В отличие от своего начала улица Горького на участке между нынешними площадями Пушкинской и Маяковского была прямой и относительно ровной, но по-прежнему крайне узкой – не более 24 метров. Сначала расширять ее собрались всего в полтора раза – до 36 метров – за счет левой стороны. Однако к моменту принятия Генерального плана на этой стороне, со значительным отступом от существовавшей красной линии, уже возводились два капитальных сооружения – жилой дом № 25 и театр Мейерхольда. При запроектированной ширине перед ними возникали незначительные впадины. Поскольку оба эти здания отстояли на 40 метров от противоположной стороны улицы, именно такая ширина и была принята в конце концов для этого отрезка новой магистрали.

Дома на правой стороне улицы сохранялись, часть из них подлежала надстройке, на некоторых она уже была произведена.

А левая сторона вновь предоставляла широкое поле деятельности специалистам по передвижке зданий. Открывает эту сторону магистрали очень тяжелый и нескладный на вид дом № 19. Его начали строить перед самой войной, а закончили лишь спустя девять лет – в 1949 году. Архитекторам М. П. Парусникову и Г. П. Баданову пришлось нелегко: предусматривалось включение в новое здание двух корпусов дореволюционной постройки, относительно крепких и благоустроенных. Их заранее откатили на новую красную линию. Пытаясь создать целое из двух старых и нового кусков, архитекторы обставили дом колоннадами и аркадами, облицевали его нижнюю часть гранитом, но старый дом, образующий среднюю часть нового здания, так и остался неотделанным. Рядом с ним – нелепая арка, переброшенная через Палашевский переулок. Эти элементы смотрятся какой-то прорехой между двумя массивными новыми корпусами. Вызывает удивление и разная высота последних: тот, что выходит на площадь, насчитывает восемь этажей, стоящий дальше по улице – всего семь. Можно подумать, что это тоже недоделка. На самом деле таким приемом архитекторы постарались сгладить, смягчить резкое различие масштабов своего творения и следующего за ним весьма невысокого, всего два этажа, дома.

Несмотря на свои малые размеры, дом этот относился к числу известнейших в Москве. Выстроенный еще в XVIII веке по проекту архитектора А. Менеласа богатый барский особняк на протяжении многих десятилетий занимал аристократический Английский клуб. В его гостиных и залах бывали многие знаменитости. В 1924 году в здании открылся Музей революции. Выдающийся памятник архитектуры и истории ни надстраивать, ни перестраивать никто не собирался, и потому авторы нового дома сделали все от них зависящее, чтобы он не подавил собой важного, заслуженного, но очень приземистого соседа. Следствием того же стремления стало решение северного торца дома № 19, обращенного во двор музея. Два его верхних этажа оформлены могучим портиком, перекликающимся с портиком музея.

Вид Тверской улицы в сторону Страстной площади. 1925 г. Справа – флигель здания Музея революции. Видны знаменитые львы на воротах. Ограда еще не восстановлена после сноса деревянных лавок, выстроенных в начале XX в. и закрывавших двор

Строительство дома № 19 по улице Горького. 1941 г.

Правда, несмотря на бережное отношение градостроителей, некоторые потери бывший Английский клуб все же понес. Расширение улицы не затронуло стоящее в глубине главное здание, а вот выходившие на прежнюю красную линию флигели, сильно испорченные многочисленными перестройками, пришлось укоротить. Проделано это было деликатно, обрезанные торцы оформили в соответствии с классическими традициями, и сегодня их вид ничем не напоминает о произведенной в 1940 году операции.

А за несколько лет до этого московские градостроители рассматривали вопрос расширения музейных помещений путем пристройки с тыла старого особняка нового музейного здания. Три эскизных проекта пристройки выполнили И. В. Жолтовский, А. В. Щусев с И. А. Французом и бригада молодых архитекторов (один из которых еще учился) в составе Косточкина, Колбина и Диденко.

Жолтовский предложил массивное и мрачное сооружение в неоклассическом стиле, неплохо согласующееся со старым зданием. Однако функциональная часть проекта оказалась разработанной крайне слабо. Предложенный маршрут осмотра музейных залов был просто нелепым.

Полной противоположностью оказался молодежный проект, выполненный в духе модного конструктивизма. Полукруглый план обеспечивал удобства размещения экспозиционных залов и оптимальный график осмотра. Однако внешне предельно простое, с обильным остеклением сооружение походило не на музей, а на большой универмаг.

Нечто среднее между этими двумя крайностями предложили Щусев и Француз. Отказавшись как от копирования классических образцов, так и от холодного конструктивизма, они запроектировали строгий фасад и удовлетворительный в функциональном отношении план здания. Но и эта работа не снискала одобрения: авторам было указано на немонументальность их творения.

Изучение представленных проектов привело к выводу о неудачности самой постановки задачи. Пристраивать к небольшому особняку значительно большую по размерам часть было признано нецелесообразным. Более правильным явилось бы строительство для Музея нового здания на другой, более подходящей площадке.

Пока на левой стороне улицы решали судьбу Музея революции, на противоположной стороне реконструкция уже шла полным ходом. Здесь, как и планировалось, ее основным инструментом стала надстройка.

Превращения дома № 20/1 на углу с Настасьинским переулком напоминают историю здания Моссовета, но, пожалуй, еще более лихо закрученную. Так же, как и Моссовет, дом выстроен в 1770-х годах тем же М. Ф. Казаковым, так же попал в его альбомы. В продолжение совпадений здание приобрело административные функции, превратившись в резиденцию губернатора (не путать с генерал-губернатором, который обитал в будущем Моссовете!). В 1848–1852 годах здание было расширено путем пристройки к нему боковых крыльев (проект И. А. Сикорского), но сохранило при этом классический облик. В 1930 году новый владелец дома «Экспортлес» над старыми этажами надстроил два новых и возвел шестиэтажное боковое крыло вдоль переулка. Одновременно был уничтожен почти весь старый декор фасадов, здание обрело подчеркнуто асимметричную композицию и стало выглядеть типичным для того времени сооружением в духе конструктивизма. В отличие от старой части надстроенные этажи получили широкие и часто расставленные окна, главный вход с тесной улицы перенесли в переулок. Как бы назло всем классическим канонам на уличном фасаде выстроились семь (нечетное число!) пилястрообразных лопаток. В общем, от казаковского творения остались лишь стены. Но тут наступил неожиданный поворот. На смену конструктивизму пришло «освоение классического наследия», того самого, которое решительно изживали в ходе реконструкции. И спустя всего пять лет архитектор Н. Я. Тихонов по заказу теперь уже Наркомлеса вновь переделал многострадальный фасад в неоклассическом духе. Переделка была суровой: широкие окна верхних этажей сузили до размеров старых, казаковских, семь жалких подобий пилястров превратились в восемь настоящих классических. Над третьим этажом протянулся фигурный карниз. Симметрию выходящего на улицу фасада подчеркнула балюстрада, воздвигнутая над центральным ризалитом. Главный вход был оформлен торжественным портиком из четырех коринфских полуколонн. С учетом тесноты улицы и расположения здания на самой красной линии сохранение входа в переулке следовало признать рациональным, однако оно лишало всякой логики акцентирование центральной части уличного фасада, вступающего в острое противоречие с общей композицией здания, сохранившей типично конструктивистскую асимметрию. Сегодня здание вызывает недоумение у всех, кто дает себе труд посмотреть на него повнимательнее.

Дом московского гражданского губернатора. Чертеж из «Альбомов партикулярных строений М. Ф. Казакова»

Рядом с бывшим губернаторским домом можно полюбоваться еще одной диковинной надстройкой – особнячком под № 22а, навеки прославленным тем, что в нем некогда размещался Организационный комитет Московской Олимпиады 1980 года. Первые два этажа дома выстроили в 1872 году по проекту почтенного питерского зодчего Р. А. Гедике. То было время господства пышной, но чаще всего безвкусной эклектики, и зодчий оформил фасад в каком-то ренессансно-барочном стиле. Над ним начали издеваться уже в первые годы XX века. Тем не менее, выполняя надстройку двух новых этажей, строители дотошно воспроизвели весь старый декор и даже увековечили перестройку лепной датой на фасаде – «1927». Впрочем, как единичный курьез, особнячок представляет даже несомненный интерес, который многократно возрастает после ознакомления с проектом надстройки. Его автором является И. А. Голосов – один из лидеров «авангардного» направления архитектуры, который, оказывается, не брезговал рисованием завитушек и херувимчиков!

На месте дома № 22 в 1930-х годах планировалось возвести монументальный жилой дом Центрального управления дорог и транспорта (Цудотранс) по проекту А. Г. Капустиной и В. М. Кусакова. Расположенная в середине арка должна была перекрывать выходивший здесь на улицу Дегтярный переулок. Но подобно многим амбициозным проектам того времени, реализации сей замысел не получил. Лишь спустя тридцать лет идея арки все же осуществилась – при строительстве гостиницы «Минск» (1963–1964 гг., архитекторы А. Е. Аркин, В. Э. Кильпе). Девяти-десятиэтажная пластина с горизонтальными полосами ленточных окон была поставлена с небольшим отступом от красной линии. Этот небольшой «карман» пришелся очень кстати как островок относительного спокойствия на вечно забитых пешеходами тесных тротуарах улицы Горького. Как и многие гостиницы московского центра, «Минск» пал жертвой алчности своих новоявленных владельцев. В 2005 году гостиницу закрыли на реконструкцию, которая обернулась полной разборкой здания и строительством на освободившемся месте очередного делового центра. В противоположность простому облику «Минска», скромно вписавшегося в окружение, новое здание выглядит слишком кричащим среди своих строгих соседей.

Проект жилого дома Цудотранса. Архитекторы А. Г. Капустина, В. М. Кусаков. 1934 г.

Далее по правой стороне долгое время сохранялся целый массив капитальных сооружений XIX века. Самым ярким и интересным из них был дом под № 28. Своим рождением он обязан энергии и фантазии отставного гвардии штабс-капитана и московского первой гильдии купца А. А. Пороховщикова. Крупный предприниматель, кипучий заводила и прожектер, он отличался крайней невезучестью на деловом поприще. Чутко улавливая тенденции рынка, выдавая свежие идеи и иногда добиваясь больших успехов, он неизменно с треском прогорал или вытеснялся из созданного им дела менее талантливыми, зато более подлыми и расчетливыми конкурентами. Москва обязана ему многим – первой гостиницей «для интеллигентной публики», первым удачным применением асфальта, созданием подмосковных цементных заводов, первыми теплыми торговыми рядами. И первым по-настоящему комфортабельным многоквартирным домом.

Решив снабдить приличным жильем зажиточных, но не слишком богатых москвичей, он в 1871 году заложил на Тверской улице (близ нынешней площади Маяковского) самый большой в Москве дом! Поскольку большая деревня не имела в те времена ни канализации, ни нормального водопровода, ни уж тем более энергоснабжения, владельцу дома пришлось самому позаботиться о бытовых удобствах. Дом был снабжен собственным паровым насосом, маленькой очистной станцией и даже газовым заводом!

Еще одним удивительным новшеством дома Пороховщикова стал двор. В старой Москве дворы считались (и действительно были) местом нечистым, предназначенным для слуг и водовозов, выгребных и помойных ям. Парадные подъезды выпускали на улицу, на обширных же участках устраивали особые чистые дворы, напрямую связанные с улицей. А поскольку пороховщиковский дом обладал и водопроводом, и отоплением, то освободившийся от всякой нечисти двор стал зеленым и просторным садом, куда не стыдно было выпустить парадные двери. Потому и арка въезда во двор получила роскошную отделку, на манер триумфальных арок – она предназначалась не для слуг и водовозов, а для господ!

Увы, проектировал это чудо не русский зодчий, а иностранец. К моменту закладки дома давний сотрудник Пороховщикова архитектор А. С. Никитин, строивший для него, в частности, Теплые ряды в Китай-городе, оскандалился. Строил он в Серпухове церковь Жен-мироносиц, которая вроде бы ни с того ни с сего взяла да рухнула (произошло это в 1870 году, и хорошо еще, что без жертв). После этого Пороховщиков, и так не слишком довольный скучноватыми творениями Никитина (а он считался в те времена одним из столпов зодчества), махнул рукой на «отсталых» московских архитекторов и обратился к законодателям тогдашней архитектурной моды – австрийцам. В погоне за внешним эффектом они создали стиль, на целых полвека покоривший Европу. В самой Вене его называют «стилем венского Ринга», в России он чаще всего именовался «ренессансно-барочным». Лишь в начале XX века искусствоведы, освободившись от дурмана мишурного великолепия, охарактеризовали сей стиль как эклектику, то есть бессистемное смешение разных стилей.

Но в 1870 году эклектика, да еще в исполнении австрийцев, была весьма привлекательной, и Пороховщиков выписал из Вены уже известного мастера А. Е. Вебера, который и стал автором проекта дома под нынешним № 28, давшего Москве прекрасный образец решения строительно-технических проблем культурного жилищного строительства. Следовать этому образцу решились немногие: уж очень дорогими оказались нововведения Пороховщикова и Вебера. Зато по части пышного оформления фасадов дурной пример оказался заразительным – через несколько лет Москва испытала прямо-таки нашествие земляков Вебера, которые взялись обвешивать стены московских новостроек пышной и тяжелой лепниной. От них не отставали и русские зодчие, уловившие рыночную конъюнктуру.

Сам же Пороховщиков вскоре обанкротился, его чудесный дом перешел в другие руки. Но на многие годы он оставался в числе лучших зданий города. В нем проживали весьма зажиточные персоны. Однажды в одной из квартир дома произошла трагедия: ее обитатель, некий входящий в моду художник Ф. О. Шехтель, выстрелил себе в сердце. К счастью, плохо знакомый с анатомией (его отчислили из Московского училища живописи, ваяния и зодчества за «нехождение в классы») стрелок промахнулся – пуля прошла навылет, не задев сердца. Пострадавшему оказали врачебную помощь и быстро поставили на ноги. Этот промах оказался исключительно счастливым для всей Москвы, потому что в последующие годы Ф. О. Шехтель превратился в самого талантливого, самого известного архитектора стиля модерн не только в Москве, но и во всей Российской империи.

В 1930 году бывший дом Пороховщикова надстроили двумя этажами, причем сделали очень тактично – старая часть и надстройка воспринималась как единое целое. В конце XX столетия дом подвергся полной перестройке – фактически от него остался лишь главный фасад.