Глава 6
Опасное плавание
Обещанного перца они ждали еще четыре дня. Наконец терпение у Пафнутия лопнуло.
– Все. Завтра идем на базар и скупаем перец. Я же говорил, что перс этот – жулик!
– Куда торопиться, Пафнутий? У нас на Руси зима, декабрь месяц. Снег, стужа! Это здесь тепло.
– Так нам еще плыть сколько? И все против течения, заметь. Да корабли груженые.
– Груз-то легкий, Пафнутий.
Но с утра Пафнутий засобирался на базар. Решил с ним идти и Михаил.
Мирза и в самом деле обещания не сдержал. Прошло уже восемь дней, а о нем ни слуху ни духу.
Но только они отошли от причала, как увидели, что навстречу едут несколько арб. На передней рядом с возницей восседал улыбающийся Мирза. Увидев купцов, он соскочил с арбы.
– Простите, уважаемые, задержался немного! Зато привез все и самого лучшего качества!
Пришлось вернуться к кораблям. Здесь оба купца проверили мешки с перцем.
Товар и в самом деле был хорош. Судя по цвету, перец и в самом деле был помолот недавно и сильно жег язык и губы.
Пафнутий с Мирзой снова сели за подсчет и взвешивание. На сей раз Мирза превзошел себя – он доставил шестьдесят два мешка. Товар едва вошел в трюмы. Места оставалось немного, только для нескольких мешков с провизией.
Михаил и Пафнутий тщательно взвесили деньги и отдали их Мирзе. Перс был доволен. Из-за войны с османами, которые перекрыли Босфор, европейские купцы теперь редко доходили до Персии, и продать большую партию перца считалось редкой удачей.
Мирза потирал руки, не скрывая удовольствия.
– Уважаемые гости! Всегда буду рад видеть вас в своем доме и лавке. Как будете в наших краях, непременно заходите. Вы знаете, что я дам вам лучший товар.
Насчет лучшего товара Мирза сказал не для красного словца. Видели уже купцы перец у других продавцов – или прошлогодний, уже посеревший, а не угольно-черный, или с примесями.
На осмотр мешков с перцем, загрузку на корабли и взвешивание серебра ушел почти весь день.
– Ну, Михаил, половину дела сделали! Кстати, во многом благодаря тебе!
– Почему?
– Из-за языка ихнего. Ты видел здесь хоть одного толмача? Русских здесь я тоже не видел. Завтра закупаем провизию – и все, можно двигаться домой.
Следующим днем, оставив на судах по одному вахтенному для порядка, поскольку о кражах в городке не слыхали, они отправились на базар. Григорий с Михаилом подбирали необходимую провизию, а остальные носили мешки на судно. Одних чуреков, или лепешек, пришлось брать три полновесных мешка. Привыкли русские все кушать с хлебушком, в крайнем случае – с сухарями. А еще были крупы и овощи – частью сушеные, частью свежие.
Все уложили в трюмы поплотнее.
– У тебя сколько денег осталось? – спросил Пафнутий Михаила.
– Да, считай, одни медяки – с татарами расплатиться, да за постой судна у причала.
– У меня тако же. Сроду не бывало, чтобы калита была пуста. Завтра отплываем, чего тут проедаться?
После завтрака отплыли.
Уже в последний момент на причал вышли Мирза с сыном – каждый нес по мешку сушеного винограда.
– Возьмите, это подарок.
– Это что?
Мирза открыл мешок.
– Изюм! Сладкий, как нектар, которым угощают гурии. На память! Счастливого пути и попутного ветра!
От причала отошли на веслах, подняли парус. Впереди шла ладья Пафнутия.
Михаил запустил руку в мешок с дареным изюмом и сунул несколько виноградинок в рот. И в самом деле, изюм был очень сладкий и без косточек. Такой он ел в первый раз.
– Угощайтесь!
Команда потянулась к мешку. Все пробовали, восхищались. Некоторые брали по пригоршне по второму разу.
Однако Михаил заметил, что выкупленная им пленница даже не шевельнулась в ответ на приглашение.
– Маша, а ты что сидишь в стороне? Угощайся!
– Как скажешь, господин, – Маша послушно взяла горсточку изюма. – Спасибо, господин.
– Не называй меня господином.
– А как же?
– Ну, как и другие зовут. Или хозяином, или Михаилом – как тебе больше нравится.
– Хорошо, хозяин.
Вид у девушки был печальный.
– А почему глаза грустные, Маша? Домой ведь идем!
Девушка отвернулась, и плечи ее мелко задрожали.
– Маша, ты чего сырость разводишь?
– Это вы домой плывете – а я?
– Ты благодари Господа, что на Русь идешь, что не у басурманов осталась. А уж в Москве разберемся.
– Так вы в Москву путь держите?
– В Москву.
Маша так и осталась сидеть на корме, недалеко от Михаила.
На ночь они подошли к берегу, но не приставали – бросили якорь в полусотне метров от земли. Перекусили лепешками и изюмом. Запасов пресной воды оставалось на два дня, до Волги не дотянуть, и Михаил решил на следующей ночевке искать ручей или речку.
Ночью Маша легла рядом с Михаилом. Он уже стал засыпать, когда она обняла его.
– Ты разве не хочешь меня, господин?
– Я уже говорил – не называй меня господином. Меня Михаилом зовут. И выбрось дурь из головы, давай-ка лучше спать.
Михаил уснул, а утром обнаружил Машу, прижавшуюся к его спине.
Они поели всухомятку и подняли парус.
Мимо бежали чужие берега. Михаил заметил знакомую рыбацкую деревушку, где он встретил перса и впервые заговорил на фарси.
– Эй! На ладье! К берегу!
Пафнутий услышал, повернул влево.
Они пристали к берегу. Если есть деревня или другой населенный пункт – значит, есть пресная вода – река, ручей, озеро. Однако Михаил распорядился на всякий случай приготовить оружие: кто знает, что у жителей на уме?
Его встретили мальчишки, вежливо поздоровались. Михаил ответил. Потом попросил позвать взрослых.
Пришли два загорелых до черноты рыбака.
Михаил приложил руку к груди, поклонился.
– Чего хочешь, чужеземец?
– Воды набрать.
– Бери сколько хочешь, ручей совсем рядом. Аллах создал воду для всех.
С обоих судов сошли по два человека и стали носить бадейками воду в бронзовые емкости на носу – своего рода цистерны для питьевой воды. Воду приходилось менять, даже если ее не всю израсходовали – она элементарно протухала через неделю.
Заполнили баки, сами напились вволю и двинулись дальше.
Насколько помнил Михаил, дальше должен был быть Дербент, а за ним – удобная для стоянки бухта.
До древней крепости плыли три дня. Когда показались дома из камня, взяли мористее. Кому сейчас принадлежит крепость, неясно, но друзей там точно быть не должно.
Словно в подтверждение, бабахнул выстрел. Ядро шлепнулось в воду со значительным, метров в сто, недолетом.
Михаил впервые в этом времени слышал звук пушки – так же, как и его команда.
Григорий завертел головой.
– Не пойму, вроде гром вдалеке, а на небе ни облачка.
– То пушка была, Гриша. Приспособление такое, каменные ядра кидает – ну как праща. Только громыхает при этом.
– А! Значит, от берега подальше держаться надо.
Михаил как держал курс, так и продолжал его держать за ладьей. Слишком далеко они от пушки, а пушкари из допотопного орудия в подвижную цель не попадут.
Они переночевали в уже знакомой бухте, где прятались от песчаной бури. Впереди – казачий острог. Там надо заночевать перед Хаджи-Тарханом.
Шли целый день. Вдали иногда виднелись рыбачьи лодки. Подойти бы, ведь в Каспии осетры водятся, здоровенные, что твои бревна. Икры в это время года у них нет, но вкусного мяса даже одной такой рыбины двум командам хватило бы на целый день.
К вечеру показались очертания казачьего острога – частокол бревенчатого забора, вышка смотровая над воротами.
Оба судна подошли к жиденькому, в два бревна причалу, ошвартовались. Купцы направились к острогу.
– Пафнутий, – насторожился Михаил, – что-то караульного не видать.
– Во-во, совсем службу запустили! – поддакнул Пафнутий.
Они подошли к воротам, кулаками постучали по створкам.
Долго не было никакого шевеления, потом из-за ворот послышался слабый голос:
– Кто такие?
– Купцы мы, были у вас на пути в Персию. Мы еще сала вам давали. Открывайте!
Некоторое время за воротами стояла непонятная тишина.
– Не случилось ли у них чего? – насторожился Михаил.
– Может, башибузуки какие-нибудь напали? – встревожился Пафнутий. – Эй, ты где там?
– Шли бы вы, купцы, отсюда куда подальше, – раздался наконец голос из-за ворот.
– Почто обиду держишь, прочь гонишь? – не выдержал и рассердился Пафнутий. – Разве мы обидели вас чем?
– Оспа у нас, мор большой. Только двое и уцелели. Господом-богом прошу, уходите!
Михаил и Пафнутий разом отшатнулись от ворот. Пафнутий даже руки о рубаху обтер, как будто это могло помочь.
– Так вот что у них случилось! Беда!
– Эй, купцы, вы еще здесь? – снова раздался голос из-за ворот.
– Здесь.
– Идите от причала в море, прямо по курсу будет остров Чечень, там и заночуете. Там не живет никто, безопасно.
– Спасибо, желаем выздороветь, – оба купца едва ли не бегом бросились к кораблям.
– Что случилось-то, почему не открыли? – недоумевала команда на ушкуе.
– Мор у них там, померли почти все.
– Ох, беда какая!
– Отходим!
Судно быстро развернули.
– Идем прямо в море!
Подняли парус, и Михаил приказал сесть на весла. Солнце одним краем уже коснулось земли, еще немного – и стемнеет, в море мимо острова промахнуться ничего не стоит. Да и велик, высок ли остров – кто знает? Только казаки, но ведь у них уже не спросишь.
Остров заметили. Возвышался он над водой невысоко, был обширен.
Пристали в удобной бухте. Видно, в ней спасались от штормов или просто ночевали другие суда, поскольку на берегу было вкопано бревно для веревок, видны следы костров.
Команды высадились на берег, когда солнце уже почти село, а небо стало сереть.
– Ищите дрова, плавни – все, что может гореть. Костер разведем.
Команды разбрелись по ближней части острова. Дров, конечно, здесь не было, но плавней на берегу нашли достаточно. Горели они хорошим жаром, долго, почти не давая дыма.
На треногу поставили котел, и Григорий сказал:
– Вот пусть баба кулеш и варит, хоть какая-то польза от нее будет, – похоже, он невольницу невзлюбил.
А Маша была не против. Она сварила такую похлебку – пальчики оближешь.
Похлебку съели быстро, выскребли котел до дна. Михаил вручил Маше запасную деревянную ложку, которую когда-то дали ему, – теперь он всегда имел на судне несколько штук в запасе.
Утром девушка снова кашеварила, а Михаил послал команду собирать плавни.
Подошел Пафнутий:
– Чего команду мучаешь?
– Пусть плавней в запас наберут. Пройдем Хаджи-Тархан – дальше степи пойдут, на чем костер разводить?
– Ох я старый дурень!
Пафнутий ушел к ладье и отправил свою команду за плавнями. Потеряли час времени, зато на носу судна лежали две хорошие вязанки – на два костра для приготовления еды хватит.
Девушка слегка освоилась, привыкла к команде. Сначала она явно побаивалась – все-таки пять мужиков, а она одна. Заласкают до смерти! Однако ни хозяин, ни команда не требовали их ублажать, да и готовить у нее получалось лучше, чем у Митяя или Афанасия.
Когда команды уложили в трюм котел и поднялись на борт – каждая на свое судно, неожиданно с ладьи спрыгнул Пафнутий и подошел к Михаилу.
– Как двигаться будем? Может, сначала на острог, на закат, а потом – вдоль берега?
– Предлагаю сразу на полночь идти, к Полярной звезде – аккурат к устью Волги и выйдем.
Пафнутий колебался.
– Ладно, иди первым.
Море было пустынным – ни лодок, ни кораблей. А может, оно и к лучшему? Друзей здесь у них нет, и каждый встречный захочет взять добычу.
Шли под парусом день, два, три, не опуская парус на ночь и только выставляя на носу впередсмотрящих, чтобы на мель не наскочить.
Ночное плавание здорово ускорило их движение.
На четвертый день Михаил стал периодически опускать руку за борт и облизывать пальцы.
– Хозяин, ты чего? Пресная вода еще осталась, – вскинулся Григорий.
– Волга рядом. С каждым разом вода все более пресная, верным путем идем. Вот что: промахнуться мы немного можем, ставь на нос кого поглазастее. Скоро берег быть должен.
К вечеру Митяй вскричал:
– Хозяин, землю вижу! Вон она, землица-то!
– Чего орешь? Не глухой, слышу.
Однако Михаил не только слышал Митяя, но и видел – справа надвигались тучи. Он помнил, сколько песка нес ветер. Успеть бы в Волгу войти. Что случится раньше – наступит темнота или их накроет пыльное облако и буря? Да еще вход в рукав надо успеть найти.
– Левее держи! – закричал Митяй. – Там постройки видны!
По мере приближения стали видны крепостные стены и каменные башни, а рядом с крепостью они увидели реку.
Михаил направил судно на стремнину реки.
Боковой ветер усиливался, наклонял ушкуй.
Маша обеими руками вцепилась в борт.
– Всем на весла! – скомандовал Михаил. – Оп-та! Оп-та!
Ладья сзади не отставала. Там тоже поняли грозящую опасность – ветер уже стал швырять в лицо пригоршни пыли.
Начала подниматься волна, бившая в скулу и норовившая сбить ушкуй с курса.
С последними лучами солнца ушкуй вошел в Волгу.
Рыбацкие лодки и небольшие суда стояли привязанные у причала, их раскачивало. Надо было продвигаться по реке, уходя подальше от города и шторма. На реке ветер еще ощущался, но волн, как на море, не было. Правда, резко упал ход.
Волга – река мощная, она тормозила суда течением, которого не было в море. Но пока были силы у гребцов и немного помогал ветер, суда упрямо шли вперед.
К сожалению, прямой парус, в отличие от косого, не работал при боковом ветре.
Когда гребцы выдохлись, Михаил приказал спустить парус и стал править к берегу.
Нос ушкуя ткнулся в камни, потревожив рыбу. Крупная рыбина звучно ударила хвостом по воде, обдав всех брызгами.
Маша вздрогнула.
– Водяной!
– Осетр, наверное, – рыба такая. Все, команде отдыхать.
Гребцы без сил повалились на палубу. Михаил улегся на подаренную овечью шкуру – вторую он отдал девушке. На ней спать было мягче, да и не так прохладно. Вода в реке холодная, в камышах довольно промозгло.
К утру ветер стих, но стало холодно. Ветер с туркменских пустынь гнал теплый воздух, а когда он перестал дуть, с севера пришел холод. По русским меркам небольшой – не зима, чай. По ощущениям Михаила – градуса два тепла. Но после теплой Персии разница была весьма ощутимой, все мерзли.
Из трюма были извлечены на свет божий армяки – нечто вроде длиннополых пиджаков или плащей. Гребцы натянули их на себя, но тут же начали чихать, кашлять, тереть покрасневшие глаза: перцовая пыль, скопившаяся в трюме, пропитала одежду.
– Выбейте армяки как следует, только встаньте под ветер, чтобы на судно не несло, – посоветовал Михаил.
Гребцы принялись выбивать о мачту свою одежду, и стало немного легче.
Продираться к берегу через камыши не стали – решили отплыть и найти место поудобнее.
Отчалили. Волга несла с верховий всякий мусор. По воде плыли ветки, коряги, вывороченные с корнями деревья, несло полупритопленную лодку, иногда мелькало какое-то тряпье.
– В верховьях наводнение, снег да лед тают. Вишь, мусор несет, – заметил Григорий. – Как бы какая-нибудь коряга в борт не угодила – вмиг потонем. Пусть баба на нос сядет, впередсмотрящей – все польза будет.
– Пусть.
Маша уселась на носу судна, подостлав под себя овечью шкуру. Во вторую шкуру она закуталась. Михаил корил себя за то, что не купил ей теплой одежды – как-то в теплых краях о холоде не думалось. А ведь им подниматься по реке, и еще сомнительно, что там будет теплее. У него у самого был тонкий кафтан, продуваемый на ветру. Но что делать, сам виноват.
Шли под веслами – ветер был слаб и не надувал парус.
К полудню встали у пологого песчаного берега – гребцам надо было немного отдохнуть, горячего покушать.
Из найденного на острове Чечень плавня развели костер и приготовили кушанье непонятное, поскольку в рис добавили сушеного мяса и изюма – все сытнее и разнообразнее. Но, несмотря на непривычный вкус, съели все подчистую. А потом, вымыв и отдраив песком котел, заварили в нем сыто – в кипящую воду насыпали сухофруктов, и получилось что-то вроде компота. Все зачерпывали кружками из котла этот компот и, обжигаясь и дуя, пили. Горячее сыто хорошо пилось и согревало изнутри.
Понравилось жечь костер из плавня – он горел жарко, а главное – без дыма.
Корабелы видели, как вдали пронеслись верховые. Заметь они дым – мигом примчались бы узнать, кто такие.
Поев, отправились в путь. Маша освоилась в роли впередсмотрящей и периодически кричала:
– Коряга плывет!
И Михаил поворачивал судно то влево, то вправо, уклоняясь от грозящей опасности.
Поскольку мусор несло ближе к стремнине, они держались ближе к берегу, но и там были свои проблемы – топляки. Бревно, набрав за долгое путешествие воды, притапливалось, и сверху, с корабля его заметно не было. Обычно такие топляки течением прибивало к берегам. Жители степей каждую весну выходили на поиски таких топляков, обследуя берега. Дерево в степях стоило дорого и шло в первую очередь на строительство, ну а уж щепки – в печь.
От долгого пребывания в воде некоторые породы деревьев, например, дуб, только крепче и лучше становились – в них не заводились жучки-древоточцы. И стояли строения из мореного дуба не по одной сотне лет.
Вечером встали на ночевку у правого берега – на левом безраздельно господствовала Орда. Развели костер, поужинали и улеглись спать, выставив караульного. Ночью проснулись от его криков. Все повскакивали:
– Чего случилось?
– Вода прибывает!
И впрямь – вода в реке поднялась и затопила место вечернего кострища.
Митяй заскочил в воду и едва успел схватить и забросить на ушкуй котел, оставленный на треноге. Не уследил бы караульный – остались бы без котла и горячей пищи. А без горячего плохо, на зачерствевших лепешках брюхо болеть будет.
Григорий вздохнул:
– У нас уже снег тает, а может – и растаял весь, коли вода в реке прибыла.
Мусора на воде было много, но льдин не было видно. Или они успели растаять, пока многокилометровый путь до низовьев Волги проделали?
На следующий день шли с осторожностью. Река широко разлилась, и было непонятно – идут суда по реке или по разливу ее. Не наткнуться бы на бугор, скрытый под водой, или того хуже – на дерево. Старались держаться посередине.
За полдень Маша закричала:
– Ой, на нос что-то большое несет!
Все кинулись на нос. По стремнине на них надвигался плот. Не иначе, пользуясь большой водой, плотогоны гнали с верховьев Камы или даже Вятки плот на продажу. Дерево, особенно строевой, с ровным стволом лес, купят задорого и в Сарае, и в Хаджи-Тархане.
На плоту возвышалась убогая постройка из жердей. На носу и в хвосте плота орудовали здоровенными рулевыми веслами плотогоны. Плот был из нескольких слоев бревен, длинный, тяжелый, и потому плохо управлялся. Настигнет такая махина их кораблик – разметает в щепы или под себя подомнет.
Оба судна ушли в сторону. С плота кричали плотогоны:
– Берегись! Бойся!
Да уж, такого плавучего монстра следовало бояться. Плот, перевязанный канатами, на ходу шевелил бревнами, как живое существо. Плотогоны почти выплясывали, удерживая на нем равновесие. Попадет нога между бревен – раздробит.
– Нелегко хлебушек им достается, – посочувствовал Григорий.
Михаил только головой покачал.
Ветра не было уже два дня, и приходилось идти на веслах. А течение хоть и незаметное на глаз, сопротивлялось, пыталось снести судно назад. Гребцы к вечеру падали от усталости, ныла спина и руки, а пройти удавалось всего десяток верст.
Следующим днем на берегу показалось несколько всадников. Они что-то кричали, размахивая мохнатыми малахаями.
– Гриш, чего они хотят?
– Да кто их, басурман, знает?
Всадники выпустили в сторону судов несколько стрел из луков. Но дистанция была велика, и стрелы падали в воду, не долетев.
Но для Михаила это был сигнал. Пошли обжитые земли – булгарские или башкирские, и на ночевках следовало соблюдать осторожность. Немного выручало их то, что вес у товара был небольшой. Трюм был забит мешками под завязку, но ушкуй и ладья стояли высоко, на веслах идти было легче.
Наконец поднялся ровный попутный ветер. Паруса туго надулись, повлекли суда вперед, и гребцы получили возможность передохнуть.
Ветер дул еще несколько дней, за которые суда успели пройти башкирские и булгарские земли. Но если Булгара особенно опасаться не следовало после фактического разгрома войсками Тамерлана, а затем и похода русских под началом Федора Пестрого, то башкиры пошаливали. В целом они выражали свою дружбу и приязнь русским княжествам, но при удобном случае были не прочь и поразбойничать.
Хуже было другое – впереди ненавистные земли Казанского ханства.
До усмирения Казанского ханства Иваном Грозным татары вели себя нагло, заносчиво, регулярно совершали набеги на русские земли; да и не только на русские – на земли всех соседей. Ханство процветало на грабежах, разбое и подневольном труде полоняников.
Через седмицу они подошли к цепи через Волгу. Время шло к закату, день был ветреный, холодный, промозглый. Тем не менее ждать долго не пришлось. Проходящих судов по случаю холодов и весны было мало, и татарские мытари маялись от безделья.
К ушкую причалила лодка, двое татар взобрались на борт и деловито прошествовали к трюму.
Митяй распахнул люк.
Один из татар спустился, но почти тут же выскочил назад, не пробыв в трюме и минуты. Он ничего не мог сказать, только чихал, кашлял, плевался и тер глаза.
Второй татарин злобно ощерился:
– Урус, пряности везешь? Предупреждать надо! С тебя десять денег!
Деваться было некуда, и Михаил заплатил тамгу.
Татары перелезли на ладью, стоявшую борт о борт к ушкую. Собрав деньги и там, они отчалили.
Цепь, перегораживавшую реку, приспустили, и суда благополучно прошли.
Михаил перевел дух. Татары могли позариться на груз и задержать их, выдумав предлог. А разве им докажешь правоту? Но теперь – только вперед, самая напряженная и опасная часть пути уже позади. Следующим крупным городом был уже Нижний Новгород, русская земля.
На воде стали встречаться небольшие льдины, а на берегах с обеих сторон виднелись островки нерастаявшего снега. Пожалуй, если бы купцы вернулись дней на десять раньше, они вполне могли бы не пройти из-за льда.
Настроение команды поднималось. Казалось, скоро конец пути, можно будет по-человечески поесть, поспать в постели, в тепле, сходить в баню, надеть чистую одежду.
Наверное, расслабились они, и беда пришла неожиданно.
Ладья шла первой, а ушкуй Михаила – в сотне аршин сзади. Маша, как всегда, сидела на носу. Девушка уже облюбовала это место, привыкла к парням из команды и не дичилась, как в первые дни.
Все шло, как обычно. Митяй и Афанасий, сидя у мачты, играли в кости. Григорий с Михаилом на корме у рулевого весла обсуждали, стоит ли заходить на Макарьевскую ярмарку за продуктами, или они все-таки дотянут до Москвы.
Внезапно впереди раздался сильный глухой удар. Закричав от испуга, вскочила Маша. Корабелы бросились на нос судна и к бортам. Картина, которую они увидели, ужаснула их.
Идущая впереди ладья явно наткнулась на топляк, так как вокруг нее на воде не было заметно ничего. Однако она стала крениться на левый борт, потом на нос. Стало ясно, что судно продержится на воде недолго.
С палубы ладьи в воду посыпались люди.
– Опустить парус! Весла за борт! Подходим к ладье! – Михаил среагировал быстро.
Если ладье суждено утонуть, он ее не спасет, но людей из воды вытащить вполне можно. Течением их сносило к приближающемуся ушкую.
Первый из гребцов ладьи ухватился за опущенное весло, и двое гребцов ушкуя втянули его на борт.
– Топляк, язви его в душу! – выругался спасенный – с него ручьями текла ледяная вода.
– Одежду снимай и выжми, – посоветовал Григорий.
Все стояли у бортов, пытаясь подать весла тонущим. Вытащили второго, потом третьего гребца с ладьи. Мимо в воде проплыли несколько войлочных шапок, потом котел с ладьи. В воде барахтались еще несколько человек.
– За весла! Надо подойти ближе!
Михаил высматривал Пафнутия. Но люди били руками по воде, поднимая брызги, и разглядеть что-то было невозможно. Да и какая разница – гребец в воде или купец? Надо было спасать всех.
Ладья между тем кренилась на борт все сильнее, и было слышно, как журчит вода, врываясь в ее корпус.
С ушкуя протянули весло еще одному человеку, втянули его на борт – это был один из гребцов.
Михаил стал беспокоиться – на воде была видна голова только одного человека.
– Давай сюда, хватайся за весло! – кричали ему ушкуйники.
Но человек нелепо взмахнул руками и ушел под воду.
– Утоп… – растерянно сказал кто-то.
– Водяной к себе утащил! – заметил другой.
Все перекрестились.
Ладья уже легла на борт. Чувствовалось, что держится она на воде последние мгновения.
Из распахнутого люка ее вдруг вывалился в воду человек.
– Пафнутий! – сразу опознал его по одежде Михаил. – Сюда плыви! – крикнул он в надежде, что Пафнутий услышит его. – Мы здесь, поможем!
Пафнутий греб одной рукой, держа во второй небольшой мешочек. Он ухватился рукой за протянутое весло.
– Да брось ты мешочек, утопнешь! – кричали ему с борта.
Купец перебросил мешочек через борт ушкуя, на палубу. При падении на доски мешочек звякнул.
– Тьфу! Нет чтобы самому спасаться – так он деньги спасал, – бросил кто-то в сердцах.
– У тебя-то спасать нечего, только о себе и думаешь, – ответил ему Григорий.
Купца подтянули к борту. Одной рукой он вцепился в весло, другую поднял вверх, и его тут же втащили на ушкуй.
С одежды Пафнутия ручьями стекала ледяная волжская вода. Он повернулся лицом к реке.
На глазах у всех ладья моментально ушла под воду, пустив на прощание большой воздушный пузырь.
Некоторое время все молчали, пребывая в шоке. Увиденное казалось страшным сном. Только что оба судна шли по курсу, все было хорошо и ничто не предвещало трагедии. И вот только одно судно на плаву, а люди едва спаслись, да и то не все. Если бы ушкуя поблизости не было, никто не смог бы выжить в ледяной воде – ведь до берега в любую сторону было далеко, едва ли не верста.
Первым пришел в себя Пафнутий:
– Наши все здесь? – Он обвел глазами мужиков, столпившихся на палубе. – Павел где? А, вот он! А Маркел? Где Маркел? А Савелий, Амвросий?
Спасенные с ладьи только разводили руками.
Стали осматривать речную гладь вокруг, надеясь, что гребцов могло снести течением – нигде, никого… Покричали для собственного спокойствия. Не получив ответа, спасенные стали раздеваться и отжимать одежду – запасной сухой одежды на ушкуе не было.
На судне сразу стало тесно – ведь команда увеличилась более чем вдвое.
Пафнутий долго стоял, глядя на воду, в которой исчезла его ладья с товаром. Лицо купца было мокрым – то ли от воды, то ли от слез. И людей, с которыми он плавал многие годы, было жалко. Троих гребцов недосчитались. Вроде все на виду были – когда только успели утонуть? Михаил, как и его команда, видели только одного – как он ушел под воду.
– Поднять парус! Маша, смотри внимательно!
Ушкуй двинулся вперед.
Как только Михаил увидел на берегу подходящее место, он направил судно туда: надо было развести костер и высушить у спасенных одежду. Было прохладно, и в мокрой одежде немудрено простудиться и заболеть. Кроме того, на костре надо было вскипятить воду в котле, сделать сыто или узвар и напоить людей горячим.
Пафнутий сидел на корме, у ног Михаила, прислонившись спиной к борту и обхватив голову руками. Он стонал, скрежетал зубами: слишком велики были для него потери, в одно мгновение он потерял судно, товар и трех человек из команды. Удар был очень сильный, не каждый после такого оправится.
– Ты чего в трюм полез, Пафнутий? За деньгами?
– За ними, проклятыми! Я сразу после удара понял, что судну конец. А у меня там деньги были на черный день припасены, решил хоть их спасти.
– Жизнь-то дороже, мог вместе с ладьей утонуть.
– А без денег какая жизнь? Коробейником на торгу иголки продавать?
– Пафнутий, у тебя же есть дом, семья! Жизнь ведь не кончилась. Вон, какие-то деньги из ладьи спас. Встанешь еще на ноги.
– Думаешь?
– Просто уверен. Часть прибыли от продажи перца я тебе отдам. Глядишь, все наладится еще.
Пафнутий поднял голову.
– Под какой процент деньги дашь?
– Да ни под какой!
В глазах у Пафнутия появилась надежда.
Ушкуй ткнулся носом в береговой песок. Люди высыпали на берег, стали рубить сухостой и разводить костры. На одном, поменьше, повесили котлы для сыта, на другом – поодаль, побольше – на вбитых в землю кольях развесили для просушки одежду. От нее сразу пошел пар. Вокруг костра приплясывали голые мужики из команды Пафнутия. Зрелище было впечатляющим – как танцы аборигенов в далекой глуши. Но никому не было смешно – люди только что избежали гибели.
Вскипела вода в котле, в нее сбросили остатки сухофруктов. Затем горячим узваром поили сначала попавших в беду, потом пили сами.
Когда котел опустел, решили сварить кулеш. Дело шло к вечеру, и надо было кормить людей. Учитывая, что котел не был рассчитан на увеличившееся количество едоков, кулеш пришлось варить дважды.
Насытившись, все улеглись спать на палубе ушкуя – на земле спать было невозможно: холодная землица-то, влажная.
Палубы едва хватило на всех. От каждой команды выделили по караульному. Земли здесь были чужие – то ли татарские, то ли мордовские, и приходилось остерегаться.
Завтрак утром тоже растянули. Не хватало кружек, ложек – даже с учетом того, что Михаил достал запасные деревянные. Но никто не был в обиде, понимая положение.
Тронулись в путь. Ветер был слабым и порывистым, и парус то надувался, то безвольно обвисал. Зато гребли по очереди – то команда ушкуя, то ладьи, и кораблик продвигался быстро. Да и вода в реке начала спадать, плывущего мусора попадалось меньше.
Бывшая пленница так и сидела впереди, упреждая об опасности.
– Гляди-ко, девка пригодилась, – заметил Пафнутий.
– Ладная, – согласился Михаил.
– Оценил ночью достоинства?
– Не довелось еще.
– Эх, зря.
– Успею.
Через пять дней они подошли к Макарьевской ярмарке. Теперь приставать было просто необходимо – не хватало продуктов, ложек, кружек, надо было прикупить одежды и две пары сапог. Двое из гребцов ладьи сбросили в воде сапоги, чтобы не утонуть. И девушку, невольницу бывшую, надо было приодеть. Она молчала, не просила ничего, но Михаил-то видел – холодно ей в ее скудной одежонке с чужого плеча, в тряпичных тапочках.
Пафнутий на торгу за свои деньги из спасенного мешочка купил сапоги для своих людей, а провизию покупал Михаил – судно-то его.
Вторым заходом на ярмарку купили котел побольше, десяток глиняных кружек и ложки. И только потом Михаил отправился на торг вместе с Машей.
В первую очередь выбирали для нее обувь. Подобрали женские кожаные полусапожки по ноге, потом платок. А уж потом – пару нижних рубах, сарафан, поневу с поясом и короткий суконный жупан – не шубу же ей покупать? Себе же Михаил приобрел вотолу: вроде плаща без рукавов с застежкой у шеи – из грубой, плотной ткани. Она хорошо защищала от ветра и холода. Для караульного, для его защиты от ночного холода взял армяк – подобие пальто на подкладке из ваты.
С охапкой одежды они заявились на ушкуй.
Маша шла довольная, одетая в обновки. Григорий глянул на нее искоса.
– Ты, хозяин, одел ее, ровно супружницу законную.
– Не завидуй. Кто о ней заботиться должен? Я же вот для караульного армяк купил, хотя караульный мне вроде бы не холоп. Для команды стараюсь.
Армяк примеряли на себя все гребцы ушкуя.
Простояли на причале у ярмарки два дня. Наелись свежего хлеба, пирогов с собою в дорогу взяли – лепешки пресные уж съели давно. За пять месяцев, которые они были в походе, по хлебушку соскучились. Большой каравай команды вмиг съели всухомятку да похваливали. А Михаил еще и сала соленого добрый шмат купил. Хлебушек свежий да с ломтем сала – куда как вкусно и сытно.
Наелись люди на ярмарке от пуза. Михаил денег не жалел: натерпелись команды за поход, но не подвели, а потому – заслужили.
Последнюю ночь купцы решили переночевать у причала ярмарки, а завтра, позавтракав свежими пирогами, отплыть. После скудной и однообразной еды в походе уж очень хотелось себя побаловать.
Ночью же случилось неприятное происшествие.
Михаил проснулся от возни и сдавленного писка. В темноте было не понять, что происходит. Он вскочил на ноги, толкнул Пафнутия и кинулся к мачте, где происходила возня.
Картина, которую они увидели, была отвратительна – двое из команды ладьи пытались снасильничать Машу. Один зажал ей рот и придавил к палубе, другой задирал подол сарафана и исподней рубахи. Маша изо всех сил отбивалась ногами.
Насильники так увлеклись, что не заметили, как к ним подобрался Михаил. Он с ходу влепил кулаком в ухо одному, ударил ногой по лицу второго.
Не ожидавший удара кулаком, один свалился за борт, в воду. Второй взвыл и выплюнул с кровью выбитые зубы.
Пафнутий, на глазах у которого все и произошло, взъярился:
– Ах вы, скоты последние! Михаил вас из воды спас, приютил, обогрел, кормил… Вы же черной неблагодарностью отплатили!
Он принялся лупцевать кулаком оставшегося на борту, потом ударом сбил его на палубу и принялся бить ногами. От шума ударов и воплей вся команда проснулась и с недоумением смотрела на происходящее.
Пафнутий, выместив злость, схватил гребца за шиворот, поднял и столкнул за борт.
– Чтобы глаза мои вас обоих больше не видели!
– А что случилось-то? – поинтересовались гребцы.
– Рабыню Михаила пытались ссильничать.
– За это и утопить можно.
Взбудораженные происшествием гребцы долго ворочались, пытаясь уснуть. Обидеть чужого раба – нанести обиду хозяину.
Маша же перебралась к Михаилу. Во время плавания она всегда спала рядом, но после того, как затонула ладья, на корме спал Пафнутий. Корма считалась на корабле местом более достойным – на нос во время плавания залетают брызги, бывает мокро.
Утром они отплыли, даже не позавтракав, – с поредевшей командой и в неважном настроении.
В полдень встали у облюбованного Пафнутием еще в прежних походах места. Развели костер и принялись варить похлебку, благо припасов теперь хватало.
Вдруг Григорий сказал:
– Гля, мужики, что творится!
Вниз по Волге один за одним шли новгородские суда – ушкуи, насады, ладьи.
– Куда это они?
С одного из ушкуев, как будто бы услышав, закричали:
– Айда на Орду, Сарай грабить! Присоединяйтесь!
Михаил и Пафнутий переглянулись: нет уж, с них хватит.
Меж тем мимо шли корабли всяческих размеров.
– Сколько же их?
Григорий ответил, когда мимо прошло последнее судно:
– Семь десятков насчитал.
– Удачи вам, новгородцы! – пожелал вслед Пафнутий.
Известное дело, враг моего врага – мой друг. Не знал в тот момент Михаил, что ушкуйники из Великого Новгорода успешно проведут дерзкий набег на Орду. Пользуясь тем, что войско ордынское ушло с походом на Рязань и Москву, они напали на Сарай, столицу ордынскую. Разграбили и подожгли город, взяли богатые трофеи и даже пленили нескольких дочерей ханских. Город-то по степным обычаям даже не был окружен крепостной стеной. Степняки надеялись, что неприятель, кто бы он ни был, убоится их грозной силы да мести. Однако не иссяк в душах русских азарт, жажда мести и славы вкупе с девизом «грабь награбленное».
Забегая вперед, можно сказать, что до штурма и осады Москвы в этот год дело не дошло. С 29 июля по 1 августа татары штурмовали слабо защищенный Алексин. Воеводы Петр Челяднин и Семен Беклемишев организовали отпор. Все защитники полегли, татары сожгли город дотла, однако пройти дальше Оки им не удалось.
Князь Василий Михайлович Верейский и брат Ивана III Юрий Васильевич с войском сорвали переправу татар через Оку. Нашествие татар закончилось провалом.
Дальше плавание прошло без происшествий, и через три недели ушкуй уже входил в Москву.
Поскольку дело было к вечеру, Михаил оставил на судне двух караульных, а сам с Григорием, Машей и Афанасием направился к своему дому. Пафнутий со своей командой шел вместе с ним – все равно по пути.
Они открыли двери: из темных прохладных сеней пахнуло нежилым помещением. И везде – пыль. Дом явно требовал уборки.
– Ой, господи! – Маша чихнула. – Сколько пыли, и паутина есть.
Михаил критически осмотрел сени.
– Я завтра займусь торгом, а ты займешься домом.
Но Михаил поспешил с ответом. В первую очередь следовало заняться домом – убраться, протопить печи, завезти продукты. Но если уборка ложилась на Машу, то колоть дрова и топить печи – дело мужское. Значит, нужны постоянные работники!
– Григорий, завтра с Афанасием займись домом. Надо дров наколоть, печи протопить. А за труды даю по два пула каждому.
– О! За деньги, да если еще не за веслом сидеть – это мы запросто!
И продуктов в доме нет совсем. Значит, надо кухарку нанимать. Не хочется брать незнакомого человека с улицы, но, видимо, придется.
Однако наутро Михаил поступил проще. Он зашел на постоялый двор – на кухню, где хлопотала кухарка и два ее помощника. С ходу оценив, что на кухне чистота, порядок и пахнет вкусно, он решил не церемониться.
– Тебе, господин хороший, чего? – Кухарка подняла голову от стола, на котором разделывала курицу.
– Сколько тебе хозяин платит?
– Пул в неделю. Столуюсь и живу у него. А что?
– Переходи ко мне, вдвое больше платить буду.
– Не могу, у меня здесь муж половым служит.
– Так я и его беру. Работник мне нужен – дров в дом наколоть, печи протопить, продукты привезти.
– Ой! – кухарка приложила ладони к щекам. – Иван, Иван! Поди сюда!
На кухню с грозным видом вбежал Иван, думая, что жену обижают.
– Вот, человек хороший предлагает работать у него.
– Обоим?
– Обоим, обоим! И платить будет вдвое!
– Чего раздумывать? Мы согласны!
– Тогда идем, дом вам покажу.
– Нам бы вещички собрать, да и с хозяином поговорить надо.
Михаилу пришлось немного подождать, у пары и вещей-то было – один узел.
Спустя некоторое время он привел их в свой дом и показал отведенную для них комнату – она находилась рядом с кухней.
– Тебя как звать? – обратился он к кухарке.
– Агриппина. А мужа – Иван.
– Про Ивана я уже слышал. Вот что, Ваня. Я домой после долгого путешествия вернулся, а в доме – ни крошки. Надо тебе на торг сходить. Набери продуктов побольше, только смотри, чтобы не порченые они были. И телегу найми. Вот тебе деньги.
Обалдевший от неожиданного предложения Иван сжал в кулаке монеты.
– Так чего брать?
– Жене пока готовить не из чего, потому пусть с тобой идет, она подскажет.
Пара удалилась. А в доме уже вовсю орудовал Григорий. Он затопил печи, Афанасий же колол во дворе дрова.
«Повозку, лошадь и кучера еще надо. Советовал же мне Пафнутий еще до отплытия, а то все сам да сам», – подумал Михаил.
Он зашел на постоялый двор на набережной, поел сам и взял с собой пирогов. На ушкуе угостил пирогами Митяя и Костю.
– Гриша с Афоней у меня дома делами заняты, придется вам до вечера на ушкуе побыть.
– Да мы не против, не перетрудимся, – согласились те.
Только далеко за полдень Михаил попал на торг. Пафнутий уже дожидался его в своей лавке.
– Спишь долго, Михаил.
– Здравствуй, купец. Не сплю я, кухарку с мужем ее нанял: холодно в доме и есть нечего.
– Понятно. Ты как перцем распорядиться хочешь?
– Ты домашним сказал о ладье? – вопросом на вопрос ответил Михаил.
Купец потупил голову.
– Пришлось. Моя весь день выла, как будто не ладья утопла, а я сам. Кричит – по миру пойдем…
– Давай вот что сделаем, Пафнутий. Я перец тебе в лавку перевезу – своей-то у меня нет. Ты его продашь, а за труды четверть заберешь себе.
– Много! Нечестно это…
– Помнишь, я на ушкуе, уже после того, как ладья утопла, деньгами тебе помочь обещал? Вот и выполняю свое обещание.
– Быстро отдать долг не смогу, – сказал купец.
– Я тебе не в долг даю. Идея с перцем твоя, компанию ты мне составил – один бы я не пошел. Так что, считаю, это будет честно. Если, конечно, ты в каждом походе судно топить не будешь! – пошутил Михаил.
– Есть же на свете такие люди, Господи! – неожиданно встал на колени купец. – Спасибо тебе, голубчик!
– Что ты, Пафнутий! Встань немедля, не позорь себя и меня! Вспомни заповеди Господни – помогай ближнему своему.
Купец поднялся с колен, истово перекрестился.
– Не беспокойся, Михаил! Все продам и по чести разделю – Господь тому свидетель!
Михаил нанял две подводы и оставшееся до вечера время перевозил перец в лавку к Пафнутию. Вывез из трюма все, забив лабаз купца под завязку.
– Пафнутий, я завтра домом заниматься буду, так что ты уж извини, помогать не приду…
– Ради бога, – отозвался купец. – Хоть три дня!
Михаил вернулся к ушкую и дал Митяю денег.
– Сходите по очереди на постоялый двор, поешьте горяченького.
