Глава 2
Самый лучший учитель жизни – это собственный опыт. Берет он за свою науку дороговато, зато объясняет чрезвычайно доходчиво, нередко – с применением различных тяжелых бытовых предметов. А тем, у кого имеется склонность к раннему склерозу, оставляет на память милые знаки симпатии в виде синяков, ссадин и ушибов.
Я пришла в себя от влажной, холодной повязки, кем-то положенной мне на лоб. Под повязкой медленно вызревала огромная больнючая шишка, ощутимо давящая на черепную коробку. И что особенно неприятно – снаружи давящая, ибо изнутри у меня, похоже, на нее давить нечем, по причине полнейшего отсутствия мозгов. Хм, а разве так бывает? Бывает, еще как бывает, особенно у таких, как я, – патологических дур, постоянно влипающих в неприятности.
Обнаружив повязку и шишку, я жалобно застонала, попыталась открыть глаза, но у меня ничего не получилось. Веки словно залиты свинцом. Слабость такая, что не хватает сил даже пальцем пошевелить. Ну да ладно – все это ерунда, пройдет. Главное, что я – жива! Интересно, как такое стало возможно? Ведь я отлично помню и Магнуса на балконе бального зала, и арбалет в его руках, и стрелу, вонзившуюся мне в грудь…
Титаническим усилием воли переключилась на магическое зрение, проверила все внутренние органы и с облегчением констатировала – мне поразительно повезло, как, наверное, везет только детям и дурочкам. Арбалетный болт, выпущенный с близкого расстояния, встретил на своем пути преграду в виде платья-кольчуги, сшитого из ткани Ушедших. А затем он ударился о лезвие кинжала, спрятанного у меня на груди, и отлетел прочь. В итоге я отделалась сильным ушибом, шоком и сотрясением мозга при падении, но почти не пострадала. Вот так мою жизнь спасли два подарка от дорогих для меня мужчин: кинжал от брата и платье от капитана-«пуговицы»!
А ведь меня предупреждали, неоднократно предупреждали о надвигающейся опасности! Зря я не послушалась. Вот и поделом мне!.. Я попробовала пошевелиться, затекшую спину тут же пронзил приступ острой боли. М-да, как-то странно срабатывает в жизни закон справедливости: какую бы глупость ни придумала голова, чего бы ни сболтнул злой язык, что бы ни натворили кривые руки, куда бы ни привели беспутные ноги – за все достается, э-э-э… В моем случае участку, расположенному чуть повыше, – разнесчастной спине! Кстати, а где это я нахожусь?
Я насторожилась, прислушиваясь и пытаясь определить свое местоположение. Судя по непрекращающемуся равномерному покачиванию – меня куда-то везут, причем в крытой повозке, заботливо устеленной мягким сеном. А вот это уже обнадеживает, ведь о приговоренных к казни преступниках так не заботятся. И, значит, мой неведомый спаситель намерен сохранить мне жизнь. Слава Светлой троице! Придя к столь утешительному выводу, я успокоилась и расслабилась. Вскоре организм начал отвечать на проявленную о нем заботу – избавленный от панического ужаса слух стал улавливать малейшие, даже самые незначительные звуки, доносящиеся до меня извне. Вот – поскрипывают колеса повозки, позванивает конская упряжь, а лошадиные копыта размеренно тюкают по земляной, очевидно, проселочной дороге. Лениво переругиваются несколько мужчин, но они делают это настолько тихо и обыденно, что отдельные слова не разобрать. После восстановившегося слуха ко мне милостиво вернулось обоняние, принеся с собой аромат свежего сена, вонь многочисленных потных человеческих тел и горьковатый запах дорожной пыли. Суммируя все вышеперечисленное, я почти уверена – моя повозка тащится в самом хвосте длинного каравана и никем особенно не охраняется. А значит, я могу попытаться сбежать…
Предприняв несколько безуспешных попыток вернуть себе зрение, я наконец-то разлепила непослушные веки и увидела над головой короб повозки, сплетенный из ивовых веток. Неплотно пригнанная лоза пропускала яркие солнечные лучи, падающие мне на щеки и подбородок. Я обрадованно улыбнулась. Отличная погода как нельзя лучше подходит к моим планам, ибо мне нисколько не улыбается шлепать по лужам и…
Но тут суконный полог, находящийся сразу же за моими ступнями, раздвинулся, и в повозку просунулось рябое лицо, несомненно принадлежащее мужчине средних лет, явно происходящему из простонародья. Его смешную, тыквообразную голову венчал ржавый, художественно погнутый шлем.
– Оклемалась, значит, пташка наша! – озабоченно присвистнул мой сторож. – Ить, незадача какая! – рябая харя осуждающе скривилась. – А нам до замку Альба еще полдня ходу. Звиняйте, барышня, но придется вам еще трошки поспать… – И на мой нос опустилась грязная тряпка, смоченная чем-то вонючим.
Я хотела отвернуться, но не смогла. Против воли вдохнула приторно-сладкий запах, голова закружилась, и я провалилась в глубокий, исцеляющий сон без сновидений…
Я проснулась внезапно. Рывком открыла глаза и недоуменно уставилась на бархатный балдахин кровати, обильно изукрашенный павлиньими перьями. Вот это да! А куда, интересно, подевался сплетенный из ивы возок?
Села на кровати, одобрительно похлопала ладонями по пуховой перине и шелковым простыням, дивясь воистину королевской роскоши своего ложа. Да где же это я? Лучи солнца свободно проникают сквозь кружевную штору, танцуют на красном ковре с восточным рисунком, скользят по комоду из мореного дерева. Я легко вскочила с постели, подбежала к окну, отдернула штору и… Ладонями уперлась в железную решетку, собранную из толстых прутьев, надежно вмурованных в каменную стену. И магией ее не выломаешь, ибо на решетку наложено мощное охранное заклятие, ощутимо покалывающее мои пальцы. Я метнулась к двери, но она, как и следовало ожидать, оказалась заперта. Я очутилась в ловушке!
Произведя досмотр наличного имущества, я обнаружила – платье у меня изъяли, его заменила свободная ночная рубашка из невесомого батиста. Метательные ножи тоже исчезли, зато на комоде, на самом видном месте, лежали три предмета: серебряная пуговица, мой любимый кинжал, давний подарок брата, и странной формы ключ на цепочке – снятый мною с тела убитого Магнусом церковника. Интересно, почему мне их оставили? Ключ и пуговицу, скорее всего, просто не смогли идентифицировать и не посчитали опасными; а кинжал, угадав его значимость для меня, вернули намеренно и демонстративно как знак доброй воли. Типа, вот гляди: мы уважаем твои интересы. Уважай и ты наши. Ну-ну, как же, верю – уважают они… Я язвительно присвистнула. Посмотрим, чего они еще удумают и что произойдет дальше. Подождем и посмотрим…
Ждать пришлось долго. Солнце уже почти полностью успело завершить свой путь по небу и скатилось к линии горизонта, направляясь на ночной отдых. Буйные золотистые полуденные краски сменились на куда более спокойные – предзакатные, оранжево-сиреневые. Я здорово проголодалась и изрядно приуныла, ибо затянувшийся пост и тяжкие раздумья никак не способствовали поддержанию хорошего настроения. До одурения хотелось пить и есть, а еще, получить хоть какую-то толику полезной информации. А то так и с ума сойти недолго от полнейшего неведения и собственного бессилия. Неожиданно дверь моей темницы скрипнула и отворилась…
Я мгновенно вскочила с кровати и метнулась к выходу на свободу, но не тут-то было. Меня схватили и отпихнули обратно в комнату двое едва переступивших через порог мужчин, облаченных в белые монашеские рясы. Их лица закрывали глухие капюшоны, в прорезях безразлично светились темные глаза. Первый церковник нес кувшин с водой, второй – какой-то сверток. Не дожидаясь разрешения, я вырвала сосуд из рук монаха и надолго присосалась к узкому горлышку, утоляя нестерпимую жажду. Между тем второй развернул сверток, оказавшийся белым одеянием монастырской послушницы, повесил его на спинку стула и сделал красноречивый жест рукой, предлагая мне переодеться.
Спустя пару минут, церковники снова вернулись в мою комнату. За это время я успела сменить рубашку на платье, спрятав на груди свое единственное имущество – ключ и кинжал. Пуговицу я засунула в носок башмака. Поклонившись, церковники пригласили меня следовать за собой и вывели в коридор.
Я уже поняла, что нахожусь в том самом замке Альба, о котором упоминал конопатый стражник. Впрочем, это название, бесспорно красивое и благозвучное, ни о чем мне не говорило. Пока мы шли по коридору, я успела разглядеть мелькающую за окнами ленту реки, подсвеченную садящимся солнцем, и пышные заливные луга. Мой разум тщетно метался в поисках подходящего решения, оказавшись не в силах справиться с поставленным перед ним заданием – опознать место. Увы, пейзаж за окном был для моего восприятия чем-то совершенно новым, и я даже предположить не могла, куда на сей раз забросила меня выдумщица судьба. Наконец наше путешествие по замку закончилось, приведя к массивным дверям, украшенным серебряными накладками. Один из церковников повторно поклонился и распахнул створки, пропуская меня внутрь находящегося за ними помещения. Я вежливо кивнула, подозревая, что мои провожатые либо были немыми, либо хранили обет молчания, практикуемый во многих обителях Светлых богов.
Двери гулко захлопнулись за моей спиной, и я очутилась в обширном чертоге, обставленном бесценной мебелью из белого кедра. Наметанным в подобных вопросах взглядом я тут же опознала предметы, изготовленные мастерами Ушедшей расы. Центр зала занимал длинный стол, уставленный изысканными яствами, сервированными на золотых и серебряных блюдах. Судя по скудному количеству кресел, резко контрастирующему с изобилием блюд, ужин предназначался всего для двух персон. Во главе стола сидел хрупкий, изможденный старец, облаченный в сиреневое епископское одеяние. На его узком лице, мертвенно-бледном и благостном, сияли молодые, проницательные, изумрудно-зеленые очи.
«Точь-в-точь как мои!» – недоуменно подметила я.
Увидев меня, епископ преувеличенно радушно всплеснул руками и провозгласил неожиданно звонким, прекрасно поставленным голосом:
– О, мое дорогое дитя, вот мы наконец-то и встретились! Я так мечтал тебя увидеть! Проходи, присаживайся и раздели со мной сию скудную трапезу, ниспосланную нам Светлыми богами!
«Ничего себе, скудную!» – Я плотоядно оглядела ломящийся от блюд стол. Но поскольку мой пустой желудок требовательно заурчал, напоминая о себе, я не стала жеманничать, а уселась за стол и вгрызлась в аппетитно порумяненную куропатку. Утолив первый голод, воспитанно вытерла салфеткой замаслившиеся губы и подняла глаза на умильно улыбающегося мне епископа. Выяснилось, что пока я буквально объедалась, святой старец не съел ни кусочка, удовольствовавшись лишь бокалом воды.
– Ваша милость, или как прикажете к вам обращаться, неужели вы меня знаете? – удивилась я.
– Конечно, знаю, моя дорогая девочка! – умильно засюсюкал епископ. – Называй меня дядей Франсуа, ибо я прихожусь старшим братом твоему покойному отцу, барону Рудольфу! – огорошил меня он.
«Дядей? У меня есть дядя?» – мысленно ахнула я и немедленно подавилась рыбьей костью…
Епископу удалось меня ошарашить, но, если честно, я ему не поверила. Церковники славятся своей хитростью и изворотливостью. К тому же Янош предупреждал меня о том, что в Прагу прибыла делегация французских прелатов. Наверное, это именно они сумели правильно воспользоваться возникшей на балу суматохой, и…
– Где я нахожусь? – напрямую спросила я.
Лицо дядюшки Франсуа, и так похожее на печеное яблоко, насмешливо сморщилось:
– В замке Альба, расположенном на реке Луаре под Парижем. В своем родовом поместье, моя дорогая племянница!
«Ого! – мысленно хмыкнула я. – Далеко же меня завезли…»
Между тем прелат откинулся на спинку кресла и принялся увлеченно разглагольствовать:
– Тебе следует знать, дитя мое, что не все люди одинаковы. В некоторых из нас до сих пор течет кровь Ушедших. Ее носители обладают выдающимися способностями и талантами, а потому становятся церковниками, правителями, магами или пилигримами…
– Пилигримами? – изумленно перебила я.
– Да, – многозначительно кивнул епископ. – Это древнее тайное общество, и, к сожалению, нам мало что известно о деятельности его членов. Они ищут утерянные знания Ушедших, а затем используют их в своих целях. Они стремятся к абсолютной власти, ибо мечтают подчинить себе не только людей, но даже самих богов. Многие из пилигримов смело экспериментируют с магией и артефактами, вследствие чего утрачивают человеческий облик и становятся уродливыми мутантами. Мне очень печально вспоминать о бедах, преследующих нашу семью, но ты должна знать, что твой отец, Рудольф, в молодости отверг предназначенную для него церковную стезю и примкнул к братству пилигримов.
– Неправда, вы лжете! – горячо вскричала я, вскакивая с кресла. – Мой отец владел боевыми искусствами, но был мирным и честным человеком, он занимался сельским хозяйством и умер от болезни.
– Это всего лишь официальная версия, призванная предотвратить распространение нежелательных слухов, губительных для репутации нашей семьи, – холодно усмехнулся прелат. – На самом деле твой отец впоследствии сбежал из секты, похитив плененную пилигримами ведьму – колдунью Викторию. Вместе они спрятались в нашем родовом владении в Чехии и занялись поисками некоего древнего документа, способного раскрыть секрет оружия богов. Я неоднократно предупреждал его о том, что секта не простит отступничества, но брат меня не слушал. В итоге пилигримы подослали в ваш дом некоего искусного убийцу, отравившего Рудольфа и Викторию. Внешне их кончина напоминала смерть от болезни…
Я растерянно прикусила губу, вспоминая и сплетни, ходившие по округе, и странные недомолвки Мелины. Тогда я не придала им особого значения, приняв за зависть болтливых соседей. Выходит, все это было правдой!
– А тот документ… Мои родители его нашли?
– Мы склонны считать, что нашли, – не стал скрывать епископ. – Но, увы, книга исчезла вместе с убийцей-пилигримом, и с тех пор нам уже не удавалось выйти на ее след. Более того, мы даже не смогли установить личность того жестокого наемника. Выяснили лишь, что он неимоверно силен, хитер и искусно маскируется под обычного, ничем не примечательного человека. Ты знаешь слишком много важного, племянница, и поэтому он непременно станет охотиться за тобой. А возможно, он уже давно находится рядом, втерся в доверие к тебе и ждет удобного момента, чтобы нанести решающий удар. Скажи, ты полностью уверена в своих друзьях и знакомых?
«Уверена? – меня охватила неконтролируемая паника. – Неведомый враг находится рядом, ловко маскируясь под друга? Но кто же он тогда? Лаэн, Иржик, Леонардо, Янош? Нет… не может быть! Уж тогда, скорее всего, Магнус!»
Прелат пристально следил за моим лицом и разочарованно вздохнул, поняв, что я не собираюсь делиться своими сомнениями.
– Дорогая, в жилах нашей семьи течет кровь Ушедших! – снова заговорил он. – Именно поэтому ты стала Хозяйкой кукол и магичкой. Твои таланты могут пригодиться церкви, и поэтому мы приглашаем тебя вступить в наши ряды. Смотри сюда… – Он снял привешенный к поясу кошель, извлек из него ритий и положил на стол перед собой. – На прошедшем королевском балу мы встречались с представителями секты Серых и за огромные деньги выкупили у них этот кинжал. Мы также знаем, что первый ритий находится у одного крайне влиятельного человека, и не теряем надежды им завладеть. А вот третий кинжал богов мы рассчитываем найти с твоей помощью!
– Ясно! – насмешливо прищурилась я. – Позвольте мне осмотреть кинжал?
Прелат милостиво разрешил. Я взяла ритий в руки и убедилась в его подлинности. Да, именно это оружие я и видела на балу, на поясе у высокого церковника.
– Вы добыли второй ритий с помощью своего посредника по кличке Гек, а первый кинжал находится у человека, обычно называемого господином, – спокойно сообщила я.
Епископ Франсуа сначала потрясенно вскрикнул, а потом довольно рассмеялся:
– Племянница, ты меня не разочаровала. Твоя осведомленность просто поражает. Вот что значит кровь Ушедших! Твой отец тоже радовал нас, гм, поначалу… – Церковник понял, что переборщил с энтузиазмом и смущенно кашлянул.
– Ну, значит, яблочко от яблони недалеко ябнулось! – буркнула я себе под нос, но епископ услышал мою фривольную реплику и осуждающе поморщился.
– Ты посвящена в подробности того, о чем знают лишь несколько человек из высшего церковного совета, – поспешил замять скользкую тему он. – Но позволь, я тоже тебя удивлю!..
– Как? – не поняла я.
– Познакомлю с Гек! – самодовольно напыжился епископ. Затем он хлопнул в ладоши и позвал:
– Сестра Геката!
Драпировка, украшающая одну из стен, отодвинулась, и из-за ткани вышла молодая стройная женщина, одетая в платье монастырской послушницы. Наряд сестры Гекаты практически ничем не отличался от моего, за исключением маленькой детали – лицо женщины скрывала плотная маска, оставляя открытыми только ее глаза – светлые, прозрачные и чистые, будто родниковая вода.
– Вот наш посредник Гек, – рассмеялся прелат, – вернее, сестра Геката. Моя правая рука, ловкая шпионка, которую никто ни в чем не заподозрит. Она умеет искусно танцевать, флиртовать и обольщать, а все окружающие верят в ее беззащитность и легкомыслие, что делает женщину самым совершенным оружием!
Я растерянно прижала пальцы к вискам, пытаясь поймать ускользающую мысль. Кажется, я уже слышала нечто подобное, причем совсем недавно. Но вот где и от кого?
Наблюдающая за мной Геката ехидно прищурилась и поклонилась, довольная произведенным ею впечатлением. Кулон на длинной цепочке, до сего мгновения скрытый под платьем женщины, неожиданно выскользнул из ворота ее одеяния и повис, призывно раскачиваясь, привлекая мое внимание. Я взглянула на броское украшение и потрясенно приоткрыла рот… Кулон шпионки имел вид серебряной пластины, с вычеканенным на нем изображением уродливой женщины, стоящей на развилке трех дорог. Я мгновенно узнала этот образ – то была древняя богиня мести и смерти Геката, почитаемая в расцвет правления Ушедших. Но я также узнала и цепочку, на которой висел кулон женщины, – золотую, старинную, витую…
– Да ведь это же Хира, жена кукольника Яноша из Безымянной гильдии! – громко закричала я. – Дядя, берегись, она предательница и обманщица!
– Кто? – епископ неловко завозился в громоздком, узком кресле, пытаясь выбраться из его недр. – Геката, объясни мне, что все это значит? При чем тут гильдия и… – но договорить он не успел, потому что Хира схватила лежащий на столе нож, которым я недавно резала мясо, одним движением вспорола прелату горло и истошно завопила, указывая на меня:
– Схватите эту девушку! Она – лазутчица гильдии и секунду назад убила нашего уважаемого епископа!
«Смерть – защитная реакция организма на нездоровый образ жизни! А мой образ жизни, с его вечными приключениями, проблемами и неудачами, уж точно никак нельзя считать здоровым!» – вот о чем я думала, сидя в сыром подземном каземате, лишенном окон и мебели. Болела спина – отбитая дубинками церковников, но сильнее всего саднила оплеванная душа и громко стенало ущемленное чувство собственного достоинства.
– А я ведь говорила, что тебя пора убрать! – злорадно напомнила на прощание Хира, глядя, как меня, избитую и униженную, уволакивают в темницу. – Жаль, что стрела Магнуса не достигла цели. Ты излишне везучая, девчонка!
– Так, значит, ты с ним заодно, – констатировала я. – Я догадалась об этом еще там, на балу.
– Я приказала ему убить тебя, – ухмыльнулась шпионка. – По какой-то непонятной причине ты выжила. Но не переживай, твои мучения не продлятся долго, казнь состоится очень скоро.
– Возможно, но не раньше, чем сдохнешь ты! – прошептала я, еле шевеля разбитыми губами. И с чего это я решила, будто у нее чистые глаза? Да они же самые настоящие змеиные!
– Дурочка, я же тебя утешаю! – мстительно хохотнула шпионка. – Жизнь прекрасна. Улыбнись!
– Подожду, пока с тобой случится что-нибудь плохое, и тогда непременно улыбнусь, – пообещала я.
– Вот дрянь! – почти удивилась Хира. – Приговорена к смерти, но вместо того, чтобы умолять о пощаде, еще и язвишь. Зачем?
«Зачем? – Я мысленно усмехнулась, чувствуя, что взяла реванш. – «Хорошего» человека и обидеть приятно».
Блондинка высокомерно отвернулась, но я видела, как сильно она раздосадована. Ну да, в этом чувстве мы с ней созвучны – каждая из нас терпеть не может того, кого обидела. Это убивать легко, а обижать – трудно, ибо потом совесть мучает и кошмары по ночам снятся. Правда, не всех и не всем, ведь если человек одержал победу над своей совестью, то его уже ничто не остановит. Ну, если только смерть.
Однако в этой камере мне не снилось ничего, хотя, по моим ощущениям, я просидела здесь уже трое суток. Почти не спала, ибо не смогла перебороть брезгливость и не легла на мокрый, осклизлый пол. Сидела, собравшись в комочек, на крохотном пятачке относительно чистого пространства да размышляла о собственной глупости. Клянусь, если мне удастся выбраться из этой передряги живой и относительно здоровой, то я никогда уже не стану пренебрегать умными советами и перестану необоснованно рисковать собой. Кажется, я немного повзрослела и даже поумнела. А еще, я обязательно найду убийцу пилигрима и расквитаюсь с ним за своих родителей. Да и Хире я тоже отомщу, невзирая на смутную симпатию к Яношу. Эта стерва недостойна такого мужчины, а он, надеюсь, поплачет на ее могилке, но потом забудет лживую дрянь и утешится с другой женщиной. А еще я непременно завладею всеми тремя ритиями… Если, конечно, останусь жива и сохраню здоровье.
Кстати, о здоровье. Раз в день в двери моей камеры приоткрывалось крохотное оконце, в которое пропихивали краюху черного хлеба и кружку с водой. Кроме этого скудного пайка, мне не давали ничего, поэтому мои раны заживали очень медленно, особенно с учетом того, что у меня не имелось возможности применить магию. Как и весь замок, стены камеры упрочили специальной защитой от чар, сводящей на нет все мои усилия. Поэтому мне оставалось только одно – смириться, бездеятельно сидеть на месте и ждать свершения своей участи. Возможно, именно поэтому по истечении трех дней я практически отчаялась и сдалась на милость судьбы. Вернее, почти сдалась…
В этой камере не имелось ни окон, ни кровати, ни даже стула. Тоненький лучик света поникал в щель под дверью, отражаясь от огромного тусклого зеркала в стальной раме, занимающего большую часть противоположной стены. Странно, но подобные зеркала я видела и в моей бывшей спальне, и даже в покоях дядюшки Франсуа, ныне покойного. Прошлой ночью до моего слуха донеслись отдаленные заунывные напевы, длившиеся несколько часов. Видимо, церковники совершали погребальный обряд, предавая тело почившего епископа земле. Возможно, они скорбели о кончине уважаемого прелата, но для меня их благочестивые молитвы могли служить лишь страшным напоминанием о грядущей смерти, ибо срок моей казни близился. Позаботившись об усопшем, церковники непременно вспомнят и о его мнимой погубительнице…
Испуганная, подстегнутая отчаянием, я вскочила и начала вслепую шарить по стенам камеры, ища путь к спасению. Похороны – зловещая примета, а в плохие приметы нужно верить, ибо они – сбываются! Эти похороны не предвещали мне ничего хорошего. Ощупывая древнее зеркало, в коем смутно отражалось мое бледное, осунувшееся лицо, я мучительно размышляла о его предназначении. Судя по всему, подобные зеркала размещены во всех комнатах замка Альба. Но зачем, почему? Возможно, их расположение несет особый религиозный смысл?
Внезапно, проведя пальцем по правому краю рамы, я натолкнулась на едва заметное, тоненькое, щелевидное углубление. Потрясенно ахнула, нагнулась и попробовала рассмотреть то, что обнаружила… Зрение подтвердило – я и вправду нашла какую-то щель, почти недоступную невооруженному глазу. Но как она образовалась? По причине скола, расслоения железной рамы зеркала, или ее сделали преднамеренно? Потрясенная последним смелым предположением, я отошла от зеркала и задумалась. Если эта щель – дело рук человеческих, то что она мне дает? Могу ли я как-то ею воспользоваться?
В тот момент, когда меня утаскивали в камеру, Хира мстительно отобрала пуговицу, кинжал брата и случайно оборвала цепочку, удерживающую на моей шее ключ церковника. По воле случая ключ сорвался, но упал не на пол, а провалился в вырез платья и благополучно застрял в моем белье. Я обнаружила его чуть позднее, уже будучи помещенной в камеру. И вот теперь я задумчиво вертела в руках этот единственный оставшийся у меня предмет, оценивая сложившуюся ситуацию, честно говоря, кажущуюся мне совершенно безнадежной и безвыходной.
И тут в моем сознании вдруг почему-то всплыл образ Иржика, нищего из Праги, однажды спасшего мне жизнь. «Запомни, у человека всегда что-то есть, – как-то поучал меня он. – Нужно просто остановиться, спокойно подумать, и решение придет само собой».
Еще не осмеливаясь поверить в спасительное озарение, я неуверенно дрожащей рукой вложила ключ в щель на раме зеркала. Пластина идеально подошла под случайно обнаруженное отверстие, исторгнув из моей груди негромкий радостный вскрик. А затем я тихонько повернула ключ по часовой стрелке и…
Зеркало беззвучно развернулось на удерживающей его стальной оси, открывая таящийся за ним коридор – длинный, сухой, усыпанный белым речным песком и освещенный развешанными по стенам светильниками. Уже полностью поверив в кем-то подаренное мне спасение, я извлекла ключ из скважины и шагнула в коридор, а зеркало снова пришло в движение, захлопнувшись за моей спиной.
Очарованная, безмерно восхищенная, я шла по кажущемуся бесконечным коридору, рассматривая встречающиеся на моем пути зеркала. Каждое из них являло новую картину: опустевшие покои епископа, главную часовню, заполненную молящимися церковниками, помещение караульных с мирно похрапывающими стражниками и даже келью Хиры, включая ее хозяйку, мирно спящую на кровати. Причем я прекрасно слышала все звуки, доносящиеся с той стороны зеркал, а вот находящиеся там люди, очевидно, абсолютно не замечали меня и даже не подозревали о моем присутствии. Волшебные зеркала были прозрачными лишь с одной, внутренней стороны, образуя идеальную систему незаметного наблюдения за обитателями замка. Впрочем, если вдуматься, в оном факте не усматривалось ничего удивительного: ведь замок Альба строили представители расы Ушедших и мои предки, обладающие даром магии.
Похоже, что светильники на стенах коридора горели уже несколько сотен лет и не потухали, что тоже могло зависеть от силы наложенных на них чар. Вскоре я набрела на небольшую спаленку с мягкой кроватью, где также обнаружила чистую одежду, воду в герметично закупоренных кувшинах, запас галет и вяленого мяса. Переодевшись в штаны, сапоги и рубашку с камзолом, я подкрепилась и решила немного отдохнуть, отложив на завтра реализацию интересного плана, созревшего у меня в голове. При этом меня совершенно не смущало то, что я собираюсь жестоко отомстить своим врагам, и более того – обречь на мучительную смерть кое-кого из них. Да, возможно, я – двуличная. Причем первая моя личность – добрая, искренняя, отзывчивая. А вот вторая… Вторая появляется лишь тогда, когда злоупотребляют первой!
Проснулась я посвежевшей, бодрой и полной сил. Издалека доносился какой-то смутный шум: топот множества ног, ругань, бряцанье железа. Не нужно обладать выдающимися умственными способностями, чтобы догадаться – в замке усиленно ищут меня. Безуспешно, естественно, хотя в старательности церковникам не откажешь. Надеюсь, не найдут, если, конечно, не додумаются разобрать замок по кирпичикам. Пребывая в отличном расположении духа, я прогулялась по коридору вдоль зеркал, любуясь забавными сценками, разыгрываемыми по ту сторону стекла. Вот дородный начальник замковой гвардии усердно дерет за вихры тощего белобрысого мальчишку-стражника, наверное, приставленного наблюдать за моей камерой. М-да, не уследил ты за мной, пацан! А вот несколько монахов растерянно топчутся в пресловутой пустой камере, на все лады костеря «проклятую ведьму», то бишь меня, вместе с моей магией, и рекомендуют мне сквозь землю провалиться. Кстати, ребята, вы недалеки от истины, но вам-то от этого не легче, правда? Я язвительно хихикнула и отправилась дальше. Увидела огромную залу, битком-набитую важными высшими прелатами, шипящими друг на друга, словно стая рассерженных котов. Гвалт в помещении стоит просто неимоверный, а суть его сводится к идее: где искать беглянку, то бишь меня опять-таки, и реально ли ее вообще найти? В самом большом кресле сидит донельзя удрученный старикан – преемник моего дядюшки, и надрывно кряхтит. То ли по причине сильной озабоченности обсуждаемым вопросом, то ли по вине расстройства желудка, спровоцированного важностью обсуждаемого вопроса. На миг мне стало так жалко старичка, что я жизнерадостно помахала ему ручкой, показывая – смотрите, вот она я где. Но, слава Светлой троице, меня, конечно же, никто не заметил. А я отправилась дальше и снова набрела на комнату Хиры, куда, собственно, и шла. Остановилась, чтобы еще раз подумать, взвесить все за и против. Нет, поздно взвешивать, я уже не откажусь от заранее продуманного плана. Я должна ей отомстить. А со своей совестью я уж как-нибудь договорюсь, хотя знаю – она будет постоянно напоминать о том, что я сделала с Хирой, ибо у добрых людей совесть злая. Это у злых она добрая…
Убедившись, что в данный момент хозяйка комнаты отсутствует, я вложила ключ в скважину, расположенную на раме зеркала, отделяющего меня от спальни Хиры. Зеркало беззвучно повернулось вокруг своей оси, выпуская меня из потайного коридора. Быстро обыскав спальню, я нашла то, что искала: свой кинжал и второй ритий богов – незаконно присвоенный шпионкой. На тумбочке возле кровати лежала моя серебряная пуговица, которую я схватила, горячо расцеловала и спрятала в карман камзола, на ее обычное место. Потом нехорошо усмехнулась, подошла к столу, взяла листок бумаги, графитовый карандаш, написала несколько слов, положила записку на самое видное место и покинула комнату, закрыв за собой зеркало. А затем, подогнув под себя ноги, уселась на чистый пол коридора и приготовилась развлекаться…
Обследуя коридор, я нашла свиток, содержащий схематично изображенный и изрядно выцветший от старости, но все-таки еще читаемый план замка Альба. Собственно, именно он и способствовал рождению плана побега, реализуемому мной сейчас. Все входы в цитадель церковников тщательно охраняются, но согласно карте на пятом – самом верхнем этаже замка (зеркал там нет), устроен давно заброшенный хозяйственный коридорчик, оканчивающийся какой-то непонятной дверью, обозначенной как «запасный выход». Полагаю, там имеется некая, всеми позабытая веревочная лестница, ведущая наружу, или что-то подобное… Вернее, очень хочу надеяться, что имеется, ведь эта лестница – главнейшая деталь придуманного мною плана. К несчастью, карта не дает других, более подробных пояснений, поэтому придется положиться на архитектурный гений предков и собственное везение. Ну, в самом деле, не собираюсь же я сидеть в этом коридоре до скончания веков! Умру от тоски и голода, причем от скуки – намного раньше! А я ведь так мечтаю снова встретиться с Иржиком, найти третий ритий, разыскать убийцу моих родителей, а еще…
Но тут поток моих мыслей внезапно прервался, ибо в спальню – по ту сторону волшебного стекла, вошла Хира и сразу заметила беспорядок, намеренно учиненный мною в ее комнате. Грязно выругавшись, шпионка бросилась к разоренному тайнику и удостоверилась в исчезновении рития, после чего поток проклятий, изливающихся из ее хорошенького ротика, обрел мощность водопада. Вскоре она увидела оставленную мною записку, схватила ее и прочитала:
– «Я всегда выполняю свои обещания, – громко произносила Хира вслух. – Теперь у тебя неприятности, а я – улыбаюсь!» Мерзкая девчонка! – завопила шпионка, швыряя записку на пол и топча ее ногами. – Ты еще пожалеешь, что осмелилась выступить против меня! Ты еще узнаешь, на что я способна…
На этой фразе я покинула свой наблюдательный пост, сладко зевнула и отправилась отдыхать, полагая, что Хире нужно выговориться и немного побыть наедине с собой, а мне – подготовиться к реализации следующего этапа плана и выспаться впрок…
Натруженные ноги отекли и болели, ибо Мелина давно уже отвыкла ходить пешком, тем более – на такие значительные расстояния. Она даже на рынок почти не выходила, не видя в том особой нужды. И правильно – зачем, если в доме полно слуг, и так не знающих, чем себя занять… Но сегодня все иначе, ведь ей пришлось собственноручно, вернее, собственноножно взяться за одно важное дельце, не терпящее отлагательств. Зря только она надела эти новые башмаки – подаренные ей влюбленным Мареком, прельстившись их высокими каблучками и узкими носами, украшенными кокетливыми атласными бантиками. Вспомнив, как краснел и мялся донельзя смущенный Марек, вручая ей очередные доказательства своих чувств, Мелина довольно хихикнула, на мгновение забыв, сколь много неудобств доставили ей оные «доказательства», оказавшиеся тесноватыми и маловатыми. Но ведь красота требует жертв, не так ли? А любовь – тем паче!
Кухарка устало плелась по узким улочкам Праги, мысленно, на все лады браня старого ювелира, умудрившегося поселиться в столь отдаленном квартале. Женщина утирала пот, градом катившийся по лбу, да еще крепче прижимала к себе корзинку, висевшую на сгибе руки. Не ровен час, кто нападет да отберет ценную ношу… Правда, иногда она тяжко вздыхала, коря себя за неверную оценку собственных сил, глупое желание пощеголять в новых, еще не разношенных башмаках и страстную любовь к булочкам с марципанами. Ведь видят Светлые боги – именно пристрастие к сладкому и является главной причиной всех ее бед. Ибо с годами быть тяжелым становится все легче, а легким – все тяжелее. Хотя, если оценивать женскую комплекцию глазами мужчин, то горевать ей нечего, потому что мужчины – не собаки, на кости не бросаются. А тем, кто любит худых дам, Мелина всегда готова пояснить, что на змеях жира не бывает. А еще…
Но тут кухарка поняла, что наконец-то нашла нужный адрес, ибо представший перед ней дом полностью соответствовал описанию Марека и Петера, ранее уже посетивших одинокого старичка-ювелира, изготовившего для Лары комплект с изумрудами. Кстати, уж если речь заходила о ее бесследно исчезнувшей хозяйке, то Мелина, как могла, успокаивала перепуганных слуг, сильно озабоченных долгим отсутствием госпожи баронессы. Кухарка сообщила всей прочей прислуге, что хозяйка познакомилась на Королевском балу с неким знатным господином и на неопределенное время отбыла погостить в его поместье. Честно говоря, не так уж сильно она им и врала, отлично зная, где и почему на самом деле находится сейчас ее дорогая Лара, и ничуть не волнуясь за благополучие девочки, вполне способной выпутаться из любой передряги. Гадание на бараньих внутренностях, проведенное Мелиной, показало точную картину приключений Лары, осветив переломный момент в ее судьбе… Девочка почти умерла! Да-да, почти, чудесным образом вновь выбравшись из очередных проблем и избегнув костлявых объятий смерти. Теперь проблема состояла лишь в том, что сама Лара пока ничуть не догадывалась о своих особенных способностях, тогда как Мелина, наоборот, была полностью о них осведомлена. Впрочем, она вообще много чего знала…
Итак, ворожея торопливо перевела дух и толкнула входную дверь, переступив через порог скромной лавочки – темной, тесной и жутко захламленной. Кухарка очень надеялась, что старик ювелир без лишних расспросов возьмется за предложенную ему работу, а приличная сумма денег и тяга к алкоголю изрядно поумерят его любопытство, столь опасное сейчас для Мелины. В противном случае ювелиру не поздоровится…
– Чем могу служить? – Грязная тряпка, отделяющая заднюю часть лавки, отодвинулась, и к прилавку вышел неопрятный сутулый старик, чей сизый нос наглядно свидетельствовал о том, что любимой подругой ювелира чаще всего являлась отнюдь не женщина, а бутылка с вином. Длинные седые патлы некрасиво обрамляли его лицо – узкое, худое и какое-то погасшее. В таком, совершенно не следящем за собой человеке невозможно предположить наличие острой памяти и крепких знаний, ну разве только частицу былых, еще сохранившихся в руках навыков, ведь мастерство – не пропьешь.
– Вот, – сказала обрадованная кухарка, выкладывая на прилавок купюру в сто крон, – я хочу предложить вам небольшую работу, за которую хорошо плачу…
– Отличное начало беседы, – приветливо улыбнулся ювелир, являя отвратительные, совершенно гнилые зубы. – Что за работа?
– Некий драгоценный камень, ошибочно использованный не по назначению, – пояснила ворожея, шаря в той самой корзине, что заботливо прижимала к своему боку. – Смотрите, – она развернула вынутый из корзинки сверток, показав ювелиру огромный кроваво-бордовый рубин, крепко засевший в обломке мрамора. – Камень нужно отделить от основы, не повредив и не поцарапав… Сможете?
– Смогу! – уверенно тряхнул сальными патлами старик. – Вот только почему вы пришли с этим ко мне, а не к какому-нибудь модному мастеру с главных улиц?
Вместо ответа Мелина сердито поморщилась и выложила на прилавок еще одну стокроновую бумажку. Мастер довольно хмыкнул, ловко смел деньги, взял рубин и приступил к работе. Он зажал камень в тиски, а мрамор обильно намочил специальным составом, призванным смягчить его структуру. Вскоре освобожденный от постороннего материала рубин сиял на чистой тряпице, поражая своей величиной, насыщенным цветом и необычной формой огранки. Ювелир потрясенно рассматривал драгоценность, а на его давно отупевшем лице внезапно появился проблеск какой-то мысли…
– Давайте его сюда! – категорично потребовала Мелина, протягивая руку за рубином. – Вы отлично справились с работой и…
– Подождите, – вдруг с изумлением перебил ювелир, – кажется, я догадался, что это за камень. В молодости, когда я учился на подмастерье ювелира, еще не погряз в пьянстве и подавал большие надежды, мой наставник рассказывал мне о трех огромных рубинах… О камнях, служащих умбонами для трех необычных щитов, согласно легенде называемых щитами Темных ведьм, оружия богов… Полагаю, этот рубин и есть один из тех трех?
Мелина раздосадованно нахмурилась. А она так надеялась, что этот старый недоучка ничего не смыслит в древних легендах и не доставит ей лишних хлопот! Но получается – внешность людей зачастую весьма обманчива, а она – ошиблась. Выяснилось, он слишком много знает и способен ненароком сболтнуть лишнее, придя в кабак или на рынок. Следовательно, его придется убрать…
– Не понимаю, о чем вы говорите! – холодно изрекла кухарка, повторно протягивая руку за камнем. – Вы просто выживший из ума пьяница, наслушавшийся старых никчемных сказок. А этот рубин принадлежит моим хозяевам. Немедленно отдайте его мне!
Ошарашенный ее напором, старик закрыл рот и положил рубин на прилавок, возвращая камень Мелине. Кухарка благодарно кивнула, деловито завернула драгоценность в тряпку и убрала обратно в корзину.
– Ой, – вдруг удивленно вскрикнула она, указывая себе за спину, – а что это валяется у вас вон там в углу? Никак, деньги?..
– Где? – засуетился старик, перегибаясь через прилавок. – Не вижу…
– И зря! – хохотнула женщина, извлекая из привешенного к поясу кошеля тонкий длинный кинжал и вонзая его лезвие в затылок старого ювелира. – Извини, ты слишком много знаешь, а мне не нужны свидетели… – после чего кухарка бесшумно покинула лавку, предусмотрительно затворив за собой дверь. Она очень сожалела, что ей пришлось опуститься до убийства, но куда деваться, если большинство людей бывают и хорошими, и плохими. Плохими, когда им хорошо, и хорошими – когда им плохо. А Мелине и так нелегко приходится, ведь уже много лет она изнемогает под грузом многочисленных тайн и бед… Но, похоже, сегодня ей немного повезло. Кажется, ее никто не видел, а этого старого забулдыгу если и хватятся, то лишь через несколько дней, когда крысы уже до такой степени обглодают его тело, что установить причину смерти станет невозможно. А потом, как водится в подобных местах, всего через пару недель в оном злачном квартальчике непременно произойдет новое убийство, и о старом мастере забудут. И все опять будет хорошо. Да, со временем все обязательно будет хорошо…