Юлия Данцева
Молчаливая Служанка
Синьорина Кьяра Бьерджо всей душой ненавидела туристов. Всех без исключения. И улыбающихся китайцев, стайками щебечущих на своем птичьем языке, и хамоватых американцев, уверенных в том, что весь мир им должен, и чопорных англичан со скучающим взглядом, и бравых немцев с квадратными бульдожьими челюстями, и надменных арабов в белых балахонах, и суетливых бестолковых русских.
По сути, Кьяре было наплевать на национальность. Туристы раздражали ее как особый вид людей. Жизнь в самом дорогом городе Италии и так была не сахар. А эта толпа, галдящая, бесцельно слоняющаяся, оставляющая после себя горы мусора, заполняющая и без этого узкие улицы и создающая давку в речных трамвайчиках – вапоретто, делала эту жизнь в разгар сезона просто невыносимой.
Звон старинных напольных часов раскатился по дому, загудел в висках гулко и бронзово. Вздрогнув, Кьяра едва не пролила себе на колени горячий кофе. Она так и не смогла привыкнуть к курантам, отбивающим свое унылое «бом-бом» с незапамятных времен.
Глухо стукнула о дно мойки чашка. Кран с горячей водой зашипел, выдав только воздух. Кьяра вспомнила – вчера сломался нагреватель. Мастера вызвать она, конечно же, забыла. Возиться с посудой в холодной воде не было никакого желания. Хмуро взглянув на свое отражение в натертом до блеска стальном боку холодильника, вышла из кухни. С тех пор как матушка Бьерджо переехала в Местре, брюзжать насчет непомытой посуды стало некому. В одиночестве были свои плюсы. Правда, немного.
В пустой, выстывшей за ночь гостиной Кьяра посмотрела на тусклый медный циферблат тех самых часов, огромных, в человеческий рост, в потемневшем от времени деревянном корпусе с резным орнаментом из листьев плюща. Тяжко вздохнула. Нужно было спускаться вниз, в лавку.
Опять придется до самой сиесты торчать за вытертой до глянца стойкой, мило улыбаться всем подряд и выдавать поделки ее знакомого художника Франко Фабризи за антикварные вещицы. Хотя откуда знать всем этим туристам, как должны выглядеть настоящие старинные венецианские маски?
Осторожно спускаясь по скрипучим, кое-где подгнившим ступеням, Кьяра пошарила рукой по чуть влажной стене, отыскивая выключатель. Щелчок, легкий треск… Проскочившая искра заставила ее отдернуть руку. Зима. Проводка сыреет. И ничего с этим не поделаешь.
Мигнув, словно раздумывая, включаться или нет, зажглась люстра. Энергосберегающие лампочки в лапах бронзовых венецианских львов, позеленевших от времени, смотрелись странно. Когда-то в плафонах горели свечи, и дедушка брюзжал насчет их дороговизны. Теперь нет свечей, нет и дедушки, но есть счета за электричество.
Кьяра давно не замечала того запаха сырости, пыли и ветхих вещей, что навсегда поселился в этой комнате с низким потолком и потемневшими, а местами почерневшими деревянными балками. Как не замечала на улице промозглого ветра, пропитанного острым йодистым запахом каналов. Аква альта… Зато нет вони гниющих водорослей и мусора, как летом в «высокий сезон».
Кьяра любила начало зимы. Любила, несмотря на то что площадь Святого Марка была залита водой по щиколотку, под некоторыми мостами уже не могли проплывать даже небольшие лодки, негде укрыться от ветра, пронизывающего, бьющего наотмашь по щекам, а в темных комнатах первого этажа, где и в разгар лета нечасто бывает солнце, опять на потолке проступает плесень. Зимой меньше туристов, правда, меньше и доход. Но Кьяра отдыхала душой от летней суеты и толкотни. Всего-то месяц относительной тишины. Пока не начнется сначала рождественская и новогодняя кутерьма, а потом безумие карнавала.
Кьяра протерла витрины, поправила упавшую маску Венецианской Дамы – пышную, аляповатую, вспомнила, как она ругалась из-за нее с Франко. Щелкнула по носу Доктора Чуму. Улыбнулась Коту – она любила эту маску, что-то было в ней домашнее, теплое. Перебрала несколько масок Баута, черно-золотых, белых с серебром, и с десяток Больто. Выбрала самые красивые, разложила их в витрине. Добавила несколько раскрытых вееров. Переставила по-другому фарфоровые статуэтки, достала из шкафа и развесила шляпы и плащи, расправила кружева и перья. Присела на расшатанный стул за прилавком. Порылась под ним, открыла растрепанный с заломленными уголками дамский роман.
Сувенирная лавка и ее хозяйка были готовы принять очередную порцию ненавистных туристов.
Почти до самой сиесты Кьяра так и просидела на своем стуле, то погружаясь ненадолго в чтение, то задремывая, то вздрагивая от боя часов и снова возвращаясь к страданиям героини романа. В лавку заглянули всего трое – два прыщавых веснушчатых паренька, увешанные всевозможной фототехникой, видимо студенты, и благообразная старушка, явно англичанка, в смешной шляпке, подвязанной лентой из-за ветреной погоды. Студенты долго разглядывали маски, просили показать то одну, то другую, но так ничего и не взяли. Зато старушка, почти не торгуясь, купила ту самую аляповатую Венецианскую Даму, которую так не любила Кьяра. На радостях она всучила старушке еще и статуэтку крылатого льва с отбитым кончиком хвоста. Из-за подслеповатости покупательница изъяна не заметила и долго рассыпалась в благодарностях, пообещав посоветовать ее лавку всем своим многочисленным подружкам.
Выпроводив старушку, Кьяра вспомнила, что время подходит к сиесте, а ей надо бы купить свежих овощей.
От ее дома до рынка в Сан-Поло, возле моста Риальто, было совсем недалеко. Можно, конечно, потратить три евро и на вапоретто добраться до более дешевого рынка в Сан-Канареджо. Но с самого утра моросил дождь, не располагая к длительным прогулкам. Надев теплую куртку и надвинув поглубже капюшон, Кьяра обула резиновые сапожки, закрыла лавку и с неизменной сумкой на колесиках отправилась на рынок в Сан-Поло.
Сегодня Кьяре повезло, и она добралась почти до самого рынка Риальто, ни разу не услышав от немногочисленных туристов ни одной навязчивой просьбы подсказать дорогу. Усилившийся ветер зло бросал мелкую морось в лицо, забиваясь даже под глубокий капюшон куртки.
Она уже почти затерялась в толпе среди прилавков, ящиков с товаром и выискивала глазами знакомых торговок, с которыми всегда можно было выгодно поторговаться, а заодно узнать последние сплетни, когда услышала негромкий мужской голос за спиной:
– Синьорина, пожалуйста, подскажите, как найти Калле-де-Ла-Малвасия? Мне нужно вернуться в свой отель…
Кьяра, по обыкновению, хотела сделать вид, что не расслышала просьбы. Но внезапно поняла, что не может. Удивившись сама себе, остановилась и, обернувшись, посмотрела на незнакомца.
Он выглядел совершенно заурядно. Настолько заурядно, что подошел бы под описание сотни или двух мужчин, чуть выше среднего роста, возрастом от тридцати до сорока. Какого-то неопределенного цвета плащ-дождевик, то ли темно-серый, то ли темно-синий, смешные ярко-желтые прорезиненные сапоги выше колен. Такие продают на площади Сан-Марко незадачливым туристам, которых в сезон аква альта угораздило совершать пешую прогулку в кожаной обуви.
Но глаза… Кьяра вдруг ощутила неясную тревогу и странную слабость в коленях. Взгляд незнакомца совершенно не вязался с его внешним видом и виноватым выражением лица. Будто из-под этой серой обыденной человеческой оболочки на нее взглянула какая-то иная, древняя, зловещая сущность. Кьяра несколько раз моргнула, пытаясь прийти в себя, и наваждение исчезло. Незнакомец смотрел на нее все так же умоляюще, словно провинившийся пес.
– Ну так, синьорина… – продолжил он, – мой отель. Он называется, – мужчина полез в карман и достал помятый листок, – «Ка Сан-Поло». Калле-де-Малвасия, двадцать шесть, девяносто шесть. Куда мне идти? Пожалуйста!
Турист говорил на венецианском диалекте, чисто, почти без акцента, но как-то слишком уж правильно. Этот язык явно был для него неродным.
– А что, у синьора нет путеводителя? – раздраженно спросила Кьяра.
– Конечно, есть, – с энтузиазмом ответил незнакомец, – вот!
И он протянул ей книжку в ярко-зеленой обложке, на которой Кьяра прочитала: «Тициано Скарпо «Венеция – это рыба». Под названием был крупно напечатан отрывок текста: «Куда ты пошла? Выбрось карту! Зачем обязательно знать, где ты находишься в эту минуту?»
Кьяра едва сдержалась, чтобы не расхохотаться этому неудачнику прямо в лицо. Из всех существующих путеводителей по Венеции эта книга меньше всего могла помочь попасть в нужное место.
– Да уж, – процедила она сквозь зубы, – с путеводителем вам повезло.
Незнакомец, заискивающе улыбаясь, развел руками. Кьяре вдруг стало его жаль. Но лишь на мгновение.
– Ну так как, синьора? – взмолился турист. – Куда мне пойти, чтобы найти свой отель?
– Прямо, – махнула рукой наугад Кьяра. – Прямо и не никуда не сворачивая.
– Спасибо, спасибо!
Незнакомец просиял и поспешно зашагал в указанном ею направлении. Кьяра облегченно вздохнула и пошла за свежими помидорами и артишоками. Вернулась домой она продрогшей, рассерженной перебранкой с торговками, которые ни в какую не хотели уступать в цене, причитая о своей тяжелой судьбе и кризисе.
Вечером в гостиной, сидя в старом продавленном кресле, укутавшись по самый нос в теплый шерстяной плед и прихлебывая из фарфоровой кружки подогретое красное вино с корицей, Кьяра слушала бодрое бормотание телевизионного диктора о намечающейся в Венеции демонстрации под лозунгами отделения от Италии, усмехалась глупости политиков и почему-то вспоминала того незадачливого туриста, что встретился ей около моста Риальто.
Засыпая под тихий стук капель по крыше и поскрипывание ставень на окнах, снова видела его странные, черные как смола глаза. А перед тем как провалиться в сон, вдруг подумала, что зря так зло пошутила над ним. Подумала, удивилась. И уснула.
На следующий день Кьяра, как обычно, сидела в своей лавке, перелистывая страницы порядком надоевшего глупого романа и мечтая о том, как хорошо было бы сейчас оказаться где-нибудь у моря, теплого и прозрачного, на белом, прогретом песке.
Надтреснуто дзинькнул колокольчик над входной дверью, и Кьяра взглянула на вошедшего посетителя.
Сбросив с головы капюшон плаща-дождевика неопределенного цвета – то ли темно-серого, то ли темно-синего, на нее смотрел тот самый вчерашний турист.
Медленно поднявшись, она уронила на пол книжку, которую держала на коленях.
– Я последовал вашему совету, – усмехнулся незнакомец.
– И нашли свой отель? – Она почувствовала, как кровь приливает к щекам. Захотелось просто убежать наверх, словно нашкодивший ребенок.
– Не сразу, – хмыкнул гость, вызвав у нее новую жаркую волну стыда. – Но зато я нашел вашу лавку.
– Как? – удивилась Кьяра.
– Неважно, – небрежно отмахнулся незнакомец и добавил: – Простите, я не представился. Виктор Эгле. А вы, синьорина?
– Кьяра Бьерджи, – она произнесла свое имя машинально. Потом подумала, что вовсе не собиралась знакомиться с этим синьором, и поспешила сменить тему: – Что вам угодно?
– Мне нужна маска.
Кьяра наконец-то смогла справиться с удушливой волной стыда и воодушевилась:
– У меня самая лучшая коллекция масок на всей Мерчери! Выбирайте. Если того, что вам нужно, не найдется в магазине, то мой поставщик отыщет для вас практически любую.
– Любую? – Его ироничный тон снова заставил Кьяру смутиться.
Гость прошелся вдоль витрин, деловито разглядывая маски. Кьяра замерла у прилавка, не отрывая от него глаз.
– Нет, – наконец сказал Виктор разочарованно, – того, что я ищу, у вас нет.
– Что же это за маска, которой нет у меня в магазине? – Она почти оскорбилась.
– Моретта. Молчаливая Служанка. – Виктор посмотрел ей прямо в глаза, и отчего-то по спине Кьяры липкими холодными пальчиками пробежался страх.
– Но… эта маска… – слова будто прилипали к ее небу, Кьяра с большим трудом выталкивала их наружу, – не популярна… она… слишком простая…
– Но вы же сказали «любую»?
Гость явно издевался. Но клиент всегда прав, к тому же Кьяра все еще чувствовала свою вину.
– Хорошо, – вздохнула она, – оставьте аванс и номер телефона, по которому с вами можно связаться. Сегодня же я закажу для вас Моретту у своего поставщика.
– Только без халтуры! – строго произнес Виктор. – Дешевые поделки мне не нужны. Я готов заплатить две тысячи евро. Но это должна быть настоящая, качественная работа. А в идеале – антикварный экземпляр, желательно семнадцатого-восемнадцатого века. Конечно же, за такую я готов платить больше. Столько, сколько понадобится. Цена не имеет значения.
Последняя фраза была сказана гостем с такой уверенностью, что Кьяра поняла – он не шутит. В ее голове лихорадочно закрутились мысли о том, что к Франко обращаться с подобной просьбой бессмысленно. Этот косорукий кустарь не сможет сделать такую редкость. Нужно порыться в старых записных книжках дедушки. Может, там найдется адрес какого-нибудь торговца антиквариатом или настоящего мастера, что сможет сотворить Моретту. Маска, по сути, была очень простой. Но ее так давно никто не делал, что осталось мало таких мастеров, что смогли бы придать куску черного бархата или кожи истинную форму Молчаливой Служанки.
Виктор тем временем достал пухлый бумажник из красноватой кожи с золотым тиснением и по одной веером выложил на прилавок десять купюр по сто евро:
– Надеюсь, эта сумма устроит вас в качестве аванса?
Кьяра молча закивала, не сводя глаз с зеленоватых бумажек.
Проводив гостя, она закрыла лавку и зарылась с головой в изучение ветхих, истрепанных амбарных книг, оставленных дедушкой Бьерджи. Будучи педантичным, он тщательно записывал все, что, по его мнению, могло пригодиться его потомкам в нелегком сувенирном бизнесе. Наконец, Кьяра нашла адрес синьора Батти, владельца антикварного магазина в Сан-Кроче. Правда, синьор вряд ли еще был в добром здравии, так как в записях уже упоминался как старик Батти. Но попробовать стоило, так как напротив его фамилии в записной книжке витиеватым почерком дедушки было выведено: «Для особых случаев».
Выписав на листок бумаги адрес, Кьяра отправилась на поиски маски Моретты.
Магазинчик в Сан-Кроче, на ее счастье, еще существовал. И владела им все та же семья Батти. Конечно же, упомянутый ее дедушкой старик давно умер и покоился на острове Сан-Микель. Но его сын Джованни, тоже уже дряхлый, седой как лунь и сгорбленный, принял ее довольно радушно.
– Моретта? – Джованни удивленно приподнял белые кустистые брови. – Кому могла понадобится Моретта? Странно, весьма странно….
– А что в ней странного? – пожала плечами Кьяра. – Маска и маска. К тому же довольно невзрачная.
Джованни пожевал губами и, с трудом встав с кресла, прошаркал к стеллажу со старыми фолиантами, что полностью занимал одну стену небольшой комнаты, служившей ему кабинетом. Долго рылся среди книг, проводя пальцем по корешкам и бормоча что-то себе под нос. Потом вытащил переплетенный в кожу ветхий том.
– Гляди, – проскрипел он, раскрывая перед Кьярой книгу и тыча узловатым пальцем с пожелтевшим ногтем в старинную гравюру, изображавшую венецианку в пышном платье с черной маской Моретты на лице. Из-за ее спины выглядывало существо с рожками, напоминающее черта. – Тут сказано, что маску придумал и изготовил Асмодей, демон похоти и разврата. Надевшая ее, ту самую, созданную демоном, полностью подчиняется его воле. А потом становится одержимой.
– Глупые сказки, – хмыкнула Кьяра. – Обычный кусок ткани или кожи.
– Не скажи. – Старик Батти рассмеялся каркающим смехом. – Эту маску очень ценил Казанова. А еще ее называют Отрадой Мужей. Знаешь, почему?
Кьяра, конечно же, знала особенность маски Молчаливой Служанки. Она полностью закрывала нижнюю часть лица, а чтобы удержать ее, обладательница должна была сжимать зубами особую кожаную петельку, пришитую к внутренней стороне. Тем самым надевшая Моретту дама лишалась возможности говорить и могла общаться только с помощью жестов.
– Послушайте, синьор Батти, – Кьяре начал надоедать этот старик с его сказками, – вы можете достать Моретту? У меня есть покупатель, готовый выложить за маску кругленькую сумму.
Старик посмотрел на нее с прищуром. Кьяре стало неуютно под его цепким, немигающим взглядом.
– Э… – вдруг протянул синьор Батти, хватая ее за левую руку, – да ты, девочка, еще и не замужем!
– А вам-то что за дело? – вспыхнула она, выдергивая руку из похожих на птичью лапу пальцев старика.
– Нехорошо… дзителле, то есть женщина, не имеющая мужа или постоянного мужчины – лакомый кусочек для дьявола… Нехорошо.
Кьяра возмущенно фыркнула.
– Не злись, – примирительно сказал старик. – Есть у меня Моретта. Старинная. Только дорогая очень. Меньше чем за десять тысяч не отдам.
Кьяра прикинула, что со странного покупателя можно будет вполне запросить двойную цену, и кивнула:
– Идет! Могу оставить аванс. После продажи принесу остальное.
Старик недоверчиво поджал губы. Потом сказал:
– Хорошо. Ты внучка Фабио Бьерджо. Я тебе доверяю.
Синьор Батти снова кряхтя встал с кресла. Дошаркал до старого шкафа с дубовыми дверцами, открыл одну и долго рылся в его темном нутре. Достал деревянный ящик, закрытый на изящный кованый замок.
– Вот она.
Кьяра подошла и осторожно взяла в руки тяжелый ящик. Поставила на стол, открыла замок и откинула крышку.
На алой бархатной подкладке лежала маска Моретты, сделанная из черной кожи тончайшей выделки. Она действительно была старинной. К более поздним уже начали приделывать ленты для крепления на лице.
Кьяра бережно перевернула маску. На внутренней стороне на уровне рта была пришита кожаная петелька.
Вечером она позвонила по оставленному Виктором телефону. Он ответил сразу, будто ждал ее звонка:
– Синьорина? Вы достали мне маску?
– Да. Как вы просили. Антикварная. Можете забрать.
Отчего-то ей хотелось побыстрее отделаться от этого ящичка с маской.
– Отлично. Только я прошу вас привезти мне Моретту в отель. Я плохо знаю город. Боюсь снова заблудиться. А венецианцы не очень-то дружелюбны.
Кьяре опять стало стыдно:
– Хорошо. Я привезу. Но вы даже не спросили цену?
– Цена не имеет значения. Вы получите ту сумму, которую назовете. Сразу и наличными. Надеюсь, название отеля вы помните. Номер тринадцать. Жду.
Кьяра услышала в трубке короткие гудки. Вздохнула и, взглянув в окно на стремительно наливающиеся темнотой, будто чернилами, ранние сумерки, пошла наверх. Глянула на свое отражение в мутноватом зеркале. Любимые старые джинсы и растянутый бесформенный свитер вызвали глухое раздражение. Отчего-то ей захотелось выглядеть по-особенному. Она надела свое лучшее платье, заколола светлые, как у истинной венецианки, волосы в высокую прическу, а вместо простого серебряного крестика, с которым не расставалась уже почти тридцать лет, с самого детства, – золотую цепочку и бабушкины серьги с опалами. Она уже и не помнила, когда доставала их в последний раз. Решительно отставила в сторону резиновые сапоги, которые никак не вязались с ее нарядом, и обула изящные сапожки на высокой шпильке.
В такой обуви нечего было даже думать идти пешком до «Сан-Поло». Тем более что сделка обещала завидный куш и жалеть о потраченных десяти евро было глупо. Кьяра отправилась на стоянку водного такси.
Порывистый ветер обнял ее ледяными ладонями, бесстыдно разметал полы плаща, погладил по коленям, сразу же озябшим под тоненькой сеточкой чулок. По краям канала уже зажглись фонари, и на черной воде дрожали желтые блики. Темное низкое небо, затянутое облаками, все так же сеяло мелкую водяную пыль. Сиденье небольшой моторной лодки было влажным, и вскоре Кьяра совсем продрогла, пожалев, что вырядилась как на свидание.
Под мостом Понте-дель-Тетте, в старинном квартале Красных Фонарей, лодка, наконец, замедлила ход и вскоре причалила. Кьяра расплатилась с лодочником и, прижимая к груди ящик с маской, поднялась по четырем мокрым каменным ступеням.
Отель, в котором остановился синьор Эгле, оказался совсем небольшим, всего в два этажа. Кьяра подумала, что такой богатый господин мог бы снять номер в «Центурион Палас», с видом на Гранд Канал, а не в таком захолустье. Отели тут были скромнее, а у местных этот район и вовсе пользовался дурной славой. Не зря в старину здесь жили только куртизанки.
За стойкой никого не оказалось. Кьяра поднялась по узкой лестнице на второй этаж и постучала в дверь под номером тринадцать.
– Открыто, входите, – раздался знакомый голос.
Номер оказался тесноватым, но чистеньким и по-своему уютным. Настолько, насколько может быть уютной гостиница.
Кьяра осторожно поставила ящик на стеклянный столик. Виктор нетерпеливо открыл замок и откинул крышку:
– Великолепно. Это она… Моретта. Та самая…
Он нежно погладил гладкую кожу маски.
– Двадцать тысяч. Вы обещали наличными.
Кьяре не терпелось поскорее убраться отсюда. Глухое, неясное чувство тревоги ворочалось в груди, царапаясь острыми краешками. Этот человек пугал ее, заставляя сердце больно колотиться о ребра, а горло пересыхать.
– Конечно. Минуту.
Виктор достал из пиджака бумажник и начал нарочито медленно отсчитывать купюры. С усмешкой протянул их Кьяре. Та почти вырвала деньги из его рук и спрятала в сумочку.
– Прощайте, синьор Эгле. Мне пора, – произнесла Кьяра внезапно севшим голосом и подала ему руку.
Виктор сжал ее ладонь, а потом вдруг поднес к губам. Кьяра вздрогнула.
– Синьорина окажет мне еще одну любезность? – произнес он вкрадчиво.
Кьяре показалось, что по ее телу от того места, где ее кожи коснулись губы Виктора, начал расползаться жидкий огонь.
Она не поняла как, но Виктор вдруг оказался у нее за спиной, а маска Моретты – в его руках. Он поднес ее к лицу Кьяры и шепнул на ухо:
– Примерьте. Я так хочу увидеть ее на вас.
Она хотела закричать «Нет!» и убежать. Но ноги будто налились свинцом… руки безвольно повисли… голова закружилась…
Теплая, словно живая, кожа маски коснулась ее лица. Пространство вокруг съежилось до узких прорезей. Дышать стало тяжело, накатывала паника, и нестерпимо хотелось сорвать с себя маску, страстно льнущую к щекам, лбу, подбородку. Но тело больше ей не принадлежало. Губы сами приоткрылись как для поцелуя. Зубами она сжала кожаную петельку, ощутив странный солоноватый привкус.
По шее, щекоча, скользнуло что-то, словно раздвоенный змеиный язык. Пальцы Виктора больно впились в плечи, став острыми когтями.
Соскользнул на пол плащ… Раздался треск рвущейся ткани… Обрывки платья упали к ногам…
Пламя охватывало ее, впитывалось в кожу, текло по венам, пылало в груди, сжигало горло. Она сгорала, словно ведьма на костре аутодафе, но боли не было. Только дикое, темное, звериное возбуждение…
Кьяра закрыла глаза. Безвольная, немая, готовая на все…
Утром, обнаженная, очнулась в гостиничной постели, смятой и пропахшей развратом. Тело ломило, на коже вспухли багровые синяки, сочились кровью глубокие царапины. Голова была тяжелой, как после похмелья. По полу разбросаны клочья разорванной одежды. Запахнувшись в оставшийся невредимым плащ, Кьяра неверной походкой спустилась вниз, к стойке портье.
Юноша в белой рубашке и бабочке скользнул безразличным взглядом.
– Синьор из номера тринадцать уже ушел?
Сама не узнала свой голос, хриплый, чужой. Горло болело, словно в него насыпали битого стекла.
– Синьорина, в нашем отеле нет номера тринадцать, – удивился портье.
Потом, посмотрев на нее внимательнее, испуганно спросил:
– С вами все в порядке?
Кьяра не ответила. Тот адский огонь, что вчера обжигал ее кожу, теперь бушевал у нее внутри. Незнакомая, необузданная сила наполняла ее, бурлила, ища выхода, пробуждая самые темные желания.
Прижав палец к губам, словно призывая к молчанию, она шагнула к оцепеневшему юноше…
