Марина Ясинская
AMORE LETALIS

Когда незнакомец вошел в таверну, посетители не обратили на него особого внимания. Через Мьелин проходит большой тракт, проезжие тут – дело обычное, очередным рыцарем никого не удивишь. Тем более если он не в позументах и пурпуре, выдающих богатство и высокое положение, а в неприглядном черном плаще и грязных сапогах.

Незнакомец подошел к стойке, за которой стоял хозяин, выпростал из-под куртки распятие, прижал к губам и произнес:

– Крест вашему дому.

А крест-то был не простым, а серебряным, с вставленным в него красным камушком, отметил хозяин таверны Хенлин, целуя свой оловянный крестик в ответ. И не на бечевке или кожаном шнуре, а на серебряной цепочке затейливого плетения.

– Чего пожелаете, господин? – спросил хозяин таверны уже приветливее, – изысканное серебряное распятие вызвало уважение к его владельцу.

– Вина, – ответил незнакомец, показывая серебряную же монету.

Хенлин вмиг смекнул, что вином дело не ограничится, – за такую монету этот рыцарь потребует кое-чего еще. Например, хорошо поджаренного каплуна и сыра со свежим хлебом, стойло для коня, лучшую комнату на ночь и девку. А еще, может даже, полную кадушку горячей воды, купанием сейчас многие балуются.

– Дора! – прикрикнул он на служанку, что перемигивалась с торговцем, сидевшим за дальним столом. – Дора, вина господину! Что-нибудь еще? – спросил Хенлин, угодливо поворачиваясь к рыцарю и выжидающе глядя на серебряную монету, которую тот пока не собирался отпускать.

– Да, уважаемый, требуется твоя помощь, – чуть прищурив серые, слегка раскосые глаза, ответил рыцарь. – Мне нужно кое-что узнать, и если ты поможешь, то монета твоя.

Что-то загрохотало на кухне, рыцарь повернул голову на шум – и тут хозяин таверны увидел на шее у незнакомца несмываемый знак солнца с крестом внутри. Символ езуитов, самого страшного из пяти Орденов святой церкви-Экклезии. Хенлин невольно вздрогнул. О «мечах езуитов», рыцарях, состоявших на службе Ордена, слухи ходили самые разные, но только не добрые.

Грохот на кухне утих, рыцарь снова повернулся к хозяину таверны и положил монету на стойку. Но теперь Хенлин рассказал бы все, что знает, уже и не за серебро, а задаром. И того, что не знает, – тоже.

– Я ищу девушку по имени Эльма Шейлер.

Слова еще не успели растаять в воздухе, как на рыцаря напали. Одновременно, с двух сторон. Кряжистый конюх рванулся справа, на ходу вытягивая из-за пояса свернутый кнут, а мосластый нескладный паренек, что был у Хенлина на побегушках, бросился слева, неловко сжимая в руке кухонный нож.

Пронзительно завизжала служанка Дора, а сам Хенлин в ужасе прикрыл глаза. Потому и не увидел, как рыцарь коротким движением вначале ушел от длинного жала кнута, а затем резко крутанулся на месте и отправил мальчишку на пол тяжелой оплеухой. Тот ударился головой о деревянную стойку и, всхлипнув, затих; нож выпал из разжавшейся ладони.

Тем временем конюх уже добежал до незнакомца и, отшвырнув кнут в сторону, бросился на рыцаря с рычанием и бешенством в глазах. Однако гость не пытался отражать тяжелые удары и даже не потянулся к висящему на поясе мечу. Собранный, чуткий и настороженный, он уверенно уходил от яростных и потому слепых атак. Дождался, когда конюха занесет в сторону собственный же бешеный удар, и, ловко ухватив нападающего одной рукой за плечо, а другой за ремень на поясе, направил его прямо в стену. Конюх тяжелой грудой осел на полу. Встряхнул головой, что-то промычал и попытался подняться. Но рыцарь решил не ждать, когда тот встанет на ноги, – подошел к оглушенному конюху и с силой пнул его прямо в лицо. Тот сразу затих.

Хенлин приоткрыл глаза, увидел, что конюх и мальчишка валяются бездыханными на полу, и тяжело вздохнул. Вот бедолаги!

– Хозяин, что же это у тебя на гостей бросаются? – тихо спросил рыцарь.

«А дыхание-то у него даже не сбилось», – заметил Хенлин и дрогнувшим голосом ответил:

– Это все потому, что вы вслух ее имя сказали.

– Эльма Шейлер? – удивленно поднял брови рыцарь.

– Ш-ш-ш! – зашипел хозяин таверны и испуганно огляделся. – Не произносите его! Может, тут еще кто есть из этих… Ну, из тех, кто ей в глаза смотрел.

– А что такого с теми, кто, как ты говоришь, ей в глаза смотрел?

Хенлин цапнул со стойки забытую серебряную монету и поманил рыцаря за собой, в маленькую комнатушку, отделенную от общего зала пыльной занавеской. Сел за стол сам, пригласил рыцаря расположиться напротив и крикнул к невидимой отсюда служанке:

– Дора! Дора, неси-ка сюда вина! И еще рыбешки какой к нему. И хлеба с сыром. Будете чего еще, господин… как вас величать?

– Рандар.

– Вы, господин Рандар, поди, уже что-то про Эльму слыхали, так ведь? Иначе зачем вам ее искать?

– Слухами земля полнится, – уклончиво ответил рыцарь.

– Ну, слухи-то разрастаются от вранья, так что могу себе представить, что вы слышали! А правду только мы знаем, это ведь прямо тут все и происходило, в Мьелине. Эльма – дочка нашего купца. Ох и красавица! Многие на нее заглядывались, в том числе один молодой рыцарь при нашем сеньоре, Асвиг. Сам он парень видный, бойкий, и Эльме тоже приглянулся. Вскоре пошли разговоры о свадьбе. И все было бы как у людей, но только вот Асвиг прежде с Нессой гулял, дочкой ювелира, а та, как про свадьбу услышала, – сразу к Эльме. Оставь, говорит, его, мой он, я дитя его ношу, а за тобой и так вон сколько парней ходит, зачем тебе мой Асвиг? А Эльма – ни в какую, люблю, говорит, и все тут, и он меня любит, а чье дитя у тебя – это еще неизвестно. Словом, разругались они, ни до чего не договорились, и тогда Несса подалась к ведьме…

При слове «ведьма» Хенлин покосился на несмываемый езуитский знак солнца на шее рыцаря и осенил себя крестным знамением.

Вошла Дора, опасливо поглядывая на Рандара, поставила на стол тарелки и кувшин с вином и торопливо вышла вон.

– Угощайтесь, господин Рандар, – предложил хозяин таверны.

Рыцарь кивнул, перекрестился и взял кусок хлеба.

– Никто не знает, о чем просила Несса ведьму, но то, что заклятие на Эльму навели, – это факт. И какое заклятие! Обычно на человека болезни насылают или еще чего, но с Эльмой по-другому вышло. Стоило только ей поглядеть в глаза мужчине – любому мужчине, – и тот влюблялся в нее без памяти. Ну, Эльма-то, конечно, не сразу смекнула, что к чему, а когда сообразила, было поздно…

Хенлин замолк, словно ожидая от рыцаря нетерпеливого вопроса: «Почему?». Но Рандар только молча отпил вина, спокойно ожидая продолжения.

Хозяин таверны сделал большой глоток и задумчиво покрутил свой бокал в руках.

– Вот послушать трубадуров и поэтов, так выходит, что настоящая любовь – чувство высокое, чистое и красивое, даже на героические поступки сподвигает. Только врут они все. Потому что видели мы, что такая любовь с людьми делает и на что толкает. Да, одни Эльме песенки сочиняли, цветочки собирали и ее улыбки ловили. Зато других любовь сразу тянула на плотское, да так, что некоторые на все были готовы, хоть даже, прости господи, силой взять. Ну, а третьи рвались убить любого, кто хоть просто имя Эльмы произносил, потому что видели в них соперников.

– Так вот почему эти двое на меня набросились, – задумчиво кивнул Рандар в сторону общего зала.

– Именно, господин, именно. Эти бедолаги, как увидят ее или хотя бы имя ее услышат, становятся ну ровно бешеные. Словом, страшной штукой оказалась эта любовь. Ни красоты, ни чистоты, ни тем более подвигов. Только грязь да раздоры. И не только среди тех, кто в глаза ей смотрел. Бабье у нас тоже закипело. Кому ж понравится, если муж твой по другой с ума сходить будет, а брат и сын друг другу горло за нее хотят резать? И вроде понимают, что Эльма не нарочно, что заклятье на нее наложили, а все равно их злость берет.

Хенлин печально глянул в свой бокал, который как-то незаметно опустел, налил его доверху и шумно отпил.

– Ну а когда бедолаги заколдованные так передрались между собой, что аж нескольких убили насмерть, тут уж бабье наше не выдержало. Собрались и пошли из города ее выгонять. Но опоздали – сгинула Эльма.

– Ушла?

– Может, и ушла. А может, и самоубилась. Лучше бы даже так. Грех, конечно, смертный, – торопливо добавил хозяин таверны, вспомнив, что говорит с рыцарем езуитов, представителем святой Экклезии, и осенил себя крестным знамением. – Но, думается мне, уж лучше в аду гореть за самоубийство, чем столько беды вокруг себя сеять, а, господин Рандар?

Рыцарь почему-то отложил недоеденный ломоть хлеба и отставил бокал с вином.

– А жених ее что?

– А что жених? Бегал, конечно, поначалу, суетился, от влюбленных отбивался, они ж в нем своего самого главного врага видели. А потом тоже сгинул. Небось надоело ему это все… Зато любовь у них, вишь ли, настоящая была, ненаколдованная, – презрительно протянул Хенлин. – А чуть прижмешь – и правда сразу наружу лезет.

– И что это за правда? – прищурил серые глаза рыцарь.

– Да то, что не было там никакой настоящей любви. Наверняка Асвиг и жениться на ней надумал, только чтоб перед дружками похвастать. Уж больно хороша была девка, а так – смотрите, мол, все ее хотели, а получил я! Еще бы, на красавиц-то все охочи, и все о любви говорят. А была бы Эльма обычная лицом, ну, вроде Нессы, и не подумал бы он жениться.

Рандар нахмурился:

– А Несса? Ее тоже из города выгнали?

– Нет, она по-прежнему с отцом живет, никто ее не выгонял. Да и за что? Это ж не она одним только взглядом мужиков с ума сводила.

– И правда, за что? – как-то странно хмыкнул рыцарь, чуть склонил голову и задумчиво провел рукой по щетине на подбородке. – А ведьму она где нашла? Или у вас местная есть?

Глаза Хенлина забегали.

– Не знаю, господин, – соврал он. Под проницательным взглядом Рандара смутился сверх меры и, чтобы быстрее отвлечь рыцаря от своей лжи, спросил первое, что пришло на ум: – А вам-то Эльма зачем?

И тут же прикусил себе язык. Нашел, кому вопросы задавать, – «мечу езуитов»! Не его это ума дело. Ищут и ищут.

Но слово уже вылетело – не воротишь.

Рандар не пошевельнулся, не изменился лицом. На лбу по-прежнему две глубокие складки, брови чуть сведены, маленький шрам на правой скуле и холод в серых глазах. Но что-то нагнеталось, невидимое, словно гроза в небе, и хозяин таверны мгновенно взмок.

– Простите, господин, ляпнул, дурак, не подумав, – промямлил он.

Рыцарь ничего не ответил. Резко поднялся, отчего на миг взметнулся плащ, явив серебряное оголовье меча на боку, и пошел к выходу. В дверях остановился, обернулся, поднял руку – и Хенлин обмер от ужаса. Но Рандар всего лишь прощался – резко начертил в воздухе крестное знамение и бросил:

– Крест стоит.

– Воистину стоит, – непослушными губами прошептал хозяин таверны, когда за рыцарем захлопнулась дверь.

Несса выглядела так, словно оправлялась от тяжкого недуга, – впалые бледные щеки, тусклые блеклые волосы, воспаленные, обведенные кругами глаза. Растрепанная, она не вызывала ни сочувствия, ни жалости – только брезгливость.

При виде езуитского знака на шее Рандара Несса не выказала ни испуга, ни раскаяния. А услышав вопрос рыцаря, горячо выдохнула:

– Знала бы, где эта потаскушка, сразу вам сказала бы! За ради одного только удовольствия сдать ее в ваши езуитские казематы, чтоб вы там из нее все кишки повынимали. Только поздно вы пришли, господин рыцарь, сгинула она.

– Умерла? – спросил Рандар, разглядывая вспыхнувшую в воспаленных глазах Нессы злость.

– Не знаю, тела не видели. Но надеюсь, что умерла. Или с моста сиганула, или отравил ее кто. А может, сами мужики ее прикончили.

– Ненависть – страшный грех, – коротко заметил рыцарь, не рассчитывая, впрочем, что женщина его услышит.

Она и не услышала:

– А чужого мужа от жены уводить не грех?

– От жены? – спросил Рандар, но намек на то, что Асвиг с Нессой не венчался, ничуть ее не смутил, она его словно и не услышала вовсе.

– Да, от жены! Да еще если жена его с дитем ходит!

Рыцарь посмотрел на плоский живот Нессы, перевел взгляд на лицо.

– Не сберегла, – вздохнула она, услышав незаданный вопрос.

– Ведьме в уплату отдала? – напрямую спросил рыцарь.

Несса побледнела и отшатнулась:

– Уже сплетен наслушались, да? Не ходила я ни к какой ведьме, не просила никакой порчи. И уж, конечно, не стала бы младенцем своим ей за это платить!

– Где ведьму нашла?

– Да не ходила я ни к какой ведьме! – взвизгнула Несса. – Эльму за грехи ее настигла кара небесная. А я тут ни при чем, Всевышним клянусь.

Рандар не стал уговаривать. Медленно, не спеша достал из-под куртки крест с красным камнем, взял в левую руку, пальцы на правой сложил хитрым способом, направил на Нессу и негромко сказал:

– Повтори.

Женщина отшатнулась:

– Что повторить?

– Повтори, что Всевышним клянешься.

Несса побледнела, словно завороженная глядя на крест и сплетенные пальцы рыцаря, и прикусила губу. О требах истины, которыми владели «мечи езуитов», слухи ходили самые разные, один другого страшнее. Говорили, что эти требы заставляют говорить правду даже против воли, а ложь выявляют сразу и насылают на совравшего грешника немыслимые муки.

– Повтори! – прикрикнул рыцарь. Увидел, как Несса задрожала, отпустил крест и уже тише сказал: – Тогда говори, где ведьму найти.

– Не могу.

Рандар потянулся к кресту, и тогда Несса бросилась ему в ноги.

– Не надо! – испуганно выкрикнула она, отчаянно хватаясь руками за его ремень. – Не надо требы! Ведьма заколдовала меня, чтоб я не говорила! Если заставите сказать, ее заклятье меня тут же убьет!

Рандар отцепил руки женщины от пояса и сделал шаг назад.

– А умирать ты не хочешь, – сказал он таким ровным, таким неживым голосом, что Несса сразу поняла – все. Не пожалеет. Конечно, не пожалеет, у него на шее знак солнца, знак самого страшного Ордена – Экклезии; «мечи езуитов» никогда никого не жалеют. Тем более грешниц вроде нее. А нагрешила она столько, что вовек не отмолиться.

– Умирать не хочу, – с трудом произнесла Несса, не сводя обреченного взгляда с рук Рандара. Сейчас возьмет в одну крест, пальцы другой сложит хитрым образом – и обрушит на нее требу истины. Она выложит ему все как на духу – а потом умрет от ведьминого заклятья.

Не того, не того она хотела, когда к ведьме шла! Думала Асвига к себе приворожить.

Да вот как-то так вышло, что попросила не его любви, а мучений своей сопернице…

– Пожалуйста, господин рыцарь, пощадите, – едва слышно прошептала Несса.

– Пощадить? – с усмешкой переспросил Рандар. – А ребенка своего ты разве пощадила?

– Так ведьма сразу цену назвала! И торговаться не стала. Сказала – или так, или никак. Вот я и заплатила. – Несса вскинула голову и выдохнула из самой глубины души, с надрывом: – Я ж из любви! Так его любила, что на все была готова!

– Значит, так его любила, что убила его ребенка?

Несса спрятала лицо в ладонях и заплакала.

А когда наконец подняла голову, Рандара уже не было.

Чтобы отыскать ведьму в окрестностях Мьелина, не нужно быть семи пядей во лбу. Гора в округе одна, значит, хижина ведьмы где-то там, в лесах у подножия.

А то, что не рассказала Несса, поведали местные. Поначалу отнекивались, конечно, ведь Экклезия к колдовству нетерпима, к ведьме ходить – грех, и указать Рандару, где ведьмина хижина, – все равно что признаться в грехе. Даже тем, кто не за порчей к ведьме ходил и не за гаданием, а всего только за мазью от больной спины или зельем от кровяного кашля, потому что снадобья ее помогают лучше, чем молитвы врача-францискана. Но в глазах Экклезии что порча, что зелье от кашля – все одно смертный грех.

Однако Рандар доставал серебро, и вид его тут же облегчал сомнения и развязывал языки. У подножия Беззубой горы, с той стороны, где солнце встает, есть сухой колодец, а от него тропка; если идти по ней не сворачивая, так к хижине и выйдешь.

Ведьма поджидала Рандара в дверях, словно знала, что он явится.

Она казалась молодой, эта ведьма, – или из-за вечерней полутьмы, или из-за наложенного заклинания. Брови вразлет, длинные тяжелые волосы прикрыты платком, расшитым ведьминскими знаками, на шее – кулон с колдовской руной, а широко расставленные глаза черные-черные. А в них – шальное веселье.

– Рандар Гирс! – улыбнулась она так, словно к ней в гости заглянул хороший знакомый. – Зайдешь на огонек и беседу или сразу голову рубить ринешься?

Рыцарь откинул полу плаща и коснулся навершия меча.

– Значит, сразу рубить? – притворно грустно вздохнула она и двинулась вперед медленным, плавным шагом. – Такой крепкий, сильный мужчина – и с мечом на беззащитную молодую женщину?

Рандар наблюдал за ведьмой пристально, напряженно – как смотрят на хищника, готового прыгнуть в любую секунду, и неторопливо наматывал на руку длинную серебряную цепь.

– Ничего у тебя не получится, Рандар, – промурлыкала она, начиная обходить его по широкому кругу. – Потому что, если бы меня хотели убить, прислали бы инквизиторов. А пришел ты. Значит, живой я нужна. А живой меня взять ой как непросто, Рандар.

Искры забрезжили между пальцами ведьмы; она обманчиво небрежно встряхнула руками, и к рыцарю метнулся сгусток фиолетового огня. Рандар легко уклонился, и пламя, ударившись о дерево позади него, сползло на землю и потухло.

Рандар вытянул меч. Ведьма рассмеялась – мелодично, красиво, словно рассыпала пригоршню колокольчиков по поляне:

– С мечом на меня пойдешь? Так ведь не велено меня убивать! Зачем же тебе меч, Рандар?

На сей раз огня не было, но рыцарь угадал невидимый удар по короткому, почти невидимому проблеску в воздухе, резко пригнулся и бросился в сторону. Дерево, перед которым он только что стоял, застонало и, перерубленное, медленно, со стоном упало на землю.

Рандар взялся правой рукой за лезвие меча у самого основания эфеса, прямо под гардой, а острие опустил вниз. Стало видно, что навершие и рукоять образуют крест. Левую ладонь распрямил и поднял над плечом, словно замахивался.

Ведьма снова весело рассмеялась, тряхнула головой, сверкнули ведьминские знаки на покрывавшем голову платке:

– А, боевые литании Орденов! Наслышана, наслышана. Забавно, как нас осуждают за колдовство, а вас этим же колдовством вооружают, воображая, что если заклинание состоит из слов Писания, то это и не колдовство вовсе. Ну давай, покажи, что у тебя есть!

Рандар не стал медлить. Выпалив слова боевой литании, выбросил руку вперед и ударил sagitta volante per diem – стрелой, летящей днем.

Ведьма прижала ладони к голове, к платку, расшитому ведьминскими знаками, и пронзительно закричала. И sagitta рассыпалась прямо перед ней, словно налетев на невидимую стену.

– Давай еще! – бесшабашно предложила ведьма, не отнимая рук от головы.

Рыцарь положил вторую руку на рукоять, как того требовала следующая боевая литания, поднял меч выше и ударил ignius inferiori – адским огнем.

Ярко вспыхнул ignius. Ведьма выставила руки вперед – и словно оттолкнула огонь от себя. Боевая литания полетела обратно в рыцаря, никак этого не ожидавшего, и сбила его с ног.

Рандар тут же вскочил, выставил меч перед собой и принялся напряженно водить острием по воздуху. Ведьма, держась за кулон колдовской руны, уже читала нараспев что-то на чуждом языке, и от этих слов сумерки словно становились гуще.

Рыцарь чуял опасность, но все не мог угадать, откуда она придет.

А потом на него обрушились и стиснули, круша кости, невидимые стальные кольца.

Ведьма подскочила ближе, с жадным любопытством наблюдая за тем, как ее заклинание выжимает из рыцаря жизнь.

Рандар стиснул зубы. Предельным усилием воли чуть вывернул одну руку, сложил пальцы и, шипя от боли, все же вытолкнул из себя едва слышное in umbraculo Domini – «под сенью Всевышнего».

Кольца затрещали от натуги, и на короткий миг Рандару даже показалось, что они выдержат. Но кольца все-таки лопнули.

В тот же миг рыцарь рванулся вперед, на ведьму, которая стояла прямо напротив. Обрушил на нее сразу и вес своего тела, и malleus angelicus – молот ангелов.

Оглушенная ведьма рухнула на землю.

Не теряя ни мгновения, Рандар снял намотанную на руку серебряную цепь и накрепко скрутил ею запястья ведьмы. Потом вытащил из кармана шнур с освященным в храме крестом и туго затянул его на шее, сорвав прежде колдовскую руну.

Всю дорогу от Беззубой горы до Мьелина связанная ведьма сидела впереди Рандара на коне и не переставая искушала. Обещала выполнить любое желание, предлагала наложить любые заклятия, сулила золотые горы. А также заманчиво улыбалась и при всякой возможности призывно прижималась к рыцарю грудью.

– Рандар, – выдохнула, наконец, ведьма. – Ну, скажи мне сам, чего ты хочешь? Я ведь очень многое могу.

Впервые за всю дорогу рыцарь посмотрел на нее:

– Заклятие с Эльмы снимешь?

– Сниму, – с готовностью пообещала ведьма, но Рандар видел ее насквозь.

– Почему нет?

– Потому что я навела не просто любовное заклятие, а amore letalis, – со вздохом призналась ведьма. – И кровью нерожденного младенца скрепила. Его теперь никто не снимет, даже я.

– Зачем же именно amore letalis?

– Просьба заказчика для меня закон, – усмехнулась ведьма. – Особенно если заказчик может уплатить цену. А Несса хотела, чтобы соперница всю жизнь мучилась. И уплатила честно, сполна.

Некоторое время оба молчали.

– Рандар, – снова позвала ведьма. – А ведь я могу твой обет снять.

Рандар вздрогнул, и ведьма это почувствовала. Глянула на несмываемый знак солнца на шее рыцаря и спрятала торжествующую улыбку.

– Я знаю, они говорят, что обет, наложенный Орденом, никому не разорвать, и только Орден может его снять. Но это не так. Я уже снимала такие обеты с других. И с тебя могу, и тебе не придется больше служить езуитам. Ты ведь не по своей воле его принимал, правда?

Лицо Рандара сделалось непроницаемым, но ведьма прекрасно поняла, что угадала, и проникновенно спросила:

– Как это случилось, Рандар? Чем они заманили тебя? Как заставили дать им обет? Я же вижу, в тебе есть и благородство, и сострадание; такие по своей воле к езуитам не идут…

Рыцарь молчал, но ведьму это не обескуражило. Она просто зашла с другой стороны:

– Ты же видишь, ты знаешь, что творят езуиты, прикрываясь интересами Экклезии. Тебе никогда больше не придется жить с пониманием, что ты служишь не тому делу. Ты сам выберешь себе дело. Не будешь разрываться между тем, что угодно Ордену, и тем, что угодно Всевышнему.

– Ну, хоть на этот раз мне можно не разрываться, – усмехнулся Рандар. – Отдать тебя езуитам – дело, угодное и Ордену, и Всевышнему.

Обитель мьелинских доминикан оказалась скромной – часовенка, маленький двор и простой общинный дом.

Рандар прошел в ворота и постучал в закрытую дверь.

Открыли ее не сразу. Монах-доминиканин, и без того недовольный, что его потревожили в столь поздний час, помрачнел еще больше, когда увидел знак солнца на шее рыцаря. А когда рассмотрел за его спиной связанную женщину, то кустистые брови неодобрительно взметнулись, а остатки волос на почти лысой голове сердито встопорщились над ушами.

– Крест с тобой, – буркнул монах, целуя нагрудное распятие и сверля незваного гостя отнюдь не приветливым взглядом.

– Крест дому твоему, – спокойно поздоровался Рандар, поднося свой крест с красным камнем к губам.

Нелюбезность монаха его не задела. Разделенные на пять Орденов, служители Экклезии друг друга зачастую недолюбливали и мало в чем друг с другом соглашались. Но в одном доминиканцы, францисканцы, тамплиеры и госпитальеры были едины – в своей нелюбви к «мечам езуитов».

– Я по поручению епископа Сан-Руенского. Рандар Гирс.

– Брат Иасим, здешний капеллан, – ответил монах, по-прежнему стоя в дверях.

– Брат Иасим, епископ поручил мне разыскать и привести к нему Эльму Шейлер и ведьму, что навела на нее заклятие. Ведьму я уже взял, а вот Эльму пока не нашел. Но не с руки мне сначала ведьму в Сан-Руен везти, а потом еще раз за Эльмой возвращаться. Не подержите ее у себя, пока я не отыщу девушку? – попросил он и вытолкнул ведьму перед собой.

Брат Иасим отшатнулся и возмущенно возопил:

– Чтобы я ведьму держал? Мы – доминикане! Проповедники, миссионеры и ученые. А ведьмы – это ваше, езуитское дело, вот вы им и занимайтесь.

– Доминиканцы или езуиты – все мы служители одной Экклезии, и Всевышний у нас один, – сухо напомнил Рандар и уже мягче добавил: – Не в таверне же ее оставлять, она же там мигом всех окрутит. А вы – человек благочестивый, набожный, сильный духом, вас не проведешь.

По мере перечисления его достоинств монах оттаивал.

– Да, меня не проведешь, – важно согласился он и бросил быстрый взгляд на связанную ведьму. – Так и быть, подержу. – А потом помрачнел и нахмурился. – Ну, ведьма вам зачем, я понимаю. А Эльма на что сдалась? Неужто и ее хотите для своих опытов?

Лицо Рандара сделалось непроницаемым:

– Мне велено исполнить поручение, доставить Эльму в Сан-Руен. А зачем – это уже не ко мне вопрос.

– Да на опыты, конечно, знаем мы, чем ваши езуиты занимаются. Магию изучают, алхимию, демонов вызывают и прочую мерзопакость. И как Всевышний только терпит! – Монах укоризненно посмотрел на небеса, а потом на рыцаря, будто тот единолично был в ответе за весь Орден езуитов.

– Не мое это дело – епископа о намерениях допрашивать, – повторил Рандар.

Монах в сердцах махнул рукой и посторонился, пропуская рыцаря в общинный дом. Тот подтолкнул ведьму, и она зашипела.

– Люди говорят, Эльму либо убили, либо она сбежала, – бросил Рандар, привязывая ведьму к очагу в углу. – И никто не знает, где ее найти. А вы, брат Иасим, вы знаете?

– Даже если и знал бы – не сказал, – честно ответил монах. – Да, от нее сейчас одни только несчастья, но ни одно живое существо не заслуживает того, чтобы ваши езуиты ставили над ним свои мерзкие опыты. Я ведь знаю, что с ней будут делать. Станут кидать в нее разными вашими требами да литаниями и смотреть, как они сталкиваются в ней с ведьминым заклятием, чтобы изучить взаимодействие противоположных и взаимоисключающих сил.

– А если я скажу, где она? – подала вдруг голос ведьма. Поймала взгляд Рандара и тихо, просительно продолжила: – Рандар, если я скажу тебе, где найти Эльму, ты… ты убьешь меня?

Рыцарь резко выдохнул – не такой просьбы он от нее ожидал.

– Ты просишь, чтобы я тебя убил? – переспросил он.

– Ты все равно меня не отпустишь. А если выбор между смертью и казематами езуитов, то я предпочитаю смерть. Ты ведь знаешь, что там происходит, Рандар. Знаешь, потому можешь меня понять.

Рыцарь отвел взгляд в сторону.

– И где Эльма? – глухо спросил он, не глядя на ведьму.

Брат Иасим вышел во двор вместе с Рандаром. Смотрел, как тот седлает коня, неодобрительно молчал и наконец спросил:

– Неужто епископу одной ведьмы будет мало? Непременно еще и Эльму подавай?

– Епископ Сан-Руенский не терпит, когда его приказы выполняют не так, как надо, – сдержанно ответил Рандар. – Потому и еду за девушкой.

– Правду про вас, «мечей», говорят, – с упреком покачал головой монах. – Ни души у вас, ни милосердия. Готовы невинного на муки отдать.

Рандар не выдержал. Круто развернулся к монаху и спросил:

– А вот давайте поговорим о милосердии, брат Иасим! Скажите мне, а она приходила к вам? Я про Нессу. Она приходила к вам на исповедь?

– Приходила, – ответил монах.

– Каялась?

– Каялась.

– И грехи вы ей, наверное, отпустили?

– Отпустил…

– Как же так, брат Иасим? Она ведь столько смертных грехов совершила, что не счесть!

– Но она же покаялась, – заупрямился монах. – А я делаю все в точности так, как установлено Экклезией: мне сказали положенные слова покаяния, я в ответ – положенное отпущение грехов.

– Вот именно, брат Иасим. Она сказала слова. А в душе у нее раскаяния ни на грош. Однако грехи вы ей отпустили. Как же так, брат Иасим?

– Раскаялась – не раскаялась, мне откуда знать? Что я, ей в душу, что ли, загляну? – ощетинился монах. Ему не понравилось, что упрекал не он, а его.

Рандар криво усмехнулся:

– Ну, положим. И какую же епитимью вы наложили на нее за то, что она к ведьме ходила, за то, что ребенка своего убила, и за все остальное?

– Сорок «Отче наш» и тридцать «Пресвятых Дев», – неохотно буркнул монах.

– И это все? – насмешливо спросил Рандар.

– Почему все? – оскорбился брат Иасим. – Еще двадцать «Символов веры».

– Ну, раз двадцать «Символов веры», то это, конечно, совсем другое дело, – все так же насмешливо протянул рыцарь, начертил в воздухе крест и попрощался: – Крест стоит, брат Иасим.

Если с умом, то спрятаться в большом городе можно даже лучше, чем в лесу.

Два дня Рандар ходил по Хардену, выспрашивая об Эльме у трактирщиков и юрких воришек, у уличных торговцев и у побирушек, у стражников и у доминиканцев. Показывал серебро, показывал несмываемый знак солнца на шее, надеясь подействовать или деньгами, или страхом перед езуитами, но никто ничего не знал. Будто и не было Эльмы в Хардене.

Рандар уже начинал подумывать, не обманула ли его ведьма. Но однажды в каком-то узком безлюдном переулке к его горлу неожиданно прижали меч и незнакомый голос сзади спросил:

– Зачем тебе Эльма?

Рандар медлил, пытаясь понять, каков шанс того, что это – один из павших жертвой amore letalis, готовый вмиг перерезать ему горло, если заподозрит в нем соперника.

– Ты один из тех, кто ей в глаза смотрел? – продолжил допрос голос.

– Нет, – заверил Рандар. – Я ее даже не встречал.

Лезвие сильнее впилось в горло. Меч держали уверенно и умело, и все равно Рандар мог уже три раза вывернуться и покалечить напавшего, если бы захотел. Однако рыцарь медлил – он нашел ниточку, которая может привести к Эльме, и вот так сразу обрывать ее не хотелось.

– Раз не встречал, тогда зачем она тебе?

– Я слышал, что с ней случилось, и хотел ее найти, потому что думаю, что могу ей помочь.

– Как же, вы, езуиты, поможете! – зло ответил невидимый собеседник. – Только в подвалах своих запрете и будете мучить, изучать, пока она дух не испустит.

Рандар ударил одновременно – ногой в колено и затылком в лицо. А в следующий миг впечатал противника спиной в стену дома и прижал лезвие его меча к его же горлу.

Нападавший оказался довольно молодым парнем. Русые пряди падают на веснушчатое лицо, из носа течет кровь, а в глазах – упрямство пополам с бешенством.

– Знаешь, где она?

– Нет.

– Знаешь, – уверенно сказал Рандар, встретил пылающий ненавистью взгляд и усмехнулся: – Знаешь, но не скажешь. Умрешь, но не скажешь, да?

– Да! – заявил парень с вызовом.

– Какое, демоны его раздери, действенное колдовство! – раздраженно выплюнул Рандар.

– Я не заколдован! – выкрикнул парень и резко дернулся, пытаясь вырваться. – Я ее по-настоящему люблю!

– Конечно, по-настоящему, – проворчал рыцарь, крепче прижимая его к стене. – Я таких, как ты, по-настоящему влюбленных, в Мьелине уже навидался.

Парень обиженно засопел.

– Ну, так что делать будем? Выколачивать мне из тебя ответы или сам скажешь?

– Оставьте ее. Пожалуйста! – просительно протянул парень, поняв, что с рыцарем не справится и что тот все равно не успокоится, пока Эльму не найдет. – Тем более что не пригодится она на ваши опыты, потому что заклятие больше не действует.

– Ведьма меня заверила, что заклятие не снимается.

Парень вздохнул, признавая поражение. Пока Рандар сам не увидит – ни за что не поверит.

– Так и быть, пойдемте со мной, я покажу.

Он привел Рандара в маленькую домушку на самой окраине города. В единственной комнате у окна, спиной к входу, сидела девушка. При звуке шагов она встрепенулась.

– Асвиг? – спросила она. – Асвиг, это ты?

– Да, моя хорошая, это я, – ответил парень, не заметив, что, услышав его имя, Рандар замер на пороге, словно налетел на стену. Подошел к девушке, по-прежнему сидевшей у окна, обнял за плечи и тихо добавил: – Эльма, у нас… гость. Особый гость… Можно я покажу ему, почему заклятие больше не действует?

Опираясь на руку Асвига, Эльма медленно поднялась.

– Чтобы заклятие подействовало, она должна была смотреть мужчинам в глаза, – медленно выговорил Асвиг и развернул девушку к Рандару.

Тот вздрогнул, сглотнул и отвел взгляд.

Да, заклятие больше не действовало.

На месте глаз у Эльмы были глубокие шрамы.

Не увидев Эльмы с Рандаром, брат Иасим важно надулся. Собирался даже сказать что-то назидательное, но рыцарь полоснул по нему таким бешеным, таким страшным взглядом, что слова замерзли на губах.

Рандар ворвался в общинный дом и направился прямиком к ведьме.

– Ты что, ее не нашел? – вскинула голову она; из-под расшитого ведьминскими знаками платка полыхнули черные глаза.

Рыцарь не ответил. Схватил ведьму за руку и потащил ее за собой на улицу.

– Она в Хардене, я тебе говорю! Если ты ее не нашел, это не моя проблема! Я сказала тебе, где она, теперь выполни свое обещание!

– Я ничего тебе не обещал, – отрезал Рандар, посадил ведьму на коня и следом сам запрыгнул в седло.

– Как же это? Я спросила, убьешь ли ты меня, если я скажу, где она, и ты в ответ спросил меня: «Где?» А это значит…

– Это значит, что я спросил, а ты ответила.

Рыцарь обернулся к монаху, собираясь что-то сказать, но тот его перебил:

– Я-то думал, что ты Эльму потому не привез, что пожалел, – осуждающе покачал головой брат Иасим. – А ты, выходит, ее просто не нашел. Правду про вас, «мечей езуитов», говорят – бездушные вы и бессердечные.

Рандар не стал его разубеждать.

– Спасибо, что за ведьмой присмотрел, брат Иасим, – сказал только он, сотворил в воздухе крестное знамение и решительно направил коня в сторону Сан-Руена.