Книга: Записки средневековой домохозяйки

Часть 5. Судьба

Леди Норис удалилась, оставив меня одну. А я… я замерев невидящим взором уставилась в окно. Меня колотило и волнами накатывала паника.

'Господи, за что?!' — лишь один вопрос бился в мыслях, и на него не находилось ответа. Еще несколько часов назад мне казалось, что все прекрасно, что проблемы уже позади. Я отбросила условности этого мира, отринула собственные страхи, чтобы обрести подобие свободы и хотя бы на время стать счастливой, но… Но этот мир вновь настиг меня, поймав в цепкие объятья.

Я напрочь забыла, что у меня есть свекровь! И теперь не знала, что меня ждет, что будет со мной… с нами. Я чувствовала себя как приговоренный к казни, которому еще не объявили сроки исполнения.

К обеду мне кое-как удалось взять себя в руки, а к пятичасовому чаю, я уже было определилась, что первым делом должна предпринять по поводу появления в городе свекрови, как в гостиную чуть прихрамывая, ворвалась женщина, сама росточка невысокого, но зато вширь такая, что проще перепрыгнуть, чем обойти. Она была облачена во все черное, лишь на шее длинная в три ряда нитка темного жемчуга разбавляла монотонность одежд и волосы видно уже седые, окрашены хной, да так густо, что пылают, словно цветки рыжей эшшольции в пору цветения.

Она влетела как эсминец в небольшую бухту и замерла, пристально разглядывая меня. В полной растерянности я поднялась и поприветствовала незнакомку.

— Словно чистокровная аристократка в десятом поколении, — лишь в ответ покачала головой она. — И малохольная такая же.

— С кем имею честь? — холодно поинтересовалась я, хотя меня уже посетила нехорошая догадка.

У дверей уже маячила лени Норис с извиняющимся взглядом, так что понять, кто ворвался, было не трудно.

— Ну, ну милочка! Не стоит так официально, тем более между родственниками, — покачала головой женщина, не спуская с меня пронзительного взгляда. — Вижу что характер у тебя есть и кровь не жидкая водица… Но в ногах правды нет. Садись. И я тоже сяду, чай мои ноги не чужие, чтобы их оттаптывать. Да и побаливают к тому же.

Я вынужденно села.

— Вот и ладненько, — ободряюще улыбнулась леди Мейнмор. — Прикажи слугам подать второй прибор, и пусть к чаю что-нибудь посущественнее добавят. А то ты уж больно худа. А где худоба, там нет здоровья.

Леди Норис просигналила мне, что все сделает, и удалилась, а я осталась наедине со свекровью.

— Думаю представляться уже нет необходимости, — сказала женщина, устраиваясь в кресле и подкладывая себе под спину узорчатую кресельную подушку так, чтобы в сидячем положении одна нога осталась выпрямленной. И перехватив мой вопросительный взгляд, пояснила: — Колено чтоб его! И чего только не делала, чтобы не болело. И по дохтурам ездила, и на воды, ан все нет. Как упала однажды, так и беспокоит.

Влетела Меган с подносом, быстро расставила чайные приборы, дополнительную вазочку с печеньем, медом и тарелку с оладьями (дворцовый повар решил вновь меня побаловать, за то, что поведала ему на днях рецепт холодца и хреновины). И бросив предупреждающий взгляд, мол, если что я за дверью, удалилась.

— Наша же, из дома, — не то уточнила, не то подтвердила свекровь. — И служит верно. Это похвально.

Я как хозяйка молча налила чая, жестами спросила чего добавить меда или молока и протянула женщине. Та с благодарностью приняла.

— Так на чем мы бишь остановились? — спросила она, пристраивая блюдце поудобнее на ладони, чтобы не дотягиваясь до стола, пить чай. И тут же сама себе ответила: — Представляться не буду, ты девочка и так уже все поняла. Опять-таки по глазам вижу.

Я все еще молчала, предпочитая слушать женщину. Ничего вразумительного сейчас я сказать бы все равно не смогла, разве что выругаться или сорваться в слезы. Ее появление по-прежнему оставалось для меня большим шоком.

А женщина, словно не замечая моей холодной сдержанности, продолжала:

— Я как узнала, что Кларенс женился, сначала ушам не поверила, а как расспросила поподробнее — поняла, мы с тобой сойдемся. Я ведь тоже не высокородная, из купцов, крупных негоциантов. И хотя всем политесам с детства обучена, предпочитаю вот так по простому и на прямик, а не вытанцовытать вокруг да около. И еще я не удивлена, что ты с моим бездельником не живешь. Я, будучи молодой тоже не особо охотно за его папашу шла, но уж больно мой на том настаивал. Говорил — Терциана, такой шанс дается один раз в жизни, маркизы к купцам не каждый день сватаются. И пусть он обнищавший, зато ты высокородной станешь. Вот я и согласилась на свою голову. И лет пять жалела, что отца послушалась, пока вот он у меня где не стал! — она продемонстрировала пухлую ручку, сжатую в кулак. — И хоть для всех он был маркизом, мужчиной, а без моего согласия грошика медного потратить не мог. А все потому, что порода у них гнилая. И как бы мой супружник не старался ее побороть, а все одно та из него лезла, а уж на сыночке — и вовсе разгулялась. Так что своим нежеланием ты меня не удивила. Даже более скажу, — порадовала, поскольку показала, что сила воли в тебе есть, и стержень внутренний имеется.

И тоже замолчав, принялась неспешно прихлебывать чай.

А я ничего не стала отвечать на ее исповедь. В такой душевный стриптиз я не верила, уж слишком нарочитый он был, слишком показательный. Однако дальше продолжать молчать было невежливо.

— И что вы хотите, чтобы я сделала? — с трудом справившись с эмоциями, спросила я.

Мне ужасно хотелось прекратить этот бессмысленный разговор, но для начала следовало выяснить, что скрывается за ее наигранной простотой.

— Сразу в корень смотришь, — удовлетворенно качнула головой свекровь. — Значит, далеко пойдешь. А я тебе сделку предлагаю. Я мать, а ты жена. Меж собой нам копья ломать не след — толку от этого ноль, а пользы и вовсе не будет.

— Какую сделку? — уточнила я, хотя от этих слов внутри нехорошо екнуло.

— Не спеши, — качнула головой та. — Ты выслушай сначала, а потом суть предложения узнаешь.

Я вынужденно согласилась. А свекровь тем временем отпила еще уже немного остывшего чая, и неспешно начала:

— Дед моего муженька спустил все до грошика, да еще до третьего колена все перезаложил, что когда он помер, кредиторы слетелись стервятники как падаль. Ты думаешь, что мой муженек сам сватался? Куда там! Его мать с моим отцом договаривалась, а уж потом и я с ней. И уж как я в узде мужа держала, как сына учила, а все ж таки кровь не водица… Хоть при жизни супруга долгов и поубавилось, но не до конца. Осталось еще довольно, чтобы и внуки моих внуков отдавали. Но это опять-таки если мы с тобой захотим. Ты думаешь, все мое приданное муженьку досталось? И что теперь им один Кларенс владеет? Не тут-то было. Деньги у меня есть и немалые. И через нужных лиц я их на торговых делах все прибавляю. Да захоти я, так давно бы уже с долгами Мейнморов рассчиталась. Только оно мне надо? Кларенс беспутный — дедова порода на нем ярче всего проявилась. Зачем я ему жизнь упрощать стану? И не смотри на меня так! Пусть мне он и сын, но сын от нелюбимого мужа, с которым я всю жизнь себе перековеркала. Был бы путевым, пошел бы в моего отца, так я бы в нем души не чаяла, а так… И завещание тоже моих рук дело. Зря я, что ли мужа столько науськивала. Не хочу в беспутные руки путевое отдавать, нелегкими трудами оно нажито.

Свекровь допила остатки чая в чашке, и я забрала ее из рук.

— Так вот что я хочу предложить моя хорошая, — продолжила она. — Я вижу, что ты сына не любишь, да это не беда, даже хорошо, любовь делает человека слепым, да глупым. Поэтому, сходись с моим дуралеем, потерпи, пока не родишь от него дитятю, а уж после пойдет Кларенс на все четыре стороны. А мы наследника или наследницу воспитаем. Пусть пока жив сынуля, он пытается с долгами рода рассчитаться, а мы — если внук или внучка… что хуже… путные получатся — потом после смерти оного долги-то и погасим.

От таких слов я едва не подавилась и нашлась ответить только:

— Вы жестоки.

— Жизнь жестока, девочка. Или ты хочешь сказать, что Кларенс тебя не силою взял? Сама лаской пошла? — и, прочтя все по лицу, подтвердила. — Вот то-то же! Я тебя с ответом торопить не буду. Такие вещи с кондачка не решаются. Но ты думай, что я тебе предложила. Лучшего варианта и ожидать нельзя. Будешь всю жизнь в достатке жить и спокойная. Или ты думаешь долго сможешь в королевском дворце скрываться? А?! Пройдет интерес у короля, и он выдворит тебя. А от Кларенса, пока один из вас жив, тебе не избавиться. У нас не пропащая республиканская Омания, где мужья с женами сходятся, да расходятся, как дворовые собаки. У нас брак один и до смерти кого-нибудь из супругов. У нас как у лебедей, а не беспородных дворняг. Так что деваться тебе особо некуда. Да и плата будет невелика — потерпеть в койке мужика год другой. Все бабы терпят, и ты потерпишь. А как родишь наследника, так и наша воля возьмет. Так что ты думай, решай. А чтобы тебе легче думалось — я завтра званый ужин устраиваю. Там ты на моего сынулю дурошлепа внимательнее посмотришь… Все ж он красив, не уродец какой. И красотой, и статью, и гнилым нутром в деда пошел. Так что думаю, лицо особо воротить не придется. А на ужин я тебя жду. Я уже с королем договорилась — попробуй не явиться. Уж шибко ему связи с промышленниками из Рейвеля нужны, а главой всему там мой отец. Так что сама понимаешь… Жду я тебя с ответом.

И не позволив возразить, с трудом поднялась из кресла и поковыляла к двери.

Вивьен уселась на край большой кровати и уныло посмотрела на храпящего коротышку. Господи как он был ей неприятен. Да куда там! Он был ей противен, но она запрещала себе думать об этом. В ее деле не до брезгливости. От брезгливости Герман отучил ее давным-давно. Главным была информация. А по части информации советник его величества по торговым делам был незаменим. Правда, в последнее время его как-то подозрительно оттерли от дел, но пока отношения с ним еще оправдывали себя. Ах, если бы все можно было решить единым махом, избавится от задания и от Кларенса, который уже откровенно тяготил. Даже женитьба не заставила его отвлечься. Вот спал бы со своей женой, а ее оставил в покое?! Так нет же! Однако самая большая мечта была избавиться от незримого ошейника, который когда-то застегнул на ней Герман. Вот кого бы она удавила в первую очередь, если б смогла! Но она не могла. Не была вольна в своем желании.

Ладно, чего бестолку сожалеть! Нужно решить проблему — выполнить задание, разыскать бумагу старой королевы. Хольгрим проболтался, что со всем королевскими документами работает никто иной, как Себастьян, и старыми архивами занимается тоже он. Она уже сделала первые шаги и навела мосты через Кларенса: уговорила его вернуться домой, даже попытаться помирится с супругой, мол, давай делать вид, что мы друг другу безразличны. Тем самым она пыталась попасть в особняк к Коненталям, но пока ничего не выходило. Да еще Кларенса все труднее становилось водить за нос. Вернее за нос-то он водился, верил в то, что она ему говорила, только действовал все импульсивней и настойчивей. Излишне часто искал с ней встреч, показывал характер, вновь устраивал ей сцены ревности… Так и норовил все испортить.

В общем, нужно было как можно скорее решить эти проблемы, так некстати связавшиеся в тугой узел.

И вот появился шанс. Слабенький, но шанс подобраться к Себастьяну и хоть что-нибудь узнать, а может и порыться в его вещах. С курорта приехала мать Кларенса. С ней лично Вивьен не была знакома, да и не пыталась, но вот то, что женщина о ней ничего не знала, могло сыграть на руку. Вдовствующая маркиза Мейнмор решила устроить ужин с большим количеством гостей по своему возвращению. И как сказали, она уже встретилась со своей невесткой, и даже осталась довольна ею. А еще она вчера услышала, что сын Коненталя не равнодушен к супруге Кларенса. Причем, похоже, его чувства серьезны. Вот от этого Вивьен лишь злорадно усмехнулась — поделом им всем! Живут, жируют, а она?! Пусть теперь сопли на кулак помотают!

Храп прекратился.

— Моя нимфа встала? — проскрипел старик, приоткрыв щелочки глаз.

— О да, мой фавн! — тут же перешла на воркование женщина.

— И чем моя нимфа сегодня хочет заняться?

— Нимфа хочет, чтобы ты получил приглашение на один из сегодняшних званных обедов.

— К кому? — по-прежнему сонно поинтересовался Хольгрим.

— К Коненталям. С лечений вернулась Леди Мейнмор, она созывает обед. Там будет весь цвет знати.

— Там будет Кларенс, — заметил старик, в миг проснувшись от такой просьбы.

— Дурашка, ну как ты не понимаешь?! — потянулась к нему Вивьен. — Я хочу показать им всем, доказать всему свету и ему в частности, что я с тобой! Что я только твоя! — и страстно поцеловала его в губы.

— Тебе ни в чем нет отказа, — витиевато согласился Хольгрим, когда женщина прервала жаркие лобзания. — Я получу приглашение у леди Мейнмор. Еще до обеда!

Впервые в жизни Себастьян не знал, как быть. В том, что случилось позавчера, он винил только себя и если бы возможно было прожить тот день заново, то… то он все равно повторил бы произошедшее. Это было выше его: выше чести, выше слова и разумения! Аннель была такой беззащитной, нежной, но такой страстной, что при одном воспоминании он чувствовал жар в груди, а голова кружилась от упоения. И что теперь делать, как выпутаться из ситуации, в которую угодили, он не знал.

А вчера вечером, король усложнил все еще больше. Слушая бравурный доклад, о том, как в государстве хорошо, как успешно поднята промышленность, сколького они побочно достигли, развивая всего лишь производство оружия, государь невпопад заметил:

— А все ж таки было бы хорошо, если бы ты умудрился сделать так, чтобы, в конечном счете, маркиза Мейнмор стала маркизой и будущей герцогиней Коненталь.

От неожиданности Себастьян поперхнулся, а потом, обретя дар речи, осторожно спросил:

— И каким образом вы предлагаете мне этого добиться? Я со смиренным нетерпением ожидаю вашей подсказки вашего величества.

— Да уж не знаю! — сварливо ответил король. — Но все же лучшего варианта бы не было, если бы ты умудрился каким-нибудь образом разрешить вопрос в свою пользу. Тогда все бы было ладно: и государству удобство, и тебе счастье. А то не дело, когда один из верных моих людей так и не станет опорой государства в будущих поколениях. Только сразу тебя предупреждаю — никаких дуэлей, и убийств под покровом ночи. Не хватало, чтобы противники возвели тебя на эшафот. Мне и так хватает проблем с архиепископом Темелином и с верховным королевским прокурором лордом Брогерстом. Они мне знаешь уже где со своей оппозицией?! Вот они мне уже где! — и король чиркнул ребром ладони себе по горлу. — И ведь спелись два мерзавца! И не сковырнешь! За одного церковь заступается, другой родовитостью в двадцатом колене давит. Почитай один из самых первых родов со времен Анри Завоевателя. Так что решай проблему, и желательно спешно. А то тут с утра вдовствующая маркиза Мейнмор на штурм пошла, Аннель для своего сына — твоего кузена — добивается. А мне ей отказать очень трудно. С учетом того, как идут переговоры в Рейвеле, где верный нам Тумбони никак не может добиться согласия от Пацция Бардаса — ее папаши, то сам понимаешь, что я вынужден буду выбрать. Так что сроку даю тебе пару месяцев, но не дольше.

И утром в подтверждение слов короля, его тетка — вдовствующая маркиза Мейнмор — приглашала его с парой, если таковая имеется, на званный обед по поводу ее возвращения с вод. К приглашению прилагалось недлинное письмо, в котором она просила Себастьяна поговорить с братом, и как сугубо положительного джентльмена подать пример и направить того на путь истинный, а именно задуматься о семье и отпрысках. После этих известий Себастьяну захотелось просто кого-нибудь убить, однако он понимал, что это не выход.

На ужин в дом герцога я ехала как на закланье. Наверное, даже бы на эшафот с большим энтузиазмом пошла, нежели чем на встречу с муженьком. Особо принаряжаться я для такого случая не стала, надела самое скромное из творений Патереэна. Жемчужно серое платье, узенькое колье с дымчатыми опалами и мелким жемчугом, и прическу собрала не особо пышную. Оглядев себя перед выходом, я бы, пожалуй, и не узнала себя. За то время что прибывала здесь, я уже полностью освоилась с этикетом, с одеждой и корсетам — не путалась больше в длинных юбках, даже вела себя как местные девушки. Я уже отвыкла смотреть на собеседника прямо: если это был мужчина, наблюдая лишь боковым зрением, отвыкла смеяться, улыбаться, при этом не прикрыв губы веером, отставлять локти в стороны, сутулится, закидывать ногу на ногу, и сидеть в креслах и на диванах полностью, а лишь присаживаться на самый краешек. Так незаметно для себя я превратилась в местную леди. И все это меня не радовало. Совсем не радовало.

Карета остановилась перед крыльцом, лакей подал руку, и я, опершись, спустилась. Особняк за это время ничуть не изменился. Он был прежним, что и тогда зимой, когда я впервые оказалась тут.

Поправив на плечах меховую накидку, отороченную песцом, я уверенным шагом, не выдающим моего состояния, направилась к парадному входу. У дверей в жаровнях полыхал огонь, разгоняя сгущающиеся сумерки, двое лакеев в парадных ливреях замерли по стойке смирно. Лишь когда я приблизилась, один распахнул дверь, и я очутилась в холле. Все было по-прежнему и тут, однако я уже не была прежней. Кто-то из прислуги торопливо принял у меня накидку, а я лишь бросив беглый взгляд в зеркало, двинулась вперед. Дворецкий поспешил мне на встречу.

— Добрый вечер, Бейкбор, — поприветствовала я. Имя вылетело как чертик из табакерки.

Мужчина согнулся в почтительном поклоне.

— Прошу за мной миледи, — указал он на распахнутые в зал двери.

Там уже раздавались веселые голоса, кто-то из дам позволил себе легкий смех, выдававший непринужденную атмосферу в общении. Все шло своим чередом.

Когда я появилась на пороге, все на мгновение стихло, позволив Бейкбору провозгласить, кто предстал перед собравшимися, а мне произнести:

— Добрый вечер господа, — и как ни в чем не бывало направиться к герцогу Коненталю. Его как главу дома следовало поприветствовать первым.

Однако глазами я искала другого человека. И как бы внешне я была невозмутима, от осознания, что сейчас вновь увижу его, что посмотрю в глаза, в груди все трепетало. Из головы вылетело, что здесь и сейчас присутствует мой ненавистный супруг, и его деспотичная мать ждет ответа на свое предложение. Я забыла обо всех. Главное встреча с ним!

Себастьян находился подле отца, и вел непринужденную беседу с каким-то напыщенным индюком. Я приблизилась и поздоровалась. Надеюсь, с виду я казалась спокойной, потому как внутри… Сердце стучало как сумасшедшее, пальцы дрожали, а атмосфера, казалось, наэлектризовалась так, что еще минута и меж нами искры проскакивать начнут! Я не видела ничего вокруг, лишь его глаза, которые так же, не отрываясь, смотрели на меня. И в них чудилось ответное чувство. А воздух, казалось, был наэлектризован до невозможности, еще немного и…

Но нет, молния не проскочила меж нами. Плавно, словно так всегда и делала, я завела светский, ничего незначащий разговор. Герцог подключился мгновенно и начал выпытывать, как мне живется во дворце. Я вымученно улыбнулась и вынужденно переключила внимание на него, однако, время от времени, поглядывала на Себастьяна, перехватывая точно такие же горящие взгляды.

А судьба, будто продолжая издеваться, явила миру новое действующее лицо. В зале появилась свекровь и, как фрегат под полными парусами, прямиком направилась ко мне. Пришлось вежливо поприветствовать и уделить ей львиную долю своего внимания. Глаз на Себастьяна я поднять уже не решалась, не стала дразнить неуступчивую фортуну.

После короткого приветствия женщина пыталась получить ответ на предложенную сделку, но в разговор, так кстати, вмешался герцог, и утащил меня к каким-то важным старикам, среди которых оказался уже виденный мной на достопамятном балу по случаю свадьбы — граф Пенсери.

Я облегченно выдохнула, обрадовавшись временной отсрочке. Давать положительный ответ свекрови, я не собиралась ни под каким видом. Ее напористость вызывала во мне лишь раздражение, которое с трудом удавалось сдерживать.

Наконец всех пригласили к столу. Рассаживались мы по ранжиру, согласно карточкам установленным возле тарелок. Я оказалась сидящей второй по левую руку от герцога, напротив меня сидел Кларенс, а первым рядом с отцом — Себастьян. С супругом я старалась даже не встречаться взглядами. Мне было неприятно видеть его, и лишь нежное, но такое ободряющее касание руки Себастьяна под столом, помогало сдерживаться и реагировать, как будто бы ничего не происходило.

Однако мое соседство рядом с другим совершенно не радовало свекровь, когда все только начали рассаживаться, она было направила меня к месту рядом с Кларенсом, но на стул уже плюхнулась какая-то девица, застенчиво строящая глазки Себастьяну, уже усевшемуся напротив. Леди Мейнмор пришлось оставить все как есть.

Впрочем, не я одна была не рада встрече. Супруг тоже воротил от меня взгляд, рассматривая кого-то посаженного на дальнем от нас конце стола. Кого, мне не было видно, эта особа сидела по мою сторону через пятнадцать сидящих. Впрочем, меня это особо не волновало. Главное, что рядом со мной находился Себастьян.

Обед начался в молчании, потом после первых глотков вина под руководством свекрови завязался деланный разговор, в котором я предпочла не участвовать.

Все шло своим чередом. Я наслаждалась краткой близостью с неожиданно ставшим самым дорогим человеком на свете. Иногда Себастьян наклонялся к отцу, они о чем-то шептались, но я не интересовалась о чем именно. Лишь бы он был рядышком, и этот ужин никогда не кончился, тогда мне бы не пришлось давать ответ леди Мейнмор.

К званному ужину Себастьян спустился в полном смятении чувств. Происходящее у него ассоциировалось с изощренной пыткой. Едва он переступил порог отчего дома, словоохотливая тетка поведала, что надеется восстановить мир между сыном и его женой, и даже радостно сообщила, что девушка проявила согласие в этом вопросе. Боль ножом полосонула по сердцу, но мужчина тут же отмел с негодованием слова маркизы. Уж во что, во что, а в согласие Аннель он не верил. Кончики пальцев еще ощущали бархат ее кожи, и ответную дрожь тела… Нет, Аннель, не согласилась бы! Однако за теткиными словами что-то крылось. Но вот что?!

Словно по наитию, перед самым ужином, он заглянул в столовую, где слуги накрывали на стол, и обнаружил первый тетушкин шаг. За ужином она намеревалась усадить Аннель и Кларенса рядом.

Не взирая на удивленные взгляды прислуги, Себастьян поменял карточки сидящих напротив. Теперь его соседкой по столу должна была стать Аннель, а у Кларенса некая девица Монмарти — дочка лорда Монмарти, известного политического деятеля и постоянного посла в Соувене.

Потом при рассаживании гостей произошла лишь небольшая заминка, которую Себастьян быстро и ненавязчиво разрешил. И он уж было порадовался удачному началу, и понадеялся, что и дальше все пройдет гладко, но тут же вздрогнул от неожиданности, заметив сидящего в конце стола в ряду гостей Марвела Хольгрима, графа Стоувер.

В нехорошей догадке он приподнялся, чтобы посмотреть, кто же сидит напротив, и не обманулся в своих подозрениях — там виднелась ярко-рыжая голова Вивьен. От дурных предчувствий захолонуло в груди.

Когда подали первую перемену блюд и тетка, как ни в чем не бывало, завела пустяшный разговор о погоде, Себастьян тихонечко наклонился к отцу и спросил:

— Что у нас в доме делают Хольгрим и эта шпионка?

— Шпионка? — вскинулся герцог, отойдя от дел, он многое упустил из последних известий.

— Ш-ш-ш, — шикнул на него сын. — Тише! Да, шпионка. Ты их пригласил?

— Что ты! — возмутился тот. — Эта девица не раз набивалась на встречу или прием, но я недвусмысленно дал понять, что не приму ее ни под каким видом. Похоже, это Терциана позвала их.

— Зачем? Ведь эта девица…

— Не забывай, что когда все развернулось, она была в отъезде. Она не знает о роли Вивьен в жизни ее сына. Когда я увидел эту парочку входящими в двери столовой, выгонять их было уже поздно, — и чтобы окончательно осадить сына его светлость добавил: — Скандал нам не нужен.

— Тогда попроси кого-нибудь из слуг присмотреть за ними. Очень уж подозрительно, что эти двое оказались здесь сегодня.

— Обязательно.

Кларенс не желал этого ужина, не хотел встречи с той, которую навязал себе по глупости. Это он сам своими руками убил свое будущее, отказавшись от женщины, которую так любил. Да, да, пусть это она — Вивьен — уговорила его жениться, дабы он смог распоряжаться собственным наследством и избавиться от дядькиной опеки. Это она придумала план, что он, женившись, получит деньги, а когда избавится от жены — они смогут без помех быть вместе. Это она нашла дыру в завещании, чтобы он мог получить деньги без одобрения герцога.

Но, черт возьми, его курица-супруга поломала все, не пожелав подыхать в поместье! И это она сейчас сидела напротив! Моль, мышь серая! Да если сравнить ее и Вивьен?!.. Хотя что сравнивать?! Волосы любимой как пожар, как пламя. Да она и горяча, и словно огонь, обжигает ее любовь. А кожа белая-белая и прозрачная, аж жилки видно…

А эта унылая курица?! Волос серый, платье серое, морда темная! Да, да, морда! Не лицо. И взгляд невыразительный… Плесень!

Так он себя накручивал, а сам все смотрел и смотрел, на драгоценную женщину. Это она ради него смогла прийти сюда, ради их любви. И сегодня они встретятся, обязательно встретятся! И поговорят. Пусть у них не будет ночи любви, но будет сладкий миг!..

Кларенса даже в жар бросило, когда он представил их вдвоем. И чтобы хоть как-то погасить волнение, тот безумный жар желания в крови, он сделал большой глоток вина из бокала.

Вивьен молила всех богов, о которых только слышала. Только бы ей повезло сегодня, только бы повезло. Прибывшие послы из Стоувена передали ей записку от Германа. А тот требовал до отбытия посольства отдать одному из дипломатов искомый документ. Только вот какой документ, что в нем должно быть?! Этого она не знала.

Вот поэтому она так отчаянно молилась всем богам, при этом делая вид, что чрезвычайно довольна Хольгримом сегодня. Но на всякий случай, когда тот не видел, строила глазки Кларенсу. А то по какой еще причине, кроме как постельной (двадцать минут максимум потерять можно, дольше все равно не продлится), она сможет попасть в господские покои. И Кларенс пьет удачно много в этот вечер. Господи боже, помоги же ей, чтобы все получилось!

Произошла пятая перемена блюд, а я так и не поняла, что же именно ела. От волнений все изысканные яства казались на один вкус. Зато как никогда остро сквозь многочисленные юбки и корсет я чувствовала легчайшие прикосновения находящегося рядом Себастьяна и, казалось, кожей ощущала его мимолетный ласковый взгляд.

Но вот подали сладкое, ужин подходил к концу. Еще немного и мы все пойдем в салонные комнаты, где в одной будет играть небольшой камерный оркестр, в другой поставлены столики для игры в вист или ломбер, далее дамская комната, где словоохотливые кумушки усядутся и станут перемывать кости нынешней молодежи.

Все так и случилось. Герцог подал сигнал, кавалеры помогли дамам подняться и сопроводили до салонных комнат. Я оперлась на руку Себастьяну и двинулась рядом.

Ему удалось лишь шепнуть на ухо:

— Аннель, все будет замечательно, — и он вынужден был, усадив меня в кресло и едва заметно пожав холодную ладошку, оставить в компании дам.

Ах, как бы мне хотелось верить его словам, но предчувствия твердили об обратном.

Вивьен для отвода глаз пришлось сесть и сыграть одну партию на двоих с Хольгримом, прежде чем она смогла заняться непосредственно тем, зачем сюда явилась. Благо Хольгрима позвал граф Пенсери, и они разговорились. Вивьен тут же отложила карты в сторону, извинилась, сославшись, что желает послушать скрипичную партию, благо музыкант в камерном оркестре так чудесно играл, и удалилась.

Но она спешила не музыкой наслаждаться. Она хотела, чтобы пока никто не хватился, осмотреть господские комнаты. Выхода не было, она вынуждена была искать вслепую. Время поджимало.

Себастьян нехотя оставил Аннель, и отправился развлекать ничего не значащими сплетнями гостей. Господи, как бы он хотел остаться вместе с ней, а еще лучше увести ее куда-нибудь и спрятать от всех, чтобы никто не нашел. Чтобы больше никто не смел ее обижать, не тревожил постоянными расспросами и не мучил воспоминаниями.

Однако все это было частью государственной политики, направленной на укрепление военной и экономической мощи страны. Только вот интересы отдельных людей в ней как всегда не учитывались. Аннель за месяц столько всего успела поведать, что… похоже девушка даже сама не догадывалась, что случайными словами натолкнула светлую голову Ковали на изобретения невероятных вещей. Так что теперь целый отдельный сверх секретный инженерный корпус трудился над разработками в области волновой физики, электричества, военных новинок… А уж на скольких добровольцах они оттачивали новую военно-полевую тактику?! Прочее даже не учитывалось. Уже никто не обращал внимания, что девушка своими знаниями и рецептами разнообразила королевский стол. Что при помощи всех этих новинок они утерли нос внезапно нагрянувшему посольству из Соувена. Да если бы главному повару позволили, он бы день и ночь не вылезал из ее покоев, чтобы вызнать новый рецепт. И все бы ничего, только политические деятели не считались с желаниями девушки.

Вечер тянулся невыносимо медленно, а кошки по-прежнему скребли на душе. Себастьяна снедало дурное предчувствие, что-то должно было произойти. И как итог, это случилось.

Не успел он дорассказать курьезный случай, приключившийся с лордом Найджелом на скачках с Соутгемпшире, как дворецкий с почтением подошел, и тихо сообщил, что к нему срочно пожаловали.

Делать было нечего, пришлось оставить гостей и, перепоручив их отцу, только-только отошедшему от болезни, спуститься вниз. Увы, на более молодого родственника это занятие переложить было нельзя — едва гости покинули столовую, Кларенс направился к бару и начал накачиваться портвейном, а сейчас и вовсе куда-то подевался.

Внизу его ждал Фредерик, его помощник. Мужчина тяжело дышал, его одежда оказалась промокшей и вся в саже, а сапоги, несмотря на зимнее время покрывал слой грязи, лицо тоже было в сажевых разводах.

— Что случилось? — воскликнул Себастьян.

— Только не здесь, — осторожно предупредил помощник. — Давайте поговорим там, где нас никто не смог бы услышать.

— Прошу в мой кабинет.

Мужчины торопливо поднялись наверх, и только после того, как за ними закрылась дверь, а Себастьян лично налил рюмку крепкого бренди и заставил выпить, Фредерик начал:

— Милорд у нас большие проблемы. Сегодня вечером на фабрике, когда я принимал из сборки первую партию, в ней был обнаружен одинаковый брак. Не знаю от чего, но боек не пробивает капсюль и… Револьверы не годны. Не знаю, в чем закралась неточность, вроде все делали по чертежам, скопированным с королевской бумаги. Сам Ковали проверяя их не раз, производство проверял, но… Но это еще не все. Случился пожар в кабинете, где мы храним документы… я как раз только оттуда. Я подозреваю… Нет, я уверен, что это тщательно спланированная диверсия, причем тем, кто работает на фабрике и имеет доступ к чертежам. Пожар мы потушили, часть документации удалось спасти. Но… Король хотел продемонстрировать оружие из этой партии Соувенским послам, желал нанести своеобразный упреждающий удар… Мы не можем так опозориться.

Себастьян все выслушал молча, даже не сделал ни одного замечания. Только желваки вспухли на скулах, оттого, что он до скрипа стиснул зубы.

— Ковали повез жену к матери, ей скоро рожать, — наконец-то после продолжительного молчания произнес маркиз. — Проверить правильность документа с ходу может только он, и ключи от сейфа, где хранятся копии, перечерченные с оригинала, тоже только у него. А барон должен вернуться лишь послезавтра. Ладно, похоже, нам придется мчаться в королевский дворец, чтобы взять оригинал.

— Милорд, так ведь ночь на дворе! — возразил Фредерик. — Леди Иннес уже спать будет, не след ее будить.

— Леди Иннес в первую очередь политик, а уже потом женщина. Она прекрасно поймет наши нужды… Хотя ты прав. Давай-ка сначала мы с тобой отправимся на фабрику, а уже после, если я сам ничего не пойму, поедем во дворец. В конце-концов у меня есть самый первый образец револьвера. Сейчас я переоденусь… — подойдя к двери, Себастьян распахнул ее и громко крикнул. — Эй, кто-нибудь?! Горячего грога сюда! И сменную одежду! — и обернувшись к Фредерику, закончил: — Жди меня здесь, я быстро.

Вивьен вжалась в стену за дверью и молилась, чтобы Себастьян не закрыл ее. Иначе он увидит спрятавшуюся у стены женщину.

А где-то глубоко внутри она ликовала. Ей удалось! Ей наконец-то удалось узнать, где находятся эти загадочные бумаги! Оказалось все до элементарного просто! Они находятся у любовницы короля! И она…

О боже! Нужно поспешить! Для экстренного побега из столицы у нее все давно заготовлено, осталось найти документ и можно исчезать. Планы дворцовых переходов и все потайные места Герману каким-то чудом раскопали еще ее предшественницы, такие же благородные девицы из пансионатов. А как ей помнится тайников в покоях любовницы не так уж и много. А король сегодня явно с ней. В обед он вернулся с охоты, на которую потащил все тех же послов из Соувена. Леди Иннес будет ночевать в покоях у короля! Как все чудесно складывается!

Кларенс накачивал себя, выпивая рюмку за рюмкой. Едва закончился обед, ненавистная мать сообщила, что, дескать, он обязан помириться со своей женой, очаровать ее. В противном случае она пригрозила, что посоветует Акуле Норманну — одному из кредиторов, самому настырному и самому безжалостному дать добро на взыскание долгов, что в свою очередь грозило ему долговой тюрьмой.

Кларенс скрипнул зубами от бешенства. С каким удовольствием он удавил бы эту стерву руками, не будь она его матерью!

Уже в помутнении, когда алкоголь завладел его разумом, он увидел, что Вивьен пропала из салонных комнат, и он понял — это его шанс. Да это его шанс! Женщина дала понять, что ждет его. Его любовь, его Вивьен, она жаждет его! И он идет к ней!

Покачиваясь, мужчина направился во флигель, туда, где находились жилые комнаты, чтобы отыскать возлюбленную. И она не заставила себя долго ждать, уже в голубой комнате, перед библиотекой и кабинетом, он наткнулся на нее.

— Моя любовь! — прохрипел он, жадно обнимая женщину, а потом, не давая ей вымолвить и слова, залепил губы поцелуем, и довольно проворно для пьяного начал задирать юбки, чтобы добраться до ножки, затянутой в шелковый чулочек.

— Не здесь! Не здесь! — возмутилась Вивьен, кое-как оттолкнув его.

Женщина видела, что Кларенс пьян, и не контролирует себя. От него следовало как можно скорее отвязаться. Но здесь этого делать было никак нельзя. Если грубо его спровадить, то он чего доброго может начать голосить на всю округу, тем самым, поставив крест на ее планах. И не видя другого выхода, она решила увести его в одну из комнат и уже там попытаться вразумить, а может быть вовсе оглоушить, да оставить.

— Я тебе должна кое-что сказать! Кларенс, ты меня слышишь?! Это чрезвычайно важно! Мы должны поговорить, чтобы нас не услышали! Ну же! — ничего более умного в голову сейчас ей не приходило.

Кларенс, уступив женскому натиску, позволил затащить себя в первую попавшуюся дверь, и они оказались комнате его матери. Но едва они остались вдвоем, мужчина вновь попытался приласкать любимую.

Но Вивьен с силой оттолкнув его, бросилась к столику с напитками и, схватив графин с вином, выплеснула ему в лицо. Это живо привело его в чувство.

Маркиз утерся.

— Зачем? — удивленно прохрипел он.

— Да послушай же меня! — попыталась достучаться до него женщина. — Мы в опасности!

— В опасности? — тупо повторил он.

— Да! Ты понимаешь меня или нет?!

Тогда чтобы хоть немного протрезветь, мужчина, пошатываясь, добрел до туалетного столика и, склонившись над тазом для умывания, вылил себе на голову кувшин воды. В его глазах появилась осмысленность.

— Слушаю, — наконец сообщил он.

И Вивьен принялась нести то, что первым пришло на ум:

— Любимый мой, родной, мы с тобой в жуткой опасности! Твоя жена хочет с тобой развестись!

— У нас нет разводов, — тут же резонно заметил Кларенс. Даже будучи под хмелем насчет таких вещей он соображал неплохо.

— Ты не понимаешь! Твоя жена, уговорила архиепископа собора святого Эрнана огласить, что ваш брак фиктивный! Твой дядька спит и видит, как бы заполучить деньги обратно в руки. А твоя мать!.. Она ненавидит тебя Кларенс! Они все, все против нас! Они не хотят, чтобы ты когда-нибудь был со мной! Они намереваются объявить брак недействительным, и больше не позволят тебе жениться. Нам придется всегда встречаться лишь тайно…

— Но что в этом плохого? — не понял Кларенс.

И Вивьен ненадолго замолчала, прикусив губу в поисках подходящего ответа.

— Я честная женщина! — наконец нашлась она. — Я хочу жить с тобой, я хочу от тебя детей!

— А Хольгрим? — подозрительно уточнил маркиз.

— Я уже узнала, где он держит компромат, и сегодня ночью я изыму бумаги. Я обману его, мы вместе поедем к нему в кабинет во дворце, он хранит их там. Дорогой, мы уже завтра сможем быть вместе. Но только прошу, не дай им всем объявить о разрыве брака. Иначе мы никогда не сможем стать мужем и женой! А виной всему Себастьян! Это он во всем виноват! Ты знаешь, что он влюблен в твою жену? Они… Да они спят вместе! Строят тебе рога, насмехаются над тобой! Кларенс об одном прошу — не допусти! Иначе нам не быть счастливыми!

— Я решу эту проблему, — пьяно кивнул мужчина и, пошатываясь, пошел к двери.

Винные пары, отступив на какое-то время, вновь помутили его разум.

Едва дверь, за ним захлопнулась, Вивьен презрительно бросила:

— Пьяный идиот! — но тут же оглядевшись, попыталась сориентироваться: — И где это мы? Ага, господские покои! — и взглянув на портрет, висящий на стене, определила: — Комната маркизы. Здесь делать нечего.

Осторожно выскользнув за двери, женщина огляделась, нет ли слуг, а потом, поминутно прислушиваясь, вдруг кто пойдет, стала проверять комнаты.

В некоторых быстрый и поверхностный обыск ничего не дал, зато в других… В одном из секретеров, она обнаружила за потайной дверцей переписку с иностранным послом, потом нашла какие-то счета, личные документы. А в кабинете герцогского сынка разжилась не то заметками, не то перепиской — разбираться будет позже, спрятанными в бюро под фальшивой панелью и неплохим именным кортиком, отлично подошедшем к руке.

Вдруг снизу послышались громкие голоса, ругань, и Вивьен поняла, что нужно спешно уходить. Громче всех голосил Кларенс, а значит, ничего хорошего ее не ждало. Ей ни в коем случае нельзя было попадаться ему на глаза, он ведь спьяну что-нибудь лишнее сболтнет, а то и вовсе так вцепится, что не сбежишь… Единственное, что искренне радовало — она больше его никогда не увидит!

Спустившись по боковой лестнице, где обычно ходила только прислуга, женщина обогнула главный холл и заглянула в комнаты, где Хольгрим играл в карты. Не чинясь, Вивьен подошла к нему и, не обращая внимания на окружающих, на то, что ее может кто-нибудь услышать, наклонилась и томно зашептала ему на ухо:

— Я хочу, чтобы ты сегодня ночью взял меня прямо в кабинете на рабочем столе! Это так сексуально! — и вытащив, вспыхнувшего желанием мужчину из-за стола, потянула к выходу.

Карету подали быстро, и уже через пять минут, они мчались во дворец.

Яскромно сидела в сторонке, стараясь не замечать плотоядных взглядов свекрови. Она уже пару раз непрозрачно намекнула мне, что ожидает только положительного ответа. А я делала вид, что не понимаю ее, оттягивая неизбежный разговор. Отвечать согласием я естественно не собиралась, но все же следовало это сделать максимально корректно — все-таки она мать Кларенса, и имеет на него влияние.

Я уже набралась наглости и храбрости, чтобы ответить ей, и будь что будет, как в комнату ворвался мой супруг. Он был в абсолютно невменяемом состоянии. Дыша винными парами, он навис надо мной и взревел:

— Сбежать от меня хочешь, стерва?!

В первое мгновение я отшатнулась, но тут же взяла себя в руки и постаралась, как можно более спокойно произнести:

— Милорд, давайте отложим наш разговор. Ваша матушка пригласила на ужин…

Но он, не дав закончить, Кларенс схватил меня за руку и вздернул на ноги.

— Мне плевать, что задумала эта мымра! — рявкнул он.

От таких слов и от тона, которым они были произнесены, гости всполошились. Некоторым женщинам сделалось дурно, и они начали усиленно обмахиваться веерами. А Кларенс не обращая внимания на всеобщее осуждение и робкие попытки мужчин вмешаться, продолжил:

— Сидеть! Моя жена, что хочу то и делаю! — и больше не слушая возражений, потянул меня за собой.

— Милорд, что вы делаете?! Одумайтесь! — попробовала воззвать я к его разуму, но было бесполезно. Кларенс пер тараном прочь из салонных комнат.

Я, упершись ногами в пол, попыталась остановить его, начала бороться, но куда там! В муже проснулась какая-то невероятная сила и он, с легкостью сломив сопротивление, просто потащил меня за собой.

Тогда наплевав на приличия, я стала просить о помощи:

— Помогите, пожалуйста! Прошу, помогите хоть кто-нибудь! Он же пьян! Он сейчас убьет меня!

Кто-то из джентльменов бросился было к нам, но Кларенс вытащил из-за пояса пистоль и наставил на гостя.

— Если кто-нибудь сунется, пристрелю, — заплетающимся языком пообещал он.

Все замерли на месте, а муж, воспользовавшись заминкой, дернул меня за руку так, что я по инерции пролетела несколько шагов, и оказалась в холле. Я попробовала разжать его хватку, чтобы высвободить руку и сбежать. Но он так крепко держал меня, что я уже не чувствовала пальцев на руке. Тогда я попыталась садануть его коленом в пах, но, запутавшись в юбках, не смогла этого сделать. Зато мои безуспешные усилия так разозлили Кларенса, что, отшвырнув пистолет в сторону, он ударил меня по лицу.

В голове зазвенело, а сознание на миг померкло. А муж, схватив меня рукой за волосы, заставил согнуться, едва ли не волоком потащил за собой.

— Помогите! — вновь стала кричать я, но тут же получила ощутимый тычок коленом в ребра.

А уже в следующее мгновение он развернул меня и вновь вкатил оплеуху. В глазах помутилось окончательно, и я поняла, что еще немного и потеряю сознание.

Тогда собравшись с силами, я прохрипела:

— За что? Что я такого сделала?…

— Сбежать сука захотела! — зло выдохнул он мне в лицо. — Ну, я тебе сбегу! — и тут же развернув меня, дотащил до лестницы, ведущей наверх, и швырнул животом на перила.

Удар выбил воздух из легких, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Однако сдаваться так просто я не собиралась. Оттолкнувшись от перил, я силилась выпрямиться, но тут Кларенс навалился на меня сзади и, завалив обратно, начал задирать юбки.

Я начала лягаться, одновременно пытаясь достучаться до него его:

— Я ничего не хотела! Это какой-то абсурд! Вам наврали!..

— Заткнись сука! — рявкнул он, и со всей силы ударил по затылку.

Сознание окончательно помутилось. Как сквозь вату, я услышала треск рвущейся ткани, холодный воздух коснулся ног… Я с ужасом поняла, что сейчас меня изнасилуют, а я ничего не могу этому противопоставить!

Я по-прежнему тщилась лягнуть его, но силы были неравны. Получив новый болезненный удар по ребрам, я задохнулась. А за ударом последовал шлепок по ягодице, и послышалось похабное: 'Сзади ты ничего!'.

Вдруг какая-то сила оторвала от меня Кларенса. Послышались звуки борьбы, гневные выкрики. Я беспомощно сползла вниз на ступеньку и скорчилась у перил. Сквозь пелену слез ничего не было видно.

Раздалась ругань. Кларенс заорал, что он ненавидит нас, что он нас всех убьет, а эту суку — как он обозвал меня — которую дерет любой, кому не лень, только не муж — он убьет точно. Себастьян, а это оказался именно он (его дорогой сердцу голос я бы узнала из тысячи) пообещал проделать с ним то же самое, если он меня еще хоть пальцем коснется.

Вновь послышались звуки драки, а я наконец-то обрела способность видеть, чтобы в последний момент узреть, как в холл влетают гости, и как пытаются растащить мужчин. Однако прежде чем их успели разнять, Себастьян извернулся и, саданув кулаком в челюсть, отправил Кларенса в нокаут.

От запоздало окатившего волной страха я прижала ладошки к губам, а когда отняла, поняла, что супруг разбил их в кровь, что из носа тоже капало, а щека начала болеть.

Находящегося в беспамятстве Кларенса, по приказу герцога, слуги скрутили и потащили куда-то в комнаты. А Себастьян наконец-то высвободившись из цепких рук, устремился ко мне.

Опустившись передо мной на колени, он осторожно отвел ладошки от лица, чтобы взглянуть на то, что натворил мой муж.

— Аннель, родная моя?..

А я лишь обессилено расплакалась, уткнувшись ему в грудь. Тогда маркиз, подняв меня на руки, куда-то понес.

Я вновь начала замечать все вокруг, когда меня опустили на что-то мягкое.

— Я вызову служанок, и тебя приведут в порядок…

Но я вцепилась в Себастьяна мертвой хваткой.

— Где мы? — спросила я со страхом.

— У тебя в комнате, — он попытался осторожно разжать пальцы, но я лишь еще сильнее вцепилась в него.

— Не оставляй, я прошу вас! Не здесь! Нет!..

— Аннель, мне необходимо…

Однако от страха я мало что соображала.

— Нет! Не здесь! Я боюсь, пожалуйста!

Тогда Себастьян, вновь поднял меня на руки и перенес в другую комнату, расположенную в самом конце коридора.

— А здесь устроит? — ласково спросил он, вновь опуская меня на кровать.

Я огляделась. Темные тона, преобладавшие в убранстве спальни, в обивке мебели и портьерах делали ее уютной и какой-то умиротворяющей.

— Ты в моей комнате, — пояснил Себастья., - Поверь, тут никто не тронет.

Я облегченно откинулась на подушки, а он достал ключ из кармана.

— Вот, держи. Один будет у меня, а второй у тебя. Больше без твоего ведома сюда никто не войдет. — Я кивнула, заворожено глядя на него. — Когда придет доктор…

— Не надо! — вновь запротестовала я.

— Но…

— У меня ничего не сломано, лишь ушибы. Пожалуйста, пусть никто не заходит!

Мужчина подумал немного, и нехотя согласился:

— Хорошо, пусть пока будет по-твоему, — и быстро смочив водой из кувшина полотенце, оттер мне лицо от крови. А потом, наклонившись, осторожно поцеловал краешек губ и коснулся носа.

— Прости, но сейчас я должен торопиться…Я…

— Иди, — я мягко толкнула его в грудь. — Здесь со мной ничего не случиться.

На короткое мгновение Себастьян прижал мою ладошку к себе.

— От этого зависит благополучие короны, — зачем-то сказал он, хотя мне не требовалось никаких пояснений. Просто так он бы не спешил.

— Иди, — повторила я еще раз, но теперь гораздо более уверенным тоном, и Себастьян, напоследок нежно прикоснувшись губами к виску, вышел из комнаты.

В замке повернулся ключ, и я осталась в одиночестве.

Так и не раздеваясь, я свернулась в клубок, поначалу заплакала, а потом, крепко прижав одну из двух больших подушек к животу, уткнулась в нее носом. Пахло мужчиной, мускусом и немного табаком, а еще чем-то родным и невероятно знакомым. Вдыхая его запах, я провалилась в сон.

Фабрика находилась за городом, на территории заброшенного имения. Но король приказал его выкупить у владельцев в личное пользование и построил там первые цеха по производству огнестрельного оружия. И вот теперь разросшееся до огромных, по местным меркам, масштабов производство занимало всю площадь, и было обнесено по периметру высоким забором с вышками и часовыми на них.

Себастьян с Фредериком, не останавливаясь, нещадно гнали коней, пока не достигли фабрики. Даже сейчас глухой ночью за периметром было неспокойно: везде горели огни, метались люди. Едко несло гарью и специфическим запахом взорвавшегося пороха.

Часовые на воротах их узнали и пропустили без разговоров. Пока мужчины пытались сориентироваться в творящемся хаосе, какой-то пробегающий мимо работник, покрытый копотью с ног до головы, увидев их, остановился и прокричал:

— Огонь подобрался к зарядному сараю! Давай туда!

Лишь по хриплому надсаженному голосу Себастьян признал в нем главного мастера.

— Мастер Клуд, что происходит? — попытался выяснить Себастьян.

Они с помощником спешились и, повязав поводья за ближайший столб, поспешили за работником. Уже на бегу, тот рассказал:

— Кто-то оставил тлеть трут у пороховых изб. Во всех нашли, только в одной не успели. Там так жахнуло!!! Сейчас тушим, и поливаем другие избы, чтобы от жара не рвануло сырье в других. А еще как назло рядом едва ли не стена к стене зарядный сарай, да оружейная! А в нем уже по ящикам все готовое лежит! — и больше не поясняя, махнул в сторону, где за каменными стенами сборных корпусов полыхал пожар. — Давай туда!

Невзирая на титулы и чины, Себастьян встал в цепочку, которую организовали рабочие, и начал передавать ведра с водой.

Раздавались команды, мимо пробежали несколько человек с баграми, чтобы попробовать растащить горящее здание на бревна. Гневно заржали кони… Себастьян обернулся, чтобы посмотреть что происходит, и увидел, как кто-то, отвязав конец поводьев, заставляет жеребцов сдать задом и встать в оглобли. На телеге уже стояла огромная бочка, а через распахнутые настежь ворота было видно, как несколько добровольцев рубят на озерце лед, чтобы добыть воду.

Вдруг раздался предупреждающий крик. Группа рабочих кинулась прочь от горящего здания. Мастера, отрывистыми приказами погнали рабочих прочь. А в следующую минуту раздался оглушающий взрыв!

Ночь запомнилась криками, заревом пожарищ и едкой вонью новой взорвавшейся пороховой избы. Камнями и щепами от ее стен убило с десяток рабочих и покалечило около полусотни, а взрывом раскидало складскую стену, разворотив ящики с продукцией.

Часам к трем основной пожар удалось потушить, и теперь рабочие под руководством мастеров ликвидировали его последние очаги, а донельзя уставшие старшие мастера, механики и чертежники собрались в комнате, где прорабатывались чертежи, обсудить случившееся.

Себастьян, так же как все, покрытый копотью и мокрый от колодезной воды, опершись на стол локтями угрюмо взирал на сидящих рядом. В голове крутилось только одна мысль — все произошедшее это хорошо подготовленная и спланированная диверсия. Кем именно — с этим ему после предстояло разбираться, а сейчас нужно было решать, что же делать дальше. Сегодня лишь самоотверженный слаженный труд сотен людей, помог отстоять фабрику.

— Спасибо, — это первое, что произнес Себастьян сорванным от приказов голосом. — От всего сердца, говорю вам спасибо! Если бы не вы… — он запнулся. Высокопарные слова произносить не хотелось, а простые от всего сердца слова, чтобы суметь отблагодарить людей, отчего-то не шли на ум. — Если бы не вы… — уже тише добавил он и обвел взглядом уставшие лица. — Благодаря вам мы уже выиграли еще не начавшуюся войну.

— Что выиграли-то?! — послышался хриплый голос их глубины комнаты, к свету вышел Мастер Клуд. Его седая шевелюра зияла пропалинами, а одежда местами пообгорела; пока тушили пожар, он всегда руководил в самых опасных участках. — Хрена мы выиграли! Оне ж не стреляют них… хгхм! Не стреляют совсем! Брак. Что ж мы энтим соувентским крысюкам то покажем?! От склада, где ружья одна груда бревен, там еще разбираться, что почем надо! Может что-то удастся спасти… И чертежей нет, одни обглодыши горелые.

Себастьян извлек из кармана чудом не выпавший револьвер.

— Вот рабочий экземпляр. Я им не раз пользовался, — произнес он, кладя его на стол. — Разберетесь?

Мастер Клуд, поднес его к свету лампы, подслеповато сощурив глаза.

— А что ж не разобраться то? По винтикам разберем, все сравним… По винтикам можно разобрать-то поди?

— Можно, — кивнул Себастьян. — Только прошу, успейте к сроку.

Но мастер лишь покачал головой.

Себастьян, потерев виски, словно у него раскалывалась голова, задумчиво спросил:

— Сколько дополнительно дней вам надо?

Мастер Клуд закатив глаза к потолку, принялся невнятно себе под нос, что-то перечислять:

— Ежели это — первое, а потом энто… А тут и…Слыш-ка Арно, а ежели на полдня у тебя?..

— Не пойдет, — с полуслова поняв все, буркнул крепыш, сидевший на краешке стола позади всех. — Если я на полдня сокращу… Нет, тогда все похерим!

— А… — осторожно потер обгоревшую макушку мастер Арно, а потом махнув рукой определился: — Супротив того сроку, что вы мне назначили, надо еще два дня. Пущай его величество как угодно послов завлекает. Если они хотят что-то путнее увидеть — два дня еще надо. А с ружьями мы что-нибудь придумаем.

Себастьян хотел было возразить, но тут же тяжко вздохнув, согласился:

— Я передам его величеству. Надеюсь, мы что-нибудь придумаем. И… мастер Клуд, только прошу — не подведите.

— Самолично все проверю! — твердо пообещал тот.

После импровизированного собрания Себастьян вновь оседлал своего жеребца и, оставив Фредерика утрясать детали на фабрике, поспешил в королевский дворец.

Вивьен с трудом сдерживала нетерпение. Ей хотелось как можно скорее оказаться в покоях королевской фаворитки и извлечь из тайника документ, который она так долго разыскивала. Но нужно было проявить еще капельку терпения, ведь она еще не попала во дворец, не отвлекла внимание Хольгрима, не… не… не… Она ненавидела эти 'не' до зубовного скрежета, однако в самый последний момент, когда оказалась так близко от цели, ей необходимо было быть осторожной.

Поэтому она хихикала с любовником, изображая хмель, при этом не забывая потихоньку подпаивать его.

Хохочущего графа Стоувер и обнимающего любовницу, гвардейцы задерживать не посмели и пропустили в личные апартаменты, которые полагались всем подданным, проживающим во дворце (по настоянию Вивьен Хольгрим с прошлого месяца переехал из родного дома). Там женщина, немного приласкав его, 'угостила' вином с подмешанным к нему снотворным, а после, убедила распаленного желанием любовника, пойти в его рабочий кабинет и продолжить начатое. Снотворное как раз должно будет подействовать, когда они окажутся на месте.

Отпуская шутки фривольного содержания, и беззастенчиво лобызаясь, они вошли в приемную, а после попали в кабинет Хольгрима. Там Вивьен изобразив страсть, оперлась на стол и уже начала игриво подбирать юбки, а раскрасневшийся и уже взмокший от вожделения Хольгрим уже стянул с себя сюртук с жилетом, и взялся развязывать кюлоты, как внезапный сон сморил прямо там, где он стоял. Вивьен мигом посерьезнев, ловко затянула шнуровку на платье, оправила фривольно задранные юбки, и брезгливо поддав на прощанье носком туфли храпящее на ковре тело, вышла из кабинета в приемную. Там она удобно расположилась на небольшом диванчике у стены и принялась терпеливо ждать, пока последние лакеи покинут коридоры, а оставшиеся на своих постах утомятся, и их смотрит в сон.

Она не боялась, что опостылевший любовник очнется не ко времени, снотворное должно действовать еще долго. Главным было, как можно тише и незаметней добраться до королевских бумаг.

И вот часы пробили три часа ночи, в галереях и переходах лампы давно были погашены, и лишь редкий лакей, бдительно дремлющий на удобной кушетке в коридоре, не гасил рядом с собой свечу. Осторожно крадучись вдоль стен, когда Вивьен натыкалась на них, она старалась обойти по другим коридорам, но пару раз, все же пришлось, предварительно разувшись и высоко задрав юбки, чтобы не шуметь, проскальзывать по стеночке прямо под носом у дворцовой челяди. Ей весьма упростило дело то, что леди Иннес ночевала сегодня в королевской спальне и вся дворня, следуя за монаршими особами, толпилась там.

Так Вивьен проскользнула почти до цели, но остановилась, не зная как быть дальше: рядом с дверями сидя на кушетке у небольшого столика с напитками бдели двое лакеев. Они оказались последней преградой между ней и вожделенной бумагой. Лихорадочно обдумав, что же сделать, женщина отошла за угол и начала готовиться. Растрепав волосы, и вновь расслабив шнуровку на платье, она спустила его на плечи так, чтобы выставить на всеобщее обозрение белоснежную грудь. Выдернув лямку нижней рубашки, чтобы создать еще более расхристанный вид и заткнув за пояс подол платья, чтобы было видно чулок и подвязку державшую его, она деланно пьяным зигзагом пошла на приступ.

Лакеи вскинулись на звук, но, увидев перед собой нетрезвую женщину, несколько расслабились. А Вивьен добредя до них, соблазнительно промурлыкала:

— Мальчики, какие же вы хорошенькие!.. Как я вас всех люблю… — и словно неосознанным жестом провела ладонью по обнаженной груди, поиграв при этом пальчиками с соском.

Лакеев бросило в пот. Стремясь закрепить результат, Вивьен потянулась к одному из них и, словно бы не удержавшись на ногах, оперлась о его грудь, но соскользнула по гладкому шелку камзола до талии, а потом и ниже, чтобы убедиться, что клиент движется в нужном направлении. Пока все выходило именно так, как она рассчитывала — мужчины повелись на ее уловку.

— Я хочу вас двух, сразу… — сладострастно продолжила шептать она.

Лакеи напряглись, но тут же расслабились.

— Эта блудница сейчас со Стоувером, а раньше с маркизом якшалась… — вспомнил один из них.

— Эта она с тремя гвардейцами разом? — уточнил другой.

Первый согласно кивнул.

Мужчины заулыбались, окончательно уяснив, кто перед ними. Один нетерпеливой рукой взялся расстегивать ливрею, другого Вивьен потянула к себе и, заставив наклонить голову, страстно поцеловала для затравки, а потом, опершись спиной о столик, запустила руку ему в штаны. Второй видя, какие ласки достаются его напарнику, постарался как можно скорее стянуть одежду, но застрял в узких рукавах. И тут Вивьен поняв, что это ее шанс, не переставая ласкать одного там, поманила пальчиком второго и через секунду, как он приблизился, впилась в губы поцелуем. А сама тут же за спиной на столике нащупала тяжелый хрустальный графин и неловко саданула по касательной в висок того, которого только что целовала, и уже посерьезней приложила второго с полуспущенными штанами по затылку, чтобы на следующем замахе вернуться к первому и оглоушить окончательно.

Когда мужчины упали на пол, Вивьен, нагнулась и на всякий случай щедро добавила еще раз по головам, и только после осмотрелась.

Во дворце было по-прежнему тихо. Женщина облегченно выдохнула и, стряхнув с платья винные капли, поставила графин обратно, едва ли не силой заставив себя разжать дрожащие пальцы на горлышке. Ее колотило с нервов. Просто невероятно, что ей удалось вытворить такое!

Но переживать было некогда: наскоро обтерев руки и вздернув платье обратно на плечи, Вивиен, торопливо вынула шпильку из волос и принялась копаться в дверном замке.

Томительно текли секунды, отсчитывающие бесполезные старания, но вот послышался тихий щелчок, потом другой и женщина поняла, что она добилась-таки своего. Тихонько скрипнув, дверь распахнулась, и она осторожно проскользнула внутрь.

Поиски были не слишком долгими. Планы с расположением потайных мест были точными, и Вивьен почти не копаясь в бумагах, обнаружила старые потертые листы с королевским вензелем сверху и с текстом и какими-то замысловатыми чертежами подписанными невероятно корявыми буквами. На всякий случай женщина сравнила подчерка и убедилась — ни один на остальных бумагах не напоминает те каракули. Но главное, при сравнении она обнаружила криво проставленную дату шестидесятилетней давности, означавшую, что именно эти листы она искала.

Быстренько придав себе более или менее пристойный вид, женщина запихала документы за корсаж и выскользнула обратно в коридор. Теперь оставалось лишь благополучно уйти из дворца, а завтра ее уже никто не найдет.

Однако этой мечте не суждено было сбыться. Едва она прошла галерею, и уже собиралась в соседнем коридоре нырнуть в потайную дверцу для прислуги, как на повороте наткнулась на своего бывшего любовника.

— Кларенс?! — потрясенная выдавила она кое-как. — Ты что здесь делаешь?

— Эт-то бы я у тебя х-хотел спрсить! — едва справившись с непослушными губами, выдал тот. — Я очнулся!.. А ты уехала… Ты же обещ-щ-щала!.. Я прследил за тобой!

Мужчина был в невменяемом состоянии. Даже находясь на расстоянии от него, ощущалось, как сильно от него разило спиртным. Похоже, все события вечера в его голове перепутались, и он, очнувшись после нокаута, поспешил за любовницей во дворец.

— Я… я… я забирала документы у Хольгрима. Да, я забирала компромат на тебя! — наконец-то нашлась женщина.

— В спальн… спальне любовницы кроля… короля… — с трудом проговорил тот. Иронией в его словах и не пахло. Наоборот, Кларенс был серьезен, как бывают серьезны лишь пьяные. — Я все видел! Ты ворвка! — он обличительно ткнул в нее пальцем. — Верни то, что взла!

— Кларенс, ты не понимаешь… — попыталась возразить Вивьен, но тот отмахнулся от ее слов.

— Ты шлюха и вровка! Я видел тебя! Видел тебя и тех… тех наглцов! Ты… Как ты мгла? Ты шлюха! Я сейчас позову всех и расскажу, что ты вровка! — и громко заголосил: — Эй кто-нбудь! Эй…

— Кларенс, Кларенс, прошу, — попыталась умилостивить его Вивьен. — Тише, тише… Ты же ничего не понял… Я должна была так поступить… Кларенс…

— Я все видел! Ты бла с ними! Ты вровка!.. Ты… ты испол… Исползовала мня! Да! Ты всех исползовала! Исползовала Хлгрима… Мня! Всех исползовала. Всех! Я видел! Хлгрим отравлен, лакеи мртвы! Это ты! Это все ты! Эй, кто-нибудь?!

— Кларенс я никого не убивала, все живы…

— Млчи! — рявкнул он и еще громче завопил: — Слуги!..

И тут нервы у Вивьен не выдержали. От осознания, что еще немного и ее схватят, не смея больше рисковать, она нащупала в потайном кармане клинок, так удачно прихваченный из герцогского дома и, метнувшись к бывшему любовнику, с отчаянным рыком всадила ему в грудь кортик по самую рукоять.

Кларес удивленно попытался что-то сказать, но раздался лишь булькающий звук. Изо рта полилась темная кровь, он зашатался, а затем изломанной куклой повалился на пол.

Женщину затрясло. Она несколько секунд с неверием смотрела на дело рук своих, а когда из-под головы упавшего начало растекаться пятно, показавшееся в лунном свете черной кляксой, она не выдержала и, не оглядываясь, со всех ног побежала к дверце для слуг.

Невероятно устав за кажущуюся бесконечной ночь, Себастьян кинул поводья какому-то лакею и кратчайшим путем, по лестнице для слуг поспешил в королевские апартаменты.

Крутая лестница, выделывая немыслимые спирали и повороты, оказалась настолько тяжела для подъема, что, утомившись на пожаре, мужчина вынужден был остановиться на широкой площадке перед очередным крутым витком и перевести дух. Но едва он отдышался и уже собрался двигаться дальше, как тишину вспорол дробный стук каблучков. Кто-то явно в спешке спускался по кованой лестнице. Себастьян отступил чуть назад, в темноту, куда не падал тусклый свет лампы, и затаился.

Он почти не удивился, когда на него вылетела взъерошенная Вивьен. Она, глядя лишь под ноги, чтобы не споткнуться, выскочила на площадку, и уже хотела было понестись дальше, как Себастьян схватил ее за кисть и, резко крутанув, развернул и прижал к себе спиной. Удерживая женщину поперек бурно вздымающейся от дыхания груди, он тихо задал вопрос на ушко:

— И куда мы так торопимся?

Вивьен тут же признала по голосу Себастьяна. Пытаясь освободиться, она рванулась, потом расслабилась, чтобы в следующее мгновение вновь дернулась в сторону. По метаниям было понятно, что она не ожидала встречи с мужчиной и явно не знала, что еще предпринять.

— Ну, так как? — поинтересовался Себастьян, по-прежнему прижимая ее к себе.

— Я… Я убегаю от Хольгрима, — попыталась отвертеться она.

— Правда? — с иронией протянул Себастьян и предложил. — А если еще подумать? — и для ускорения эффекта еще сильнее притиснул к себе одной рукой, а другой начал охлапывать, проверяя на предмет скрытого оружия или еще чего.

В тиши лестницы, наполненной лишь бурным женским дыханием, отчетливо послышался хруст бумаги. Вивьен обмерла от страха.

— Значит от Хольгрима, — как-то многозначительно протянул Себастьян. — А там тогда что? — и несколько не смущаясь, запустил руку за корсаж платья.

Женщина заметалась, силясь вырваться, но Себастьян держал ее крепко. Даже сквозь плотную ткань платья и корсет, он чувствовал, как в сумасшедшем ритме стучит ее сердце.

— Пусти! Пусти! — пыталась вырваться Вивьен, но, несмотря на все ее метания, мужчина уверенно вытянул из декольте сложенные вчетверо королевские документы.

Себастьян опознал их сразу и удивленно присвистнул.

— Ничего себе! Так вот оказывается, за чем охотилась наша госпожа-шпионка?! Интересно ты вытащила их все? — и, встряхнув, чтобы развернуть, попытался просмотреть все ли на месте.

Себастьян по-прежнему держал ее одной рукой, да к тому же еще отвлекся, и женщина не преминула этим воспользоваться. На мгновенье обмякнув, она соскользнула вниз, чтобы в следующую секунду вцепиться зубами ему в руку. Себастьян не отпуская ее запястья, оттолкнул, чтобы оторвать от себя. По руке, в которую вцепилась Вивьен, тонкими струйками текла кровь. Женщина ударилась спиной о перила, но словно не замечая боли на миг исказившей лицо, резко выбросила ногу вперед и вверх. Удар острым носком туфельки пришелся мужчине прямиком в пах. Себастьян, не ожидавший такого подлого приема, разжал от боли руку, а нахалка этим мгновенно воспользовалась. Даже на секунду не задерживаясь, чтобы подобрать бумаги, она козой перескочила скрючившегося от боли мужчину, и помчалась вниз.

Когда Себастьян обрел способность слышать, на лестнице давно воцарилась тишина. Поняв, что пускаться в погоню глупо, да и не сможет он в таком состоянии, сжав зубы от боли, на корточках, он подобрал рассыпавшиеся по площадке чертежи, а потом, по-прежнему не выпрямляясь, утиными шажками стал подниматься наверх, чтобы тихонечко известить его величество и охрану уже о двух происшествиях. Поднимать на дыбы сразу всех и устраивать переполох он не стал — во дворце так некстати находилось большое посольство из 'дружественного' Соувена. А поскольку Вивьен как раз работала на одного из советников этого государства (Себастьян уже знал на кого именно), им бы это доставило дополнительное удовольствие, а то и вызвало бы ненужные расспросы или того хуже подтолкнуло бы к нежелательным для его государя выводам.

Поэтому Себастьян стараясь не торопиться, перешел по коридору, ведущему с лестницы для слуг на другую лесенку, поднялся и, открыв дверцу, вышел в приемной его величества.

Там на страже стояли четверо гвардейцев. Они мгновенно вскинули оружие, беря Себастьяна на мушку, но тут же опустили револьверы, узнав его. Чтобы не уронить достоинства в глазах гвардейцев Себастьян, стиснув зубы, с трудом выпрямился и, стараясь не горбиться, прошел во внутренние королевские покои, где в предбаннике у стены на кушетке дремал один из камердинеров.

Себастьян разбудил его, осторожно коснувшись плеча. Мужчина вскинулся и со сна мутными глазами уставился на маркиза.

— Мне нужно срочно к королю, — тихо проговорил Себастьян.

— Но его величество… — попытался возразить тот, но маркиз лишь покачал головой.

— Утром уже будет поздно.

Тогда камердинер поднялся и, стараясь ступать как можно тише, прошел через кабинет в спальню его величества. А Себастьян едва тот скрылся за дверью, с облегчением согнулся пополам, приняв прежнюю позу, в которой передвигался по лестнице.

Вот в таком положении его и застал король.

— Что стряслось? — это были первые слова, что произнес его величество.

Он, кутаясь в длинный шелковый халат, сонно щурил глаза на свет свечей.

— Диверсия на фабрике. С пожаром уже справились и вот… — Себастьян лишь протянул бумаги королю.

Тот взял, но даже разглядывать не стал, поскольку сразу узнал документы, подписанные рукой его бабки.

— Кто? — хмуро спросил его величество.

Себастьян перед ответом попытался принять более приличествующую позу, на что государь лишь отмахнулся, мол, не стоит, и тот по-прежнему не выпрямляясь, начал рассказывать сперва о Вивьен, а после о пожаре.

— … А вот кто это провернул — пока установить не удалось. Но я там Фредерика оставил, надеюсь, он узнает. Так что посольству из Соувена нам показывать пока нечего. Не раньше чем через неделю им удастся довести до ума испорченную партию, и лишь только тогда, мы сможем провести показательные стрельбы.

— Послов придется еще помариновать… — скривился король. — А они мне и так все нервы вытрепали. Ладно, еще засветло завалю заботами нового канцлера, пусть голову поломает. Он верен нам, так что эту тайну ему знать можно. А по поводу девицы… Эм… Бенжамен, — обратился он замершему у стены камердинеру. — Так вот Бенжамен, ты девицу Вивьен Клерво — сводную сестру мужа моей дочери видел? — Тот утвердительно кивнул. — Хорошо помнишь? Описать сможешь? — Камердинер вновь кивнул. — Так вот бегом в тайную канцелярию и чтобы уже завтра утром ее нашли.

Мужчина поспешил прочь из приемной, чтобы выполнить приказ. А когда Себастьян и его величество остались одни, король сочувственно спросил:

— Это она тебя так?

Маркиз лишь скривился.

— Я думал ее просто завербовали. А оказывается она ученая: и как правильно из захвата выскальзывать, и как действовать в необычных для нормальной девицы случаях… Похоже вся ее любвеобильность и женская слабость лишь ширма, прикрытие. А на самом деле она опытная шпионка. Нужно спешно, но по по-тихому отправить людей осмотреть покои леди Иннес. Я ее бегло обыскал — при ней кроме этих бумаг ничего не было, но мало ли.

— Тогда распорядись, — приказал король, — а потом…

Но Себастьян вскинулся.

— Ваше величество, я хотел бы у вас попросить…

— Говори.

— Мой кузен Кларенс, муж Аннель, напился и избил ее. Его скрутили, но боюсь к утру, он протрезвеет, и как бы не случилось еще более страшного. Я…

— Да иди уж! — мгновенно все поняв, разрешил король и, спрятав улыбку, добавил. — Влюбленный! — Себастьян смутился. — Иди! Только… — маркиз вопросительно посмотрел на его величество. — Мы с леди Иннес и моя дочь с мужем, на неделю уедем в Шроп: как раз послов ожиданием помаем, и я обещание отдохнуть, данное моим девочкам, немного выполню. Так что обо всем докладывай новому первому канцлеру. А теперь иди уж, герой-любовник! Только перед уходом, вели кому-нибудь из гвардейцев зайти сюда.

Себастьян осторожно спустился по лесенке и, взяв жеребца под уздцы, пешком, отправился домой.

Уже светало, когда он, наконец, добрался до особняка. Самостоятельно поставив коня в стойло, он никем незамеченный поднялся к себе в комнату. Аннель все еще спала, свернувшись клубочком и уткнувшись носом в подушку. Скула у нее по-прежнему была припухшей, а на щеке еще виднелись следы до конца не оттертой крови. У Себастьяна защемило в груди. Господи, почему же он не успел вовремя, не защитил ее?!

Он было протянул руку, чтобы убрать от лица локон, но так и не коснулся, не хотел нечаянно разбудить. Ах, если бы он только мог быть с ней вместе?!

Только теперь до конца Себастьян понял, насколько же сильные чувства испытывал король к своей жене — Флоренс Пришедшей. До этого он симпатизировал женщинам, испытывал к ним привязанность, и даже считал что любил, но как оказалось — это не было любовью. Ради них он не был готов пойти на любые жертвы, он даже бы не подумал поступиться честью или рискнуть головой. А здесь?! Он был готов мир перевернуть, если б смог! Но он не мог. Не мог приказать принять закон о разводе, не мог вызвать на дуэль… Хотя нет, как раз на дуэль мог! И сделает это, несмотря на запрет его величества. Он больше не позволит Кларенсу истязать Аннель. То, что он увидел сегодня… Бешенство вновь застилало ему глаза, едва он только вспоминал произошедшее! Если бы не гости и слуги, он прибил бы его на месте. Хотя после случившегося, он это и так сделает!

Стараясь не шуметь, он потихонечку прошел в гардеробную, чтобы сменить грязную одежду. А когда вернулся, девушка уже сонно хлопала глазами, явно не понимая, где очутилась.

— Доброе утро, — первое, что услышала я, когда только что проснулась и начала озираться по сторонам.

Я вздрогнула, увидела выходящим из двеnbsp;На короткое мгновение Себастьян прижал мою ладошку к себе.

ри гардеробной Себастьяна и… и на меня нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере.

— Где?.. — в панике я едва не подскочила с кровати, но, увидев мягкую улыбку мужчины, успокоилась.

— Все хорошо и ты у меня в спальне, — меж тем поспешил добавить он, чтобы окончательно успокоить меня. — И не волнуйся, кроме нас о том, что ты здесь ночевала, никто не будет знать. Твоя репутация не пострадает.

— При чем здесь репутация? — не поняла я, приподнимаясь на кровати. — Я опасаюсь, что Кларенс прознает, где я и примчится…

Мало ли что могло еще взбрести в голову моему спятившему супругу?! Он мог ворваться сюда и начать… Хотя нет, Себастьян ему конечно же не позволит, но быть участницей даже словесной перепалки я не желала. Я бы этого просто не выдержала.

— Не примчится, — заверил меня Себастьян.

Он присел на краешек постели, осторожно отвел пряди волос от лица, одновременно очерчивая его овал, а потом наклонившись, едва ощутимо поцеловал меня в кончик носа.

— Все будет хорошо, — как заклинание повторил он, не отрывая от меня взгляда. — Я обещаю тебе, отныне все будет хорошо и никто и никогда не посмеет тебя коснуться.

— И даже ты? — попыталась поддеть я, улыбнувшись, но губу дернуло от боли так, что пришлось лишь криво ухмыльнуться.

— Я составлю исключение, — тихо, но чувственно, прошептал Себастьян. — И чтобы ты до конца поняла почему, мне кое-что нужно тебе рассказать.

Думая, что он продолжает любовную игру, я подняла полный нежности взгляд, но оказалось, что Себастьян был чрезвычайно серьезен.

— Мне необходимо так много рассказать: и о тебе, и о Кларенсе, и о легенде про повенчанных душами, из-за которой ты пострадала, — начал он, словно бы исповедуясь. — Но прежде чем я начну, мне хотелось попросить об одном: поверь все, что я сейчас расскажу — настоящая правда, а то что говорил мой отец или кто-либо еще — нет. Сама легенда иная, нежели чем все привыкли считать, и в твоем… нет, пожалуй, следует сказать в нашем случае…

Но ему не дали договорить. Послушался громкий стук в дверь — от неожиданности мы вздрогнули, а через несколько секунд послышались торопливые шаги в гардеробной, и в комнату влетел камердинер.

— Милорд, вашего кузена — маркиза Мейнмора, сегодня ночью нашли мертвым во дворце! — выпалил он на одном дыхании, не заметив меня в тени кроватного занавеса, а рассмотрев, тихо охнул и, опустив голову, отступил в гардеробную, а потом оттуда торопливо добавил: — Мои извинения и соболезнования миледи.

От такого известия Себастьян невольно стиснул мою руку, но тут же отпустил, в мгновения ока вернув себе самообладание.

— Отцу и вдовствующей маркизе об этом уже сообщили? — спросил он замершего вне моего поля видимости слугу.

— Думаю уже да, милорд, — ответил тот. — Бейкбор поспешил к его светлости. Но это еще не все.

Себастьян вопросительно посмотрел на него.

— Гвардейцы, что принесли тело, требуют вас. Они… Они имеют ордер, подписанный королевским прокурором о взятии вас под стражу. Вас обвиняют в убийстве маркиза Мейнмора.

Себастьян замер как громом пораженный, а я вздрогнула и выкрикнула лишь одно единственное слово:

— Нет!

Когда слуга удалился, маркиз начал было успокаивать меня, но я лишь отмахнулась от его тактичных заверений, что после смерти Кларенса жизнь не кончится. Можно сказать, что после его смерти она начиналась для меня заново!

Я пребывала в шоке от обвинения, которые выдвинуты против Себастьяна. Такое глупое, неимоверное, дурацкое, нелепое… Нет! Этого не может быть!

Вцепившись в его камзол, я боялась разжать руки, будто бы если сделаю это, то его отнимут у меня, что… Нет! Этого не может быть!

— Аннель, Аннель, прошу тебя, — попытался уверить меня Себастьян. — Я сейчас спущусь вниз и разберусь со всем. Поверь, в тот вечер больше я Кларенса не видел. Я не убивал его.

— Я вам верю!.. — кивала я в ответ, по-прежнему не разжимая рук.

Однако Себастьян все же сломив мое упрямство, сумел отцепить меня и, попросив остаться в комнате, уже собрался выйти, как я вскочила с кровати и собралась следом за ним.

— Аннель ваша репутация пострадает… — предостерегающе начал он, но я лишь отмахнулась.

— К черту репутацию!

Тогда Себастьян попытался достучаться до меня по-иному.

— А ваше платье?

Я спала одетой, и оно пребывало даже в более плачевном состоянии, нежели вчера. Придать ему пристойный вид было уже невозможно. Однако я лишь вновь мотнула растрепанной головой.

— К черту платье!

— Аннель…

— Нет, мы спускается вместе! И ни слова больше!

Видя мою непреклонность, мужчина лишь тяжело вздохнул и, открыв дверь, пропустил вперед.

Внизу, в холле нас ждали дворецкий, несколько людей из прислужников жались к стенам, а посреди на носилках, опущенных прямо на пол, лежал Кларенс. Сейчас его лицо было безмятежным и спокойным. Смерть стерла уродовавший его гнев. У его ног в черных одеждах в безмолвии оцепенела вдовствующая маркиза, герцог, прижав руки к груди, замер, словно бы не верил в то, что видел перед собой. У дверей застыли двое гвардейцев, с полагающимися по случаю скорбными выражениями на лицах. Видимо они принесли печальную весть и доставили тело в особняк.

Лишь одна фигура вызывала диссонанс со всеми остальными. У дверей с деловым видом расхаживал мужчина, одетый в штатское: одну руку он держал в кармане, а другой бодро отмахивал в такт шагам. Едва завидев меня с Себастьяном, он поспешил к лестнице, одновременно при этом запуская руку в карман и извлекая нечто продолговатое, обернутое в ткань.

— Вы узнаете это? — спросил он, подойдя почти вплотную и освобождая от ткани рукоять кортика.

— Да, это олений нож, подаренный мне его величеством, — ровным голосом ответил Себастьян, а я, бросив на него косой взгляд, поняла, он едва себя сдерживает — желваки так и ходили на скулах.

И я поняла, нас всех ждали неприятности.

А мужчина, ни слова не говоря, развернул клинок дальше, продемонстрировав кровавые пятна на ткани и засохшую кровь на лезвии.

— Этим оружием сегодня ночью ударом в грудь был заколот маркиз Мейнмор. Поскольку это оружие принадлежит вам, и похожего человека видели у королевских конюшен, верховный королевский прокурор лорд Брогерст приказал арестовать вас, по подозрению в убийстве кузена. Тем более что были свидетели видевшие, как накануне вы имели эм… вы подрались с маркизом Мейнмором из-за его супруги, и вас пришлось разнимать.

— Все не так… — попыталась влезть я, но была остановлена Себастьяном. Тот вскинул руку, призывая к молчанию.

— Позволите мне захватить с собой необходимые вещи, — с видимым спокойствием произнес он.

— Прошу, — широким жестом указал мужчина.

Себастьян кончиками пальцев как бы невзначай коснулся моей спины, мол, не вмешивайся и оставайся здесь, и только тогда поспешил подняться наверх.

Мы все так и остались внизу, не нарушая молчания.

Лишь когда гвардейцы с мужчиной в штатском увели Себастьяна, а дверь за ними закрыл дворецкий, тишину нарушила вдовствующая леди Мейнмор. Она подняла на меня тяжелый, полный холодного презрения взгляд и, словно выплевывая слова, произнесла:

— Я считала тебя умней. А ты оказалась обычной влюбленной дурой, поставившей не на того мужика. Теперь можешь начинать сожалеть об этом.

Но я смело встретила ее ненависть.

— Я бы сожалела, если бы приняла ваше предложение. А пока не о чем, — и гордо выпрямив спину, развернулась и начала подниматься по лестнице в свою комнату. Более в этом доме опасаться мне было некого.

Достав из шкафа первое попавшееся платье, я вызвала служанку и с ее помощью торопливо переоделась, кое-как прибрала голову, а после поспешила к его светлости. Нужно было что-то предпринять, чтобы спасти Себастьяна. Обвинение было абсурдным до невозможности! Я знала, что он не убивал Кларенса, чувствовала это всем сердцем.

Камердинер не хотел пускать меня и даже преградил дорогу, но достало одного взгляда, чтобы мужчина уступил и, отойдя на шаг в сторону, распахнул двери.

Его светлость и до этого выглядевший неважно, ныне лежал в постели, а возле него суетился доктор. Он тоже попытался возмутиться на мое вторжение, но герцог лишь махнул рукой, дозволяя и я присела на краешек кровати.

— Ваша светлость, скажите, что мне необходимо сделать, и я сделаю, — начала я с горячностью. — Может быть, обратиться к его величеству? Подать прошение или еще что? Если нужно, я сама отправлюсь во дворец и добьюсь аудиенции? Благо мне получить ее довольно просто.

— Я все уже сделал, — тихо проговорил, Коненталь, приободряюще похлопав меня по руке, — только его величество в отъезде и будет не раньше чем через неделю.

— Но?! — вскинулась я.

— Ты не волнуйся, его сможет осудить только суд королевской скамьи, а это долгий процесс…

— Он же не виноват! — едва не вскричала я.

А герцог лишь тепло по-отечески улыбнулся.

— Ты это уже знаешь, — утвердительно произнес он. — Значит, легенда сбывается…

— Ваша светлость, но нужно же!.. — попыталась достучаться до него я, мало что понимая из его невразумительных речей.

— Все будет хорошо. Поверь. Ты во многом не смыслишь, и как женщина не должна смыслить, это непосильный груз для твоей юной головки, — по-прежнему тихо заверил меня герцог, — А теперь ступай, мне нужно отдохнуть…

Раздосадованная на бездействие герцога и возмущенная его пренебрежением к женскому уму, я нехотя поднялась. Конечно же я понимала, что герцог Коненталь в таком состоянии не способен что-либо предпринять, но я-то была на ногах! Меня-то не стоило сбрасывать со счетов! Я могла пойти к королю, что-то сделать, главное сказать что именно. А герцог, как назло считал, что женщина ни на что не способна и ничего не поручил.

Напоследок я попыталась еще раз воззвать к его разуму, но доктор выгнал меня, закрыв перед носом дверь. В бессилии я стиснула кулаки и замерла в коридоре, пытаясь совладать с собой. И тут, словно холодный душ, в чувство привели раздавшиеся за спиной слова:

— Потаскуха! Хоть бы приличия поимела — оделась в траур! — я обернулась, невдалеке стояла свекровь и холодно взирала меня. Весь ее вид источал презрение, а страданий, убитой горем матери, не было и в помине. — Выкажи уважение к усопшему!

— Уважение? — выгнула я бровь — щека тут же отозвалась болезненным подергиванием. — Что-то ваш сын его мне весьма своеобразно выказывал! Или может быть пройти поближе к свету, чтобы синяки виднее было?

— Он мало тебя бил, раз ты под другого полезла! Науку послушания получше вколачивать надо было.

— Эту науку в сына вам тоже вколотить не удалось, — колкостью на колкость ответила я. Похоже, после смерти сына я для свекрови стала врагом номер один. — От такого мужа мне не в траур следует облачаться, а в карнавальные одежды.

— Шлюха и тварь неблагодарная! — от таких слов свекровь напрочь растеряла достоинство и самообладание.

— Зато не лицемерка, как некоторые, — дернула я плечом и, развернувшись, пошла прочь.

Нужно было что-то делать, как-то помочь Себастьяну оправдаться и я старалась изо всех сил. За два дня, я умудрилась прорваться во дворец, на прием к первому канцлеру, раза три трясла Ковали, подбивая, чтобы он отправил весточку королю, но все бестолку. Мне казалось, всем было все равно, что Себастьяна арестовали и посадили в тюрьму. Даже его отцу — герцогу Коненталю и то было наплевать.

На третий день мытарств, почти выбившись из сил и отчаявшись добиться хоть какого-нибудь результата (надо сказать в тюрьму к Себастьяну меня тоже не пустили), в полном отчаянии я засела в герцогской библиотеке с намерением проштудировать книги по юриспруденции, чтобы понять, отчего же все так спокойны. Но даже не успела толком начать читать, как, прервав мое сосредоточение в усилии продраться сквозь казуистические фразы, в комнату вплыла свекровь. Я решила проигнорировать ее появление, но та нимало не смущаясь, без приветствия довольно произнесла:

— Я дождалась. Завтра твоего полюбовника сам лорд Брогерст станет судить, — и более ничего не добавляя, словно одна фамилия лорда должна была все прояснить, как торжествующий победу над врагом, вышла с гордо поднятой головой.

Чтобы сдержать рвущийся из груди крик, я закусила губу и лишь отдышавшись, и придя в себя, поспешила к герцогу в комнату. Однако он вновь не сказал мне ничего вразумительного, лишь туманно ответил, что дело будет рассматривать суд королевской скамьи и попросил не волноваться понапрасну.

Но как я могла не волноваться?! Как не переживать?! Мир в очередной раз перевернулся с ног на голову, отняв все, что стало дорогим. Едва я поняла, что люблю Себастьяна всем сердцем, его забрали. Однако на сей раз я решила, что не сдамся, что буду бороться до конца.

И вот на следующий день, облачившись во все черное, чтобы не вызвать излишних кривотолков, нахлобучив на голову глубокий капор, и набросив на лицо плотную вуаль (припухлость с лица сошла, но синяки еще были видны, проступая на коже желто-зелеными уродливыми пятнами), я в сопровождении герцога и свекрови отправилась на первое судебное заседание.

Всю дорогу в карете до здания суда мы хранили напряженное молчание. Леди Мейнмор всем своим видом изливала холодное презрение. Герцог, откинувшись на спинку сиденья, от слабости прикрыл глаза и, игнорируя атмосферу царящую в салоне, уснул. А я, сжав пальцы крепко-крепко, что они даже занемели, старалась внешне сохранять невозмутимое спокойствие, хотя внутри тряслась от нервного напряжения.

Но, как все на свете, поездка подошла к концу, и мы прибыли. Я выглянула в окно — здание суда в пасмурный зимний день показалось мне особенно зловещим. Его высокие колонны из серого мрамора, державшие своды, и резные фигуры строгих судей на фризе, символизировали для меня грядущие беды. Сдерживая подступающие слезы, я едва ли не спотыкаясь, стала подниматься вслед за свекровью. Та черной гарпией возмездия ковыляла на пару шагов впереди. А герцога, чтобы не утомлять подъемом, по ступенькам наверх внесли лакеи.

Не поднимая головы, скрывая под вуалью лицо, я вошла в зал суда, и опустилась в первом ряду, опять-таки рядом с герцогом и вдовствующей маркизой. Правда, его светлость, ободряюще похлопал меня по руке, но…

В моей голове рисовались ужасы предстоящего суда. В этом мире не было ни дактилоскопии, ни приборов, способных установить точное время смерти. Думаю, даже о вскрытии в этом мире еще не шла речь! Я ожидала самого худшего.

Себастьян с особой тщательностью повязывал шейный платок, готовясь выйти в зал суда на предварительное слушанье. Сегодня ему зададут лишь основные вопросы, королевский прокурор, так ненавидящий отца, попытается отомстить, стараясь выдавить немедленное признание, но это мелочи. На такие глупости, он маркиз, досконально знакомый с судопроизводством не купится. Обвинение Брогерста шито белыми нитками, и развалится при детальном разбирательстве. В том, что оно так и будет, маркиз был убежден. Правда, после того, как начнется подробное слушанье, все заседания будут проходить закрытыми — ведь нельзя же вытаскивать на всеобщее обозрение шпионские игры и тщательно оберегаемую государственную тайну. А пока… Пока пусть Брогерс наслаждается моментом. Вернется его величество, будут озвучены факты диверсии на фабрике, кража документов Вивьен, вот тогда и посмотрим.

В том, что Кларенса скорее всего убила Вивьен — Себастьян не сомневался. Уж слишком она была взвинчена, слишком взволнована, когда сбегала из дворца. К тому же тем же вечером женщина была на ужине в доме, а при ее деятельности — шпионаже — можно было запросто стянуть оружие из кабинета. Да ей ничего не стоило подслушать разговор с Фредериком! Здесь все было просто и складывалось как дважды два.

Гораздо сильнее его интересовали два вопроса — кто подстроил диверсию на фабрике, и куда подевалась Вивьен? Сыскари из тайной канцелярии перевернули город вверх дном, но никаких следов шпионки не обнаружили. Она как в воду канула.

За отца Себастьян тоже не переживал: тот знал все нюансы и подводные камни в судейском деле. Герцог будет спокоен и станет терпеливо дожидаться, когда его заклятый враг — верховный королевский прокурор усядется в лужу. Только Аннель… Он надеялся, что отец все же сообразит, что она как пришедшая из другого мира не знает особенностей судопроизводства, и он расскажет ей все подробно.

Ему уже доложили, что девушка умудрилась поднять всех на ноги. Она добралась даже до первого канцлера, убеждая его немедленно начать действовать, и тот встревоженный, пожаловал к нему в камеру. Надо сказать согласно его положению и статусу в очень удобную камеру.

Когда Себастьян еще раз в подробностях пересказал все обстоятельства дела, лорд Эжен похлопал его по плечу и, ухмыльнувшись, фыркнул:

— Вижу, что все не настолько серьезно. И скорополит Брогерст решил отличиться и затеял показательный процесс, пока короля нет в городе. Если бы его величество не уехал, он не то, что не стал так спешно устраивать громкое и вдобавок открытое судебное дело, он даже не рискнул бы ордер об аресте подписать. Так что потерпи до возвращения его величества. Не стоит сейчас упирать на свою должность и требовать, чтобы тебя выпустили — это лишь распалит Брогерста, и тот еще больше привлечет внимание общественности к этому делу. А нам огласки не надо. Так что пусть этот мозгляк пока похваляется, все равно ему дадут укорот, едва король приедет. Тем более в деле шпионы замешаны… Сейчас главное с Соувеном разобраться — произошедшие взрывы явно их рук дело.

На том они тогда и порешили.

В двери повернулся ключ, и напрочь игнорируя протокол проведения дела, в комнатку, где обвиняемые находились до суда, зашел никто иной, как лорд Брогерст. Его водянистые глаза, больше похожие на рыбьи, с презрением взирали на мир поверх пенсне, а отвислые щеки, напоминавшие бульдожьи, делали выражение лица еще более презрительным и надменным.

Уже переодетый в мантию, и напяливший на лысину завитой судейский парик, он внимательным взглядом окинул маркиза, а потом отрывисто произнес:

— Рекомендую вам, молодой человек сознаться во всем сразу! У меня множество свидетелей, видевших вашу ссору, ваше оружие служит доказательством…

— Радуйтесь, пока можете, — ухмыльнувшись, посоветовал ему Себастьян, — ведь вы еще многого не знаете…

От сдерживаемой злости щека прокурора дернулась, а пенсне едва не съехало с мясистого носа.

— Вы тоже многого не знаете! — наклонившись поближе к сидевшему на скамье маркизу, он просипел эти слова в лицо. — Поэтому предупреждаю, если вы не сознаетесь, я придам огласке эту бумагу!

Но Себастьян лишь с издевкой изогнул бровь. Это подействовало на прокурора как красная тряпка на быка и он, брызгая слюной, продолжил угрожать:

— Вчера некто Стюарт Уинтроп — бывший камердинер барона Мейнмора. За сходную цену он предложил весьма интересную бумагу. Вот список с нее, — и сунул в руки удивленному маркизу записку.

Тот развернул ее и пробежался глазами по строчкам: 'Милорд, хочу уведомить вас, что знаю, кто именно виновен в непрозвучавшем деле с некими бумагами, которыми вы намеренно завладели, а потом имели возможность проиграть, сделав неудачную ставку в игорном доме в Чатстоуне. А так же еще желаю добавить, что мне известно, что ваш родственник, преступив границы своих должностных полномочий, не огласил вашу причастность к вышеуказанному инциденту. На основании всего вышеперечисленного, я прошу вас немедленно покинуть город, в противном случае я дам огласку данным сведениям'.

— Так вот, — с видимым удовольствием растягивая слова, произнес прокурор, едва Себастьян прочел написанное, — если вы не признаете свою вину в убийстве маркиза Мейнмора, я смешаю с грязью род Коненталь и вашего отца в частности!

Себастьян в негодовании было скрипнул зубами, но мигом овладев собой, урезонил лучащегося довольством обвинителя.

— Отец уже не канцлер, в случае чего переживет и это. Брогерст, вы в очередной раз двумя ногами вляпываетесь в навозную кучу, называемую политикой, так что не спешите радоваться. Когда мне разрешат рассказать, что я знаю — вам уже будет не так весело.

— За вас говорит ваша самонадеянность! — не поверил ему прокурор. — Максимум, я дам вам время на размышление до следующего слушания. Но все же рекомендую немедленно!..

— Рекомендовать вы своей жене будете, а не тайной канцелярии, — уже находясь в сильном раздражении, оборвал его Себастьян.

Он понятия не имел, что Кларенса шантажировали, и уж никак не ожидал, что сведения о пропажи бумаг из трастового фонда станут известны третьим лицам. Это несколько выбило его из колеи, однако ни в коей мере не заставило сдать свои позиции. Обвинение в убийстве Кларенса было нелепым, и лишь замедляло расследование. Но оставалось подождать еще три дня, и он выйдет на свободу. А пока…

— Идите в зал суда, — посоветовал маркиз взбешенному прокурору. Тот как рыба выброшенная на берег разевал рот, но так и не находил достойного ответа на грубость. — Вас уже заждались.

Сменив цвет лица с пунцового на бледный от нахлынувшей ярости, Брогерст, процедив лишь: 'Вы еще пожалеете!', - спешно удалился из комнатки.

А спустя какое-то время вошли два гвардейца и, встав по обеим сторонам, повели самого Себастьяна в зал заседаний.

Вивьен, вцепившись в борт корабля, так, что побелели пальцы, всматривалась в бирюзовую морскую даль. До последнего момента женщина опасалась, что ее узнают, настигнут в порту и арестуют. Но вот корабль отчалил к далеким берегам Новой Артионы. Вроде все обошлось и можно облегченно выдыхать.

Последние дни прошли как в тумане. После того как она выскочила из спальни с вожделенными документами, все запомнилось отдельными кусками и фрагментами. Вот Кларенс с перекошенным лицом зовет слуг, а уже в следующую минуту она пытается заставить его замолчать. Кровь… Какая-то сумасшедшая встреча с герцогским сынком, а потом бег, бег, бег…

На всякий случай у нее давно был готов план экстренного побега, но он не был рассчитан на то, что придется долго скрываться. Она предполагала бежать максимум до границы с Соувеном, а там пересечь ее и все — безопасность. Теперь же потеряв документы, она не могла вернуться к Герману, он бы ей этого никогда не простил. И тогда Вивьен решилась бежать ото всех.

Вернувшись к себе, женщина обрезала роскошные рыжие кудри, наскоро перекрасила их басмой, придав им тусклый каштановый цвет, подкладочками под щеки изменила овал лица, а после, схватив лишь один саквояж, навсегда покинула дом.

В спешном порядке, превратив себя в пугало, она выехала из столицы с балаганными артистами, а потом насколько быстро смогла, добралась в Оманию. Там, у какого-то подпольного менялы, женщина по грабительским расценкам обменяла украденные Кларенсом векселя на предъявителя, а после поспешила в порт.

И вот теперь еще раз, изменив внешность — волосы острижены еще короче и перекрашены в жгучий черный цвет — она под видом убитой горем вдовы покидала континент. В единственном саквояже лежали деньги, которых должно хватить на несколько лет жизни, а в вещах были зашиты надаренные любовниками драгоценности.

Не веря своему счастью, Вивьен еще раз вздохнула полной грудью и наконец-то осознала, что свободна. Больше не будет Германа и его заданий, не будет шпионских игр и противных любовников. Теперь не нужно изображать из себя прелестницу, когда от ухажера с души воротит. Все осталось позади, раз и навсегда! Теперь она Аделла, скромная вдова из Омании, отправляющаяся к новым берегам за лучшей долей. А прошлого с его угрюмыми пансионами, шпионажем и напоследок с убийством никогда не было.

Помощник объявил, что выходит судья. Все встали. Потом он огласил, какое дело слушается, кто обвиняемый, произносил еще что-то… Однако я плохо понимала, что говорилось: язык казался для меня чужим и, слыша каждое слово по отдельности, я не понимала смысла речей. Руки дрожали, а сердце стучало в груди, разгоняя кровь тяжелыми толчками. А едва вывели Себастьяна, весь мир и без того подернутый пеленой, сузился до его лица, прочее же перестало существовать. Я видела лишь его одного.

Заметив меня, сидящую на скамье, он лишь прикрыл глаза, давая понять, что, мол, все в порядке, а потом переключил свое внимание на судью и присяжных.

Со своего места поднялся прокурор… Я лишь через несколько минут поняла, что это обвинитель, хотя тот назвался сразу. Он начал говорить, и его слова одно за другим проникали в мое сознание, создавая чудовищную картину преступления. Моего Себастьяна обвиняли. Обвиняли в смерти Кларенса! А я… Я, словно погруженная в жуткий транс, отказывалась понимать, принимать и верить. Мне хотелось кричать, протестовать, вопить… Казалось, что еще немного, и я разорву их всех, сумею погрести под сводами этого зала, выпустив ярость на волю. Меня трясло, а из глаз катились непрошенные слезы. Я никак не могла совладать с собой.

На миг, будто издеваясь, сознание прояснилось, чтобы я смогла услышать, что моего Себастьяна требуют сказать, где был той ночью, а он лишь таинственно заверяет, что не имеет возможности. А этот ненавистный прокурор отвечает, что раз не может, то значит, именно он убил маркиза Мейнмора…

Свекровь рядом удовлетворенно фыркнула и подняла на меня светящийся торжеством взгляд. А я… Я не совсем понимая, что делаю, вскочила на ноги и вопреки всем правилам бросилась в проход, чтобы прорваться вперед к перилам, отделявшим меня от Себастьяна.

— Леди Мейнмор! Миледи! — крикнули, пытаясь остановить меня.

Кто-то схватил меня за руку, но я вырвалась.

— Леди желает что-то сказать? — прозвучал издевательский голос прокурора.

А я дрожащими пальцами развязала ленты, удерживающие на голове чепец, и сорвала его, выставляя на обозрение сходящие синяки. По залу прокатился взволнованный шепот. Все начали обсуждать мой вид.

— Желает! — твердо ответила я, хотя на самом деле еще не знала, что собираюсь произнести. Не понимала, что вообще делаю, и что будет потом, но…

Судья хотел было возмутиться, но, подумав, махнул молоточком, призывая зал к тишине, и дал свое высочайшее разрешение.

— Я… Я, — неуверенно начала я, но неожиданно поймав потрясенный взгляд Себастьяна, мгновенно поняла, что именно скажу. Не отрывая от него взора, и будто черпая силу из его глаз, я продолжила, чеканя каждое слово: — После того, как супруг — маркиз Мейнмор, избивал меня на глазах у всех гостей, маркиз Коненталь вступился. Он защитил меня, а после… после отнес в свою спальню и успокоил. — Зал взорвался, но я неожиданно с легкостью перекрывая невообразимый гул, продолжила: — Мы вышли из спальни лишь утром, когда личный камердинер сообщил нам, что доставили тело супруга. Всю ночь маркиз Коненталь провел со мной, а значит, никак не мог убить Кларенса.

— Шлюха! — раздался неистовый крик свекрови. — Грязная шлюха!

— Аннель, зачем?! — не веря своим ушам, потрясенно прошептал Себастьян. Стоял невероятный шум, и его слова я угадала лишь по движению губ.

Зрители повскакивали со своих мест, засвистели, заулюлюкали. Зал заседаний бушевал. Вдовствующая маркиза надрывалась, поливая меня отборной бранью. Прокурор бесновался, пытаясь доказать всем, что я сумасшедшая, и моим словам нельзя верить. И лишь побледневший Себастьян молча смотрел на меня.

Наконец, когда под угрозой удаления присутствующих, гвалт стих и все расселись по местам, ко мне обратился сам судья.

— Леди вы готовы подтвердить свои слова? Может, от горя вы повредились рассудком? Поймите, вы же навлекаете на себя…

Но я не стала его слушать дальше.

— Я чем угодно готова поклясться, что провела эту ночь в спальне маркиза Коненталя. И это утро мы встретили вместе с ним, — я произносила слова раздельно и громко, чтобы каждый находящийся в зале суда их мог расслышать. — И от горя я рассудком не повредилась. Я не переживаю из-за смерти мужа. Он так избил меня последний раз, что не оставил к себе даже простого человеческого сострадания!

— А чем вы там занимались?! — вдруг ядовито выкрикнул кто-то из зала.

Я резко обернулась, отыскивая наглеца. Но бесполезно, мне виделись лишь ухмыляющиеся рожи, перекошенные любопытством и жаждой грязных сплетен.

— Маркиз рассказывал о детстве моего супруга! — так нагло, как только могла, ответила я. — Всю ночь так подробно и основательно рассказывал!..

— А сколько раз? — издеваясь, поинтересовался кто-то другой.

— Вам столько не смочь! Чреслами слабоваты!

Зал вновь взорвался криками. Кто-то смеялся, глумясь надо мной, кто-то орал похабное, но мне было все равно. К чему честь, к чему репутация, если человек, которого ты любишь, будет повешен за то, чего не совершал?! Когда на весах жизнь любимого и твоя честь?!.. Для меня подобной дилеммы не существовало. Да я бы мир перевернула, лишь бы он жил, дышал, был где-то рядом, хотя бы на этой планете…

Судья вновь принялся успокаивать зал, а я, подобрав брошенный у ног чепец, кинулась прочь из залы. Уже никто ни в чем не обвинит Себастьяна. НИКТО и НИ В ЧЕМ! Женская репутация — самое дорогое в этом мире, самая ценная разменная монета, которая для меня, воспитанной в другом, не более чем пустой звук! Здесь ее считают целым состоянием, но к чему она, если рядом не будет того, кто сердцу так дорог?! Неужели я стала бы лелеять свою честь, и видеть, как осуждают Его, когда лишь одним словом, одним заверением могла бы спасти?!..

Нервно рассмеявшись своим мыслям, отчего лакеи, стоящие перед выходом из здания суда, шарахнулись в стороны, а я сама из последних сил открыла себе двери и выбежала на свежий морозный воздух.

Вечерело. Плотные облака уже не застили небо, и далекая синева, будто ободряющий знак, проглядывала на горизонте.

Лишь вдохнув полной грудью, и немного приведя мысли в порядок, я огляделась в поисках средства передвижения. Заметив на противоположной стороне площади экипаж, я призывно замахала чепцом. Когда возница остановил свой несколько пошарпаный транспорт у подножия лестницы, я приказала: 'К особняку герцога Коненталя! Гони!', - и проворно забралась внутрь. Щелкнули вожжи, мы тронулись.

Я, откинувшись на спинку, бездумно смотрела в окно на проплывающую улицу. В голове было пусто, на душе тоже. Я ни о чем не жалела, ничего не ждала. Я сделала то, что должна была, и этого было довольно.

Вот распахнулись узорчатые ворота, экипаж сделав полукруг, остановился перед крыльцом. Сдернув с руки агатовый браслет, я распахнула дверцу и соскочила с подножки.

— Это вам за скорость, — сунула я ошарашенному вознице, и заторопилась вверх по ступенькам ко входу.

Мыслей по-прежнему не было.

Особняк встретил меня пустотой. Стараясь не задерживаться, я поспешила к себе в комнату. Мне отчего-то хотелось спрятаться, а может быть забыться. Произошедшее оставило неприятный осадок, избавиться от которого казалось уже невозможно. Но когда я почти поднялась на второй этаж, меня окрикнули:

— Аннель!

Этот голос я бы узнала и во сне. Я обернулась и остановилась, замерев на верхней ступеньке. Мужчина вихрем пересек холл и, застыв у подножья лестницы на такое бесконечное мгновение, пытливо взглянул на меня.

— Зачем?! — прошептал он сначала, а потом, обретя голос, повторил: — Аннель, зачем?! Зачем ты это сделала?!

Я, оторопев, машинально повторила за ним:

— Зачем?..

Для меня все было предельно ясно, так просто и понятно…

— Что же ты натворила?! — продолжал он. — Ты погубила себя!

— И что? — тихим шепотом переспросила я. — Это что-то меняет?

— Да это меняет все! — не выдержав моей непонятливости, вскричал Себастьян. — Ты убила себя в глазах общества! Ты же теперь для них пария!

— Зато ты свободен, — едва слышно отозвалась я.

— Аннель, так нельзя! Ты понимаешь?! Нельзя! — взбежав вверх, он схватил меня за плечи и встряхнул. — Надеюсь, ты понимаешь, что я как джентльмен должен жениться на тебе, чтобы избавить от публичного осмеяния?! Теперь я просто обязан буду сочетаться с тобой браком!..

— Обязан?.. — губы мгновенно сковало холодом. Казалось, он шел изнутри, из самой души, которая только что превратилась в ледяную пустыню.

— Я не позволю, чтобы кто-то посмел называть тебя падшей женщиной! Завтра же я получу разрешение и…

Не таких слов я ждала сейчас. Я надеялась… Нет, я думала, что он тоже любит меня, что наши чувства взаимны, а для него это все оказалось обязанностью?! Долгом чести?! А может королевским приказом… И только это заставляет общаться со мной?!

Не выдержав, я с силой оттолкнула Себастьяна, и ему, чтобы не упасть, пришлось ухватиться за перила. А я крикнула.

— Мне ничего не надо! Слышишь?! Мне от вас всех ничего не надо!

Себастьян попытался вновь остановить меня, но я, стремясь оказаться как можно дальше, черной птицей слетела вниз. Нервы были на пределе от всего произошедшего сегодня. Мне было так больно, так невыносимо больно от его речей, что я тоже стала бить словами наотмашь. Я начала убивать ими.

— Я только-только оказалась развеселой вдовой, и неужели ты думаешь, что стремлюсь снова выскочить за муж?!.. Да я никогда больше не пойду под венец!..

— Аннель, твоя честь?! Ты что, не понимаешь?!.. — вновь попытался достучаться до меня Себастьян.

Осторожно шаг, за шагом он спускался вниз.

— Честь?! — едва не взвыла я. — А зачем она теперь?! Что мне с ней делать?! — на мгновение я обняла себя, будто стремясь защититься, но тут же раскинула руки в стороны. — Да плевала я на нее! На всю вашу чопорность и пуританство! На все ваши правила! Репутация?! Да подавитесь вы своей репутацией!

— Аннель так нельзя…

— Нельзя?! Почему нельзя?! — казалось, что еще немного, и я сойду с ума. Хотя лучше уж сойти… — Мне теперь все можно, все! Слышишь?! Все!!! И мне никто не указ. Я дитя другого мира и наплевала на ваши предрассудки!..

— Но теперь ты живешь здесь…

— И мне все равно наплевать! — с горячностью продолжила я. Любовь, истекая кровью, не желала умереть и оставить меня в покое. — Господи, да я ненавижу ваш мир! До глубины души ненавижу все его условности! И если бы я только могла вернуться обратно… Боже, если бы я только могла, я бы ни секунды не задержалась! Даже бы думать не стала, а сбежала отсюда так быстро, как смогла! Я ненавижу ваш мир!.. ненавижу вас…

Слезы по предательски блеснули, защипав глаза, а потом двумя струйками побежали по щекам.

Себастьян, наконец, спустился, и попытался было прижать меня к себе, но я оттолкнула его.

— Не прикасайтесь ко мне! Вы… вы… Даже не смейте!..

— Аннель, я не понимаю тебя… — растерялся он.

А я истерически рассмеялась, отступая от него еще дальше.

— Вас, Себастьян, вас! — поправила я его, переходя с 'ты', на 'вы'. Боль отвергнутого сердца разъедала душу хуже кислоты. — Видите ли, я теперь женщина с плохой репутацией, а вы мне ничего не должны! И ничего не ОБЯЗАНЫ! Как же я ненавижу вас за это…

Желваки на его лице затвердели, на миг, превратив в холодную маску. Повисло ледяное молчание. Мужчина что-то для себя решал.

— Хорошо, — наконец скупо выдохнул он. — Пойдем.

— Куда?! — недоверчиво попятилась я.

Таким Себастьяна я еще не видела. Отстраненный и какой-то неживой, он пугал меня до дрожи в коленях.

— Поехали! — мужчина стегнул приказом и, в два шага нагнав меня, ухватил за руку и повлек за собой.

Пришлось подчиниться.

Ни слова не говоря, у дверей он набросил мне на плечи меховую накидку и, выведя на улицу, заставил сесть в тот же экипаж, на котором я сюда приехала, а сам уселся рядом.

— В старый парк! — приказал он отрывисто.

Дорога проходила в молчании. Мне было ужасно больно, слезы душили, но я старалась удержать их усилием воли. Хотелось как-то исправить случившееся, как-то объяснить, но на память мгновенно приходило — 'должен', и внутри вновь все замирало. Уже два раза в своей жизни я оказывалась в ситуации, когда мной пользовались как вещью, брали замуж в придаток к материальному благосостоянию. Мне не хотелось верить, что и Себастьян таков, но стоило вспомнить — 'обязан' и слова умирали, так и не родившись. Я пыталась что-то сказать, но доставало лишь короткого взгляда на его заледенелый профиль, чтобы мгновенно растерять все, что собиралась сказать.

За окном закружился легкий снежок. Солнце опустилось за горизонт, погрузив природу в серую мглу, зимнего вечера.

Наконец мы остановились.

По-прежнему в тишине, Себастьян вышел и подал мне руку. Опираясь, я осторожно ступила на подножку, а потом, подобрав юбки, покинула экипаж.

— Зачем? — прошептала я и, растеряв все остатки самообладания, стала опасливо озираться по сторонам.

Оказалось, мы стояли возле какой-то кованой ограды, и старые погнутые ворота были угрожающе распахнуты. За решетками в свете взошедшей луны, навевая страх, черными контурами кривились деревья.

Мужчина, крепко взяв меня за руку, повел за собой вглубь сквозь распахнутые ворота.

— Где мы? — уже не скрывая страха, спросила я.

— В старом парке, — скупо ответил он, а мое сердце тревожно сжалось от нехороших предчувствий.

Дорожки толком не были расчищены, местами большие сучья преграждали дорогу, и приходилось обходить их. Луна, как прожектор, щедро лила свой зыбкий свет на запущенный парк.

Но вот, на небольшой площади, где сходились несколько аллей, мы остановились. Уже новый вопрос был готов сорваться с уст, как вдруг Себастьян так резко развернул меня к себе, что, крутанувшись на месте, я почти упала в его объятья. А мужчина на миг крепко-крепко прижал меня к себе, а потом, так же неожиданно отпустив, склонился и поцеловал. Я ничего не поняла, даже не успела как-то прореагировать, как он, сделав шаг назад, оставил стоять в потрясении.

— Знай, — хрипло начал он. — Я хочу, чтобы ты знала… Я никого так не любил, и уже никогда не полюблю. А теперь ступай. Я отпускаю тебя!

Луна светила ему со спины, не позволяя разглядеть лица, и превращала происходящее в сюрреалистическую картину.

— Что? — не поняла я. На миг мне показалось, что я ослышалась, что… Но Себастьян прикрикнул:

— Ступай! Ну же! — в его голосе было столько муки. — После я уже не смогу отпустить тебя!.. А пока уходи к себе в мир! Иди!..

Все так просто?! Не веря, я развернулась и сделала осторожный шаг вперед, потом другой…

Я двигалась как сомнамбула, не соображая, что делаю, что вообще происходит. Но казалось, с каждым моим шагом мир покрывался рябью, что-то менялось…

Неужели пройдя сейчас до конца аллеи, я попаду домой?! Я вновь окажусь в своем времени? Увижу родителей?..

Где-то вдалеке послышался автомобильный гудок. От непривычки я вздрогнула, нервно вздохнула, чуть ускорив шаг.

Я вновь стану свободной? Не будет глупых условностей, правил, требований? Я смогу вновь пойти на работу? Увижу коллег, знакомые презрительные ухмылки, холодные серые стены общежития? Позвоню родителям, буду слушать их уговоры вернуться назад…

В нос ударило запахом бензина и чего-то такого знакомого… кажется, так пахнет горелая резина.

Я вновь стану собой, буду проводить дни в надежде, что кто-то придет, кого-то встречу… Я обрету самостоятельность, чтобы потом давиться ею, и, укладываясь по вечерам в постель, знать, что кроме родителей никому не нужна. Да и то, я — непутевая дочь, пропавшая на целый год, и смею перечить… Буду ложиться спать и плакать от охватывающего душу одиночества.

— Макс! — раздался крик за деревьями. — Е****й карась, пивас кончился! Пошли…

Уже жить и не помнить, каково это дотрагиваться до кого-то, прижиматься к чьей-то сильной груди. Сама, все сама, изо дня в день, из года в год… Смогу забыть, что кто-то может поцеловать. Вычеркну из памяти любовь, заменив ее на бесконечную пустоту ожидания…

Я замерла, так и не сделав следующего шага.

Впереди уже виднелись фонари и расчищенная аллея. Кажется, в этот год власти сподобились начать их установку. Ко мне все сильнее прорывался городской шум, окутывая ревом моторов и оголтелыми рекламными выкриками из репродукторов на остановке. В воздухе отчетливо пахло выхлопами и 'ароматами' точек быстрого питания.

Томительно текли секунды, а я так и не решалась сделать следующего шага. Я не решалась вернуться.

Наконец не выдержав, я обернулась. Луна на миг скрылась за облаком, но почему-то только когда ее свет исчез, я смогла отчетливо разглядеть Себастьяна. Мужчина стоял на том конце аллеи и просто смотрел мне в след.

Он там, позади, и его я больше никогда не увижу. А впереди моя прежняя жизнь, в которой я никому не нужна. Где я и себе-то не нужна…

Родители?.. Наверное, они уже оплакали свою непутевую дочь, сгинувшую по глупости… А если я вернусь?..

Прошел год, мое место на работе давно занял другой человек. Придется переехать обратно в отчий дом, где теперь после исчезновения меня станут опекать еще сильнее. Я никому не смогу рассказать, где была, иначе упрячут в психушку. Значит придется разыгрывать амнезию… Тоже ждет лечение в месте не менее приятном, чем психиатрическая клиника.

А здесь? Здесь куча условностей, и женщина бесправное существо, обладающее только теми свободами, которые дозволяет ей муж. Муж… Человек, который любит и, которого я люблю до беспамятства. Теперь мне не грозит участь безвольной подстилки. Себастьян не станет… я сердцем чувствовала, что он не будет тираном. Ведь бывает же так, что знаешь человека всего немножко, а, кажется, что уже всю жизнь…

Там меня ждет родительская тюрьма, а здесь публичная анафема… Там я буду одна, или с тем, кого мне навяжут родственники, а здесь с любимым…

Раздумий больше не было, я решила все.

Развернувшись, я опрометью кинулась назад, к одиноко стоящему Себастьяну. Морозный воздух разрывал легкие, ноги заплетались в длинных юбках, и я даже упала, запутавшись в них. Но тут же поднялась и, задрав повыше, вновь припустила к нему.

Аллея показалась бесконечной, и ноги успели налиться свинцом, прежде чем я, задыхаясь, влетела в его объятья.

— Слышишь, никогда… Никогда больше так не делай… Не… — пыталась выдохнуть я, но меня прервали.

Себастьян припал к моим губам, а сам при этом… Он словно ощупывал меня, еще до конца не поверив в произошедшее. И лишь когда я, изнемогая от нехватки воздуха, уклонилась, он прижал меня к себе и, нежно поцеловав в висок, прошептал на ухо:

— Мы венчаемся завтра же! Я дольше не смогу ждать!

Я, прогнувшись в поясе, откинулась в кольце его рук и, прямо глядя в серые глаза.

— Разве так скоро будет прилично? Мы можем и так…

— Для нас все прилично! — отрезал он, в глазах его плясали искорки неподдельного счастья. — И нам все можно!

— Но?..

— Дорогая моя женщина, хотя бы раз просто поверь мне, — прошептал он, вновь прижимая меня к себе, — нам можно все, и никто не посмеет сказать 'против'. И дольше чем до завтра, я ждать не намерен… не буду просто! Ты моя, моя вторая половинка, моя судьба и…

— А если честно?! — не выдержав вновь, подала я голос.

— Если честно, то я боюсь, что если мы отложим венчания хотя бы на день, произойдет еще что-нибудь, и помешает нам… И в конце концов, я не хочу пробираться к тебе в спальню украдкой. Я хочу входить в нее спокойно, как муж.

— То есть только тебе будет можно?!.. — наигранно надулась я, хотя сама как глупая девчонка млела от счастья, слушая, как в сумасшедшем ритме бьется его сердце.

— Аннель, тебе нравится меня дразнить? — мгновенно догадался он, на что я лишь молча закивала, елозя ухом по его груди.

Тогда, Себастьян, замолчав на мгновение со звенящей в голосе торжественностью, спросил:

— Ответь, завтра ты выйдешь за меня замуж?

— Да!

Назад: Часть 4. Снова в столицу

Дальше: Эпилог