанил пальцами по столу.

– Вы даже себе не представляете какой. – Она помолчала, видимо, обдумывая ответ.

– Вам, наверное, было больно. Я имею в виду – эмоционально.

– Больно? Нет. Я лишь жалел о том, что она не сбежала раньше, потому что пропали впустую усилия, время и деньги, потраченные на приготовления к свадьбе и медовому месяцу. Впрочем, в конце концов больше всего был в убытке ее отец, который страшно разозлился.

– Естественно.

Из ее саркастической реплики он не сразу понял, кому она больше всего сочувствовала – ему или отцу невесты.

– Я не был влюблен в Ровену, – объяснил он, сразу же пожалев, что сказал эту глупость.

– Я так и подумала. Любовь и брак – это разные вещи, особенно в нашем кругу. Я хорошо усвоила преподанный мне урок: никогда не доверяй мужчине, который говорит, что влюблен в тебя.

Это заявление почему-то раздосадовало его.

– Полагаю, что Эдмунд признавался вам в любви.

– Мне?

– Признавался?

Она посмотрела на него, прищурившись, словно хотела оценить меру его доверия.

– За мной ухаживали многие мужчины, ваша светлость. Большинству из них была нужна либо... моя невинность, либо мое наследство, и все для гнусных целей. К счастью, Бог наградил меня острым умом, и до того, как я познакомилась с Эдмундом, мне удавалось успешно противостоять мужчинам.

– Но вы не устояли перед Эдмундом.

– Эдмунд был другим, – ответила она, подумав с минуту.

– Вы хотите сказать, что он вел себя по-другому? – Ему стало интересно.

– Да, что-то вроде этого. Он... он не обращал такого внимания на мою внешность, как другие джентльмены, что, признаюсь, вначале привело меня в некоторое замешательство. Думаю, что это был вызов моему тщеславию.

Сэмсон был по-настоящему удивлен.

– Не говорите мне, мадам, что он не заметил вашей необыкновенной красоты.

Его откровенность заставила ее покраснеть. А он залюбовался ее розовым лицом и ощутил, как в нем снова зашевелилось желание.

Она уселась поудобнее и закинула ногу на ногу.

– Не совсем. Эдмунд сказал, что иногда считает меня привлекательной. Но все было сложнее. Его интерес ко мне был каким-то... своеобразным, скажем так. Ему очень нравилось мое общество, и он любил появляться со мной в свете, но он... – Она покачала головой. – Это очень трудно объяснить.

– И все же мне очень нужно это знать.

– Он мало интересовался моей семьей, моим прошлым, но постоянно хвалил мои качества деловой женщины и мою работу в Доме Ниван. Казалось, что он гордится мной, моими достижениями, моей внешностью. Но... он не думал обо мне как о женщине, что ли...

Она умолкла, теребя руки, сложенные на коленях.

Сэмсон ждал. Он находил ее замешательство очаровательным и наслаждался моментом больше, чем должен был бы. Он был заворожен ее откровенностью.

– Хотя Эдмунд говорил, что любит меня и что женится на мне по любви, в наших отношениях не было ничего даже отдаленно похожего на... страсть. Признаюсь, это с какого-то момента начало меня беспокоить.

Еще никогда в жизни Сэмсон не чувствовал себя таким растерянным.

– Понимаю, – только и смог произнести он, хотя, по правде говоря, не понимал ничего.

Немного поколебавшись, Оливия снова посмотрела ему прямо в лицо.

– Я хочу, чтобы вы поняли, сэр, что когда я встретила вашего брата и он повел себя так, как во всех отношениях следует джентльмену, я почувствовала, что меня к нему тянет. Он привлек меня, потому что мне показалось, что он искренне... меня любит. Что-то в этом браке было необычно... дружба, что ли, и это мне понравилось.

До Сэмсона наконец дошло. Так ему, во всяком случае, показалось.

– Это очень похоже на удобный брак.

– Брак с вашим братом, сэр, вовсе не был таким удобным.

Ее быстрый ответ развеселил его.

– Верю.

– Эдмунд говорил, что любит меня, и я ему поверила. Но с тех пор как он исчез, я поняла, что будет точнее сказать, что я ему нравилась, а любил он только то, что было связано со мной. Улавливаете смысл?

– Не совсем.

Она раздраженно вздохнула и потерла виски обеими руками.

– Я имею в виду, что Эдмунд любил мое богатство, мою внешность, мой ум, мое социальное положение, мои связи в обществе. Вероятно, даже возможности Дома Ниван, потому что бизнесу этого Дома покровительствовала императрица. И хотя мое общество доставляло ему удовольствие, он не любил то, чем я была сама. Он не любил меня. Мне остается лишь сожалеть о том, что я поняла это только после того, как произнесла клятвы.

Сэмсон подался вперед и сложил перед собой руки на столе.

– Он использовал вас, Оливия.

Она выпрямилась и сказала с вызовом:

– Вы упрощаете.

– И все же это именно то, что он сделал. Женился на всем, кроме вас самой.

Впервые с тех пор, как они познакомились, она была на грани слез. Она уставилась в потолок и часто заморгала, чтобы они не пролились. Честно говоря, Сэмсон ненавидел женские слезы, но сейчас они показались ему более чем уместными. Это был определяющий момент, потому что именно сейчас он понял, что чувствует к ней нечто, не связанное ни с раздражением, ни с похотью. Она вызывала у него сочувствие, которого он никогда не испытывал ни к одной женщине. Правда, ему пришлось признаться самому себе, что в основе этого сочувствия было осознание ответственности за нее. Конечно, вполне возможно, что она принимает его за дурака – как пытались многие женщины до нее. Так что ему по-прежнему надо быть начеку.

Она взяла себя в руки и тряхнула головой.

– Многие люди нашего круга женятся по этим причинам, ваша светлость. В этом нет ничего нового. Я была раньше и сейчас готова к солидному браку без всякой романтики и любви. Чтобы почувствовать удовлетворение, они мне не нужны.

– Да, но большинство женщин, которые соглашаются на удобный брак, все же получают от своих мужей что-то взамен. Есть ли любовь или ее нет, они ценят стабильность своего положения, семью и многое другое, связанное с браком. Мой брат, по-видимому, оставил вас ни с чем, а это не только нечестно, но и вероломно.

Вместо того чтобы расплакаться, как, по его мнению, произошло бы с любой другой леди, она пару минут смотрела на него в задумчивости, а потом повторила:

– По-видимому?

– Да.

Он не хотел, чтобы она придралась к этому предположению. В данный момент он все еще относился скептически к тому, что она рассказывала о его брате. Независимо от того, нравилась она ему или нет, без доказательств он не поверит ей до конца. Почем знать, может, они с Эдмундом сообщники, хотя чем дольше Сэмсон был знаком с Оливией, тем меньше он этому верил. Но ей пока об этом незачем было знать.

Она продолжала на него смотреть, ожидая объяснений. Когда их не последовало, она кивнула и встала. Разговор их, похоже, зашел в тупик.

– У меня есть бренди, если вы это предпочитаете.

– Предпочитаю чему?

– Теплому молоку с медом. Чтобы помочь вам заснуть.

Наступила тишина, хотя нельзя было сказать, что в комнате было тихо – снизу, с улицы доносились смех, пьяные выкрики и пение, грохот проезжавших мимо экипажей. Но что-то произошло между ними – нечто непредвиденное и завораживающее, нечто вроде электрического заряда – и они оба это поняли.

– Нет, благодарю, – прошептал он, медленно поднимаясь и сделав шаг, чтобы оказаться с ней рядом. – Я уверен, что в конце концов засну.

Он посмотрел на нее, отметив гладкость ее кожи, неуверенность во взгляде, жилку, бившуюся на виске. «Эдмунд может и проиграть».

Это была поразительная, непонятно откуда взявшаяся мысль, и его охватило страшное волнение.

Эдмунд забрал у него Клодетт. А теперь перед ним стоит его жена – и борется с желанием быть соблазненной.

– Вы идете спать? – спросила она, слегка нахмурив лоб.

– Да, леди Оливия, – очнулся он и поклонился.

– Ливи. – Ее губы сложились в нежную улыбку. Ее губы просто завораживали.

– Простите?

– Те, кто меня знает, зовут меня Ливи.

Они стояли друг против друга несколько секунд. Потом она наклонилась, чтобы задуть лампу, и он увидел, как колыхнулись под рубашкой ее груди.

«Господи, как мог Эдмунд не желать ее»?

– Спокойной ночи, Ливи.

– Приятных снов, Сэмсон, – прошептала она в темноте.

Он повернулся и, выйдя из кухни, молча пошел по коридору в свою комнату, думая лишь об одном. «Эдмунд уже проиграл».