Книга: Влияние морской силы на французскую революцию и империю. 1793-1812
Назад: Глава IV. Вест-Индия в 1793–1810 годах
Дальше: Глава VI. 1794 год в Атлантическом океане и на континенте

Глава V. Морская кампания в мае 1794 года и сражение 1 июня

В 1793 году Франция, вследствие обложения ее границ союзными войсками и полного господства Великобритании на море, была совершенно отрезана от внешнего мира. Между тем внутренние беспорядки в ней и плохой урожай имели последствием скудную жатву, которая угрожала голодом, со всеми связанными с ним страданиями армии и народа и неизбежным усилением мятежей и волнений.

 

Взоры правительства обратились поэтому за океан, на Соединенные Штаты. Представителей Франции там было поручено собрать и доставить оттуда во французские порты максимально возможный запас продовольствия. Было предположено отправить этот драгоценный груз большим морским караваном, под конвоем нескольких военных кораблей, и по приближении его к берегам Европы отвлечь от него внимание противника выходом Брестской и Рошфорской эскадр. Эти эскадры должны были в случае необходимости попытаться силой отбить у британцев обладание морем. Опыт не умерил еще пылкой самоуверенности республиканского правительства, основанной на многословном энтузиазме корабельных команд, и не научил его еще тому, что флот, с удалением из него подготовленных к своей профессии офицеров и упадком дисциплины среди нижних чинов, перестал быть той мощной силой, которая успешно состязалась с Великобританией в Американской войне за независимость. Те самые меры, которые более всего способствовали ослаблению его, представлялись в глазах революционеров той эпохи верным залогом победы.

 

Предназначенная для конвойной службы эскадра из двух линейных кораблей и трех судов меньших размеров вышла из Бреста в Соединенные Штаты в декабре 1793 года под командой контр-адмирала ван Стабеля – офицера деятельного и способного. 12 февраля она стала на якорь в Чесапикской бухте, а 11 апреля вышла обратно во Францию, конвоируя караван из ста тридцати коммерческих судов. Из последних многие, нагруженные произведениями французских Вест-Индских островов, давно уже стояли на Хэмптонском рейде, не решаясь выйти оттуда без конвоя. Представляется замечательным тот факт, что британское правительство, имевшее достаточно точные сведения о планах французов, не попыталось захватить караван в порту, где он собрался перед отплытием к месту назначения. Если бы каравану удалось выйти беспрепятственно, обманув бдительность блокирующей эскадры, малочисленная и однородная последняя, могла бы легко обогнать нестройное сборище коммерческих судов и поджидать затем его у европейского порта. То обстоятельство, что такой массе упомянутых судов удалось избежать встречи с многочисленными неприятельскими крейсерами, поджидавшими их у французских берегов, служит яркой иллюстрацией ненадежности крейсерских операций и больших шансов на благополучное прибытие морского каравана к месту своего назначения в том случае, когда оно неизвестно противнику в точности.

 

Французский посланник в Соединенных Штатах Жене сообщил своему правительству, что отправит в Европу часть каравана под прикрытием двух небольших военных судов при первой возможности. Полагая, что этот караван успеет отплыть из Америки прежде прибытия туда ван Стабеля, французское правительство снарядило для прикрытия его эскадру из пяти линейных кораблей и нескольких меньших судов, которая и вышла из Бреста под командой контр-адмирала Нильи 10 апреля. Ей предшествовал легкий отряд судов, назначение которого состояло в том, чтобы постараться встретить караван и предупредить, что Нильи будет ожидать его в ста милях к западу от Белль-Иля.

 

Позднейшие известия изменили предположения, основанные на первых депешах Жене, и так как приближение лета облегчало британскому флоту возможность держаться в Бискайской бухте, вследствие чего увеличивались опасности, чрез которые предстояло пройти каравану, то французское правительство решило выслать в море все способные к плаванию суда, стоявшие в Бресте. 16 мая большой флот из двадцати пяти линейных кораблей, в числе которых были один 120-пушеч-ный и три 110-пушечных, вышел из этого порта под командой контр-адмирала Вилларе Жуаеза. Представитель Национального конвента, облеченный обязанностями, подобными тем, какие возлагались на представителей последнего в армиях на поле битвы, был на флагманском корабле «Монтань». Это великолепное судно, называвшееся во времена монархии «Этэ де Бургонь», теперь носило имя ужасной партии (Гора), стоявшей во главе Национального конвента. То были еще дни террора, и Робеспьеру оставалось жить еще два месяца после того, как флот отплыл из Бреста. Адмиралу было предписано крейсировать в районе, указанном уже ранее Нильи, с которым он должен был соединиться, и употребить все усилия к надежной охране ожидавшегося каравана. Вступить в бой с противником запрещалось, за исключением случая, когда это окажется необходимым для защиты каравана, этой последней цели должны были подчиняться все действия флота. В свободное до прихода каравана время флоту предписано было практиковаться в эскадренном маневрировании, так как представитель Конвента и адмирал имели слишком много оснований полагать, что командиры судов не искусны в нем.

 

Тревога французского правительства за караван и затруднительное положение, в какое оно было бы поставлено в случае его захвата противником, служили для британских властей причинами сделать все возможное для успеха такого захвата. Флот Канала, называвшийся так потому, что в последнем расположены порты, на которые базировались его операции, возвратился из крейсерства предшествовавшего года в декабре и с тех пор оставался на якоре, занимаясь ремонтом и вообще приготовлениями к службе в следующем году. Командовавший им лорд Хоу, как сказано выше, был против того, чтобы держать сильные корабли в море зимой. По его системе флот должен был стоять на якоре в каком-либо удобном пункте на берегу Канала и полагаться на разведочную службу фрегатов. Последние, крейсируя перед французскими портами, должны были сообщать ему своевременные сведения о движениях неприятеля. Однако если бы ожидаемый французами в 1794 году караван отплыл из Америки не позже того, как предполагалось вначале, то он достиг бы французских портов раньше, чем британский флот вышел в море.

 

2 мая флот Канала отплыл из Спитхэда в числе тридцати четырех линейных кораблей, сопровождаемый пятнадцатью фрегатами и военными судами меньших размеров. Под его прикрытием вышли также из портов сто сорок восемь коммерческих судов, из которых одни направлялись к Ньюфаундленду и в Вест-Индию, а другие – в Ост-Индию. Дойдя через два дня до мыса Лизард, лежащего близ юго-западной оконечности Англии и как раз к северу от Уэссана, в ста милях от него, Хоу отрядил восемь линейных кораблей для сопровождения каравана до параллели мыса Финистерре, на северо-западном берегу Испании. По выполнении этого поручения шесть кораблей под командованием адмирала Монтэгю должны были крейсировать между мысом Ортегаль и параллелью Белль-Иля для захвата ожидавшегося из Америки каравана. Приняв во внимание, что упомянутым шести кораблям с сопровождавшими их фрегатами пришлось «сторожить» полосу океана свыше двухсот миль шириной, а также те шансы, какие ночная тьма и туман могли дать французскому каравану на то, чтобы пройти к Белль-Илю незамеченным, легко видеть в рассматриваемом факте пример невыгоды ожидать отряд судов, точное назначение которого неизвестно – вместо того чтобы подстерегать его у точно известного порта его отплытия.

 

Хоу с оставшимися у него двадцатью шестью кораблями направился прямо на Уэссан, сделал рекогносцировку Бреста и, удостоверившись, что главные силы флота стоят еще там, начал крейсировать в Бискайской бухте, в пределах вероятного пути ожидавшегося каравана. 19 мая он снова заглянул в Брест и увидел, что французы уже вышли оттуда. Вечером того же дня к нему присоединился посланный от Монтэгю фрегат с требованием подкреплений, так как контр-адмирал, узнав от захваченного французского судна, что эскадра Нильи крейсирует в море и что у ван Стабеля четыре линейных корабля, опасался, что ему придется встретиться с девятью линейными кораблями противника, бой с которыми был бы не по силам шести его кораблям. Так как фрегат, конечно, указал и место, где можно было найти Монтэгю, то Хоу, зная, что и главные силы французского флота вышли в море, немедленно направился на соединение со своим младшим флагманом. Однако, узнав от встречного судна, что Вилларе находится в той части залива, где не может встретиться с Монтэгю, он отказался от своего первоначального намерения и отправился в погоню за главным противником. Французский флот, согласно полученным англичанами сведениям, состоял из двадцати шести линейных судов, т. е. был численно равен флоту Хоу.

 

Прошла, однако, неделя, прежде чем английский адмирал нашел французов. Утром 28 мая, при ветре SW, разведочные фрегаты дали знать сигналом, что на ветре виден иностранный флот. Это и был флот Вилларе, державший курс на NNO, почти фордевинд, в три колонны. В это время Хоу возвращался к востоку попутным ветром, пройдя перед тем почти на сто миль западнее места рандеву противника. Французский адмирал продолжал идти прежним курсом, пока не распознал британцев, и затем привел к ветру, намереваясь построить линию баталии на левом галсе, взяв курс W или немного южнее. Неопытность командиров, большинство которых не имели никакой профессиональной подготовки и никогда не командовали кораблями в эскадре, была причиной того, что маневр исполнялся чрезвычайно медленно и построение удалось плохо. Хоу, напротив, построился очень быстро в две колонны, приведя к ветру на левом галсе и поставив значительно на ветре главных своих сил летучий отряд из четырех быстроходных и поворотливых 74-пушечных кораблей. Таким образом, британский флот шел теперь тем же курсом, что и французский, под ветром или к северу от него, и в полдень главные силы противников разделялись дистанцией в девять или десять миль. Место этой первой встречи находилось около четырехсот миль к западу от острова Уэссана (и немного южнее его). Ветер был свежий при довольно; сильном волнении.

 

Вилларе скоро увидел, что вследствие медленности построения, для облегчения которого многие из его кораблей должны были лечь в дрейф, вся его линия постепенно сдавалась под ветер и; сближалась с британцами. В его флоте четыре корабля были также отделены от главных сил и держались сзади них и на ветре; два из них были слегка повреждены. Чтобы сблизиться с ними и в то же время больше выйти на ветер, он решился повернуть на другой галс. Без десяти минут два часа пополудни французы начали поворот оверштаг последовательно, и около четверти четвертого были все на правом галсе, держа на OSO, по направлению к отделившимся кораблям. Между тем британская летучая эскадра, которой было дано приказание действовать независимо от главных сил и атаковать арьергард противника, усиленно; выбиралась на ветер, и вскоре после трех часов; один из ее кораблей уже мог открыть огонь по неприятелю как раз перед тем, как его арьергардные корабли его повернули на правый галс. Флот британцев также повернул оверштаг между тремя; и четырьмя часами и лег на тот же курс OSО, что и французы, но, будучи удален от них все-таки; еще более, чем на дистанцию пушечного выстрела, старался под всеми парусами догнать их.

 

Корабли летучего отряда, действуя большей частью энергично и целесообразно, исполняли намерение Хоу беспокоить арьергард колонны противника. Как только атака началась, так один из французских 110-пушечных кораблей, «Революсьонер», стал последним в арьергарде, и на него обрушилась вся тяжесть боя, продолжавшегося в этот день до десяти часов вечера, так как на той широте в это время года бывает светло почти до этого часа. К четырем передовым кораблям британской эскадры скоро присоединились еще два, отделенные адмиралом от главных сил, так что «Революсьонер» должен был один отбиваться от полудюжины 74-пушечных кораблей. Нет необходимости приводить здесь схему этого боя. Читателю достаточно представить в своем воображении длинную колону кораблей, идущих к юго-востоку, арьергард которой подвергается неоднократным атакам со стороны сильнейшего неприятеля. «Революсьонер» сражался мужественно, и его долгое сопротивление противнику, нападавшему на него чрезвычайно обдуманно и искусно, служит яркой иллюстрацией преимущества одного большого корабля перед несколькими меньшими, хотя бы и имеющими над ним значительный перевес в своей соединенной силе. Нападения их в этом бою, по самой сущности дела, были не одновременными. Они напоминают одно из тех тщательно задуманных движений сухопутных сил, в которых несколько отдельных колонн намереваются нанести противнику удар в данном пункте, сосредоточившись в нем в данный момент, но в действительности приходят к этому пункту врозь, одна за другой, и терпят поражение по частям. Впрочем, в рассматриваемом примере результат для нападающих был несколько счастливее. С наступлением темноты Хоу отозвал все корабли летучей эскадры, за исключением двух – один уже ранее вышел из сферы боя – чтобы на ночь построить свою линию. Таким образом, «Революсьонер» продолжал бороться в жаркой схватке только с небольшим 74-пушечным кораблем «Одейшос», так как товарищ последнего не принимал в бою никакого участия. В 10 часов вечера, потеряв командира, шестьдесят два человека убитыми и восемьдесят шесть ранеными и лишившись снесенной ядром; бизань-мачты, «Революсьонер» прекратил бой. В это время им командовал четвертый лейтенант, так как старшие три были или убиты, или серьезно ранены. Под прикрытием темноты он спустился к северу и прошел сзади британского флота. Вскоре затем свалились и остальные его мачты. «Одейшос» был так поврежден, что ему только с большим трудом удалось отойти от французской линии, и он за всю ночь не мог соединиться со своими. На рассвете, увидав себя изолированным от них и вблизи нескольких неприятельских кораблей, он спустился на фордевинд и начал совсем уходить от своего флота. На следующий день оба противника прошли в виду друг друга, но не были в состоянии возобновить схватку, и каждый из них уже без дальнейших повреждений достиг своего порта.

 

В течение короткой летней ночи оба флота продолжали идти параллельными курсами (29 мая, 1 фаза, ВВ, FF), на OSO, в кильватерных колоннах, расстояние между которыми было около трех миль, французы были южнее британцев. Последние, по-видимому, несколько выиграли по отношению к своему малоопытному противнику, так что около 6 часов вечера Хоу, постоянно стараясь выйти на ветер и тем приобрести возможность начать атаку, приказал своим кораблям повернуть оверштаг последовательно (а), ожидая, что на новом курсе авангард его пройдет мимо неприятельского арьергарда достаточно близко для того, чтобы обменяться с ним выстрелами. После упомянутой эволюции британцы легли в кильватерной же колонне на W (В'В'), тогда как французы все еще держали на OSO. Вилларе, увидев, что противник угрожает его арьергарду, повернул через фордевинд последовательно в три четверти восьмого часа (b), при чем авангардные корабли его легли сначала на WNW, параллельно линии своего прежнего курса, направившись к арьергарду своей колонны; дойдя до последнего, головной корабль опять привел к ветру (с), и другие корабли последовательно становились ему в кильватер. Эти два маневра привели враждебные флоты снова на параллельные курсы и на траверз друг друга, при этом французы были все еще на ветре у своего противника, но уже сильно проиграли в расстоянии, отделявшем их от британцев. Согласно ожиданию Хоу, его авангард и французский арьергард, при прохождении мимо друг друга контргалсами (1 фаза, d), обменялись несколькими выстрелами.

 

В 10 часов французские передовые корабли спустились к британскому авангарду и открыли по нему огонь на дальней дистанции, тогда как центр и арьергард держались вне пушечного выстрела (29 мая, 2 фаза). Головной британский корабль «Цезарь» не ставил достаточно парусов, хотя адмирал неоднократно требовал сигналами их прибавки. Вследствие этого должны были убавить паруса и следовавшие за ним корабли, и именно поэтому флагманский корабль «Куин Шарлотт» упал под ветер, так как ему пришлось обстенить марсель, чтобы не выйти вперед. Около полудня между авангардами враждебных флотов завязалась оживленная канонада. Недовольный этой частной схваткой, которая, причиняя повреждения его кораблям, могла отнять у него возможность сблизиться с противником, Хоу в полдень сделал сигнал опять повернуть оверштаг последовательно и прорезать неприятельскую линию. «Цезарь», которому следовало начать маневр, совсем не ответил на сигнал, так что его пришлось репетовать. Незадолго до часа пополудни он повернул через фордевинд, вместо того чтобы повернуть оверштаг. Промежуточные между ним и адмиралом корабли также повернули на другой галс, но ни один из них, за исключением второго в строю, 98-пущечного корабля «Куин», не подошел близко к неприятельской линии прежде, чем поравнялся с самым арьергардом ее. Один, долгое время без всякой поддержки, прошел вдоль значительной части упомянутой линии, которая теперь восстановилась, так как центр и арьергард ее спустились для оказания поддержки авангарду (2 фаза, а). «Куин» не мог прорезать линию, сначала вследствие близости французских кораблей друг к другу, а затем вследствие повреждений, полученных им от их последовательных залпов. «Цезарь» шел таким полным ветром, как будто хотел противодействовать намерению Хоу, и другие авангардные корабли остались под ветром французской линии; ни один из них не прорезал ее. До сих пор, таким образом, британцы только расстроили свою линию, не достигнув цели, намеченной адмиралом Хоу. Он поэтому решился подать личный пример на своем корабле, повернул оверштаг (2 фаза, b) и, форсируя парусами, направился прямо на французскую линию. За ним последовали, держась близко возле него, его передний и задний мателоты. Подойдя близко к неприятельской линии почти за кормою флагманского корабля Вилларе, корабль «Куин Шарлотт», бывший десятым в своей колонне, спустился вдоль этой линии (3 фаза), пока не пришел на траверз шестого корабля с конца. Здесь, за его кормой, придержавшись круто к ветру, прорезал линию противника и вышел на ее ветер (3 фаза, а). Один из следовавших за ним кораблей прошел через второй от него промежуток (Ь), а другой – через ближайший к последнему (с), т. е. между третьим и вторым кораблями неприятельского арьергарда, считая с концевого. Два последних корабля этого арьергарда, 80-пушеч-ный «Индомитейбл» (I), и 74-пушечный «Тиранисид» (Т), не только далеко отстали, но и увалились под ветер относительно своей линии, так что легко могли быть настигнуты несколькими британскими кораблями, которые и начали постепенно окружать их.

 

Таким образом арьергарду линии Вилларе третий раз угрожала опасность, и теперь еще более серьезная, чем раньше. Адмирал опять сделал сигнал повернуть последовательно через фордевинд. Авангард его тогда был значительно впереди остальной части флота, и головной корабль его был слишком поврежден для того, чтобы исполнить требовавшийся от него маневр, ни один из остальных кораблей не начинал последнего, и французский адмирал, подобно Хоу, вынужден был подать своему флоту пример. Его корабль «Монтань» (М) повернул через фордевинд (d) и прошел вдоль своей линии к двум окруженным противниками кораблям, держа сигнал, требовавший, чтобы остальные корабли стали ему в кильватер, не заботясь о сохранении порядка в линии (FT'). Этим движением Вилларе не только шел на выручку своим кораблям «Индомитейбл» и «Тираншид», но еще и угрожал английскому кораблю «Куин» (Q), который, вследствие полученных им повреждений, беспомощно сносился под ветер. Хоу, после того как вышел на ветер и повернул оверштаг (е), старался подойти к 110-пушечному кораблю «Террибл», несшему флаг адмирала, который командовал французским арьергардом и был сзади того места, где «Куин Шарлотт» прорезал линию, но пока последний корабль поворачивал на другой галс, «Террибл» (Те) прошел вперед и достиг центра колонны Вилларе прежде, чем Хоу успел схватиться с ним. По этой причине, а главным образом для выручки «Куин», британский адмирал должен был изменить свой курс, он сейчас же повернул через фордевинд (О, собрав около себя те корабли, какие успели подойти к нему, и направился к своему арьергарду, идя контргалсом с французской линией, но на ветре у нее.

 

«Куин», хотя и сильно избитый, успел пройти за кормою двух угрожавших ему кораблей. Последние пострадали за несколько часов перед тем от огня британского арьергарда. Так же как и накануне в схватке с летучей эскадрой противника, повреждения, полученные ими тогда, без сомнения, способствовали тому, что они оказались в том опасном положении, какое теперь занимали. 74-пушечный «Левиафан» атаковал их с наветренной стороны, «Орион» (того же класса), с подветренной, к нему скоро подоспел на помощь 98-пушечный «Барфлей», который затем и заместил его. В британских источниках не указывается прямо на то, что еще и другие британские корабли принимали участие в этой схватки, но так как на следовавших за «Куин Шарлотт» были убитые и раненые, а корабли эти не могли обменяться выстрелами ни с какими другими, кроме как с «Индомитейбл» и «Тиранисид», то надо думать, что эти потери понесены ими также при атаке последних. Согласно французским описаниям, упомянутые два корабля эскадры Вилларе были «окружены» противниками, и адмирал доносил, что их сопротивление «должно обессмертить их командиров Дордлена и Ламеля. Они окончили бой 29 мая с уцелевшими только мачтами (без стенег и реев) и сильнейший из них, «Индомитейбл», был в таком состоянии, что Вилларе счел необходимым отправить его ночью в Брест, под конвоем другого корабля своего флота, силы которого таким образом постепенно уменьшались.

 

На этот раз, однако, маневр французского адмирала, прекрасно задуманный и доблестно исполненный, спас от опасности его атакованные корабли. Корабль «Куин Шарлотт» и его мателоты, после первого поворота оверштаг, едва-едва подошли к французскому арьергарду. Так как последний продолжал лежать на прежнем курсе, то, конечно, для всех пятнадцати кораблей, шедших за британским адмиралом, было невозможно вступить с ним в бой одновременно. В действительности неисполнение авангардом требовавшейся от него эволюции вместе с отдаленностью от него арьергарда, усугубленное, вероятно, и рассеянием судов, которое всегда замечается в хвосте длинных колонн, повело к беспорядку в британской линии. «Когда корабли подошли, то сблизились так тесно, – писал лорд Хоу в своем журнале, – что доставили противнику возможность обстреливать их с большим результатом» (3 фаза, С, О). «Британская линия была совершенно расстроена», – говорит также и французский автор. Но и при нарушении строя британские корабли составляли опасную для неприятеля группу, будучи в состоянии все поддерживать друг друга. Кроме того, они имели на своей стороне престиж неоспоримого, хотя и частного успеха и были воодушевлены предвкушением победы, видя, что французский авангард едва ли успеет подойти своевременно к атакованным. Вилларе поэтому удовольствовался тем, что отозвал спасенные им корабли и поспешил отойти от неприятеля, взяв курс на NW.

 

Полезно подвести итог результатов частных схваток за эти два дня. Он послужит важным фактором для обсуждения кампании в целом, которым мы скоро займемся. Когда утром 28 мая французская эскадра в количестве двадцати шести линейных кораблей построилась в линию, она была на ветре и на расстоянии от десяти до двенадцати миль от британской эскадры такой же численности. Вечером 29 мая, вследствие различных движений эскадры адмирала Хоу и того курса, на который вынужден лечь Вилларе – так как он действовал только оборонительно и должен был сообразоваться с инициативой противника – французская эскадра была уже под ветром у британской. Из того, что Хоу, бывший под ветром, в течение такого короткого времени добился боя, можно было с полным основанием ожидать, что он, заняв теперь наветренное положение, в общем гораздо более благоприятное, хотя и не без некоторых невыгод, сумеет принудить противника к решительному сражению, которое запрещалось французской политикой вообще, а в настоящем случае – в особенности. Кроме этой перемены в относительных положениях противников, надо принять во внимание, что и потери на стороне французов были значительнее, чем на стороне англичан. В первый день «Революсьонер», с одной стороны, и «Одейшос» – с другой вынуждены были покинуть свои эскадры; но надо заметить, что сила последнего корабля относилась к силе первого не более как два к трем. Сражением 29 мая во французской эскадре 80-пушечный «Индомплэтэ» был выведен из строя, и адмирал нашел необходимым отправить его в порт под конвоем 74-пушечного корабля и фрегата. 74-пу-шечный «Тиранисид», потерял все стеньги, и поэтому в течение следующих двух дней и в сражении 1 июня он шел на буксире других кораблей. Если Вилларе и имел какие-либо надежды уйти от преследования Хоу, то он должен был бы или отказаться от них, или покинуть этот поврежденный корабль. Кроме указанных повреждений у французов, корабль их «Монтагнэ» получил такие сильные повреждения в начале боя, что не мог повернуть на другой галс. Продолжая идти на запад в то время, как вся эскадра повернула на восток на помощь к «Индомитейбл» и «Тирансид», этот корабль отделился от своих и затем уже не был в состоянии вновь соединиться с ними. К этой убыли четырех кораблей, и еще одному поврежденному надо прибавить еще уход пришедшего из эскадры Нильи утром 29 мая, но немедленно затем отряженного для конвоирования корабля «Революсионер». С другой стороны, и британская эскадра отнюдь не избежала повреждений. Но утром 30-го, в ответ на вопросительный сигнал адмирала, все корабли ее заявили о полной готовности возобновить бой, за исключением «Цезаря», который, однако, потерпел совсем не больше всех. Впрочем, и этот корабль не оставил эскадры, и в сражении 1 июня был на своем месте.

 

Заслуга действий Хоу за эти два дня не определяется, однако, только удачным исходом схваток с противником. В настойчивых, постоянно возобновлявшихся нападениях на одну и ту же и притом наиболее уязвимую часть французской эскадры он сосредоточивал значительную часть своих сил против относительно малочисленного противника. Результатом этого были такие сильные повреждения у нескольких французских кораблей, что они должны были оставить поле сражения. В то же самое время такие нападения Хоу заставляли французского адмирала или отказаться от поддержки атакованных кораблей, или шаг за шагом уступать противнику наветренное положение, которое тот в конце концов и отнял от него. Чисто тактическим искусством, вместе со своей доблестной личной распорядительностью, Хоу завоевал для своей эскадры численное превосходство для решительного сражения. Теперь он имел полное основание ожидать его, заняв наветренное положение. К несчастью, тактическое преимущество было скоро нейтрализовано стратегической ошибкой, лишившей эскадру Монтэгю возможности принять участие в бою.

 

К концу дня сгустился туман, продолжавшийся, с короткими промежутками прояснения, в течение тридцати шести часов. В половине восьмого вечера центральная часть французской эскадры находилась на расстоянии от девяти до десяти миль от британского флагманского корабля, по направлению на NW от него. Оба флота шли весьма медленно, держа приблизительно на WN, при ветре от юго-запада. В течение большей части дня 30 мая ни одного из британских судов нельзя было видеть с флагманского корабля, но они, так же как и французские, держались вместе. В этот день благодаря стечению обстоятельств, которые нельзя не назвать весьма счастливыми для того состояния погоды, к Вилларе присоединился адмирал Нильи с оставшимися еще под его командой тремя кораблями, и еще 74-пушечный корабль, принадлежавший к эскадре Канкаля. Эти четыре свежих корабля как раз компенсировали убыль получивших повреждения, которые отделились от французского флота, достигшего теперь опять численности двадцати шести линейных кораблей против двадцати пяти кораблей британцев.

 

Около десяти часов утра 31 мая туман на момент рассеялся, позволив лорду Хоу видеть все двадцать семь судов своей эскадры, считая в том числе и фрегаты; затем он опять сгустился часа на два и рассеялся уже окончательно вскоре после полудня. Французы тогда были на WNW от англичан, которые прибавили парусов и направились в погоню за противником. К шести часам вечера они уже подошли к нему на расстояние трех миль. Англичане не могли, однако, занять ту позицию, какой желал Хоу достаточно рано для того, чтобы завязать общий бой до наступления ночи. Британская эскадра поэтому снова привела к ветру и легла на W в ордере баталии. Французы шли тем же курсом в параллельной ей линии. В течение ночи оба флота несли все паруса, какие только мог выдержать рангоут. Утром французы благодаря лучшей парусности своих судов несколько удалились от противника, но все-таки недостаточно для того, чтобы избежать сражения. Поэтому Вилларе построился в сомкнутую линию и убавил паруса, что одновременно и облегчало возможность исправлять нарушения правильности строя, и позволяло команде посвятить свое внимание в сражении исключительно исполнению боевых обязанностей. Хоу, несший прежние паруса, получил таким образом возможность занять желаемую позицию прежде, чем спуститься на противника. Достигнув ее и выровняв линию, когда французский флот лег в дрейф в ожидании атаки, британский адмирал приказал своему флоту также лечь в дрейф и дал команде время позавтракать. В 8 час. 12 мин. он сигналом приказал снова наполнить паруса и медленно спустился на французов (1 июня, схема 1). Намерение его состояло в том, чтобы по всей линии каждый его корабль атаковал соответствующий корабль неприятеля, медленностью движения он воспользовался для перемены мест трехдечных кораблей с целью противопоставить их сильнейшим из французских. Мы знаем, что лорд Хоу, бывший почти педантом в маневрировании, несколько раз выравнивал свою линию во время приближения к неприятелю, и если не допустить, что при этом неизбежно происходили замедления в движении флота, то трудно было бы согласовать показанную в журналах кораблей скорость хода с временем, потраченным на сближение противников. Они имели впереди целый долгий летний день, а потому мелочную, по-видимому, заботливость английского адмирала нельзя считать вполне неуместной в рассматриваемой атаке. Она вызывалась не только желанием завязать бой одновременно по всей линии, но и опасением, чтобы вышедшие вперед корабли не подверглись сосредоточенным выстрелам неприятельской артиллерии, дым которых помешал бы отставшим кораблям занять своевременно надлежащие позиции.

 

Затруднений со стороны дыма Хоу должен был особенно бояться потому, что план его, как он сообщен был флоту сигналом, предполагал не только атаку противника с ближайшего борта, но и прохождение в промежутки между его судами и продолжение боя с подветренной стороны. Этот план имел в виду выгоду продольного огня при прохождении через неприятельскую линию, а также преграждение отступления выведенным из строя неприятельским кораблям, так как поврежденные суда могли уходить только под ветер. Другое преимущество сражения с подветра состояло в том, что корабли при значительном крене в свежий ветер не всегда могли открывать подветренные порты нижних деков, в батареях которых помещались сильнейшие орудия; и следовательно, из двух сражавшихся кораблей подветренный, стрелявший с наветренного борта, мог пользоваться большим числом орудий сравнительно с одинаковым с ним противником. В сражении 1 июня ветер был слишком умеренный для того, чтобы помешать пользованию орудиями нижнего дека, но 29 мая корабль «Куин Шарлотт», обстреливавший противников с обоих бортов при прохождении через французскую линию, зачерпнул много воды через подветренные порты нижних деков. Однако для выполнения всего этого требовалось не только, чтобы промежутки между неприятельскими кораблями были достаточно широки, но также и то, чтобы атакующие ясно видели эти промежутки.

 

Британские корабли, держа приблизительно на NW, правили каждый на соответствовавшего ему противника в неприятельской линии, приближаясь, следовательно, к ней не под прямым углом, так как она направлялась от О к W. В8 ч. 40 м. строй их был так выровнен, что лорд Хоу закрыл сигнальную книгу с чувством удовлетворения, полагая, что теперь дело адмирала сделано и что ему остается лишь показать пример доблести, всегда связанной с его именем. Надежда его оказалась, однако, преждевременной, так как странное поведение некоторых из командиров судов его эскадры заставило его опять открыть книгу и потребовать, чтобы они стали на свое место в строе. Вскоре после девяти часов французский авангард открыл огонь. Британский корабль «Цезарь», бывший левым фланговым в своей линии и поэтому противопоставленный головному кораблю линии неприятеля, вместо того чтобы держаться на своем месте в строе, привел к ветру и начал стрелять, когда находился еще в пятистах ярдах от противника, т. е. расстоянии, на котором стрельба не могла дать действительных результатов при тогдашнем состоянии артиллерии. Лорд Хоу, который не был хорошего мнения о командире названного корабля, но позволил ему занять выдающуюся позицию в строю только по просьбе командира «Куин Шарлотт», потрепал последнего по плечу и сказал: «Посмотрите, Куртис, как действует ваш приятель; кто же из нас прав теперь?»

 

Остальные корабли продолжали идти прежним курсом; но скоро «Куин Шарлотт», чтобы занять намеченную позицию, должен был привестись немного к западу. Потому ли, что французы прошли немного вперед, или по какой-либо другой причине, но только упомянутый английский корабль отстал, и поэтому, держа теперь более параллельно линии неприятеля, проходил на расстоянии пушечного выстрела от третьего корабля сзади «Монтань», которого наметил ранее себе в противники. Этот корабль, «Венжер», открыл по нему огонь в половине десятого, но он, чтобы не получить повреждений ранее достижения своего места, прибавил парусов и прошел вперед. Передний мателот «Венжера», «Ашиль», также атаковал британского флагмана, отвечавшего в 9 час. 58 мин. сильным огнем, от которого «Ашиль» сильно пострадал. Кроме того, внимание последнего было скоро поглощено «Брансуиком», поддерживавшим корабль лорда Хоу с правого борта и старавшимся прорвать французскую линию впереди «Ашиль».

 

Корабль «Куин Шарлотт» (С) продолжал держать курс на «Монтань» (М), командир которого, поняв очевидное намерение противника пройти за его кормою, обстенил паруса, чтобы сдаться к своему заднему мателоту. Последний («Жакобен») в то же время прибавил парусов, вероятно, для той же цели уменьшения промежутка между собой и флагманом, и таким образом названные корабли начали сближаться, угрожая друг другу столкновением. Тогда «Жакобену» ничего не оставалось более, как положить руль на борт и пройти затем на правую сторону, или под ветер «Монтань». В это время подошел британский флагман и, положив лево на борт, обрезал корму «Монтань» так близко, что французский флаг касался вант британского корабля. При этом пятьдесят бортовых орудий последнего одно за другим выпустили свои снаряды, которые, пролетев по направлению с кормы к ахтерштевню противника, сразу положили триста человек его экипажа, в том числе и командира. Так как «Жакобен» шел с правого борта «Монтань», где намеревался стать корабль лорда Хоу, то полагали, что адмиралу придется пройти теперь под ветер обоих противников. Но и среди сцены, полной смятения, привычный глаз доблестного моряка, направлявшего движения английского корабля, уловил момент, когда положение руля заставило «Жакобен» уклониться под ветер. Быстро воспользовавшись этим случаем, он переложил свой руль право на борт, и корабль «Куин Шарлотт», тяжело и медленно поднявшись к ветру, занял желаемое место, при этом его бом-утлегарь коснулся «Жакобена», так же как за несколько минут перед тем его борт касался флага «Монтань». Последний тогда не отвечал на эту смертоносную атаку, «Жакобен» же выпустил несколько снарядов, один из которых снес фор-стеньгу на «Куин Шарлотт», и затем, вместо того, чтобы подражать движениям своего противника, т. е. опять привести к ветру, чем тот был бы поставлен в два огня (между «Жакобен» и «Монтань»), малодушно спустился под ветер и вышел из сферы огня.

 

В это время бой кипел вдоль всей линии. Дым, смятение и другие затруднения до некоторой степени нарушили проектировавшуюся одновременность атаки со стороны британских судов; но все-таки, за немногими исключениями, они все, от авангарда до арьергарда, открыли огонь почти сразу. Только шесть кораблей сейчас же прошли через неприятельскую линию, но очень многие из остальных принудили своих противников к бою на близкой дистанции, оставаясь на ветре у них. В этом первом настоящем сражении после многих лет мира обнаружилось неизбежно недостаточное искусство и еще более печальные недостатки многих офицеров, казавшихся до тех пор вполне надежными. Подробное описание действий каждого корабля скорее затемнило бы, чем уяснило дело. Для получения представления об общей картине сражения в некоторые характерные моменты его отсылаем читателя к диаграммам, в которых сделана также попытка изобразить относительные движения кораблей в обеих эскадрах, поскольку о них можно было судить из существующих описаний.

 

Однако в этой грандиозной свалке случился эпизод столь выдающийся, столь кровавый и полный до сих пор такого драматического интереса, что его нельзя пройти молчанием. Пока будет писаться морская история, будет вспоминаться и бой между французским кораблем «Венжер дю Пепль» и британским – «Брансуик». Последний вступил в бой с правого борта «Куин Шарлотт» и поэтому должен был прорезать французскую линию за кормою «Жакобена», маневр которого, исполненный для поддержки «Монтань», этому благоприятствовал. Но когда «Брансуик» уже направился в увеличившийся промежуток между судами, «Ашиль» прибавил парусов и бросился на пересечку его курса. Потерпев неудачу, «Брансуик» снова попытался прорезать неприятельскую линию за кормой «Ашиля», но на этот раз ему помешал вовремя подоспевший «Венжер», и так как «Брансуик» настаивал на осуществлении своего намерения, то противники свалились так, что якоря британского корабля зацепились за ванты и русленя французского. Завязался смертельный бой, среди которого сцепившиеся корабли спустились под ветер и вышли из линии (В).

 

Английские матросы, не будучи в состоянии открыть нижние порты с навалившего на противника борта, выбили полупортики. Так как «Венжер» уже стрелял с соответствующего борта ранее, то, вероятно, порты его были открыты. Соприкосновение между корпусами кораблей не позволяло употреблять в дело обыкновенные банники и прибойники с деревянными древками, а других у французов не было. Британцы же, снабженные специально для таких случаев бантиками и прибойниками с гибкими тросовыми рукоятками, могли стрелять из своих орудий беспрепятственно. При таких условиях бой в нижних деках продолжался с большой выгодой для британцев, так как французы по вышесказанной причине могли пользоваться лишь несколькими орудиями с кормы и с носа, где вследствие формы корабля расстояние между портами противников было больше. Но при такой невыгоде положения французов внизу, перевес в верхних деках был на их стороне. Здесь тяжелые каронады «Венжера», заряжавшиеся картечью, и превосходство ружейного огня, усиленного прислугой от бездействовавших орудий |нижних батарей, сломили сопротивление британцев и почти заставили их орудия замолчать. Командир «Брансуика» получил три раны, от одной из которых он впоследствии умер. Кроме него многие из офицеров и матросов были убиты или ранены. Это обстоятельство возбудило у командира «Венжера» мужественное желание абордировать противника, но только он приготовился исполнить это, как приближение двух британских кораблей вынудило его отозвать часть команды для стрельбы с противоположного борта.

 

Между тем команда «Брансуика» продолжала непрерывный огонь, и, пользуясь качкой «Венжера», давала орудиям то большие углы возвышения, то большие углы снижения, так что одни снаряды пронизывали палубу, тогда как другие направлялись в подводную часть его. Бой продолжался так уже около часа, когда с «Брансуика» увидели, что с левого, свободного борта подходит «Ашиль», с одной только фок-мачтой. Угрожавшая ему этим опасность была, однако, быстро и успешно отражена: прежде чем новый противник занял намеченную позицию, прислуга шести орудий каждого из нижних деков «Брансуика» перешла на борт, с которого он приближался, и через несколько мгновений снаряды их сбили и последнюю мачту «Ашиль». Он поэтому уже и не принимал более участия в сражении и через несколько часов был взят британцами.

 

В 12 час. 45 мин. «беспокойными» движениями обоих кораблей якоря «Брансуика» были оторваны, и бойцы разошлись после трехчасовой схватки. Ее характер, как видно из описания, был таков, что артиллерийский огонь нанес повреждения главным образом корпусам кораблей и поражал экипаж их, тогда как рангоут и такелаж пострадали лишь очень мало, в противоположность тому, как бывает обыкновенно в результате жаркого морского боя. При расхождении противников «Брансуик» выпустил несколько прощальных выстрелов в корму «Венжера», повредив ими руль и увеличив течь этого уже обреченного на гибель корабля. Немедленно затем на британском корабле свалилась за борт бизань-мачта. Упав и ранее значительно под ветер относительно своей линии и угрожаемый приближением французского адмирала, он лег курсом на север, поставив все паруса, какие только мог вынести его уцелевший рангоут, с целью попытаться дойти до ближайшего отечественного порта. Кроме повреждений в корпусе и рангоуте, полученных этим судном в вышеописанном долгом и отчаянном бое, на нем были сбиты со станков двадцать три орудия из семидесяти четырех, и из пятисот человек его экипажа выбыли из строя сорок четыре убитыми и сто четырнадцать ранеными.

 

Вскоре после сбития мачт на корабле «Ашиль» к месту схватки «Венжера» с «Брансуиком» начал медленно подходить британский корабль «Рэмилис», которым командовал брат командира «Брансуика». Он подошел к сражавшимся лишь за несколько мгновений до их расхождения, и когда они удалились друг от друга настолько, что его снаряды не могли вредить английскому кораблю, он открыл огонь по «Венжеру», но продолжал его недолго и направился к «Ашиль», чтобы попытаться принудить его к сдаче. Его снаряды, однако, успели сбить на «Венжере» фок– и грот-мачты, бизань-мачта также свалилась за борт через полчаса после того. Этот несчастный французский корабль был теперь уже совершенно беспомощен. Тяжело раскачавшись при падении мачт, он черпал с обоих бортов через многочисленные пробоины и через открытые порты, полупортики которых были сбиты. Команда выбросила за борт орудия, выкачивала воду помпами, работала черпаками и ведрами, но тщетно! «Венжер» медленно, но неминуемо погружался. В половине второго опасность сделалась столь очевидной, что он дал сигнал бедствия, но другие корабли долгое время не обращали на них никакого внимания. К счастью, около шести часов вечера два британских корабля и тендер подошли близко и, узнав, в чем дело, послали к утопавшему на помощь все свои шлюпки, какие еще уцелели. Было уже слишком поздно, чтобы спасти всех переживших жаркий бой, но все-таки с корабля успели снять около четырехсот человек, остальные, между которыми большинство были тяжело ранены, исчезли вместе с кораблем под водою прежде, чем британские шлюпки высадили на свои суда спасенных. «Едва шлюпки отошли от корабля «Венжер дю Пепль», как взорам нашим представилось ужасное зрелище. Товарищи наши, оставшиеся на нем, простирая руки к небу, с жалобными криками умоляли о помощи, на которую уже не было надежды. Скоро затем корабль со всеми этими несчастными жертвами исчез под водой. Посреди ужаса, который объял всех нас при этой сцене, мы не могли не ощутить и чувства восхищения, смешанного с глубокой грустью: удаляясь от погружавшегося корабля, мы слышали, как некоторые из погибавших все еще молились о благоденствии нашего отечества; последним возгласом этих несчастных был "Да здравствует республика!" Они умерли с ним на устах». Какая трогательная картина встречи неизбежной смерти храбрыми воинами, сделавшими все, что позволили им их энергия и мужество, чтобы уйти от нее, и как непохожа она на мелодраматическую смесь бьющего на эффект многословия и самопожертвования, которая пришлась по вкусу Национальному конвенту и на которой была основана «Легенда о корабле "Венжер"». Из семисот двадцати трех человек его экипажа погибли триста пятьдесят шесть, из которых, по мнению оставшихся в живых, двести пятьдесят шесть человек были убиты или ранены в трех схватках.

 

Еще задолго еще до того, как «Венжер» и «Брансуик» разошлись, судьба сражения была уже решена, и конечный бой между двумя флотоводцами завершен. Было как раз десять часов утра, когда британский флагманский корабль прошел под кормой «Монтань». В десять минут одиннадцатого французский флагман, многочисленные повреждения которого пали главным образом на корпус, прибавил парусов и ушел вперед. Британский адмирал не мог преследовать его, так как на «Куин Шарлотт» были сбиты и фор– и грот-стеньги. Многие из французских кораблей, шедших впереди «Монтани», уже оставили свои места в линии, у многих как впереди, так и позади флагмана, были сбиты мачты. Между половиной одиннадцатого и одиннадцатью часами дым расчистился настолько, что Вилларе мог видеть положение дел на поле сражения.

 

Корабли со сбитыми мачтами не только теряют способность двигаться по желанию, а и сносятся под ветер не так скоро, как те, которые сохранили рангоут, но движутся вперед весьма медленно. Вследствие этого, по мере того как оба враждебные флота подвигались вперед, лишившиеся рангоута корабли отставали и приходились все более и более на ветре у сражавшихся. Таким образом британские и французские корабли смешались вместе. Из двенадцати, бывших в начале сражения впереди французского адмирала, семь скоро вышли из сферы боя, увалившись под ветер. Два из них, приведя к ветру на другом галсе, оказались затем сзади и на ветре обоих флотов, даже на ветре кораблей со сбитыми мачтами. Из пяти продолжавших бой один, потеряв грот– и бизань-мачты, упал под ветер, а остальные четыре потеряли все свои мачты. Из этих четырех три в конце концов попали в руки британцев. Из тринадцати кораблей, шедших сзади «Монтань», шесть также потеряли все мачты и на одном уцелела только фок-мачта. На остальных шести рангоут еще кое-как мог служить, и они – одни раньше, другие позже – ушли под ветер. Четыре из лишившихся мачт кораблей арьергарда, считая в том числе и «Венжер», были взяты британцами.

 

Когда адмирал Вилларе Жуаез уяснил себе положение дел, каким мы его сейчас очертили, он направил «Монтань» также под ветер и потребовал сигналом, чтобы корабли, которые еще могли управляться, собрались вокруг него. Так составилась колонна из двенадцати кораблей, легшая на правый галс, опять на ост; головным ее был «Монтань», а концевым – «Террибл» под флагом второго флагмана, потерявший грот– и бизань-мачты и поэтому шедший на буксире у 74-пу-шечного корабля, избежавшего повреждений. Вилларе считал неблагоразумным, если даже не прямо невозможным, выбираться на ветер на помощь кораблям, потерявшим рангоут. Поэтому он решился расположиться под ветром у них в таком положении, чтобы ему можно было прикрывать те из них, которые будут в состоянии добраться до него, или которых его фрегатам удастся прибуксировать к нему. Таким именно образом «Сципион», «Жемапп» и «Масиус», совершенно лишившиеся способности управляться, снова соединились с адмиралом между двумя и четырьмя часами. Последний из названных кораблей фактически уже сдался противнику, но тот не смог завладеть им. Вилларе лежал в дрейфе в течение некоторого времени до тех пор, пока убедился, что уже бесполезно ожидать далее присоединения еще какого-либо из отделившихся кораблей, и тогда взял курс на NW.

 

Лорд Хоу не был в состоянии следовать за сравнительно быстрыми движениями французского главнокомандующего. Однако в одиннадцать часов и он собрал вокруг себя сигналом тех, которые могли исполнить последний, и его корабль «Куин Шарлотт» с трудом повернул на другой галс. Затем вновь построившаяся британская кильватерная колонна легла на ост, что было необходимо не только для того, чтобы прикрыть потерявшие рангоут суда и обеспечить за собой призы сражения, а также и для того, чтобы выручить корабль «Куин», который был в критическом положении, так как ему угрожал Вилларе. Названный британский корабль, действовавший так смело и доблестно в авангарде 29 мая, 1 июня был поставлен в арьергард. Противник его, которого он атаковал, быстро спустился под ветер, и «Куин», преследовавший его с неослабной энергией, в конце боя оказался опять между британской и французской линиями. Он успел сбить совсем мачты своего неприятеля, но при этом сам потерял грот-мачту и получил серьезные повреждения во всем остальном рангоуте. Восемь кораблей колонны Вилларе стреляли по нему, когда проходили мимо, не сделав ему, однако, большого вреда, и приближение лорда Хоу освободило его.

 

Факт, что некоторые из потерявших мачты французских кораблей не были взяты британцами, подвергался в то время суровой критике. Высказывалось также мнение, что лорд Хоу должен был возобновить атаку после того, как собрал около себя менее поврежденные корабли. Не может быть большого сомнения в том, что при большей быстроте и энергии действий британцев некоторым из поврежденных французских кораблей не удалось бы избежать захвата. Многие компетентные очевидцы думали так, и во флоте лорда! Хоу открыто высказывалось сильное недовольство. Что же касается того, что адмиралу следовало бы приказать возобновить атаку, то это более сомнительно. Некоторые из судовых командиров в его эскадре действовали вяло, по недостатку ли сообразительности или самообладания; корабли же лучших из них, естественно, занимали более ответственные позиции и, уже выдержав жаркий бой, были не в таком состоянии, чтобы с успехом продолжать сражение. Серьезную практическую причину прекращения последнего надо искать в физическом состоянии британского адмирала. Ему было шестьдесят восемь лет, и хотя его спокойный, свободный от мнительности темперамент и позволял ему легко выносить ответственность, он тем не менее сильно утомился в течение пяти дней, прошедших в погоне за неприятелем. С момента встречи с ним он позволял себе отдыхать только в кресле. «Когда ему было доложено, – говорит его флаг-офицер, – что французский флот обнаружил все признаки решимости воздержаться от дальнейшего боя, я наблюдал за ним на шканцах, куда он вышел посмотреть на неприятеля; лицо его выражало воодушевление, на которое я не считал его способным при его возрасте и после такого духовного и телесного утомления». Но возможно, что реакция наступила слишком скоро для того, чтобы бы пожать все плоды победы. «Он пошел в постель совершенно обессиленный после сражения 1 июня, – писал тот же офицер – Мы все собрались около него; я даже поддерживал его: он был так слаб, что при качке не мог держаться на ногах. "Зачем вы поддерживаете меня, как будто я ребенок?" – сказал он добродушно». Неудивительно при таких условиях, что он не мог сделать того, что был бы в состоянии сделать более молодой человек, а также, что он поддался влиянию начальника своего штаба, сэра Роджера Куртиса, офицера выдающегося и храброго, но, кажется, придававшего большее значение, чем адмирал, тем невыгодным условиям, при которых пришлось действовать британскому флоту.

 

Много лет спустя адмирал Стопфорд, командовавший фрегатом в описанном сражении, сделал следующее сообщение, которое позволил напечатать: «Заметив, что «Марльборо» потерял мачты и окружен неприятельскими кораблями, я спустился к нему и взял его на буксир, вследствие чего оказался очень близко к «Куин Шарлотт», почему и воспользовался случаем явиться к адмиралу для получения приказаний. Холодная сдержанность, с какой я был принят лордом Хоу, и выраженное им желание, чтобы суда были приведены в состояние, позволяющее продолжать сражение, показывали, что таково было и его намерение. Для того чтобы снять с памяти лорда Хоу слышанное мной против него обвинение в том, что он будто бы не эксплуатировал своей победы, я думаю, следует сказать, что когда я стоял на юте флагманского корабля рядом с лордом Хоу, к нему поспешно подошел сэр Роджер Куртис и в явном волнении воскликнул: «Клянусь Богом, милорд, что если вы не соберете эскадры, то шансы обратятся против нас». Я должен сознаться, что не видел ничего оправдывавшего такое восклицание, за исключением того, что один французский корабль, проходивший в это время за кормой «Куин Шарлотт», выпустил в нее несколько снарядов. Адмирал и сэр Р. Куртис отошли от меня в сторону, и затем ничего более не было сделано для продолжения сражения».

 

Ответственность главнокомандующего не умаляется в зависимости от советов, какие могут быть даны ему его подчиненным, каковы бы ни были репутация последнего и отношения между ними. Однако при той физической слабости, какой страдал тогда лорд Хоу, ему пришлось бы в дальнейшем ведении боя положиться всецело на Куртиса, поэтому, вероятно, надо считать правильным, что он не решился подвергать свой флот неоправданному риску, т. е. не поступил вопреки убеждению офицера, на которого пришлось бы возложить руководство операциями. Таким образом, сражение окончилось тем, что оба флагмана построили в линию еще способные управляться корабли и легли на восток. Вследствие этого три французских корабля спаслись от плена, британский корабль «Куин» избежал угрожавшей ему опасности и, наконец, семь французских кораблей, со сбитыми мачтами, были отрезаны британцами. В четверть второго часа общий огонь прекратился, хотя рассеянные суда еще выпускали изредка отдельные снаряды.

 

Таковы были главные черты сражения 1 июня 1794 года, которое, как происходившее так далеко от всякого берега, не получило иного отличительного названия. Мы не считали полезным подробно излагать бесчисленные случаи, имевшие место в этом сражении; однако для профессионального читателя будет небезынтересно, не вдаваясь в детали, проследить за тактическим анализом хода сражения. Способ атаки, предпринятой лордом Хоу – корабль против корабля, – тождествен с тем, какой употреблялся во многих предшествовавших сражениях британскими адмиралами. Он находит оправдание только в том, что французы 28 и 29 мая показали свою низкую подготовку в морском деле и слабость своего артиллерийского огня. Британский адмирал был, вероятно, прав, заключив из событий названных дней, что неприятельские корабли были по всей линии, в отдельности, слабее тех, какие он мог противопоставить им. При таких условиях для нападающего позволительно пренебречь представляющейся для него возможностью сосредоточить силы на часть неприятельской линии. Весьма возможно, что Хоу мог бы достичь лучших результатов, прибегнув к такому сосредоточению, так как отсутствие тактической подготовки во французском флоте, которое он заметил, давало ему уверенность, что последний не сумеет выйти из невыгодного положения, если бы его удалось поставить в таковое в начале боя. С другой стороны, и командиры судов в его собственной эскадре не были еще достаточно искусны в маневрировании, а также и не были настолько испытаны, чтобы он мог положиться на них. Нет ничего невероятного поэтому, что попытка упомянутого сосредоточения привела бы к смятению и свалкам в британском флоте, тогда как при одиночных боях кораблей его с французскими лорд Хоу мог рассчитывать на превосходство своих офицеров и команд в морском и артиллерийском деле. Кроме того, предпринятый им способ наступления, хотя и трудный до некоторой степени в исполнении, совершенно прост по идее. В общем, взвесив все pro и contra, автор считает, что Хоу поступил благоразумно, решившись на ту простую атаку, какую он исполнил. Поучительно заметить, что результаты рассмотренной атаки, хотя и гораздо более решительные, чем в предшествовавших сражениях, где прибегали к тому же способу, по тщательном изучении оказываются аналогичными с результатами последних. Британский флот, спускаясь на неприятеля, равнялся по линии, параллельной французской, но держа по курсу (NW), косвенному к этим линиям. Исход такой атаки во всех предшествовавших сражениях был нерешительный: едва ли когда-либо хоть один из атакованных таким способом кораблей был взят в плен или потоплен. Но за исключением этого факта, во всех остальных чертах боя опыт прежних сражений подтвердился и на этот раз. Тот фланг нападающего, который в кильватерной колонне был авангардом, вступил в бой в общем быстро и в порядке, тогда как в арьергарде произошли беспорядок и замедление вследствие несовершенства в исполнении маневра. Эта неодновременность атаки была возмещена лишь чрезвычайными и блестящими усилиями трех кораблей арьергардной дивизии. Это предотвратило неудачу, но в то же время показало, как велика была бы она, если бы не эти усилия упомянутых кораблей. Распределение потерь и повреждений между различными частями британской колонны дает хорошую характеристику энергии их действий, хотя подобный подход, примененный для сравнения действий двух одиночных кораблей, в высшей степени ошибочен. Пример можно взять и из рассматриваемого сражения, в котором корабли, искусно занявшие выгодные позиции и энергично сражавшиеся, получили менее повреждений, чем те которые плохо управлялись и нанесли меньше вреда противнику. Но если результат боя рассматривается в среднем, как результат для многих кораблей, то частные причины ошибок в различных направлениях стремятся взаимно уничтожиться. Итак, рассчитав полное число выбывших из строя в британском флоте, найдем, что из каждых ста человек убитых и такого же числа раненых на всей эскадре на восемь авангардных кораблей приходится соответственно сорок три и сорок один; тогда как на восемь арьергардных – только семнадцать и двадцать два, т. е. менее половины сравнительно с потерей авангарда. Но это еще не характеризует всего дела, потому что четыре пятых всей потери арьергарда пали на три корабля, на остальные же пять пришлось только восемь человек убитыми и тридцать три ранеными, тогда как на восьми авангардных кораблях потери, хотя и различались в частностях, в общем распределились более равномерно. Вывод этот сам по себе мог бы служить доказательством того факта, что авангардные корабли спустились на противника в полном порядке, атаковали его энергично и тем взаимно поддерживали друг друга. Арьергард же нападал на неприятельскую линию, очевидно, не дружно, так как исключительные потери трех кораблей, хорошо исполнивших свой долг, указывают на недостаток поддержки со стороны остальных. Это также вполне подтверждается другими удостоверенными фактами.

 

Если данный способ атаки сопровождается одинаковым результатом в различных сражениях, то последний не может приписываться всецело ошибкам командиров кораблей. Исключениями из общего правила в сражении 1 июня были не те арьергардные корабли, которые не смогли принять надлежащего участия в бою, а те, которые сумели сделать это. Причину обычного результата рассматриваемого способа атаки надо видеть, кажется, в том, что авангардный корабль служит здесь как бы штырем, около которого вращается вся линия строя, и по мере удаления от этого штыря нарушения правильности маневра случаются легче и чаще. Произошедшие нарушения нарастают и распространяются до тех пор, пока наконец не приведут к общему беспорядку. При наступлении же последнего успех или неуспех действий каждого корабля зависит от инициативы его командира более, чем от его положения относительно линии строя. Тогда начинает сказываться разница в свойствах людей, действия которых связывались требованиями строя, пока он не был еще нарушен. Короткие линии от этого будут страдать менее, чем длинные, откуда следует, что в длинных линиях нужны кроме головного корабля еще и другие «опорные точки» для сохранения порядка в маневрах. 1 июня такой опорной точкой послужил флагманский корабль «Куин Шарлотт», благодаря настойчивости и примеру адмирала. Корабли, бывшие справа от него, действовали лучше, чем шедшие непосредственно слева, которые равнялись по авангардному кораблю. Так как современные корабли по характеру своему и современного оружия, вероятно, заставят предпочесть строй фронта другим боевым строям, то для морских офицеров интересно подумать о мерах, какими можно было бы предупредить то нарушение порядка в исполнении маневра, какое легко ожидать в частях строя, удаленных от корабля, руководящего атакой или другими движениями эскадры.

 

Французская эскадра ожидая атаки со стороны Хоу, открывала ему возможность организации какой угодно комбинации, но при принятом им способе атаки бремя сопротивления легло скорее на командиров отдельных французских кораблей, чем на адмирала. Раз корабль энергично атакован противником, работа командира его делается несложной, хотя и тяжелой. Едва ли был пример, чтобы французский офицер в таком положении не исполнил мужественно своего долга. Однако превосходство британцев в артиллерийском деле в большинстве одерживало верх над сопротивлением противника. Последний тогда спускался и уходил под ветер, если только его мачты не были сбиты, или если нападающий, прорезав линию, не преграждал ему отступления. Так седьмой в линии «Масиус» был атакован английским кораблем «Дефенс» с подветра, поэтому попытался уклониться от боя, пройдя на ветре следующего английского корабля, «Марльборо», но навалился на него всем бортом, потеряв при этом все мачты. Сознание превосходства огня британской корабельной артиллерии вместе с предвзятой идеей держаться в сомкнутой линии, по-видимому, руководило действиями французских кораблей с начала сражения. Правда, сомкнутость линии в высшей степени серьезна и существенна для взаимной поддержки кораблей ее, но забота о ней совсем не должна преобладать над всеми другими соображениями, особенно когда сражение, как неизбежно случилось в рассматриваемом примере, уже обратилось в свалку (melee). Французские командиры, плохо разбираясь в эскадренном бое, ухватились за простейшую идею, которая и заставляла каждого из них стараться следовать «по пятам» за своим передним мателотом. Таким образом, когда головной корабль «Конвенсьон», хотя и атакованный не энергично, спустился на фордевинд и вышел из линии, то за ним последовал и «Гэспэрин», хотя и сражавшийся до тех пор весьма энергично. Следующие пять кораблей мужественно выдерживали жаркий бой. Восьмой корабль после короткой схватки с противником спустился под ветер, и за ним последовали еще три корабля, до одиннадцатого включительно. Таким образом мы доходим до двенадцатого корабля, или почти до центра французской линии. Из шести кораблей, следовавших за ним, т. е. до семнадцатого включительно, четыре были взяты британцами после отчаянного сопротивления. Из двух, избежавших плена, один был флагманский корабль «Монтань», действия которого мы уже описывали, а другой – задний его мателот «Жакобен». Восемнадцатый, девятнадцатый и двадцатый, кажется, получили мало повреждений, но все-таки ушли под ветер – независимо ли, или следуя друг за другом, это не выяснено достоверно. Остальные шесть подверглись жестокому нападению трех кораблей из неприятельского арьергарда, и четыре были приведены в такое состояние, что должны были бы попасть в руки неприятеля. Причем все – а не два только из них, как это случилось в действительности – если бы и остальная часть британской дивизии исполнила свой долг как следует.

 

Французские офицеры, не подготовленные к эскадренному бою ни учебной практикой, ни опытом, не сумели сделать в сражении всего, что могли бы сделать. Но, кажется, только о двух из них можно сказать, что они явно поступали так, как не должны были поступать. Первую ошибку сделал командир головного корабля, для оставления которым своего поста в авангарде не видно какой-либо основательной причины. Вторая и гораздо более серьезная ошибка была сделана командиром корабля «Жакобен». Прибавка им парусов для того, чтобы приблизиться к флагманскому кораблю, когда намерение «Куин Шарлотт» пройти в промежуток между ними сделалось очевидным, была совершенно правильной. Уклонение под ветер, когда ему угрожало столкновение с «Монтань», было, вероятно, единственным средством избежать его. Будучи, таким образом, вынужденным спуститься под ветер своей линии, он все-таки сохранял еще возможность атаковать с правого борта британский корабль в то время, как последний был, или должен бы быть, атакованным с другого борта кораблем «Монтань». Вместо того чтобы воспользоваться этой возможностью, капитан Гассэн спустился и удалился под ветер. Эта серьезная ошибка была особенно достойна порицания для переднего или заднего мателота старшего флагмана. Их места в строю были особенно почетными, занимались сильными кораблями, избиравшимися со специальной целью поддерживать начальника и усиливать часть строя, в которой он находился. Для капитана Гассэна лично могло быть много извинений, но для такого поведения корабля нет, по-видимому, никаких извинений, так как он пострадал в бою очень мало. Разрыв в линии, образованный выходом из нее «Жакобена», был уничтожен следовавшими за ним кораблями, и это движение их вперед, передавшись до конца линии, и было отчасти причиной того, почему арьергардные британские корабли не атаковали соответствовавшие им во французском строю.

 

Уместно теперь уделить некоторое внимание рассмотрению со стратегической точки зрения общего хода и результатов этой короткой морской кампании, которая продолжалась всего лишь четыре недели – с 16 мая, когда Вилларе отплыл из Бреста, до 11 июня, когда он снова стал на якорь у самого входа в этот порт. Для того чтобы составить правильное мнение, надлежит обсудить цели каждой стороны, силы, которыми они располагали, и принятые ими меры.

 

Целью французов было обеспечение безопасности каравана из Америки. Для этой цели они выслали в море два отряда: один – из пяти линейных кораблей, под начальством Нильи, другой – из двадцати пяти, под начальством Вилларе. Они должны были соединиться между собой, и тот важный пункт, в котором их соединение предполагалось, был известен их адмиралам и неизвестен британцам. К этому можно еще прибавить, что инструкции, данные французским правительством своим адмиралам, побуждали последних по возможности избегать решительного сражения.

 

Британцы преследовали двоякую цель: перехватить ожидавшийся французами караван и принудить французский флот к бою. Эти задачи в действительности были во взаимной зависимости, и могли также – при условии, что эта зависимость понята неясно – побудить к разделению силы. Сражение с противником было задачей бесспорно более важной, и так без сомнения смотрел на нее и Хоу. Обычной британской морской политикой было уничтожить организованную силу неприятеля на воде. В распоряжении Хоу были, включая и эскадру Монтэгю, тридцать два линейных корабля. Он не знал ни места предполагавшегося соединения французских флотов, ни точного пути следования во Францию каравана, но о том и другом он мог составить приблизительное понятие.

 

С 4 мая, когда эскадра Монтэгю впервые отделилась от Хоу, до 19 мая, последний думал, что французский флот стоит в Бресте. 19-го числа его разведчики произвели рекогносцировку порта во второй раз, и он узнал тогда, что неприятель ушел оттуда. Вечером в тот же день к нему присоединился фрегат от Монтэгю, требовавшего подкреплений. Боясь, что его подчиненный может встретиться с силами Вилларе, значительно превосходившими его, Хоу на следующее утро пошел на соединение с ним под всеми парусами. 21 мая он встретил и задержал несколько голландских судов, которые уже обыскивал и Вилларе 19-го числа. Из вахтенных журналов этих судов он достоверно узнал, где находился и какой курс держал неприятель за два дня перед тем. Заключив отсюда, что Вилларе не может встретиться с Монтэгю, который был значительно южнее, Хоу перестал заботиться о последнем и употребил все усилия на поиски противника. Это решение подлежит критике, потому что Монтэгю имел приказание, в случае, если ему не удастся найти французский караван, окончить крейсерство 20 числа и соединиться с адмиралом близ Уэссана. Если только он сообразовался с этими инструкциями, то не должен был находиться очень далеко от главных сил.

 

Монтэгю, однако, счел возможным продолжить свое крейсерство на несколько дней, в течение которых захватил несколько голландских призов, обысканных Вилларе и избежавших встречи с Хоу 21 мая. От них он впервые узнал, что французы вышли из Бреста и что Хоу пошел в погоню за ними. Вместо того чтобы сделать какую-либо попытку присоединиться к своему старшему флагману или продолжать преследовать общие цели крейсерства, он с 24 на 25 мая спустился по направлению к Англии и стал на якорь в Плимуте 30-го числа. Британский морской историк Джемс говорит, что это было сделано в духе данных ему инструкций. Но было бы более убедительным, если бы названный автор привел «букву инструкций», которая допускала такое толкование и указал бы, оправдывало ли состояние кораблей Монтэгю уход с поля сражения такой сильной эскадры и в такой решительный момент. Его поступок, каковы бы ни были основания для него, по-видимому, не встретил одобрения со стороны правительства, и ему было сейчас же дано приказание выйти немедленно в море в сопровождении всех готовых к плаванию линейных кораблей, стоявших в Плимуте. За день до его ухода из Плимута, 3 июня, прибыл туда «Одейшос», с первыми вестями о столкновении между собой враждебных флотов 28 мая, в котором он и был выведен из строя. Монтэгю вышел из порта 4 июня с девятью кораблями и 8-го числа достиг назначенной ему лордом Хоу точки рандеву близ Уэссана, куда его направили также и последние инструкции от Адмиралтейства.

 

Из изложенных фактов видно, что ни Хоу, ни Монтэгю не приписывали надлежащего значения сосредоточению сил британского флота. Немедленную погоню Хоу за Вилларе можно было бы еще оправдать необходимостью догнать последнего прежде соединения его с Нильи. Но Хоу не знал точки рандеву французских адмиралов, и так как Вилларе вышел из Бреста за три дня до того, как британский адмирал узнал об этом, то было маловероятно, чтобы удалось предупредить упомянутое соединение. Действительно, один из кораблей Нильи присоединился к эскадре Вилларе прежде, чем Хоу встретился с ней, другой, – 29 мая, а остальные – 30-го, нейтрализовав таким образом преимущества положения, приобретенные британским адмиралом искусными тактическими усилиями 28 и 29 мая. Если бы, однако, к нему подошли шесть кораблей Монтэгю, то весь перевес в силе над противником, завоеванный им в схватках двух предшествовавших дней, был бы сохранен. Трудно преувеличить влияние, какое оказали бы эти корабли на результат сражения 1 июня, даже если бы они служили лишь резервом. К этим соображениям надо прибавить еще, что Хоу рисковал упустить и караван, и неприятельский флот, крейсируя в их поисках, вместо того чтобы просто оставаться близ того места, где они должны были проходить, и стянуть туда все бывшие в его распоряжении силы. Полная возможность этого доказывается следующими фактами его погони за противником. «27-го, в 9 часов утра, лорд Хоу, выбравшись на несколько миль к северу от параллели, на которой имел основание полагать флот Вилларе, спустился на ост правым галсом». Он шел этим курсом при попутном и, по-видимому, свежем ветре в течение двадцати одного часа, когда впервые был усмотрен французский флот по румбу SSO. Хотя точных данных мы и не имеем, но из вышеизложенного есть основание заключить, что Хоу удалился более, чем на сто миль к западу от места рандеву французов, которого Вилларе достиг за неделю перед тем. Если бы тем временем подошел туда ожидавшийся караван, что вполне могло случиться, то Вилларе отплыл бы сейчас же в Брест. Нет ничего невероятного, что тогда британский адмирал упустил бы и неприятельский флот, и упомянутый караван.

 

Рассматриваемый теперь нами вопрос – чисто стратегический. Несомненно, что французский флот, если бы ему не помешали, встретил бы караван. Таким образом, после того как он вышел из Бреста, два объекта британцев сливались, в сущности, в один, и для них уже не оставалось никакой причины держаться двумя разъединенными эскадрами. Куда именно предполагал прибыть караван – в точности не было известно, но Брест и Рошфор были крайними пунктами той береговой линии, к которой он должен был подойти. Движение такого большого отряда судов, связанных необходимостью держаться соединенно, неизбежно отличается медленностью. Французам было бы настолько же неизвестно место соединения британских эскадр, насколько последним было неизвестно место рандеву, назначенное для встречи французских эскадр. Британцы имели основание рассчитывать на то, что, разослав свои отдельные быстроходные корабли значительно к западу от вышеупомянутой береговой линии, они будут своевременно предупреждены ими о том, где надо; искать преследуемую добычу. Что для такого образа действий не представлялось затруднений, никто не будет оспаривать. Кроме того, было бы надежнее и, с военной точки зрения, основательнее сосредоточить таким образом силы из тридцати двух британских кораблей на надлежаще избранной позиции и при соответствующих разведчиках, чем бросаться то туда, то сюда в поисках неприятеля. Замечателен и поучителен факт, что с начала до конца рассматриваемой кампании ни одно из британских судов не видело ожидавшегося каравана. Коммерческие и военные корабли, принадлежавшие различным отрядам, задерживались ими в Бискайской бухте, и некоторые не один раз, но корабли, шедшие из Америки, были как будто скрыты от них шапкой-невидимкой.

 

Стратегическая цель французского адмирала после того, как он имел несчастье быть найденным британским флотом, состояла в том, чтобы отвлечь его от места рандеву, назначенного каравану. Как данные Вилларе инструкции, так и тактическое состояние его флота не позволяли ему сделать попытку достичь этого вызовом противника к бою. При первой встрече с британцами французы были на ветре и к югу от них. Если бы они были к северу и также на ветре, то положение их было бы превосходно, потому что тогда отступлением к NW они могли бы прямо отвлечь противника от опасного для каравана места, так как последний приближался от WSW. При том же, как сложились обстоятельства, Вилларе не мог двигаться к N, не напросившись на сражение, которого должен был избегать. Если бы он потерпел поражение на месте встречи с Хоу, то победоносный флот остался бы в слишком близком соседстве с караваном. Поэтому французский адмирал остался на ветре и взял курс W, который, медленно расходясь с курсом каравана, позволил бы, при достаточно долгом следовании им, отвлечь британцев так далеко, чтобы они не могли увидеть упомянутый караван. Однако эта медленность расхождения, без сомнения, помогла ему примириться с потерей наветренного положения 29-го числа, и он, как только оказался к северу от противника, направился на NW и шел так оба следующие дня. Результат был чрезвычайно успешен. Позднейшие французские писатели утверждают, что 30 мая караван прошел через то место, где 29-го состоялась схватка между судами враждебных флотов. Если это так, то должно быть, его скрыл густой туман, который тогда стоял большую часть суток, так как флоты еще не успели отойти далеко.

 

Нельзя не восхищаться глубоко теми умными и энергичными мерами, которыми Хоу, после двухдневных стараний 28 и 29 мая, выбрался на ветер относительно своего противника, нанеся ему в то же время тяжелый урон. Как бы ни судить о его тактике 1 июня, нельзя отрицать, что тактические маневры адмирала в предшествовавшие два дня были задуманы хорошо и исполнены им энергично и доблестно. Но стратегическая ошибка, или неудача, вследствие которой отряд Монтэгю не был при Хоу, нейтрализовала приобретенное последним тактическое преимущество. Правильная же стратегия французов, которая обеспечила частям их флота взаимную поддержку, восстановила равновесие в сил. Таким образом опять подтвердилось правило, что стратегическая ошибка более серьезна и имеет более глубокие последствия, чем ошибка тактическая.

 

Каждый из враждебных флотов, после того как они разошлись, поспешил возможно скорее дойти до своего порта. Лорд Хоу до утра 3 июня приводил в безопасное состояние возможными починками взятые им призы и свои поврежденные корабли и достиг Портсмута 13 июня. Вилларе Жуаез направился в Брест. Утром 9 июня он встретился с эскадрой Монтэгю немного южнее Уэссана. Состояние французского флота, обремененного поврежденными кораблями, представляло бы хороший случай для атаки его со стороны быстроходного флота, но два из британских кораблей могли идти лишь чрезвычайно медленно, и адмирал не осмелился приблизиться к противнику, имевшему значительный перевес в силе. Вилларе преследовал британцев, но опасаясь, чтобы при том состоянии, в каком были его суда, его не отнесло под ветер от порта, скоро отказался от погони. 11 июня весь его флот стал на якорь на Бертомском рейде, у Бреста. Монтэгю 10-го ушел в Англию, чем и закончилась эта кампания со стороны британцев. Ночью 12 июня с французских судов увидели многочисленные огни в Ра-де-Сейн – южном проходе, ведущем в Брест. Это и были огни давно ожидавшегося каравана. Адмирал ван Стабель, боясь встретить враждебный флот у более безопасного прохода, которым чаще пользуются, взял курс на Пенмаркс – скалистую возвышенность в тридцати милях к югу от порта, а затем направился в порт через Ра-де-Сейн. В тот самый день, как ван Стабель увидел землю, Монтэгю стал на якорь в Плимуте. Два дня спустя, 14 июня, караван и остатки эскадры Вилларе вошли в Брест. Так окончилось крейсерство, хотя и ознаменовавшееся большим поражением французского военного флота, но все-таки достигшее главной цели, для которой было предпринято.
Назад: Глава IV. Вест-Индия в 1793–1810 годах
Дальше: Глава VI. 1794 год в Атлантическом океане и на континенте