Глава 10

Серена прожила следующие несколько дней в панике, ожидая, что вот-вот явится некто и сообщит, что секрет раскрыт и все уже знают, что она вовсе не Мэг. Она боялась самого худшего: что ее отправят обратно на Антигуа, на этот раз в порядке наказания за доброе дело.

Но не только и не столько страх мучил ее, а еще и чувство вины. Как могла она радоваться поцелую Джонатана, если понимала, что так не должно быть и это неправильно?

Снова и снова обдумывала она те проявления житейской рутины, с которыми свела ее действительность после возвращения в Лондон: утренние часы, которые она проводила в обществе тети Джеральдины и Фебы, послеобеденные прогулки верхом в обществе Уилла и участие в вечерних развлечениях в тех домах, куда ее приглашали. Она приучила себя сохранять спокойный и умиротворенный вид, хотя в душе у нее бушевала буря, подобная той, которая порой обрушивается на корабль, плывущий по морю. Она не могла есть, у нее от этого возникали боли в желудке. По сути, она только делала вид, что ест, и никто – даже Феба, – казалось, не замечал ее тревожного состояния. Мэг заметила бы это сразу.

Уилл, как ей казалось, соблюдал между собой и ею некоторую дистанцию. Он отказался от нескольких прогулок верхом в парке, ссылаясь на неотложные дела, но даже когда они встречались, почти не вступал с нею в разговоры. А когда это случалось, то по большей части говорил о своих ранних, первых торговых предприятиях, которые сильно пострадали от возрастающих трудностей и потерь. Однако Серена чувствовала, что ему куда больше хотелось оставаться капитаном корабля, нежели быть вынужденным, по большей части беспомощным, участником дел в его лондонских офисах.

Через неделю после полуночного свидания с Джонатаном Серена и Уилл решили отказаться от обычной верховой прогулки и вместо этого пройтись по одной из хорошо ухоженных аллей в Гайд-парке.

Она не могла рассказать о своих тревогах, связанных с Джонатаном, вместо этого поведала ему о связи Фебы с Харпером. Узнав об этом, Уилл уставился каменным взглядом на извилистую дорожку, а Серена пожалела, что поделилась своими переживаниями по этому поводу.

– Как бы я хотел, чтобы идея дать согласие на его присутствие у меня на приеме не пришла мне в голову, – проговорил он после долгого молчания.

Она посмотрела на него и заметила, что из его глаз так и сыплются гневные искры на гравий у них под ногами.

– Что вы имеете в виду? Разве не вы сами его пригласили?

– Нет, я этого не делал. Я пригласил его брата, Манфреда Харпера, который служил в чине лейтенанта на моем корабле. Манфред сообщил мне, что его младший брат в городе и что сам он хотел бы избавить его от опасности именно в тот вечер, так как некие негодяи преследуют юношу с требованиями уплатить карточные долги. Манфред умолял меня прислать его брату приглашение.

– И вы это сделали…

Было ясно, что так он и поступил.

– Да, сделал. И сожалею, что не отказался, – произнес Уилл сдавленным голосом.

У Серены екнуло под ложечкой.

– Но ведь вы, Уилл, всегда видите в людях хорошее, – пробормотала она.

– В нем нет, – ответил он твердо.

– Ладно, я согласна с тем, что он и Феба не подходят друг другу. Однако он выглядит вполне порядочным молодым человеком.

Час был ранний, и число тех, кто явился в парк на дневную прогулку, было еще не так велико, однако аллею никак нельзя было назвать пустынной. Люди катались верхом и прогуливались пешком, обходя лужи, оставленные недавно прошедшим дождем. Возле дерева неподалеку какой-то мальчуган, взобравшись на кучку скошенной травы, пытался запустить длиннохвостого бумажного змея.

Уилл сжал руку Серены и заговорил:

– Я не верю в его порядочность ни в коей мере. Прошу, держите сестру подальше от него. Я не хочу, чтобы мистер Харпер причинил ей вред.

Она сдвинула брови, изображая непонимание.

– Как он мог бы повредить Фебе?

– Я не был бы удивлен, если бы он сделал все, что в его силах, дабы испортить репутацию вашей сестры и не понести никакой ответственности за содеянное.

– Я не могу себе представить, что он сделает нечто подобное! – воскликнула Серена. – В конце концов до сих пор он вел себя как подобает джентльмену.

Впрочем, будь Харпер истинным джентльменом, он никогда не стал бы уговаривать Фебу встречаться с ним по ночам.

– Он карточный игрок, и хотя унаследовал небольшие деньги для начала самостоятельной жизни, уже успел проиграться до такой степени, что погряз в долгах. Как и многие молодые мужчины его положения, он оказался неспособным – или не желающим – избрать для себя полезное занятие. Отказался получить должность во флоте, в отличие от отца и братьев, и не пожелал вступить в ряды духовенства. Вроде бы его привлекала юриспруденция и он даже начал что-то изучать, однако бросил это занятие через несколько недель.

– Но чем-то он должен был заинтересоваться, – пролепетала Серена.

– Кроме игры в карты и дебоширства? – поинтересовался Уилл сардоническим тоном и, так как Серена промолчала, сделал небольшую уступку: – Я слышал, будто бы он заинтересовался составлением планов для устройства и оформления домов и парков, ну и так далее.

– Значит, он архитектор?

Уилл пожал плечами и продолжил:

– Вроде бы он проявил некоторые способности к этому, однако не сделал ни малейшей попытки найти для них практическое применение.

– Почему же нет, если ему это нравится?

– Лень, – коротко и ясно ответил Уилл. – Он мог бы овладеть профессией, но у него нет к этому побуждения. Он приехал в Лондон в надежде, что ему удастся взять свое за игорным столом. По словам Манфреда, он проиграл все за исключением единственной рубашки да маленького домика и клочка земли где-то возле Прескотта.

Слова эти словно царапнули Серену за сердце.

– Может, он со временем остепенится.

Уилл снова пожал плечами.

– Я на десять лет старше его, Мэг, и многие мужчины моего возраста до сих пор не образумились. В светском обществе есть мужчины и женщины, которые промотали собственное состояние и разрушили наследие тех, кто им предшествовал и кто трудился в поте лица, чтобы обустроить свои владения и приумножить благосостояние.

Он замолчал; уголки губ опустились, а выражение лица стало как у тети Джеральдины.

– Харпер повел себя еще хуже. Изначально у него было не много средств, но даже это немногое, вместо того чтобы потратить с пользой, он разбазарил. И его склонность к буйству и карточной игре еще не все, что ему мешало.

Серена нахмурилась еще сильнее.

– Что же такое еще могло иметь место?

– У парня поистине дьявольский норов. Он недолго пробыл в Лондоне, но успел побывать во многих переделках, и Манфред говорит, что потерял счет всем этим скандалам.

Несколько минут после этих слов Уилла они шли в молчании, пока не свернули на дорожку, которая привела их на берег Серпентайна, вода его сверкала аметистами и бирюзой в лучах послеполуденного солнца. Едва они там появились, на них напустилась с разгневанным кряканьем мамаша-утка, которая поспешила увести своих утят в безопасное место к небольшому прудику в густых кустах.

– Вы должны строго запретить вашей сестре встречаться с ним. Заприте ее в доме, если она воспротивится.

Серена резким движением повернула голову к Уиллу.

– Я на самом деле боюсь того, что он может с ней сделать. – В голосе Уилла прозвучала резкость, обычно ему не свойственная. – Он вполне может опорочить ее репутацию в том же духе, как это было некогда сделано по отношению к Серене.

– Вы приравниваете мистера Харпера к графу Стрэтфорду? – спросила Серена.

– Я… – Морщины у него на лбу сделались глубже, и он покачал головой. – Нет. Стрэтфорд мой друг, хотя… – Он бросил на нее взгляд и продолжил: – Я верю, что Стрэтфорд питал очень глубокое чувство к вашей сестре.

Дрожь пробежала по всему телу Серены, она с шумом выдохнула.

– Он отрекся от нее, – хрипло выговорила она. Ей словно удавкой перехватило горло. – Нанес ей удар. Отрекся от нее публично.

Уилл помолчал, потом произнес мягко:

– Он был вынужден считаться с важными для него обстоятельствами…

Серена частенько была не готова соглашаться с утверждениями Уилла. Прежняя Серена легко решилась бы возражать ему в тех случаях, когда его истолкование некоторых вещей было для нее неприемлемо. Но Мэг никогда с ним не спорила, а значит, и она не должна. Однако самой натуре Серены противоречила необходимость помалкивать, и каждый раз, когда приходилось придерживать язык, ей чудилось, будто в душе у нее угасает крохотный огонек.

Но на этот раз она не смогла сдержаться.

– Обстоятельства! – выпалила она с ярым негодованием. – Как может значимость любого обстоятельства способствовать разрушению жизни женщины?

Уилл поморщился. Свободной рукой он крепко сжал руку Серены повыше запястья.

– Я понимаю, как сильно ваше желание защитить от нареканий имя вашей сестры. И понимаю, что вам всегда будет трудно простить его за то, что он сделал. Однако он был очень молодым тогда и давление семьи – особенно отца – оказало на него очень сильное воздействие. Он очень хотел Серену, но граф угрожал, что исключит его из числа тех, о чьем существовании обязан заботиться. У него не было выбора. А потом, когда он услышал о ее смерти…

Он умолк, не окончив фразу.

– Что? – спросила Серена сдавленным голосом. – Что сделал он, когда узнал о ее смерти?

Уилл, разумеется, и не подумает рассказать ей об эскападах Джонатана в Бате!

Он убрал свою руку.

– Он ринулся на путь саморазрушения, и было тяжко наблюдать это.

На несколько секунд она почувствовала, что не в силах пошевелить похолодевшими от волнения губами, потом все же проговорила:

– Итак, предполагается, что я должна простить его за то, что он бросил мою сестру, поскольку сам после этого обратился к распутству?

Уилл, опустив глаза, взял Серену под руку, прошел несколько шагов вместе с ней по дорожке и снова остановился. Мимо них прошла какая-то парочка, оживленно обсуждавшая вопрос о том, какие шляпки будут в моде этим летом.

– Мне помнится, в прошлом вы были более милосердной, – произнес Уилл с ноткой осуждения в голосе.

Он был прав – Мэг обладала душой мягкой, склонной прощать. В конце концов, могла бы она все-таки простить Джонатана после того, что он совершил?

Да.

Серена отвернулась от Уилла, не желая, чтобы он увидел выражение ее лица, и обратила взгляд на сияющие серебром воды Серпентайна.

– Прошу прощения. Вы, конечно, правы. Умение прощать – это свойство, которое, кажется, я отчасти утратила за последние шесть лет. – Она снова повернулась к нему лицом, постаравшись изобразить как можно более убедительную улыбку. – Я постараюсь, Уилл, правда постараюсь.

Он похлопал ее по руке и сказал:

– Хорошо, моя дорогая.

Уилл сделал шаг, видимо намереваясь продолжить прогулку, и, взяв за руку, потянул за собой мягко, но настойчиво, и Серена подчинилась спокойному ритму ходьбы, хотя в голове царил полный сумбур.

«Моя дорогая».

– Стрэтфорд питал очень глубокое чувство к вашей сестре.

Он хотел Серену.

«Моя дорогая».

Она оказалась ложной возлюбленной для Уилла Лэнгли. Господи! Она перевела взгляд на серьезное лицо Уилла. Желание сказать правду, рассказать все как есть неодолимо овладело ею.

Но как Серена могла себе позволить уничтожить все стремления и надежды своих сестер какими-то несколькими словами? Как могла одновременно с этим убить надежды Уильяма Лэнгли?

Она не могла.

Она сжала руку Уилла и заметила, что он очень пристально вглядывается в ее лицо.

– Как любезно и великодушно ваше желание защитить Фебу, – проговорила она. Потом вздохнула и добавила: – Вы, бесспорно, правы насчет ее и мистера Харпера. Ни в коем случае нельзя позволять им встречаться.

Надо ограничить излишнюю самостоятельность Фебы, добиться, чтобы младшая сестра поняла, что ее встречи с Харпером могут привести к печальным последствиям. В последнем Серена была совершенно уверена.

– Так, – негромко произнес Уилл, сворачивая на поперечную дорожку. – Посмотрите, кто здесь!

Серена посмотрела – и словно свинцовый шарик ударил ее прямо в солнечное сплетение. К ним направлялся Джонатан Дейн. А рядом с ним элегантная и стройная Джейн, леди Монтгомери, прямо-таки скользит по дорожке.

После того как они встретились с леди Монтгомери в театре, Серена побывала однажды на послеобеденном чае в доме у этой леди и пообещала повторить свой визит. Серене очень понравилась леди Монтгомери, и она надеялась, что та станет ей первой настоящей подругой, но теперь, увидев ее под руку с Джонатаном, она ощутила всем своим существом жаркий приступ ревности. Неужели эта леди очередная победа Джонатана?

И тут она почувствовала, что щекам ее стало жарко, отчасти от воспоминания об их поцелуе, а отчасти от того, что она обозлилась на себя за то, что испытывает чувство ревности к предполагаемому новому увлечению Джонатана.

Взгляды их на секунду встретились, синие глаза Джонатана заискрились, и он улыбнулся, а потом слегка поклонился со словами:

– Добрый вечер, мисс Донован, привет, Лэнгли. Подходящий денек для прогулки в парке, это уж точно, особенно после вчерашнего дождя.

– Это верно, денек славный, – отозвался Лэнгли глубоким баритоном.

Леди Монтгомери приветливо улыбнулась Серене и Уиллу. Джонатан пожал Уиллу руку и похлопал по спине с таким видом, словно они еще в школе стали друзьями и не встречались несколько лет.

У Серены вспотели ладони, а сердце вдруг забилось глухими, тяжелыми ударами. Она едва слышала оживленный разговор между мужчинами. Последние несколько дней она прожила в постоянном страхе. Предаст ли Джонатан ее снова, воспользовавшись тем, что угадал, кто она на самом деле? Почему он еще не сделал этого? Почему ждал так долго?

Следовало бы спросить об этом у него самого, однако не хватало смелости на то, чтобы встретиться с ним снова. Она ему не верила.

При мысли о том, что теперь леди Монтгомери испытывает наслаждение от его жарких поцелуев, Серена ощутила приступ острой душевной боли и прижала руку к сердцу.

– Как приятно, что мы с вами сегодня встретились, – заговорила леди Монтгомери. – Я собиралась послать вам письменное приглашение, но смею сказать, что мне гораздо приятнее обратиться к вам лично. Я приглашаю вас троих и, разумеется, вашу сестру, мисс Донован, к себе на дружеский обед в следующую среду. К нам присоединится еще один мой друг. – Она обратила взгляд к джентльменам. – Вы же оба знакомы с Фрэнклином Кинсайдом.

– Разумеется, – ответил за двоих Уилл.

Джонатан посмотрел на Серену, вопросительно приподняв брови.

От пристального взгляда леди Монтгомери и Уилла Серена, у которой пылали щеки, а желудок судорожно дергался, вдруг побледнела. Под тяжестью их взоров она не могла придумать подходящий предлог для отказа. Она приложила все усилия к тому, чтобы не поморщиться, и сказала:

– Мы с Фебой будем очень рады побывать у вас. Душевно благодарю за приглашение, миледи.

Оба мужчины вроде бы вздохнули с облегчением, но леди Монтгомери, стиснув руки в перчатках, произнесла:

– Вот и прекрасно! Я с нетерпением буду ожидать этой встречи. Насколько я понимаю, это значит, что и вы явитесь, капитан?

– Конечно, – ответил Уилл, утвердительно кивнув.

Леди Монтгомери обратилась к Джонатану:

– А вы, милорд?

– Поверьте мне, Джейн, я не упустил бы этой возможности ни за какие сокровища в мире, – ответил Джонатан с короткой улыбкой.

Джонатан и леди Монтгомери обращались друг к другу просто по имени. Значит, их отношения носят достаточно близкий характер. Возможно, что они любовники.

Серена скрипнула зубами. Если оно и так, ее это не касается.

Она посмотрела на Уилла с безмолвной мольбой, и он сжал ее руку.

– Было очень приятно повидать вас обоих, но боюсь, что я обещал проводить мисс Донован домой к половине четвертого. – Повернувшись к Серене, он улыбнулся – по-настоящему тепло и сердечно. Уилл был красивым мужчиной и к тому же добрым. Серена очень хотела сделать его счастливым. – И мне известно, что Мэг надо сделать кое-какие покупки по пути домой.

Краска снова залила не только щеки, но и подбородок Серены, даже шее сделалось жарко. Тетя Джеральдина сегодня днем заезжала вместе с ней к модистке с целью выбрать для Серены подвенечное платье.

Джонатан слегка улыбнулся ей и приподнял шляпу.

– В таком случае всего хорошего. Я очень рад, что мы могли пожелать вам доброго вечера перед возвращением домой, мисс Донован.

– Я буду с удовольствием думать о нашей встрече с вами обоими на будущей неделе, – сказала леди Монтгомери, и они с Джонатаном удалились, рука об руку.

Серена медленно и глубоко вздохнула с облегчением. Отношения Джонатана с леди Монтгомери ничего не значили. Имело значение лишь то, что Джонатан не выдал ее Уиллу, не сообщил, кто она на самом деле. Во всяком случае, сегодня.

Даже теперь она вся горела. Кожу покалывало. Появление Джонатана расстроило ее сверх всякой меры, внесло такую несуразицу в чувства, все это в соединении горькой ненависти с безумным, опасным притяжением к нему мучило и тяготило ее куда сильнее, нежели его флирт с элегантной леди.