Книга: Ушкуйник
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3

Глава 2

В неустанных трудах и хлопотах минул год. Мишка вытянулся, мышцы налились силой, и он уже не походил на того пацанёнка, которым три года назад пришел к Аникею. Постоянные физические упражнения, плавание на ушкуе на свежем воздухе и сытная пища сделали своё дело.
Приоделся Михаил: сапоги да кафтан купил, ходил в шёлковой рубахе, а не в рванье. И про деда с бабкой не забывал — их тоже принарядил. Кистенём баловался: то голубя зазевавшегося сшибёт, то воробьев несколько, и мясной приварок к супчику не помешает. К Митрофану регулярно захаживал, когда не уезжал за товаром.
Тот научил Мишку ножи метать — снизу, сверху, из-за спины. Мишка приобрёл хороший, боевой нож. Силу в себе почувствовал. Идёт по бревенчатому тротуару — мужики первыми здороваются, несмотря на возраст.
Деньжат скопил, подумывая вскорости своё дело открыть. Одна загвоздка — помощника нет. За товаром уедешь — лавку закрывать надо. Позарез нужен помощник, да только где его найти?
Вспомнил Мишка слова Аникея, что хороший приказчик на каждом углу не валяется. Прав он был.
Жалко Мишке купца — быстро постарел Аникей за год, сдал, всё чаще про болезни свои заговаривал. Видел Мишка — тяжело уже ему даже в лавке одному управляться. Дальше без помощника — никак. И дело своё открыть Мишке хотелось, и уходить от Аникея было жалко. Ведь купец его в люди вывел. Оставь его сейчас Мишка — захиреет Аникеева лавка, потому как сам ездить за товаром он не сможет. А деньги, сколько бы их ни накопил, имеют свойство кончаться, если кубышку не подпитывать.
Но с весны всё начало меняться. Взять хотя бы первую после зимы ходку за товаром. В лавке уже пустовато стало, и Мишка едва дождался, когда с рек лёд сойдёт. Реки полноводны были, течением несло сучья, упавшие деревья и другой мусор.
Кормчий Павел, едва Михаил заикнулся о ходке, почесал затылок:
— Опасно! С деревом-топляком столкнуться можно. Пробоины от них такие, что ушкуй вмиг затонет — едва успеешь за борт прыгнуть.
— А вперёдсмотрящего посадить?
— Не учи учёного. Только и он не всегда топляк под водой разглядит. Ладно, давай попробуем потихоньку.
Трудная ходка выпала. Ушкуй едва уворачивался от полузатопленных деревьев, вперёдсмотрящего обдавало брызгами холодной воды. Помогало лишь то, что Павел помнил наизусть все отмели, повороты да ещё глубины по-весеннему полноводной реки. На волоке их ушкуй оказался первым после зимы.
Неплохо продал свой товар Мишка — обозы уже не ходили, а судоходство толком ещё не началось, и потому приезжих купцов-конкурентов было мало. Закупился на все деньги и — в обратный путь. Течение встречное, сильное, ветра нет — парус не поставишь. И пришлось команде на вёслах сидеть, работая до седьмого пота и кровавых мозолей на ладонях.
Уже когда в Вятку вошли, заметили на правом берегу человека. Увидев ушкуй, он стал размахивать руками и что-то кричать, явно стараясь обратить на себя внимание.
Павел посмотрел на Михаила.
— Что делать будем?
— Подойдём поближе. Узнать надо, чего он хочет.
Когда подошли к берегу, стало видно, что это башкир. На голове — национальный головной убор колаксын — шапка, отороченная мехом дикой лисы, халат, расшитый орнаментом. Человек был явно не из бедных.
— Эй, урус, купи невольницу — задёшево!
— Зачем она мне?
— По хозяйству помогать будет — не знаешь, зачем невольница нужна?
— Не надобна!
— Тогда я её утоплю!
Ушкуй стоял в тридцати аршинах от берега — приходилось перекрикиваться. Павел опасался подходить ближе — вдруг это засада, а разговор о невольнице — приманка.
— Зачем в поход брал, если утопить хочешь?
— Конь пал, везти не на чем.
Объяснение правдоподобное. Только невольников всегда пешком гнали. Скорее всего, единственная причина — грязь. На лошади с трудом пробраться можно, да и то — если ехать не по дороге, а по траве, где земля ещё держала.
— Ладно, что хочешь за невольницу?
— Пять таньга.
Мишка пересчитал последние оставшиеся монеты — всего четыре.
— Четыре дам.
Башкир задумался на мгновение:
— Ни тебе, ни мне — четыре с половиной!
— Нет у меня столько — только четыре! С ярмарки иду, все деньги в товар вложил. Богом клянусь!
Башкир скривился, как будто лимон раскусил.
— Э-э-э, давай!
— Ты хоть невольницу покажи, — вмешался Павел, — вдруг это старуха немощная!
— Твоя правда, смотри товар!
Башкир махнул рукой. Из-за кустов вышел ещё один башкир — в драном войлочном халате. Он тащил за волосы молодую девушку — девчонку почти.
— Смотри, урус!
Лицо девчонки было в синяках, одежда местами порвана.
— Дяденьки, спасите от поганых! — взмолилась девушка. И тут же получила от башкира кулаком в спину.
— Молчи, невольница, а то я тебе язык отрежу! Видишь, мужчины разговаривают!
Ушкуй подошёл поближе к берегу, но не пристал. Михаил оторвал кусок ткани, завернул монеты и бросил их на берег. Башкир в колаксыне ловко поймал монеты на лету, развернул, пересчитал.
— Всё честно. Забирай товар.
Он подтолкнул девушку. Та рванулась, вошла в воду, замерла на мгновение — уж больно вода холодна. Потом дёрнулась вперёд, протянула руки. Сидевший на носу Трофим ухватился, приподнял её и поставил на палубу ушкуя. С подола мокрого платья стекала вода, босые ноги посинели от холода.
Команда оттолкнулась от мелководья вёслами, отошла от берега и вывела ушкуй на стремнину. Полагаться на порядочность незнакомых людей, тем более — неверных, как прозвали на Руси мусульман, было бы верхом неосторожности.
Не занятый греблей Михаил подошёл к девушке. Та без сил опустилась на палубу, не в состоянии ещё поверить в неожиданное спасение.
— Как тебя звать?
— Елизаветой батюшка нарёк.
— Лиза, значит. Откуда ты, из каких краёв?
— Рязанская я.
Рязань была удельным княжеством, не подвластным великим московским князьям.
— Как к башкирам попала?
— Он меня у татар перекупил, видно, к себе в улус думал привезти, а тут распутица. Кони у него из сил выбились, а подо мною — пал.
— Отдыхай, поешь вот.
Мишка достал из холщового мешка краюху хлеба и кусок сала, быстро нарезал и протянул девушке. Но Лиза взяла только хлеб и жадно впилась в него зубами.
— А сало чего же не берёшь? Неужто тебя в мусульманство обратили?
— Так ведь сейчас Троицкая седмица, пост, мясное вкушать грешно.
— Странствующим, воинам и болящим — можно. Что-то ты набожная сильно!
— Так отец мой убиенный, царствие ему небесное, священником в селе был, пока татары не напали.
Девушка осенила себя крестом.
— Так ты сирота теперь?
— Выходит — так.
— А меня Михаилом зовут, я приказчиком у купца Аникея служу. Мы из села Чижи, что рядом с Хлыновым. Да ты ешь, ешь.
Мишка отошёл к стоящему на корме Павлу.
— Чего теперь с ней делать-то?
— Сам купил, сам и решай. К деду с бабкой своим определи, пусть домашнюю работу делает — печь истопить, похлёбку сварить, в избе подмести, кур накормить.
— Верно, и как я сам сразу не догадался.
Первым делом по приходу в Хлынов они стали разгружать ушкуй. Не бросать же его с товаром у пристани!
Когда первая подвода с тканями подъехала к лавке Аникея, купец удивился:
— Это что ещё такое?
— Да вот — невольницу купил, Лизаветой звать.
Купец неодобрительно посмотрел на Михаила.
— Сколько на свете живу, отродясь невольниками не торговал. Богомерзкое это дело!
— Да ты что, дядя Аникей! Я же не торговать её взял — из плена башкирского выкупил. Сирота она, из Рязани.
— Тогда совсем другое дело! Ну, раз сам купил, сам с ней и определяйся.
Они продолжили разгружать товар.
Уже поздно вечером, при свете лучины, стали подсчитывать, сколько чего куплено и почём.
Сидевшая до того в углу лавки Лиза подошла поближе к Михаилу, писавшему на восковых дощечках, вгляделась.
— Любопытствуешь?
— А можно мне?
— Неужто писать-читать умеешь?
— Батюшка научил.
На Руси писать-считать умели монахи, люди боярского и княжеского звания, немногие купцы да житии люди — писари и столоначальники. А уж грамотные женщины — редкость необычайная. «Хм, похоже, приобретение ценное».
У Аникея сразу ушки на макушке, стойку сделал, ровно охотничий пёс. И к Мишке ласково:
— Зачем тебе ещё один лишний рот в избе? Продай её мне.
— Не торопись, дядя Аникей, я и сам ещё с Лизаветой не определился.
Похоже, Лизавета — грамотный работник, удачно Михаилу в руки попала. Хитёр Аникей, с ходу ситуацию оценил, перекупить предложил. Однако если она и в самом деле грамотна да прилежна — самому пригодится.
Они закончили подсчеты, Аникей отсчитал Михаилу деньги, и молодой приказчик отправился с невольницей к себе домой. Супротив ожиданий дед с бабкой встретили невольницу приветливо. А уж когда Мишка объявил, что Лизавета сирота и выкуплена им из неволи, то и вовсе стали относиться к ней, как к дочери.
Бывшая невольница вскоре освоилась на новом месте. Работницей она оказалась хорошей. Каждый день Мишка отмечал перемены в избе: то занавеска новая появилась на печи, где дед спал, то стол до желтизны выскоблен. Миски намыты, приготовлено вкусно, в избе чистота. Не промахнулся с приобретением молодой приказчик. И набожна — каждое воскресенье спозаранку в церковь на службу ходит.
Через неделю Михаил со спокойной душой отправился на ушкуе в очередную ходку за товаром.
Они спустились по Вятке вниз и немного не добрались до Пижмы, когда вперёдсмотрящий Капитон закричал:
— Ладья впереди тонет!
Все сгрудились у борта. Прямо по курсу, в двух сотнях саженей, завалившись на правый бок, погружалась в воду ладья.
— Не иначе — с топляком столкнулись, — сказал Павел и сразу же: — Ну, чего рты раззявили — на вёсла! Людям помочь надо!
Гребли мощно, да течение мешало. Наконец они оказались у ладьи. Почти в ту же минуту она ушла под воду, пустив большой воздушный пузырь. В воде барахтались несколько человек. Команда хватала их за одежду и затаскивала на борт. Вытащить удалось двоих — остальных отнесло течением в сторону, и они скрылись под мутной водой.
— Эх, беда-то какая! Спаси, Господи, их души! — сказал Павел.
Спасённые лежали на палубе, хватая ртом воздух. Одежда промокла насквозь, людей трясло от пережитой опасности и от холода.
— Никанор, Трофим — быстро сухую одёжу! Принесли старенькую, но чистую и сухую одежду. Михаил взялся раздевать одного из спасённых. Тот схватился за кафтан:
— Не тронь!
Он сел на палубе, опершись на руки, потом ему удалось встать. Разделся донага, натянув сухое. Из промокшей одежды вытащил кожаную трубочку — вроде пенала, сунул её себе за пазуху. И сделал он это, вроде как бы укрывшись от чужих взглядов. Ладно, мало ли какие у человека секреты, может, деньги у него там!
Незнакомцы выжали свою одежду и повесили на верёвку — сушиться. Подошли к корме.
— За спасение — спасибо и низкий вам поклон. Оба поклонились. Павел и Михаил ответили тем же.
— Вы кто же будете? — полюбопытствовал Павел.
— Хлыновские мы. Я — Костя Юрьев, сотник. А это — товарищ мой, Василий. Кого нам благодарить?
— Я — кормчий, Павел.
— А я — приказчик, Михаил. Судно — купца Аникея, из Чижей, что под Хлыновым.
— Бывал я в твоём селе, многих знаю. Куда путь держите?
— Известно куда — на торг, в Нижний.
— Нас подбросите?
— А куда от вас деваться? Не на татарский же берег высаживать?
— Вот и ладненько.
Оба спасённых уселись на палубе у мачты и стали что-то тихо обсуждать.
— Повезло мужикам, что мы подвернулись, — повернулся к Павлу Михаил.
— Им-то повезло, — нахмурился Павел, — а нам — не знаю пока.
— Почему так?
— Костя Юрьев — в Хлынове личность известная. Храбр, не в одном бою участвовал. Только он к Москве тяготеет, под руку князя московского, Ивана Третьего, вятичей отойти призывает. Много у него сторонников, да не все. Потому и неизвестно, чем нам их спасение обернётся.
О таких верхах Мишка ещё не задумывался. Он просто торговал у купца, выживая.
За время плавания на ушкуе Костя часто беседовал с Михаилом.
— Тебе сколько уже?
— Четырнадцать вёсен.
— Парубок уже. Грамотный?
— Даже писать умею, — похвастался Мишка.
— Ого! Такие нам нужны!
— Кому это — нам?
— Позже узнаешь. Ты как к татарам относишься?
— Как к ним можно относиться? Одно слово — ироды!
— Верно! Так и дальше они славян гнобить будут, пока ярмо ихнее не сбросим.
— Больно велика тёмная сила.
— Потому что княжества раздроблены. Каждый князь сам за себя, ещё и у соседа норовит земельку оттяпать. В единстве наша сила, Михаил.
— А что я? Я — человек маленький. Делаю, что купец Аникей велит.
— У купца один интерес — мошну набить.
— А как же! Каждый человек свой интерес блюсти должен. Кто моих престарелых деда и бабку кормить-одевать должен?
— Деньги не только торговлей добыть можно. Ещё и на меч взять.
— Это на дороге разбойничать, что ли? Не по мне!
— Зачем разбойничать? Я и сам татей вешал бы вдоль дороги, чтобы другим неповадно было.
— Не пойму я что-то тебя, Костя.
— Рядом с нами, — вон берег, — черемисы, чуваши, удмурты проживаются, под рукой татарской ходят. Вместе с татарами нападают, кровь из народа нашего пьют.
— Татарва к Хлынову редко подходит, да и отбиваться у вятичей пока получается. Для них другие города — побогаче да полакомей есть: Рязань, скажем, или Москва, Псков да Владимир.
— Как баба рассуждаешь! Пусть соседа моего ограбят, лишь бы меня не тронули!
Помолчали.
— Ты, Михаил, каким оружием владеешь ли?
— Кистенём да ножом.
— От татарина — злого да свирепого, до чужого добра охочего, кистенём не отобьёшься.
— За стенами крепостными отсижусь в случае чего. У нас в Чижах крепость сильная, брёвна на стене дубовые, в три обхвата.
— Мал ты ещё, не понимаешь, что любую крепость взять можно. Обольют татары стены деревянные земляным маслом да подпалят стрелами с горящей паклей, вот и падёт крепость.
Мишка озадачился. Не было у него воинского опыта, не знал он, что крепость любую можно взять, как бы крепки стены её ни казались. Но любое укрепление защитниками сильно. Велико упорство жителей да умение воинов — долго крепость осаду держать сможет, до прихода помощи от соседних городов.
— Ноне летом великий князь Иван Третий поход на Кремль готовит. Войско вятское вместе с московским идёт. Покажем татарам, что сильна Русь. Повезёт — так с трофеями вернёмся.
— Сам сказал — если повезёт. А я на везение полагаться не привык, работать надо.
— Тебя не переубедишь. Ничего, какие твои годы, сам поймёшь ещё.
Потом были ещё разговоры, но больше — пустые: о погоде, видах на урожай, торговле.
В Нижнем, когда к пристани причалили, сошёл Костя со спутником своим, попрощался с Михаилом.
— Жизнь ты мне с командой своей спас, то помнить буду. Но и ты слова мои не забывай. Не хочешь на татарина спину гнуть — готовься, искусством воинским овладевай. А будет желание свидеться — приходи в Хлынов. Я у Никольского храма живу, на углу у спуска к реке. Бывай!
— И тебе удачи, Костя!
Юрьев с товарищем своим, Василием, быстро исчезли в толпе. Занятный человек этот Костя. Другие говорят больше о пропитании, о том, где деньжат заработать, а этот всё больше о татарах, о Хлынове, о великом князе Московском. Чудно!
А потом нахлынули дела — свой товар продать, новый для лавки купить. И не до воспоминаний о Косте стало.
Нынче на торгу только и разговоров было, что о татарах. Ходили слухи — Орда снова собирается пройтись по русской земле. И не старался Мишка специально слушать эти разговоры, а никуда от них не денешься. Придёшь к продавцу, а там покупатель. И всё о татарах речь идёт.
И хотел или не хотел того Михаил, а запали эти разговоры ему в душу. В последний день уже, когда ушкуй товарами был загружен, прошёлся он по оружейному ряду — прицениться. От луков да стрел сразу в сторону шарахнулся, как цены услышал. За такие деньги деревню купить можно.
Не подозревал раньше Мишка, что оружие так дорого стоит.
Пошёл в другую лавку. На стенах щиты висят — круглые, квадратные, вытянутые. На прилавке мечи и сабли в ножнах, ножи, в углу копья стоят, сулицы, рогатины. В другом углу — бердыши да боевые топоры сталью сверкают. Разбежались глаза у приказчика. Что купить? Эх, надо было бы с соседом Митрофаном заранее поговорить. Да уж больно разговоры на торгу тревожные. А ну как и в самом деле татары нападут? Неизвестно ещё, когда на ярмарку и попадёшь, за стенами крепости отсиживаясь.
Поглядел Михаил и на то, как другие оружие покупают: в руки возьмут, взмахнут, баланс да прикладистость проверяя, пробуя остроту лезвия на волосах руки. Ушли покупатели, а он всё так и не решался что-то для себя выбрать. Видя Мишкину нерешительность, к нему подошёл продавец.
— Я уж давно за тобой наблюдаю, парень. Первый раз в лавку оружейника зашёл?
— Первый. Хлыновский я, приказчик у купца Аникея, что сукном торгует. Разговоры тревожные на ярмарке у вас. Вот и решил я себе что-нибудь прикупить.
— Прикупить! Это не ткани, не понравились — родне подарил. От оружия зависит иногда, сохранишь свою жизнь или нет. Опыт-то есть какой?
— Да откель ему взяться?
— Вижу, парень ты молодой. Так и быть, помогу выбрать. Тебе самому что больше нравится?
— Не знаю пока.
Продавец, он же, похоже, и сам кузнец-оружейник, судя по мозолистым рукам, задумался.
— Так, копьё да рогатина в строю хороши, а ты не воин, чтобы в шеренге обороняться. Стало быть, и щит тебе пока без надобности. Меч тяжеловат, он для крепких мужей. Пожалуй, тебе по рукам сабелька будет. Есть тут одна у меня — лёгонькая, как под тебя ковал.
Он залез под прилавок и вытащил саблю в ножнах. Её внешний вид Мишку не впечатлил — ни украшений в виде камней на рукоятке, ни плетения серебряного на ножнах, ни блеска завораживающего от лезвия.
— Ты не смотри, что скромна. Красивое оружие — дорогое, на приёмах у князя-боярина к месту. А ежели для дела — в самый раз. Возьми-ка в РУку!
Мишка послушно взял ножны, с лёгким шелестом вытащил саблю, легко взмахнул ею. Сабля сидела в руке как влитая. Продавец забрал саблю, провёл лезвием по волосатой руке. На коже осталась чисто выбритая полоска.
— Бери, не пожалеешь.
Начали торговаться. В оружии Мишка понимал мало, но как торговаться — знал и делал это с удовольствием. В итоге он сбил цену чуть ли не вдвое. Ударили по рукам, и продавец обмотал саблю с ножнами холстиной.
— Владей! Только вот что: салом иногда лезвие смазывай и помни — железо воды боится. И ещё: пояс кожаный купи. У тебя поясок уж больно узкий.
На последние медяки приобрёл Михаил и пояс — тут же, на торгу. Хороший пояс — из свиной кожи, широкий, толстый, с медной пряжкой. И — сразу на ушкуй, ведь солнце клонилось к закату, надо от пристани отчаливать — платить за стоянку было просто нечем.
Уже на Ветлуге развернул он своё приобретение — полюбоваться. Павел выглянул из-за спины.
— Зачем тебе сабля?
— На торгу сказывают — татары зашевелились, новый набег на Русь готовят.
— Тьфу ты, нечистая! — выругался Павел. — И чего им на месте не сидится! Только сабля без умения — железяка простая.
— Ничего, Павел, научусь. Вон, на торгу у скоморохов медведи пляшут да поклоны отвешивают. Нешто я хуже медведя?
По приезду они разгрузили товар в лавку купца. А в дедовой избе подивился Михаил чистоте да порядку. И Елизавета изменилась за три седмицы, которые ходка длилась. Отмылась, округлилась немного на Михайловых харчах, одежонку чистую ей бабка подобрала. Похорошела девка за столь короткое время. Мишка надивиться не мог. Похоже, не зря деньги за неё платил.
Вечером с саблей под мышкой он поспешил к Митрофану.
— Вот, сосед, прикупил на ярмарке. Разговоры на торгу про грядущее нашествие татарское ходят. Хочу научиться владеть.
— Дело хорошее, знания за плечами не носить. И снова по вечерам пошли занятия — до пота.
Видя, как Мишка изводит себя работой и занятиями по вечерам, дед укоризненно качал головой:
— Зачем тебе это надо, внучек?
— Молчи, старик, — вмешалась бабка, — внук у нас головастый. Сам в церковь ходил, читать-писать выучился — вон, приказчиком у купца стал, в люди выбился. Дома теперь всегда есть-пить что стало. Он знает, что делает.
— А я что, против? Только ведь дело-то молодое — на посиделки сходить надо, песни попеть да поплясать. А у него днём работа, вечером — с железками занимается. Так ведь и бобылём остаться недолго!
— Охальник! Ему ведь четырнадцать всего — какие девки?!
Купец Аникей тоже обратил внимание, что Михаил с лица немного спал.
— Ты не заболел ли часом?
Пришлось и ему рассказать о разговорах о татарах на ярмарке и занятиях по сабельному бою.
— Это ты молодец! — неожиданно одобрил Аникей. — Татары — они что? Приходят и уходят, а вот добро своё купец защитить всегда должен уметь. Помнишь нападение разбойников на ушкуй о прошлом годе — на ночной стоянке? Кабы вся команда умела оружием владеть, куда как увереннее себя чувствовали бы. Топор — оружие крестьянское.
Сосед Митрофан не только технике боя учил, но и в перерывах поучал:
— Ты любой возможностью в бою пользоваться должен. На войне али в схватке с татями правил нет. Можешь до руки дотянуться — режь, бей, до ноги — ещё лучше, там жил много. От любого ранения противник твой кровь терять будет, слабеть. Измотаешь его — добей. А оставишь за спиной живого врага — он тебе в спину и ударит.
Врага Мишка представлял себе отвлечённо. Видел настоящего татарина один раз — ханского баскака, что в Хлынов за данью приезжал в окружении слуг. На груди табличка серебряная на цепи — пайцза, вид надменный, наглый. Лицо безбородое, глаза узкие, злые, усы тоненькой ниточкой свисают, а кожа желтоватая. Халат серебряной нитью расшит, ноги в коротких красных сапожках с загнутыми носами. Надолго он Мишке запомнился, хотя с того дня уже пять годков минуло.
Только учение с соседом закончить не удалось. Вечером зазвонили колокола на церковных звонницах — не так, как на службу созывали, а тревожно. Всполошился народ, забегал. Матери детей с улицы во дворы загонять стали. А потом по улицам всадник проскакал.
— Татары! Люди, все в крепость!
Тут уж подгонять никого не надо было. Похватали скудные пожитки, коров да коз на верёвках повели, дети кур да гусей хворостинами гнали. Любая осада голодом страшна, вот и тянули за собой стратегический запас.
Тесновато в старой крепости стало: давно была построена, как передовой форпост для защиты Хлынова. На стенах ратники ходят, все трое ворот на запорах крепких. Однако тревожно на душе. Ополченцы из мужиков вооружились, кто чем мог. Дети да бабы костры развели. Кто похлёбку из общественных запасов для защитников и жителей варит, а кто в больших чанах кипяток да смолу для обороны готовит.
И купец Аникей с женой здесь же был. Схватил он Михаила за руку:
— Не лезь без нужды на стену, на то ратники есть.
— Какие ратники, Аникей? Их тут и двух сотен не наберётся! Всем обороняться надо, коли живыми остаться хотим!
Однако ночь прошла спокойно, и Мишке даже поспать удалось — сморило. Утром в било ударили, ратники и ополченцы на стены полезли. И Михаил с ними. Встав под защиту брёвен, он осторожно выглянул в бойницу.
Визжа и размахивая саблями, к крепости приближались татары. Пыль из-под копыт мешала определить их численность, но навскидку — сотни две. Это все или только передовой отряд?
Не доезжая до крепости с полсотни шагов, татары стали стрелять из луков, тут же сразу же после выстрела отворачивая в сторону — их место занимали другие. Мишке было даже интересно, пока рядом не стали падать сражённые защитники. Появились раненые и внизу, среди мирных жителей. Татары кричали что-то, явно обидное и уничижительное для русичей, только Мишка за шумом и криками разобрать не мог.
После первого, безуспешного, хотя и с потерями для вятичей, натиска, татары изменили тактику. Прикрыв спины щитами, они потащили к крепости лестницу. Это Мишке прежде казалось, что стены высоки и неприступны. На деле же — насыпанная земля перед тыном да брёвна в два-три обхвата высотой шесть-восемь аршин.
Татары начали штурм сразу же со всех сторон. Большая часть полезла на лестницы, другая — начала бить тараном из бревна в ворота. Мишка вытащил саблю из ножен, облизал пересохшие от волнения губы. Сердце отчаянно колотилось, в животе была пустота. Стоящий по другую сторону бойницы седоусый ратник предостерёг:
— Не высовывайся из бойницы! Вот когда татарин в проёме покажется — бей! А башку высунешь — сразу стрелу меж глаз поймаешь! Из лука стрелять они мастера!
С наружной стороны стены раздавались крики, визг. В бойнице показалась сабля, за ней — рука. Мишка и рубанул по ней, как Митрофан учил. Невидимый за стеной противник заорал от боли. Ратник на секунду выскочил из-за укрывавших его брёвен, добил раненого мечом и столкнул вниз. Тут же в стену ударили две стрелы. Только ратник уже успел укрыться за толстыми брёвнами.
— Молодец, парень! Так их и надо бить. Татарин — он силён, пока на коне. И нападать они любят, когда у них численное преимущество.
Из проёма показалась короткая кавалерийская пика. Ратник ударил по древку мечом, перерубив его, а Мишка подался вперёд и ткнул татарина саблей в шею. Бить по голове было бесполезно, её прикрывал плоский стальной шлем — мисюрка. Ударивший фонтан крови обрызгал Мишку. От неожиданности он бросил саблю и стал протирать глаза. И быть бы ему убитым, да ратник в сторону толкнул. Мимо просвистела стрела, зацепив ухо. Мишкина кровь смешалась на лице с татарской кровью.
В это время ополченцы по команде вылили в желоба кипяток и кипящую смолу. За стеной раздались отчаянные крики, стоны. Штурм прекратился, татары отошли.
Через некоторое время, когда защитники унесли своих убитых и успели перевязать раненых, татары сделали несколько залпов из луков. Стрелы зловеще шелестели в воздухе. Перелетая через стены и падая внутрь крепости, они находили свои жертвы среди детей, стариков и женщин. Крича, люди в панике бросились ближе к стенам, в мёртвую зону.
Обстрел прекратился. На земле корчились раненые, в нелепых позах лежали убитые. Одних перевязывали женщины, других перенесли в центр, в самое опасное при обстреле из луков место. Им уже хуже не будет.
По команде воеводы ратники и ополченцы стали поливать бревенчатые постройки внутри крепости водой.
— Это зачем? — спросил Мишка у ратника.
— Если татары начнут стрелами с горящей паклей стрелять, то чтобы пожара не было.
— А почему сразу не начали?
— Экий ты любопытный. Сам рассуди — татары за добычей приходят, зачем им пепелище? Будут ещё штурмовать. А коли увидят, что взять крепость невозможно, тогда и поджечь могут. Со зла!
— Вот ироды!
— А то как же, на то и татары!
Со стороны Хлынова приближалось пыльное облако.
— Никак ещё татары!
Все мужчины заняли места на крепостной стене. Через какое-то время стало понятно, что не татары это вовсе, а помощь из Хлынова спешит.
Татары боя не приняли, ушли. Наши преследовать не стали, послали вослед лишь малый дозор — проследить, куда татары направятся. От Хлынова лишь два пути — на Устюг да на Нижний.
Защитники спустились со стен, открыли ворота. Хлыновские ратники въехали в крепость, и Мишка, к своему удивлению и радости, увидел впереди них Костю Юрьева — в чешуйчатой кольчуге и сверкающем на солнце шлеме-шишаке. Начались разговоры, расспросы.
— А что Хлынов-то? Не нападали татары?
— Бог миловал. Как гонец к нам в город явился, так сразу помощь вам и отправили. Как вы тут?
— Держались.
Костя прошёл вдоль строя защитников крепости, остановился напротив Мишки.
— Ты что весь в крови, ранен?
— Это татарская кровь, — пояснил седоусый ратник, — самолично татарина сразил. Одного — он, другого — я.
— Каждый бы так! Эй, парень, а мы, кажется, встречались.
— Это же я, Михаил. Помнишь, по весне из Вятки мы тебя вытащили, когда ваше судно тонуло?
— Попозже поговорим, — жестом остановил его Костя. — Иди — умойся да поешь.
От одного упоминания о еде Мишку чуть не стошнило. А вот умыться надо. Видать, он и в самом деле страшен, коли Костя сразу его не признал.
Он нашёл кувшин с водой и отмыл лицо и руки от засохшей уже крови. Ухо, оцарапанное татарской стрелой, сразу засаднило. Рубаху жалко — почти новая, она вся была в кровавых брызгах.
Мишка нашёл своих деда и бабку. Тут же рядом появилась Лизавета.
— Ой, ты в крови весь — ранен?
— Не моя это кровь — татарская. Бабка всплеснула руками.
— Тебя же убить могли! Пусть взрослые лучше воюют, ты же дитё ещё!
Лиза слегка потеребила его за рукав:
— Сними рубаху, я простирну, может, отмыть удастся.
Он стянул рубаху и отдал Лизе. Подошёл Костя:
— Едва нашёл тебя! — Улыбнулся широко: — Отойдём!
Они нашли место поукромнее.
— Ты вот что, парень. Язык особо про плавание — ну, где команда с ушкуя нас спасла, — не распускай. Не всем про то знать надо.
— Да я что — напомнить просто.
— Ну и ладненько. Я смотрю, ты слова мои не забыл. Сабля вон на боку у тебя, татарина зарубил. Хвалю!
— Правильно говорил — жизнь заставила.
— Каждый бы так. Убей одного татарина, а лучше — двух, которые пришли на нашу землю с желанием поживиться, глядишь — остальные побоялись бы на Русь нападать. Надеюсь, ты не забыл, где в Хлынове меня найти?
— Помню.
— Ну, удачи тебе, купец.
— Не купец я — приказчик только.
— Будешь купцом — хватка у тебя есть. Бывай! И Костя, не оглядываясь, пошёл к своим конникам.
Жители начали расходиться по своим дворам. Ввиду того что помощь из Хлынова подоспела вовремя, осада не продлилась и суток, а главное — татары не успели разграбить избы за крепостной стеной, брошенные хозяевами. Уходили ведь второпях, забирая самое дорогое — детей и скот. Даже до лавки с товарами татары не добрались — не успели, а мародёры, если и были, укрылись в крепости или ушли в леса.
Хлынов стоял на высоких холмах, окружённый лесом, и с юга был прикрыт рекой Вяткой. Для татарской конницы место для ведения боевых действий крайне неудобное. Местные дороги узки, и больше чем в три ряда коней не поставишь. Стоит сделать завал из деревьев, и малая рать вполне может держать тысячное войско. Татарин только на коне силён, когда массой давит, да тучей стрел осыпает противника. А в лесу из лука во врага не попадёшь — ветки да кусты мешают, опять же конь запросто ноги сломать может в барсучьих норах да промоинах.
После недолгой осады прошла неделя, жители успокоились, и жизнь вернулась в своё русло. Снова Михаил в поход за товаром отправился. Памятуя о татарах, плыли осторожно, к своему берегу прижимаясь да по сторонам поглядывая — не мелькнёт ли чужой? Однако — обошлось.
Так они дошли до Нижнего. На пристани народ шумит — ярмарка на берегу торгует, разве что поменьше стала. И первой новостью было — татары стороной пошли, на Москву или Владимир. Покупателей, как и продавцов, поубавилось, но Михаилу удалось свой товар выгодно пристроить у оптовиков и, в свою очередь, самому закупиться. Всё успел за два дня. Обрадовался — как же, татары стороной прошли, по торговым делам порядок! И вечером — в обратный путь, пока солнце не село.
Добрались они до знакомой стоянки, пристали, ушкуй верёвкой за дерево привязали. Дальше — по накатанному: костёр, кулеш, ужин — и на боковую. Дежурного выставили — как без него? Только не помог дежурный.
В середине ночи проснулся Михаил от какой-то возни. Глянул в освещенный костром круг — а там двое чужих Капитона ножами добивают. И непонятно в скудном свете тлеющих дров — разбойники это или татары?
Подхватился Мишка, заорал: «Тревога!» Схватился за саблю, что рядом с собой положил, выхватил её из ножен, в два приёма чужаков настиг. Одного с лёту поперёк спины ударил — с потягом, как Митрофан учил. Увернулся от удара ножом, резанул второго по шее.
Корабельщики вскочили и кинулись на ушкуй — за топорами. А из кустов человек семь чужих вывалились. Видать, те двое дежурного должны были тихо снять, остальные же в кустах прятались до поры до времени. Столкнулись чужаки и корабельщики между костром и береговым урезом. Теснят чужаки, а у корабельщиков и пространства нет никакого: шаг назад — и вода. Крики, ругань, звуки ударов. Хрясь! Это Трофим топором череп нападавшему проломил. А рядом Никанор застонал, получив удар сулицей в грудь. Стоял, качаясь, но видно было — не жилец.
Михаил крикнул Павлу:
— Ушкуй уводи, я отобьюсь!
Он упал на землю, ударив саблей по ногам нападавшего, перекатился в сторону и перерубил верёвку, удерживающую ушкуй. Судёнышко стало медленно отходить от берега. Павел замешкался на берегу, отбиваясь от нападавшего. Михаил прыгнул вперёд и ударил того саблей в бок.
— На судно!
Павел бросил топор в чужака и прыгнул на ушкуй. Зацепился за борт, подтянулся и влез на судно. Краем глаза успел Михаил увидеть, как Павлу удалось на ушкуй взобраться, потому как специально глядеть некогда было. Оставшиеся в живых трое чужаков — да тати они! — начали медленно подходить к Михаилу. Видели саблю в его руках, опасались. А у Мишки пот глаза заливал. Он понимал: сейчас того, что слева, бояться надо, у него сулица в руках — короткое копье.
Тать сделал выпад, Мишка отбил. Второй выпад — приказчик шагнул назад, упёрся спиной в наклонный ствол берёзы. Чужак ощерился. Видя, что отступать Мишке некуда, сделал ещё выпад. Мишка развернулся на месте, и лезвие сулицы прошло по его животу, вспоров рубаху. Но и сам он успел рубануть саблей нападающего по животу. А справа уже другие двое кинулись, грозя изрезать ножами.
Отпустил Мишка саблю, оставив её торчать в чужом брюхе, оттолкнулся ногами и упал спиной в воду. Дыхание сперва перехватило, потому как открытым ртом воды хлебнул. Вынырнул, вдохнул воздуха, закашлялся, отплёвывая воду.
На берегу метались двое татей, обшаривая своих убитых товарищей и тела корабельщиков. Не проснись Мишка вовремя, сейчас бы уже все ушкуйники мёртвыми лежали. Счёт, конечно, в пользу вятичей. Нападавших было девять — осталось двое, но душу это не грело. Из ушкуйников только Павел, кормчий, уцелел да сам Михаил. Должен Павел в одиночку с ушкуем справиться, он мужик опытный, парус сам поставит. Лишь бы снова на банду не нарваться.
За такими думами Мишка как-то о себе и забыл. А ведь и у него положение незавидное: не то что ушкуя или там коня — даже лодочки-долблёнки нет. Стало быть, пешком идти надо, а это ой как не близко! Из оружия только — он ощупал пояс — два ножа: обеденный и боевой. Денег вовсе нет.
Сапоги набрали воды и тянули на дно. Избавиться от них жалко. Мало того что стоят недёшево, так ещё и идти далеко, босиком все ноги собьёшь. Отсвет костра уже давно пропал позади, в темноте ночи, и Мишка решил выбираться на берег. Он начал забирать влево, пока ноги дна не коснулись. Оскальзываясь и хватаясь руками за траву, вылез на берег. Отдышался, прислушался. Никаких настораживающих звуков, только ночные птицы ухают да верещат.
Он разделся, одежду отжал, из сапог воду вылил, снова оделся. Ночью идти не рискнул, решил оставаться на месте до утра. Посветлу идти проще, да и врага — случись он — заметить можно, в кустах укрыться.
Мишка свернулся калачиком под ивой. Мокрая одежда не грела, от реки тянуло сыростью. Короткое лето в вятских краях, прохладное. На ярмарке купцы, в дальние страны ходившие, сказывали, что зимы там вовсе не бывает и снега сроду никто не видел — круглый год тепло. Вот благодать-то! Печку зимой топить не надо, валенки да тулупы не носить, разные ягоды-грибы небось всё время собирать можно. Попасть бы туда, хоть одним глазком глянуть!
Он потихоньку согрелся и заснул. Проснулся от того, что солнце через листву в глаза светить стало. Мишка подхватился, вскочил, осмотрелся. Лицо в реке умыл, напился и по берегу — вперёд, к родным краям.
Шёл он, поглядывая на реку — не видать ли где знакомого ушкуя? Может, не уплыл Павел далеко, его дожидается? Нет, не видать — чиста водная гладь. Так он шёл, поглядывая то на реку, то вперёд.
Неожиданно появилась тропинка — выбежала слева из кустов и вдоль реки потянулась. Насторожился Мишка: раз тропинка есть, значит, и люди по ней ходят. А вот добрые ли они? Хотя и грабить-отбирать у него, кроме сапог да ножа, нечего.
Сошёл с тропинки Мишка, меж кустами пошёл. А через версту мачту у берега узрел. Проглядеть её запросто можно было, да река судёнышко покачивала, и мачта то влево, то вправо наклонялась.
Подходил к нему крадучись, чуть ли не ползком. Судёнышко и в самом деле оказалось ушкуем, и стояло оно в небольшом затоне — вроде озерка, связанного с рекой узкой протокой. Берега заросли камышом, с реки затон и не увидишь.
Последние сажени Мишка прополз на животе. К радости своей, увидел знакомый ушкуй. После стольких ходок Михаил отличил бы его от других с закрытыми глазами. Только где Павел? Мишка встал, осмотрелся. Не видно кормчего. Покричать, что ли? А вдруг враги рядом?
Михаил подошёл по берегу к корме ушкуя, перепрыгнул на палубу. Судёнышко качнулось. Он присел на борт, открыл люк и заглянул в глубокий трюм. Тюки и узлы с товаром были на месте. На душе стало легче — хотя бы товар цел. Мужиков-корабельщиков жалко, вся команда, кроме Павла, полегла. Да и то — не толкни Михаил Павла к ушкую, ещё неизвестно, остался ли он жив.
Зашуршал камыш, и на тропинке показался кормчий. Обрадованный Мишка вскочил было, но тут увидел, что за тем шло несколько воинов, как есть — в шлемах, кольчугах, при мечах. Парень остановился в замешательстве. Подмогу Павел привёл, или сам в плен попал? Только неизвестно, к кому.
Павел тоже встал как вкопанный, увидев на ушкуе Михаила.
— Иди, иди, чего встал! — воин толкнул Павла в спину.
Что-то непохоже это на подмогу. Воинов трое, все в броне, мечами опоясаны. А у Мишки только нож. Не выдержать ему боя. Что делать? В воду прыгать и вплавь уходить?
Павел отошёл к корме.
— Эй, парень, не шуткуй! Анисим!
Из-за спин выдвинулся третий воин, до тех пор почти невидимый за другими — лишь шишак его шлема возвышался. Он снял с плеча лук, вытащил из колчана стрелу, наложил её на тетиву. Стоило с боем уходить от татей, чтобы попасть из огня да в полымя?!
Кто же эти воины? По-русски говорят чисто, лицом — русичи. Только и русские на русских нападают — одно княжество на другое. Не тот ли это случай?
— Иди сюда, парень, и не дёргайся, не то стрелу получишь.
Михаил не спеша спрыгнул с ушкуя на берег и подошёл к ним.
— Ну вот, говорил же я вам — должен приказчик выжить. А я не тать, чужой ушкуй не угонял. И товар вот его, — заговорил Павел.
— Пошли, начальство разберётся, — ответили ему.
Один из воинов стальной хваткой взял Михаила за локоть и повел его туда, откуда они только что пришли. Довольно быстро вышли на широкую поляну, на которой расположились воины. Много — сотни две.
Михаила с Павлом повели к небольшому шатру. Воин зашёл внутрь и почти сразу появился с Костей Юрьевым. Мишка обрадовался.
— Костя, это же я — Михаил из Чижей, ушкуйник. Мы недавно в Чижах встречались, когда вы из Хлынова с подмогой пришли.
Сотник всмотрелся в него, и лицо его расплылось в улыбке. Тот перевёл дух — узнал его Костя!
— Ты чего здесь?
— Вот, воины меня да Павла, кормчего моего, схватили, сюда привели.
Костя повернулся к воинам. Вперёд выступил один из них.
— Мы смотрим — ушкуй в затоне стоит, а из команды — один человек. Где остальные? Может, за станом нашим подглядывают? Может, лазутчики вражеские?
— За бдительность спасибо. Только ушкуйники наши — из Чижей. Свободны!
Воины повернулись и ушли.
— Так, где команда?
— Ночью напали на нас тати, команду в схватке живота лишили — только Павел успел ушкуй с товаром увести, да я — вплавь.
— То, что отбился — молодец! А где же оружие?
— Там, на стоянке осталось. Их девять было, семерых команде убить удалось. Вот и пришлось вплавь спасаться.
— Негоже оружие своё бросать, — посуровел лицом Костя. — Ладно, накажем мы твоих обидчиков. На коне усидишь ли?
— А то!
Мишка сызмальства на лошадях ездить умел, как и все деревенские.
Павла отпустили на ушкуй, а Михаил вместе с десятком конников выехал назад — к ночной стоянке, где была схватка с татями. Пешком-то он полдня шёл, а верхами домчались быстро.
Вот и стоянка. На маленькой полянке валялись тела убитых — разбойников и корабельщиков. Трупы были полураздеты, оружия не было ни у кого. Понятное дело — дорого железо, сабля десять рублей стоит!
Один из всадников соскочил с коня, обошёл поляну, заглянул в кусты.
— Здесь они ожидали корабельщиков. Стоянки-то годами используются, известны всем.
Воин зашёл поглубже в кусты, прошёл полукругом.
— Есть следы! — Не иначе — следопыт или охотник.
Конники последовали за ним. Следы привели к лесной сторожке. Воины её окружили:
— Выходи!
Внутри послышались голоса и возня.
— Выходи или подпалим сторожку!
Из сторожки, щурясь на солнце, вышли трое мужиков. Один — с обмотанной холстиной ногой, опираясь на клюку. А двух других Мишка сразу узнал. Хоть и скудное освещение от костра было, а лица их он запомнил. В жизни теперь не забудет!
— Они, они это! — вырвался он вперёд.
— Не виноваты мы ни в чём! — заголосила троица.
— А вот мы сейчас избушку вашу досмотрим! Панфил, Ерёма!
Названные воины соскочили с коней и зашли в сторожку. Вышли вскоре:
— Да тут целый склад вещей, некоторые — в крови!
— Пощадите, люди добрые! — упала на колени троица.
— Повесить! — десятник был суров. Воины соскочили с коней, отвязали верёвки от сёдел и шустро перекинули их через сук дерева.
— А ты ступай, парень, в сторожку, найди своё! Михаил пошёл к сторожке. Сзади раздался сдавленный вскрик. Обернулся — а один из татей уже в петле болтается и ногами сучит. Мишка отвернулся и вбежал в сторожку. В левом углу было свалено грудой оружие — сулицы, топоры. Там и нашёл он свою саблю, да ещё в ножнах. Сразу же нацепил её на пояс, забрал сулицу и три топора, что у ушкуйников были, и вышел во двор. Все трое татей уже были повешены.
— Забрал своё?
— Забрал.
— Выгребайте всё.
Воины вошли в сторожку и вышли, посмеиваясь, с набитыми чересседельными сумками.
— Не успел поход начаться, а мы уже с трофеями.
— Цыц! — рявкнул десятник. — Чему радуетесь? Не татарское то добро — русская кровь на нём!
Вернулись в лагерь молча. Костя встретил приветливо.
— Вернул оружие своё?
— Вернул, спасибо.
— А обидчиков нашли?
— Висят уже, — пробасил десятник.
— Сами выбрали свой конец. Ну что, Михаил, теперь мы квиты. Долг платежом красен. С нами не хочешь ли?
— Куда?
— В поход на Казань. Великий князь Московский под свою руку воинство собирает.
— Не моё это, прости. Костя усмехнулся.
— Каждому — своё.
Назад: Глава 1
Дальше: Глава 3