Глава 22
Горничная что-то тихо напевала. Толкая перед собой тележку, она прошла мимо Грейс и продолжила свой путь по коридору. Мелодия показалась знакомой. Грейс поймала себя на том, что пытается вспомнить ее. И чем сильнее она напрягала память, тем стремительнее мелодия ускользала от нее.
Это точно не современная попса. И не классический рок. Мелодия сложная и далекая от примитива, скорее напоминает арию из оперы.
Интересно, спросила себя Грейс, каково количество горничных, напевающих себе под нос арии из опер? Наверняка кто-то из них работает не по призванию. Кстати, женщина, кажется, поет вполне профессионально. Может, горничной она просто подрабатывает?
Пение отдавалось от стен коридора и становилось все более нереальным и интригующим по мере того, как женщина удалялась.
Музыка — это форма энергии. Она напрямую действует на восприятие и весь спектр. Доказательства этому есть на каждом шагу. Музыка может разбудить страсть, вызвать нервное возбуждение или стимулировать впрыск адреналина в кровь. Одни культы так боятся музыки, что запрещают ее. Другие же используют ее уникальную энергию для прославления своих божков. Музыка способна подчинить себе толпу, подстегнуть людей к активным действиям, к тому, чтобы они отдавали свою энергию через движение, через танец, например.
Музыка может заставить человека сосредоточиться на чем-то важном. Вспомни название.
Грейс охватила странная дрожь. Ей вдруг показалось очень важным идентифицировать эту мелодию. За прошедшие годы она часто бывала в опере. Возвышенная страстность оперных героев привлекала ее именно потому, что сама она всегда тщательно контролировала собственные эмоции. А еще ее восхищала потрясающая способность певцов без помощи микрофонов заполнять своим великолепным голосом огромный зал на три тысячи мест. Однако она не была фанатом оперы. Ей недоставало близкого знакомства с музыкой. Но в том, что мелодию, которую напевала горничная, она слышала на оперной сцене, сомнений не было.
Необъяснимо мощная потребность вспомнить название мелодии исчезла так же неожиданно, как появилась.
Грейс ощутила холод в затылке. Пульс участился. Откуда-то на нее навалилась тревога, сравнимая с паникой. Она узнала этот синдром. Инстинкт самосохранения стал гнать ее прочь. Беги отсюда.
Музыка — это форма энергии.
Тут Грейс сообразила, что хотя горничная проходила в ярде от нее, она ее не запомнила, даже цвет волос, не говоря уже о комплекции или возрасте. Ничего, кроме настоятельной потребности сосредоточиться на мелодии, которую эта женщина напевала.
Грейс остановилась и обернулась. Горничная со своей тележкой уже исчезла за углом в конце коридора.
Она колебалась, решая, каков будет ее следующий шаг. На утро у нее нет никаких дел, она предоставлена сама себе. Час назад пятеро «шишек» из «Найтсшейд» со своими телохранителями отбыли в гольф-клуб. Лютер последовал за ними, предварительно строго-настрого приказав ей либо оставаться в номере, либо держаться людных мест в пределах гостиницы.
Она собиралась посидеть у бассейна, но забыла шляпу и как раз шла за ней в номер, когда столкнулась с поющей горничной. Потребность вспомнить название так сильно завладела ею, что она на какое-то время забыла о цели своего возвращения.
Что-то тут не так.
Надо обязательно взглянуть на горничную.
Грейс быстро пошла в том направлении, куда скрылась женщина. На углу она снова услышала пение, правда, очень тихое. Ее опять охватило желание сосредоточиться на мелодии. Но она была готова к этому. И подавила желание, мягко, но уверенно. Оно и исчезло.
Грейс завернула за угол и увидела горничную. Та ждала грузовой лифт. Густые волосы в мелких кудряшках мешали разглядеть ее профиль. Глаза скрывали темные очки в массивной оправе. Ее движения были энергичными и в то же время грациозными. Она буквально излучала энтузиазм, характерный для человека, который любит свою работу. Судя по всему, ей не требовалось прилагать усилия, чтобы двигать тележку. Она справлялась с ней без труда.
Грейс переключилась на другое восприятие. Аура горничной ярко мерцала. По ней проходили волны незнакомой, но исключительно мощной паранормальной энергии. Однако остальные элементы профиля оказались сложными для понимания. Что-то с профилем было не так. В нем не было той темноты, что отличала людей из «Найтсшейд», однако частота пульсации энергии была рваной и хаотичной.
Может, горничная и любит свою работу, но у нее серьезные проблемы с психикой.
Кто бы говорил, подумала Грейс. Она сама целый год не могла прикоснуться практически ни к одному человеку.
Дверь номера по другую сторону от грузового лифта открылась. Вышла пара.
Горничная запела в голос, и он поплыл по коридору на крыльях энергии. Каждая нота была кристально чистой. Грейс чувствовала, что пение нацелено не на нее, однако она с трудом противостояла желанию впитывать в себя каждый звук, разливавшийся в воздухе.
Пара прошла мимо женщины, не обратив на нее внимания. Постояльцы в большинстве своем всегда игнорируют гостиничный персонал, подумала Грейс, но только не поющую горничную с великолепным голосом. Лица мужчины и женщины были абсолютно пустыми.
Двери лифта открылись. Прозвенел звонок, замигала стрелка, указывающая, что кабина движется вверх. Горничная втолкнула тележку в лифт. Двери закрылись, пение оборвалось. Грейс заметила, что пара оживилась и засуетилась. Женщина заморгала и посмотрела на своего спутника.
— У меня на одиннадцать назначена процедура в спа-салоне, — сказала она. — А ты когда вернешься с гольфа?
— Часов в пять, не раньше, — ответил мужчина.
— Тогда я пойду по магазинам.
Они вежливо раскланялись с Грейс и продолжили свой путь к лифтам для постояльцев.
Грейс дождалась, когда они скроются из виду, и только после этого открыла дверь на лестничную клетку. Наверху было еще два этажа, пятый и шестой.
Она поднялась по бетонной лестнице на два пролета и прислушалась. По ту сторону, в коридоре, никаких звуков не было. Она осторожно открыла дверь и огляделась. Никого.
Тогда Грейс поспешила на следующий этаж и замерла у двери. Пульсация музыки была интенсивной, хотя пение было практически не слышно.
Она открыла дверь и вошла в коридор как раз в тот момент, когда поющая горничная зашла в какой-то номер. Тележку же она оставила снаружи. Аура женщины ярко пылала. Вопреки заведенному в гостинице порядку она не оставила дверь номера открытой. А плотно закрыла ее за собой.
Грейс посмотрела на дверь ближайшего к ней номера и стала считать. У нее в крови бурлил адреналин. Если она не ошиблась, то горничная зашла в шестьсот четвертый, номер Юбэнкса.
Какова вероятность, мистер Джонс?
Что бы здесь ни происходило, это имеет огромное значение. Грейс в этом не сомневалась. Вопрос только в том, что делать дальше. Лютер бы подсказал, но его нет рядом. Хороший полевой агент должен уметь принимать самостоятельные решения.
Ей ничего не стоит пройти мимо номера, в котором скрылась поющая горничная, и убедиться, что это точно шестьсот четвертый. Ее карьере в «Джонс и Джонс» очень повредит, если она напортачит в таком важном деле.
Грейс шла по коридору медленно, без спешки, в руке она держала карточку-ключ, как будто направлялась к своему номеру. Однако других постояльцев вокруг не было.
В дальнем конце коридора появилась еще одна горничная с тяжелой тележкой. Она остановилась перед каким-то номером и постучала.
— Уборка номеров! — громко произнесла она.
Горничная с оперным голосом совершила еще одну ошибку, вдруг сообразила Грейс. Она вошла в номер, не постучав и не заявив о своих намерениях, как будто знала, что постояльца внутри нет.
Грейс приблизилась к тележке поющей горничной. И посмотрела на закрытую дверь: шестьсот четвертый.
Она пошла дальше, прикидывая, что предпринять. По логике, опытный, независимо мыслящий агент «Джонс и Джонс» должен бы притаиться где-нибудь поблизости, а потом, когда горничная выйдет из номера Юбэнкса, проследить за ней. Ведь им как-никак дано задание наблюдать.
А еще нужно срочно известить Лютера о том, что какая-то женщина — неясно, горничная или посторонняя, — с паранормальным даром высокого уровня зашла в номер одного из членов «Найтсшейд».
Она достала мобильный телефон и быстро набрала сообщение: «Одаренная зашла в н-р Ю. Наблюдаю».
Затем убрала телефон в сумочку и огляделась вокруг в поисках уголка, где можно было бы спрятаться и дождаться, когда певица выйдет в коридор. Но по обе стороны были только ровные стены с дверями. Коридор заканчивался перекрестком с другим коридором. У нее есть два варианта: либо вернуться туда, откуда она пришла, и спрятаться на лестничной клетке, либо дойти до конца коридора, завернуть за угол и ждать, когда дверь шестьсот четвертого откроется.
Грейс выбрала вариант с лестничной клеткой — так ближе. Она прошла мимо номера Юбэнкса и уже была у лестницы, когда почувствовала какое-то движение позади себя. Обернувшись, она увидела, что другая горничная решительно катит свою тележку к шестьсот четвертому.
Переключившись на другое восприятие, она изучила ауру женщины. Она оказалась обычной для неэкстрасенса, но по ней было видно, что горничная раздражена. По какой-то причине ее встревожила чужая тележка, возможно, коридор был ее территорией.
Грейс вдруг охватила твердая уверенность в том, что горничной не следует вступать в конфликт с женщиной, скрывшейся в шестьсот четвертом.
Поддавшись импульсу, она поспешила назад, но горничная уже стучалась в номер. Не дожидаясь ответа, она вставила карточку-ключ в замок, толкнула дверь и шагнула внутрь. Она была вся напряжена, ее аура свидетельствовала о растущем недовольстве.
— Кто вы? — возмущенно осведомилась она. — Это мой этаж, и я на сегодня не вызывала помощников. Вы, наверное, новенькая.
В номере зазвучало пение, такое интенсивное и наполненное таким мраком, что Грейс стало страшно. Казалось, что надвигающаяся тоска вот-вот раздавит ее своей тяжестью. Это колоратурное сопрано, этот чистый и чарующий голос нес в себе мощь и ярость.
Аура другой горничной запульсировала от ужаса. Женщина попятилась и полуобернулась, будто собираясь бежать. Но вместо этого она застыла как вкопанная, а затем сделала шаг к погруженному в полумрак дверному проему шестьсот четвертого. Казалось, ее тянет некая невидимая цепь.
Энергия пения действовала на паранормальный спектр. Грейс чувствовала, что ее тоже затягивает в номер, хотя интуитивно знала, что энергия направлена на горничную, а не на нее.
Женщина, введенная мелодией в транс, сделала еще один шаг к проему. Еще мгновение — и она скроется в номере.
— Подождите! — громко сказала Грейс в надежде, что ее командный голос разрушит чары музыки. — Стоять. Туда не ходить.
Горничная проигнорировала ее окрик. Из ее ауры исчезла нормальная пульсация. Грейс с ужасом наблюдала, как она становится все более нестабильной и хаотичной. И на все это накладывалась паника. Женщина понимала, что ее тянут к пропасти, но остановиться не могла.
Грейс рванулась вперед, раскрыв свое восприятие на максимум. В коридоре музыка была слышна не очень хорошо, но ее управляемая сила, казалось, заполняла все видимое пространство.
Ей уже давно не приходилось делать то, что она собиралась сделать. Однако она помнила, как ее восприятие неизбежно отреагирует на это действие. Будет больно.
Приготовившись к шоку, который обязательно вызовет контакт с другим человеком, Грейс схватила горничную за плечо, дернула ее на себя и одновременно выпустила энергетический залп на той же частоте, что и вселяющая страх мелодия, — так она попыталась защититься от певицы ее же собственной энергией.
Ее пронзила боль. Тонкая ткань гостиничной униформы не стала даже слабой преградой при соприкосновении. Грейс стиснула зубы, но плечо женщины не выпустила.
Обе по инерции попятились, а потом, споткнувшись обо что-то, упали на пол. Грейс откатилась в сторону, стремясь разомкнуть контакт с горничной.
Встав на четвереньки, она обратила взгляд в открытый дверной проем шестьсот четвертого.
Шторы были плотно сдвинуты, поэтому в помещении царил полумрак. Певица стояла около кровати, из ее открытого рта вылетали последние звуки чудовищной арии. Темнота, очки и лохматый парик — все это мешало разглядеть ее лицо. Но восприятие Грейс работало в полную силу. И она без проблем увидела в ауре женщины нарастающую ярость.
Горничная запела новый пассаж. Каждый звук обрушивался на Грейс мощной взрывной волной. Ее сопротивление слабело под этим смертельным натиском. Ей уже стало трудно дышать. Сердце бешено стучало. Коридор закачался перед глазами.
Инстинктивно она собрала всю свою энергию и, введя ее в режим противофазы, отгородилась от певицы. Коридор перестал шататься. В голове прояснилось.
Ярость в ауре женщины возросла, но сила воздействия ослабла. Взятая ею кристально чистая нота вдруг дала трещину.
— Кто ты? — завопила певица. — Как ты посмела мешать моему исполнению?
Грейс с трудом встала на ноги рядом с неподвижной горничной.
— Ты собиралась убить ее.
— Эта дура заслужила свою смерть. Влезла куда не следует.
— Я тоже тебе мешаю, — сказала Грейс. — Ты и меня убьешь?
— Да.
В устах другого человека это короткое слово прозвучало бы как вопль. Но в устах певицы оно превратилось в темный, умело управляемый сгусток энергии, которая должна была вышвырнуть Грейс из номера. Звук был настолько мощным, что Грейс стало больно. Она почувствовала, как сердце снова стучало в груди.
Она противостояла этому натиску всей имевшейся у нее энергией. И не безрезультатно. Певица взяла еще более высокую ноту, очевидно, пытаясь компенсировать сопротивление. Рано или поздно она привлечет внимание своим пением. Ведь наверняка в соседних номерах кто-то есть. Не все же постояльцы ушли на пляж или в салон, или в гольф-клуб.
Однако ни одна дверь в длинном коридоре не открылась. Казалось, никого не интересует, откуда доносится пение. Грейс осенила ужасная догадка. Вероятно, все, кто его слышит, считают, что это фоновая музыка, звучащая во всей гостинице.
Чистейшие звуки в буквальном смысле душили Грейс. Она с ужасом поняла, что перестала вдыхать воздух. Приближалась предсмертная агония. Ей казалось, что она тонет в невидимых водных глубинах.
«Дыши! — велела она себе. — Ты умрешь, если не будешь дышать».
Из последних сил она собрала жалкие остатки энергии. Смертоносное действие пения ослабло.
С трудом преодолевая головокружение, Грейс сделала первый судорожный вдох, затем еще один. Она не могла позвать на помощь, сил хватало только на вдохи и выдохи. Наконец в жаждавшем кислорода организме пробудилась воля к жизни. Она не для того пережила смерть матери, существование в приемной семье, ужас улиц и поединок с Мартином Крокером, чтобы умереть от рук какой-то дивы-убийцы.
Грейс заставила себя сконцентрироваться. В ауре певицы наблюдались все признаки нестабильности. Мало того что женщина и раньше была не в себе, сейчас она находилась на грани помешательства. И причиной этого могла стать ярость, вызванная сопротивлением Грейс.
«Надави на нее чуть сильнее, — подумала она. — Иначе ты умрешь прямо здесь, в коридоре».
Грейс так и сделала, и ее сопротивление тут же возымело эффект. Аура певицы потемнела и хаотично замерцала яростью. Она теряет эмоциональный контроль. Это наверняка повлияет на ее способность управлять голосом, подумала Грейс. Она где-то читала, что профессиональные оперные певцы считают излишнюю эмоциональность во время пения губительной. Логика этого утверждения очевидна. Трудно, если не невозможно сохранять полный контроль над голосом, когда грудь или горло сдавливают спазмы, вызванные либо яростью, либо слезами, либо страхом.
Тут Грейс сообразила, что и сама может столкнуться с такой же проблемой. Если она не подавит зарождающуюся в ней панику, то потеряет контроль над собой. Надо думать о чем-то еще, кроме надвигающейся смерти.
Лютер.
Имя несет в себе силу, если человек, носящий это имя, связан с другим человеком прочными узами. Энергия, влившаяся в Грейс, когда она произнесла имя Лютера, показала ей, как важен он для нее.
Певица издала вопль. Иным словом назвать этот звук было нельзя. Однако вопила она не от страха, а от дикой ярости. И очень высокая нота звучала фальшиво.
Грейс обнаружила, что снова может двигаться. Она машинально заткнула пальцами уши. Сила вопля и острота боли стали слабее.
В это мгновение по коридору разнесся новый звук — отчетливое звяканье, обозначающее прибытие лифта.
Певица, вероятно, тоже услышала его и поняла, что сейчас на этаже появятся люди. В ее ауре явственно проявились признаки панического страха. Женщина вплотную приблизилась к грани, за которой начиналось помешательство. Она бросилась на Грейс, выставив перед собой руки с согнутыми, похожими на когти пальцами.
Грейс отскочила в сторону, за тележку, и стала шарить на верхней полке в поисках какого-нибудь предмета, который можно было бы использовать как оружие. Ее рука наткнулась на метелку для пыли.
Певица попыталась обогнуть тележку, но споткнулась о лежавшую без сознания горничную и, упав, распласталась на полу. Грейс толкнула на нее тележку, но тяжелая конструкция далеко не уехала.
Певица быстро вскочила на ноги. Ее рот открылся. Но из горла ее вырвался только сдавленный хрип.
Она оглянулась туда, где был лифт. Двери уже начали разъезжаться в стороны. Логика, а может, ее собственный инстинкт самосохранения, помогла ей подавить ярость. Она бросилась прочь, пробежала мимо Грейс и скрылась за поворотом.
Грейс ждала, сжимая метелку, но пения слышно не было.
Она сделала глубокий вдох, выдохнула и пошла к горничной, которая уже начала приходить в себя. Что-то хрустнуло у нее под ногой. Приглядевшись, она увидела на ковре осколки стекла. От стакана для воды на верхней полке тележки осталось только донышко, стенки же осыпались на пол.
Сообразив, что дверь шестьсот четвертого все еще открыта, Грейс поспешно закрыла ее. Внутренний голос подсказывал ей, что Фэллон хотел бы, если возможно, сохранить этот инцидент в тайне.
Грейс склонилась к горничной.
— Вы в порядке? — озабоченно спросила она.
— Да, наверное. — Горничная устремила на нее затуманенный взгляд. — У меня был обморок?
— Да. Не вставайте. У лифтов есть местный телефон. Я позвоню менеджеру.
— Со мной все в порядке, честное слово. Наверное, просто немного переутомилась. День был длинным.
— Это точно.
С горничной все будет в порядке. Ее аура вернулась в нормальное состояние. Грейс машинально вытянула руку, намереваясь дружески похлопать женщину по плечу. В последний момент она вспомнила, как обожгло ее ладонь, когда она отдернула женщину от дверного проема. Боль ушла, однако она не рискнула прикасаться к ней. Понадобятся дни, а может, и недели, чтобы прийти в себя.
И вернуться в нормальное состояние.
— Черт, — прошептала она. — Черт, черт, черт!..
Она встала и пошла по коридору к телефону.
