Глава 7
Полуночный гость
В этот вечер лорд Делакорт немного задержался с поездкой в Парк-Кресент: несмотря на все старания Кембла, виконт битый час мучился с выбором приличного галстука, но, наконец, сдался, оставив обычный «а-ля каскад», который категорически отверг всего две недели назад.
Сегодня галстук почти не имел значения, да и вообще в последнее время у него странным образом сместились приоритеты.
Пока кучер пробирался сквозь сплошной поток экипажей на Риджент-стрит, Делакорт достал из кармана письмо, которое только что доставил ему посыльный. Ответ инспектора де Рохана был краток и точен, но записку, написанную бисерно-мелким почерком, было очень трудно перечитывать в тусклом свете каретного фонаря. Впрочем, это было не важно — он и так знал, о чем в ней говорится.
Дэвид взглянул в окно на повозки и экипажи, с грохотом проезжающие по булыжной мостовой. Вечер выдался холодный, темные свинцовые тучи обещали дождь.
В неярком свете уличных фонарей Делакорт видел, как прохожие отходят от витрин магазинов, толпами валят из кофеен, и невольно спрашивал себя, есть ли в их жизни какие-нибудь сложности. Куда они спешат со столь озабоченным видом? И куда едет он сам? Пытается идти наперекор судьбе, которая, быть может, предписала ему навсегда остаться Делакортом — ироничным, ленивым, никчемным существом? Ответа на свой вопрос Дэвид не знал.
Карета, качнувшись, остановилась. Он взбежал на крыльцо и увидел, что в маленькой гостиной Сесилии уже полно народу. Дворецкий, высокий бледный тип с простуженным голосом и водянистыми глазами, проводил его, и тут же взгляд Делакорта выхватил из толпы леди Киртон, пожилую вдову, которая, как и Сесилия, работала в миссии.
Делакорт познакомился с ней только на днях, и, к его удивлению, она очень ему понравилась. Он направился в ее сторону, на ходу здороваясь с остальными членами правления. Удивительно, но всех их он знал, хотя и не очень хорошо. Когда-то он ошибочно считал их поверхностными светскими мотыльками, но каждый из присутствующих рано или поздно проявлял активность — кто в политике, кто в общественных делах, и ни один из них не был представителем светской элиты.
Джайлз тоже был здесь — как всегда, одетый с иголочки, с немного надменным видом. Леди Киртон представила Делакорта своему другу, полковнику Лодервуду, но почти тут же их пригласили ужинать. Дэвида усадили между Джайлзом и лордом Риджем, где ему, несомненно, надлежало играть роль буфера: незадолго до смерти старика Уолрафена Джайлз подвизался реформатором в палате общин, а Ридж был закоренелым тори. Делакорт немало удивился, заметив за столом сэра Джеймса Сиза, врача миссии.
Делакорта принимали по-разному: полковник Лодервуд — с явным подозрением, лорд Ридж — сердечно и приветливо. Несмотря на это, он решил быть вежливым со всеми, и это оказалось легко — гораздо легче, чем не смотреть на Сесилию.
Сияя немного неестественной ослепительной улыбкой, Сесилия сидела во главе стола, обращаясь, то к одному, то к другому члену правления. Ее бриллиантовые серьги в свете канделябров вспыхивали яркими искорками. Обычно она одевалась очень скромно, но сегодня вечером на ней было открытое платье из темно-зеленого крепдешина — то самое, в котором Дэвид видел ее на вечеринке в Огдене. С тех пор платье изменилось — стало менее официальным, — но Делакорт все равно его узнал, ибо это глубокое декольте лишало его дара речи, заставляя испытывать необъяснимое неудовольствие.
Разумеется, Сесилия понимала, как откровенно обнажена ее высокая белая грудь. Зачем же, черт возьми, было напяливать такое платье непременно сегодня? Конечно, в своей простоте оно было весьма элегантным, а декольте Сесилии заслуживало того, чтобы его показывать. Зеленый цвет выгодно оттенял роскошные золотисто-рыжие волосы. Но может быть, она специально надела это платье, чтобы произвести на кого-то впечатление? А если так, то на кого именно?
Дэвид украдкой оглядел собравшихся мужчин, но почти все они были либо женатыми, либо почти стариками. И тут взгляд его упал на Джайлза. Черт побери! Да, этот парень весьма хорош собой! Красивый, и ума не занимать. Если у него и есть какие-либо грешные помыслы, то он их умело скрывает. Только теперь Делакорт обратил внимание, что Джайлз сидит по левую руку от Сесилии и, время от времени наклонясь к ней, по-хозяйски берет за руку и что-то говорит тихим, чересчур ласковым голосом. Делакорт не на шутку встревожился.
К его облегчению, вскоре собравшиеся перешли к обсуждению дел миссии, и ему надлежало принять участие в общем разговоре. Он оказался весьма подготовленным докладчиком, ибо сумел ответить на большинство вопросов и внести несколько существенных поправок. Самой насущной проблемой были деньги: следовало оплатить январский счет за уголь.
Еще одной волнующей темой стала смерть Мэри ОТэвин. Все одобрительно зашумели, когда Делакорт, тщательно подбирая слова, рассказал то, что узнал о ходе полицейского расследования. Сесилия молчала. На сэра Джеймса эта история произвела, пожалуй, сильное впечатление. Тем не менее, полковник Лодервуд, хоть и был почти слепым, в течение всего вечера подозрительно косился на Делакорта.
Делакорт решил не обращать на него внимания. Разговор перешел в область политики. Разгорелись споры, но Дэвид постоянно возвращался мыслями к убитой девушке и ее пропавшей подруге. Были ли эти два события как-то связаны между собой? Или у него попросту разыгралось воображение? И как помочь сестре убитой? Как ни странно, он чувствовал ответственность за произошедшую трагедию.
Одеваясь к ужину, Дэвид долго беседовал об этом происшествии с Кемблом. У камердинера возникло множество вопросов, каждый из которых Делакорт намеревался обсудить с де Роханом. К удивлению Дэвида, Кембл оказался неплохим знатоком человеческой натуры — причем самых темных ее сторон.
Делакорт припомнил основные факты из письма де Рохана. Инспектор подтвердил, что у Мэри, в самом деле, был незаконный ребенок, ныне покойный. Отец ребенка неизвестен. Китти ОТэвин настоятельно заявляла, что у ее сестры не было ни драгоценностей, ни дорогой одежды, ни денег. Таким образом, грабеж исключался. Расспросы хозяйки публичного дома, в котором раньше работала Мэри, тоже ничего не дали следствию.
В тот вечер Мэри ушла из детского приюта в восемь часов, как делала каждую неделю уже целый год. Заключение врача гласило, что Мэри не пыталась сопротивляться убийце и не была изнасилована, но Дэвид не стал упоминать такие подробности при дамах.
Но ведь Сесилия в конце концов обязательно спросит об этом. При этой мысли Делакорт пришел в замешательство. Вряд ли у него найдутся силы ей ответить. Сегодня утром, когда он увидел ее сидящей в кресле, все перевернулось в его душе. Гораздо удобнее было считать ее бессердечной ханжой.
Он опять поднял глаза. Сесилия о чем-то увлеченно беседовала с лордом Риджем. Он невольно залюбовался синими искорками, загоравшимися в ее глазах, и, не разбирая слов, заслушался мелодичным тембром ее голоса. Неожиданно сквозь шум прозвучал ответ Риджа. — О нет, леди Уолрафен, — весело пробасил он, — я вам не враг! Браните-ка лучше Делакорта. Вот кто истинный тори!
На мгновение Сесилия забыла о жарком споре с лордом. Дэвид, который всего несколько секунд назад сидел с закрытыми глазами, теперь смотрел на нее в упор, словно, вдруг проснувшись, узрел нечто удивительное. Его густые темные ресницы были широко распахнуты, а с лица исчезло обычное томное выражение. Сесилия увидела в его взгляде спокойное сочувствие и… что-то еще. Может быть, досаду? Или тщательно оберегаемую тайну?
Ей стало не по себе. Она вспомнила его поцелуй, и голова ее пошла кругом.
Боже милостивый, она совершенно терялась, когда он к ней прикасался, дразнил ее, говорил разные вещи, которые никак не могли быть правдой. И все-таки испытывала к нему почти непреодолимое желание. Наконец, к ее облегчению, густые ресницы Дэвида слегка опустились, и он опять стал прежним Делакортом.
Ее бросило в жар. О Господи, ведь ее собеседник ждет ответа, а она совершенно забылась от волнения!
Сесилия, поспешив отложить вилку, опустила дрожащую руку на колени.
— Сэр Ридж, — тихо произнесла она, стараясь говорить ровным тоном, — мы все отбросили наши идейные разногласия ради успешной работы миссии. Я спросила только, почему парламент не может сделать то же самое. Может быть, послать наших дам не только в благотворительные организации, но и в палату общин?
Леди Киртон засмеялась.
— Ох, Сесилия! Ваш покойный муж пришел бы в ужас, услышав от вас подобные речи. Сесилия покачала головой.
— Я все такая же лояльная тори — просто пытаюсь найти компромисс.
— Милое мое дитя, — проворчал Лодервуд, — с вашими взглядами вы очень похожи на Джайлза, а не на политику-тори!
Сидевший напротив полковника лорд Ридж взмахнул ножом для фруктов.
— А это не одно и то же, моя дорогая!
— Может быть, — легко согласилась Сесилия. — Но мне кажется, Пиль неплохо поработал в качестве секретаря внутренних дел. Джайлз говорит, что скоро он заставит новый комитет парламента провести реформу полиции, и тогда ваши политики-тори обеспечат безопасность простых женщин Ист-Энда.
— Реформа! — недовольно буркнул лорд Ридж. — Я уже возненавидел это слово. А Джайлзу следует последить за своей лояльностью!
Джайлз, призывая к вниманию, поднял палец.
— Боюсь, наш оптимизм относительно деятельности мистера Пиля оказался преждевременным, Сесилия. Опять заволновалась ирландская оппозиция, и скоро он будет занят проблемой национальной и религиозной дискриминации.
— Да, и это еще один вопрос, на который мы не должны тратить время, — заметил лорд Ридж.
Слуги начали уносить со стола пустые тарелки. Лодервуд, подтянувшись, отсалютовал Риджу своим бокалом с вином и выпил его до дна, а Сесилия пожалела, что посадила рядом двух столь непримиримых оппозиционеров.
— Мне кажется, нам стоит бороться против дискриминации силами католической церкви, — смело заявила она. — Я считаю, что ирландцы страдают из-за несовершенства нашей политической системы. Добрая четверть подопечных нашей миссии — ирландки. Вы только посмотрите, что случилось с Мэри ОТэвин!
— Право же, Сесилия, — осторожно вмешалась леди Киртон, — я не думаю, что Мэри убили из-за ее ирландского происхождения.
— Конечно, нет. — Сесилия поставила свой бокал на стол. — Ее убили потому, что она была бедной ирландкой и выросла в Сент-Джайлзе.
Делакорт, резко отодвинув от стола свой стул, достал из жилетного кармашка массивные золотые часы.
— О! Уже так поздно! — воскликнул он, едва взглянув на циферблат. — Портвейн, джентльмены?
Когда гости допили кофе, Делакорт нарочно задержался, ожидая, когда все разойдутся. С каждой шляпой и тростью, которые дворецкий подавал гостям, волнение Сесилии нарастало. Почти в отчаянии она смотрела вслед уезжавшим каретам, пытаясь различить в темноте цвет ливреи, хотя кучера Делакорта еще не вызвали.
Прежде чем уйти, Дэвид хотел поговорить с Сесилией. Он полагал, что Джайлз останется, но тот, сославшись на какие-то дела в клубе, быстро удалился. Леди Киртон и полковник покинули дом последними. Бедняга Шоу чуть не падал под тяжестью многочисленных пальто.
— До свидания, дорогая, — тихо сказала леди Киртон, чмокнув Сесилию в щеку. — Постарайтесь не попасть в беду.
Сесилия усмехнулась.
— Вы же пригласили меня в пятницу на чай, Изабелла. Вряд ли я успею попасть в беду за такое короткое время!
— Да, кстати! — вспомнила леди Киртон, пока дворецкий помогал полковнику надеть пальто. — Вчера у меня была весьма необычная гостья…
— Кто именно? — заинтересовалась Сесилия.
— Представьте себе, Энн Роуленд, жена Эдмунда. Я с ней едва знакома и ума не могла приложить, зачем она ко мне пожаловала.
— Ничего удивительного! — фыркнул полковник Лодервуд. — Эта женщина неутомимо карабкается по ступенькам светской лестницы, оставляя свои визитные карточки везде, где только можно.
Леди Киртон бросила на него скептический взгляд.
— Не говорите глупостей, Джек, — ласково укорила она. — Если это и так, то с какой стати она пришла ко мне? Ведь я почти не бываю в свете.
— Вы с ней встречались раньше, Изабелла? — с интересом спросила Сесилия.
Леди Киртон кивнула, маленькие розовые перья на ее шляпке задорно качнулись.
— Конечно, и это-то как раз самое странное. Видите ли, ее муж хочет, чтобы она стала волонтершей.
— Где именно? — резко спросил полковник.
— В миссии «Дочери Назарета», где же еще? Она весьма заинтересована нашей деятельностью. Сесилия пожала плечами.
— Что ж, пускай. Лишний благотворительный ужин или музыкальный вечер нам не помешает.
— Ужин! — фыркнул Лодервуд. — Я сомневаюсь, что у них хватит средств прокормиться самим после столь щедрого пожертвования.
Но леди Киртон покачала головой.
— Нет, Сесилия, она хочет работать в миссии. Наставлять заблудших женщин. Но мне кажется, что такая особа, как она, не годится для подобного дела. Я пыталась ее отговорить, но тщетно. Муж заставляет ее играть роль этакой щедрой бессребреницы… — Леди Киртон внезапно осеклась. — Ох, кажется, я говорю нехорошие вещи!
Полковник Лодервуд помог леди Киртон надеть плащ.
— Вы говорите совершенно правильные вещи, моя дорогая, — сказал он, ласково похлопав ее по плечу. — Пойдемте, а то Шоу еще больше простудится на таком холоде. Уже моросит дождь со снегом.
— Я сейчас же велю Шоу лечь в постель, — уверенно заявила Сесилия, привстав на цыпочки и поцеловав Лодервуда в щеку. — Милый полковник, смотрите, не оступитесь — ступеньки скользкие.
— Не оступиться? — проворчал полковник, обернувшись к открытой двери. — Ценный совет, юная леди! Не забывайте о нем сами и знайте, что слепой человек иногда видит больше, чем вам кажется!
Наконец дверь затворилась. Сесилия хотела попросить Шоу, чтобы он вызвал Делакорту карету и подал ему пальто, но тот опередил ее.
— Могу я поговорить с тобой перед уходом, Сесилия? — тихо спросил он. Шоу деликатно удалился.
— Да, конечно. — Она любезно кивнула в сторону гостиной. Делакорт прошел туда следом за ней. Теперь, когда все разошлись, комната выглядела очень уютной.
Взгляд Делакорта быстро скользнул по стенам, изящно задрапированным синевато-серым шелком. На полу лежал толстый абиссинский ковер того же цвета с красно-коричневым узором. Высокий потолок был обшит панелями в тон стенам с белой лепниной в виде гирлянд и медальонов.
В окна, занавешенные до половины темно-синими бархатными шторами, светила луна. Делакорт представил, какой красивый вид открывается с верхних этажей. В камине уже догорал огонь, но в комнате было тепло от дюжины канделябров. Плюшевая мебель выглядела скорее удобной, чем модной. Камин окружали два кресла и диван, перед ними стоял изящный письменный стол.
Сесилия молча стояла у открытой двери, не приглашая Дэвида сесть. Похоже, она хотела, чтобы он поскорее убрался из ее дома.
Как назло, слова застряли у него в горле. Он рассеянно взял с резного письменного стола фарфоровую безделушку. У Сесилии было несколько таких предметов, но эта особенно притягивала взгляд — маленький кувшинчик в виде танцующей девушки, покрытый зеленой и красной эмалью. Делакорт нервно покрутил кувшинчик в руке.
— Симпатичная вещица, — наконец, сказал он.
— Это династия Мин, — объяснила она, переходя от двери к краю дивана. — Одна из моих любимых, подарок Джайлза на мой двадцать первый день рождения.
— У тебя много фарфора, — сказал он, машинально оглядывая комнату.
— Пожалуй, фарфор — это моя единственная слабость, — откликнулась Сесилия, шагнув чуть ближе.
— Все… очень красиво, — заметил Делакорт.
Помедлив с ответом, Сесилия подняла свои голубые глаза и посмотрела на него в упор. Ее тревога слегка улеглась. Может быть, та беда, которую они разделили сегодня днем, изменила их отношения?
— Вы любите восточный фарфор, милорд? Делакорт, с удивлением уловив в ее голосе насмешку, поставил кувшинчик на стол.
— Не очень, — признался он. Уголки ее губ немного приподнялись.
— Я так и думала. — Она указала на кресла, стоявшие по обеим сторонам от камина. — Присаживайтесь. И говорите, что вам нужно.
«Сказать ей, что мне на самом деле нужно? — подумал Делакорт. — Да ни за что на свете! Если бы я сам это знал…»
— Я хочу, чтобы мы сказали друг другу правду.
— Правду? — переспросила Сесилия, сев на краешек сиденья и гордо выпрямив спину. Делакорт расположился напротив.
— А еще я хочу извиниться, — тихо проговорил он. — Два дня назад я вел себя недостойно.
Сесилия опустила взгляд на колени и принялась нервно разглаживать складки юбки.
— Тогда зачем… зачем же вы так себя вели?
— Не знаю, — честно ответил он. — Но нам нужно помириться, Сесилия. Во всяком случае, до тех пор, пока не закончится моя работа в миссии. Потом, когда я уйду, ты можешь опять меня возненавидеть.
Сесилия упрямо вздернула подбородок.
— Дэвид, я не испытываю к вам ненависти. Когда-то мне казалось, что и впрямь ненавижу вас, но я была слишком молода и наивна. Я еще не знала, что такое настоящая трагедия. Но вы, милорд… — Она вытянула губы и слегка покачала головой.
— Что — я, Сесилия? — требовательно спросил он. — Говори! Давай разберемся: почему мы все время ссоримся, как дети? О Господи, да это же невыносимо!
Сесилия, глубоко вздохнув, некоторое время смотрела на огонь, догоравший в камине. Наконец, не поднимая глаз на Делакорта, она заговорила:
— Вы сердитесь, милорд. И прикрываетесь своим гневом, как… как плащом. Кутаетесь в него, отгораживаясь от всех остальных.
У него перехватило дыхание от ее дерзости — впрочем, нет, от ее откровенности.
— Может быть, ты не испытываешь ко мне ненависти, Сесилия, — натянуто проговорил он, — но, по-моему, недолюбливаешь меня.
Она отвернулась от огня. Если бы можно было пригвоздить человека к креслу взглядом, то Дэвид остался бы там навсегда.
— Вы сами не слишком себя любите, Делакорт. Люди считают вас гордым, заносчивым, даже мстительным. Но мне начинает казаться, что вы просто очень несчастный человек. Интересно, почему?
Сердце Делакорта стало биться очень медленно. У него возникло ощущение, будто перед ним отворилась дверь в темную пугающую пустоту, и ему захотелось поскорее закрыть ее.
— Ты упомянула о трагедии, Сесилия. Но что ты понимаешь под этим словом?
Сесилия быстро встала, подошла к маленькому столику из красного дерева, на котором стояли графины и рюмки, и хотела, было откупорить одну бутылку, но внезапно резко опустила руку.
— Наверное, — тихо проговорила она, — для кого-то трагедия — это попросту несбывшиеся надежды. Мы все чего-то ждем от жизни… но иногда наши ожидания не оправдываются… — Она помолчала, взвешивая свои слова, потом продолжила: — Простите, милорд, но сегодня я не настроена вести философские беседы. Хотите чего-нибудь выпить перед уходом?
Делакорт понял, что она вежливо выпроваживает его, однако не подал виду.
— Я бы выпил немного бренди, если у тебя есть. День выдался утомительный.
Сесилия наполнила рюмку бренди отличного качества, потом взяла другой бокал и налила туда немного хереса. Подойдя к Делакорту, она протянула ему рюмку. Когда он взял напиток, их пальцы на мгновение соприкоснулись. На душе у Делакорта стало удивительно спокойно, но, к сожалению, все быстро закончилось, и в руке у него осталась лишь рюмка с бренди, который он не слишком-то хотел пить.
Вдруг Делакорт осознал, что смотрит на Сесилию, не отрывая глаз. Она, должно быть, считает его идиотом. Ее странные откровения потрясли его больше, чем он полагал. С трудом сосредоточившись, он начал подбирать в уме какую-нибудь язвительную реплику.
— Ты сегодня очень хорошо выглядишь, Сесилия, — сказал он наконец своим обычным беспечным тоном. — Необычайно красивый зеленый шелк… Но когда я видел тебя в последний раз, это платье было другим.
Сесилия, опустив глаза, провела ладонью по изумрудному шелку юбки, держа в другой руке бокал с вином.
— Да, это было совсем новое вечернее платье, — объяснила она, явно радуясь возможности уйти от серьезного разговора. — Правда, я надела его всего один раз, с тех пор как сняла траур. А потом Этта прожгла утюгом шаль, так что пришлось переделать его в платье для ужинов. Но как ты можешь знать… — Вдруг рука ее застыла, и она вопросительно взглянула на Дэвида.
Тот судорожно перевел дыхание. Сесилия стояла рядом и смотрела на него в упор.
— Ты уже видел меня в этом наряде, да? — очень тихо спросила она.
Немного смутившись, он опустил глаза. Повисла долгая пауза.
— Зачем же ты солгал, сказав, что не заметил меня в Огдене? Я не обижаюсь — просто хочу знать.
Делакорт начал лепетать что-то в ответ, но, к счастью, из трудного положения его вывело появление в открытых дверях гостиной дворецкого Сесилии.
— К вам посетитель, миледи, — простуженным голосом просипел он. — Опять главный полицейский инспектор.
Де Рохан! Как раз тот человек, которого Дэвид искал. Секундой раньше он готов был улизнуть поскорей из этой гостиной, теперь же его не выгонит отсюда даже свора лютых собак!
Сесилия бросила на него взгляд, ясно говоривший о том, что выяснение подробностей того вечера еще не закончено, но тут вошел инспектор.
— Спасибо, Шоу, — сухо сказала она. — А теперь идите отдыхать. Это приказ. Скоро полночь, а вам нездоровится.
Шоу удалился, весьма довольный такой заботой со стороны хозяйки. Сесилия, обернувшись к гостям, представила их друг другу. Услышав имя Дела-корта, де Рохан поднял густые черные брови.
— Милорд, — холодно произнес он, отвесив на удивление изящный поклон, — надеюсь, мой ответ на ваш сегодняшний запрос удовлетворил вас?
— В сложившейся ситуации я пока не нахожу ничего удовлетворительного, — натянуто ответил Делакорт, оглядев простой сюртук из черного льна и начищенные черные ботинки полицейского. — Но это не ваша вина.
Полицейский посмотрел на Дэвида с легкой обидой.
— Вы также просили, милорд, чтобы мы постоянно следили за вашим знакомым из Гудвинс-Корта. Хочу вам сообщить, что для этого выделено несколько опытных агентов.
Дэвид поклонился.
— Благодарю вас.
Сесилия молча с любопытством, смотрела то на одного мужчину, то на другого.
— Пожалуйста, присаживайтесь. Хотите бренди, мистер де Рохан? Или горячего пунша?
— Спасибо, нет. — Де Рохан присел на диван перед камином. — Я зашел всего на минутку.
Делакорт снова опустился в кресло и взял свою рюмку.
— Уже довольно поздно, мистер де Рохан, — сказал он, рассеянно вращая бокал с бренди. — Надеюсь, вы не имеете обыкновения ходить по домам в столь неподходящее время?
Лицо де Рохана еще больше потемнело.
— Леди Уолрафен просила, чтобы я немедленно сообщал ей все, что узнаю о Маргарет Макнамара. Я же не виноват, что ее обнаружили поздно вечером.
— Обнаружили? — сдавленно вскрикнула Сесилия, судорожно стиснув подлокотники кресла. — Мэг… она мертва?
Де Рохан обернулся к ней.
— Да, мэм. Мне хотелось бы принести вам более радостные вести, но — увы.
— Что произошло? — тихо спросила Сесилия.
— Я не находил себе места с того самого дня, как она пропала, — признался де Рохан, — и дал задание всем службам искать ее. А сегодня вечером в участок пришел патрульный и сообщил, что из реки выловили труп девушки.
Делакорт не мог видеть искаженного горем лица Сесилии.
— Может, это какая-то ошибка? — спросил он, хватаясь за последнюю надежду. Де Рохан горько усмехнулся:
— Вряд ли, милорд. Я лично был в морге. Сесилия на мгновение зажмурилась, но потом все же нашла в себе силы задать следующий вопрос:
— Она утонула?
— Нет, миледи, — мрачным тоном ответил полицейский.
— Тогда что же? — резко спросил Делакорт. Де Рохан покосился на Сесилию, как будто оценивая ее выдержку.
— Ей перерезали горло, — наконец ответил он, вновь взглянув на Делакорта, — а потом привязали труп к швартовой тумбе над лестницей «Пеликан» и спустили на воду, как лодку.
— О Боже, — прошептал Делакорт. — А кто ее нашел?
— Мальчишка-поваренок из трактира «Проспект Уитби». Он шел по переулку рядом с трактиром и увидел веревку.
— Зачем же убийце понадобилось ее привязывать? — задумчиво спросил Делакорт. — Неужели он не понимал, что ее найдут?
— Я уверен, что он сделал это нарочно, — мягко сказал де Рохан.
— Вы думаете, это предупреждение?
— Предупреждение? — прошептала Сесилия. — Кому?
— По-вашему, оно предназначено Китти ОТэвин, не так ли? — вмешался Делакорт, обращаясь к де Рохану.
— Да, — отозвался полицейский. — Эти женщины чего-то боялись. Вот почему они искали убежища в миссии.
— Вы хотите сказать… что они от кого-то прятались? — спросила Сесилия. — Бедная Китти! Де Рохан пожал плечами.
— Китти сильно нервничает. А Мэг Макнамара вела себя поначалу почти, враждебно. Сперва я списал это на счет врожденного презрения к полиции, но вскоре заподозрил нечто более серьезное.
— Достаточно серьезное, чтобы стать причиной убийства, — добавил Делакорт. Поднявшись с кресла, он принялся мерить шагами комнату. — И что же теперь, инспектор?
Де Рохан тоже встал.
— Теперь я пойду домой и немного посплю, — сказал он, устало, проводя рукой по волосам, — а утром вернусь в «Проспект», поговорю с поваренком и прислугой. А заодно поищу свидетелей на берегу реки.
— Я пойду с вами, — заявил Делакорт, возвращаясь к камину.
Взгляд де Рохана на мгновение выразил неудовольствие, но потом инспектор покорно кивнул.
— Возможно, так будет лучше. Низшие классы боятся гнева знати куда больше, чем власти полиции. Тем более что у нас этой власти не так уж и много.
Делакорт мысленно согласился с этим. Да, к сожалению, де Рохан прав. И Сесилия тоже была права, когда жаловалась на необходимость реформирования полиции. Пожалуй, ему следует почаще бывать на заседаниях министерства, чтобы знать, почему, черт возьми, ничего не делается.
— Я заеду за вами в Уэппинг в девять, если не возражаете, — предложил он полицейскому. — А если мы ничего не узнаем, что вы будете делать?
— Вернусь на Пеннингтон-стрит, — уверенно ответил де Рохан, — и добьюсь правды у Китти ОТэвин.
— Я тоже там буду, — сказал Делакорт серьезным тоном. — Может быть, что-то и прояснится.
— Не надо давить на Китти! — вскричала Сесилия, вскакивая с кресла. — Я опасаюсь за ее здоровье — она очень больна.
Де Рохан слегка приподнял брови.
— Простите, миледи, но если мы сейчас на нее не надавим, то из больной она может превратиться в мертвую.
— И все-таки я согласен с леди Сесилией, — задумчиво проговорил Делакорт. — Китти действительно должна отдохнуть. Как сказал сэр Джеймс, ей нужен свежий воздух и хорошее питание. А еще ей нужна безопасность. Я найму людей для охраны миссии, а через пару дней мы с ней поговорим.
Сесилия хотела возразить, но Делакорт поднял руку.
— У нас нет другого выхода, Сесилия. Как только Китти немного окрепнет, я отправлю ее в мое дербиширское имение. А когда она окончательно поправится, моя экономка найдет ей какую-нибудь работу по дому.
Сесилия уставилась на Делакорта, как будто у него вдруг выросла вторая голова.
— Да, — задумчиво сказал де Рохан, — по-моему, это неплохое решение. К тому же, если вы предоставите ей убежище, она охотнее согласится на разговор.
— Я хочу при этом присутствовать, — вмешалась Сесилия, тряхнув своими огненно-золотыми кудрями. — И учтите, я не позволю вам напугать ее, даже ради пользы дела, — ведь она беременна.
Де Рохан, сцепив руки за спиной, молча кивнул.
Выслушав все это, Делакорт встревожился. Ему совсем не нравилось то, что Сесилия собиралась и дальше участвовать в этом опасном деле. Но разве она прислушается к его советам? Осторожно кашлянув, он обратился к инспектору:
— Вы не могли бы подсказать, как нам вести себя при встрече с Китти?
Де Рохан покачал головой.
— Если бы я знал, милорд! Прежде всего, нам надо выяснить имена их постоянных клиентов. И, кроме того, где они работали — в публичном доме или где-нибудь еще?
— Может, в этом деле замешаны торговцы белыми рабами? — предположил Делакорт, вспомнив самые мрачные теории Кембла. — Или контрабандисты? Или скупщики краденого?
Де Рохан долго смотрел на него оценивающим взглядом.
— Нет, контрабандисты вряд ли, — ответил он, наконец. — Я тоже думал про воров и скупщиков краденого, но, по правде говоря, эти девушки похожи на обычных небогатых проституток.
— Но зачем убивать обычных проституток? — в замешательстве спросил Делакорт. — Если только убийцы не сумасшедшие. А если сумасшедшие, значит, они очень опасны.
— Да, они очень опасны, — согласился де Рохан. — Мы это уже установили. Теперь нам осталось только выяснить, кто они. — С этими словами, по-военному четко развернувшись на каблуках, он поклонился Сесилии. — Простите, леди Уолрафен, что потревожил вас так поздно. Мне пора. Если можно, я заеду к вам в пятницу на Пеннингтон-стрит.
Делакорт рассчитывал, что она передумает, но его надежды оказались напрасными. Сесилия, с готовностью кивнув, вышла вслед за полицейским из гостиной.
В полном молчании они прошли по коридору. Сесилия подала ему пальто, шляпу и открыла дверь. С коврика у порога, отлично выспавшись, поднялся Люцифер. Сесилия сказала псу несколько ласковых слов, и полусонная собачья морда расплылась в довольной ухмылке.
Инспектор слегка улыбнулся, подозвал мастифа и вышел на крыльцо, но на второй ступеньке остановился и поднял голову. Густые тучи над Риджент-парком внезапно разошлись, и в просвете появился сказочно яркий осколок луны.
Несколько мгновений де Рохан смотрел в ночное небо.
— La lima crescente, — благоговейно прошептал он.
— Что, простите?
Де Рохан повернулся к ней, слегка смущенный.
— Полумесяц, — перевел он. — Просто мне вспомнилась старая поговорка моей бабушки.
Сесилия улыбнулась. Этот полицейский определенно начинал ей нравиться.
— Вы итальянец, мистер де Рохан?
— Не только, но моя бабушка из Милана. — Он молча смотрел на нее, словно ожидая какого-нибудь презрительного жеста или возгласа, однако Сесилия вовсе не собиралась делать что-либо подобное.
— И что же говорила ваша бабушка? — ласково спросила она. — Я обожаю старые поговорки.
Он удивленно взглянул на нее, думая, что она смеется над ним, но это было не так.
— Если облачной зимней ночью увидишь на небе полумесяц, — сказал он, ступив на тротуар, — то скоро сбудется твоя самая сокровенная мечта. — У подножия лестницы он обернулся. Лицо его превратилось в мрачную маску. — Но мечты Мэг Макнамара уже никогда не сбудутся, верно?
Сесилия отрицательно покачала головой.
Де Рохан долго смотрел ей в глаза.
— Впрочем, будем надеяться, что сегодняшняя ночь принесет счастье вам, bella signora, — мягко сказал он. — Желаю вам buona notte.
С этими словами он резко развернулся, быстрым изящным движением надел шляпу и исчез во мгле.
Совершенно забыв свое смущение по поводу зеленого платья, Делакорт сидел в гостиной, размышляя о страшных известиях, которые принес де Рохан. Делакорт всегда был смелым, решительным человеком, даже, пожалуй, часто себе же во вред, но, когда он думал об убийствах Мэри и Мэг, по спине его пробегал холодок страха. Он чувствовал себя ответственным за происходящее. Коул за городом, и, значит, он сам должен — нет, просто обязан — позаботиться о том, чтобы убийца был отдан в руки правосудия. И это еще не все. Он должен обеспечить безопасность Сесилии, и невозможно угадать, какая из этих задач была потруднее.
Черт бы побрал де Рохана! Он словно намеренно втянул Сесилию в это проклятое дело. А между тем ему, как никому другому, должна быть понятна вся опасность работы в Ист-Энде, тем более после таких событий. Что, если убийца проник в саму миссию? Что, если он… или они… думают, что Сесилия знает больше, чем есть на самом деле? Что, если, не дай Бог, она действительно узнает от Китти что-либо опасное?
А де Рохану только это и нужно. Расследовать преступления — его работа.
Дэвид допил бренди и небрежно отставил рюмку. Уличные часы пробили полночь. Было слышно, как Сесилия на крыльце разговаривает с де Роханом. Как защитить самого себя, Делакорт знал. Больше того, через несколько недель он опять вернется к прежней праздной жизни — будет играть в карты, ходить в клуб и к портному. Но Сесилия была чужда развлечений, три раза в неделю усердно трудясь, словно обычная продавщица. В сознании Дэвида возникло кошмарное видение: в темном безлюдном переулке Сесилию выталкивают из ее кареты, а он в этот момент далеко и не может помочь!
Чтобы отвлечься; Дэвид взял ведерко с углем и кочергу и принялся поправлять огонь в остывающем камине, но воображение его по-прежнему продолжало работать. Когда Сесилия вернулась в гостиную, Делакорт уже успел утратить и благие намерения, и сдержанность.
— Сесилия, — начал он, глядя на огонь в камине, — мне не нравится, что ты вместе с инспектором собираешься разговаривать с Китти. Я полагаю, нам надо пересмотреть штат миссии.
Атмосфера в комнате опять стала напряженной. Сесилия прошла по ковру к камину, шурша шелковыми юбками. Чувствовалось, что она раздражена.
— Что вы сказали, Делакорт? — переспросила она натянутым тоном.
Дэвид выпрямился и повернулся к ней.
— Доки и их окрестности — опасное место, и здание миссии не может считаться надежным убежищем. Двоих женщин уже убили, и нет никакой уверенности, что бандиты на этом остановятся.
— Но при чем здесь штат миссии?
Делакорт чувствовал недовольство в ее голосе, но вопрос был слишком серьезным, чтобы оставить его без внимания.
— Меня восхищает твоя преданность делу, но тебе больше не стоит работать с этими несчастными женщинами. Это становиться слишком рискованным.
Сесилия усмехнулась. Делакорт увидел в ее голубых глазах ледяные искры и понял, как бестактно прозвучали его слова.
— Рискованно? — переспросила она. — По-вашему, милорд, если я богата и имею титул, значит, меня надо беречь больше, чем Мэри и Китти?
— Я этого не говорил, Сесилия, — буркнул он и, отвернувшись, сердито ткнул кочергой в горящие угли.
— Не говорили, — голос ее дрожал от гнева, — но подразумевали. Значит, вы считаете мою жизнь более ценной, чем жизнь этих женщин?
«Конечно, глупенькая! — хотел крикнуть Делакорт. — Ты для меня дороже всех сокровищ мира!»
Но он не мог ей этого сказать, выразив словами те чувства, что комом подступали к горлу.
Безмолвно стоя словно истукан, он смотрел в пылающий огонь, так сильно сжимая в руке кочергу, что ногти впивались в ладонь. Сесилия тем временем взволнованно расхаживала по гостиной.
— Ты больше не должна ходить на Пеннингтон-стрит, — тихо проговорил Дэвид. — Я сейчас возглавляю миссию, и это мой приказ.
— Но почему? Ты ищешь предлог, чтобы отделаться от меня?
Отделаться от нее? Боже правый! Делакорт был уверен, что ему уже никогда от нее не отделаться — с тех самых пор, как их губы впервые слились в поцелуе.
— Отвечай же, Делакорт! Отвечать? Хорошо, он ответит!
— Ты дочь знатных родителей, у тебя благородное воспитание, Сесилия. Не будь же такой упрямой, послушайся меня!
— Благородное воспитание? — удивленно переспросила Сесилия.
Он обернулся и увидел, что она стоит рядом с ним, решительно скрестив руки на груди.
— Именно так.
— Пожалуй, милорд, я расскажу вам историю большинства женщин, попадающих в миссию. — Грудь Сесилии взволнованно вздымалась от волнения. — Вы не хотите узнать, как они воспитаны? Да, у кого-то из них происхождение ниже, у кого-то выше, но поверьте мне — все они потеряли невинность не по своей воле.
— Я сейчас не настроен, выслушивать нравоучения, Сесилия, — произнес он угрожающим шепотом. Но Сесилия не собиралась умолкать.
— А мне безразлично, как вы настроены! Многие из этих девушек сначала работали служанками, горничными и продавщицами, иногда даже гувернантками. А потом их совратил мужчина — несомненно, считавший себя благородным джентльменом…
— Замолчи, Сесилия! — Дэвид вновь так сильно стиснул кочергу, что онемели пальцы. — Я не желаю этого слушать!
— Да, джентльменом, — повторила она, повысив голос, — который полагал, что имеет право брать все, что ему захочется. Вам, милорд, знаком этот сценарий, не так ли?
В висках Дэвида бешено застучала кровь.
— Не надо, Сесилия! — хрипло выдавил он, машинально взмахнув кочергой. — Ради Бога, не надо!
— Нет, скажите мне, Делакорт… — прошептала она. Глаза ее налились слезами. — Скажите! Как женщине сохранить свое доброе имя, если у нее нет заступников? Кто ее защитит? И кто поможет ей растить детей — разумеется, незаконнорожденных?
Безудержная ярость ослепила Дэвида. Он уже не понимал, что делает.
— Черт бы тебя побрал, Сесилия! — исступленно вскрикнул он. Кочерга, взметнувшись кверху, со звоном обрушилась на письменный стол. Изящный фарфоровый кувшинчик разлетелся на множество безобразных осколков.
