Глава 41
Маленький привилегированный городок Акация-Бей располагался на живописном участке побережья на юге Калифорнии, к северу от Лос-Анджелеса. Его жители, стремясь прославить свой город как обитель искусств, не пожалели денег на новый оперный театр. Арки и колоннады, украшавшие парадный вход в «Гатри-Холл», придавали всему зданию солидность, присущую, как они считали, театру, где исполняют серьезную музыку. Внутреннее убранство напоминало обитую бархатом шкатулку с драгоценностями.
Грейс и Лютер стояли в стороне от толпы, наблюдая за почетными гостями, и ждали начала представления.
— Ты оказалась права, — сказал Лютер, изучая важного седовласого господина в строгом костюме. — Гавайская рубашка была бы здесь не к месту. Думаю, даже пиджака с галстуком маловато. Надо было прихватить с собой смокинг.
— А у тебя есть смокинг? — удивилась Грейс.
— Нет.
— Так я и думала, — улыбнулась она. — Не переживай, в наши дни в оперу ходят в чем угодно, от джинсов до смокингов, особенно здесь, на Западном побережье.
— Я вижу, что большинство из присутствующих одеты в собственные смокинги, а не взятые напрокат. А еще я вижу на дамах роскошные платья и драгоценности стоимостью в миллионы баксов.
— Они все разоделись ради премьеры. Мы выглядим отлично. Ты говорил, что нельзя выделяться из толпы. Уверяю тебя, на нас никто дважды не взглянет.
Это было не совсем так. За этот вечер она сама взглянула на Лютера больше, чем два раза. Сегодня она впервые видела его одетым без той небрежности, что принята на островах. Она была крайне удивлена, когда он достал из дорожной сумки отлично сшитый пиджак, хрустящую белую сорочку, галстук и брюки.
Там, на Гавайях, в спортивной майке с короткими рукавами, слаксах и кроссовках он напоминал следователя убойного отдела в отпуске, вернее, раненого следователя. Сегодня же, в пиджаке и с галстуком, он выглядел как раненый следователь убойного отдела, идущий на работу. Одежда меняет многих мужчин, однако она никак не влияла на ореол силы, окружавший его.
Перед вылетом на материк Грейс успела сделать кое-какие покупки в торговом центре «Ала Моана». Лютер сопровождал ее, проявляя удивительное терпение, пока она рыскала по бутикам и универмагам с дорогой одеждой. Там она прямиком направлялась к стойкам распродаж, так как не хотела много платить за наряд, который вряд ли наденет еще раз. Это подготовка к заданию, напоминала она себе. Но где-то в глубине души Грейс не могла подавить желание найти такое платье, от которого у Лютера захватит дух, и даже была готова открыть больше тела, чем считала нужным.
В конечном итоге в «Нейман Маркус» ей удалось отыскать потрясающее блестящее черное платье с широким полукруглым вырезом и узкой юбкой, заканчивающейся чуть выше колена. Рукава были длинными, что имело огромное значение, если учесть ее непредсказуемую реакцию на прикосновения.
То, как Лютер прищурился, когда она вышла из примерочной, как удовлетворенно замерцала его аура, показало Грейс, что она нашла именно то, что нужно.
— Пошли на наши места, — сказал Лютер.
— Мне нужно зайти в дамскую комнату. Я скоро вернусь.
Лютер проводил ее до вращающейся двери с надписью «Для дам». Грейс шагнула внутрь и вдруг застыла. Потрясенная, она обвела взглядом казавшуюся бесконечной череду дверок в кабинки.
— Ого, — произнесла она, обращаясь к женщине средних лет, которая стояла у раковины. — Их тут, наверное, не меньше пятидесяти.
— И еще столько же в другом туалете на противоположной стороне театра, — с гордостью сказала женщина. — Вы, как я вижу, не местная?
— Да, но я бывала во многих операх и успела убедиться, что в театрах всегда не хватает кабинок в дамских туалетах, поэтому многие не успевают за антракт удовлетворить свои естественные потребности.
— Мэр Акация-Бей — женщина. Она согласилась оказывать спонсорскую поддержку «Гатри-Холлу» только при условии, что архитекторы спроектируют просторные дамские туалеты.
— Мне нравятся такие политики, — с энтузиазмом проговорила Грейс. — Она четко обозначила свои приоритеты. Будем надеяться, что она доберется до поста президента.
Закончив свои дела в туалете, она присоединилась к Лютеру.
— Что-то ты больно радостная, как будто мы здесь не для того, чтобы выявить убийцу, — сказал он.
— Я радуюсь, что мне не надо ограничивать себя в жидкости, вот и все.
— В каком смысле?
— В дамском туалете пятьдесят кабинок, я подсчитала. И еще столько же в другом туалете на противоположной стороне фойе.
— И?
— И это значит, что мне не надо дергаться, успею ли я за антракт попасть в туалет.
Лютер нахмурился.
— Ты в порядке?
— Не бери в голову. Это дамские штучки.
— Поверю тебе на слово.
Капельдинер проводил их на места в двенадцатом ряду партера у прохода. Лютеру места понравились.
— Достаточно близко, чтобы хорошо рассмотреть ее, — сказал он.
Неожиданно желудок Грейс скрутил короткий спазм. Все ее чувства пронзила тревога. С того момента, как Фэллон Джонс санкционировал их поездку в Акация-Бей, они с Лютером были заняты сборами, потом долго летели до Лос-Анджелеса, потом ехали на машине до побережья. И только сейчас она в полной мере осознала, что именно ей предстоит сделать, и от этого почувствовала себя так, будто ее окатили ледяной водой. А что, если она ошибается? А что, если она права?
— Не переживай, — сказал Лютер. — Если она не наша дива-убийца, все останутся при своих. Мы просто проведем приятный вечер в опере.
— А если она та, кого я видела на Мауи?
— Тогда мы свяжемся с Фэллоном. Он сам обо всем позаботится. А мы с тобой завтра же вернемся в Гонолулу и поужинаем вместе с Петрой и Уэйном.
А что потом, спросила себя Грейс. Она же живет не в Вайкики. Она живет в Эклипс-Бей, в штате Орегон. «Не думай об этом». Живи моментом.
— В этом нет никакого смысла, — сказал Лютер.
Грейс изумленно повернулась к нему.
— Что? Мне казалось, мы только что договорились… — Она замолчала, сообразив, что он читает либретто, напечатанное в программке. — А, содержание оперы. Никто никогда не утверждал, что в «Волшебной флейте» есть смысл. Но это Моцарт, поэтому любители оперы не придираются к таким мелочам, как логика в либретто.
— Буду иметь это в виду.
— Между прочим, эксперты Общества уверены, что Моцарт был экстрасенсом.
— Да?
— А как еще можно объяснить его исключительный музыкальный талант?
— Он вступал в Общество?
Грейс улыбнулась:
— Думаю, он предпочел масонов.
— В общем, хорошая новость в том, что Сирена появляется в первом действии. — Лютер закрыл программку. — Уже скоро мы получим ответ.
Свет погас, и публика затихла. Заиграли увертюру, музыка тут же наполнила зрителей радостной, сияющей энергией. Музыка действительно всемогуща. Как причудливая комбинация холодильника и микроволновки, она способна захватывать и сохранять яркую энергию давно умершего композитора, согревать ее и подавать снова и снова для последующих поколений.
Занавес поднялся и открыл декорации Древнего Египта. Актеры играли на сцене, которая была оснащена самыми последними и самыми выдающимися достижениями техники. Грейс знала, что оперная публика любит роскошь, причем касается это не только голосов, но и костюмов и декораций. Компания, управлявшая оперным театром в Акация-Бей, расщедрилась и предоставила все это в полной мере.
Для колоратурного сопрано-убийцы обстановка была идеальной, и когда Царица ночи вышла на сцену, Грейс с трудом удержалась от желания спрятаться под кресло.
Костюм Царицы представлял собой сложное сочетание шелков и бархатов всевозможных оттенков синего, расположенных ярусами. Платье было расшито золотом и сверкающими бусинами. Черный парик отражал совершенно новое понимание термина «высокая прическа». Корона была искусно вплетена в высокую башню из красиво уложенных прядей, и при взгляде на это сооружение возникала ассоциация с новогодней елкой.
Царица ночи вся сияла и сверкала, и этот блеск был зловещим, он подчинял себе аудиторию. Энергия, исходившая и от самой актрисы, и от ее невероятного голоса, горела таким же угрожающим огнем, как и ее внушающая ужас аура.
Зрители замерли в оцепенении, когда напыщенные ноты «В страданиях дни мои проходят» наполнили весь зал, вплоть до последних рядов балкона. Сирена не просто взяла до невозможного высокую фа, она спела ее в полный голос.
Грейс сидела не шевелясь. Она затаила дыхание, ожидая услышать звон разбивающегося стекла. Этот музыкальный фейерверк был наполнен парапсихической силой, слабой, чтобы убить, но достаточно мощной, чтобы овладеть аудиторией. Она ощутила, что кожа горит, по телу бежали мурашки. Все чувства предупреждали ее о том, что здесь находится хищник, безумный хищник.
Она знала, что их с Лютером скрывает полумрак, что им ничего не грозит. Актеры, стоящие на ярко освещенной сцене, не видят их. Знала она, что у Сирены нет поводов подозревать, что сегодня за ней следят. Однако логика не могла пересилить инстинкт самосохранения и заставить забыть о том, что по сцене ходят смерть и безумие.
Грейс не стала ничего говорить Лютеру, даже шепотом. И в первую очередь потому, что любой звук вызвал бы раздражение у сидевших рядом зрителей.
Лютер правой рукой накрыл ее левую руку. И только тогда она поняла, что вся дрожит. Он сжал ее пальцы, давая понять, что ситуация ему ясна. Он наверняка тоже почувствовал силу ауры Царицы, а может, даже разглядел в ней все светлые и темные зоны. И вероятно, тоже увидел безумие.
Он слегка потянул Грейс за руку, как бы говоря этим жестом, что нужно уходить. Грейс потянула руку в противоположную сторону, отвечая, что нельзя уходить, пока Царица исполняет арию. Был риск, что слишком многие обратят на них внимание.
Во время смены декораций перед следующей сценой они быстро встали со своих мест и поспешили по проходу. Грейс старалась не замечать бросаемые на них неодобрительные взгляды. Только в фойе она облегченно вздохнула.
— Уж больно строгая толпа, — усмехнулся Лютер.
— В опере для зрителей существует целый протокол. Уход во время действия воспринимается с величайшим осуждением.
— Если бы эти люди знали, что может делать своим голосом Царица ночи, они бы гурьбой повалили к выходу.
— Не уверена, — покачала головой Грейс, стараясь восстановить дыхание. — Это опера. Люди ожидают от актеров невероятных качеств. Так, что теперь?
— А теперь, как всегда, мы звоним Фэллону.
Они вышли из театра и направились к скверу на противоположной стороне улицы, который скрывал парковку. Хотя Грейс знала, что Царица сейчас на сцене и еще не скоро покинет театр, она машинально прощупывала восприятием все тенистые уголки. Когда они дошли до взятой напрокат машины, Лютер сел за руль и достал телефон.
Фэллон ответил после первого гудка.
— Ну? — спросил он.
— Грейс говорит, что это она, — ответил Лютер. — Точно.
— Проклятие! — Голос Фэллона выдавал шок. — Она уверена?
— Я знаю, как тебе трудно, когда дела идут не так, как ты ожидал, — сказал Лютер. — Не переживай. Ведь это мы, а не ты, сидим в полуквартале от женщины, которая может убить нас колыбельной. Что дальше?
— Гарри Суитуотер говорит, что в своей сфере он так и не нашел никого, кто подходил бы под описание Сирены.
— Вероятно, потому, что Грейс с самого начала была права. Она не профессиональный киллер. Она профессиональная оперная певица.
— Тогда получается полная бессмыслица. Зачем, черт побери, ей ехать на Гавайи убивать Юбэнкса, если она не киллер?
— Может, Крейгмор знал, что она умеет делать своим даром, и каким-то образом уговорил ее ликвидировать для него Юбэнкса. А вдруг он был ее любовником? Грейс говорит, что их у нее было много. В общем, суть в том, что она убийца.
— Возникает слишком много вопросов, — продолжал отстаивать свою точку зрения Фэллон. — В этой мозаике не хватает большого количества деталей. Надо выяснить, что связывает Крейгмора и певицу. У вашей дивы есть дом в Сан-Франциско. Я постараюсь побыстрее кого-нибудь туда послать.
Лютер посмотрел на часы.
— Сирена еще какое-то время будет находиться в театре. После спектакля, как утверждает Грейс, она еще с час проведет за кулисами со своими поклонниками. Затем ей предстоит закрытый прием. У меня масса времени, чтобы проникнуть в ее гостиничный номер.
Грейс резко повернулась к нему и вцепилась в край сиденья. Даже в темноте было видно, как расширились ее глаза.
— Нет, — прошептала она.
— Давай, — сказал Фэллон. И отсоединился.
Лютер ободряюще улыбнулся.
— Успокойся, — сказал он. — Ну что может со мной случиться?
