Глава 6

Хизер проснулась затемно, когда Слоан еще крепко спал, и, исполненная решимости доказать, как он ошибался, считая ее бездельницей и неженкой, умылась, оделась и спустилась вниз приготовить завтрак. Когда в кухне появился Слоан с дочерью на руках, она уже хлопотала у плиты. Подняв голову, Хизер тепло улыбнулась Дженне и исподлобья взглянула на мужа. Широкие плечи обтягивала выцветшая рабочая рубашка, штаны из хлопчатобумажной ткани тоже знавали лучшие дни. Выгоревшие на солнце волосы слегка взъерошены: очевидно, он так и не позаботился причесаться.

Сердце Хизер забилось сильнее.

— Завтрак почти готов, если, конечно, у тебя есть время его попробовать, — с вымученной улыбкой предложила она. Слоан бросил на нее тяжелый взгляд и, молча повесив пояс с оружием на спинку стула, уселся и заботливо устроил на коленях дочь.

Дженна, обнимая куклу, с любопытством разглядывала Хизер. Слоан тоже не смог скрыть удивления при виде тарелок с оладьями, жареной колбасой и кружки крепкого черного кофе.

— Что-то не так? — нерешительно пробормотала Хизер. — Не любишь оладьи?

Уголки губ Слоана поползли вверх.

— Наоборот, просто есть их приходилось далеко не так часто, как хотелось бы. Лань так и не усвоила, как их готовить.

Хизер проглотила колкую отповедь, так и вертевшуюся на кончике языка. Ничего не поделаешь, нужно терпеть. К тому же она с самого начала знала, что ее то и дело станут сравнивать с первой женой. Но и Слоану, со своей стороны, рано или поздно придется понять, что она — не Спящая Лань.

Хизер подала к оладьям масло и мед, а потом налила Дженне жидкую овсянку с патокой и кусочками сушеных яблок. Пожалуй, Кейтлин была права: сегодня все кажется в ином свете. И она твердо намерена стать хозяйкой если не сердца Слоана, то хотя бы его ранчо. Она не будет в тягость мужу и спасет свою израненную гордость, став ему полезной. А для начала завоюет любовь его дочери.

— Иди ко мне, солнышко, пусть папа спокойно поест. Посидишь на коленях у меня, хорошо? Ты, наверное, проголодалась.

Дженна с неожиданной готовностью перебралась к Хизер, и Слоан стал настороженно присматриваться к герцогине, кормившей девочку и делавшей вид, что угощает куклу.

К его удивлению, она обращалась с Дженной так, словно знала ее сто лет. Да ведь Хизер помогала Кейтлин растить Райана с пеленок! Кажется, она не причинит зла Дженне.

Слоан немного успокоился, хотя тяжело было видеть, что чужая женщина держит дочь, а темная головка прижата к белокурой.

Слоан поспешно глотнул кофе. Крепкий и обжигающий — как раз такой, как он любит. Кажется, она не лгала, утверждая, будто умеет готовить. Совсем не то, что безвкусное месиво, которое подает повар. Последний год ему приходилось довольствоваться стряпней этого неумехи.

— После завтрака, — пробурчал Слоан, — я покажу тебе дом.

Хизер покачала головой.

— У тебя и без того слишком много дел. Я сама найду дорогу.

Некоторое время оба молчали. Наконец Слоан покончил с оладьями и, поднявшись, надел пояс.

— Умеешь обращаться с оружием? — спросил он, видя, какими глазами Хизер уставилась на два шестизарядных «кольта».

— Отец учил стрелять из дамского пистолета.

— Такие игрушки здесь не годятся. Я покажу тебе, как управляться с винтовкой.

— Ты уверен, что это необходимо?..

— Ничего, научишься, — резко перебил он, очевидно, не желая обсуждать эту тему. — Или забыла, что отныне должна заботиться о моей дочери?

— До сих пор память мне не изменяла, — холодно бросила Хизер, вскинув голову. Пусть мечты о любви разбиты, но она не позволит Слоану Маккорду унижать себя.

Слоан натянул куртку.

— Один из ковбоев останется вас охранять. Если что-то понадобится, позови Расти, он мигом прибежит. А в случае беды выстрели в воздух дважды. Это условный сигнал. В кладовой найдешь заряженную винтовку, — предупредил он и, поколебавшись, добавил: — Не страшно одной? Меня скорее всего не будет весь день.

— Ничего, вытерпим, — заверила Хизер, улыбаясь девочке. — Правда, дорогая?

Дженна обрадованно закивала, растянув ротик едва не до ушей в ответной улыбке.

— И к обеду не вернешься? — вдруг встревожилась Хизер.

— Поем с парнями, так быстрее. Если не слишком затруднит, поставь ужин в печь, чтобы не остыл.

— Конечно, не затруднит!

Слоан поцеловал девочку в щеку, надвинул шляпу на лоб и вышел в морозный полумрак, оставив Хизер привыкать к новой жизни.

Все шло по раз и навсегда заведенному порядку: встреча за завтраком, поздний ужин и тяжелый сон. Вечером первого дня разразился буран, укрывший всю округу снежным покровом. Слоану и ковбоям пришлось дотемна трудиться без отдыха, развозя накошенное летом сено. В тяжелые зимы скот так слабеет, что не может добраться до травы, погребенной подо льдом и снегом.

Уже через сутки Хизер полностью испытала все прелести колорадской зимы. С гор задувал сильный ветер, взметая к небу снежные вихри, такие густые, что уже в двух шагах ничего не было видно. Хотя в доме топились все печи, холод стоял такой, что ей пришлось надеть три пары теплых панталон и сшить Дженне из шерстяного одеяла костюм, варежки и капюшон.

Но зима оказалась не единственной проблемой. Сло-ан ничуть не преувеличивал трудности жизни на ранчо. Работы оказалось предостаточно, и, несмотря на то что Хизер намеренно старалась не отвлекаться от бесчисленных обязанностей: готовки, стирки, уборки и ухода за Дженной, — одиночество все сильнее сжимало ее стальной хваткой, особенно в сумерки, когда приходилось часами ожидать Слоана.

Конечно, Дженна оказалась настоящим утешением. Хизер обожала малышку, для нее она была самым добрым и милым ребенком на свете, но все же ее общества было недостаточно, чтобы поднять настроение. Каждый вечер Хизер, измученная физически и морально, едва добиралась до постели. Но старалась не жаловаться, особенно Слоану. Вряд ли он проявит хоть каплю сострадания, уж скорее предложит ей обратный билет до Сент-Луиса. И кроме того, у мужа хватает собственных неприятностей, не говоря уже об отчаянных попытках спасти хотя бы часть стада. Но похоже, он ведет заведомо неравную борьбу.

Как больно видеть, что силы его постепенно истощаются! Правда, сам Слоан переносил свои неудачи в стоическом, мрачном молчании. Только однажды, когда он пришел домой за полночь, Хизер заметила отчаяние в его глазах, и сердце ее мучительно сжалось. Она так хотела утешить мужа, но, понимая всю глупость подобных фантазий, постаралась взять себя в руки. Слоану не нужны ни ее сочувствие, ни она сама. Зря Кейтлин твердила, что Хизер — его спасение. Этого никогда не произойдет. Скорбь и трагическая гибель родных убили в нем радость жизни, и демоны, терзающие его, никогда не позволят Слоану разделить горести и радости с другим человеком.

К концу недели снег немного сошел, и Хизер познакомилась с управляющим и ковбоями, жившими в бараке, среди которых оказался и повар по прозвищу Куки.

Некоторые ковбои обитали в крохотных деревянных домиках, разбросанных по всему ранчо, и ежедневно объезжали местность, выполняя нелегкие и многообразные обязанности: развозили сено, перегоняли скот на вытаявшие из-под снега участки травы, разбивали лед в прорубях, искали отбившихся бычков, собирали больных, чинили ограды загонов и упряжь, кололи дрова — словом, перечислять можно было хоть целый день. Они, казалось, искренне радовались ее появлению и стремились помочь чем можно.

Особенно старался Расти, молодой верзила с шевелюрой морковного цвета, которому Слоан поручил охранять жену и дочь.

— Мы прямо-таки счастливы, что вы согласились приехать, мэм, — застенчиво признался он как-то в день стирки, таская ведра с водой на кухню. — Дженне нужна настоящая ма, а после ухода Марии за ней и присмотреть некому.

— Мария — это экономка?

— Да, мэм, мексиканка. Только у нее в семье полно детишек, о которых тоже нужно кому-то заботиться. Мы с ребятами и хотели бы Приглядеть за девчушкой, да только в этом деле никто не заменит женщину.

— Вы, кажется, любите Дженну.

— Да, мэм.

— Вы давно здесь работаете?

— Да лет десять. — Он поставил ведра на крыльцо и отвел упавшую на глаза оранжевую прядь. — Па Слоана привез меня из Техаса желторотым птенцом. Я был здесь, когда Слоана взнуздали, и когда Бен Маккорд умер, и Дженна родилась, а миз Лань убили…

Карие глаза на миг потемнели. Хизер терпеливо выжидала, надеясь, что Расти расскажет о трагедии, но он продолжал молчать. Не желая показаться чересчур любопытной и назойливой, она вежливо заметила:

— Дженна — имя необычное, верно?

— Вообще-то ее зовут Айенна. По-шайеннски это «вечный цветок» или что-то в таком роде. Так ее назвала мать. У самой миз Лани было такое имя, что язык сломаешь: Е-нааотце мехе-ватсоева. Никак не выговорить, — смущенно улыбнулся Расти — Но мы звали ее просто «миз Лань».

Все были приветливы и услужливы. Все Доброжелательны. Все, кроме Слоана. Он по-прежнему был замкнут и нелюдим, хотя сдержал обещание и нашел время поучить жену стрелять. К концу урока Хизер довольно ловко управлялась с винтовкой, хотя с пистолетом ей никак Не везло: отдача оказалась слишком сильной для ее тонких рук. Что уж говорить об охотничьем ружье — оно просто вышибало из нее дух! Однако Слоан настаивал, чтобы Хизер умела обращаться со всеми видами оружия, и она постаралась запомнить все домашние тайники, где хранились заряженные ружья и винтовки. Жестокая, продолжавшаяся десятилетиями война между «овечьими» и «коровьими» ранчеро закончилась всего полгода назад, а Слоан был не из тех, кто зря рискует.

Кроме того, она узнала много нового о жизни на ранчо. Куки показал ей, как доить коров и сбивать масло. В Сент-Луисе Хизер покупала масло и молоко у разносчиков, но на ранчо «Бар М» такой роскоши позволить себе не могли. Первая попытка сбить масло кончилась огромными волдырями на ладонях, но Хизер гордилась своими достижениями.

Но как бы она ни уставала, как бы ни отчаивалась, наутро еще с большим рвением приступала к повседневным обязанностям. Ей хотелось доказать Слоану, что он взял в жены настоящую женщину, а не бесполезное украшение гостиной. И хотя Хизер не слышала от Слоана ни слова благодарности за все усилия, все же иногда ей казалось, что он начинает питать к ней нечто вроде сдержанного уважения.

Возможно, так и было, но Хизер все равно чересчур часто ощущала, что ее придирчиво сравнивают с первой женой. Иногда она чувствовала на себе пристальный недобрый взгляд мужа, словно он оценивал ее и каждый раз выносил приговор в пользу другой.

Но между ней и Спящей Ланью — непреодолимая пропасть. В спальне Слоана висел дагерротип, где он стоял рядом с темнокожей индианкой. Волосы чернее ночи, лицо скорее можно назвать оригинальным, чем красивым, но излучаемые ею покой и безмятежность были почти ощутимы. И Слоан выглядел счастливым и спокойным, только лукавые искорки в глазах выдавали некоторую склонность к авантюрам и Приключениям. Должно быть тогда он вовсе не был тем суровым и нелюдимом, каким стал теперь.

Она часами смотрела на портрет, пытаясь понять, чем эта женщина завоевала сердце Слоана. Он почитал первую жену как святую, и она, Хизер, в его глазах, очевидно, никогда не сумеет приблизиться к этому идеалу.

Только играя с дочерью, он позволял себе на миг забыться. Именно в такие моменты его лицо освещалось прежней ослепительной улыбкой, и Хизер неизменно ощущала беспощадный укол зависти. Почему Слоан никогда не посмотрит на нее так, словно она — свет его очей, солнце, вокруг которого вращается вся его жизнь?

Но он, казалось, все больше отдалялся от нее, а однажды просто перепугал до смерти. Как-то поздним вечером, к концу первой недели пребывания в Колорадо, она нашла в углу шкафа расшитую бусинками куртку из оленьей шкуры, покрытую темными, похожими на кровь пятнами. Хизер попыталась отстирать ее в кухонной раковине, пользуясь рецептом чистящего средства, данным Уинни, когда в кухне неожиданно появился Слоан. Она не слышала его шагов и едва не умерла от страха, когда за спиной прогремел взбешенный голос:

— Какого черта ты это делаешь?!

Хизер повернулась и испуганно отступила при виде искаженного яростью лица мужа.

— Я п-пыталась смыть пятно. Он вырвал у нее куртку.

— Не смей! Не смей никогда больше прикасаться к этой одежде, ясно?

Слишком потрясенная, чтобы ответить, Хизер молча уставилась на мужа. Слоан повернулся и исчез наверху, даже не остановившись, чтобы поздороваться с дочкой.

Крайне редко выпадали минуты, когда со стороны они могли показаться благополучной супружеской парой. Обычно это бывало по вечерам, в его кабинете. Хизер шила или читала, пока Слоан трудился над счетными книгами. Он никогда не приглашал жену в свои мужские владения специально, но и не запрещал ей туда входить. То ли из упрямства, то ли пытаясь хоть ненадолго забыть об одиночестве, но Хизер стала проводить в кабинете долгие вечерние часы, когда Дженна мирно спала в своей кроватке. Приятной неожиданностью для нее оказались книги, громоздившиеся на полках. Титульные листы некоторых украшали имена братьев Маккорд, многие принадлежали их родителям.

Когда наконец немного потеплело, Хизер познакомилась с ближайшими соседями. Некоторые женщины приезжали с визитом и привозили заботливо приготовленные блюда или маленькие самодельные подарки для новой миссис Маккорд. Поначалу Хизер удивляла их необычайная откровенность, но постепенно она поняла, насколько простосердечие и искренность окружающих выгодно отличаются от холодного лицемерия того общества, в котором она до сих пор вращалась.

С подругой Кейтлин, Сарой Бакстер, она встретилась, когда поехала с Расти в город за продуктами. Гринбрайер полностью соответствовал описанию Кейтлин. Из достопримечательностей этот заштатный городок мог похвастать салуном, тюрьмой, общественной купальней, кузницей, платной конюшней, церковью и несколькими лавчонками. Немощеная Главная улица утопала в грязи и полурастаявшем снегу, но какая-то добрая душа проложила по обеим сторонам деревянные тротуары.

Расти помог ей спуститься с повозки, и Хизер, прижимая к себе Дженну, осторожно пробралась по скользким доскам к двери лавки. Войдя в помещение, она радостно отметила, что в углу топится чугунная печь.

— Можете не говорить, кто вы, я и так знаю! Хизер! — дружелюбно приветствовала ее кареглазая шатенка за прилавком.

— Откуда вам это известно? — улыбнулась Хизер.

— Весь Гринбрайер только о вас и говорит. И вижу, слухи ничуть не преувеличены. Вы еще красивее, чем мне Улыбка Сары стала еще шире.

— Да, вы твердый орешек! Кейтлин так и сказала! Она боится только, что вам понадобится немало мужества, чтобы выжить на ранчо. Но знайте: если понадобится помощь, вам стоит только попросить.

Хизер почти не надеялась на то, что отношения с мужем улучшатся, и грядущее представлялось ей бесконечно одиноким и бесплодным, как бескрайняя пустыня. Но несмотря на холодную сдержанность Слоана, она понимала, что муж способен на пылкие чувства. Она видела, как он нежен с дочерью, как предан этому дикому краю и своему ранчо, как верен памяти первой жены.

Ей не раз удавалось подметить тоску и отчаяние в его обычно скептическом, циничном взгляде. Но теперь она видела за внешним бесстрастием и жесткостью боль и муки изломанной души.

Ей так часто хотелось прижаться к нему, обнять и шепнуть, что она его друг, но он, разумеется, не позволит ничего подобного. Сердце Хизер болело за мужа, и она поклялась сделать все возможное, чтобы помочь Слоану удержать ранчо на плаву.

С новой силой налетела зима, свирепствуя на беззащитной земле. Скот утопал в снегу, а ветер сбивал с ног. Слоан не давал себе передышки и едва не валился от усталости. Такой человек, как он, не признает поражения и скорее умрет, чем сдастся. Но даже она, ничего не понимавшая в скотоводстве, видела, что созданная такими трудами империя рушится. И сам Слоан на грани краха.

Только на третьей неделе она заметила первую брешь в крепостной стене Слоана. В ту ночь она проснулась от громкого плача Дженны. Вскочив с постели и не позаботившись даже накинуть халат и сунуть ноги в шлепанцы, Хизер метнулась к двери.

Ворвавшись в комнату Слоана, она увидела, что муж мечется по комнате в одних кальсонах с девочкой на руках.

— Она никак не успокаивается, — беспомощно пробормотал он.

— Должно быть, зуб режется, — утешила Хизер. — Сегодня во время кормления я заметила, что ее десны воспалены. Ничего страшного, все дети через это проходят. Лучше отдай ее мне.

— А ты можешь что-то сделать? — недоверчиво спросил Слоан, неохотно протягивая ей Дженну.

— Постараюсь. А ты ложись. Завтра у тебя тяжелый день. Обещаю, что Дженна скоро заснет.

— Я не могу заснуть, зная, что ей больно.

Хизер едва не разрыдалась, видя, как тревожится Слоан за дочь. Несмотря на безумную усталость, он собирался бодрствовать, пока Дженне не станет легче.

— У тебя есть гвоздичное масло? Прекрасно лечит воспаленные десны.

— Не знаю.

— Если не сможешь найти, набери во дворе снега. Холод притупляет боль.

Слоан спустился вниз, чтобы поискать масло, а Хизер завернула плачущую девочку в одеяло, взяла полотенце и сунула уголок в рот Дженны. Девочка принялась энергично грызть грубую ткань. Хизер опустилась в качалку у печки и начала раскачиваться, тихо напевая.

Вернувшийся Слоан застыл на пороге, не в силах оторвать глаз от золотоволосой женщины, державшей на руках смуглую девочку. Слабый свет ночника мягко высвечивал прелестную картину: Хизер в девственно-белой сорочке, с длинной светлой косой, белоснежные руки изумительно контрастируют с красноватым оттенком кожи ребенка.

Заполучив полотенце в полное распоряжение, Дженна успокоилась и мирно его сосала, пока Хизер напевала колыбельную. Слоан, не в силах вынести этого зрелища, поспешно отвернулся. Как часто он любовался Ланью с дочерью на руках. Она тоже пела малышке песни, хотя и на другом языке. И сейчас он никак не мог смириться с тем, что теперь Дженну на коленях держит другая. Это нехорошо, неправильно… хотя отчего-то кажется таким естественным!

Последние три недели он с головой погрузился в дела, но не только чтобы спасти «Бар М» — наследие, за сохранение которого Слоан готов был отдать жизнь. Он просто выдохся от постоянных усилий забыть женщину, однажды разделившую его постель.

Напрасные попытки. Хизер из тех чаровниц, которые без малейших усилий способны покорить сердце любого мужчины. И он не смог найти спасение в изнурительной работе. Стоило переступить порог дома, как он каждой клеточкой тела ощущал ее присутствие. Она давала знать о себе сотнями утонченных способов: в ноздри проникал запах душистого лавандового мыла, доносился легкий шелест юбок и мелодичный смех… Сознательно или нет, но она нашла самый верный путь к его сердцу: дочь.

Слоан напомнил себе, что жаловаться нет причин. Он и женился только затем, чтобы у Дженны была мать. Герцогиня честно выполняет их уговор. Но за все золото на свете Слоан не признался бы себе, что рядом с ней одиночество немного отступает.

Черт, да если честно, ему следует быть благодарным за ее присутствие. Удивительно мужественная женщина, куда более стойкая, чем он предполагал. Слабым здесь не выжить. Они просто ломаются. Постепенно в душу Слоана закралось подозрение, что герцогиня, хоть и привыкла к элегантным гостиным, модным нарядам и светской болтовне, все же обладает отвагой и выдержкой, присущими истинной обитательнице Запада, той внутренней силой, которая отличала его мать, Спящую Аань, Кейтлин и бесчисленное множество безымянных жен ранчеро, сражавшихся рядом со своими мужчинами за сносное существование на суровых просторах Колорадо.

Опасаясь нарушить хрупкий покой, Слоан осторожно шагнул к камину.

— Я принес гвоздичное масло, — прошептал он. Хизер с легкой улыбкой подняла глаза.

— Кажется, она сейчас заснет. Боюсь ее потревожить.

Слоан кивнул, неожиданно сообразив, что жена полураздета. И что они в спальне. Его спальне.

Сердце больно ударилось в ребра, чресла словно огнем охватило. Выругав себя последними словами, он поспешно отвернулся. Герцогине нечего делать в этой комнате! Она ворвалась в его убежище, где безраздельно царят воспоминания о Лани.

И все же ей небезразлична его дочь…

Слоан раздраженно сорвал одеяло с постели и накинул на плечи Хизер. Та удивленно раскрыла глаза: такой заботы она не ожидала.

— Простудишься еще, — проворчал он.

Но не этого боялся Слоан. Страшился не совладать с собой. Слишком хорошо знал, какие прелести таит под собой скромная сорочка. Слишком отчетливо представлял, как выглядит охваченная страстным томлением Хизер: роскошные волосы, разметавшиеся по плечам, красные, распухшие от его поцелуев губы. И тело. Извивающееся в безумном желании, которое он, и только он, в ней пробудил. Холодноватая сдержанность, тающая как воск в пламени их страсти…

Ах, как легко очутиться в ее объятиях! Забыть Лань!

Слоан сжал кулаки. Ну уж нет, этого она не дождется! Больше он не падет жертвой собственной похоти. Постарается держать руки подальше от герцогини и обходить ее десятой дорогой. Ради сохранения собственного достоинства.

Но уже на третью ночь его решение подверглось суровому испытанию. К вечеру зима снова разгулялась и за окном завывала вьюга. Уложив Дженну спать и переодевшись в ночную сорочку и шерстяной халат, Хизер уселась на кухне со штопкой в руках и то и дело тревожно поглядывала в окно, не идет ли Слоан. Мокрый снег хлестал по стеклам окон, и Хизер все больше волновалась, хотя и уговаривала себя, что для беспокойства нет причин. Слоан прожил здесь всю жизнь, знает эту землю и буйный нрав природы. Ему не страшна опасность.

Но как ни прислушивалась Хизер, все же вздрогнула от неожиданности, когда дверь распахнулась и в кухню ввалился Слоан, подгоняемый бешеным порывом ветра.

Хизер так поспешно вскочила, что шитье упало на пол. Но она даже не заметила этого. Слоан с трудом захлопнул дверь и тяжело привалился к стене. Только тогда Хизер увидела, что он посинел от холода и едва держится на ногах. Овечий полушубок и шерстяные рукавицы обледенели, ресницы опушены сверкающими снежными кристаллами. Кажется, на этот раз он окончательно себя довел!

— Немедленно снимай одежду! Ты совсем промок! — велела Хизер, подбежав к мужу.

— Да, — пробормотал он, слишком измученный, чтобы спорить. И без протестов дал стащить с себя шляпу и рукавицы, которые Хизер немедленно отнесла сушиться. Расстегнув пуговицы, она с трудом стащила с мужа тяжелый полушубок. Влажные куртка и рубашка липли к груди и плечам. Слоана бил ужасный, пробиравший до самых костей озноб.

Хизер немедленно налила в оловянную кружку дымящегося кофе и протянула ее Слоану. Тот обеими руками сжал горячую кружку и облегченно вздохнул, наслаждаясь теплом.

— Подожди, сейчас принесу одеяла, — пробормотала она. Но когда вернулась, обнаружила, что у Слоана даже не хватило сил стащить сапоги и куртку. Он сидел сгорбившись, в той позе, в какой его оставила жена.

Хизер встала перед ним на колени, стащила сапоги, расстегнула пояс и помогла снять брюки, под которыми оказались шерстяные кальсоны и носки. Она унесла куртку и рубашку и завернула мужа в одеяла. И только потом робко сжала его руки, стараясь согреть.

— Пойдем в кабинет, Слоан, — попросила она. — Сядешь у огня.

К удивлению Хизер, Слоан позволил себя увести. Кое-как добравшись до камина, он почти рухнул на медвежью шкуру. При свете пламени Хизер неотрывно смотрела на смертельно бледное лицо мужа.

— Сегодня мы нашли две дюжины мертвых бычков, — с тихим отчаянием признался он.

Хизер не знала, что ответить. Сердце болело за мужа. Но как утешить его? Да и чем?

— Самое ужасное то, что я ничего не могу сделать для их спасения, — с досадой усмехнулся Слоан. — Если так будет продолжаться и дальше, от ранчо скоро ничего не останется.

Непрошеная ярость и отчаянное желание защитить, уберечь его нахлынули на Хизер. Слоан не заслужил таких напастей! И без того судьба несправедливо с ним обошлась!

И тут Хизер впервые дала волю потребности утешить его. Опустившись на колени рядом со Слоаном, она бережно коснулась кончиками пальцев его лица, погладила по щеке, чувствуя, как колется отросшая щетина.

— Как бы мне хотелось помочь тебе, — прошептала она.

Слоан, съежившись, поморщился и недоверчиво уставился на нее потемневшими глазами. Слишком горд, чтобы принять чью-то жалость, чересчур обозлен и несчастен, чтобы искать сострадания. Но Хизер жаждала избавить его от страданий. Утешить и ободрить.

Она нежно откинула волосы со лба мужа. Каждая мышца в его теле напряглась и застыла, будто отвергая ее старания.

В комнате воцарилась мертвая тишина. Взгляды их встретились. Хизер уже не думала о себе. Перед ней человек, потерявший почти все на свете.

Злясь на себя, Слоан никак не мог оторваться от этих золотисто-карих глаз, теплых и сострадающих. Он хотел отвернуться, воспротивиться волшебной власти, которую она так внезапно возымела над ним. Слишком уж он беззащитен сейчас! Так устал, так вымотан той войной, которую продолжает вести. Ее близость попросту опасна!

— Тебе лучше уйти, — выдавил Слоан прерывающимся голосом.

Хизер не шевельнулась. Он тоже словно окаменел. Снова этот странный трепет в груди, словно кто-то безжалостно сжал его сердце. Ему это не нравится. Чувства возвращались к нему, как тепло в онемевшие от холода пальцы. Так же колет, будто иголочками. Так же больно. Мучительно больно! Насколько легче отрешиться от всего, держать неуместно рвущиеся на свободу эмоции под строгим контролем!

Но Слоан ясно сознавал, что беззащитен перед Хизер. И спасения нет!

Невероятное напряжение по-прежнему сковывало его. Он не хотел сдаваться неутолимой потребности, змеиным клубком свернувшейся в животе и сжигавшей душу. Сладостно-горьковатый запах ее женственности изводил его. Руки ныли от страстной потребности коснуться ее.

Он пропал! Пропал, потому что хочет ее!

Медленно, как во сне, подняв руку, он дотронулся до щеки Хизер. И поклялся себе не идти дальше, но все же…

Пальцы независимо от его воли обвели чувственную линию полных губ. Лицо ангела и рот грешницы…

И сейчас она приоткрыла его в безмолвном призыве, таком соблазнительном…

Он хотел откликнуться. Боже, как хотел!

Уверяя себя, что всего лишь хочет вспомнить вкус ее поцелуя, Слоан нагнул голову. Их дыхание смешалось, и Слоан понял, что проиграл.

Он закрыл глаза и втянул в себя воздух, вступив в последнюю безнадежную битву с желанием подмять под себя Хизер и ворваться в ее покорное тело. Брать ее, пока боль в душе не исчезнет. Именно это ему нужно сегодня. Покорная женщина. Такая женщина, как Хизер. Утешение ее плоти.

— Согрей меня, Хизер, — хрипло прошептал он, прежде чем накрыть ее губы своими.