Пошатываясь от слабости, Янош медленно поднялся на крыльцо, вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь и вошел в дом. Слава богам, никто не знает про это его убежище на тихой городской окраине. Он с огромным трудом сумел воспользоваться заклинанием перемещения и, пролетев через межпространственный портал, тяжело плюхнулся на дорожку перед домом, проехавшись лицом по гравию. Встал и заковылял дальше, стремясь поскорее укрыться от любопытных глаз соседей. Ладно, хоть в столь позднее время на улице почти не было прохожих. Капли крови стекали по ноге, пятнали гравий, а в сапоге образовалась неприятная теплая лужица, хлюпающая при каждом шаге. Янош раздраженно скрипнул зубами, морщась от боли, хотя физические страдания казались сущим пустяком по сравнению с муками душевными и острым чувством разочарования в себе. Впервые в жизни он испытал столь сокрушительный провал. Но вот девчонка – та не пострадала ни на йоту, ибо он не успел ничего ей сделать. А все благодаря этому подлому лицемеру – ее братцу! Несколько ночей подряд Лаэн досаждал кукольнику, вызывая на откровенный разговор. Янош не выдержал и согласился. Честно говоря, его не очень-то удивила история Лаэна, вернее, Ларса, поведавшего о своем родстве с проклятой девчонкой. Янош давно ожидал услышать нечто подобное, ибо привязанность Ларса к Ларе сразу же бросалась в глаза всем и каждому, наводя на определенные подозрения. Правда, Янош думал, что они – любовники, хотя кровные узы – это еще хуже, намного хуже. Глупый Ларс сам выдал ему свою тайну, надеясь на ответную откровенность. Но Яношу удалось в очередной раз запудрить тому мозги. Он с благодарностью забрал собранную Ларой вещь, потому что даже с помощью имеющейся у него книги не сумел разобраться в тонкостях конструкции той драгоценной куклы. А девчонка собрала ее легко, играючи, ведомая интуицией и собственным судьбоносным предначертанием. Теперь кукольник уже не сомневался в том, кто она такая – эта Лара… Будь она проклята! Янош надеялся без труда расправиться с ослабленной болезнью Пробуждающей, а затем проникнуть в ее рабочий кабинет и забрать второй аналогичный предмет, хранящийся там. Похитить артефакт до тех пор, пока Лара не догадалась о его истинном предназначении. Но, к сожалению, у него ничего не получилось – Ларс ворвался в комнату сестры и расстроил все его планы, спасая девчонку и ранив самого Яноша. Да будь он проклят тоже, этот Ларс!

Сил у Яноша почти не осталось, поэтому он ползком преодолел коридор и добрался до той заветной комнаты, где хранил запас лечебных трав и снадобий. Нет, он не маг. Увы, он не обладает врожденным даром повелевать силами и стихиями, а поэтому вынужден увеличивать свой энергетический потенциал с помощью специальных настоев, эликсиров и декоктов. Но сейчас его силы на исходе. Заклинание перемещения полностью его истощило. Янош застонал и с превеликим трудом подтянулся на руках, опуская свое измученное болью тело в мягкое кресло. Отнял платок от раны и удрученно покачал головой, обнаружив, что дело плохо. Нож Ларса глубоко порезал ему бедро, повредив артерию и сухожилие. Рану нужно срочно зашить, жаль, что не удастся ее заговорить. И к тому же, похоже, Яношу не избежать хромоты. Кукольник громко выругался, изливая накопившийся в душе гнев, из последних сил поднялся, достал из шкафчика шкатулку с лекарскими инструментами и принялся за дело, одновременно с этим продумывая изощренный план мести. Его счет к Ларе и Ларсу возрос многократно…

Утро. Горничная Баська благовоспитанно стучит в дверь, бочком протискивается в спальню, вполголоса шепча смешанные с приветствиями извинения, и водружает на кровать поднос с завтраком. Омлет, свежие булочки и неизменная чашка с лечебным травяным отваром. Как же мне надоела эта гадость, кто бы знал! Я усаживаюсь в свое любимое кресло и ставлю кружку на стол. Мой кабинет, как всегда, идеально прибран и безупречно чист. Книги в шкафах, письма и приглашения разложены на одном краю стола. Деловые бумаги – на другом. Большой глобус стоит чуть поодаль, но он и есть то первое, что замечаешь, входя сюда. Глобус достался мне от отца. Не знаю, где его раздобыли или, может, создали сами родители, но теперь я обладаю этим сокровищем. Здесь нет ни одного артефакта, ибо я, зная за собой манеру все превращать в мастерскую, никогда не работаю здесь. Тут только переписка. Только бумаги, только… размышления. Именно в этом месте мне думается легче и результативнее всего. Мастерская отвлекает, гостиная – расслабляет, подходит для чтения или легких бесед; кухня – там я вообще гостья, спальня – это святое, а кабинет как раз место для раздумий.

И, кстати, подумать мне пора о многом, очень многом. Конечно, жить, не обращая ни на что внимания, проще всего, но рано или поздно судьба все равно даст о себе знать, а еще хуже – отомстит за пренебрежение ее правилами и законами. Можно не зацикливаться на не слишком очевидных попытках убить меня, но только до тех пор, пока убийца откровенно не вламывается ко мне в окно. От такого безобразия уже не отмахнешься.

Что-то в моей жизни пошло не так, и я прекрасно понимаю, к чему оное что-то способно привести. К таким проблемам, по сравнению с которыми все мои прежние неприятности покажутся цветочками. Ибо ягодки – еще впереди! Я это ощущаю обостренным чутьем загнанной в угол жертвы. Кстати, а при чем здесь именно я? Кому могла помешать моя тихая и размеренная жизнь? До всей этой истории, ознаменовавшейся расшифровкой свитка Ушедших, я никогда не лезла в неприятности. Ну, по крайней мере, не лезла намеренно. А теперь так и хочется сказать о себе: поневоле нахожу выход из любой ситуации. Удивляет другое – как я нахожу туда вход? Так с чего же все началось? Если отслеживать и анализировать по порядку, то, наверное, с переведенного для господина документа и первого рития. Но если быть предельно искренней с самой собой, то это даже не повод, а так – мелочи, ерунда на постном масле. Да, я перевела, я опознала кинжал, и что с того? Перевести документ могут десятки, а то и сотни человек. Его содержание стало известно, вернее, могло оказаться известно всем заинтересованным сторонам и до меня. Выходит, для перевода искали именно меня? И это ведь сам господин навел Ларса на меня!

А возможно, ритий – это не повод, но первая реальная ловушка. Хотя, по сути, один ритий мало для чего пригоден, особенно, если остальные два его брата где-то ходят по миру. То, что первый кинжал всплыл из небытия именно во время моего появления в городе, может оказаться как направленным действием рока, так и простым стечением обстоятельств. Судьба преподносит нам и не такие сюрпризы! И даже если предположить наличие какой-то связи между моими приключениями и возможностью возвращения Темных ведьм, то это все очень притянуто за уши. Ибо есть кинжалы, но нет щитов. А без них проведение ритуала невозможно! И будь я хоть трижды Пробуждающая, но без своего партнера и полного комплекта оружия богов от меня не будет никакого толку!

А теперь вернемся к моим баранам, точнее, к шумной компании – Ларс, Янош, Магнус. Допустим, только допустим, что до моего появления эта троица ничего не знала о ритуале призыва, но это отнюдь не является гарантией аналогичного незнания остальных неизвестных персонажей, тоже участвующих в моих злоключениях. Я же своими словами открыла глаза многим незнающим или знающим, остающимся в тени, и они насторожились. Или нет? Получается, что в той игре, в кою я втянулась по глупости и неосторожности, участвует еще кто-то третий, до поры до времени желающий остаться незамеченным. Сильный, хитрый противник, дистанционно нами манипулирующий и подстраивающий всяческие каверзы, заманухи и проверки. Вот, например: тот мужчина с третьим ритием, встреченный мною на балу, – это яркое доказательство чьей-то безалаберности или уверенности в себе? Или мне показали то, что я и должна была увидеть? Ведь разве я встретила его случайно? Кроме меня, кинжал опознать никто не смог, значит, именно этим я подставила себя под удар!

Или возьмем, к примеру, проверку алтарями… Мое появление на окраинах – это очередная случайность, ничем и никак не прогнозируемая, или нечто иное? Ведь меня так хорошо подвели к необходимости спуститься в Лабиринт! Многие подвели, в том числе и Марек с Ларсом и Иржиком, демонстративно умоляя не лезть туда, куда не следует. Не значит ли это, что мне и следовало лезть именно туда, а все только того и ждали? Церковники, напавшие на меня в Лабиринте, – тоже стечение обстоятельств? Сам факт моего выживания в Лабиринте – удача? Или спланированная закономерность? Меня хотят убить или пытаются спасти, предназначая для чего-то более важного и более опасного? О боги, похоже, я не знаю, я ничего не знаю!

Я разочарованно застонала, окончательно запутавшись в собственных умозаключениях.

Так, Лара, успокойся – отбрось эмоции. Оперируй фактами, только фактами…

Увы, больше у меня нет никаких фактов!

Значит, остались одни эмоции… И сумбурные, противоречивые чувства, связанные с капитаном-«пуговицей» и нищим Иржиком!

Самое смешное в сложившейся ситуации то, что я никогда не смогу разобраться во всем этом сама. Я не знаю, что было и чего не было. Я просто не вижу всех этих закономерностей и случайностей. И буду откровенной сама с собой – мне все это даром не нужно. Да, я хочу выжить, да, я готова рискнуть, но лишь в том случае, если моя жизнь наладится и вернется в привычное русло. Я не хочу вершить судьбы мира. Я не умею, не люблю и не хочу учиться разбираться во всем этом политическом (а без политики никуда!) болоте. Ловить полувзгляды и по обрывкам фраз строить картину целиком…

Я далека от этого и не хочу приближаться. Пока понадеемся на авось, вдруг пронесет? И с этой точки зрения мне нужна помощь Ларса – гораздо лучше меня знающего город, его обычаи, законы и тайны. Лишь с помощью брата у меня есть шанс спрятаться, затеряться и остаться живой-невредимой.

Ха, успокаивай себя этой сомнительной надеждой, пока поздно не стало.

С этой утешительной мыслью я допила остывший отвар и покинула кабинет, направившись в комнату брата…

Ларс еще спал, и, по словам Мелины, до вечера он не проснется. Я оценивающе посмотрела на его умиротворенное лицо и усмехнулась: вот как оно все вышло. А ведь я знала, что мы в ответе за всех тех, кого вовремя не послали!.. Побродила по дому, но, к сожалению, делать здесь было нечего, к тому же мои хождения сильно затрудняли уборку. Заметив это, я вернулась в выделенную брату комнату и устроилась в кресле. Посижу тут, присмотрю за ним, да и мало ли чего?

Неудобное кресло, обязательно нужно поменять. Чуть поерзав, я нашла более или менее приемлемую позу, прикрыла глаза и, как обычно, заснула…

Вечер. Небо окрашено в густо-фиолетовый цвет, но лучи заходящего солнца проникают в комнату и бьют в глаза… Это еще почему? Я удивленно поморщилась. Обычно солнце присутствует у меня в комнате только до обеда, а потом уходит на другую сторону дома. Я выпрямилась, охнула, потерла затекшую поясницу и все поняла. Да я же не у себя в спальне нахожусь! Точно поменяю это кресло, пока оно кого-нибудь инвалидом не сделало. Все тело онемело, а я и так еще не выздоровела окончательно, и подобные испытания крайне вредны для моего организма.

– С добрым утром, или, вернее, с добрым вечером! – язвительный хриплый голос доносится с кровати.

Ларс! Как же я по нему соскучилась! Удавить бы гада…

– Это у тебя норма – спать в комнате для гостей? – насмешливо продолжил брат. – А может, ты сделала сие приятное исключение только для меня?

И почему я решила оставить его в живых? Оно мне надо? Теперь понимаю – нет, но, как обычно, что-то менять уже поздно. И убивать его – тоже поздно, ведь никогда не стоит вершить зло – назло. Нет, гадости – это целое искусство, они должны идти от души.

– Ты всегда такая молчаливая или только со мной? – не отстает мой язвительный родственничек.

– Не поверишь, тебя стесняюсь, а еще думаю, не прибить ли одну чересчур разговорчивую особь?

– Это кого? – Ларс так заинтересованно на меня посмотрел, что я не выдержала и, потянувшись к нему, полушепотом призналась:

– Тебя.

Брат откинулся на подушки и рассмеялся. Я, понаблюдав немного за беззастенчиво веселящимся Ларсом, поднялась, плюнула в сердцах и вышла из комнаты. Несущийся мне вслед смех стал еще злораднее.

Пусть себе веселится. Пока есть такая возможность. Скоро я его здорово озадачу, и братцу станет не до смеха. Гарантирую.

У меня в комнате царил идеальный порядок, даже выбитые оконные стекла уже вставили, вот это скорость. Лиза возила тряпкой по столу – наводила заключительный блеск на полировку. Заметив меня, она чопорно улыбнулась и сообщила так снисходительно, словно сделали одолжение:

– Ужин будет подан в малую гостиную через десять минут, – и вышла.

Я только одно не поняла, кто в этом доме распоряжается? Точно не я!

Поменяв халат на домашнее платье, я спустилась в малую гостиную. Там уже сидел Ларс. Стол был накрыт на двоих. И что все это значит?

Заметив мое перекошенное от негодования лицо, он снова рассмеялся и даже поднялся, чтобы отодвинуть мне стул. Я развернулась, собираясь сходить на кухню и поругаться, но не тут-то было – Андреас внес горячее.

Я послушно села на стул, мысленно сделав заметку пообщаться на эту тему с Мелиной. Терпеть не могу, когда мною манипулируют.

Ужин протекал немного нервно с моей стороны и откровенно злорадно со стороны братца. Он отлично чувствовал мою нервозность, а посему вовсю наслаждался происходящим, но вел себя соответственно обстановке, как положено по этикету. То есть успешно маскировал свой сарказм под безупречной вежливостью, ледяной и безликой. Короче, доводил меня на всю катушку. Я нехотя цедила слова, бросая на Ларса испепеляющие взгляды. А он невозмутимо восседал во главе стола, ел за троих, пил за двоих, командовал слугами – дезориентируя всех, в общем, корчил из себя хозяина дома. Я гневно кусала губы, сгорая от желания убить его на месте. Всегда считала, что командовать в доме должен кто-то один! Вернее, всегда считала, что командовать в доме должен кто-то одна! Мы обсудили погоду, искусство, немного политику, и даже когда я, не сдержавшись, метнула в него столовый нож, он, как ни в чем не бывало, поймал его на лету и галантно вернул мне.

Через час, когда я готова была придушить его голыми руками и тут же закопать в саду, этот гад предложил мне сыграть на старинном клавикорде – фамильном музыкальном инструменте, стоящем в углу гостиной.

Все, меня уже не остановить. Я была в этом уверена, нож в руке, огонек передо мной и…

– Вот к чему приводит неправильно наложенный приворот, – печально констатировала Мелина, стоящая в дверях гостиной и, качая головой, взирающая на наши словесные баталии.

– Чего? – дружным дуэтом заорали мы с братцем.

– Волосы, – виноватым тоном пояснила кухарка. – Я сняла их с твоей одежды, Лара. И, полагая, что они принадлежат вот этому, знаменитому в городе господину Лаэну, наложила на них сильный любовный приворот…

– Ты приворожила брата ко мне? – ахнула я, не дослушав ведунью. – Родного брата? – Я шокированно схватилась за грудь, опасаясь, как бы мое заполошно заколотившееся сердце не выскочило наружу. – Что ты наделала!

– А когда точно произошло сие прискорбное событие? – поинтересовался Ларс, выслушал наши сбивчивые комментарии и сердито покачал головой: – Нет, Мелина, ты не натворила ничего противоестественного и не подтолкнула нас к кровосмешению, но, возможно, ты совершила кое-что похуже…

– Я? – незадачливая кухарка медленно сползла спиной по дверному косяку, пребывая в предобморочном состоянии.

– Костюм, изукрашенный сапфирами, – холодно улыбнулся Ларс. – В тот день я сильно промок под дождем, а поэтому переоделся в одежду друга. А затем повстречался с Ларой в кабаке «У трех ведьм», и мы… – он смущенно кашлянул, – немного повздорили…

«Ничего себе – немного!» – беззвучно хмыкнула я, вспоминая ту памятную драку.

– Мой друг тоже черноволос, – напомнил Ларс. – Это его волосы ты спутала с моими, Мелина. Ты приворожила к Ларе того, кого мы называем господином!

«Капитан-«пуговица»! – запоздало дошло до меня. – Вот о ком он говорит! Возможно, еще месяц назад я бы безумно обрадовалась этой новости, но теперь… Теперь мне так сложно разобраться в собственных эмоциях, ведь в моей жизни появился Иржик…»

Опечаленная открывшимися фактами, я села к клавикорду, положила пальцы на клавиши и, сыграв короткое вступление, запела:

– Ушам своим не верю, – потрясенно вскрикнул брат после того, как песня закончилась. – Ты не любишь господина?

– Нет! – Я строптиво мотнула своей рыжей гривой. – Одно время мне казалось, будто я сильно им увлечена… Но потом, – я еще раз отрицательно покачала головой, – я поняла, что это увлечение не имеет ничего общего с настоящей любовью.

В глазах пристально наблюдающего за мной брата промелькнуло злорадное торжество, совершенно мне не понятное.

– А ты чем занимаешься у меня за спиной? Куда ходил по ночам, пока я мирно спала у тебя дома? – спросила я, желая увести разговор от неприятной мне темы сердечных взаимоотношений. – Втихую от меня!

– Встречался с Магнусом! – нехотя буркнул брат, виновато краснея и отводя глаза.

– Зачем?! – буквально подпрыгнула на стуле я, опрокидывая на себя бокал с вином.

– Хотел проверить полученную от тебя информацию, – признался Ларс.

– Зачем? – однообразно повторила я. – Ты мне не доверяешь?

– А ты мне? – эмоционально парировал братец, впиваясь в меня испытующим взглядом.

В нашем непростом разговоре возникла неловкая, настороженная пауза.

– Понимаешь, – уже более спокойно заговорил он, – Магнус, возможно, и подлец, но у него никогда не хватит ума разработать столь изощренный, столь коварный план. И тем более не хватит сноровки для вызова Темных ведьм. Значит, и зачинщиком покушения на тебя тоже стал отнюдь не он…

– Тогда логично предположить – все это задумка Хиры! – убежденно перебила я.

– Не уверен. – Брат задумчиво повертел в пальцах пустой бокал и поставил его на место. – Хотя, может, и ее. Теперь мы уже никогда не узнаем этого наверняка. Во всяком случае, Магнус очень напуган, причем заметно – он боится не только нас и гильдии, но и кого-то еще. Возможно, я сумею вытянуть из него правду, пообещав ему прощение…

Я презрительно фыркнула, ничуть не веря в возможность его раскаяния.

– А с Яношем ты разговаривал? – спросила я.

Ларс неопределенно повел плечами, на его высокий лоб набежали морщинки раздражения.

– С ним еще труднее, – разочарованно признал он. – Скользкий тип, внешне – открытый и радушный, но внутри – полностью закрытый для всех нас. Он всегда стоял немного особняком. А теперь я вообще ему не верю. Магнус сообщил мне, что кукольник владеет некоей раритетной вещью, коей дорожит больше собственной жизни. Постараюсь заставить вора разговориться, ибо секреты Яноша сильно меня беспокоят. Особенно то, что, по словам вора, наш артефактчик тоже охотится за священными ритиями.

– Как и мы с тобой! – улыбнулась я. – Впрочем, кто в этом городе за ними не охотится?

– Мы? – насторожился брат, пропустив мимо ушей мою довольно неловкую шутку. – Мы охотимся за ритиями?

– Да, – подтвердила я. – Слушай, у меня появилась идея…

«Прикольная церквушка! – подумала я, разглядывая здание, возвышающееся в конце улицы. – Этакий гибрид средневекового замка со свадебным пирогом. Нет, она и правда похожа на игрушечную – изящный цоколь, круговая галерея с узкими бойницами и высоченный столп: то ли донжон, то ли барбакан. Лестница, ведущая ко входным вратам, крута и не имеет перил. Нижняя база в плане дает крест, но не обыкновенный: больше всего он напоминает цветок сирени или четырехлепестковый клевер. А уж навершие башни!.. Натуральный венец, царский или свадебный. Из восьми элементов по числу башенных граней, а сверху имперский крест на яблоке. Воспоминание о том, как на открытии здесь молился сам король Пжемысл, а потом венчали его старшего сына. Ну, того самого, изменщика и заговорщика.

Но мрачные мысли здесь как-то не лезут в голову. Остаются на периферии сознания. Потому что с ними абсолютно не вяжутся все статуи и барельефы святых, щиты, гирлянды и цепи, цветочки снаружи. Праздничная белая лепнина на голубом фоне, резные деревянные хоры и алтарная перегородка внутри. Поставленные дыбом фигуры в ярких хламидах строятся в боевую стену… Кстати, эту церковь совсем недавно отреставрировали: потемневшее масло смыли с икон, но нежность прежних тонов и оттенков ушла с благолепных ликов еще в период Оружейной войны – в одно время с украденными мародерами окладами. Поэтому сейчас сусальное золото рам заменили на желтую краску, ажурный мрамор – на гипс… А в целом все осталось, как было.

Я поднимаюсь на крыльцо храма. Свет спускается из-под венчанной главы по ярусам, как по расходящимся книзу ступенькам, и широким снопом ложится мне под ноги. Обеими руками распахиваю тяжелые створки парадных врат, и вот я уже внутри. Стою под самым куполом, слегка запрокинув голову и любуясь потолочными росписями. Тяжелый шлейф платья волочится за мной аспидным хвостом, угольного цвета корсаж плотно держит ребра и талию, воротник-стойка взрывается у самых ушей тончайшим испанским кружевом. Перчатки, доходящие до локтя, придерживаются на буфах рукавов широкими браслетами из тусклого серебра с вкраплением гагатов. По корсажу вьется цепочка такого же металла, удерживая на плечах широкий плащ. Сегодня я одета соответственно своему социальному статусу и нахожусь среди равных мне людей, среди дворян. Пришла на торжественную воскресную службу. И отнюдь не потому, что во мне вдруг прорезались набожность и религиозное рвение. Нет. Совсем не потому…

Никогда не забуду дворянина, встретившегося мне на Большом Королевскому балу. Того, кто спокойно носит на поясе третий ритий и, скорее всего, даже не подозревает, каким сокровищем владеет. Не исключено, что этот кинжал в их семье считается самым обычным фамильным оружием и уже много поколений передается по наследству. От отца к сыну. Впрочем, это и не важно. Как и то, что я совершенно не помню лица того мужчины, ведь он, как и многие другие в нашем городе, носит маску. Важно другое – я знаю и помню о нем нечто особенное, дающее возможность выследить его, оставаясь при том совершенно незамеченной и ни к чему не причастной. О, можно годами слоняться по улицам Праги, надеясь встретить его в безлюдном переулке, уповая на то, что ритий будет находиться при нем и я почувствую энергетический импульс, испускаемый волшебным оружием. А можно поступить проще и эффективнее – отыскать безликого дворянина в самом шумном месте и опознать по вполне определенному признаку. И не важно, что в это время нас окружит многочисленная толпа, не важно, что мы будем находиться в церкви, начисто блокирующей испускаемую ритием энергетику. Я придумала, как справиться со всеми этими проблемами, и по праву горжусь своей сообразительностью. Теперь я уверена – он от меня не уйдет…

Я чинно уселась на одну из скамеек и сложила руки на груди, готовая слушать церковную службу. Никто и ни в чем меня не заподозрит. И у меня все получится, обязательно получится. Почему? Хм, потому что, во-первых: я хорошая! А во-вторых… пожалуй, хватит и того, что во-первых. Я мысленно хихикаю, вполне довольная собой. Внешне я сегодня самая что ни на есть примерная девица благородного происхождения: темный наряд – вполне подобающий для похода в храм, глаза смиренно опущены долу, лицо бледное и одухотворенное. Церковь постепенно наполняется народом, скоро здесь яблоку упасть будет некуда, но я предусмотрительно заняла место с краю, в предпоследнем ряду. Прищурив глаза, всмотрелась в передние позолоченные скамьи, туда, где сидели самые богатые и именитые жители города. Ага, а вон и мой ненаследный принц – толстый, нарумяненный, расфуфыренный, шушукающийся с окружающими его фрейлинами. Я рефлекторно вздрогнула и отвернулась, боясь быть замеченной и узнанной. Еще только его внимания мне сейчас и не хватает… На два ряда дальше принца сидит высокий мужчина в маске, до ушей завернутый в скромный, но дорогой серый плащ. Ба-а-а, да это же мой капитан-«пуговица» собственной персоной! Я вздрогнула повторно, ведь если он меня увидит, то вполне способен испортить задуманную мной сценку. К счастью, капитан сидит спокойно, задумчиво подперев голову кулаком. Интересно, чем он так озабочен? А кто это разместился вон там, чуть правее него?.. Возможно, полноватый мужчина в черном, привлекший мое внимание, и есть тот самый дворянин с ритием, встреченный мною на балу. Но я в том не уверена. Вроде бы похож, а вроде и нет. Капюшон и маска полностью скрывают его лицо, тут и ошибиться недолго. А у меня имеется только один способ убедиться в правильности своей версии…

Я осторожно раскрыла объемистую сумку, висящую у меня на локте, и заглянула внутрь… Слава Светлой троице, котенок Люс беззаботно спал на подушечке, ничуть не обеспокоенный нашей прогулкой. Проносить или приводить животных в храм строжайше запрещено, но у меня просто нет иного выхода. Прости меня, Люс! Прикрываясь собственной кружевной мантильей, я незаметно вытащила из сумки заспанного котенка и опустила его на пол, засунув под скамью.

– Иди, малыш, помоги мне! – умоляюще шепнула я.

Котенок взглянул на меня вполне осмысленно, понимающе дернул хвостиком, подмигнул янтарным глазом и целенаправленно зашагал вперед, направляясь точно к главной храмовой кафедре, занятой дородным прелатом, и рядам певчих, заунывно выводящих что-то неразборчивое. Я с трудом подавила проказливую, так и просящуюся на губы улыбку и приготовилась к грядущему представлению…

Сопровождаемый озадаченными перешептываниями и катящейся по церкви волной неуверенных смешков, мой рыжий котенок важно дошагал до кафедры и уселся прямо перед певчими, вдруг начавшими заикаться и сбиваться. Паства заинтересованно оторвалась от молитвенников и выжидающе замерла…

– Да убережет вас Светлая троица от деяний нескромных, от разврата и бесстыдства! – вещал вошедший в раж священник. – Живите в чистоте, смойте с себя помыслы греховные…

Котенок нервно вздрогнул – обеспокоенный раскатами визгливого голоса, поднял заднюю лапку и принялся вылизывать свое самое греховное место, дословно выполняя указание почтенного пастыря. Присутствующая в храме паства внезапно оживилась, проявив небывалый интерес к разворачивающемуся перед ней действу. Певчие кхыкали, кряхтели и усиленно жестикулировали, стремясь привлечь внимание прелата, к сожалению, стоящего к ним спиной.

Воодушевленный сотнями обращенных на него взоров, горящих вдохновенным огнем, церковник еще больше раздухарился, переходя на крик:

– А если кто-то из вас все-таки осмелится на грех, – возопил он, – то разверзнутся над ним хляби небесные и затопят нечестивца! – И прелат эффектно грохнул кулаком по крышке кафедры.

Испуганный этим звуком, Люс робко присел и… напустил желтую лужицу, осквернив красную ковровую дорожку, устилающую пол храма…

А спустя мгновение в церкви началось нечто невообразимое. Тоненько ржали певчие, хватаясь за живот и раскачиваясь. Заливисто хохотали первые ряды паствы, ставшие непосредственными свидетелями святотатства, свершившегося возле амвона. Дальние ряды вскочили с мест, мучимые жгучим любопытством. Колыхались огоньки свечей, едва не сносимых шквальным хохотом, разливающимся по залу. Оторопело моргал ничего не понимающий прелат, покрасневший и сконфуженный, разочаровавшийся в силе молитвы и в действенности собственного авторитета. С икон насмешливо улыбались боги, польщенные столь веселой службой. И только рыжий котенок скромненько сидел подле лужи, ничуть не смущенный учиненным им безобразием.

– Да как вы смеете устраивать дебош в священном месте? – разъяренно завопил наконец-то пришедший в себя прелат. – Грешники окаянные!

В церкви повисла виноватая тишина…

– Да поразит вас за это гром небесный! – со злорадным торжеством провозгласил уязвленный священник, вздымая руки над головой.

– Апч-хи! – вдруг громоподобно раскатилось по залу. – Ой, апч-хи, ох-ох!

Смех грянул с новой силой!

Я вытянула шею и с радостью убедилась в том, что оные забавные звуки издает не кто иной, как тот самый мужчина в черном, уже привлекший мое внимание. Итак, выходит, я не ошиблась, это действительно он. Тот дворянин с третьим ритием, встреченный мною на королевском балу и страдающий аллергией на кошачью шерсть. Мой хитроумный план удался – я его нашла. Спасибо за помощь, Люс!

Я внимательно, несколько раз пересчитала дворян, сидящих на первых скамьях, и выяснила – мужчина с ритием занимает двадцать седьмое место. Затем я поднялась и, пользуясь царящим в церкви переполохом, выскользнула из главного зала для церемоний, направляясь в ризницу. Обычно в ней хранят всевозможную церковную утварь, но в день воскресной службы на имеющихся в этом помещении столах размещают многочисленные подносы, нагруженные крохотными фиалами с освященной водой. Дело в том, что согласно обычаю любая праздничная служба заканчивается своеобразной церемонией, должной закрепить чистоту помыслов молящихся. Каждый прихожанин подходит к пастырю, принимает из его рук маленький сосуд с освященной водой, с благодарностью выпивает оную и радостно уходит домой, очищенный и уверовавший. Причем подход за фиалом с водой происходит в точном соответствии с издавна установленным порядком: какое место по счету ты занимаешь на скамье в церкви, в таком порядке и подойдешь за водой. Все предельно просто и понятно, дабы избежать суеты и неразберихи.

Итак, я осмотрела сосуды с водой, нашла двадцать седьмой фиал и ненадолго задумалась. Ларс настаивал, чтобы я влила в него яд и обезопасила таким образом нас от преследования со стороны дворянина, обреченного на ограбление. Но я не хотела убивать ни в чем не повинного человека. Поэтому вместо яда я позаимствовала в комнате Мелины склянку с травяным отваром, способным вызвать желудочные колики – сильнейшие, кратковременные, но совершенно безвредные для взрослого человека. Я извлекла флакончик из корсета и уже наклонила его над фиалом под номером двадцать семь, намереваясь влить отвар в воду, как внезапно дверь ризницы скрипнула, растворилась, и на пороге появился прыщавый мальчишка-послушник, на вид – лет пятнадцати-шестнадцати от роду…

– Ой, а что это вы здесь делаете? – с подозрением спросил пацан, уставившись на меня. – Никак, недоброе замышляете!

– Вовсе нет! – обольстительно улыбнулась я, аккуратно ставя флакончик на стол и поворачиваясь к нему. – Наоборот… – И я рванула пуговицы своего корсета, оголяя грудь…

Наивный мальчишка, находящийся в том опасном возрасте, когда едва пробудившаяся тяга к женщинам затмевает все на свете, покраснел и сдавленно охнул, устремив взгляд на открывшиеся перед ним прелести.

– Иди ко мне, миленький! – игриво позвала я, призывно распахивая руки.

Мальчишка облизнул разом пересохшие губы, выпучил глаза, икнул и бросился мне на шею, мало понимая, что именно он сейчас творит.

Я снисходительно приняла в объятия его тощее тело, позволив длинному мальчишескому носу уткнуться точнехонько в центр вожделенной ложбинки между полушариями, а затем бережно приголубила его затылок рукоятью выхваченного из-за пояса кинжала. Глаза мальчишки закатились под лоб, и он беззвучно рухнул в обморок, плавно скатившись на пол по моим шелкам. Я довольно улыбнулась, задвинула потерявшего сознание послушника под стол, вылила отвар в фиал и столь же незаметно вернулась на свое место. Волноваться не стоило, ведь если даже, придя в себя, мальчишка что-нибудь и вспомнит, то он никогда не проболтается о произошедшем в ризнице и никому меня не выдаст. Побоится за себя, ибо все церковники, включая послушников и певчих, дают обет безбрачия, за нарушение коего их уж точно по головке не погладят.

Воскресная служба вскоре закончилась, избежав каких-либо повторных инцидентов. Надутый и все еще красный, словно перезрелый помидор, прелат осенил паству знаком Светлой троицы и принялся раздавать сосуды с освященной водой, снимая фиалы с подносимых ему подносов. Я тихонько сидела на скамье, наблюдая за медленно продвигающейся очередью. И тут по церкви прокатился возглас сочувствия: какой-то пожилой даме внезапно стало плохо – ее усадили обратно на место, а мой дворянин сместился в очереди, передвинувшись на один номер вперед. Получается, теперь двадцать седьмой фиал должен достаться не ему, а стоящей за мужчиной малолетней девчушке, разряженной в кружева и обвешенной жемчугами. Я заволновалась, от отчаяния прикусив сустав указательного пальца. Эта благородная крошка выглядит от силы годика на четыре, и вполне вероятно, что мощная доза сильнодействующего препарат окажется для нее смертельной. Ох, Светлые боги, неужели я окажусь виновной в смерти безгрешного ребенка? Я стану убийцей? Нет, я должна немедленно ее спасти! Боги, что же мне делать?..