Баронессе Лаймон, матери Дэйвида, я завидовала всей душой. Нет, не её сильному, даже железному характеру, не деловой хватке и не крепкому здоровью, хотя всего этого у неё было в избытке. Завидовала я тому, что леди Лаймон была вдовой.

Тут дело вовсе не в моей природной кровожадности или душевной чёрствости. Подлинная причина заключается в том, что в нашем обществе единственный способ для женщины стать независимой — это выйти замуж и овдоветь. До замужества женщина зависит от родителей, а если она сирота, от опекунов и ближайших родственников. После замужества — ясное дело, от супруга. И только после безвременной кончины последнего её статус внезапно кардинально меняется. Унаследовав состояние супруга, она получает материальную независимость, а вместе с ней — и независимость в прочих сферах. Она получает право распоряжаться финансами, вкладывать деньги в различные предприятия по своему усмотрению и даже начинать собственные проекты. Она может ходить на любые мероприятия в одиночестве, без обязательного для всех остальных мужского сопровождения. Она даже может высказывать вслух свои убеждения по вопросам экономики и политики, хотя это, конечно, и не приветствуется.

В тот день леди Лаймон как раз занималась финансовыми делами. И, видимо, шли они не слишком успешно. Во всяком случае из гостиной, где мы сидели втроём, она уходила в приподнятом настроении, а вот спустя полчаса возвратилась в мрачном расположении духа.

— А, леди Инесса, вы всё ещё здесь? — едко поинтересовалась она, после чего, не глядя на сына, прошла в соседнюю комнату.

Я почувствовала, как к лицу приливает краска. И поспешила подняться со стула.

— Пожалуй, мне действительно пора идти.

Чрезвычайно расстроенный Дэйвид вызвался проводить меня до дворца.

— Несси, ты не должна на неё сердиться, — с несчастным видом проговорил он, когда мы шли по тёмно-серым плитам мощёной улицы. — Она очень хорошо к тебе относится, правда. И ничего такого не имела в виду. Просто у неё плохое настроение.

— Да-да, — рассеянно кивнула я, думая о том, с каких это пор плохое настроение превратилось в оправдание для нарушения норм этикета и элементарного отсутствия гостеприимства.

— Ты сильно на меня сердишься?

Похоже, Дэйвид сумел разгадать мои мысли. Впрочем, навряд ли это было особенно сложно сделать. В данный момент я не слишком-то заботилась о том, чтобы прятать свои подлинные эмоции под маской.

— На тебя? — Я подняла на него удивлённый взгляд. — Вообще-то нет. На тебя-то за что?

Эти слова юношу немного успокоили. Но не окончательно, ведь я недвусмысленно намекала на то, что к его матери у меня претензии всё же имеются. А это явно вносило дисгармонию в его восприятие реальности.

— Приходи к нам послезавтра на чай, — предложил он, взяв меня за руку, когда мы остановились возле главных ворот дворца. — Я поговорю с мамой и всё улажу.

— Не знаю. — Идти к ним в гости после сегодняшнего унизительного обращения со стороны баронессы не хотелось совершенно. — Не думаю, что это будет уместно.

— Будет очень уместно, — возразил Дэйвид. — Я хочу, чтобы вы помирились

— Да мы и не ссорились, — пробормотала я, всё ещё не желая давать согласие.

Но он так настаивал, и вид у него при этом был настолько расстроенный, что в конечном итоге я всё-таки приняла приглашение.

Людей в цветочном зале находилось не слишком много, и в основном они были сосредоточены вокруг двух карточных столов. Восемь человек играли — по четверо за каждым столиком, — и ещё около десяти увлечённо следили за игрой. Помимо них в помещении находилось ещё человек шесть-семь; последние рассредоточились; кто-то неспешно пил вино, кто-то листал книгу, кто-то прохаживался, рассматривая растения.

Собственно говоря, зал назывался цветочным именно потому, что здесь стояло немало кадок с растительностью. Правда, изначально предполагалось держать здесь именно цветы, но от этой идеи постепенно отказались. В итоге ощущение свежести в каменное помещение привносили деревья. Преимущественно фикусы разных видом, но была здесь и парочка экзотических пальм, правда, довольно чахлых. Видимо, наш климат оказался слишком холодным для экзотики.

Среди людей, не слишком интересовавшихся игрой, я заметила маркиза Дориона. Он сидел на кушетке, попивая из бокала вино и безмятежно поглядывая то на игроков, то на окно, то на панно, украшающее стену. В моём мозгу быстро родился план по устранению ни о чём не подозревающего маркиза в качестве жениха. Ну, то есть, говоря откровенно, план родился только наполовину. Его первую часть я представляла себе довольно хорошо, а вот вторую — смутно. Но не беда, успею додумать финальную стадию в процессе выполнения.

Удостоверившись в том, что ни одна прядь не выбивается из идеально уложенной причёски, декольте достаточно глубоко, чтобы открывать волнующий вид, а на лице сияет обаятельная улыбка, я устремилась к маркизу.

— Лорд Дорион! — Я присела перед галантно вскочившим со стула мужчиной в особенно низком реверансе, давая ему возможность как следует заглянуть в вырез платья. С удовлетворением отметила, что этой возможностью он не преминул воспользоваться. — Простите, что отвлекаю. Вы случайно не видели леди Альмиконте?

Конечно, будь маркиз поумнее, была бы вероятность, что он почует неладное. Чтобы первая фрейлина герцогской сестры, да не подозревала, что та даже не собиралась сюда приходить? Однако заострить внимание на такой детали мог бы Кэмерон Эстли, но никак не маркиз Дорион.

— К сожалению, её здесь нет, — развёл руками он.

— В самом деле? — Я сделала вид, что расстроилась. — А я отчего-то рассчитывала найти её именно здесь.

— Боюсь, леди Альмиконте избегает моего общества, — демонстративно вздохнул маркиз. — Это чрезвычайно обидно, ведь я надеялся, что нам удастся быстро наладить отношения.

— О, я уверена, что дело вовсе не в вас. — Я ободряюще коснулась его ладони. Мои пальцы дрогнули, будто от волнения, а грудь под декольте взволнованно колыхнулась. Но руку я не убирала целых две секунды. Невзирая на то, что отдёрнуть её очень хотелось: ладонь маркиза была тёплой и потной. — Просто миледи сегодня нездоровится.

— Понимаю. Быть может, вы составите мне компанию?

Долго тосковать из-за отсутствия Мирейи жених не собирался. И это было мне только на руку.

— О, с удовольствием! — Я сделала вид, что страшно обрадовалась такому предложению. — Сказать по правде, я так набегалась за сегодня, что ужасно устала. И с удовольствием выпила бы немного вина. Кстати, а что вы пьёте? Нет, постойте! — Я изобразила на лице лукавую улыбку. — Позвольте я сама догадаюсь. Вы не возражаете?

И я поднесла руку к бокалу маркиза.

Тот усмехнулся и протянул мне бокал, до середины наполненный напитком насыщенного малинового цвета.

Я обхватила пальцами длинную хрустальную ручку. Интересно, маркиз хоть ничем не болеет? Надо бы пригубить не с той стороны, с которой он пил. Да только как тут разберёшь? Бокал же круглый.

Смирившись с неизбежным, я сделала маленький глоток, стараясь, чтобы процесс выглядел при этом как можно более чувственно.

— Красное рестонское? — предположила я.

— Браво!

Маркиз рассмеялся и даже не поскупился на аплодисменты.

Да ладно, какое там «браво»? В такое время суток здесь подают всего-то три сорта вина, и все их можно различить по цвету… Но озвучивать эту мысль я, конечно, не стала; напротив, победоносно улыбнулась и протянула бокал маркизу. Кокетливо приложила палец к губам, а потом стыдливо опустила глаза.

— Эй! — подозвал лакея Дорион. — Вы любите рестонское? — уточнил у меня он.

— Люблю, — подтвердила я.

Лакей всё понял без дальнейших указаний и спустя полминуты вручил мне бокал, наполненный всё тем же малиновым напитком на две трети.

— Кажется, мы ещё не пили за знакомство? — заметила я, подняв бокал и глядя на маркиза через стекло.

— Действительно не пили, — охотно поддержал инициативу Дорион.

— В таком случае до дна?

— До дна!

В таком духе мы и продолжили. Я подсела к маркизу и, оживлённо болтая, старательно вливала в него один бокал за другим, параллельно раззадоривая то прикосновением пальцев, то томным взглядом, то притягивающим взгляд декольте. Приходилось, конечно, пить и самой, но во всяком случае я обходилась меньшими количествами.

Сказать по правде, такая физическая близость была довольно-таки неприятна. Вроде б ничего особенного, но мне решительно не нравился запах парфюма маркиза, раздражало выражение его лица, были неприятны малейшие прикосновения, тем более учитывая, что они становились всё более настойчивыми. Но я мужественно терпела, лишь изредка отворачиваясь, чтобы на секунду стянуть с лица приклеенную улыбку. Словно ныряльщик, на мгновение выплывающий на поверхность, дабы втянуть побольше воздуха, и снова опускающийся с головой в мутную воду.

Я расспрашивала маркиза о его детстве, о службе при дворе, о родовом дворце, а сама слушала вполуха, или даже в четверть. Вместо этого раздумывала над тем, как быть дальше. Общая схема была понятна и не нова. Напоить маркиза настолько, чтобы он забыл всякую осторожность, да и вообще перестал себя контролировать, а затем скомпрометировать. Например, сделать так, чтобы его застали у меня в спальне при весьма недвусмысленных обстоятельствах. Такого герцог ему не простит, тут как-никак будет затронута честь рода.

Беда заключалась только в том, что оказываться наедине с маркизом в этих самых недвусмысленных обстоятельствах не хотелось совершенно. Если мне настолько неприятен даже тот физический контакт, который имеет место сейчас, что же будет, если я окажусь с ним в одной постели?! Бррр, от одной мысли об этом мурашки по коже. Впрочем, есть и другие способы. Если он будет достаточно пьян, то можно изобразить неприличную сцену, реально ни в чём таком не участвуя. Главное — довести маркиза ровно до нужной кондиции: чтобы он смог дойти до моих покоев на своих ногах (не тащить же его на себе, право слово!), а потом сразу же уснул непробудным сном. Гостей, думаю, даже специально зазывать не надо. Зрителей здесь достаточно. Добрые люди найдутся непременно и всех, кого надо, уведомят. Есть и немного другие варианты поведения. К примеру, можно быстренько отыскать пару девиц, которые согласятся заменить меня в обществе маркиза. Или, если он совсем много выпьет, то пару лакеев. Только придётся им за это хорошо заплатить. Или… какие там извращения упоминал на балу Эстли? Любопытно, сколько мышей и насекомых надо пообещать нашей игуане, чтобы она согласилась скоротать вечерок в постели с Дорионом? Впрочем, я увлеклась.

— Ну же, маркиз! — подначивала я, следя за тем, как мой собеседник опустошает очередной бокал. — Не стесняйтесь! Признайтесь откровенно: какого он у вас размера? Такой же, как у герцога или больше?

— Он… Кто «он»? — уточнил маркиз, устремив на меня мутный от выпитого алкоголя взгляд.

— Как кто? — удивилась я. — Дворец.

— А, дворец! — В глазах сквозь алкогольную пелену промелькнуло разочарование. — Тогда меньше.

— Простите, маркиз, вы позволите ненадолго похитить у вас леди Антего? Обещая в скором времени вернуться её в целости и сохранности.

Я задрала голову, недовольно поджав губы. Вот только Эстли мне сейчас не хватало! Ну что, скажите на милость, ему могло понадобиться?

Маркиз тоже, кажется, был не в восторге, но спорить, ясное дело, не стал.

— Ну разумеется, граф.

— Благодарю вас.

Эстли настойчиво протянул руку, чтобы помочь мне встать. Как будто у меня было хотя бы малейшее желание это делать. И вот ведь что обидно: мужчины договорились обо всём между собой, а вот моя собственная позиция, похоже, не волновала ровным счётом никого.

Однако не устраивать же скандал. Тем более, что мне сейчас было важно произвести на маркиза благоприятное впечатление. Поэтому я протянула Эстли руку, покорно встала и отошла вместе с ним в сторонку, к ближайшему фикусу. И только тогда позволила себе проявить характер.

— Что вам, чёрт побери, от меня понадобилось? — громким шёпотом спросила я. — Да ещё и так срочно?

— А что, разве я не вовремя? — изобразил удивление Эстли. Но, увидев, насколько гневно сверкнули мои глаза, тут же пошёл на попятный. — Ладно, не сердитесь. Я не отниму у вас много времени.

— Что вам нужно? — смирившись с неизбежным, вздохнула я.

— Хочу попросить у вас прощения, — серьёзно сказал он.

Я ничего не сказала: разговаривать с отвисшей челюстью несколько затруднительно.

— Вчера в вашей спальне я действительно вёл себя неподобающе, — продолжил Эстли. — Должен признать, что немного увлёкся.

— И что же теперь? — буркнула я, не столько сердитая, сколько по-прежнему удивлённая. — Заново нарисуете тот портрет, чтобы загладить свою вину?

— Увы, талантом художника меня боги не наградили. И тем не менее очень хотелось бы верить, что вы меня простите. — Лорд Кэмерон взял мою руку в свою и заглянул мне в глаза. — Ну так как?

В отличие от ладоней Дориона, руки Эстли были сухими и прохладными.

Его указательный палец как бы невзначай описал круг, легко качаясь подушечкой моей ладони. По коже пробежали мурашки. Чёрт возьми, да что же со мной происходит? Ну руки. Ну холодные. Это ещё не повод для учащённого сердцебиения. И кружащий голову запах его парфюма — тоже не повод. И этот его взгляд чуть насмешливый и одновременно проникновенный, который в сочетании с алкоголем так будоражит кровь, — тем более. А он как будто нарочно гипнотизирует меня этим взглядом, и его лицо становится всё ближе и ближе.

А спустя секунду я запрокинула голову и, закрыв глаза, предоставила его губам делать с моими всё, что им заблагорассудится. А заблагорассудилось им многое. Он целовал меня долго, умело, с чувством… Боги, как я, оказывается, соскучилась по его поцелуям с той злополучной встречи у кабинета герцога!

Руки Кэмерона по-хозяйски расположились на моей талии, а мои собственные жадно вцепились в его плечи. Приоткрыла глаза, чтобы снова поймать его взгляд… и боковым зрением увидела, как расстроенный маркиз пробирается мимо нас к выходу из зала.

Понимание накатило на меня холодной волной, разом остужая кровь. Я резко оттолкнула Эстли от себя. Вот ведь сволочь, специально всё подстроил, чтобы разрушить мои планы!

— Вы последний негодяй! — возмущённо выдохнула я, стараясь однако же не повышать голос, дабы не привлечь внимание публики. К счастью, нас неплохо ограждал от игроков и их советчиков тот самый фикус. — Что вы, чёрт вас побери, творите?!

— Спасаю вас от очень большой глупости, — невозмутимо ответствовал этот мерзавец, даже не думая отпираться. — Могли бы, между прочим, сказать мне спасибо. Любопытно, и как же далеко вы готовы были пойти?

— Не ваше дело, — отрезала я. — Хотите привить мне твёрдые моральные принципы? Моим родителям, как видите, это не удалось. Полагаете, у вас выйдет лучше?

— Упасите боги! — Лорд Кэмерон отмахнулся так, словно увидел перед собой привидение. — За кого вы меня принимаете?

— Я уже сказала, за кого: за последнего негодяя, — услужливо напомнила я. — И ещё за человека, способного насильно поцеловать девушку при свидетелях.

— Нет, вот этого мне приписать не пытайтесь! — возмутился он. — Никакого насилия тут не было: вы сами нисколько не возражали. И потом, должен же я был отомстить вам за тот случай у кабинета! Вы же не рассчитывали всерьёз, что я вам его спущу?

В его голосе снова звучали насмешливые нотки, и надо было бы очень-очень сильно на него рассердиться. Но, черти его заберите, до чего же ему был к лицу этот белый шейный платок… Многие придворные с этими новомодными платками выглядят так, будто голова начинает расти у них сразу из туловища. А на этом всё смотрится отлично — что шейный платок, что казавшиеся раньше нелепыми длинные брюки, доходящие аж до самых щиколоток…

— Впрочем, не переживайте: я не стану выдвигать против вас обвинение в насильственном поцелуе, — припечатал напоследок Эстли, и уж тут моя тонкая натура не выдержала.

— Браво, прекрасная идея! — Я беззвучно сблизила свои ладони, изображая рукоплескание. — Если хотите выставить себя на посмешище, я буду только рада! Что вы себе позволяете, лорд Эстли? Сначала, аки романтический юноша, залезаете ко мне в окно, теперь это! Вы хоть понимаете, что у меня есть молодой человек?

— В самом деле? Это кто же? Ах, да, видимо, вы имеете в виду барона Лаймона, — хмыкнул лорд Кэмерон. — Простите, я его не учёл. Таких, как он, довольно трудно рассматривать всерьёз.

— «Таких» — это каких? — едко осведомилась я. — Порядочных? Честных? Надёжных?

— Скорее кроликов, — поправил Эстли.

Я опешила.

— Знаете, граф, ход ваших мыслей довольно трудно бывает проследить.

— Знаете, многие девушки охотно заводят себе кроликов, — стал пояснять граф. — Мягких, пушистых, ласковых, тёплых. Они совершенно безотказны и никогда не кусаются. Не выпускают когти и не имеют своего собственного мнения. Их очень приятно брать на руки, тискать и кормить морковкой. Знаете, в чём беда? Кролики очень быстро наскучивают своим хозяйкам. Девушки начинают искать себе новые игрушки и хорошо, если не забывают регулярно кормить своих домашних животных. Иначе последним совсем уж не позавидуешь.

— Очень тонкая метафора. — Мой голос источал яд: слова Эстли отчего-то сильно задели за живое. — Но Дэйвид не кролик, а я не любительница кого-то потискать.

— Неужели вам действительно до сих пор не надоел этот мальчишка? — Мой собеседник как-то недобро прищурился. — Может, мне устроить так, чтобы его перестали пускать во дворец?

— Это ещё зачем? — опешила я. — Вам-то какое дело? Вот что вы за человек такой, а? Вам как будто доставляет удовольствие всем вокруг пакостить!

— Ну, во-первых, по пакостям вы, положим, тоже неплохая мастерица, — не остался в долгу Эстли. — А во-вторых, не пытайтесь меня обмануть. На мой поцелуй вы отвечали вполне охотно. Стало быть, какую-то симпатию вы ко мне всё же испытываете.

— Моя симпатия, — откликнулась я, чеканя слова, — называется «три бокала красного рестонского». Ещё пара бокалов — и я бы воспылала симпатией даже к этому каменному изваянию.

Я небрежно указала рукой на одну из украшавших зал статуй.

— Но не к маркизу, — проницательно отметил граф, чем заслужил крайне неодобрительный взгляд с моей стороны.

— Для симпатии к маркизу понадобилось бы больше, — призналась я. — Скажем… — Я начала мысленно прикидывать, насколько сильно пришлось бы для этого напиться, но быстро махнула рукой. — Нет, герцогский винный погреб опустел бы раньше, — призналась я, чем вызвала звонкий хохот Эстли. — Тише вы! — скривилась я, видя, как в нашу сторону стали оборачиваться.

— Зачем вы вообще стали пить? — осведомился граф, отсмеявшись. — Раз сами признаётесь, что цели воспылать к Дориону нежными чувствами не преследовали.

Я закатила глаза. Что здесь непонятного?!

— А как, по-вашему, я могла споить его, не перебрав за компанию? — ответила я вопросом на вопрос.

К моему удивлению такой ответ не привёл ни к новому взрыву хохота, ни к чтению морали.

— В следующий раз оставьте рестонское своему собутыльнику, а сами пейте «Верскую лозу», — посоветовал Эстли.

— Почему? — удивилась я. — Какая разница, что пить? «Лоза» даже чуть крепче.

— Крепче, — подтвердил граф. — Но у неё есть одна особенность. Она пьянит, но не сразу, а с некоторым опозданием. Поэтому у вас появляются шансы получить от своего собеседника всё, что требуется прежде, чем вы сами утратите способность мыслить и действовать адекватно.

Вот как? Никогда не задумывалась о таком свойстве «Лозы».

— Спасибо за совет. Вот только почему вы мне всё это рассказываете? — подозрительно спросила я.

Эстли, похоже, такая подозрительность позабавила.

— Кто знает? — загадочно произнёс он. — Возможно, я рассчитываю на то, что в обозримом будущем мы будем продуктивно сотрудничать. Но можете думать, что это был с моей стороны приступ благородства и великодушия. Так сказать, припадок.

Я молчала. Обе версии пробуждали во мне приступ моей собственной болезни — скептицизма.

— Кстати, леди Инесса, — сменил тему Эстли, видя, что я не собираюсь отвечать, — не хотите ли выпить?

Я посмотрела на него исподлобья и опасливо уточнила:

— «Лозу»? Или рестонское?

Эстли от души рассмеялся.

— Ну, конечно же, рестонское, — подмигнул он.

Ответ прозвучал донельзя двусмысленно.

— Я ещё не настолько пьяна, чтобы пить вместе с вами, — буркнула я.

Это заявление рассмешило его ещё сильнее.

— Что ж, в таком случае я удаляюсь, пока вы не надумали разбить о мою голову это каменное изваяние. — Он кивнул на статую, которую я пообещала возлюбить после пары бокалов.

— Не волнуйтесь, не надумаю. Статую пожалею, — съязвила я.

Он галантно поцеловал мне руку, будто не заметив последнего высказывания.

— Постарайтесь не натворить глупостей в моё отсутствие.

И ушёл прежде, чем я успела ответить на это замечание очередной колкостью.