Глава 13

На следующее утро Тэтчер во всем своем герцогском великолепии отбыл из дома, но направился сначала не к ювелирам «Рандел и Бридж», услугами которых предпочитала пользоваться аристократия. Туда он успеет заехать позднее, потому что ему всю ночь не давало спать признание его матушки, вернее, ее совет.

Соблазнение. Он начинал подумывать, уж не заканчивали ли его мать и принцесса Джамилла один и тот же институт благородных девиц, в котором готовили к светской жизни. Однако если ему было желательно доказать Фелисити, что она прежде всего заслуживает любви и что страсть важнее, чем какая-то герцогская диадема, то следовало завершить процесс соблазнения, начало которому уже было положено.

Но дело было не только в том, чтобы научить Фелисити уму-разуму, здесь была затронута также его гордость. В конце концов, он по-прежнему оставался Стерлингом.

Если он намерен провести всю оставшуюся жизнь с этой своевольной, упрямой, властной малышкой, то ему было желательно знать наверняка, что она предпочла его, Тэтчера, непритязательного ливрейного лакея, всем титулам и богатству, которые мог предложить герцог.

Если она сделает выбор так, как подскажет сердце, то им, возможно, удастся извлечь уроки из того, что пытался внушить в своих письмах дедушка и с чем была согласна его мать: не позволить обязательствам перед обществом и внешним приличиям возобладать над велениями сердца. Если Фелисити поймет это, то появится реальный шанс обрести счастье.

Разумеется, в том случае, если она, как предупреждал Джек, не отстрелит ему гениталии за все его хлопоты.

Чтобы его план сработал, ему было необходимо идеальное место действия, что предусматривало присутствие Фелисити на маскараде у Сетчфилдов. А для того чтобы Фелисити смогла пойти туда, требовалось немного везения и очень много герцогского своевластия.

Деревянные молоточки для игры в пэлл-мэлл и связка старых книг в этом не помогут.

Поэтому в раззолоченной карете с герцогским гербом, сияющим в слабых лучах зимнего солнца, он отправился не к Кому-нибудь другому, а к мистеру Арчибальду Эллиоту, поверенному. Вчера вечером он приказал мистеру Гиббензу разыскать к утру контору этого человека, и когда забрезжил рассвет, его расторопный секретарь уже знал не только адрес конторы, но и список самых высокопоставленных клиентов этого человека, включавший старинного приятеля его и Джека, Александра Денфорда, барона Седжуика, а также брата Джека герцога Паркертона.

Все это значительно упростит его задачу, думал Тэтчер, подъезжая к респектабельному дому мистера Эллиота.

Когда они прибыли, его лакей широко распахнул перед ним дверь, и Тэтчер, войдя в помещение, остановился посередине комнаты, с одного взгляда оценив обстановку.

Приемная мистера Эллиота не была перегружена мебелью и отличалась отменным порядком, чего и следовало ожидать от человека, который, как выразился мистер Гиббенз, был чрезвычайно экономным и славился большой осмотрительностью во всем, что касалось дел его клиентов. В приемной за длинным письменным столом работали два клерка, которые, судя по всему, считали своей первейшей обязанностью защищать хозяина от любых посягательств.

Очевидно, оба они никогда в жизни не видели собственными глазами настоящего живого герцога.

– Я Холлиндрейк! – заявил он, принимая позу, которую, насколько он помнил, не раз принимал его дедушка. Когда он был мальчиком, ему казалось, что эта поза напоминает проголодавшегося льва, который лениво посматривает, нет ли поблизости какой-нибудь зазевавшейся незадачливой дичи, которую можно было бы без особых усилий схватить в когти.

Оба клерка вскочили со своих стульев.

– Холлиндрейк? – пискнул тот, что повыше. – Не думаю, что хозяин назначал встречу…

Тэтчер снял перчатки и позволил рубину и бриллианту, украшавшим его перстень-печатку, сверкнуть в скудно освещенной комнате.

– Вы, наверное, не поняли, кто я такой. Я герцог Холлиндрейк, – сказал он и, прищурив глаза, взглянул на первого парня. – Мне нет необходимости назначать встречу.

Сутулый белобрысый клерк побледнел еще больше, сравнявшись по белизне с собственным галстуком.

– Нет-нет, ваша светлость. Разумеется, вам нет необходимости… – пробормотал он. – Я просто…

К счастью для него, дверь в офис Эллиота в это мгновение открылась, и оттуда появился хозяин собственной персоной.

– Мистер Фишман, что означает… – Он, естественно, замолчал, недоговорив фразы, при виде явно высокопоставленной персоны в своей конторе.

– Вас желает видеть герцог Холлиндрейк, сэр, – пробормотал тот клерк, что пониже ростом, и торопливо укрылся за спинкой стула.

Но Арчибальд Эллиот не зря обзавелся аристократической клиентурой.

– Примите мои извинения, ваша светлость. Я не ожидал вашего визита, – сказал он, бросая укоризненные взгляды на своих работников, как будто неожиданность его визита объяснялась исключительно их недосмотром. Одним жестом убрав с дороги своих клерков, он провел Тэтчера в свой теплый личный офис.

Пусть клерки работали в необогреваемой приемной, обходясь одной свечой на двоих, в личном офисе мистера Эллиота было тепло и уютно и все говорило о том, что дела юридической конторы процветают: письменный стол красного дерева, толстый турецкий ковер, лампа на столе, высокие напольные часы в углу. Одна из стен была целиком занята книжными полками. Эллиот жестом предложил Тэтчеру сесть в большое кожаное кресло напротив письменного стола, а сам, не задавая вопросов, направился к бару в углу, отпер его и извлек из его недр графин и два сверкающих хрустальных бокала.

Жидкость в нем, судя по насыщенному янтарному цвету, могла быть только шотландским виски, подумал Тэтчер. Причем, если судить по слою пыли, говорившему о том, что бутылка крайне редко появляется на столе, это было лучшее виски из запасов Эллиота. Он налил неожиданному гостю щедрую порцию напитка.

– Ваша светлость, ваш визит ко мне – большая честь. Но вы могли бы прислать записку, и я почел бы за честь избавить вас от необходимости…

Тэтчер остановил его жестом.

– В этом не было надобности. Когда у меня есть настроение, я предпочитаю принимать личное участие в решении своих дел.

– Ну разумеется. В таком случае приступим к делу, – сказал Эллиот, придвинув к себе лист бумаги и выбрав перо.

– Я здесь по делу одной молодой леди, – начал Тэтчер. Перо опустилось на пресс-папье, и Эллиот покраснел.

– Ваша светлость, ваш собственный поверенный мог бы с большим успехом…

– Эта леди – ваша клиентка.

Мистер Эллиот покачал головой:

– Я обычно не веду дел с…

Тэтчер выгнул бровь и просверлил грозным взглядом смущенного поверенного.

Потребовалось всего мгновение, чтобы поверенный понял, о ком идет речь.

– Вы имеете в виду дочерей лорда Лэнгли?

– Именно так, – сказал в ответ Тэтчер. – Вы разблокируете их финансовые средства. Немедленно.

– Ничего подобного я не сделаю, – с жаром произнес поверенный.

Тэтчеру пришлось отдать должное этому мистеру Эллиоту. Он умел держать удар. Но сколько бы он ни хорохорился, он вскоре почувствует себя в положении лосося на крючке, которого осталось подхватить сачком и бросить на сковородку.

– Уверен, что вы это сделаете, причем готов поклясться, что сделаете это с готовностью, – улыбнулся Тэтчер. – Молодые леди желают провести сезон в Лондоне, так что, судя по всему, в этом назрела необходимость.

– Необходимость! – презрительно фыркнул поверенный. – Пустая трата денег, вот что это такое. Не знаю, как удалось мисс Лэнгли убедить вас прийти сюда и просить за нее, но денег я ей не дам. Не дам до ее совершеннолетия – и то под большим давлением. Как я догадываюсь, именно поэтому вы здесь. Наверное, эта упрямая девчонка долго приставала к вам с просьбой прийти сюда, чтобы просить за нее. Я вас понимаю, ваша светлость, но со временем вы, как и я, выработаете иммунитет к ее уловкам.

– Все совершенно не так, сэр. Эта леди не знает, что я здесь. Кстати, лично меня ее целеустремленность восхищает.

Достав носовой платок, поверенный протер стекла очков и, водрузив их на место, снова пристально посмотрел на Тэтчера. Видимо, убедившись, что передним всего-навсего избалованный болван, он продолжил свою речь, как будто отчитывал одного из своих клерков:

– Особы вроде мисс Лэнгли в финансовых вопросах не разбираются. Им бы только бегать по магазинам да тратить деньги. А для чего? Чтобы выйти замуж за какого-нибудь тщеславного болвана. – Он откинулся на спинку стула и сложил на груди руки. – Это все равно, что бросать деньги на ветер.

– Может быть, это и так, – сказал ему Тэтчер, наклоняясь вперед, – но вы, возможно, смотрите на это в неправильной перспективе. – Пока Эллиот собирался с мыслями, чтобы возразить ему, Тэтчер продолжил: – Если мисс Лэнгли возьмет свои деньги и разумно инвестирует их, а по истечении трех месяцев получит не только солидную прибыль, но и столько денег, что этой леди никогда уже не придется думать о собственной безопасности, вы бы тоже сочли ее планы глупыми?

Эллиот нахмурил лоб:

– Я не высказываю предположений, тем более, когда речь идет об интересах моих клиентов.

– Не сомневаюсь. Но если бы так случилось и доходы леди за три месяца – нет, скажем лучше, за неделю – превзошли бы самые фантастические пределы, вы и тогда остались бы при своем мнении?

Эллиот презрительно фыркнул:

– У меня нет склонности к фантазиям, ваша светлость. Я человек дела. Но если – хотя это весьма сомнительно – у мисс Лэнгли была бы реальная возможность сделать подобное капиталовложение, я бы, возможно, рассмотрел этот вопрос.

– Отлично! Потому что такой удобный случай ей представился, – сказал Тэтчер.

Поверенный покачал головой:

– Но это невозможно.

– Ошибаетесь. Потому что как только вы разблокируете ее финансовые средства, она займет должное место в обществе и до конца текущей недели станет герцогиней, и ее будущее будет обеспечено так надежно, что наследство ее батюшки покажется сущим пустяком по сравнению с богатствами, которые окажутся в ее распоряжении.

– Герцогиней? Но только какой-нибудь болван мог бы… – начал было говорить поверенный, но замолчал, и глаза у него округлились от удивления. – Нет, ваша светлость. Уж не хотите ли вы сказать, что вы…

– Хочу. Но ее деньги должны быть разблокированы таким образом, будто она добилась этого сама. Если вас тревожит возможный риск, то у меня тут заготовлен документ, в котором указывается, что я возмещу все ее расходы, если вдруг она откажет мне, когда я посватаюсь.

Поверенный пристально вгляделся в Тэтчера и вздохнул. Тэтчер был уверен в том, что Эллиот капитулирует – ведь теперь, когда Тэтчер гарантировал целостность ее наследства, он ничем не рисковал.

Однако, к его удивлению, Эллиот отказался:

– Нет, сэр. У меня есть долг перед лордом Лэнгли. Я сделаю для его дочерей то, что сделал бы для собственных девочек. Я не разблокирую ее деньги, потому что, если она вам откажет, дверь конюшни будет открыта, если вы понимаете, что я имею в виду. И мне никогда больше не удастся заставить эту девчонку соблюдать финансовую ответственность.

Тэтчер должен был признать, что мистер Эллиот был человеком весьма сообразительным. К тому же он явно хорошо знал Фелисити.

Однако у него все еще была на руках одна козырная карта.

– Сэр, у вас изысканная клиентура, – сказал Тэтчер, поглядывая на кольцо-печатку и вновь принимая дедушкину излюбленную позу утомленного льва. – Кажется, к числу ваших клиентов относится барон Седжуик?

– Да, да, лорд Седжуик доверяет моему суждению и консультируется со мной по поводу всех своих сделок.

– И герцог Паркертон тоже, – продолжил Тэтчер, назвав имя брата Джека.

– Да, – подтвердил Эллиот, ерзая на стуле.

– Все они мои близкие друзья. Мне очень не хотелось бы, чтобы они отказались от юридических услуг вашей конторы….

– Но это сущий произвол, ваша светлость!

Тэтчер пожал плечами:

– К этому можно добавить несколько замечаний, высказанных в «Уайтсе» таким образом, чтобы их услышали все присутствующие…

– Неслыханное дело! Да ведь вы меня уничтожите!

– Печально, но это так. Вы останетесь абсолютно без клиентуры. И тогда вам наверняка будет не по карману подобное виски, – заметил Тэтчер, осушив свой стакан. Он улыбнулся. – Разблокируйте деньги, Эллиот, и вам не о чем будет тревожиться. – Он поднялся и щелчком сбил воображаемую пушинку со своего рукава.

Эллиот тоже поднялся.

– Ничего хорошего из этого не выйдет. Она истратит деньги до конца недели.

– Но до конца недели она станет герцогиней Холлиндрейк, и это не будет иметь никакого значения.

Эллиот снова нахмурил брови, потому что такая возможность, видимо, внушала ему большее беспокойство, чем потеря всей его клиентуры.

– Она станет абсолютно невыносимой, – предупредил он.

– Я очень на это надеюсь, – сказал ему Тэтчер. – Здесь у меня заготовлен предварительный список того, что требуется. Я осмелился взять на себя заботу о том, чтобы обеспечить прислугу и благоустройство дома. Ну а остальное, вроде кредита у портнихи и прочих необходимых вещей, я оставляю в ваших умелых руках.

– Попомните мои слова: вы совершаете большую глупость, – сказал Эллиот, лицо которого побагровело от негодования, когда он увидел, что список потребностей занимает не одну, а целых четыре страницы. – Если бы она была моей дочерью…

– Так у вас есть дочь? Скажите, мисс Эллиот принята в обществе?

Такой сугубо личный вопрос, казалось, возмутил поверенного. Он входил в мельчайшие подробности дел других людей, но не привык к тому, чтобы его собственные дела подвергались столь же пристальному вниманию.

– Да, конечно, но исключительно в наших ограниченных кругах, – сказал он. – Однако у нее нет таких смехотворных ожиданий, какие, судя по всему, питает мисс Лэнгли…

– У мисс Эллиот есть сестры, которые тоже не приняты в обществе?

У поверенного задвигались желваки на скулах.

– Четыре, ваша светлость.

– У вас пять дочерей на выданье? – присвистнул Тэтчер. – Неудивительно, что вы столько работаете. Но скажите мне, почему ни одна из них не вышла замуж?

Вопрос был такой бесцеремонный, такой личный, что Эллиот чуть не утратил дар речи.

– Они скромные молодые леди. И не привыкли скакать и выделывать кульбиты…

Тэтчер не дал ему договорить до конца:

– Может быть, если бы вы немного раскошелились и позволили девочкам выйти из конюшни, как вы недавно изволили выразиться, у них, возможно, появился бы шанс найти жениха…

– Боже мой, сэр, вы говорите совсем как моя жена, – вставил свое слово Эллиот, оправившись от шока.

Вероятнее всего, это замечание замышлялось как оскорбление, однако Тэтчер лишь усмехнулся:

– Возможно, мистер Эллиот, вам следовало бы почаще прислушиваться к тому, что говорит ваша жена.

– Учитывать мнения моей жены? Вы сошли с ума!

Тэтчер направился к двери, но остановился, взявшись за дверную ручку.

– Возможно. А может быть, и нет. Я предлагаю вам сделку, Эллиот. Вы даете деньги сестрам Лэнгли и следуете моим инструкциям в соответствии с этим списком, – и он указал на перечень, который поверенный все еще сжимал в руке, – а я приглашу вас, вашу жену и всех пятерых дочерей на бал, который моя тетушка устраивает в конце недели. Я также попрошу свою матушку получить рекомендации для молодых леди. У нее настоящий талант устраивать подобные дела. – Он снова взглянул на свой перстень, потом перевел взгляд на поверенного. – А еще я советую вам встретиться с мисс Лэнгли и умолять ее простить вас за ваше упрямство, а также помочь вам найти для ваших дочерей подходящих женихов.

– Вы хотите, чтобы я просил…

Тэтчер покачал головой:

– Нет, я посоветовал вам «умолять ее». Если потребуется, даже пресмыкаться перед ней. Представьте себе, любезный, дом без дочерей. Подумайте о покое и финансовой свободе, которую вы могли бы получить. Если вам удастся расположить ее к себе, вы поймете, что в мисс Лэнгли ваше спасение. Не пройдет и месяца, как она найдет женихов для ваших дочерей.

Это были доводы, которые Эллиот мог понять. И он уцепился за них с упорством терьера.

– А какая тишина наступит в доме, – мечтательно произнес он.

– Как в могиле, – прошептал в ответ Тэтчер.

Поверенный даже глаза полузакрыл, обдумывая столь заманчивый поворот судьбы. Но, как положено хорошему законнику, он не мог упустить ни одной мелочи.

– А когда мисс Лэнгли спросит, чем вызвана такая неожиданная перемена, что я ей скажу?

Тэтчер кивнул. Правильно. Фелисити с недоверием отнесется к такой неожиданной перемене.

– Скажите, что вас вдохновила на это принцесса Джамилла.

Брови Эллиота снова сошлись на переносице.

– Какая принцесса?

– Джамилла. Не беспокойтесь, вы ее сами увидите, когда приедете с визитом. – Тэтчеру даже захотелось увидеть собственными глазами реакцию Эллиота на Джамиллу, вплывающую в комнату. – И еще, Эллиот, чуть не забыл…

– Да, ваша светлость.

Тэтчер был готов поклясться, что уловил в его голосе раболепные нотки.

– Пришлите-ка мне ящичек этого виски. За мои, так сказать, хлопоты.

Не прошло и часа, как в дверь «позаимствованного» дома Лэнгли позвонили, и Фелисити сбежала вниз по лестнице. Правда, они, конечно, никого не ждали.

Кроме Тэтчера, но он не стал бы звонить в парадную дверь. Она взглянула на дверь и плотно стиснула губы. С тех пор как вчера он в ярости выбежал из дома, она чувствовала себя как на иголках, ожидая его возвращения.

Если он вообще вернется. Еще хуже было то, что она провела беспокойную ночь. Ей мешали заснуть разбуженные им страстные чувства. Она представляла себе, как он прикасается к ней, как целует ее, как входит в нее и ее тело дрожит от желания.

«Ах, если бы только…» – думала она.

Однако этот человек нынче утром даже не явился на работу – правда, он никогда не отличался пунктуальностью, – но, к ее удивлению, вместо него прибыли три лакея, четыре служанки, помощник поварихи и не кто иной, как дворецкий. Все они, как подобает, постучались в кухонную дверь и объяснили, что их наняли на работу и что зарплата им выплачена за квартал вперед.

А Тэтчер так и не появился.

Поэтому, когда позвонили в парадную дверь, Фелисити в мгновение ока спустилась по лестнице в надежде, что это вернулся ее удивительный возлюбленный. Но, опередив ее, дверь открыл их новый дворецкий Роллингз.

На пороге стоял мистер Эллиот собственной персоной. При виде их скупого поверенного у нее защемило сердце.

– Мисс Лэнгли! – улыбаясь ей, воскликнул он. Фелисити сразу же насторожилась, тем более что радостное выражение физиономии этого человека удивительно напоминало морду Брута, узревшего особенно привлекательную пару ботфортов. – Я вижу, обслуживающий персонал уже прибыл. Отлично, – сказал он, хлопнув в ладоши, и отдал Роллингзу свою шляпу, перчатки, плащ и трость. – Нам нужно урегулировать вопросы об аккредитивах и еще кое о чем, так, чтобы вы смогли экипироваться должным образом. Я правильно выразился, не так ли? – Он снова улыбнулся, и Фелисити отступила на шаг в сторону, пропуская его к лестнице. – Ваша гостиная, кажется, находится, на втором этаже?

Она кивнула и последовала за ним. Аккредитивы? Может, ее сбило телегой, а она этого не заметила? Или, возможно, сбило телегой самого мистера Эллиота?

Догнавшая их на следующей лестничной площадке Талли шепнула ей на ухо:

– А он что здесь делает?

– Похоже, что от его щедрот мы обзавелись новым штатом прислуги.

– Я этому не верю, – саркастически заметила Талли. Фелисити кивнула, соглашаясь с ней:

– Какая-то бессмыслица. Но я намерена докопаться до правды.

Когда они вошли в комнату, Пиппин вскочила на ноги с банкетки у окна, а тетушка Минти продолжала дремать в кресле, и ее легким похрапываниям вторили похрапывания Брута, тоже дремавшего в своей корзинке у ног этой леди.

Мистер Эллиот, не теряя времени, перешел к делу:

– Мисс Лэнгли, я пришел к вам сегодня с открытым сердцем.

С открытым сердцем? Да этот человек и понятия не имеет, что это такое!

– Мне хотелось узнать, каким образом я могу помочь вам, будучи связанным распоряжениями вашего отца…

– Он никогда не пожелал бы, чтобы мы жили в нищете, – сердито заявила Талли и хотела было продолжить, но Фелисити, строго покачав головой, ее остановила.

– Нет-нет, мисс Талли, но я блюститель закона и никогда не пойду против желаний, высказанных моим клиентом.

– Вы получили какие-нибудь вести от нашего отца? – спросила Фелисити, потому что только этим можно было бы объяснить внезапную перемену в поведении поверенного.

– Не совсем так… – сказал он, но не успел продолжить, так как в это мгновение в комнату вплыла Джамилла. Она была все еще в утреннем дезабилье: поверх ночной сорочки – произведения искусства из черного кружева, шелка и атласа – был накинут просторный капот, отделанный мехом.

– Дорогие мои, вот вы где! И уже принимаете гостей! – Она окинула взглядом мистера Эллиота и, судя по всему, его простой, но хорошего покроя сюртук, туго накрахмаленный белый галстук и начищенные до блеска сапоги произвели на нее благоприятное впечатление, потому что она улыбнулась той самой манящей улыбкой, которая причинила непоправимый ущерб не только браку Наполеона.

Мистер Эллиот вскочил и отвесил весьма изысканный поклон.

Кто бы мог подумать, что этот напыщенный крючкотвор обладает подобным искусством?

Ко всему тому мистер Эллиот был человеком обеспеченным, а одного этого было достаточно, чтобы Джамилла проявила к нему милостивое отношение.

– Принцесса Джамилла, – сказал он, – для меня большая честь увидеть вас снова, да еще так скоро.

– Снова? Так вы знаете нашу нянюшку? – спросила Фелисити.

– Нянюшку? – Мистер Эллиот снял очки и протер их, прежде чем еще раз взглянуть на эту роскошную экзотическую леди.

– Это скорее ласковое прозвище, а не профессия, – сказала Джамилла и, взяв поверенного за предплечье, усадила его рядом с собой на кушетку. – Но вы говорили что-то о нашей предыдущей встрече…

– Я знаю, что вы не ожидали увидеть меня снова, но мне хотелось убедиться, что вы одобряете то, как я выполнил ваши требования относительно этих молодых леди. Штат прислуги, а теперь вот я привез аккредитивы…

– Аккредитивы? – Джамилла подвинулась ближе. – Я, кажется, знаю, что это такое, хотя мой английский не всегда безупречен. Их используют для покупок в магазинах?

– Именно так, – сказал он ей, высвобождая свою руку из хватки Джамиллы и разглаживая помятый рукав. Он достал пачку документов. – Вот они. Они касаются и финансовых вопросов, и укомплектования штата обслуживающего персонала. Надеюсь, вы найдете их в полном порядке. – Однако, вместо того чтобы показать их Джамилле, он передал их Фелисити, хотя и чуть помедлил, прежде чем выпустить их из рук.

Заметив, с какой неохотой он расстается с документами, она вдруг поняла причину.

– Вы разблокировали деньги нашего отца!

У него нервно задергалось веко.

– Да, – сказал он, промокая взмокший лоб носовым платком, который вытащил из жилетного кармана.

– Вы хотите сказать, что мы теперь имеем доступ к нашим деньгам? – спросила Талли.

У него снова задергался глаз, но он ответил:

– Да. Надеюсь, вы найдете сумму более чем достаточной.

Фелисити перелистала документы, которые в конце концов оказались в ее руках, и поняла, что в их распоряжение передавалось все то, что всего две недели назад Элиот поклялся не отдавать им до совершеннолетия и пока они не наберутся ума-разума, да и то только через его труп.

Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Она вернула ему документы.

– Я этому не верю.

– Герцогиня, не будь дурочкой, – прошипела ее сестра и схватила документы, в которых заключалась их свобода, пока мистер Эллиот не оправился от какого-то помешательства, вызвавшего в нем столь чудесную перемену.

– Чем вызвана такая перемена настроения, сэр? – спросила Фелисити.

– Гм-м… У меня был неожиданный посетитель. – Он взглянул на Джамиллу, и его взгляд скользнул от ее сильно накрашенных глаз к ложбинке между грудями, оказавшейся как раз на уровне его носа. – И когда они… я хотел сказать, когда принцесса обратилась к моему чувству чести…

«Что за чушь он несет?» – подумала Фелисити, пытаясь сообразить, кто бы мог воспользоваться своим могуществом и влиянием, чтобы заставить поверенного разблокировать их деньги. Она поднялась с места и подошла к окну, увидев, как к дому подъезжают телеги, груженные мебелью, коврами и коробками. Если добавить прибывших утром слуг и провизию, которую начали доставлять еще на рассвете, то всему этому напрашивалось единственное объяснение.

Человеком, который мог сотворить такое чудо, был Холлиндрейк!

Но как мог герцог узнать об их финансовых проблемах?

– …а потом принцесса поведала мне об ужасных условиях, в которых вам приходится жить, и я, имея ее гарантию в виде имения вашего отца на случай перерасхода средств…

– О, Джамилла, ты сделала это для нас? – воскликнула Талли, бросаясь к бывшей нянюшке и обнимая ее, как дорогую близкую родственницу.

– Да, дорогие. Все это моих рук дело, – сказала эта леди, улыбаясь мистеру Эллиоту, как старому другу.

Фелисити закусила губу. Очевидно, Джамилла понятия не имела о том, что означает «гарантия в виде имения вашего отца». Потому что, знай она, что это такое, она не стремилась бы с такой готовностью пользоваться кредитом.

Поскольку Пиппин, Талли и Фелисити не относились к числу тех людей, которые смотрят дареному коню в зубы, они немедленно приступили к работе, заказывая платья и до позднего вечера делая покупки.

Каково же было их удивление, когда они неожиданно столкнулись с Тэтчером. Талли и Пиппин благоразумно ретировались, оставив сестру наедине с ним.

– Как ни странно, но мы получили деньги, – сообщила Фелисити после взаимных приветствий. – По словам мистера Эллиота, это произошло благодаря Джамилле.

Тэтчер скрестил на груди руки и внимательно посмотрел на Фелисити:

– Вы ему не верите?

– Я верю тому, что у нас есть деньги, но тому, что мы получили их благодаря Джамилле… Такому вздору может поверить разве что круглый дурак. – Она чуть помедлила и решила проверить свою теорию. – Талли и Пиппин думают, что это сделали вы.

Он взглянул на ее сестру и кузину, потом снова перевел взгляд на нее.

– А вы не считаете меня способным на такой поступок?

– Зачем бы вам делать это? Теперь я смогу бывать в обществе и встретиться с…

– И встретиться со своим герцогом, как положено герцогине, которой вы когда-нибудь станете, – сказал он, придвигаясь ближе, чтобы взять ее за руку. Она заменила свои красные шерстяные варежки красивыми кожаными перчатками, но, по правде говоря, простые варежки, связанные тетушкой Минти, были значительно теплее, чем элегантные перчатки, которые были на ней сейчас, так же как мозолистые широкие руки Тэтчера были теплее и мужественнее, чем руки изнеженные, не знающие физического труда. Нет уж, избалованным светским щеголем его не назовешь.

– Вы уверены, что это был не я? – Он придвинулся к ней еще ближе, так что его тепло стало согревать ее.

Она покачала головой:

– Как бы вы смогли это сделать? Да и зачем?

– Но это был я, Фелисити, – прошептал он ей на ухо. – Я могу дать тебе все, что пожелаешь, все, чего ты заслуживаешь.

Ее желания? Да уж, он помог ей узнать, чего она желает. И это были не только его поцелуи или те несколько мгновений за шторой, от которых дух захватывало, а и другие вещи, которые она любила, такие как радость, которую доставляет катание на коньках зимой, или удовольствие от чашечки горячего кофе по-турецки. И умение наслаждаться тем, что она почерпнула, путешествуя по разным странам, даже если это шло вразрез с правилами, принятыми в обществе.

– Поедем со мной, Герцогиня, – позвал он. – Поедем сию же минуту. Выходи за меня замуж.

Фелисити вырвалась из его объятий.

– Что-о?! – воскликнула она.

– Ты меня слышала. Выходи за меня замуж. Сегодня же. Я знаю священника, который сможет раздобыть для нас специальное разрешение. Мы могли бы обвенчаться сегодня же вечером, а завтра нас бы здесь уже не было. – Он снова шагнул к ней и обнял. – Ни один мужчина не сможет понимать тебя, как я. И любить тебя, как, я. Разве кто-нибудь смог бы заставить тебя почувствовать такое… – И он, не дожидаясь ее ответа, поцеловал ее. Он поцеловал ее нежно, страстно, заставляя сдаться ему безоговорочно…

В этом поцелуе, кажется, сосредоточилось все, чего она желала.

– Выходи за меня, Фелисити. У меня есть деньги. Достаточно для того, чтобы мы смогли на них прожить. Мы будем жить по своим правилам и поступать так, как захотим. Мы будем каждую зиму кататься на коньках и каждое утро пить твой противный кофе…

– Я думала, что тебе понравился кофе.

Он скорчил кислую мину:

– Ужасный напиток, однако ради тебя, если потребуется, я готов пить его ежедневно. Но сначала выйди за меня замуж.

Она покачала головой:

– Ты знаешь, что я не могу. Я…

– Не отвечай мне сейчас, подожди до завтрашнего вечера.

– Ответ будет таким же, как сейчас. Я не могу…

Приложив палец к ее губам, он остановил ее.

– Не говори пока ничего. Я очень надеюсь завтра вечером изменить твое мнение.

Он уже менял его, стоя так близко от нее. Она хотела сказать ему об этом, но боялась. Он стоял так близко и был такой высокий и, как всегда, выходил за рамки приличия.

Любой джентльмен прислушался бы к ее словам, но только не Тэтчер. Для этого он был слишком дерзок, и манеры его оставляли желать лучшего…

– Значит, до завтра, – сказал он и наклонился, как будто собирался поцеловать ее.

Нет, так дело не пойдет. Это погубит все ее планы. Фелисити торопливо подалась назад.

– Не надо приходить, потому что я буду на балу у Сетчфилда. Право же, Тэтчер, как тебе в голову приходит такое…

– Ничего невозможного нет. Я предполагаю тоже присутствовать на балу у Сетчфилда, хотя бы для того, чтобы быть с тобой. Ох, чуть не забыл! Ведь я за этим и пришел, – сказал он, доставая из-за пазухи единственный цветок апельсинового дерева. – Я принес это в знак примирения.

Любуясь экзотическим ароматом и красотой цветка, она чуть было не пропустила мимо ушей то, что он сказал. Но вовремя вернулась к реальности.

Он предполагает явиться на бал?

– Ты не сможешь пойти на костюмированный бал к герцогу, – сказала она. – Тебя не приглашали.

– Ради тебя я найду возможность там появиться.

От его обещания у нее задрожали колени. Но догадывается ли он, на какое унижение себя обрекает? И какой может разразиться скандал? А хуже всего то, что ей придется отказать ему.

– Я не хочу, чтобы ты там был. Ты будешь там изгоем. – Потом она попыталась применить другую тактику. – Я не буду с тобой разговаривать, так что не смей приходить туда.

Он рассмеялся и, чуть наклонившись, прошептал ей на ухо:

– Будешь, потому что я приготовил для тебя сюрприз.

Сюрприз? Фелисити открыла было рот, чтобы спросить, какой именно, но потом решительно сжала губы. Ей безразлично, что он придумал. Не нужны ей никакие сюрпризы!

– Я не хочу никаких сюрпризов, – заявила она, хотя сердце у нее учащенно билось и кружилась голова. Если она будет продолжать стоять здесь и слушать его, то начнет колебаться, словно какая-то романтически настроенная школьница. – Я все равно откажу тебе, попомни мои слова. – Злясь на себя, потому что от его обещания по ее телу прокатилась волна желания, Фелисити повернулась на каблуках и, промчавшись мимо Пиппин и Талли, направилась к дому, где могла приказать Роллингзу зарядить свой пистолет и запереть покрепче все двери. Где она могла быть безупречной леди и жить такой жизнью, какую для себя планировала. С безупречным благородным джентльменом.

Однако когда она, прежде чем завернуть за угол Брук-стрит, оглянулась через плечо, он стоял в последних лучах заходящего солнца, такой высокий, гордый, и выглядел почти благородно. При виде его у нее защемило сердце. Потому что пусть он не был герцогом или даже купцом, посвященным в рыцари, он был самым подходящим для нее мужчиной, как он утверждал с присущей ему самоуверенностью.

«Выходи за него замуж, – подзуживал ее внутренний голос. – Выходи за него замуж».

Выйти за него замуж? Что за абсурдная мысль! Это просто смешно. Это противоречит здравому смыслу!

Но почему же тогда, добравшись до своего дома, она уже плакала в три ручья?

– С вами все в порядке, мисс? – спросил Роллингз, когда она нетвердой походкой вошла в дом.

– Да, – пробормотала она, – со мной все в порядке. – Но это было не так. Она была несчастна, и это, наверное, было видно любому.

– У меня есть кое-что такое, что наверняка поднимет вам настроение, – сказал дворецкий, протягивая серебряный поднос, на котором во всем великолепии лежала единственная визитная карточка с двумя словами на ней, которые вместо того, чтобы расставить все по-своим местам в этом мире, перевернули его вверх тормашками:

ГЕРЦОГ ХОЛЛИНДРЕЙК

Вместо того чтобы последовать за сестрой, Талли повернулась и побежала следом за бывшим ливрейным лакеем, потому что была уверена в том, что своим абсолютно непристойным поцелуем он окончательно погубил Фелисити. Талли обожала романтические приключения, но не такие, в результате которых ее сестра оставалась с разбитым сердцем.

Покопавшись в сумочке, она извлекла единственный предмет, который был способен положить конец этой возмутительной ситуации. Она, конечно, заставила Пиппин пообещать не говорить ничего Фелисити, но это не помешает ей сомой узнать об истинных намерениях Холлиндрейка, тем более что на ее глазах сердце сестры разбивается на части.

– Ваша светлость!

Повернувшись в ответ на ее оклик, Тэтчер обнаружил, что на него направлено дуло маленького, но смертоносного пистолета.

Талли уверенно держала его в руке.

– А теперь, ваша светлость, вы расскажете мне, что за и игру вы затеяли с чувствами моей сестры, или я…

– Отстрелите мне яйца? – спокойно спросил он.

Она опешила от неожиданности.

– Ну да, именно так.

Вот вам и фактор неожиданности!

– Меня об этом предупреждали, – улыбнулся он.