То, где мы жили,

                     называлось югом…

И каждый раз,

как только мы вставали,

казался мир вокруг

                     настолько юным,

что в нем —

                     наверняка! —

                               существовали

пока еще не названные вещи.

Беспомощный,

под безымянным небом

рождался мир.

Он вовсе не был

                     вечным.

Усталым не был.

И всесильным не был.

Он появлялся.

Он пьянил, как брага.

Он был доверчивым

                     и откровенным…

О, это удивительное право:

назвать землею – землю,

ветер – ветром!

Увидев

         ослепительное нечто,

на миг сомкнуть

торжественные веки

и радостно провозгласить:

«Ты —

небо!

Да будет так

отныне и вовеки!..

Да будет мир

           ежесекундно юным.

Да будет он таким

сейчас и позже…»

То, где мы жили,

                     называлось югом.

И было нам по двадцать лет.

Не больше…

И нисходила ночь —

                     от звезд рябая.

И мы,

заполненные гулкой ширью,

намаявшись,

почти что засыпая,

любовь

бесстрашно называли

жизнью.