Книга: Проспекты советской Москвы. История реконструкции главных улиц города. 1935–1990
Назад: За парадным фасадом. Дворы-колодцы
Дальше: Площадь Маяковского

Кафешантан – театр – концертный зал

История создания следующего за этим жилым комплексом здания, выходящего на улицу торцом, а главным фасадом повернутого на площадь Маяковского, столь насыщенна и драматична, что ее изложение заслуживает специального раздела.

Место, где ныне стоит Концертный зал имени П. И. Чайковского, с начала XX столетия было занято зрелищными сооружениями. В 1901 году антрепренер Омон построил здание театра «Буфф» специально для кафешантанных программ. Проект разработали архитекторы М. Дурнов (Дурново) и А. Н. Новиков, однако не все их замыслы были воплощены в жизнь – в основном из-за финансовых ограничений. В частности, здание осталось с голыми кирпичными стенами и своим мрачным обликом явно не поднимало настроения посетителям. Петербургский журнал «Архитектурный музей» без обиняков отмечал, что новый театр «… своей пошлостью вызывает гадливое чувство во всяком мало-мальски художественно развитом человеке». Правда, столь резкая оценка слегка смягчалась замечанием, что архитектор «г. Дурнов талантлив, и трудно допустить, что он принимал участие в этом безобразии, видимо, только делал эскизы». Лишь немного более корректным выглядела рецензия другого, более известного питерского издания, в котором театр Омона характеризовался как образец кричащей, рассчитанной на дурной вкус архитектуры, причем подчеркивалось неуместное обилие дерева во внутренней отделке.

Необычайно характерно для театральной культуры старой Москвы, что в 1912 году новым хозяином театра стал некий И. С. Зон, до того содержавший в нем буфет.

В 1922 году здание занял Театр под руководством В. Э. Мейерхольда (ГОСТиМ), получивший широкую известность благодаря предельной экстравагантности своих постановок. Очень скоро традиционная сценическая площадка, отделенная порталом от зала, начала стеснять режиссера, мечтавшего нести искусство в массы, добиваться слияния театрального действа со зрителями.

В соответствии с замыслом Мейерхольда главной изюминкой нового театра должно было стать размещение сцены в центре зала: тем самым разрушалась преграда между актерами и зрителями в виде занавеса, рампы и оркестровой ямы, и публика вовлекалась в действие и процесс создания спектакля.

Удивительно, что в нелегкие 1930-е годы на реализацию этих заоблачных замыслов были выделены значительные средства. К проектированию театра в соответствии с указаниями самого Мейерхольда приступили М. Бархин и С. Вахтангов. Их первоначальный проект вполне соответствовал характеру мейерхольдовских постановок и представлял собой нагромождение трибун, террас, открытых несущих конструкций. Сами авторы называли свое творение «театром-стадионом». Главный вход располагался на углу улицы и площади. Тыльную часть составляла высокая узкая пластина, где размещались вспомогательные помещения, а на верхних ее этажах гениальный режиссер мог в условиях изоляции от мирской суеты лелеять замыслы своих эпохальных постановок. Облицовывалось сооружение розовым туфом.

Зрительный зал овальной формы включал небольшой партер, три амфитеатра и два яруса балконов. Над ним простирался огромный стеклянный потолок. Традиционной театральной сцены-коробки с порталом, рампой, занавесом не было. Ее заменяла игровая площадка, состоящая из двух связанных поворотных дисков, меньший из которых выносился вперед, прямо в центр амфитеатра. Тем самым достигалось «пространственно построенное развитие игры актера со зрителем, охватывающее действие, перенесенное на сцену-стадион». И как на настоящем стадионе, на этой площадке помимо театральных постановок предполагалось проводить соревнования по гимнастике, борьбе, прыжкам с шестом, боксу, прыжкам в воду (в бассейне, возникающем на месте опущенного диска сцены), баскетболу, городкам.

При постановке обычных спектаклей «камерного порядка» малый диск, опущенный и слегка наклоненный, мог служить дополнительным партером на 100–150 человек, а в антрактах «новаторских» спектаклей – местом для прогулки публики.

Среди других экзотических решений были система киноэкранов, предназначенных дополнять театральное действие кинопоказом, освещение дневным светом через верхние фонари-шеды, которые при необходимости закрывали огромные жалюзи. На потолке подвешивались рельсы с мостовыми кранами грузоподъемностью до полутора тонн, которые обеспечивали возможность создания воздушных игровых площадок в любом месте зала.

 

Проект Театра В. Э. Мейерхольда. Архитекторы М. Бархин и С. Вахтангов. 1933 г.

 

Фантазией авторов проекта преображалось и традиционное театральное фойе. По нему должны были ездить передвижные буфеты, будто бы позволяющие уничтожить очереди. Предусматривалась возможность въезда буфетов даже на малый диск сцены.

По этому проекту в 1933 году начались строительные работы. Безобразный театр Зона снесли практически полностью, сохранив лишь часть капитальных стен. Однако вскоре Архитектурно-планировочное управление Моссовета спохватилось, что ГОСТиМ никак не вписывается ни в ансамбль реконструируемой площади, ни во фронт застройки улицы Горького, на которую он после сноса соседнего маленького домика должен был выйти своим торцом. Моспроекту поручили подготовить предложения нового, более подходящего архитектурного оформления. Три варианта взялись выполнить И. А. Голосов, Г. П. Гольц и М. П. Парусников, А. В. Власов и А. К. Буров. Одновременно и Бархин с Вахтанговым переработали свой проект, правда, не слишком сильно. Тонкая пластина превратилась в высокую «творческую башню», фасад по улице Горького решался резкими уступами, а главный фасад по площади расчленяли тонкие высокие пилоны.

Не менее «передовым» оказался проект Бурова и Власова. На улицу Горького они выпустили дугообразные в плане ярусные террасы, на которых должны были появляться актеры во время представлений. На площадь выходила почти глухая стена, прорезанная маленькими иллюминаторами. В ее центре предполагалась ниша – своего рода уличная сцена. А сама стена могла играть роль огромного экрана для кинопоказов. Естественно, вновь предлагались раздвижные конструкции, открывающие сцену на улицу. Кажется, этот потрясающий проект удостоился одобрения Мейерхольда.

По-иному подошли к решению проблемы Гольц и Парусников с примкнувшим к ним И. И. Соболевым. В их представлении «самый передовой» театр напоминал классические сооружения – с колоннадой упрощенного ордера из шестигранных колонн, над ней балкон, по которому публика могла гулять во время антрактов. Акцентом фасада являлась глубокая арка главного входа, причем в ней помещалась и небольшая эстрада для уличных представлений.

Проект И. А. Голосова более других приближался к облику существующего здания. Глухой фасад по площади отделывался в косую клетку и украшался колоннадой. Правда, главным все-таки оказывался торцевой фасад по улице, в то время как главный вход зодчий почему-то устроил с площади, причем в дальнем конце здания. Чтобы зритель не ошибся и не проскочил мимо, дальнейший путь ему преграждал высокий пилон с какой-то статуей (возможно, самого Мейерхольда) наверху.

Общим качеством всех работ было полное безразличие здания театра к его окружению. Архитекторы проектировали его так, как будто оно должно было подняться не на главной улице столицы, а в чистом поле. Это не преминула отметить критика. Наиболее резкий отзыв представил А. В. Щусев. Скупой похвалы удостоился лишь проект И. А. Голосова, в котором «чувствовалось мастерство». Самым же худшим, по мнению академика, был проект Вахтангова и Бархина, который с его обильным остеклением имел вид промышленного здания. И хотя самому Мейерхольду проект нравился, архитектурную общественность он удовлетворить не мог.

 

Проект Театра В. Э. Мейерхольда. Архитектор А. В. Щусев. 1934 г.

 

А через некоторое время выяснилось, что дальнейшая разработка проекта ГОСТиМа перешла ко 2-й архитектурно-проектировочной мастерской Моссовета, которой руководил сам суровый рецензент – А. В. Щусев. Стало ли это простым совпадением или результатом заранее спланированной интриги, сегодня решить с полной уверенностью невозможно. В разработке, кроме Щусева, участвовали архитекторы Д. Н. Чечулин и А. Ф. Жуков. Взяв за основу план и общее объемное решение Бархина и Вахтангова, они привели внешний вид здания в соответствие с изменившейся архитектурной модой, позаимствовав некоторые мотивы оформления фасадов из проекта И. А. Голосова. Для украшения интерьеров заказывались рельефы и мозаичные панно. «Творческую башню» увенчала огромная скульптура. Выполнив эту работу, академик без тени сомнения стал считать себя автором проекта театра. Это вызвало естественную реакцию первоначальных авторов, потребовавших защиты своих прав в письме, отправленном в «Архитектурную газету». Молодые архитекторы утверждали, что внесенные изменения незначительны, и новый проект в целом является их работой. Во избежание скандала Щусев предложил примирительную формулировку: «Композиционный прием был проведен в проекте Мейерхольда, Бархина и Вахтангова и принят в осуществляемом проекте Щусева в отношении планировки сценической и зрительной части. Интерьеры выполнил Д. Н. Чечулин». Очевидно, предложенное компромиссное решение удовлетворило стороны, и дальнейших последствий дело не имело.

 

Концертный зал имени П. И. Чайковского. Архитекторы А. В. Щусев и Д. Н. Чечулин. 1940 г.

 

В 1938 году театр было построен вчерне – в кирпиче и бетоне. Однако к этому времени ГОСТиМ закрылся. Поскольку ни одна другая труппа играть на новаторской сценической площадке не решалась, недостроенное здание передали Московской филармонии и завершали в качестве универсального концертного зала. За очередную переработку проекта взялись Д. Н. Чечулин и К. К. Орлов. Сохранив принятое ранее оформление фасадов, они ликвидировали ставшую ненужной «творческую башню». Первой в эксплуатацию вошла угловая часть здания, где в 1938 году открылся наземный вестибюль станции метро «Маяковская». Авторами проекта этого важного транспортного сооружения были архитекторы Я. Г. Лихтенберг и Ю. П. Афанасьев. Спустя два года завершилась отделка концертного зала, и здание нелегкой судьбы приняло своих первых зрителей.

Однако переделки не изменили конфигурации капитальных стен, сохранивших следы экзотических замыслов 1930-х годов. Например, круглый план главного буфета (расположенного непосредственно под сценой) определяется тем, что ранее его объем предназначался для размещения механизмов большого поворотного круга, а рядом, в таком же круглом вестибюле, под нынешним партером должен был находиться аналогичный механизм для малого круга.

Назад: За парадным фасадом. Дворы-колодцы
Дальше: Площадь Маяковского

ноп7щ
рропао
Институты Академии Наук Застройка площади Калужской заставы затронула сначала лишь ее севе
Институты Академии Наук Застройка площади Калужской заставы затронула сначала лишь ее северную часть, южная же сторона оставалась пустынной. Здесь кончался город и начинались пригороды. Правда, уже в 1930-х годах южнее площади стали возникать отдельные капитальные сооружения. Первым началось формирование комплекса Коммунистического университета или Коммунистического высшего учебного заведения (Комвуза). Место комплекса Комвуза было выбрано у развилки Калужского и Воробьевского шоссе. Работа над проектом началась в 1930 году. Согласно замыслу автора – А. В. Власова – комплекс включал в себя главный учебный корпус, клуб, общежитие, стадион. Центральная, высотная часть главного корпуса должна была занять место у самой развилки и замыкать собой перспективу Калужской улицы. Строительство началось с наиболее скромного элемента комплекса – общежития студентов. Проектировавшееся в духе конструктивизма, оно включало шесть корпусов, поставленных зигзагом как бы из трех латинских букв V. Такой план объяснялся желанием избежать скуки бесконечно длинных коридоров. Странная идея автора заставила чередовать их высотность: первый, третий и пятый имели по пять этажей, второй, четвертый и шестой были трехэтажными и напоминали скорее связки, чем полноценные строения. Оформление всех корпусов исключительно скромно. У пятиэтажных корпусов вдоль четвертого этажа тянулась лента балконов, у трехэтажных не было и этого. Перестройка во взглядах советских зодчих в середине 1930-х годов заставила архитектора заняться повышением декоративности и выразительности своего творения. Изменить основные объемно-плановые решения не представлялось возможным: здание уже строилось, и архитектор решил применить для его отделки чисто декоративную формальную схему. Оставив без изменений основные корпуса, он сосредоточился на выступающих углах зигзага, обращенных к Ленинскому проспекту, превратив их в подобия самостоятельных башнеподобных строений. «Башни» акцентированы обильной декоративной конструкцией, состоящей из монументально пятигранного углового пилона и бокового пилона на стыке с плоским фасадом основного корпуса. Над ними взлетает вверх козырек кровли, нижняя плоскость которой покрыта декоративными кессонами. Все пространство между пилонами заполнено системой держащихся на тонких колоннах балконов, весьма схожих с аналогичными конструкциями дома № 40 по проспекту Мира (работы архитектора И. И. Соболева). Стена за балконами декорирована живописными вставками, исполненными в технике сграфитто. Всю эту бутафорию Власов (так же как и Соболев) позаимствовал из древнеримского зодчества. Балдахины на колонках (четвертый этаж) взяты из архитектурных фонов древнеримской (помпейской) живописи, арочные лоджии (пятый этаж) над высокими башнями без окон заимствованы из искусства XIV века, изображение усиленного перспективного сокращения в живописных кессонах венчающего карниза-козырька по мере удаления от его края повторяет приемы монументальной живописи и архитектуры итальянского барокко. На фоне предельно лаконичных фасадов основных корпусов угловые «башни» производят исключительно яркое впечатление, усиливаемое контрастом между легчайшими, почти невесомыми ярусами балконов и тяжестью зажимающих их глухих боковых пилонов. Изменение точки зрения при приближении к зданию усиливает ракурсы, в которых воспринимаются все формы этой изысканной декорации. В 1950-х годах трехэтажные корпуса надстроили до пяти этажей, отчего все сооружение только выиграло. Здание ВЦСПС. Архитектор А. В. Власов. 1940 г. Какую-либо логику в сооружении отыскать трудно, и эта нелогичность, странность делает его одним из наиболее интересных памятников московской архитектуры 1930-х годов. К сожалению, расположенное в глубине квартала, оно практически не видно с проспекта и потому постепенно забывается москвичами. Главное же здание комплекса проектировалось очень долго. Всего Власов выполнил восемь вариантов, большая часть которых имела в центре ступенчатую башню. Но строительство так и не началось, а последовавшая в 1938 году ликвидация Комвуза привела к передаче уже готового здания общежития Всесоюзному центральному совету профессиональных союзов. На левой стороне будущего проспекта в 1930-х годах предполагалось выстроить обширный комплекс академических институтов. Для создания академического городка была создана архитектурно-проектная мастерская «Академпроект», которую возглавил А. В. Щусев. Разрабатывались грандиозные планы академического строительства вдоль Калужского шоссе. К сожалению, далеко не все воплотилось в жизнь, а тому, что все же было выстроено, далеко до великолепных щусевских эскизов. Институт генетики. Архитектор А. В. Щусев. 1936–1939 гг. Первым научным учреждением комплекса, сооруженным в 1936–1939 годах, стало здание Института генетики (ныне Ленинский проспект, 55), позже переданное Институту удобрений (ныне НИИ по удобрениям и инсектофунгицидам имени Я. В. Самойлова). Институт генетики. Фрагмент фасада Его спроектировал сам академик. Трехэтажный корпус с двумя невысокими башнями по сторонам оформлен в ренессансном духе, но выглядит вполне современно. На его стенах высечены изречения классиков марксизма-ленинизма о сущности научного познания. С левой стороны (орфография и пунктуация сохраняются): «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его. Маркс» и «Диалектика является для современного естествознания самой правильной формой мышления, ибо она одна представляет аналог, и значит метод объяснения для происходящих в природе процессов развития, для всеобщих связей природы, для переходов от одной области исследования к другой. Энгельс». С правой стороны: «Условие познания всех процессов мира в их самодвижении, в их спонтанейном развитии, в их живой жизни, есть познание их, как единство противоположностей. Ленин» и «Наука потому и называется наукой что она не признает фетишей, не боится поднять руку на отживающее старое и чутко прислушивается к голосу опыта, практики. Сталин». Последняя надпись особенно интересна. В 30-50-х годах XX века ряд московских сооружений украсился цитатами из работ И. В. Сталина. Однако после 1956 года многие тексты были уничтожены, там же, где они остались, исчезла подпись – Сталин. А надпись на здании Института генетики сохранилась в неприкосновенности. В 1941–1951 годах в том же квартале было выстроено второе такое же здание, правда, несколько упрощенное по сравнению с оригиналом (Ленинский проспект, 51), занятое сегодня Институтом точной механики и вычислительной техники имени С. А. Лебедева. Оба здания образуют фланги симметричной композиции, центром которой является Физический институт имени П. И. Лебедева, слегка отодвинутый в глубь участка. Центральный вход обозначен высоким портиком с крупномасштабными колоннами коринфского ордера. Еще два четырехколонных портика на боковых крыльях повернуты внутрь двора. Здание института спроектировано А. В. Щусевым и Н. М. Морозовым в 1946–1947 годах. Тогда же в «Академпроекте» проектировались и другие академические институты на Калужском шоссе. Щусев, как правило, возлагал работу над ними на своих соавторов А. В. Снигарева, Н. М. Морозова и Б. М. Тарелина. Все выстроенные по этим проектам здания имеют трехосную композицию – центральный и два боковых портика. По такой схеме в 1950–1951 годах выстроены Институт органической химии (Ленинский проспект, 47) и Институт металлургии и материаловедения имени А. А. Байкова (Ленинский проспект, 49). Проект Института металлургии и материаловедения. Архитекторы А. В. Щусев и А. В. Снигарев Центр и одного и другого здания акцентируют внушительные портики – шестиколонный у Института органической химии и с восемью поставленными попарно коринфскими колоннами у Института металлургии. В обоих случаях авторами проектов были Щусев и Снигарев. Здания институтов стали центрами кварталов, на которые расчленялась территория, прилегающая к левой стороне будущего проспекта. Каждый квартал получил свою индивидуальную характеристику на основе строго классической симметричной планировки. На противоположной стороне Калужского шоссе, несколько в глубине от красной линии будущей магистрали, в это же время сооружаются корпуса Института химической физики по проекту архитекторов С. Н. Гринёва, П. И. Доморацкого, A. M. Горбачева под общим руководством И. В. Жолтовского.