Елена Ковалевская
Записки средневековой домохозяйки
Часть 1. В новом мире
Кавалькада разряженных под старину молодых людей с гиканьем и свистом пронеслась мимо, заставив меня заскочить на один из сугробов, что были наметены по обочинам парковой аллеи. Мне захотелось крикнуть им в след: 'Что же вы вытворяете?!', - однако я смолчала, любуясь статью их лошадей и богатством костюмов. Наверное, это были чьи-то богатенькие детки, раз могут позволить себе такие развлечения.
Невесело хмыкнув, я слезла с сугроба и, приподняв длинную юбку, вытряхнула снег, попавший в голенища сапожек. Короткие замшевые сапоги на устойчивой подошве хорошая обувь для зимних прогулок, однако, совершенно не подходящая для лазанья по сугробам. К вечеру морозец усилился, и я уже начала жалеть, что поддалась необъяснимому порыву пойти домой с работы пешком через парк. Нужно было не позволять вечернему небу очаровывать себя, а сесть в автобус и проехать эти несчастные три остановки. И ничего бы со мной не случилось. Ну, подумаешь, пахнет соляркой и пропотевшей одеждой едущих работяг?! Не померла бы…
Потопав на месте, чтобы сбить остатки снега с обуви, я двинулась дальше по аллее.
А все-таки хороший сегодня выдался день! Мне дали небольшую премию, которую я тут же спустила. Ох, какое же было удивленное лицо у продавщицы в семенном магазине, когда я накупила всякой всячины аж на три тысячи! Я мечтательно прикрыла глаза, в предвкушении как все посажу, как все распланирую…
Полетел редкий-редкий снежок. Я подняла лицо к небу, чтобы узорчатые снежинки ложились мне на щеки. Ах, как же хорошо! Но довольно темно.
Стемнело очень быстро. Лишь свет от полной луны, еще не спрятавшейся за снежную тучу, освещал аллеи старого парка. Фонари не горели, потому что их так и не установили. У городских чиновников все руки не доходили выделить средства на освещение. Вернее руки до средств доходили, и перекладывали они их в свой карман, а вот чтобы осветить аллеи… Тут уж дудки!
Перестав заворожено любоваться снегом, я глубоко вздохнула, набрав полную грудь морозного воздуха, и торопливо зашагала вперед. Вот показался знакомый поворот, еще немного и…
Позади послышался конский топот. Я невольно ускорила шаги. Похоже, богатенькие детки по парку уже второй круг нарезают.
Ох, как сейчас популярно увлечение средневековьем! Всем сплошь и рядом охота поиграть в принцев и принцесс.
— Вот она, смотри! — раздался крик.
Я нервно оглянулась. Один из молодчиков, привстав на стременах, указывал на меня.
— Догоняй! — выкрикнул другой.
Я еще ускорилась, на всякий случай, перехватив ручки у сумки покрепче. Стать игрушкой золотой молодежи, ошалевшей от морозного воздуха, мне не хотелось. Однако на бег срываться не стала — поймут, что напугана — совсем удержу знать не будут.
Но куда там! Несколько секунд и меня уже окружили молодые мужчины сидящие верхом на разгоряченных конях.
— Стой! Куда ж ты так спешишь?! — начал один.
— Куда торопишься красавица?! — подхватил другой.
— Да не красавица она! — фыркнул третий. — Так простенькая!
— Но не дурнушка!
— И одета прилично!
Я нервно переводила взгляд с одного на другого. Все симпатичные. Костюмы подобраны так продуманно, и прически эпохе соответствуют! Да куда там — украшения и те похожи!
— Вы что-то хотели?! — с отчетливо слышимым испугом в голосе спросила я и тут же недовольно поморщилась — таким нельзя показывать свою слабость. Чтобы хоть как-то сгладить впечатление я повторила еще раз, но гораздо более жестко: — Что вы хотите?
— Всего лишь поговорить! — тут же выкрикнул кто-то.
Кони нервно плясали, порываясь сорваться с места; им претило стоять на одном месте.
— Ох, какая она смелая! — подхватил другой.
Пришлось, побороть страх и решительно взглянуть им в лица. Молодчики ухмылялись, но не злобно, а скорее с легким любопытством, в глазах сквозила проказа.
— Слушаю вас внимательно, — еще тверже произнесла я.
Страх потихоньку отступал. На подонков парни не походили, а значит, имелись все шансы с ними договориться.
— Не случилось бы — не поверил! А она ничего, — ухмыльнулся один из них: русоволосый парень с правильными чертами лица. Глаза его был то ли светло-серые, то ли голубые — при свете луны не разобрать. Под левым глазом был небольшой шрамик. — И бойкая!
Тут другой, чей конь стоял наиболее спокойно из всех, оперся на луку седла и, чуть подавшись вперед, принялся внимательно разглядывать меня. Я в свою очередь принялась изучать его.
Тоже хорош! Лицо красивое, как у фотомодели, волосы черные, до плеч и слегка вьющиеся. Темно-синий короткий камзол, расшитый серебряной ниткой, из ворота которого выглядывал кружевной шейный платок. В тон камзолу берет с длинным пушистым пером, залихватски заломлен на бок; в открытом ухе поблескивает каплевидная жемчужная сережка. Бархатные штаны заправлены в высокие светло-коричневые ботфорты.
— Отважная? — он вопросительно вскинул соболинную бровь.
— А что, разве надо бояться? — тон в тон постаралась ответить я.
— Ого! — протянул еще кто-то. — А ведь у нас все получилось! — а потом захохотал.
Я быстро отыскала наглеца и уперла в него твердый взгляд. Тот — ярко-рыжий, с россыпью конопушек на носу и щеках мужчина, с удивительно голубыми глазами — казалось, что они аж светятся — тут же подмигнул мне.
Молодые мужчины были как на подбор — все красивы, но индивидуальны. Ни один не похож на другого. Блондин, русый, темно-русый, рыжий, шатен, брюнет, пепельно-серый — семеро друзей.
Я все больше овладевала собой, испуг постепенно сменялся интересом. Зная, что лучшая защита, это нападение, пошла в атаку с вопросов.
— Лучше скажите, сколько такие костюмчики стоят? И коняшки?
— Какие же это коняшки?! — с легкой, явно напускной обидой переспросил рыжий.
— Да уж не слепая — вижу, что жеребцы породистые, выезженные и стоят бешеных денег, — отрезала резче, чем собиралась.
— Вот как?! — фыркнул он и вновь захохотал. — Значит видишь?
— Тебе, небось, такие не по карману? — задал вопрос блондин. На удивление только он среди друзей не веселился. Черты его лица, под стать цвету шевелюры, были скованы холодом серьезности.
— Если бы захотела, позволила бы. А пока без надобности.
Мужчины разом замолчали, с сомнением глядя на меня.
— Правду говоришь? — недоверчиво переспросил черноволосый, и уже холоднее добавил: — Тогда у тебя родители высокородные…
— Ничего не высокородные, — отмахнулась я, — но если бы отца попросила — купил.
Если бы я изъявила желание, отец нанял бы мне и лошадь, и платье купил хоть с восьмиметровым шлейфом. Ведь собирался же он моему бывшему на свадьбу джип подарить! Денег в семье после становления папиного бизнеса хватало.
— Не врет, — словно в подтверждение моих слов кивнул блондин.
— А серьги золотые, тонкой работы, — тут же заметил другой.
Сережки были прабабушкины, фамильные. Их еще в революцию и во время раскулачивания та прятала в сарае под настилом. А потом ее дочь — моя бабушка по наследству передала их не маме, а сразу мне.
— Держится гордо…
— Взгляд твердый, прямой, а не в пол, как у крестьянки…
— Руки тонкие, явно тяжелой работы не знают…
— Эй! Вы что?! — не выдержав, я взвилась. — Я вам безъязыкая, чтобы вы обсуждали, словно меня здесь нет! Кто вам право дал так вести себя?!
— Юбка блестит как парчовая, длиной почти в землю. Сапожки аккуратные, замшевые… — продолжали они, не обращая на мой гнев никакого внимания.
— Ридикюль как у моей тетки, правда, только из кожи, а не из гобелена…
Топнув ногой, чтобы они посмотрели на меня, я едва не завопила:
— Как вы смеете?! Что вы себе позволяете?!
Но меня никто не слушал, по-прежнему удерживая конями в плотном кольце, возможности убежать — не было.
— Хоть она мне и не нравится, но подходит… — неожиданно для меня, задумчиво протянул шатен.
Его я прежде не разглядывала, но теперь…
Ох, как мне не понравился его взгляд! Какой-то оценивающий, взвешивающий. Словно он не на меня смотрел, а на выставленную на продажу вещь.
— У тебя муж есть? — тем временем спросил он.
— А тебе какое до этого дело?! — сердце внутри сначала предательски вздрогнув, болезненно сжалось, а потом пустилось вскачь галопом.
— Хоть кольца на пальце нет, — спокойно заметил блондин. — И замужняя сразу ответила бы… А может не стоит?…
— Нет, я уже все решил! — махнул рукой шатен, словно отсекая ненужный спор.
— Ты уверен? — нахмурился черноволосый. — Мне кажется, ты не в настолько бедственном положении, чтобы устраивать такую авантюру. Может все-таки Элиза? С ней хотя бы все понятно, а эта незнакомка…
— И чтоб я эту плаксу всю жизнь терпел? Чтобы я покорился дядькиной воле?! Отдал все ее папаше Горрану?! — взвыл тот, перебивая друзей. — Ни за что! Я лучше себе пулю в лоб пущу! На войну наемником пойду! Но никогда… слышишь?! Никогда не покорюсь ему!
На лицо шатена было противно смотреть, его настолько перекосило от злости, что лицо из симпатичного, превратилось в отталкивающую маску.
— А взять безродную? Подумай, ведь это на всю жизнь! — продолжил увещевания черноволосый. — Такие дела спешно не делаются!
— Плевать! Пусть безродная! Пусть незнамо кто! Но только не по его воле! Никогда!
Он подал коня вперед на меня. Я попятилась, хотя и понимала, что отступать особо некуда. И вдруг шатен наклонился и, схватив меня подмышки, одним рывком перекинул поперек седла. Воздух разом вышибло из легких.
Когда с трудом удалось вздохнуть, я, что есть силы, закричала:
— Отпустите меня! — но тут же поняв, что окружающим мужчинам наплевать на мой вопль, сменила пластинку: — Помогите! Спасите! Убивают! По-мо-ги-те-е-е!
Кислорода не хватало, лука седла давила в солнечное сплетение, отчего уже на втором шаге, когда коня пустили рысью, перед глазами заплясали цветные пятна. Я продолжала звать на помощь еще, но безуспешно. Дышать становилось все трудней, и пытаясь кричать, я невольно отправила себя в забытье.
Приходить в себя начала оттого, что кто-то пытался сунуть мне под нос какую-то ужасно воняющую гадость. Не совсем понимая, что делаю, и даже не открывая глаз, я попыталась оттолкнуть ее. Но тут же на ухо незнакомый голос зашептал:
— Тебе не нравится?
— Д-да… — попыталась вытолкнуть я из пересохшего горла. — Да…
— Тогда скажи громче, я не слышу.
К лицу вновь поднесли нечто жутко-воняющее. И хотя сознание начало проясняться, я невольно попыталась отдернуть голову. Только-только сложившаяся картинка перед глазами вновь затуманилась. Казалось я смотрю на мир из невероятного далека сквозь плотную серую вуаль.
Вот вновь в поле зрения показалась рука, сжимавшая какой-то маленький флакончик. Вонь вновь ударила в нос, да так сильно, что возымела обратный эффект — я начала терять сознание.
— Уб… убе-ри… уберите…
— Не слышу, — вновь зашептали на ухо. — Ты хочешь, чтобы я это убрал?
— Д… да…
— Громче! — хлестнул шепот. — Скажи громко и отчетливо. Тогда я пойму.
Собрав всю волю в кулак, я постаралась, как можно громче произнести:
— Да… Да!
Вонь тут же исчезла, а я попыталась понять, что происходит и где нахожусь. Словно сквозь вату я услышала облегченные вздохи тех, кто окружал меня, а старческий голос довольно произнес: 'Наконец-то! Продолжим, дети мои'. Красиво зазвучали высокие детские голоса, выводящие славу всевышнему.
Я постепенно приходила в себя. Оказалось, что я где-то стою, вернее меня удерживают в вертикальном положении двое мужчин, ухватив за руки, почти на уровне подмышек. На лицо действительно оказалась наброшена плотная вуаль серовато-беловатого цвета и именно из-за нее толком ничего не видно. Я уже хотела сдернуть ее с головы, как тот, кто стоял справа, перехватил мою руку своей и зашептал на ухо.
— Нельзя! Нельзя шевелиться! Сейчас все закончится и…
— Где я?..
Я попыталась спросить в голос, но под нос тут же подсунули воняющий флакончик. Мне резко стало дурно, сопротивляться сил не осталось.
В полузабытьи я пыталась понять, что же поют дети, что вообще происходит… Вдруг все резко стихло, и дребезжащий старческий голос отчетливо произнес:
— Вы вступили в брак, освященный богом, и теперь муж может законно поцеловать свою жену.
Я встрепенулась, попыталась вырваться, но не тут-то было, держали крепко. Передо мной появился мужчина, он протянул руки и поднял вуаль. С удивлением я узнала в нем того самого шатена.
— Вы?! — только и удалось выдохнуть мне, как он наклонился и властным, но чрезвычайно холодным поцелуем запечатал мне губы.
Вокруг радостно зааплодировали, что-то закричали, кажется, поздравляли. Я же замерла под этим жутким и ужасно пугающим своим напором лобзанием, и стояла, ни жива, ни мертва. Наконец он оторвался, жестко, если не сказать жестоко посмотрел мне в лицо.
— Теперь ты моя законная супруга, — с холодом в голосе, выделяя каждое слово, сказал он. — И слушаться будешь меня, как господина. Как своего бога. Поняла?
Казалось, я позабыла, как дышать. С расширившимися от изумления глазами, не совсем понимая, что же на самом деле произошло, я замерла, оцепенев под его взглядом.
— Поняла?! — еще раз хлестнул он вопросом.
На всякий случай я судорожно кивнула.
— Не слышу! Ты поняла?!
— Д-да…
— Молодец, — он вальяжно, как барин собачку похлопал меня по щеке. — Умничка. А теперь вопрос — как тебя зовут? Я хочу выяснить, кого получил.
От растерянности я не знала что сказать. А шатен все больше хмурился и с неприязнью глядел на меня. Положение спас блондин, он подошел к нам и, похлопав шатена по плечу, негромко сказал:
— Кларенс, не здесь. Выяснять, кто она и откуда, теперь можно дома. Ваше бракосочетание все равно состоялось, вы уже не в силах ничего изменить.
Тот нехотя отступился, однако по его лицу с легкостью можно было прочесть — он все равно получит ответы на свои вопросы.
А я по-прежнему была в шоке. В голове царил полный сумбур, мысли сталкивались меж собой. Но только две из них были более или менее связными: первая — его зовут Кларенс, и вторая — что происходит, где я?
Но на размышления времени не дали, шатен схватил меня за руку и потащил за собой к выходу. Теперь, когда у меня появилась возможность оглядеться, я повертела головой по сторонам и выяснила, что меня привезли в собор, где и произошла данная церемония. Здание напоминало мне храмы Западной Европы — такие же величественные, но подавляющие молящихся своим великолепием.
Я как безвольная кукла следовала за мужчиной, едва успевая переставлять ноги. Мне даже казалось, замешкайся я на секунду или запнись, и он волоком бы потащил меня за собой — уж настолько сильным был его напор. А прийти в себя, чтобы вырваться из железной хватки, а уж тем более начать выяснять, что происходит, почему он смеет обращаться со мной подобным образом, просто не хватало времени. Происходящее до сих пор казалось каким-то завораживающим и жутковатым видением.
К тому же остальные шестеро мужчин — его друзей следовали за нами по пятам. На их лицах то и дело проскальзывало недоумение, смешанное напополам с напряжением. И от этого мне становилось все страшнее.
На улице было морозно. Едва мы оказались за дверями собора, меня начало подтряхивать от озноба, хотя может быть и от нервов. Однако именно холод придал храбрости, я немедленно выдернула руку их цепкой хватки шатена.
Тот мгновенно остановился и с недовольством уставился на меня. Его друзья тоже затормозили и встали полукругом за моей спиной. Я же уперев руки в бока, с вызовом воззрилась на него.
— А теперь, вы немедленно объясните мне, ЧТО здесь происходит?! — как можно более грозно начала я. Голос звенел от гнева.
Все происходящее мне уже давно не нравилось, я понимала, что если и дальше безропотно следовать по течению — это ни к чему хорошему не приведет.
— Или что?! — вкрадчиво прошипел шатен.
Меня передернуло от звучания его голоса.
— Или я убираюсь отсюда! — вспылила я ему в лицо. — Мне надоел весь этот фарс! Или вы немедленно все рассказываете, или я…
— Или ты затыкаешься! — рявкнул шатен перебивая. — Ты моя собственность, поняла?! — Он схватил меня за левую руку и, дернув на себя, потряс ею у меня перед лицом. На пальце прочно, как влитое, сидело широкое золотое кольцо с крупным желтым сапфиром. — Ты моя собственность! — едва ли не по слогам повторил он. — МОЯ! И у тебя нет никаких прав! Ты говорить будешь лишь, когда Я тебе разрешу!
Я вновь освободила руку.
— Разбежался! — крикнула я. — Никто!.. Слышь?! Никто, никогда не смел мне приказывать! Ни мать, ни отец! А теперь ты, неизвестно кто смеешь… — я начала стягивать с пальца кольцо; оно поддавалось с трудом и шло очень туго. — Забирай свою побрякушку и проваливай отсюда!..
Но едва я сняла кольцо с пальца, шатен залепил мне оглушительную пощечину, сбивая с ног. Я упала на ступеньки перед храмом. Кольцо выпало из руки и покатилось вниз.
— Подними, — тут же холодно, как ни в чем не бывало, произнес шатен.
Я сидела на ступеньках и, хлопая глазами, непонимающе смотрела на него. Меня еще никто никогда не бил, и теперь…
— Подними, — еще раз повторил он. — Живо!
Я поднесла руку к лицу, и провела ладонью по губам. Пальцы окрасились кровью.
— Поднимай! — рявкнул он и замахнулся. — Ну?!
Ошеломленная, я неловко начала подниматься на ноги, как новая пощечина швырнула меня вниз.
— Я не разрешал тебе вставать, — жестоко прокомментировал он свои действия. — На коленях. Ползи на коленях и поднимай.
Теперь не на шутку перепугавшись, я, путаясь в длинной стеганой юбке, начала сползать ступенька за ступенькой вниз, где в снегу поблескивало золотое колечко. Оно сейчас мне казалось не кольцом, а оковами виновными во всем, что творится.
Его удар не только оглоушил меня, но и выбил способность здраво рассуждать. Словно издалека я слышала осуждающие голоса мужчин, они просили прекратить, ведь девушка, то есть я, не знает их порядков.
— Кларенс, может не стоит? — судя по голосу это говорил черноволосый. — Вам же потом вместе всю…
— Эдгар, не учи меня, как со строптивой женой себя вести! Пусть привыкает к повиновению сразу же!
— Осторожней, — предупредил другой; кажется, это был блондин. — Ты перегибаешь палку. Девушка не знает…
— Вот именно, она не знает как себя вести и перечит мне, — возразил Кларенс.
— Тогда ты зря все затеял… — вступил в разговор еще кто-то, однако Кларенс перебил его.
— Довольно! Я все решил и уже выполнил задуманное, это во-первых. А во-вторых, мне предстоит сегодня еще один серьезный разговор. С дядей! — он неожиданно глумливо рассмеялся. — И куда как серьезней будет, чем первая размолвка с супругой. Кстати…
Тут он оглянулся на меня, я как раз только сползла на последнюю ступеньку и вытащила кольцо из снега. От обиды и унижения на глаза навернулись слезы, но я старалась сдерживать их, чтобы не показать мерзавцу насколько мне плохо. Однако тому до этого не было никакого дела. Он шустро сбежал по ступенькам вниз и, наклонившись, забрал кольцо, чтобы уже в следующий миг, схватить меня за руку и рывком поставить на ноги. А потом, сжав руку излишне крепко, он с силой надел обручальное кольцо обратно на палец. Острая кромка содрала кожу, по ладошке капельками потекла кровь. Но мужчине было это безразлично. Он для пущей убедительности, а так же чтобы сделать мне еще больнее, стиснул руку так крепко, что кольцо врезалось в соседние пальцы.
К ступеням подкатила карета, запряженная парой лошадей. Лакей в расшитой ливрее, что стоял на запятках, спрыгнул и, склонившись в почтении, открыл дверцу.
Кларенс подтолкнул меня к распахнутой дверце.
— Залезай, — угрожающе прошипел он на ухо.
Не смея ослушаться, я неловко стала забираться внутрь. На мгновение показалось, что я лезу в пасть к неведомому зверю, и если я сяду на мягкое, обитое бархатом сиденье, то обратной дороги уже не будет.
Я немного замешкалась, и мощный тычок в спину, тут же зашвырнул меня внутрь. Пока я пыталась усесться, так чтобы не рассыпать по полу содержимое моей раскрытой сумки (не знаю, как она здесь оказалась, наверное Кларенс бросил ее сюда), он холодно попрощался с друзьями. Те скупо пожелали ему счастья, еще раз попросили быть помягче, раз уж он решился на такой шаг, на что мой мучитель порекомендовал им не лезть не в свое дело, и более не проронив ни звука уселся рядом со мной. Лакей осторожно закрыл дверцу, почти сразу послышался свист, звонкий щелчок кнута и раздался хрипловатый голос возницы.
— Пошли!
Карета тронулась с места.
Меж нами воцарилась секундная тишина, но тут Кларенс с неудовольствием заметил на своей руке кровь. Увидев, что и моя ладонь испачкана, он достал платок из рукава и начал брезгливо вытирать пальцы.
— В следующий раз, жена моя, я попрошу тебя быть более аккуратной и менее испачканной, — его голос был полон холодного презрения.
Я промолчала, уперев взгляд в носки собственных сапожек.
— Не слышу ответа! — тут же рыкнул он. Похоже, менять настроение в долю секунды от брезгливой черствости, до безумной ярости, было для него привычным делом. — Я не слышу полного и четкого ответа!
— Я поняла, и в следующий раз буду более аккуратна, — кое-как выдавила я из себя, больше из опасения новых побоев, нежели чем из желания подчиняться.
Однако в молчании Кларенса по-прежнему чувствовался немой вопрос.
— В следующий раз, я буду более аккуратна, и не доставлю вам неприятностей… — с показной покорностью повторила я, и осторожно взглянула на сидящего рядом.
Кларенс недовольно вздернув бровь, пристально смотрел на меня. И тогда я поняла, что он от меня хочет.
Кое-как справившись с бунтующими чувствами, поскольку разум отказывался принять происходящее, я с трудом выдавила:
— М-муж мой…
Кларенс тут же удовлетворенно кивнул и, отвернувшись, уставился в темноту за окном, полностью игнорируя мое присутствие.
Я невидящим взглядом стала смотреть в свою сторону. В голове царила сумятица. Казалось, я спала, мне снился кошмар, а я все никак не могла проснуться. Творившееся здесь и сейчас походило на бред сумасшедшего! Меня трясло от произошедшего, и было неприятно находится рядом с человеком, который теперь стал…
Все случившееся было одной сплошной нелепостью. Я жительница двадцать первого века — века технологий и войн, века борьбы за место под солнцем меж офисным планктоном… И тут кони, средневековые одежды, раболепие и бесправие… Я кинула еще один осторожный взгляд в сторону сидящего рядом мужчины. Тот с видом властителя мира по-прежнему смотрел в окно. У меня болели разбитые в кровь губы и едва не сломанные железной хваткой пальцы, а тепло исходящее от него в холоде кареты, доказывало, что все происходящее не сон.
В мою голову исподволь, тихо-тихо, я почти и не заметила как, с предательской осторожностью прокралась мысль, угнездилась там, проросла и теперь предстала предо мной во всей своей красе: все происходящее правда, и тот кто сидит со мной рядом ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЙ МУЖ! И он законченная сволочь!
Карета ехала по заснеженным улицам города, а я с осторожным любопытством рассматривала проплывающую мимо панораму. Все кругом было точь-в-точь, как в кинофильмах на историческом канале. Невысокие каменные домики с небольшими оконцами, узкие улочки, засыпанные снегом мостовые, и прохожие… Прохожие, словно сошедшие со старинных гравюр и картин… Вернее это для меня они выглядели одетыми под старину, а для них они выглядели совершенно нормально. Мужчины в камзолах и сюртуках, поверх которых наброшены плащи, ноги обтянуты узкими штанами. На головах лихо заломленные береты, шляпы. Женщины все в длинных платьях, вернее из-под недлинных по бедро зимних пальто, ладно сидящих по фигуре или плащей, виднелись длинные юбки, подолами подметающие мостовые. Все в чепцах или шляпах. Те, кто побогаче одеты руки прячут в муфты… Не город, а нечто среднее между иллюстрациями к книгам 'Анжелика' и 'Гордость и предубеждение'.
Теперь становилось ясно, почему в парке друзья приняли меня за одну из их современниц. Зимой я носила расшитую бисером и шнуром дубленку с норковыми манжетами и воротником, поверх которой замысловато завязывала тонкую пуховую шаль. Ноги скрывала длинная стеганая юбка, из блестящей ткани, чуть присборенная по подолу так, что она напоминала старинную (такую на каждом рынке у китайцев купить можно), аккуратная шапочка точно так же расшитая бисером и отороченная норочкой довершали весь образ. А, учитывая, что сделаны были все эти недорогие вещи с гораздо лучшим качеством, чем позволял здесь местный уровень производства, то впечатление я произвела соответствующее.
В другой город я переехала от родителей два года назад. Больше не смогла выносить укоризненных взглядов отца, полагающего, что каждая приличная девушка обязательно должна выйти замуж до двадцати пяти лет, и печальных вздохов матери считающей, что я совершила глупость, разорвав отношения с… с ним. До сих пор, даже в мыслях я не желала произносить его имя, удостаивая лишь эпитета — 'мой бывший'.
Все произошло почти накануне свадьбы — уже и заявление подано, ресторан заказан, гости приглашены. А я… Я летала. Я была счастлива и, казалось, цвела как роза. И за три недели до радостного события — бракосочетания — решила порадовать, устроить сюрприз. Лучше бы не устраивала и… Как же хорошо, что все так получилось. Если бы я не знала, сейчас мне было бы гораздо хуже.
Ключи от своей квартиры он не давал, все отшучивался, мол, невесту надо в дом приводить после свадьбы. Вот введу тебя в дом и тогда… Нет конечно я была у него, ночевала и все такое, но только по договоренности и с его согласия. И тут…
В автобусе, сунув нос в глянцевый журнал, я выхватила строчки из обычной для такой литературы статейки. Там говорилось, как сделать так, чтобы чувства не остывали. И я, наивная решилась.
И вот в очередной раз, когда я была у него, я тихонько сняла с гвоздика дубликат ключей. А на следующий день, взяв отгул на фирме, где тогда работала и, закупив всякой всячины, чтобы устроить романтический ужин и не только, направилась на квартиру.
Неожиданным оказалось уже то, что входная дверь была закрыта лишь на один замок. Наверное, мне следовало бы остановиться, но… Ключ мягко провернулся, последовал тихий щелчок и тяжелая дверь, на хорошо смазанных петлях бесшумно распахнулась. Я, подхватив полные пакеты, зашла в прихожую и, поставив их, уже начала расстегивать обувь, как услышала ликующий женский всхлип, а пару секунд спустя, последовал восторженный мужской рык.
Я обмерла и почти перестала дышать. Знаю, что неправильно реагировать подобным образом — замирать как статуя, но именно это и позволило узнать мне какая же сволочь мой будущий муженек.
Тишина длилась недолго, бурное дыхание утихло, и послышался томный женский голос.
— Все-таки ты женишься на этой замухрышке?
— А куда деваться, котик. Куда деваться… — послышался театрально печальный ответ. Это-то как раз отвечал ОН. — Я в долгах, как в шелках, а ее папик имеет неслабый доход. Знаешь, что он пообещал подарить на свадьбу?..
— Ты мне уже раз тридцать сообщил…
Послышалась тихая возня, поцелуи, которые прервал звонкий шлепок.
— Котик успокойся, ты меня совсем вымотала. Дай ему хотя бы оклематься…
Женщина захохотала. Потом послышались довольные постанывания, вздохи.
— Ну вот, — удовлетворенно произнесла женщина, — а ты говорил — нет сил, нет сил…
— Котик…
— Мур?
— Котик!
— Мур-мяу!
— Киса моя…
— Получай удовольствие, — отрезала она. — После свадьбы тебе такое не обломится. Твое бревно ни на что не способно, сам же говорил…
— Неужели ты бросишь меня?
— Я?! Да ни за что! Но первое время для приличия придется выждать…
— Приличия?! — он расхохотался; так искренне, так заразительно. — Да иди ты! Пока это чучело будет на работе, мы всегда можем…
— Но она же поймет, что в доме была посторонняя…
— Эта недалекая?! Да она ничего не видит дальше своего носа и обожаемой работы! Ты бы видела эти серенькие волосики как у школьницы-зануды, заправленные за уши, когда она вещает, что в очередной раз она сделала в своем гадюшнике. Кому еще чего смогла доказать… Я как представлю, что это мне терпеть каждый вечер… Бр-р-р! К тому же мы первое время будем жить с ее предками. Эта-то квартира будет свободна. Мне же надо вроде как на работу уходить…
— А?..
— Я не сказал, что меня уволили. Ее папочка сразу бы место подыскал, работать бы заставил… Оно мне надо? Лучше уж перед таким геморроем, как брак по необходимости — отдохнуть всласть.
Послышался звук поцелуя.
А я, стоя в прихожей, ничего не соображала. На меня словно ушат ледяной воды вылили, и я теперь пыталась отдышаться. Хотя какой там воды?! Помоев!.. И те, наверное, были бы лучше…
Раздался едва слышный стук чьей-то двери в подъезде. Он-то и вывел меня из кататонии, в которую повергло происходящее в квартире. Оставив все пакеты в прихожей, бросив на них ключи, я осторожно затворила дверь и без оглядки бросилась прочь.
В тот день я бродила по улицам дотемна, а вечером, когда вернулась домой, сообщила родителям, что никакой свадьбы не будет, и что я долго думала и поняла, что вовсе не люблю Его, и что… В общем ничего не будет.
Воплей было много, много ругани и ссор. Отец кричал, что я позорю его. Мать уговаривала, увещевая, что это всего лишь волнение перед свадьбой. Но я была непреклонна. А он на удивление спокойно принял все новости, ведь пакеты с едой, ароматическими свечами и кружевным бельем я оставила в его прихожей. Заявил лишь, что уважает мои желания, и раз я сомневаюсь в своих чувствах, то… Но он все же готов ждать, и если я передумаю…
Не знаю, как я тогда удержалась и не вцепилась ему в лицо?!
Но с того дня в семье для меня наступил персональный ад. Родители не зная, почему я разорвала отношения, то поносили меня на чем свет стоит, то начинали уговаривать в два голоса. Таскали его чуть ли не каждый вечер к нам домой, в надежде, что я изменю свое решение. А этот гад мило улыбался, говорил, как меня любит, еще больше втираясь в доверие и молчал. Как молчала и я.
Он знал, что я все знала, но отчего-то не боялся, что я расскажу родителям. Видимо изучил достаточно хорошо, чтобы понять, что гордость для меня превыше всего.
И однажды я не выдержала давления. Лишь за сутки, сказав родителям, что уволилась со старой работы, я собрала все вещи, и уехала в другой город.
Потом по телефону еще было много слез, уговоров, но вот я уже два года жила без боязни того, что могу в любой момент встретить его на улице.
Со временем боль предательства притупилась, как и потихоньку исчезли ненужные чувства. Новая работа, на которую я устроилась, поглотила меня целиком. Я ушла в нее с головой без остатка. Коллективчик оказался тем еще серпентарием, и приходилось прикладывать немало усилий, чтобы просто удержаться на месте, а уж вырвать зарплату!.. Плюсом на новой работе было лишь то, что всех иногородних сотрудников обеспечивали общежитием. Кстати от родительских денег я отказалась, предпочитая заботиться о себе сама. Ведь при каждом разговоре с ними, мне постоянно напоминали о прошлом, и скрупулезно рассказывали, что Он по-прежнему один, что часто бывает у них, что отец даже взял его на работу… А между слов читалось, что если бы я — блудная дочь — вернулась — все бы решилось в тот же миг с большой пользой для меня и к вящему счастью родителей.
Но мне было только лучше оттого, что приходилось отвоевывать каждый кусок хлеба. Мне даже нравилось, что в коллективе велась настолько непримиримая борьба за место, за… Да просто за то, чтобы с тобой считались!
За год работы я скопила немного денег, и этой осенью стала обладательницей небольшого садового участка. И вот теперь с нетерпением ждала весны, чтобы наконец-то начать на нем возиться. И те самые три тысячи я спустила на семена, чтобы засадить его по весне. Цветы, овощи, зелень, травы на специи…
Сколько себя помню, всегда любила возиться с землей: сажать, пересаживать, что-то выращивать. Потом это все заготавливать, мариновать… Ко всему этому меня приучила в детстве бабушка. Она всегда что-нибудь придумывала по осени этакое! Мастерица была на все руки. Никого не знаю, у кого бы лучше получались соленые огурцы, чем у нее. Или лечо!
Я помню, как стоило распечатать банку — ее съедали в тот же вечер. И пока она была жива, я всегда ей помогала.
Когда ее не стало — дача пришла в упадок, и отец продал участок. Никогда у мамы не получалось такой вкуснятины как у бабушки, и в итоге, пока я не выросла и не окончила школу — никаких заготовок в доме не делалось. Впрочем, даже когда я этим занялась, мама начала бурчать, что нам это совсем не нужно — дома же есть деньги, значит все всегда можно купить. Что у отца хронический гастрит и панкреатит, ему вредно есть острое… В общем родственнички, как всегда, били меня по рукам.
И теперь, вырвавшись от них, я решила пуститься во все тяжкие. Постоянно с большим удовольствием готовила, что-то мариновала… Правда, на работе это большой популярности не добавляло. Конечно все, что я приносила — съедалось с большим удовольствием, в глаза меня хвалили, говорили, какая я мастерица, а вот за глаза!..
Я в первый же год работы узнала, что хотя дамочки завидуют умению готовить, все же терпеть меня не могут. Что я скрытная тихоня, что мышь серая, но упертая, что… Эпитетов было много, главным же было, что никто не называл меня 'бревном' и не лез в личную жизнь, порываясь держать свечку, поскольку считали, что у такого чучела ходящего в мешковатых кофтах и длинных юбках, не красящегося и не носящего каблуки, ее в принципе быть не может.
Эти два года, я погрузила некогда тревожащие душу чувства в анабиоз, и зажила незаметной размеренной жизнью, и искренне радовалась, что она именно такая.
Если вы читаете данный текст не на СамИздате, значит, его выложили на данном сайте без разрешения автора. Если вы купили данный текст, то знайте — это черновик — и его можно бесплатно прочесть на странице автора на СамИздате. Любое копирование текстов со страницы без разрешения автора запрещено.
Карета мягко повернула и остановилась перед крыльцом огромного особняка. Лакей тут же распахнул дверцу и опустил подножку. Кларенс выбрался первым и, не оглядываясь, заспешил по ступенькам вверх к терявшимся в полумраке за колоннадой дверям. Я осталась сидеть внутри, не зная, что же делать. Вдруг он выскочил ненадолго, а потом когда вернется — разозлится, что я покинула экипаж. Однако по изумленным глазам лакея, который по-прежнему стоял в полупоклоне, я поняла, что происходит что-то не то. Робко улыбнувшись, я пожала плечами:
— Не знаю что делать, — смущенно пояснила ему. — Я как бы…
Сбившись окончательно, я замолчала, отчего лицо у прислужника вытянулось еще сильнее. Однако он не двигался, продолжая стоять в прежней позе.
Тогда глубоко вздохнув для храбрости, я решилась:
— Вы не могли бы мне помочь? — Брови у лакея взметнулись до середины лба, но он хранил молчание. — Понимаете, я здесь впервые и не знаю, что делать, — начала я издалека, чтобы хоть как-то прояснить ситуацию. — Выходить мне или оставаться? Я боюсь что Кларенс рассердится, если я без его ведома…
Когда я назвала шатена просто Кларенсом, поскольку ни фамилии, ни титула его не знала (то, что титул у него был, я поняла сразу), лакей поперхнулся, но прерывать меня не стал.
— …сделаю что-нибудь не то. Не могли бы вы мне подсказать — как быть, чтобы ничего не нарушить?
Мой монолог произвел на мужчину неизгладимое впечатление. Он молчал, наверное, с полминуты, а когда я уже начала опасаться, что мне все придется делать самой, наконец-то чопорно произнес:
— Чтобы в дальнейшем избежать недоразумений позвольте уточнить кто вы?
— Я Анна. Я шла с работы домой и… — тут я сбилась, не представляя, что же сказать лакею, чтобы окончательно не шокировать его, а потом решила рассказать лишь самый главный факт: — Я теперь жена Кларенса. Вот, — и протянула ему руку, несколько испачканную засохшей кровью, на которой поблескивало в свете факелов золотое кольцо с сапфиром.
Я явственно различила, как лакей подавился воздухом. Он даже вынужден был откашляться, прежде чем говорить.
— Миледи, прошу простить мою дерзость, но я бы посоветовал вам покинуть экипаж, — тут мужчина протянул руку и я, опираясь на нее, спустилась на землю. — Далее, я бы порекомендовал проследовать вам вовнутрь, поскольку вы прибыли в дом герцога Коненталя, дяди вашего супруга — маркиза Мейнмора.
Лакей, так же держа меня за руку, плавно повлек к дверям. Я не сопротивлялась. Да чего там! Даже негодование, что новоиспеченный супруг кинул меня одну перед дверями дома, не соизволив сказать, куда мы приехали, оставила при себе. Лакей-то не виноват, что у него хозяин полная скотина.
— А еще миледи, я смею вас остеречь, что не стоит обращаться к слугам на вы. Я всецело предан роду Мейнмор, однако другие служащие в особняке могут оказаться не столь усердными. Ваше поведение тогда может вызвать… эм… некоторые кривотолки.
Мы подошли вплотную к дверям. Я, сжимая в руках сумку, встала так, чтобы лакею сложно было открыть для меня дверь. Тот с удивлением посмотрел на меня, но ничего комментировать не стал. Тогда я, откинув все опасения, что вдруг делаю что-то не так, осторожно подбирая слова, сказала:
— Раз вы… ты всецело предан душой роду Мейнмор, не мог бы и в дальнейшем иногда подсказывать мне, что следует делать? Я опасаюсь, что своим незнанием нанесу урон чести маркиза. А мне не хотелось бы…
Рука невольно потянулась к распухшим губам, но я в последний момент удержала ее. Однако для лакея мое неоконченное движение не осталось незамеченным. Взгляд его чуточку посуровел и одновременно как бы смягчился. В глубине глаз, появилась некоторая отеческая теплота.
— Зовите меня Шарль, миледи. Если я буду рядом, я постараюсь помочь вам, чем смогу. А сейчас я бы вновь порекомендовал вам не задерживаться у двери. На улице холодно, вы можете озябнуть и простудиться. Да и… маркиз Мейнмор не любит когда кто-нибудь задерживается, или упаси бог, хоть чем-то задерживает его.
Я тут же отстранилась. Шарль услужливо распахнул дверь и, ступая рядом, повел меня вглубь огромного холла.
Из неприметной дверцы высыпали три горничных, одетых в простые коричневые платья с глухим воротом, в длинные белые передники и такие же белые чепцы. Девушки дружно поклонились мне и, тихо перешептываясь, исчезли в коридоре. А из полутьмы коридора навстречу нам величественно выплыл дворецкий. Он был облачен в расшитую позументом ливрею, и выглядел столь важным, словно бы был, если не господом богом, то его наместником на земле. Шарль тут же перегнулся в поклоне, правда не столь низком, как перед Кларенсом или передо мной, но столь же учтивом.
— Миледи Кларенс Мейнмор, — негромко, но отчетливо представил он меня.
Дворецкий если и был удивлен, то никак не показал этого: выражение его лица осталось ровным и беспристрастным. Едва доложив, кто я, Шарль тут же развернулся и направился к выходу, а я же, как потерянная, осталась стоять посреди этого необъятного и показавшегося жутко неуютным холла.
Дворецкий не меньше минуты пристально изучал меня, потом, видимо сделав для себя какие-то выводы, обронил:
— Миледи, прошу за мной, — и, развернувшись гордо, как флагманский фрегат, повел дальше вглубь дома.
Мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Чувствовала я себя преотвратно: страх и опасение ушли, оставив на месте себя ощущения потерянности и мерзкий осадок в душе от пережитого унижения. Но поверх сильнее всего давило чувство, что обратно домой не вернуться, что не удастся все забыть как кошмарный сон, что настоящее теперь здесь, а обратно не попасть, как бы я не старалась.
Мы дошли до парадной мраморной лестницы, с фигурной позолоченной балюстрадой, ведущей на второй этаж, и дворецкий начал уже было подниматься наверх, как навстречу нам стремительно спустился Кларенс.
Увидев меня, он остановился и, скривившись, словно откусив от незрелого лимона, выдал:
— Я думал, вы уже привели себя в порядок. Предстоит важный разговор, а вы выглядите неподобающе.
Решив никак не реагировать на его слова, я стояла молча и смотрела на него и как бы сквозь него. Я уже несколько оправилась от случившегося перед храмом, и по размышлению решила действовать непротивлением. Мало ли что ему взбредет после, а пока не буду злить его. Лучше выждать, не накаляя обстановку, разобраться в происходящем, и вот уже тогда… Что будет тогда, я пока еще не представляла, но знала четко — поломать себя не позволю. Да, я буду сгибаться под напором судьбы, но все равно выстою, выживу, и выкарабкаюсь из сложившейся ситуации. В конце-концов, я почти что офисный планктон, а войны и подковерные игры, которые ведутся в таких вот тихих омутах, интриги которые плетутся, чтобы подвинуть на местах один другого и урвать лишний рубль к зарплате, гораздо сложнее и беспощадней, нежели чем были в эпоху Ришелье и Мазарини.
Таким образом, успокаивая и настраивая себя, я смолчала и ничего не ответила на явную издевку моего 'любимого супруга'. Тот видимо не дождавшись требуемой реакции, продолжил:
— Вы долго копались. При подобном непослушании в следующий раз вы рискуете остаться без ужина. А пока с вас будет довольно того, что в этом виде, вы проследуете за мной.
Действуя по наитию, я чуть присела и, склонив голову, учтиво произнесла:
— Как вам будет угодно, милорд.
Это удивило его.
— А вы быстро учитесь, — удовлетворенно протянул он и, развернувшись, вновь начал подниматься наверх. Мне пришлось поспешить за ним.
Кларенс быстрым шагом провел меня по великолепным коридорам дома, устланных узорчатыми коврами, через анфиладу комнат обставленным так, что можно было подумать, что это дворцовые покои какого-нибудь императора, и, наконец, остановился перед закрытыми дверями. Перед ними навытяжку в сверкающей ливрее стоял лакей.
— Дядя у себя? — спросил Кларенс, и в его голосе я с удивлением различила едва сдерживаемое волнение. Похоже, тот, кто находился за дверьми, беспокоил его, а может быть даже пугал.
Пока я делала выводы, лакей открыл одну из дверей и провозгласил, что к его светлости маркиз Мейнмор.
Кларенс схватил меня за руку и, будто опасаясь, что я сбегу, волоком затащил меня следом за собой. Мы оказались в кабинете, где за огромным резным столом сидел пожилой мужчина и что-то сосредоточенно писал. Поскольку он был склонен, лица было не разглядеть, зато я могла прекрасно рассмотреть его большую залысину на макушке, оставшиеся же седые волосы были собраны в хвост, элегантно повязанный черной лентой. Одет он был в темно-зеленый камзол, расшитый позументом и украшенный посверкивающими в свете масляной лампы драгоценными камнями.
— Подожди немного, — не поднимая головы, попросил он. — Я должен закончить депешу.
Кларенс хотел было что-то ответить, но сдержался, и был вынужден ждать, пока тот допишет.
Лишь отложив перо в сторону, мужчина поднял голову. Я тут же принялась внимательно разглядывать его. Лицо его оказалось одутловатым, цвет имело несколько желтушный, веки были набрякшими, а под глазами повисли солидные мешки. Если бы его глаза не излучали такую уверенность и силу, то всем своим видом он походил бы на старого мопса.
Мужчина в свою очередь окинул взглядом Кларенса, а потом принялся пристально изучать меня. По грозному сопению супруга, я поняла, что тот очень недоволен тем, как все складывается, однако возражать не смеет.
А взгляд пронзал насквозь, и если бы не двухлетняя закалка моей директрисы, которая смотрела так на всех сотрудников фирмы каждый день, я бы не выдержала и отвела глаза. А так, я стойко встретила его взгляд. Только внимательно изучив меня, его светлость переключил внимание на Кларенса.
— Итак, ты хотел меня видеть? — холодно поинтересовался он.
— Совершенно верно, дядюшка, — в голосе маркиза сквозила неприкрытый сарказм. Слово 'дядюшка', он произнес особенно желчно. Однако на его светлость это не произвело никакого впечатления. — И не только видеть, но и поговорить.
Его светлость откинулся в кресле, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к теме предстоящей беседы. Я внимательно наблюдала за ними, стараясь не упустить деталей. Скорее всего, сейчас пойдет разговор о причине столь поспешной женитьбе Кларенса, а значит обо мне и дальнейшей судьбе.
И словно подтверждая мои мысли, мужчина произнес:
— То есть разговор у нас с тобой пойдет вот об этой юной особе, которую ты даже не удосужился представить и предложить ей более комфортные условия? Похоже, ты прямо с порога привел ее ко мне.
— Вы невероятно прозорливы, ваша светлость. Разговор у нас пойдет и о ней в том числе. Но в первую очередь он все же пойдет о моем наследстве.
— Вот как?! — вскинул бровь пожилой мужчина, похоже последние слова Кларенса не то развеселили его, не то тема, которую он затронул, была настолько избита, что всем давно приелась. — Что же случилось на сей раз, что ты просто будешь вынужден вступить в права наследования?
— А то, что я наконец-то женился, дядя. И теперь в полной мере согласно завещанию отца могу распоряжаться всей собственностью рода Мейнмор, всеми капиталами, вексельными бумагами и прочими мелочами, которыми до этого вы предпочитали заниматься сами.
Повисла гнетущая тишина, его светлость в задумчивости постукивал пальцами по столу, а Кларенс с нескрываемым злорадством пожирал его глазами, словно упивался своей победой.
— Вообще-то в завещании твоего отца сказано, что…
— Я знаю, что сказано в завещании моего отца, — перебил его мой супруг. — Помню наизусть, слово в слово. Но, зная, что вы мне не поверите, на всякий случай захватил с собой список с оного. Вот, — он торопливо запустил руку за пазуху, нащупал там и извлек сложенный вчетверо лист. — Читаю дословно. Я маркиз Стефан Мейнмор будучи в светлом уме… так, не важно… не важно… Ага, вот!…мой сын вступит в законные права наследования после свадьбы. Любая его титулованная избранница, которая в последствии станет его супругой перед богом и людьми, должна быть одобрена его светлостью герцогом Коненталь… Я все верно прочел? Не так ли дядюшка?
— Верно, — нехотя кивнул пожилой мужчина. — Только с чего ты взял, что я одобрил или одобрю эту девушку?
Кларенс картинно расхохотался, и даже пару раз хлопнул в ладоши.
— Браво, дядюшка! Браво! Вы как всегда неподражаемы! — и тут же перейдя на серьезный тон, продолжил: — Вы видимо невнимательно слушали. Так ничего, я повторю еще раз: 'любая титулованная избранница'! А кто сказал вам, что моя избранница титулованная?! А-а?! Где написано, что я могу вступить в брак только с титулованной? Ты! — он бесцеремонно указал на меня пальцем. — У тебя есть титул?
Ошеломленная стремительно развивавшимися в кабинете событиями, я не смогла ответить, и лишь помотала головой из стороны в сторону.
— Не слышу! — тут же рявкнул Кларенс. — Отвечать!
— Не ори, не на плацу, — мгновенно осадил его герцог.
— Она моя жена, — мгновенно переходя на вкрадчивый тон, обратился к его светлости маркиз. — Поэтому, что хочу, то и делаю. Как хочу, так и приказываю, — и уже мне. — Ну?!
В те мгновения, пока Кларенс обращался к дяде, я справилась с испугом, и уже смогла более или менее твердо ответить:
— Нет. Ни мои родители, ни я не имеем титула.
— Вот! — тут же торжествующе выкрикнул мой супруг. — Она не титулованная, а я женат! Теперь уяснили?!
Герцог схватился за голову.
— Дурень! Ой, дурень! — простонал он. — Что же ты натворил?! Все поколения предков, их честное имя смешал с грязью! Растоптал всю родословную!.. — и, подняв на него глаза, умоляюще спросил: — Как же ты мог, Кларенс? Как же ты решился?!
— Да вот все как-то благодаря вам! — продолжал тот ломать комедию. — Это вы мне не оставили выхода.
Казалось, за пару мгновений герцог постарел на десяток лет.
— Ладно ты, Кларенс, а куда твои друзья смотрели? Как они допустили такую глупость? Как Эдгар тебе позволил? И Арман? Ведь он в вашей компании самый рассудительный!
Кларенс вновь расхохотался.
— И что?! Рассудительный, но до крайности простодушный! Все мои дружки с легкостью поверили в мои стенания, что я только и мечтаю зажить семейной жизнью! Обмануть их не составило труда! Я загадал желание, принес в жертву черного петуха и мы прокатились по старому парку в полнолуние… И о чудо! Все получилось! Вот, я и женат!
Несколько мгновений герцог переваривал услышанное, а потом, справившись с потрясением, вымолвил:
— То есть как это в парке? Ты хочешь сказать, что девушка пришла к нам из другого мира?! И вы — повенчанные душами?!
— Я не хочу это сказать, я говорю именно это! — торжествующе припечатал мой супруг.
— Господи, боже мой! — ошарашено выдохнул его светлость, а потом принялся увещевать: — Одумайся, племянник, одумайся! Еще не поздно объявить брак недействительным! Или сделать так, чтобы его вообще не было. Девушку в следующее полнолуние отправим в парк и ей, возможно, удастся выбраться обратно…
— И чтобы ты вновь безраздельно мог управляться с моими капиталами?! — вскинулся Кларенс. — Да я лучше себе пулю в лоб пущу, чем выполню предложенное вами! Кстати! На тот случай, если вы все попытаетесь провернуть все по-своему, то знайте — я попросил архиепископа собора святого Эрнана вписать акт о заключении брака в церковную книгу, и огласить оный завтра на всех службах города!
— Кларенс! — предостерегающе выкрикнул герцог, но тот словно его не слышал.
— Поздно дядя! У вас ничего не выйдет! Признайте, что эта партия за мной, и я разгромил вас на голову?! Теперь вам придется подвинуться с теплого насиженного местечка! Уж я об этом позабочусь!..
— А о девушке ты подумал? Каково ей оказаться в совершенно чужой обстановке? — его светлость попытался вклиниться в монолог и достучаться до разума племянника.
— Зачем?! — неподдельно удивился тот.
— Тебе же с ней всю жизнь жить?! — как младенцу начал объяснять герцог, но Кларенс прервал его, расхохотавшись, как сумасшедший.
— Всю жи… жизнь?! — кое-как проговорил он сквозь хохот. — Ка… Какая жизнь?! Вы… вы о чем?! Довольно будет пары лет и…
— Кларенс, опомнись! Ведь вы душами венчаны! Что ты несешь?!
— Что я несу?! — Смена настроений супруга начинала пугать меня все больше и больше. — Она кто? Да никто! Я даже не знаю, как ее зовут… Ты! — он вновь указал на меня пальцем. — Твое имя?
— Анна, — безропотно ответила я.
— Анна… Анне… — покатал он слово на языке. — Непривычно звучит. Будешь Аннель. Так вот, дядюшка, перед вам моя супруга маркиза Кларенс Мейнмор, в девичестве Аннель… А не важно! Моя супруга и точка.
— А что ты будешь делать племянник, как дальше жить? Твоя новоиспеченная жена не представлена ко двору, у нее нет титула и знатного происхождения? А тебе с ней жить, до самой смерти.
— И что, дядя? И что?! Вы все верно сказали — до смерти. Но почему вы считаете, что до моей смерти, а не до ее? Что, будучи вдовцом, я не смогу жениться во второй раз?
— Какой же ты подлец, Кларенс! — свистящим шепотом выдохнул потрясенный герцог. — Подлец…
— Ну что вы, дядюшка, вы мне снова льстите, — вновь начал ломать комедию тот. — Или неужели вы подумали, что я собственноручно новоиспеченную супругу отправлю на тот свет? Как вы могли о таком даже помыслить?
— Но…
— У моей супруги слабое здоровье и скажем, через две недели после свадьбы она поедет поправлять его в усадьбу Адольдаг в графстве Ковенпорт. Но, увы, там ей не станет лучше и скажем года через два она скончается от чахотки. Насколько я помню, в тех условиях, в том состоянии, в котором находится усадьба, дольше она не протянет. А если и протянет… Ну что ж, на третий год мне повезет точно!
Воцарилась оглушительная тишина. Герцог, казалось, забыл, как дышать, а я молчала, пока не совсем понимая, на что меня только что обрекли. Паниковать было еще рано, поскольку я не знала, что меня ждет. Если травить не станут, и если… Как говорится — если нет, то мы еще покрутимся!..
— Нет, ты не подлец, Кларенс, — наконец выдавил из себя его светлость. — Ты негодяй! Я никогда не позволю…
— Не позволите что? — изогнул бровь тот. — Жена моя собственность, что я прикажу, то она и обязана будет выполнить. Или я что-то не понимаю в современных законах? А может быть, они со вчерашнего дня сильно изменились? Так просветите меня…
— Кларенс…
— Да дядюшка, я весь во внимании?
— Давай обсудим все позже. Твоя супруга, наверное, уже плохо себя чувствует. Ты привел ее в мой кабинет в теплой… одежде и…
Мне действительно давно было жарко, но я не стала привлекать к себе внимания. Я внимательно слушала их перепалку, выуживая крупицы информации относительно будущего, которое меня ждало. Это сейчас было гораздо важнее.
— Я не отпускаю ее. Пусть стоит тут, — отрезал Кларенс. — Она знает, что будет — если ослушается.
— О, я уже вижу, что девочка пыталась, — покачал головой герцог, мельком вновь взглянув на мои припухшие губы. — И ты поступил как всегда. Чуть что и сразу бьешь наотмашь.
— Все верно, дядюшка, вы как никто другой знаете меня. Так вот, знайте еще — ровно через две недели Аннель маркиза Мейнмор отбудет в усадьбу Адольдаг поправлять свое слабое здоровье. А если вы или кто бы то ни было посмеют воспрепятствовать этому, или более того, помочь получше устроиться ей на новом месте, то поверьте, я в долгу не останусь. Как маркиз Мейнмор и полноправный наследник я обещаю вам это. Аннель моя жена, а значит, я решу, в каком объеме ее снарядить для дороги и житья в усадьбе. Теперь же оставлю вас. Думаю, вы просто жаждете поговорить с моей новоиспеченной супругой.
— Кларенс, а разве тебе? — казалось, изумление герцога в этот вечер достигло предела.
— Неужели вы думаете, что мне на самом деле интересно, кто она и откуда? — фыркнул тот. — Да мне глубоко безразличны все ее желания и чаяния. Главное, что теперь я полноправный маркиз, а она через две недели… Ну, не буду утомлять вас повтором уже вышесказанного.
— Кларенс! Она же твоя супруга?!
— Да? — было понятно, что племянник уже вовсю издевается над дядей. — И что?! Если вы надеетесь, что по своей горячности, я затащу ее в койку, а она потом понесет… То зря! Я к ней даже пальцем не прикоснусь. Я хорошенько рассмотрел ее и понял, супруга мне противна!
— Так зачем же ты женился?! — не выдержав, взревел тот.
— Потому что мой драгоценный папаша, не без участия вас и моей матери, составили такое завещание! Жена мне не нужна! Мне нужны деньги. И нынче я их получил! Так что моя супруга едет в Адольдаг ровно через две недели и точка!
И с этими словами Кларенс вышел за дверь. Я же, неловко переминаясь с ноги на ногу, осталась стоять в кабинете у герцога.
Тихо и уютно потрескивало пламя в камине, огоньки играли на позолоченной резьбе, покрывавшей мягкую мебель. Пол был застлан ковром, а окна по ночному времени были закрыты плотными бархатными портьерами.
— Не стой, присаживайся, — вдруг обратился ко мне герцог. — И снимай свою…
— Дубленку, — подсказала я.
— Да, да, — кивнул герцог, соглашаясь, — именно ее. Разговор у нас будет долгий.
Я положила сумку на одно из кресел, размотала шаль и сняла дубленку.
— Понимаете, — попыталась начать я, не совсем представляя себе, что и как буду объяснять, но герцог перебил меня.
— Я знаю, что ты пришла издалека. Подобные тебе появлялись у нас уже не раз, так что известием о других мирах, меня не удивить, — я навострила ушки, но герцог разочаровал меня: — Поэтому рассказывай все смело.
Вот так, только собралась узнать хоть какую-то информацию, а ее предлагают рассказывать мне.
Пришлось подчиниться и исполнить желание его светлости. Я скупо поведала о моем мире, немного прошлась по своей жизни. Герцог слушал внимательно, не перебивая. Когда же я дошла до происшествия в парке, он попросил меня как можно подробнее рассказать о том, как все происходило. Я в деталях описала встречу с моим будущим мужем и его друзьями, даже в точности рассказала, во что они были одеты.
— Значит, их, было семеро, — задумчиво покачал головой его светлость, после продолжительной паузы, когда я закончила рассказ. — Черный, белый, серый, рыжий, каштановый, светлый и русый…
Я удивленно распахнула глаза, о цвете волос я пока ни слова не говорила. Верно считав эмоции на моем лице, герцог пояснил:
— Чтобы добыть свою судьбу в старом парке семерым друзьям нужно быть несходными цветом, статью и душой… Так говорится в книгах, — он покачал головой и тихонечко пробормотал себе под нос: — И еще одного рядом не было… Но эти мерзавцы подготовились заранее… Тогда бродяга… Ох, Кларенс, Кларенс божий любимчик, проскочил! — и уже громче для меня добавил. — Выходит, племянник соблазнился легендой о судьбе и решил попытать счастья.
— Если бы он соблазнился легендой, то после не обращался бы со мной как с бесправной скотиной, — заметила я. — Здесь не легенда сыграла решающую роль, а деньги. Он сам в этом признался.
Его светлость недовольно дернул щекой, и я замолчала.
Минуты потекли в тишине, герцог напряженно продолжил размышлять о чем-то. Лишь поленья в камине потрескивали, нарушая окружившее нас безмолвие.
— Мне жаль, что ты оказалась в такой ситуации, — наконец произнес его светлость.
— А уж мне-то как жаль! — со вздохом протянула я, и добавила: — Но боюсь, я еще не до конца поняла насколько все серьезно, — и тут же беря быка за рога, спросила: — Ваша све… Кгхм. Герцог… Простите мне незнание этикета — я думаю, он будет отличаться от правил поведения моего мира…
— Называй меня 'ваша светлость' или герцог, можешь даже Коненталь, но когда рядом никого нет, даже слуг, — подсказал он мне.
— Ваша светлость, вы не могли бы мне поподробнее объяснить особенность положения, в котором я оказалась и если возможно указать на возможности, которыми бы я смогла воспользоваться, чтобы выбраться из него?
Сидя на самом краешке кресла, выпрямив спину и сложив руки на коленях, я всем своим видом старалась продемонстрировать хорошие манеры, которые почерпнула из чтения книг авторов той эпохи.
Герцог довольно фыркнул.
— Хороший вопрос девочка… Я подумал вот что и тебе скажу: как мне не больно это сознавать, но в сложившихся обстоятельствах шансов у тебя практически никаких. Если за эти две недели ты не убедишь Кларенса оставить тебя в столице, то… — он беспомощно развел руками. — По законам королевства женщина обладает всего лишь теми свободами, которые дозволяет ей супруг. Наибольшей независимостью обладают конечно же вдовы… Однако если тебя хотя бы заподозрят, что ты помогла супругу… Тебя повесят. Поэтому предостерегаю тебя сразу — даже не думай.
— Я не… — попыталась возразить я, поскольку до сих в пор мне даже в голову не приходило подобное.
— Насколько я понял из кроткого рассказа о твоем мире, нравы у вас куда как свободнее. Даже существует такая пошлость, как расторжение брака, — пояснил ход своих размышлений герцог. — Поэтому повторю еще раз — даже не думай.
Он поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету.
— Конечно, с одной стороны очень плохо, что ты неблагородных кровей. По нашим законам — вступить в брак с низким сословием — это нанести несмываемое пятно на репутацию всего рода. С другой ты иномирянка — этакая диковинная игрушка, которую будут чураться не столь сильно — любопытство могучее чувство. Так же из рук вон плохо, что ты не знаешь всех тонкостей великосветского обращения… Как бы ты не пыталась, — тут он бросил на меня внимательный взгляд, — а это сразу заметно. Например, сейчас ты стараешься сидеть, как подобает, однако плечи у тебя непозволительно опущены, а подбородок — наоборот, поднят излишне высоко и независимо… Да-а-а!.. Кларенс выбрал наилучший вариант для женитьбы… А это вновь нас возвращает к вопросу, как теперь быть… — задумчиво протянул он и замолчал на пару минут, а потом, встряхнувшись, отчего стал еще больше напоминать старого мопса, отрезал: — Ладно, не об этом сейчас речь. Ты спрашиваешь, что делать тебе? Я отвечаю — уговаривать Кларенса. Всячески ублажать его, пытаться любыми способами угождать. Пусть он поймет, что оставить тебя здесь это гораздо лучшая идея, нежели чем отправлять в эту несусветную глушь.
— И как, по-вашему, я должна это сделать? — осторожно поинтересовалась я.
Идея герцога мне совершенно не понравилась, но все же следовало рассмотреть все возможные варианты. В конце-концов, речь сейчас шла о моем будущем, а значит необходимо было не рубить с горяча, а все как следует обдумать.
Его светлость остановился и пристально посмотрел на меня.
— То время, из которого ты пришла, в книгах ни разу не упоминалось, поэтому мне сложно объяснить все, чтобы тебе сразу стало понятно. Обычно, из парка появлялись женщины, реже мужчины, в одеждах похожих на наши, и таких же нравов. Конечно, пару раз были уж совсем невероятные случаи! Но, слава богу, те разы пришедшие оказались мужчинами, и смогли прижиться, при этом немало сделав для нашей страны и мира. Но мы вернемся к женщинам. Из какой бы эпохи они не приходили — сложения все были более или менее одинакового, и, следовательно, предназначение свое исполняли. — Не совсем понимая, куда он клонит, я внимательно слушала все рассуждения. — Ты знаешь, какое основное предназначение для женщины во все времена? — тем временем задал вопрос герцог.
Я уклончиво качнула головой, так чтобы мой ответ не мог означать точно да или нет.
— Рожать детей, — как маленькой пояснил он мне. — Думаю, ты прекрасно осведомлена, откуда они берутся. Вот и… — тут он все же не выдержал и постарался скрыть смущение за кашлем, и лишь откашлявшись, он продолжил. — Скажу лишь, что наибольшая мужская слабость — это женщины. Постарайся хотя бы таким образом 'уговорить' Кларенса.
Слова герцога отзвучали, и в кабинете вновь воцарилась тишина, лишь огромное полено в камине тихонечко треснуло и развалилось, прогорая. Я же, замерев, сидела и пыталась сдержать рвущиеся наружу чувства. В душе все клокотало и требовало немедленной мести. Гадливость накатывала волнами, и казалось что я вновь, как два года назад стою в прихожей под дверью и слушаю, как шепчутся…
Я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение. Быть приживалкой, подстилкой?! Знать, что в любой момент об тебя могут вытереть ноги и терпеть это изо дня в день?! Немыслимо!.. Не-е-ет… Хорошо читать в книге сидя на диване, как героиня терпела, а после к ней пришла великая любовь. А когда подобное случилось на самом деле и тебе вот прямо сейчас предлагают стать той самой героиней из низкосортного романа?! Да ни за что! Непротивление — это одно, а вот спать с ним — совершенно иное. Лишь от одной мысли, что я могу увидеть над собой лицо Кларенса, или не дай бог, он попробует прикоснуться, в дрожь бросает!..
Поэтому, покачав головой и, стараясь говорить, ровно и сдержано, я произнесла:
— Ваше предложение для меня абсолютно неприемлемо. У меня есть иной вариант?
— Тогда только поездка в Адольдаг, если Кларенс внезапно не передумает, — с показной печалью выдохнул герцог.
Я на мгновение задумалась, прокручивая в голове разговор его светлости с племянником.
— Вы предлагали маркизу объявить брак недействительным и в следующее полнолуние отправить меня домой. Возможно, это сделать без его согласия? Получилось бы очень удачно — раз нет меня, нет и скандала.
На что герцог лишь едва заметно дернул подбородком в отрицании.
— Нет, увы, это не возможно, — странно смутившись, ответил герцог. — Я… я ошибся, не совсем верно сказал тогда. И к тому же ты многого не понимаешь.
— Так расскажите мне! — не выдержала я. — Я не ребенок, и во многих вопросах, благодаря образованию полученном в своем мире, разбираюсь почти наравне с вами.
На самом деле я кривила душой, технологии моего мира опережали развитие этого. Во всяком случае то, что я успела увидеть не убедило меня в обратном. Но мне не зачем превозносить себя над герцогом, ставить себя выше его, кичиться умом. Он мужчина, воспитанный в реалиях своего мира, а значит никогда не примет и тем более не признает, что женщина во многих вопросах может разбираться лучше его. Наживать врага в его лице мне не хотелось.
— Объясните, я постараюсь понять.
Его светлость с сомнением глянул на меня, словно проверял, говорю ли я правду, а может быть, оценивал мои умственные способности, но все же начал рассказывать.
— С давних времен бытует такая легенда — тот, кто нуждается в своей второй половинке и хочет обрести истинное счастье должен в полнолуние собрать своих друзей, которые бы были несходны цветом, статью и душой, и, задобрив ночное светило, прогуляться в старом парке. Паломничество молодых отчаянных сорвиголов в полнолуние в парк не ослабевает, но редко кому удается получить то, что хотят. Не чаще чем пару раз за век случается чудо, и взывающему приходит его судьба. Так вот, ты — стала судьбой Кларенса.
— Хороша судьба! — хмыкнула я осторожно. — Отчего-то меня никто не спросил, хочу ли я такой… — герцог хмуро глянул на меня. — Простите ваша светлость, — тут же поспешила извиниться я. — Я больше не посмею прервать вас. Просто в моем мире люди гораздо непосредственнее выражают эмоции, нежели чем у вас.
— Животные инстинкты преобладают?
— Предпочитаем непокалеченную психику… — не удержалась я от шпильки, и тут же опустила голову, снова извиняясь.
— Кхгм… Интересная теория, — сухо обронил герцог. — В нашем мире она не приживется.
— Непременно учту, ваша светлость, и больше ни разу не упомяну о ней.
Ох уж эти условности, закованные в ненужный корсет норм и догматов великосветского общества!
— Хорошо. Ты все схватываешь на лету. Так на чем я остановился?.. Ах, да!.. Ты судьба Кларенса, и только он может решить — отпускать тебя или нет. А его реакцию ты видела. К тому же чтобы уйти обратно, необходимо, чтобы те люди, кто присутствовал при твоем появлении, были там же, еще кое-какие условия, но при этом никто не даст гарантии, что все получится. А если имел место сговор, не думаю, что они согласятся… — герцог мог не продолжать, и так все становилось понятно. — К тому же вы уже повенчаны. Следовательно, даже если ты уйдешь обратно, Кларенс уже никогда не сможет жениться вновь, ведь никто не будет знать, жива ты или мертва.
— Может объявить брак недействительным? Ведь мы с ним не…
— Архиепископ собора святого Эрнана, его преосвященство Фергюс Темилин, мой заклятый враг. Он не упустит возможность досадить мне или моим родственникам. Кларенс все рассчитал идеально. К тому же сбежавшая жена, это такое несмываемое пятно на чести рода… Нет, однозначно нет! Никаких возвращений.
— Значит в Адольдаг, — выдохнула я, как бы подводя черту под своей судьбой.
Уж лучше я в неизвестно куда уеду, чем с таким мужем жить стану. Мне сегодня за глаза хватило, а если такое каждый день происходить будет?! Ну, уж дудки!
— Не спеши, — осадил меня герцог. — Подумай еще. Ведь не каждой девушке стать маркизой — удача в жизни выпадает. Сейчас ты устала, и не можешь рассуждать здраво. Бейкбор распорядился, чтобы миссис Бейкбор отдала приказание, и тебе приготовили комнату. С утра мы с тобой поговорим снова. Я расскажу, как обстоят дела в Адольдаге, а потом ты, как следует, подумаешь еще раз. Хорошо?
Я кивнула. А что мне еще оставалось делать? Упираться и кричать, что я предпочту полуразрушенное именье, нежели койку Кларенса? Да в лучшем случае меня бы посчитали вульгарной и несдержанной, а в худшем — сумасшедшей и заперли бы где-нибудь, предварительно накачав лауданумом или, проще говоря, чем-нибудь наркотическим. Поэтому я как послушная девочка встала, неловко сделала книксен и, подхватив вещи, пошла к двери. Словно по мановению волшебной палочки, та распахнулась, а в коридоре меня уже ждала горничная с зажженной лампой, готовая сопроводить в спальню.
Проснулась я оттого, что в комнате был кто-то посторонний. Рывком приподнявшись на кровати, я увидела молоденькую симпатичную девушку лет шестнадцати-восемнадцати. Она раздвигала тяжелые портьеры.
— Доброе утро, миледи, — девушка тут же оставила свое занятие и, присев в книксене, представилась. — Я Меган, и буду прислуживать вам, пока вы находитесь в доме герцога Коненталя.
После она выпрямилась и вновь принялась за работу. Девушка оказалась одета в темное длинное до пят платье, с чуть завышенной талией и с белым воротничком под горло. Рукава были довольно широкими, на запястьях перехваченные белыми манжетам. Весь образ довершал простой белый чепец на голове.
— Миссис Бейкбор просила предупредить вас, что завтрак будет подан через час. Герцог Коненталь ждет вас к столу, — коротко сообщила она, когда со шторами было покончено.
Комнату озарил свет восходящего солнца, и Меган принялась растапливать камин. Я решила, что пора вставать. Неловко сдвинувшись к краю кровати, поскольку перина проминалась подо мной, создавая чрезвычайные трудности, уже было опустила ноги, как девушка, бросив свое занятие, поспешила отереть руки и подать тапки. Она поставила их так, что мне осталось лишь обуться, а потом, метнувшись к креслу, подхватила длиннополый халат и, держа его на вытянутых руках, помогла одеть.
Я не стала возражать и отказываться от помощи, хотя подобное обращение с людьми мне претило. Я была здесь чужой, и вот так бездумно ломать устоявшиеся порядки, не посмела, и поэтому просто плыла по течению.
Меган тем временем поставив на туалетный столик большой фаянсовый таз, налила из кувшина немного воды, исходящей паром в прохладном воздухе помещения, и выжидательно застыла рядом. Вот тут я заколебалась…
Женщины в мое время не мыслят утро без чистки зубов, нанесения на лицо специального средства для умывания, потом смягчения его питательным кремом… А здесь? Что я должна была делать здесь? Есть ли здесь зубная щетка, зубная паста?.. Бог уже с прочими умывальными принадлежностями, но где я эти-то возьму?
Однако девушка, поняв мои затруднения, ни слова не говоря, подала два продолговатых резных футляра, в которых я обнаружила искомое.
Пока я умывалась, Меган исправно прислуживала мне. Ощущение постоянного внимательного взгляда постороннего человека напрягало, но я стоически вытерпела. А когда закончила, девушка, так же молча, убрала за мной и вернулась к растопке камина. Я же, не зная, что же делать дальше, стала рассеянно смотреть в окно.
В голове кружились мысли, обрывки воспоминаний. Вчера, когда меня проводили в комнату, на кресле уже лежал тот самый халат и ночное белье — белая ночная рубашка до пят с кучей кружев и не менее ажурный покрытый оборками чепец. На небольшом столике перед креслом стоял поднос с чайником, чашкой чая и ломтем хлеба с намазанным паштетом. Только увидев его, я поняла, насколько сильно проголодалась.
Едва служанка оставила меня одну я принялась за поздний ужин, а заодно стала разглядывать обстановку. Огромная кровать с резными столбиками и балдахином занимала большую комнаты, а в ногах у нее стояли пара изящных пуфиков. В углу находилось помпезное кресло, обитое бархатом, а возле него изящный кофейный столик. У стены, если смотреть от двери влево, стояли высокий комод для белья и туалетный столик. Резная этажерка со статуэтками и картины на стенах завершали роскошную обстановку.
Поев, я натянула дурацкую ночнушку, больше напоминавшую палатку, нежели одежду для сна и, отложив в сторону чепец, легла в постель.
А что еще оставалось делать? Нет у меня, конечно же, была надежда, что когда проснусь, выяснится, что все произошедшее дурной сон. Но вот я проснулась… и ничего не поменялось.
Из-за мыслей, а порой и паники, что накатывала на меня волнами, я долго не могла заснуть, все ворочалась, пытаясь устроиться поудобнее. И казалось, мне наконец, удалось провалиться в зыбкий сон, как в комнате уже появилась Меган. Так что теперь от недосыпа голова была тяжелой, снова хотелось лечь спать, но меня за столом ждал герцог.
— Миледи, вы будете принимать ванну? — вывел меня из задумчивости голос девушки.
Я оглянулась. Та стояла, сложив руки перед собой, и внимательно смотрела на меня, но не в упор, а искоса, словно бы опасаясь.
— А сколько у меня времени? Я не опоздаю? Думаю, герцогу не понравится, если я вовремя не появлюсь…
— Миледи, позвольте? — в ее голосе послышался вопрос. Я кивнула. — Опаздывать ни в коем случае нельзя. Если вы задержитесь, вас не пустят в столовую. Это распоряжение касается всех присутствующих в доме.
— Меган, тогда подскажи мне, как лучше поступить?
— Если вы выбрали платье еще вечера, то вам хватит времени на принятие ванны, а если будете думать над нарядом… — робко начала девушка.
— Думаю, тебе сообщили, что у меня с собой нет ни платьев, и прочего багажа, — уведомила я ее.
Меган мгновенно присела в книксене.
— Простите меня, миледи, — в ее голосе послышалось смятение. — Я думала вы знаете…
И метнувшись к большому шкафу, распахнула дверцы: там висели пышные белые юбки, под которыми стояли громоздкие коробки. Девушка поспешно начала вытаскивать их одну за другой.
И вот спустя несколько минут, на кровати были разложены восемь пышных белых юбок, пара корсетов и четыре разных по цвету платья. А Меган все извлекала из шкафа: чулки, панталоны, сорочки…
— Стой, стой! Остановись! — поспешила воскликнуть я. — Что это? И чье это?!
— Это… — девушка спуталась. — В этой комнате останавливаются гостьи. И когда их наряд испорчен или пострадал из-за непогоды, они переодеваются…
— То есть это кто-то носил до меня?
