Книга: Мент, меч и муж
Назад: Глава 3 Два меча
Дальше: Глава 5 Мент и кровавая заря

Глава 4
Мент на службе

 

 

Здесь и сейчас

 

Честно говоря, я плохая мать. Это неоспоримый факт, установленный опытно-экспериментальным путём. Начать с того, что у здешних женщин к тридцати двум годам образуется по пять-шесть отпрысков, у меня же один сын, которому я — куда деваться? — не уделяю должного внимания. Да чего там — я о способах заточки оружия знаю больше, чем о любимых конфетах дитяти. В свои неполные пять Риан самостоятельно доводит до белого каления нянек, уже учится фехтовать детским мечом, а Нен-Квек, отец единственного нынче стражника-кехчи и соратник мужа, обучает мальчишку стрелять из всего, подвернувшегося под руку, и пакостить. В последнем оба преуспели, но я спокойна. Кехчи скорее умрёт, чем позволит нанести вред сыну хозяина. А убить Нен-Квека не так просто. По крайней мере, у тридцати известных мне мертвецов не получилось.
Когда Нен занят, малыш иногда проводит время в здании городской стражи, чаще всего в кабинете Крима-старшего. Или запускаем его в камеру вещественных доказательств, он там играет: обрисовывает ветхие долговые расписки, примеряет кожаные куртки с дырками на груди, с воинственным визгом размахивает дубинками. Иногда я или Роннен — или ещё кто-нибудь — проверяет, как у мелкого дела, мимоходом показывает "любопытный" удар, и тогда у ребёнка наступает счастье. Махать крепкими тяжёлыми предметами он может бесконечно. Ну, полчаса точно может.
Оружие посерьёзней мы храним отдельно. Как ни крути, а если боевая секира, упав с полки, оттяпает Риану ногу, то будет у нас одноногий наследник. Муж собирается учить малого фехтованию с шести лет. Вот только зря он это сказал при Риане. Теперь сынуля считает дни — время от времени спрашивает, сколько осталось. И не успокаивается, пока не назовут точную цифру!
Моё участие в воспитании отпрыска ограничивается торопливыми поцелуями, строгим: "Ну разве так держат рогатку? Дай, покажу… И не смей стрелять по людям, пока не научишься, не позорь семью!" и объяснениями с няньками. О правилах общественной морали буду говорить с ребёнком, когда подрастёт — сейчас бессмысленно.
Иногда в голову лезут дурацкие мысли. Типа, действительно ли я люблю сына. Люблю, дело не в этом. Просто я плохая мать, занятая вместо игрушек и пелёнок трупами и беготнёй по свидетелям.
Но всё же не настолько плохая, чтобы не обратить внимание на деловитого сына, топающего по коридору в направлении моего кабинета. Сама я как раз выходила перекусить.
Нянька едва успевала за малышом. Мне всегда было интересно, почему здесь в няньки идут исключительно раскормленные коровы? Возможно, детишки с младых ногтей приучаются вести себя прилично? Ой, вряд ли…
Что странно — Нен должен зайти к мальчику вечером, и сам Риан об этом прекрасно знает. Смутное представление о дисциплине ему внушить удалось.
— Эй, ребёнок! — сын обернулся. Радостно заулыбался, кинулся ко мне.
— Уж простите, госпожа Иана, — затараторила нянька, — совсем с этим сорванцом покоя нет. Выдумал, понимаете, дядьку какого-то, всё твердит, будто разговаривал с ним…
— Молчи! — и когда мальчишка успел перенять властные ронненовские нотки в голосе? Неважно. Сердце у меня пропустило такт.
— Ты видел дядю, Риан?
— Ага! Он мне дал вот! — малец разжал кулачок. Теперь в висках забухало. На запачканной ладошке лежала конфета.
Обычная.
"Красная Шапочка".
Я уже и забыла, как они выглядят.
Спокойно, Яночка. Кажется, здесь пахнет палёным. Не ори.
— Разве я не говорила тебе, Риан, что брать сладости у незнакомцев нельзя?
— Да. Но это… — ребёнок подумал и по слогам отчеканил: — До-ка-за-тель-ство!
Хороший мой!
— Разумно. Молодец. Знаешь, я думаю, папа должен узнать о злом дядьке.
— Да!
— Подождите нас здесь, — няньку водворили в мой кабинет, а мы с сыном направились разыскивать господина начальника стражи. Нашли быстро: Роннен отчитывал в караулке новеньких. Пламенная лекция о недопустимости кражи петуха у отдельно взятой домохозяйки, которая заявила о мерзких стражниках, раздув убытки до внезапно передохшего птичника солидных размеров. Даже сын заслушался. И правильно: наследнику Кримов негоже воровать петухов, а особенно негоже на этом попадаться.
Может, ребёнок уже дозрел до объяснения принципов цивилизованного сосуществования?
Завершив лекцию мощным аккордом, клеймящим гнусных расхитителей частной собственности, супруг царственным жестом отпустил виновных. Затем уставился на нас.
— Есть разговор, — мрачно уведомила я.
— Идём ко мне, — Роннен всегда умел уловить серьёзность происходящего.
Вначале говорил сын. По его словам, неведомый дядька подошёл, когда он, Риан, играл в кораблик. Ну да, есть тут в парке фонтан, да и рубашка не слишком ещё высохла. Куда нянька смотрит? Уволю, как есть уволю!
Или не стану? В конце концов, малышу нужно развлекаться.
Дядька заговорил с Рианом. Назвал его папу храбрым, маму умной, а его самого — достойным отпрыском древнего рода. Спросил, стоит ли позорить честь упомянутого рода, плескаясь в фонтане, будто простолюдин? Сын понял плохо, но из воды вылез. Тогда дядька дал конфету и спросил, не хочет ли мальчик посмотреть на настоящий меч, острый-преострый? Вместо ответа наш золотой ребёнок громко завопил, и незнакомец исчез.
Правильно мы наследника выучили! А няньку я точно уволю. Риан довольно уверенно утверждал, что толстопузая корова заснула. Конечно, стопроцентной веры у меня даже родному сыну нет, но как иначе объяснить, что эта клуша отрицала появление мужчины? Вот так и объяснить: задремала, а теперь боится за службу. Понимает ведь: по голове мы с мужем её за такое не погладим.
Я вкратце объяснила происхождение конфеты.
— Риан, а ты помнишь лицо дядьки?
— Дядька, — пожал плечами сын. Сморщил нос, чихнул и задумчиво добавил: — Бородатый.
— А во что был одет?
Расспрашивали мы долго, но особых результатов это не принесло. Впрочем, рассчитывать на словесный портрет не приходилось с самого начала. Роннен нервничал, я тоже. Риан светился: нечасто родители уделяли ему столько внимания. Под конец даже робко предложил поиграть.
— Хорошо, — неожиданно согласился муж. — Давай-ка я тебя подкину!
Под визги счастливого ребёнка я думала. В голову не приходило ничего путного. Посему, когда малыша сплавили срочно вызванному Нен-Квеку, спросила Роннена о первом, что пришло в голову:
— Из столицы новости есть?
Муж ответил не сразу. Задумался, едва заметно пожал плечами.
— Сплетни. Ничего, что могло бы касаться нас. По крайней мере, на первый взгляд.
— А на второй?
— И на второй тоже… В Замирье, где-то в третьем круге, намечается мятеж, но всё это пока страшно далеко и столица спокойна. Интересно, когда-нибудь они на собственных ошибках начнут учиться? Четыре гражданских войны из пяти начинаются мятежом в глухомани!
Я честно попыталась вспомнить запутанную карту Великого Патроната, раскинувшегося во множестве миров. Должно быть, жалкие умственные потуги отразились на моём лице слишком явно. Супруг вздохнул, достал стеклянный шар, провёл рукой над блестящей поверхностью. Внутри прибора заклубился синий дымок, постепенно складывающийся в запутанный лабиринт.
— Вот микрокосм столицы и прилегающие миры. Это — Межевой Пояс, дальше идут окраинные провинции. Мы вот здесь, в Северном протекторате. А сюда и сюда — проходы в Замирье. Глушь редкостная, ещё гаже, чем места, где мы с тобой познакомились.
— Ну, не то чтобы я считала те места дрянными… Слушай, а где мой мир?
Роннен странно на меня посмотрел.
— Здесь он не указан. Иная реальность. И если бы я знал туда проход, сам бы съездил и заблокировал.
Когда-то в незапамятные времена Айсуо пытался объяснить разницу между другим миром и иной реальностью. Получалось что-то несусветное: дескать, параллельные миры лежат в одной плоскости, между ними имеются проходы, а параллельные реальности вовсе не параллельны, а перпендикулярны… Понять такую задуренную космогонию было выше моих скромных интеллектуальных возможностей. Я просто её приняла, как есть. А ещё поняла, что жители Патроната боятся выходов в это перпендикулярное пространство. Дескать, образуются червоточины в структуре мироздания. Айсуо ещё говорил много умных слов, и в целом в моей голове нарисовалась картина миров магических и технических, которые не должны соприкасаться. Тем не менее, иногда реальности состыковываются (методику здешние учёные так и не сумели воссоздать). Тогда можно перемещаться туда и обратно.
Теоретически можно. На практике такие ходы заделываются сразу, как только их кто-либо обнаружит и сообщит по инстанциям. Собственно, дырку, в которую меня выбросил Айсуо, уже заварили. Или заклеили. Или что они там делают с дырками, эти представители местной аристократии…
Человек, угостивший сына конфетой, нашёл, выходит, новый канал перемещений.
Понятно, почему волнуется Роннен Крим, двоюродный племянник Великого Патрона. Мы с ним много разговаривали о культуре и науке нашего мира. Провезти сюда особо ядрёную бомбу, рвануть, не предупредив местных магов — и вуаля, неизменно превосходный результат…
— Итак, мятеж в Замирье. Что-то ещё?
— Политика, — скривился дражайший супруг. — Патрон Межевого пояса умирает. Ну, год ему остался, может, два. Естественно, плетутся интриги. Но я выбыл из этой драчки так давно, что не все аналитики включат меня в расчёты.
Да уж. И выбыл ты, любимый, не только из-за опалы, но и вследствие неравного брака. Маленький Риан не может надеяться на положенное несовершеннолетним родственникам Великого Патрона казённое содержание, а потом — на хлебную государственную должность. Кровь его недостаточно чиста. Хорошо ещё, я на момент помолвки была лично свободной женщиной, даже вассальную присягу могла принести. Обычное дворянство удалось спасти.
Муж на эти соображения обычно пожимает плечами и небрежно говорит: "Я обеспечу нашему сыну будущее".
В общем, верю. А без столичных балов Риан перебьётся. Не во всякое змеиное гнездо стоит соваться, даже если там проживают твои родственники.
Иногда мне кажется, что я, помимо прочего, ещё и плохая жена. Но эта мысль в голове не задерживается: ложных комплексов вины мне не нужно, хватает реальных поступков, о которых приходится горько сожалеть. Роннен Крим не был юношей бледным со взором горящим, когда делал мне предложение. Не был он также пьяным, околдованным и раненым в голову. Знал, кого хочет сделать спутницей жизни, просчитал реакцию старых друзей и недругов ещё тогда — и всё равно попросил моей руки. Поэтому все претензии — к нему.
Любимый задумчиво продолжал вещать:
— Несколько дуэлей между знатными господами, одна — со смертельным исходом. Победитель выслан куда-то в Паучьи отростки. От нас довольно далеко, да и я не переходил дорогу Тайгену Барриору, поэтому месть с его стороны исключена. Кроме того, Барриор просто не станет соваться в иную реальность. Ну, какие ещё известия? Цены на хлеб там поднялись…
— Да, негусто. Если вдруг всплывёт что интересное — сообщишь?
— Разумеется, любовь моя. Клустициус и Лёнбор совместный отчёт написали, читать будешь?
— Давай, любовь моя! — благоверный еле заметно усмехнулся в ответ на подначку, протянул кипу исписанных бумажных листов. Так… в общих чертах, всё то же, что и в устном докладе. Следы внутренней непосредственной магии подтверждены, результаты анализов… края раневого канала… состав эликсира…
— Роннен, а какой силы должен быть живой меч, чтобы его магию не забил эликсир на основе многоклобуковой вилиссы, экстракта чилибухи и вина блауер бургундер?
Кажется, муж моему выводу не удивился.
— Намного сильнее Айсуо, хотя с твоим мальчишкой и не поймёшь… Но в обычном понимании — сильнее. Пожалуй, уровня моего Янтарного льда. Или выше.
— То есть, его владелец — Рыцарь трона?
— Ну, зачем так сразу… Может, топтун. Может, просто сильный воин. Другое дело, что мечи такого класса я знаю все. Их около сорока. А значит, знаю и владельцев. Да ты тоже половину из них видала. И мы, если память мне не изменяет, достигли с господами из столицы соглашения…
Эх, дорогой, лучше бы она тебе с кем-нибудь изменила. Уж больно неприятно, когда договорённости по высшим или низменным соображениям летят в выгребную яму!
— А они знают, как умер Дейвин?
— Ваирманг знает, — Роннен оскалился. — И обещал позаботиться о сохранении тайны. Остальным незачем.
Снова тупик.

 

Таверна "Медведь и сокол", семь лет назад

 

Младенца из рук выхватили сразу же, как только мы завернули за угол. Ящер неприятно оскалился:
— Л'чше я п'ньесу.
Да пожалуйста. Уж я-то знаю: стоит мне захотеть, и Айсуо тут же очутится в руках.
Или нет?
В любом случае, в пистолете ещё два патрона, а на него покушаться не стали.
Направлялись мы в квартал, куда я бы сама не сунулась. Не имею дурной привычки в одиночку шляться по притонам. Вот с патрулём можно… если нужно.
Вместо патруля у нас нынче мрачный кехчи, а в роли арестованной — я. Однако же причудливо тасуется колода…
Нет двух одинаковых городов, как и двух одинаковых людей. И нет в одном городе двух одинаковых кварталов. Порой за благообразными фасадами скрывается крысятня; бывает, что в покосившихся халупах встретишь чистую и непорочную любовь. Хотя в хибарах непорочную любовь, конечно, встречаешь реже, чем во дворцах — обстановочка для романтики неподходящая. Но местам, по которым мы шли, и не пытались придать какое-то благообразие. Так опустившийся алкаш не скрывает подбитого глаза и сальных пятен на рубахе — ему всё равно.
Вонь разложения, сладкий запах гнили, от которого к горлу подступает тошнота, что-то кислое… Слизь на потрескавшейся стене дома. Ребёнок, играющий с облезлой кошкой. Лохматая бабища неспешно ощипывает ворону, даже не пытаясь отогнать мух. Мычание — не отчаянное, а какое-то деловое: нечто без пола и возраста, измазанное донельзя, пытается выбраться из канавы. За ним серьёзно наблюдает тоненькая большеглазая девочка, время от времени швыряя камешки прямо в физиономию неряхи. Весёлые места, что и говорить.
С этой стороны город был укреплён ещё хуже: половину камней ушлое местное население из стены выколупало и на заборы растаскало. Вряд ли стражники каждую ночь обходят здешние улицы. Разве что десятой дорогой. Интересно, какой дорогой можно обойти улицу?
Кехчи подошёл к… хм… строению. Двухэтажному. Каменному, ага. Ну очень высокий сарай с маленькими бойницами — назвать их окнами у меня язык не повернётся. Это они стену сюда не разбирая уволокли, что ли? Дверь узкая, над ней — пара окон… н-да. Похоже, стену точно сняли с одного места и засунули на другое. Уж больно бойницы грамотно расположены — слепых зон почти нет. Или просто строил мастер. Такой сарайчик штурмовать — роту ОМОНа положишь почём зря.
Над дверью вывеска: поднявшийся на задние лапы медведь, у которого над головой парит… птица. Топтыгина узнать ещё можно: реконструкторы у нас в N-ске любят лепить куда попало гербы позаковыристее. Так что это медведь, а не лев и не кобыла. А вот пернатое чудо я идентифицировать не смогла.
Ящер кивнул мне на дверь. Ну, конечно, сам открывать не собирается. Что логично: стукнуть по голове сзади в случае чего намного легче, чем спереди. Впрочем, бежать я и не думала. Только не здесь. Кехчи в этом гадюшнике то ли свой, то ли успешно притворяется, а на одинокую женщину охочие всегда найдутся. От одного, допустим, отобьюсь. Ну, от парочки. А дальше?
Прохладное дерево под руками. Темнота за входом. И наверняка за дверью кто-нибудь следит: незваный гость не сможет сразу разглядеть, кто сидит в здании. Фора в пару секунд, но их слишком часто оказывается достаточно.
В нос бьёт запах дрянной еды. Таверна, конечно же. Кехчи несильно подталкивает в спину. Глаза привыкают к полумраку: ага, вот тут лестница на второй этаж. Сюда, значит.
— Впьрь'од…
Хорошо, уже иду. Ступени не скрипят, хорошие такие ступени, надёжные. Косой взгляд налево, на общий зал: ни одна зараза не смотрит в нашу сторону. Очень старательно отводят глаза и что-нибудь жуют. Плохо. В голову лезут всякие глупости типа "никто не узнает, где могилка моя". Гоню их прочь.
На втором этаже узкий прямой коридор и ряды дверей. Похоже, "Медведь и какой-то птеродактиль" — это постоялый двор для избранных.
— Сьюд'а…
Комната производит неожиданно хорошее впечатление. Чистая, хотя и темноватая. Большая. Пять узких застеленных кроватей, у окна валяется тюфяк, у двери друг на друга сгружены три соломенных матраса. Бойница очень узкая, вдобавок, затянута мутной плёнкой — не вылезу. Да, и не собиралась, но всё равно грустно. Люблю иметь в запасе отходные пути.
— Н'адо жд'ать. Йессть будьешшь?
А почему бы и не отобедать на халяву?
— Буду.
Кехчи выглянул в коридор, что-то крикнул. Через несколько минут появился угрюмый мужик с подносом. Вполне пристойная похлёбка, пара ломтей хлеба, чесночина, дрянное пиво…
Пиво я отставила, остальное умяла за милую душу. Ящер всё это время молча меня разглядывал. Его мимика оставалась тайной за семью печатями, ну не разбираюсь я в рептилиях. Что-то он для себя решал. Вертел Айсуо так и эдак (я дёрнулась, когда младенца перевернули головой вниз), шипел и щёлкал. Когда с едой было покончено, снова позвал подавальщика и поднос убрали. Дальше сидели молча. Я расслабилась, даже задремала. Всё равно не убегу, когда ещё высплюсь — неизвестно, так хоть отдохну немного.
Скрип двери заставил вскинуться. Предупреждающее шипение слева — да успокойся же, ящер, никто не собирается бросаться твоему хозяину на горло! Нарочито медленно и спокойно я уселась обратно на кровать, потёрла ладонями глаза. Украдкой зевнула. И пригляделась к вошедшему.
Передо мной стоял тот самый человек, который предъявлял права на загнанного в угол ящера. Ну, не то чтобы я кого-то другого ожидала… Теперь его можно было разглядеть поподробнее. Рост — около ста восьмидесяти сантиметров, плечи широкие, волосы густые, прямые, ниже плеч, пробор посередине, цвет волос — тёмный, с проседью, цвет глаз в полумраке комнаты не разобрать, но, вроде, карие. Лицо овальное, нос прямой, с едва заметной горбинкой… Таблица словесного портрета потихоньку заполнялась в голове. Лоб прямой высокий, брови дугообразные, мент ты, Яна, и ментом помрёшь, рот средний, уголки губ опущены… Когда-то я искренне удивлялась: как можно красивого мужчину описывать сугубо протокольными терминами? Давно удивлялась, ещё в школе. Вот так и можно, запросто. "Красивый" — это термин субъективный, каждый создаёт собственный идеал, в Индии, вон, вообще толстые мужики ценятся. Телосложение, кстати, крепкое, атлетический тип…
На описании одежды я споткнулась. Ну, штаны, больше похожие на колготки, если честно. Тут большая часть мужиков в подобном ходит, так что мой новый знакомец только следует местной моде. Сапоги. Поднимаем взгляд выше — видим интересную вещь: стёганый серый вроде бы жилет, но с длинными рукавами и кожаными накладками на плечах. Из-под него высовывается ворот серой же рубашки, а поверх — чёрная накидка до колен с разрезами по бокам. Наверняка для всего этого то ли великолепия, то ли безобразия существуют специальные термины, однако я их не знаю. Ну вот не изучали мы в Институте внутренних дел средневековую одежду! Эх, и почему я на историка не пошла?
Потому что в университете у отца связей не было, а в ментуре — были. И вообще, какая сейчас разница? Важно совсем другое: глаза у вошедшего холодные и оценивающие. А движения — плавные и очень-очень уверенные. Осторожнее, Яночка, перед тобой опасный тип. Судя по спокойному поведению там, в переулке — не истерик. С одной стороны это здорово, с другой — как знать…
— Как тебя зовут?
Угу, не истерик точно. Голос тихий, но властный, приказывать явно умеет и привык. Ну, учитывая двух кехчи, удивляться нечему. А ответить лучше быстро.
— Яна Герасимова. Герасимова — это… родовое имя.
— Идём со мной.
Встаю. Идём. Айсуо остаётся у кехчи — плохо. Спускаемся на первый этаж, потом ещё ниже — то ли погреб с кучей мелких кладовочек, то ли подземные апартаменты. Холодно, я невольно ёжусь. В тот же миг накидка похитителя оказывается на моих плечах.
— Спасибо.
Ответа нет. Заходим в одну из дверей. Там, на земляном полу, валяется уже знакомый мне труп. Широкоплечий красавчик хмурится, жестом велит подойти поближе к телу.
— Как он умер?
— Убили. Топором, — боюсь, раздражение в моём голосе всё же прорывается. Я ведь уже всё объяснила! И даже если незнакомец на публичной лекции не присутствовал — не маленький ведь, может всё сам разглядеть. Воину объяснять прописные истины — последнее дело.
— Когда?
Присаживаюсь на корточки рядом с телом. Был бы покойный из нашего мира — сказала бы, что кавказский тип внешности. Трупное окоченение не разрешилось, пока держится на самом пике. Температура днём была довольно высокой, ночь же выдалась прохладной, стало быть, учитываем средний показатель. Мёртв не менее двенадцати часов? Смотреть трупные пятна нет смысла — тело переворачивали, таскали с места на место и вообще всячески затрудняли работу следствия. Хорошо хоть не сгибали, а то и окоченение можно было бы коту под хвост послать.
Что ещё? Старые шрамы, а свежих следов борьбы нет. Внимательно осматриваю лицо. Никаких потёртостей в уголках губ, никакой синюшности — рот не затыкали, дышал мужчина перед смертью свободно.
Провожу рукой по щеке покойника. О, а вот и шанс разобраться поточнее!
— Не знаете, когда он последний раз брился?
Взгляд красавчика становится ошарашенно-недоумённым.
— Нет. Могу спросить.
— Спросите. Это важно.
Вопреки распространённому мнению, волосы после смерти не растут. И гладкие щёки вкупе с чуть-чуть, самую малость колющимся подбородком могут многое рассказать о времени смерти.
Полумрак слегка рассеивается, и призрачная фигура кивает, а затем просачивается сквозь дверь. Замечательно. У моего мальчика против этого типа нет шансов — если предположить, что габариты играют роль и в мире призраков.
Очень хочется курить.
— Кто его убил?
Замечательно. Я так похожа на ясновидящую?
Молча пожимаю плечами. Игнорировать раздражённую тень, мелькнувшую на лице похитителя, рискованно, поэтому пытаюсь объясниться.
— То, что я делаю — наука, а не волшебство. Выучка. Меня учили расследовать убийства. Но там, где меня учили, есть специальные… — понимаю, что подходящих слов в здешнем языке нет, — люди, которые производят вскрытие тела и особыми приборами исследуют внутренности. Я же могу только приблизительно назвать время смерти и кое-какие приметы напавшего. И то, если повезёт.
Возвращается призрак. Сообщает, что Тельвис — очевидно, покойника звали так — брился сразу после ужина. И что вышел "до ветра" спустя примерно три часа. Точного времени никто не помнит. Я напрягаюсь: значит, давно стемнело…
— Его убили до полуночи. И труп перенесли.
Нет, всё-таки умыкнувший меня тип — явно большая шишка! Вроде бы, только взглянул, но язык сам развязывается.
— Я была в харчевне, куда зашёл ваш Тельвис и с ним — два кехчи. Видела, как они ели.
— И они тебя видели, — нехорошо ухмыляется призрак. Безразлично пожимаю плечами.
— От харчевни до той улицы, где нашли труп — часа два ходу. Если бы убили на рассвете — щетина была бы значительно гуще, да и окоченеть тело вряд ли за такой срок успеет. Вышел он… ну, берём четыре часа после ужина. Вот как вышел, так и убили. Где ночью держали — не знаю, я не волшебница, но утром подкинули к тому дому.
— Почему утром? — заинтересовался красавчик.
— Место ярмарочное. Патрули ходят. А обнаружили только сейчас. Кстати, в качестве рабочей версии можно принять, что убивал или местный, или человек, в распоряжении которого имелся график патрулирования. Если он здесь, конечно, есть.
Мой похититель хмыкает.
— Есть.
— Ну, вот. Не фонтан, признаю, но уже хоть что-то. Тельвис высокий, так что, судя по ране, убивал его или человек одного с ним роста, или очень длиннорукий. А дальше — извините: где его прятали, без спецсредств я вам не скажу. Следы давно затасканы.
Изучающий взгляд.
— Хорошо. Идём наверх, там поговорим.
Мотаться туда-сюда мне не нравится, но с этим типом не поспоришь. Возвращаемся в комнату на второй этаж. Там уже полно народа, но одно движение тёмной брови — и все выметаются, кроме двух кехчи. Грамотно выходят, без толкучки. Сработанная команда. Кехчи рассаживаются по углам, вроде бы, на нас и внимания не обращают, но знаю я такую расслабленность. Шевельнуться не успеешь — уже скрутят.
— Теперь поговорим о тебе.
Мановение руки. Младенец превращается в меч, а Айсуо трепыхается в руках широкоплечего призрака. Одно движение — и шея мальчишки будет сломана.
Спокойно, Яна. Не заводись.
— К чему это? — смотрю на красавчика очень удивлённо. — Я могу ответить на ваши вопросы добровольно, господин…
Собеседник улыбается.
— Роннен Крим. Крим, — в голосе едва заметная издёвка, — это родовое имя.
У Айсуо на мордашке написано отчаяние. Я налетела на большого босса из Великого Патроната? Похоже, да.
— Господин Крим, хорошо. А мальчик здесь ни при чём. Зачем его мучить?
Дружелюбие из меня так и прёт. Даже забавно. И немного противно. Я ещё не знаю, что расскажу этому типу, сколько процентов правды будет в истории, если вообще будет. Я знаю лишь, что шантажировать детьми подло.
Хотя здешние парни вполне могут считать Айсуо взрослым.
Физиономия моего похитителя ничего не выражает.
— Видите ли, леди… Иана, я не могу утверждать, будто близко знал прежнего хозяина… этого мальчика, — похоже, Роннен Крим забавляется. И злится. Причём одновременно. — Но я абсолютно уверен, что его хозяином был юноша из хорошей семьи. Мой дальний родственник по материнской линии. Вас же мне, увы, ранее встречать не доводилось. Тем не менее, Илантир утверждает, будто вы в нарушение всех возможных законов являетесь полноправной хозяйкой… этого. С присягой на крови, как положено. Вы не видите в нарисованной картине противоречий, моя леди?
Ну вот, момент истины. Стрелять или рассказывать?
Два патрона на троих, без учёта живого меча Илантира, который, похоже, замочит Айсуо и не поморщится. Стрельба отменяется.
Я вздохнула.
— Долгая история, лорд Крим…

 

Ну, вот и проверили, на самом ли деле говорить правду легко и приятно. Ни то, ни другое. И Айсуо жалко: на него все смотрели, как на предателя. Им бы предложить живым лечь в могилу — пусть даже друга, пусть господина! Хотя эти могут…
— Никадос Ньекли, — голос Роннена Крима абсолютно спокоен. От этого спокойствия хочется завыть и убежать куда-нибудь подальше. — Был здесь, значит. Интересно, далеко ли ушёл?
Кехчи по углам комнаты синхронно встают.
— Ззачьем он ть'бе? — мне кажется, или голос действительно насмешлив? — Думь'ешш ззаработ'ать прощьнье?
В ответ — кривая ухмылка.
— Это вряд ли. Ты прав, Нен-Квек, мне нет дела до Никадоса Ньекли. И до его беготни в иную реальность, — с каждым словом выражение лица лорда Крима становилось всё мрачнее. — Мне нет дела до того, зашили ли топтуны этот разрез на теле мира, и сделали ли они работу хорошо. Но скажи мне… Айсуо, — мужчина резко повернулся к маленькому призраку, — как ты сумел перенести сюда новую хозяйку?
— Я… испугался, — мальчишеская фигурка просто излучала стыд. — Увидел, как закрывается проход, в который мы проникли с лордом Дейвином. Наверное, это был именно тот, лорда Ньекли. Там оставалась маленькая дырочка. Я подумал, что пока топтуны разберутся… Не знаю, как мы попали в Гертингу, заходили мы из замка лорда Бергимзи на Межевом поясе.
— Колебания структуры, — буркнул Роннен. — Хорошо, что живыми остались… Значит, Бергимзи. И это тоже не моё дело.
— Нь'твойё, — кивнул Нен-Квек. — П'думай о Т'львесь'е, п'думай о сьбе.
— И о ньей, — добавил второй кехчи. — Она сп'сала мнь жизззнь.
— Делая это по привычке, — отмахнулся хозяин.
— И шшшто?
Короткий вздох.
— Действительно.
А мы похожи, благородный лорд, мелькнуло в голове. Мы оба делаем свою работу… по привычке. Ты контролируешь работу топтунов, ищешь преступников, защищаешь интересы семьи. Я ввязываюсь в дело с трупом, пытаюсь выяснить истину. По привычке, да. Это правда, не спорю.
Только не вся правда. А всю невозможно рассказать. Её даже невозможно внятно выразить.
И мне почти жаль тебя, Роннен Крим. Ты вынужден идти против своей сущности — это всегда больно. Но иногда нужно.
— Что ж, женщина Иана Герасимова из иной реальности, — задумчиво посмотрел на меня мужчина, — я выслушал твой рассказ, и не нахожу в случившемся твоей вины. Дейвин желал убить тебя, ты же просто увернулась. Если бы мы встретились на два сезона раньше, это моё решение послужило бы защитой от кровной мести, сейчас же… я изгнанник, за которым ведётся охота.
Айсуо тихонько охнул. Надо будет попозже расспросить его о лорде Криме.
Изгнанник, значит. Это плохо. Я нарвалась на человека, которому нечего терять, кроме шкуры. Интересно, насколько лорду Роннену Криму дорога жизнь?
— Однако меч мой при мне, и верные люди меня не оставили. Ты же совсем одна в чужом мире. Ты не знатная леди, поэтому не можешь просить защиты по праву дамы. Но твоя… наука может пригодиться. В своём мире ты исполняла работу стражника — странные же в тех местах обычаи, но главное не это. Главное — что раз ты делами своими равна мужчине и свободна, я могу принять от тебя присягу и взять в отряд.
Кехчи возбуждённо зашипели. Я не поняла, одобряют они решение Крима или осуждают. Да и не до того было. Голова напряжённо работала и, казалось, пухла от мыслей.
То, что Роннен Крим мне лично нравится — дело десятое. Видала я людей, на которых поглядишь и с места в карьер влюбишься. На всю жизнь, без права помилования. Твари были те ещё. Доверять захватившему меня человеку оснований нет.
Опять же, изгнанник. Не за красивые же глаза его выслали! И, кстати, вряд ли конечным пунктом для опального лорда являлась Гертинга, судя по рассказам Айсуо о городе. Стоп, Яна, мало данных. Слишком мало для того, чтобы присягнуть!
С другой стороны, если откажусь, отправят меня к топтунам или к Великому Патрону. Неприятная перспектива. Куда ни кинь — всюду клин!
— Меч же твой… сейчас выясним. Илантир?
Заговорил призрак.
— Я, Илантир прозванием Янтарный лёд, выслушал рассказ женщины Ианы и теперь решаю судьбу меча Айсуо без роду и прозвания. Род мой знаменит, и дела мои известны. Меч Айсуо, признаёшь ли мою власть решать о тебе?
Илантир слегка ослабил хватку, и мой мальчик сумел кивнуть. Даже прохрипел что-то вроде: "Признаю".
— Айсуо, было ли так, как говорит эта женщина?
— Было, Янтарный лёд.
— Похоронил ли ты тело прежнего хозяина с почестями?
— Я… обрушил на него скалу и прочёл молитву.
Роннен Крим еле слышно фыркнул.
— Этого достаточно, — кивнул Илантир. — Теперь слушай свой приговор.
Кажется, все в комнате затаили дыхание.
— По убийству прежнего хозяина признаю тебя невиновным. Ты действовал по приказу, и не твоя вина, что приказ оказался… неверным, — ага. Приказ был идиотским, и по-моему все присутствующие это понимали. Но Янтарный лёд пожалел Дейвина. О мёртвых или хорошо, или ничего.
— По осквернению памяти прежнего хозяина… — ничего себе! Похоже, именно это является главным пунктом обвинения, — признаю тебя невиновным.
У Айсуо отвалилась челюсть. Крим холодно поинтересовался:
— Основания?
Янтарный лёд надменно вскинул голову. У них что, спрашивать причины решения считается оскорбительным?
— Меч Айсуо не был признан боевым. Он тренировочный, и таковым записан в Книге Статусов. Дейвин не имел права на боевой меч. На тренировочный же не распространяются правила воинских кодексов. И то, что Айсуо живой, не меняет фактов.
На физиономию мальчишки страшно смотреть. Радость от спасения мешается со жгучим стыдом. Неполноценный. Тренировочный. Оправдан по глупости и неспособности служить, как настоящие мечи. Надо будет потом утешить как-нибудь.
Роннен кивает. Решением Илантира он явно недоволен, но всё же цедит сквозь зубы:
— Признаю.
Ответной усмешкой Янтарного льда можно, наверное, хлеб резать.
— Выбор женщины в хозяйки считаю законным, так как господин мой, — короткий поклон в сторону лорда Крима, — назвал её равной мужчинам и захотел присяги. В случае, если Иана Герасимова присягнёт — ты оправдан, меч Айсуо. В будущем веди себя осторожней.
Обнять бы малыша, да не знаю, как.
Хороша ловушка, однако же! Илантир ухмыляется, не скрываясь. Одновременно послужить хозяину и поставить зарвавшегося человека на место — это надо уметь. Хочется спросить, что будет, если я не присягну. Открываю рот — и тут же его закрываю, глотаю ругательство: Янтарный лёд всё ещё придерживает Айсуо. За горло. Как бы невзначай стискивает руку — глаза мальчишки на секунду становятся большими и круглыми — кивает приветливо, ослабляет хватку. Всё понятно.
— Итак, меч остаётся при тебе, — Крим быстро приходит в себя. — Присягнёшь ли ты мне на верность, Иана? Пойдёшь ли под защиту рук моих, согласна ли получать верность за верность, честь за служение и смерть за предательство?
А у меня, блин, есть выбор? Айсуо смотрит умоляюще, и поди разбери, о чём просит: то ли о жизни, то ли о правде. Извини, мальчик, если что не так. Но выбора нет. Ты просто ещё маленький, не знаешь: за людей почти всегда решают другие. Или жизнь. Даже когда мы считаем, будто выбрали сами, на самом деле в дело вступают опыт, возраст, обстоятельства, настроение, наконец…
Хочу ли я давать обещание? Нет, конечно. Это закрывает пути назад — если таковые ещё возможны. Это привязывает меня к сомнительному типу с неопределённым будущим. Привязывает надолго, возможно, навсегда.
Сдержу ли я слово?
Если не возникнут совсем уж невероятные обстоятельства — сдержу.
— Да, я присягну тебе.

 

 

 

Назад: Глава 3 Два меча
Дальше: Глава 5 Мент и кровавая заря