…Это было похоже на комариный писк. Не то чтобы громко, но очень настойчиво. И еще – растекалось по сну, как масло по ковру, смутное чувство опасности…

Звук становился все громче. Назойливое насекомое нарезало круги, задевая то лицо, то руки. Я качнула головой, пытаясь отогнать мелкую пакость. Звон становился вибрирующим, въедливым, невыносимым… Я резко вскинула голову… и ударилась об стену затылком, мгновенно просыпаясь.

Максимилиан поспешно отдернул руку и виновато улыбнулся. Странно было видеть этот контраст: вертикальные шакарские зрачки, делающие невыразительным взгляд, хищная заостренность черт… и такое человеческое чувство.

Стояла гнетущая тишина.

– Давно вернулся?

– Только что. А ты, смотрю, отдыхаешь?

– Пытаюсь. Если честно, без особого успеха. – Я украдкой зевнула, склонив голову к плечу, и поморщилась. Конечности затекли и ужасно ныли при попытках разогнуться. – Я пару раз в автобусе засыпала, когда с экскурсий возвращались… Но тогда так не болело. А сейчас чувствую себя отбивной какой-то…

Князь примостился на краю подоконника, опираясь на раму. Окинул внимательным взглядом мои избитые ноги, осторожно провел ладонью в миллиметре от кожи… От вида длинных, как у пианиста, пальцев, оканчивающихся бритвенно острыми когтями, пробирала жуть. Какой-то глубинный, неистребимый страх пополам с восхищением – как если сесть на перила балкона на шестнадцатом этаже спиной к пустоте.

«Он не желает мне зла», – сказала я себе, сглатывая. Плавное скольжение узкой ладони на волосок от моей кожи отнюдь не добавляло спокойствия. Ладно. В лаборатории Дэриэлла мне часто приходилось работать с опасными веществами. Тогда тоже было страшно разлить что-нибудь или надышаться парами, но я со временем научилась приглушать инстинкт самосохранения. Когда сильно боишься, делаешь слишком много ошибок.

Я резко выдохнула и до боли зажмурилась, отсчитывая про себя до десяти. В работе с летучими ядами это помогало – отсекало страх, включало сообразительность.

Вряд ли техника работы с шакаи-ар сильно отличается.

– Это все из-за меня? Столько синяков и ссадин… – произнес он слегка растерянно.

Почти прикосновение словно вытягивало боль из затекших мышц. Если отрешиться от личности князя, то это было бы… приятно.

Я прикусила губу.

– Не все, но большинство. – Мне хотелось одновременно и поджать ногу под себя, чтобы разорвать контакт, и осторожно прижать его ладонь своей, прямо к острым коленкам в неприятных лиловых пятнах гематом. – Я на мелкие травмы внимания не обращаю, поэтому вечно хожу «раскрашенная», как мама говорит.

Ладонь на мгновение легла на кожу, вызвав волну мурашек… и отдернулась, словно князь вдруг передумал касаться меня.

«Брезгует», – промелькнуло в голове иррационально-обиженное.

– Жаль, что я почти не разбираюсь в человеческой медицине. Вот калечить – другое дело. Могу предложить свои услуги. Высшее качество – и совершенно бесплатно, – усмехнулся он невесело. Я невольно напряглась, не сразу сообразив, что князь просто так странно шутит.

– Не переживай за мои коленки, – несмелая улыбка далась нелегко. – Сварю зелье, все мигом заживет. Алхимия – царица наук, как говорит Дэриэлл… Кстати, – я оживилась, – как обстоят дела с ингредиентами?

– Травы в сумках. – Он кивнул на пакеты и встрепенулся. – И одежда тоже. Хочешь примерить?

– Хочу. И… можно я себе рубашку оставлю? – неожиданно выпалила я и, сообразив, что сказала, залилась густой краской.

Но мне всегда нравилась чужая одежда… Особенно такая, один раз ношенная – свежая, но с едва уловимым индивидуальным запахом, от которого появлялось ощущение сопричастности. Может, в силу привычки – Хелкар в детстве часто одалживал мне свои рубашки. Да и у Дэйра в гостях я нередко спала не в девчачьей ночнушке с кружевами, а в одной из его футболок.

Окажись на месте Ксиля Дэриэлл, он бы понял все без слов…

Но в отношении постороннего мужчины моя просьба прозвучала исключительно неприлично.

Максимилиан бросил на меня косой взгляд из-под длинных ресниц. Краешки бледных губ изогнулись в улыбке. Будь он девушкой, я бы сказала, что он… кокетничает?

Улыбка тут же превратилась в ухмылку.

Эмпаты, они такие. Мне достался еще не худший вариант, если рассудить…

– Ладно уж, забирай. – Князь хлопнул меня по плечу и отступил к кровати, на которой лежало несколько пакетов. – Будем считать, что это был элемент флирта с твоей стороны.

От возмущения я поперхнулась вдохом и полностью позабыла о страхе перед шакаи-ар.

– Прекратите! Вы… то есть ты прекрасно знаешь, что это не так! Я вовсе не хотела ничего такого, случайно вырвалось. Я правда ужасно сожалею, что…

– …выклянчила у меня любимую рубашку. Эй, не дуйся. – На его губах расцвела искренне веселая, невероятно заразительная улыбка. – Я рад, что ты начала ко мне привыкать. Так что не вздумай возвращать рубашку и тем более не делай из всего этого трагедии. Я и так собирался сделать тебе сегодня несколько подарков для налаживания отношений… – Максимилиан одним движением разорвал шуршащий полиэтиленовый пакет. – Весьма функциональная штука, между прочим. – И кинул мне небольшой рюкзак.

Я в растерянности провела ладонью по «подарку», безошибочно распознавая материал, из которого был сделан рюкзак. Тут не ошибешься, при всем желании – теплое на ощупь, очень гладкое, словно и не из отдельных ниточек сплетенное, и плотное полотно.

Боги… Никогда не держала в руках чего-то столь дорогого…

Аллийские ткани и вещи из них, знаете ли… А рюкзак еще и с солидной магической начинкой. С виду маленький, но влезет в него целый вагон, и весить при этом будет пару кило. Для путешествия – самое то.

– А… для чего это? – осторожно задала я вопрос. Прозвучало это глупо, но телепат понял все правильно.

– Для путешествия. У тебя ведь нет походной сумки, в которую можно сложить вещи – одежду, ингредиенты для зелий и прочее, – улыбнулся он ободряюще.

– О… но я не могу с ним ходить, – отвела я взгляд, стараясь поточнее высчитать стоимость «подарка». – Вдруг он… порвется? Нет, не порвется, это же аллийский шелк… А если потеряется? – Я в замешательстве мяла в кулаках лямки рюкзака. Бездна, если и вправду потеряю – никаких карманных денег не хватит, чтобы расплатиться.

– Найта, ты плохо слышишь? – Я поежилась, различив в голосе князя отчетливые нотки раздражения. Максимилиан сидел на кровати спиной ко мне, роясь в пакетах, но дорисовать в воображении выражение его лица, чуточку презрительное и насмешливое, мне труда не составило. – Я же сказал: это – подарок. И не вздумай отказываться. Если тебе удобнее – можешь считать, что таким глупым способом я пытаюсь купить твое расположение. А можешь немного задуматься и осознать наконец, что я просто освобождаю от множества проблем и себя. Будешь сама заботиться о своих вещах, мне некогда. Боги, как же это все утомительно… – пожаловался он в пространство.

Я виновато передернула плечами, забыв, что Максимилиан этого не видит.

Тем временем он потянулся и откинулся на спину. На мгновение замер, расслабленно вытянув руки по покрывалу, потом перевернулся на бок, подперев кулаком подбородок. Глаза были чуть сужены, зрачки то вытягивались веретеном, то расширялись черным провалом в ничто.

– Но…

– Никаких «но». Думаю, все возможные драки окажутся на моих плечах. И хорошо, если в бою на них не будет висеть ничего лишнего. Ни рюкзаки, ни сумки, ни малолетние равейны. Это, если непонятно, намек на то, чтобы во время сражений ты сидела тихо, как мышка, и не рвалась никуда с одной алхимией в арсенале.

– А будет много сражений? – машинально переспросила я, пытаясь осмыслить все, что наговорил этот невозможный князь. Кажется, путь к королевам нам предстоит не из легких.

– Будет, все будет… – пообещал Максимилиан и зажмурился, словно от удовольствия. – И еще, – вдруг встрепенулся он. – Это тоже для тебя. Новая одежда, как я и обещал.

Честно, я думала, что чудо-рюкзак исчерпал мой запас удивления на сегодня. Но то, что мне сейчас протягивал Максимилиан…

Дорожный костюм. Да. Если это слово можно применить к произведению искусства, которое мне предлагалось надеть. На первый взгляд – ничего особенного, но я-то довольно долго прожила в Дальних Пределах и знала, на что смотреть. Даже не на покрой – он был универсальным. На ткань.

Темно-синяя и довольно жесткая материя пошла на длиннополую куртку и брюки, нежная бело-голубая – на рубаху, но кое-что их объединяло. Сияние, словно проступающее изнутри, на фоне которого даже серебристая вышивка с традиционным лиственным орнаментом казалась излишеством. Дома в шкафу висело мамино платье из этой драгоценной аллийской ткани, и поэтому ее я признала сразу. Но никогда не думала, что мне придется надеть нечто подобное. Слишком дорого, слишком «напоказ» – были материалы более дешевые и не слишком уступающие в прочности.

Вещи из аллийских тканей почти всегда шились на заказ, к торжественному случаю. А если их дарили, то либо очень близким людям, либо тем, на кого хотели произвести впечатление.

У меня впечатлений было сейчас выше крыши.

Нельзя, нельзя такое брать! Но… так хочется! Когда еще я надену такой наряд? Может, и никогда в жизни.

– Нравится? – Князь наблюдал за мной с доброжелательным любопытством. Но по спине почему-то пробежали мурашки. Словно был в происходящем какой-то подтекст, которого я еще не понимала.

– Очень! Спасибо огромное.

Он улыбнулся, но когда заговорил, тон его был самым серьезным:

– Рад, что ты ответила искренне. Без всяких этих ужимок вроде «не могу принять такой дорогой подарок, как неприлично» и прочего. Такое жеманство раздражает, знаешь ли… Ладно. Переодевайся. Я отвернусь, – добавил князь, опережая мою просьбу.

С трудом справившись с пуговицами, я расстегнула старую рубашку, кинула ее на кровать и протянула руку к льдисто-голубому шелку. Да… Вот что значит аллийская одежда – не только красиво, но и функционально. Никаких тебе отлетающих пуговиц и заедающих молний – надежная шнуровка и капелька магии.

Когда я оказалась у зеркала, в голове у меня осталась всего одна мысль – вот бы в этом заявиться в школу. Пусть все завидуют.

– Синий тебе идет, – вкрадчиво протянул Максимилиан, обнимая меня и притягивая к своей груди. Щеки словно жаром обдало, хотя отражение мое продолжало оставаться бледным – под стать князю. Сейчас мы с ним вообще напоминали брата с сестрой – черноволосые, белокожие… Даже глаза чем-то были похожи. Только мои – светло-зеленые, с застывшим в них настороженным выражением, а его – темно-синие, довольные, с блеском собственника. – Очень. Замарашка превращается в принцессу, да? – Я смутилась и, вывернувшись из объятий, шагнула вперед. Он удержал меня за плечо. – Остался один штрих…

И раньше, чем я успела что-либо сделать, мелькнули когти, и волосы, мои чудесные волосы – единственное, чем я по-настоящему гордилась! – укоротились в три раза: теперь концы плясали на уровне лопаток.

– Придурок! – выпалила я в порыве праведного гнева и почти сразу же сообразила, что и кому говорю. По спине словно скользнула холодная змейка страха. Мы с князем не ровесники и не друзья, даже если он пытается сделать вид, что так оно и есть. – Простите. – Я опустила глаза, пытаясь не расплакаться. Еще не хватало…

Максимилиан, кажется, и вовсе не заметил эту короткую вспышку.

– Тогда уж «прости». Мы же на «ты» общаемся, забыла? Подожди, я еще не закончил. – Он развернул меня лицом к зеркалу. Я нехотя покорилась. Все равно уже ничего не поделаешь.

– Зачем вы… ты это сделал?

– Затем. – Максимилиан скрутил черные пряди в блестящий жгут и закрепил на затылке двумя серебристыми спицами. Я вздрогнула, ощутив прикосновение сильной магии. Защитный амулет? Или атакующий? – С такими космами только по лесам бегать.

– Можно подумать, что костюм из Пределов подходит для этого идеально, – пробормотала я, стряхивая с рукава длинные волосинки. Жаль. Правда жаль.

– Хочешь – иди в одной рубашке. И босиком, – серьезно предложил князь, постепенно складывая в рюкзак вещи, разбросанные по кровати, а затем и свою собственную сумку. Не хочет сам нести или…

Ах да, ведь моя ноша от этого тяжелее не станет, а у нашего храброго воина-защитника руки будут свободны.

– Не сердись, – негромко заметил Максимилиан, не оборачиваясь. – Длинные волосы тебе очень идут, но ты их двадцать раз проклянешь, пока будешь мыть в каком-нибудь холодном ручье или вычесывать из них по вечерам репьи.

– Ничего ты не понимаешь. – Я грустно оглядела пол, усыпанный черными прядями. Дэриэлл наверняка огорчится, когда узнает. А что скажет мама…

И вот вопрос… С чего такая забота? Новая одежда – это, конечно, хорошо. Однако вполне можно было ограничиться и джинсами с водолазкой. Такое чувство, будто меня задабривают подарками. Впрочем… Возможно, князь просто привык поступать по своему разумению, не прислушиваясь к мнению остальных. Сам он, похоже, любит дорогую одежду, вот и купил мне такую же, не раздумывая… Подумал, что с длинными волосами я буду слишком много возиться – вот и обрезал. Никакой заботы, эгоизм в чистом виде.

Кстати, о волосах.

Опустившись на колени, я принялась неловко сгребать в кучу то, что еще недавно было частью моей шевелюры. Боги, когда еще теперь отрастет до прежней длины… Максимилиан заинтересованно склонился:

– Неужели в тебе проснулась аккуратность?

– В таких делах небрежность может стоить жизни, – невнятно произнесла я, пытаясь отключиться от глухого раздражения. – Если к кому-нибудь попадет хоть один волос или капля крови, то достаточно будет вот такого узора – мои пальцы начертили в воздухе несколько спутанных линий – и капельки силы, чтобы отыскать жертву даже на краю света. Для этого даже не нужно быть равейной или магом – достаточно просто уметь чувствовать.

Князь фыркнул, но внимательно оглядел медленно тающие в воздухе узоры. Я машинально ощупала карманы, вспомнила, что спички благополучно сгинули вместе с милыми моему сердцу драными джинсами. Придется поколдовать… Я глубоко вздохнула и сосредоточилась, пытаясь взглянуть на мир по-другому. Постепенно сквозь очертания предметов проступили тонкие светящиеся нити. Нужная мне сияла теплым золотистым светом. Неактивная, инстинктивно поняла я. Слишком слабая. Ну, сил-то у меня, достаточно… Тем более что здесь хватит одной маленькой капли.

Секунда – и кучка волос на полу полыхнула голубоватым бездымным пламенем. А вскоре от них даже пепла не осталось.

Со стороны могло показаться, что мусор вспыхнул сам собой – магию со стороны практически не было видно. Маму всегда удивляло то, как я, не умея делать почти ничего, умудряюсь колдовать незаметно для других. Никогда не понимала, что в этом трудного. Только взять одну из паутинок, осторожно отделить – и забавляться уже с ней. Но почему-то никто, кроме меня, этих нитей не видел.

Ладно, как говорится в старой пословице, все ведьмы колдуют по-разному…

– А что у вас… у тебя за дела были в городе? – спросила я, чтобы молчание не затягивалось.

– Охота, – с готовностью пояснил князь и искоса глянул на меня, ожидая реакции. – Может, тебе в подробностях расписать, как именно? И показать? Не стесняйся, спрашивай.

Я нервно передернула плечами. Охота… в качестве жертвы мне уже довелось побывать.

– Лучше не надо. Ну… а в городе спокойно? – Вторая попытка наладить диалог.

Князь пожал плечами:

– Насколько я знаю, да. Если ты сильно устала, можем задержаться на несколько часов. И, кстати, у меня еще есть…

Что там у него еще есть, я так и не узнала, ибо в этот момент рассветную тишину разорвал трескучий голос:

– Открыть, по слову смотрителей!

Кричали откуда-то снизу, с улицы, хотя в первую секунду показалось – прямо за дверью. Мое трусливое сердце пропустило несколько ударов, а потом с лихвой возместило упущенное.

– Значит, спокойно?

– Было спокойно!

Их было десять. Двое в черном – охотники на шакаи-ар, еще один, с зеленой полоской на воротнике, – магически иммунный, проще говоря – кайса, убийца ведьм. Четверо серых держали на изготовку арбалеты. И двое магов.

Двое…

– Не совершайте резких движений, и, возможно, вы останетесь живы.

Живы! Как же! Я истерически всхлипнула, уткнувшись в колени Максимилиана. Тот вздрогнул и нарочито плавно, стараясь не провоцировать инквизиторов раньше времени, опустился рядом. Обнял бережно, будто кости у меня были хрупкие, как спички…

Горячее дыхание опалило висок.

– Не грусти, малыш. Прорвемся… – Чуть слышный шепот.

Максимилиан поднялся с земли. Зачарованная, я, запрокинув лицо, следила за каждым его движением. Он заговорил, и его голос, обычно звонкий и глубокий, сейчас жутко и сладко обволакивал нас, как растопленный шоколад.

– Господа смотрители, опустите арбалеты, прошу вас. Девочка ни в чем не виновата. Она от меня уже достаточно натерпелась. – Куртка спланировала на землю. – Нет нужды применять силу. Смотрите, я не сопротивляюсь…

Князь слегка откинул голову назад… и начал медленно расстегивать пуговицы на рубашке. Я едва не подавилась глотком воздуха – так неожиданно и глупо это выглядело со стороны. Но инквизиторам, похоже, казалось иначе. Они следили за Максимилианом, не отрываясь. Взгляды стали липкими – меня передернуло при мысли о том, что они могли быть направлены на меня.

Ксиль не выглядел сейчас князем шакаи-ар, жестоким и смертельно опасным. Он выглядел… жертвой?

Да. И такой, которую хотелось сокрушить. Ударить, сминая кости, окрашивая бледную, нежную кожу алой кровью. Поставить на колени и…

Темный шелк рубашки, как песок, просочился сквозь его пальцы. Я механически потянулась к ней, пригибаясь к самой траве.

И в этот момент вселенная свихнулась.

Черный туман, пронизанный сполохами безупречной синевы, растекся по поляне, сбивая с ног не хуже тарана, чтобы в следующее мгновение трансформироваться в крылья за спиной князя. Я распахнула глаза, не веря себе – псевдоматерия? Та самая, редкая, над опытными образцами которой Дэриэлл трясся, как скупец над последней золотой монетой? А еще через секунду бледные руки рванули меня вверх. На стремительно отдаляющейся поляне остались лежать несколько скрюченных тел. И только двое охотников выли, катаясь по земле, в тщетной надежде удержать ускользающий разум. Князь яростно взбил крыльями воздух, мелькнул знакомый темный туман. Гравитация в очередной раз сошла с ума, и мы понеслись куда-то с чудовищной скоростью, обгоняя неуклюжие серые облака.

Ветер хищно впился в спину, заживо сдирая кожу. Дыхание давалось с трудом, даже сквозь прижатую к плечу князя скомканную рубашку. Максимилиан счастливо и безумно расхохотался, заложил мертвую петлю и – упал камнем вниз, вниз, вниз, затормозив у самой поверхности. Взмыл к небу по сужающейся спирали.

К горлу подкатило. В глазах начало темнеть. Похоже, что меня не тошнило только потому, что желудок из-за этих кульбитов не успевал понять, где находится рот.

Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем железная хватка на моей талии ослабла и мы начали снижаться. Промелькнули ветки, меня дернуло вверх, как при остановке лифта… Более или менее я пришла в себя, уже стоя босиком на колючей лесной подстилке, – листья, веточки, почва…

Максимилиан стоял рядом. Облаченные в псевдоматерию крылья судорожно вздрагивали. Руки были опущены по бокам, ладони сжаты в кулаки, глаза закрыты. Я осторожно коснулась темной бархатистой «кожи», горячей и чуть влажной. Если верить книгам, она защищает раскрытые крылья от излишнего расхода энергии… Предельно сложный механизм, использующийся только в первое время после достижения статуса князя.

Похоже, Ксиль не лгал о своих возможностях… До последней минуты не верила.

– Твое секретное оружие, да?

– Не такое уж секретное, зато очень мощное, – невесело усмехнулся он, чуть расслабившись и открыв наконец глаза. – Одно прикосновение к раскрытым крыльям лишает разума любого человека или аллийца, а в боевой трансформации может задеть и шакаи-ар. Было бы желание. Эмпаты и охотники частично защищены от воздействия, но полной гарантии никто не даст даже самым лучшим из них…

– Но ведь у охотников иммунитет к магии? – Я бездумно водила пальцами по внутренней поверхности крыльев. Князь не возражал, только в расширенных до невозможности зрачках мелькало странное чувство – то ли удивление, то ли любопытство. От прикосновения к нежной «коже» кончики пальцев начинало покалывать, будто сквозь них пропускали электрический ток.

Интересно, а он-то хоть что-нибудь чувствует? Или нервы во временном покрытии не предусмотрены?

– Это не магия.

– А что же?

Князь ответил далеко не сразу. Порыв ветра всколыхнул верхушки деревьев. Сухой лист сорвался с ветки и медленно, по спирали спланировал вниз, черкнув по крылу. Максимилиан вздрогнул и выпрямился.

– Душа. – Глаза его стали смертельно серьезными. – Вот оно, наше оружие. Неотразимое и всесильное. Все очень просто – познание чужой души сводит с ума. Абсолютная власть, да… Правда, за любое могущество приходится платить свою цену. За ментальное воздействие. За право раскрыть крылья. За игры с гравитацией.

– И какова же цена? – поинтересовалась я. Что-то в его тоне мне не нравилось. Обреченность и… вина? И при чем здесь я? Что-то не то спросила?

Коленки подогнулись. Скомканная рубашка выскользнула из ослабевших пальцев. Уже не просто дурное предчувствие – чистый страх затопил сознание. Почему же?..

– За одну минуту в раскрытых крыльях сгорает столько энергии, сколько вырабатывает за день атомная электростанция.

Странный взгляд. В синих-синих глазах – сожаление. Такое пугающе искреннее.

В ушах зашумело. Или это ветер поднялся?

– Прости меня, Найта.

Я непонимающе смотрела на него.

– Прости… – Тишайший, ласковый шепот.

И тут я поняла.

Энергия. Колоссальные энергетические потери.

Поздно сообразила, дурочка… Надо было догадаться раньше – до того, как поддерживающие, оберегающие объятия превратились в удерживающий захват; до того, как чужие пальцы сдавили плечи до синяков, до мерещащегося хруста костей; до того, как страх, необоримый и стыдный, уничтожил саму способность сопротивляться, плести заклинания, бежать…

Слишком поздно!

– Прости…

«Противно чувствовать себя едой», – промелькнула мысль.

Горячие пальцы скользнули по руке почти нежно. И – начали медленно выкручивать запястье, так, что нервы словно превратились в раскаленные нити, а вспышка боли отдалась в позвоночнике.

Неудивительно, что самого укуса я не почувствовала. Просто через некоторое время все ощущения перекрыло ощущение тошноты и слабости. По нарастающей – сильнее и сильнее, так, что уже безразлично было, как прекратить эти мучения. Да хоть бы и умереть.

А потом – как обратная реакция – наступила едва ли не эйфория. Головокружение, звенящая легкость во всем теле и пришедшее извне ощущение чужой любви – настолько абсолютной и всеобъемлющей, что, казалось, она исходила от некоего высшего существа.

…Земля в лесу была влажноватой и холодной. Я сидела, обессиленно привалившись к древесному стволу, и механически царапала обломанными ногтями выступающий из почвы корень.

«На штанах будет мокрое пятно, – подумала я. – Надо вставать».

В уши словно вода попала – звуки заглушал гул, а собственная речь доносилась словно со стороны.

– У меня же еще две попытки. Или я считаю неправильно? – Не поручусь, но голос, кажется, все-таки дрожал. Шутка, и без того не слишком удачная, прозвучала и вовсе как жалоба.

Максимилиан потянулся ко мне. Я инстинктивно отпрянула, ударилась головой о дерево, ойкнула, заалела как маков цвет и отвела глаза. Князь только вздохнул:

– Выбора не осталось. Я должен был сложить крылья, а силы закончились. Чем дольше я ждал бы, тем больше пришлось бы взять потом.

Значит, «больше», чем сейчас? Выходит, мне повезло.

– Понимаю.

– Я не хотел. – Он присел рядом. На сей раз мне удалось не дернуться, и голова не пострадала. – То есть, конечно, хотел, но…

По логике вещей, Ксиль сейчас не мог говорить искренне. Однако именно такое впечатление и создавалось. Он что, правда… раскаивался? Быть такого не может. Я неуверенно обернулась, встречаясь с ним взглядом… и застыла.

Красивым людям сложно сопротивляться. Красивым и обаятельным – трудно вдвойне. У Ксиля в достатке было и того, и другого. Я смотрела на него – на искусанные до пунцового цвета губы, на слегка слипшиеся от влаги ресницы – будто он сморгнул непрошеные слезы, на синие-синие глаза, полные неподдельного чувства вины… И понимала – все, пропала. Не могу ни злиться, ни обижаться.

В конце концов, князь прав. Какую бы он еще нашел себе жертву здесь, в лесу? Зверюшки не подойдут, они неразумные.

Впрочем, и я недалеко от них ушла.

– Ладно. Забыли.

Ксиль улыбнулся – так, что на душе у меня словно тучи разошлись и солнышко выглянуло. Я отчего-то вдруг почувствовала себя старше, чем он.

– Ты у всех своих жертв потом прощения просишь? – хмыкнула я, ощущая необъяснимое желание податься вперед и провести рукой по его волосам. Какие они, интересно? Черные – значит, должны быть жесткими. А на вид – как шелк. Вот странно.

– Только у тех, кто остается в живых. И потом, я очень не люблю оказываться в ситуации, когда просто не остается выбора. Страх смерти – неприятная штука, и еще неприятнее, когда из-за своих инстинктов, из-за своего страха смерти лишаешь кого-то жизни, – совершенно серьезно ответил Максимилиан, не спуская с меня взгляда. – Осознанное убийство или покушение на убийство – другое дело, а это… просто слабость. Поэтому прими мои извинения.

Стало неловко. В последний раз так было, когда математичка просила у меня прощения за то, что несправедливо обругала. Тогда тоже в груди чувство довольства перемешивалось со смущением.

– Пожалуй, если разведешь костер, то прощу! – отшутилась я, стараясь прогнать напряжение. Почему-то теперь общаться с князем на равных, как он просил, стало легче. Ну да, экстремальные ситуации сближают, как говорил Дэйр…

– Замерзла? – Ксиль выгнул брови. В глазах его промелькнуло озорное выражение. – Зачем тогда костер? Может, лучше сюда присядешь? – и он с самым серьезным видом хлопнул себя по колену. Так, будто предлагал совершенно нормальную вещь.

– Шел бы ты… за дровами, – выпалила я в сердцах и тут же прикусила язык, напоминая себе, что не с ровесником общаюсь.

Ксиль хмыкнул, но послушался и направился в глубь леса. Между тем очертания крыльев размылись, контур задрожал и вспух черным туманом. Я внимательно следила за тем, как языки тьмы втягиваются в бледную кожу, пока князь не скрылся за переплетением ветвей. А я осталась наедине со своими мыслями. Не самое приятное общество, вообще-то. И мысли неприятные.

Странный он какой-то, этот Максимилиан… Неправильный. Я видела раньше шакаи-ар из клана в нашем городе, и у всех, даже едва справивших столетие новичков, мелькало в глазах что-то такое… Древнее. И жестокое. С ходу и не скажешь – тридцать ему лет было до того или только шестнадцать. А Максимилиан казался бессовестно молодым, почти моим ровесником. Легко было забыть о его истинной сущности и расслабиться, заболтаться с ним, как со старым другом – там отшутиться, тут подколоть, схлопотать остроту в ответ, а потом вспоминать разговор с горьковато-сладким чувством.

До мурашек по спине.

Я прикрыла глаза. После бессонной ночи, адреналинового безумия и вынужденного донорства дремота накатывала непреодолимыми приступами. Гул в ушах постепенно сходил на нет. Да и прочие неприятные ощущения – слабость, головокружение – постепенно исчезали. Из чистого любопытства я провела рукой по шее, подсознательно ожидая наткнуться на классический след от вампирского укуса, примерами которого так щедро потчевала нас киноиндустрия.

Ничего – ни малейшего следа. Но это на физическом уровне. А на энергетическом… Сама себе я напоминала наполовину сдутый футбольный мяч. Жизненных сил почти не осталось, энергоконтур всмятку… Крови я потеряла не так уж много, судя по ощущениям, но восстановить ее будет труднее, чем все остальное, что со временем исправится и само.

– Вот, держи.

Я подскочила на месте, не сразу сообразив, что просыпавшийся рядом обильный дождь из веток и палок и есть обещанные дрова. Князь стоял рядом и по-кошачьи брезгливо отряхивал руки от мелкого сора.

– А как же костер? Не будешь разводить? – робко предположила я, отгребая от себя ветки. После такого резкого перехода от полудремы к бодрствованию голова опять начала кружиться.

Ксиль только плечами передернул:

– Спичек нет. А сама не можешь? Ты же равейна.

– Нет. Сейчас – не могу. И будь любезен, оденься, – проворчала я, отворачиваясь. Смотреть, как Максимилиан отряхивает соринки с груди и живота, было почему-то неловко. Князь фыркнул, но скомканную рубашку подобрал, расправил и надел, правда, не утруждая себя застегиванием пуговиц, а потом принялся укладывать деревяшки в подобие шалашика. – Не совсем понимаю, зачем вообще понадобилось раздеваться, да еще на глазах у смотрителей, – добавила я, скрывая смущение.

– Рубашку пожалел, я сейчас не так хорошо крылья контролирую, чтобы ее ими не порвать. К тому же так сложно было устоять, – пакостливо улыбнулся Ксиль. – Они же этого хотели… Подсознательно, разумеется. А кое-кто даже вполне осознанно представлял себе довольно… хм… интересные сюжеты. Любители мальчиков. Нет, я понимаю, Орден, полувоенная организация, с девушками проблемы…

– Ясно. – Я покраснела и быстро сменила тему. – Ты точно спички не взял?

– Нет, – он качнул он головой, но сразу обнадежил: – Не переживай, без спичек обойдемся.

– А как? – Мне стало любопытно. Магией шакаи-ар не владели, по крайней мере стихийной.

– А так!

Ксиль быстро разворошил груду дров, выбрав несколько палочек, какой-то мелкий и легкий мусор, вроде сухого мха и трухи. Я с интересом следила за его действиями. Вот он сгребает мох в кучу, совершает сложные, почти мистические манипуляции с палочками, и…

– Фу! – разочарованно протянула я, когда из трута повалил дым, а через некоторое время стараниями Ксиля и огонек показался. – Это же трение просто.

Он рассмеялся, не зло, но обидно:

– Ты точно домашний ребенок, Найта. Все либо спичками, либо магией. А если ни того, ни другого нет?

– Ну…

– «Ну»! – передразнил меня он и опять улыбнулся: – В жизни все надо уметь. Мало ли что пригодится.

– Все равно у меня бы не получилось. – Я нахохлилась и подтянула коленки к подбородку. Мне было завидно. Самую капельку, но все-таки.

– Злись чаще, тебе идет, – хмыкнул Ксиль.

Костер разгорался все сильнее, и вскоре около него уже действительно можно было греться. Я потянулась к нему… и охнула, когда оперлась на больное запястье – то самое, которое выкрутил Ксиль во время «кормежки».

– И почему шакаи-ар такие садисты… – пробурчала я, потирая руку.

– В смысле? – хитро сощурился князь. «Зуб даю, что он все понимает», – подумала я, но все-таки постаралась сформулировать вопрос. Раз уж Ксиль настроен разговорчиво и благожелательно, почему бы не прояснить некоторые моменты? Один знакомый целитель точно бы одобрил такое поведение.

– В смысле, что ваши жертвы чаще умирают не от потери крови или силы, а от переломов и болевого шока. Это врожденная жестокость или приобретенная? – Не знаю, как это вышло, но вопрос получился очень дэриэлловским – спокойным и слегка снисходительным. Впрочем, Ксиль даже не обиделся.

– Хм… А ты знакома с механикой процесса? – вкрадчиво спросил он с тем же выражением, с каким говорил о тайных мыслях смотрителей в полувоенной организации… Тьфу ты!

– Нет! – ответила я, пожалуй, слишком поспешно. – Я таким не интересуюсь.

– Таким… Скажешь тоже, – искренне обиделся князь. – Ты еще сморщи носик и скажи, что это неприлично и неподобающе. Впрочем, неважно. Слушай. Голод – это не просто желание набить желудок. Есть, конечно, и физическая сторона, но если бы дело было только в ней, я бы предпочел ограничиться чашкой кофе и парой бутербродов. Ну, или лососем, запеченным на гриле… Э-э, ну, это не к теме! Так вот. Голод – это скорее истощение. И во время процесса я не только пью кровь, но и вытягиваю жизненную силу и магию – это энергетический голод. Фактически кровь нужна только как проводник. Обычно сильным князьям достаточно маленькой ранки, нарушающей кожный покров. А старейшина может тянуть силу и одним прикосновением… – На лицо его набежала тень, словно вспомнилось что-то неприятное. – Есть еще третья сторона – эмоциональная, и этот голод тоже требует утоления. Но в обычном состоянии человек испытывает слишком мало эмоций. Приходится… э-э…

– Стимулировать? – подсказала я. Дэриэлл может мной гордиться.

– Вот-вот. Способы разные. Поиграть в смертельные прятки, выскочить из-за угла, сломать руку… Поцеловать, в конце концов. – В голосе вновь появились опасно-тягучие нотки. У меня мурашки по спине побежали. – Тоже хорошая стимуляция эмоциональных взрывов. Но проще всего, конечно, причинить боль. Иногда увлекаешься настолько, что не можешь остановиться. Ведь чистые эмоции и жизненная сила текут рекой.

– А что предпочитаешь ты? – Идиотский вопрос вырвался прежде, чем я заткнулась. Максимилиан выразительно коснулся языком кончиков клыков.

– Совмещаю. Но лучше всего, когда жизнью делятся добровольно. Совершенно потрясающее ощущение – самопожертвование. Сладкое и горькое одновременно. В этом случае эмоции столь сильны, что стимулировать их не нужно. Так что если захочешь расстаться с жизнью, я всегда к твоим услугам, – подмигнул он.

Я нервно хохотнула, представив себе бредовый телефонный разговор: «Знаешь, мне что-то жить надоело… Ну, учителя достали, экзамены на носу…» – «Так в чем проблема? Приезжай, я как раз проголодался!» Да уж… Но тут мне в голову пришла пугающая мысль:

– Подожди… но ведь шакаи-ар – поголовно эмпаты! Это же не значит, что ты чувствуешь…

– То же, что и жертва. И боль, и удовольствие.

– А… смерть?

– И смерть у нас на двоих.

У меня закружилась голова, и на этот раз недомогание не имело ничего общего с кровопотерей. Боги, сколько же раз он умирал… по-настоящему умирал, в отчаянии, как и его жертвы? За три тысячи лет – тысячи раз…

Неудивительно, что шакаи-ар такие… психи.

– Не представляю, как с этим можно справиться.

Голос у меня дрогнул.

Максимилиан блаженно потянулся и прилег, опираясь на локоть. Задумчиво посмотрел на меня, накручивая на палец жесткую черную прядь.

– С этим нельзя справиться. Можно только наслаждаться. Всем, что чувствуешь. Всегда. – Он помолчал. – Знаешь, в этом есть какая-то высшая справедливость. Когда чувствуешь то же, что и твоя жертва, то сразу пропадает желание играть в бога. Может, поэтому шакаи-ар ценят жизнь больше, чем вы, люди? Может, поэтому нам в голову не придет устроить, например, геноцид?

Я молчала. Я не знала, что ответить.

Видимо, я тогда поторопилась с характеристикой. Шакаи-ар не садисты, и он не садист. Он чокнутый, двинутый на всю голову мазохист.

Максимилиан поймал мой взгляд и понимающе усмехнулся.

– Никто не говорит, что это нормально по человеческим меркам, наивная ты моя. Но мы такие, какие есть. Привыкай.

Это «привыкай» мне весьма не понравилось.

Между тем костерок уже вовсю разгорелся. Я встрепенулась, порылась в сумке и плюхнула на огонь котелок, доверху наполнив его водой из бутылки. Пока вода закипала, нашарила пакет с травами. Выбрала один толстый сухой стебель полыни – мешать зелье. Князь с интересом наблюдал, как в кипяток полетели синеватые листочки, ягоды рябины, эктаун, мята… Я медленно, в колдовском темпе размешивала варево, дергая за нужные ниточки. По часовой, потом против… Внезапно бурая масса зашипела, посветлела и вмиг покрылась ледяной корочкой. Я быстро сняла котелок с огня и, разбив сверкающую глазурь, наполнила кружку напитком, по цвету и густоте напоминающим мед. Отпила. Фу, кислятина, даже зубы сводит!

– А для чего это? – с любопытством наклонился мой спутник. Длинная челка упала на глаза, и тонкие пальцы отбросили ее чуть нервным жестом. Ха, меня бы тоже такие лохмы раздражали!

– Повышает скорость восстановления крови и придает сил. Не валяться же мне целый день. Ты тоже попробуй, не помешает. Хотя вкус, конечно, на любителя.

Максимилиан окунул палец в котелок. С интересом облизнул, прислушался к ощущениям… и скривился. Я возмутилась, но решила промолчать. Между прочим, хоть состав и несложный, а все-таки приготовить его почти без использования магии не каждый сможет. Спасибо Дэриэллу за уроки.

– А ты не можешь пополнить силы из природных источников?

– Каких источников? – искренне удивилась я. – У равейн сила идет изнутри. Мы – одушевленные стихии, такие очеловеченные кусочки огня, воды… И так далее.

Максимилиан задумчиво притянул колени к подбородку. Прищурился.

– Не знаю, что там со стихиями, но с силой у тебя все в порядке. Третий ранг, не меньше. Эстиль как минимум.

Я поперхнулась тягучим напитком. Из глаз аж слезы потекли.

Бред, бред! Меня проверяли много раз, и мама, и девчонки тоже смотрели, и никакой силы там и близко нет. Равейна – это мой потолок. Убогий седьмой ранг, человеческая продолжительность жизни и быстрое старение после пятидесяти.

А мама будет жить очень долго. И Хелкар. Но без меня.

– Да я ни на что, кроме простейших фокусов, не способна! Тут никакая «память матерей» не поможет! – Вдох, выдох, успокоиться. Отбросить эти глупые, честолюбивые мысли, в которые так приятно верить. Сильная, как же. И он – великий спец по равейновским рангам! Придумал, наверное. И все-таки бьется в груди глупая надежда, наивное: «А вдруг?» Кто не хочет жить долго? – И вообще, откуда ты знаешь?

– Я же тебя пробовал. – И еще так выразительно облизнулся, подлец. Пошутил, значит. Меня заполнило глухое раздражение.

– Ну и как тебе? – язвительно поинтересовалась я. Сердце все еще колотилось как бешеное.

– Вкусно.

Под пристальным взглядом я смутилась и уткнулась в кружку. Раздражение постепенно уходило, оставляя после себя только чувство вины и стыд. Раскричалась, молодец. Спокойней надо быть. Вот Элен бы точно из-за таких пустяков не расклеилась.

– Больше не дамся, и не надейся, – угрюмо буркнула я. Просто так, из чувства противоречия. – Буду сопротивляться до последнего.

– Ой, что-то не верится! – прыснул Ксиль.

Я обиженно засопела. А он вдруг оборвал смех и ласково провел прохладными пальцами по щеке:

– Не обижайся, мелочь.

Я отвернулась. Помолчала с минуту, с трудом возвращая себе спокойствие.

– Ладно… я уже отдохнула. Туши костер и можем идти. – Горло свело, и кислота снадобья была здесь совсем ни при чем.

– Отдохнула? Ну-ну, – вздохнул Ксиль, но принялся раскапывать влажную землю, чтобы затушить костерок, благо он почти прогорел.

Оставалась одна проблема… И обратиться с ней придется к Максимилиану. Как бы я ни хотела хранить обиженное молчание, но собственные ноги все же дороже.

– Максимилиан… А я кроссовки в гостинице оставила… И босиком идти не могу, и так уже на стекляшку наступила, вот, смотри! – Я неохотно продемонстрировала свою несчастную пятку.

– Черт с ними, с кроссовками, все равно рваные были! – отмахнулся князь беззаботно. – Я купил тебе ботинки, они в сумке лежат. А насчет этой царапины… – Он ловко поймал мою ступню и щекотно провел по коже когтем. – …заклей пластырем и успокойся, через пару дней само заживет.

– И еще у меня в лодыжке что-то хрупнуло, когда я из окна прыгала, – упрямо гнула я свою линию. Острить с князем я все-таки пока не решалась, но внутри зудело желание сделать ему гадость, прорываясь вот такими «мятежами».

– Сустав у тебя хрупнул. И вообще, хватит ныть. – Он бросил мне обещанные ботинки. – Не сможешь идти – на руках понесу.

Будучи не в восторге от такой перспективы, я быстро сунула ногу в ботинок, не озаботившись даже обработкой царапины. С князя станется исполнить свою угрозу, а сейчас мне не хотелось иметь с ним ничего общего.

– Спасибо, но лучше я как-нибудь сама.

Котелок и кружку я оттерла листьями и сложила в пакет, а потом запихала в рюкзак. И – бросилась догонять Ксиля, который уже успел уйти метров на тридцать вперед.

Ведь в Срединном лесу лучше не теряться. И дело здесь вовсе не в размерах. Зря, что ли, аллийцы, давным-давно покинувшие это место, до сих пор вздрагивают, услышав название Аль-кенто’тэаа – Великий-и-забытый…