Глава 8
МАСКАРАД
— Про деревеньку-то ты спросил, а где фронт, не узнал?
— Откуда деду знать?
Старшина почесал затылок.
— Да, пожалуй, — верно. А сам-то как думаешь?
— Полагаю — под Ельней, под Смоленском — туда идти надо.
Старшина долго смотрел на карту, прикидывал, вздыхал.
— Далековато получается, можем не дойти. Устроят немцы ещё одну облаву — всем хана будет. И ловко ведь как, едрёна вошь, колечко набросили! Чтобы своих сохранить, миномёты подтянули.
— Что же, дураки они — грудь под пули подставлять? Немцы с умом воюют да с техникой. Только мы со штыком да с трёхлинейкой, — тихо пробурчал Саша.
Старшина прищурился.
— Чтобы я от тебя таких слов больше не слышал. Дисциплину разлагаешь своим неверием в силу русского оружия. Ещё увидишь, что мы могём!
Саша спорить не стал, замолк. Если приведётся к своим выйти, этот разговор могут передать особисту, а лишних неприятностей для себя он не хотел.
— Старшина, а может — партизанскую войну устроим? Какая разница, где немцев бить? По-моему, так даже сподручнее — врага искать не надо.
— Не, я из кадровых. Привык приказы исполнять, а уж думать, где и как воевать — то командиры должны. Опять же, когда ты в армии, о боеприпасах, обмундировании и питании голова не болит — для того интенданты есть…
Старшина явно хотел пробиться к своим, отметая саму мысль о партизанской войне и диверсиях, как идущую вразрез с уставами. Так ведь не дойдёт группа до того же Смоленска — немцы не дадут. Двести километров по немецким тылам — нешуточное дело.
Группа окруженцев, хоть и солдаты все, не имеет необходимых навыков, патронов в достатке, еды. Однако командовал в группе старший по званию.
— Ну что, парни, подхарчились? Отдохнули? Тогда подъём!
Так всей группой и двинулись к реке.
«Ой, зря старшина группу так ведёт!» — Саша едва не застонал от досады. Впереди дозор идти должен. Поскольку группа малочисленная, хватило бы одного человека. Саша даже готов был взять на себя обязанность дозорного. Так и группу об опасности предупредить заранее можно.
Однако, хотя старшина был и смел, но твердолоб. Привык в армии бойцов строем водить, а ситуация изменилась.
К реке они подошли уже к вечеру. Переправиться вплавь сумели. Выжали одежду, натянули на себя — так быстрее высохнет.
Старшина приказал прибавить шаг — он решил как можно быстрее увести группу от реки. Саша мысленно одобрил его действия. Если сейчас ночёвку устроить, к утру замёрзнут все. Не смертельно, конечно, но чихать будут. А вот это уже плохо, чих — он далеко слышен, дальше, чем разговорная речь. В их положении, если старшина хочет вывести группу к своим, надо вести себя тихо, как мышам в амбаре.
Часа через два, когда одежда уже подсохла, и только портянки были ещё влажноватыми, танкист взмолился:
— Всё, старшина, не могу… Привал!
— Хорошо, делаем привал, темно уже, — согласился старшина.
— Можно оправиться и отдохнуть, — пошутил пехотинец, но никто не рассмеялся — люди были измотаны.
Сон восстановил силы, но всё тело ныло от жёсткой, покрытой корягами и корневищами земли, на которую попадали вконец обессиленные люди. А ведь вчера вечером земля им вроде ровной казалась.
Поскольку есть было нечего, бойцы двинулись дальше. Старшина вёл людей по компасу на северо-восток, желая по прямой выйти на Смоленск.
Через час, когда группа уже втянулась в монотонное движение, они вышли на опушку и тут же поспешно вернулись назад. Поперёк их движения проходила железная дорога.
Едва они убрались в лес, как на дороге показалась мотодрезина. Негромко постукивая движком, двухосная платформа медленно катила по железной дороге. Лёжа на платформе, два пулемётных расчёта нацелили стволы на обе стороны от рельсов. Стало ясно, что немцы охраняют дорогу, и переходить её следует со всей осторожностью.
Когда затих шум мотора и перестук железных колёс, танкист стащил с головы шлем и вытер рукавом взмокший лоб:
— Чуть не влипли!
Старшина из-за дерева осмотрел железную дорогу.
— Никого. Бегом — марш!
Группа перебежала рельсы и углубилась в лес.
С несколькими привалами они к вечеру добрались до деревни Залозье. Недалеко от крайних изб старшина объявил:
— Всё, привал. Завтра кто-нибудь в деревню сходит — сколько же можно без харчей! Ноги уже не держат.
— А ведь прошли немного, километров двадцать с небольшим, — заметил Саша.
— Отставить разговоры, отдыхать.
Утром, на рассвете, все проснулись от холода. Стоял густой промозглый туман, на траву выпала роса, и все промокли. Поёживаясь, бойцы вскочили, начали размахивать руками и приседать, пытаясь согреться.
— За провизией в село идти надо, — решил старшина. — Добровольцы есть?
Саше не нравилось, что в селе было тихо — это казалось ему подозрительным. Село — не город, люди просыпаются рано — надо обиходить и накормить скотину. А тут не слышно кудахтанья кур и хрюканья свиней.
— Старшина, — обратился он к старшему, — неладно что-то с деревней, не стоит туда идти.
— Тогда ноги от голода протянем. Нет добровольцев? Я сам пойду.
Старшина отдал пехотинцу свой ППД, карту и повернулся к Саше.
— Вроде у тебя пистолетик был? С ним сподручней за харчами идти.
Саша вытащил из кармана пистолет и отдал его старшине. Тот крякнул, провёл ладонью по усам, повернулся и пошёл прямиком к деревне.
Группа лежала на опушке, наблюдая за старшиной.
До околицы было едва ли сто метров. Старшина прошёл их быстро и скрылся за избой.
— Сейчас бы хлебушка с молочком! — мечтательно произнёс артиллерист.
— Ага, а ещё — яишню со шкварками, — поддержал его пехотинец.
Внезапно раздался выстрел, и из-за избы, размахивая пистолетом, выбежал старшина.
— Немцы! — громко закричал он.
Окруженцы схватились за оружие, защёлкали затворами.
Следом за старшиной выбежало несколько немецких солдат. У одного из них за спиной была странная штуковина — вроде баллона с воздухом для акваланга.
Саша даже удивиться не успел, как немец поднял трубку, и из неё ударила тугая струя пламени. «Конечно же это огнемёт! Как я сразу не догадался?» — подосадовал на себя Саша.
Одежда на старшине сразу вспыхнула, он закричал от боли. Окруженцы были в шоке от расправы над старшиной.
Медлить было нельзя. Увлечённые страшным зрелищем, немецкие солдаты на несколько мгновений потеряли бдительность. Этого оказалось достаточно. Саша прижал приклад к плечу, прицелился в огнемётчика и выстрелил. На таком коротком расстоянии пуля трёхлинейки пробила тело немца навылет — вместе с баллоном на спине. Из него вырвалось пламя, брызги его попали на стоявших рядом немцев. Тем стало не до потехи над старшиной — в панике они начали руками сбивать пламя с горящей формы.
— Чего разлеглись? Огонь! — зло крикнул Саша окруженцам.
Бойцы открыли огонь по солдатам. В несколько секунд немцы были перебиты. А старшина без признаков жизни упал на стерню и уже не шевелился. От тела его, от одежды шёл едкий чёрный дым. Страшное оружие — огнемёт. После напалма хоронить практически нечего.
— Уходим быстро! — скомандовал Саша.
Все бросились в лес. Неизвестно, сколько немцев в деревне, запросто могут преследование организовать.
— Эх, Кочкин! Предупреждал же я его — неладное с деревней, не надо ходить туда, — сокрушался Саша. Он бежал первым, выдерживая направление на северо-восток.
Минут через пятнадцать окруженцы без сил повалились на землю, хватая воздух открытыми ртами.
— Поку… шали… называется, — сипло, с паузами выдавил из себя танкист.
— Что делать будем? — отдышавшись, спросил Иван. Он явно признавал в Саше старшего, потому как не раз видел его в деле.
— Давайте решать, нас немного осталось, — стараясь сохранять спокойствие, обратился Саша к окруженцам. — Идём к своим, на Смоленск, или остаёмся в тылу и партизаним. Но потом, как решим, будем выполнять.
Похоже, окруженцы признали негласно его старшинство. Трое бойцов из группы старшины высказались за переход линии фронта — к своим.
— Я — танкист, мне боевая машина нужна, чтобы гадов этих сильнее бить. А в партизанах, кроме винтовки, ничего не будет, — пояснил танкист свою позицию.
Остальные согласно кивнули. Конечно, постоянно скрываться от немцев, нести потери, голодать — кому понравится?
— Эх, ребятки, думаете — сразу в действующие части вас возьмут? — попытался образумить их Саша, а сам подумал: «Нет, ещё помаетесь в фильтрационном лагере». Правда, об этом Саша не сказал ничего — случай, когда молчание — золото.
— Открой карту, — потребовал Саша.
Была проблема такая в войсках — карту умели читать немногие. Выходцы из крестьян и рабочих, даже окончившие военные училища, в оперативных картах разбирались плохо. Это уже потом, с года сорок второго — сорок третьего выпускники училищ стали приходить более подготовленными, могли легко обращаться с рациями, свободно читали карту, водили технику.
Читать карту — это не только возможность определиться на местности, это умение читать рельеф определения высоты. Это ещё и возможность определить реперы для стрельбы из танков, миномётов и пушек, умение определить скорость течения воды в реке и глубину. Знающий человек многое может почерпнуть из топографической карты.
Когда бежали, было не до ориентиров, но по карте было понятно: справа от них — Днепр, несущий в этих местах свои воды с севера на юг, и переправляться через него надо было по-любому. Вот Саша с группой и повернул на восток.
К полудню лес поредел, впереди открылся луг, за ним блестела вода.
— Отдыхаем, днём по открытой местности не пойдём, — распорядился Саша.
Бойцы улеглись на траву. Саша чувствовал острый голод и усталость. Вроде и прошагали сегодня немного, а ноги как чугунные. «Если не подкрепиться, завтра от усталости падать будем, — думал он. — Надо искать деревню, выпрашивать провизию — больше взять негде». И просить неудобно — не привык Саша попрошайничать. Тем не менее — голод не тётка.
— Вставай, пехота! — толкнул он в бок лежащего рядом пехотинца. — Ищи деревню и без еды не возвращайся! Выпроси, укради — но добудь! И — без мародёрства! Чтобы не позорил честь и достоинство воина Красной Армии!
— Есть.
Пехотинец встал, поправил на плече автомат, оставшийся от старшины.
— В какую сторону идти?
— Иди по лесу вдоль опушки и на открытое место не выходи. Днепр — вот он, стало быть, село, деревенька или, на худой конец, хутор должны быть обязательно.
Пехотинец ушёл с явной неохотой.
И тут подал голос танкист.
— Надо было меня послать.
— Чего же ты не вызвался добровольно?
— Ты же немца к немцам послал, — не ответил на заданный вопрос танкист.
— Это как? — удивился Саша.
— А ты разве не знал? Он из поволжских немцев. В армию ещё до войны призван был, потом — окружение. А нам политрук ещё в конце июня говорил, что немцев только в трудовые армии, на работу в тылу призывать будут. И евреев на передовую посылать нельзя — только в тыловых частях использовать.
— Не знал, — обескураженно ответил Саша.
— Может, он сейчас уже сдался немцам и сюда их ведёт. А у нас патронов — кот наплакал.
На Сашу как ушат ледяной воды вылили, аж холодный пот пробил. В таком случае надо срочно дислокацию менять, перестраховываться. А с другой стороны поглядеть — пехотинец этот воевал вместе с ними, в немцев стрелял, через железнодорожное полотно прорывался. Если бы хотел к немцам перейти, то сделать это можно было проще простого. Притворился бы раненым или убитым, а когда группа дальше пошла, поднял руки и прямиком — к гитлеровцам.
— Как ты говоришь, его имя и фамилия?
— Вилли Хаузе. Мы его Витей промеж собой называли. Когда мы с погибшим стрелком-радистом к группе прибились, он уже тут был. Кто он такой, из какой части — не знаю. Старшина его документы видел.
— М-да, занятно.
— Подозрительно! Я лично ему не верю.
— Подожди клеймо на человека ставить. Пока он ни в чём плохом не замечен, воевал не хуже других.
— Это — да, с этим не спорю.
Разговор затих. Иван и пушкарь осмысливали услышанное.
— Боец Кузьмичёв!
— Я!
— Лезь на дерево и поглядывай по сторонам. Если немцев увидишь, сигнал дашь. Я ничего плохого о Вилли Хаузе не думаю, но бережёного Бог бережёт. Остальным отдыхать.
Саша улёгся на траву, ноги поднял и положил на ствол дерева. Их в учебке в своё время сержант учил — так усталость быстрее проходит.
Все трое погрузились в сон.
Уже прошло часа четыре, когда прокукарекал петух — довольно близко и явственно.
Саша сразу проснулся. То ли сон приснился, то ли голодные галлюцинации? Откуда петуху в лесу взяться?
— Ну наконец-то! — прошипел сверху Иван. — Дрыхнете, аж храпом всех зверей разогнали.
Саша разозлился.
— Кто же в лесу кукарекает? Ты видел в лесу петухов?
— Так я по-другому не умею.
— Ну — куковал бы, как кукушка. Чего кукарекаешь?
— Так вон он, немец наш идёт!
— Тьфу ты со своим петухом, так бы сразу и говорил! Давай слазь оттуда!
— Наконец-то, — задорно отозвался Иван, — а то я весь зад на ветке отсидел.
Саша подобрался к опушке. Всмотревшись повнимательнее, он увидел между деревьями посланного им в деревню пехотинца. Поискал глазами — нет ли за ним «хвоста»? Вроде не видать.
Вскоре пехотинец был уже на месте отдыха группы. За спиной у него была наволочка от подушки, которую он, остановившись, с явным облегчением сбросил на землю.
— Товарищ… — обратившись к Саше, он запнулся.
— Называй пока командиром — я ведь тоже рядовой, как и ты.
— Товарищ командир, ваше приказание выполнено, продовольствие доставлено.
— Молодец!
Саша поймал себя на мысли, что он вслушивается в речь пехотинца — не проявится ли акцент? Но пехотинец говорил по-русски чисто, как коренной русак.
— Доставай, хвастайся добычей.
Группа моментально окружила добытчика. Он запустил руку в наволочку и вытащил целый каравай серого хлеба — явно деревенской выпечки.
— Ура, — вполголоса сказал танкист.
А когда следом показался добрый шматок солёного сала, радости бойцов не было предела.
Жестом фокусника пехотинец достал из наволочки несколько луковиц, изрядный пучок моркови и огурцы. Напоследок же, придав лицу торжественное выражение, вытащил бутылку водки. Самой настоящей, заводской, с сургучной пробкой. Всё это походило на сказку.
Саша извлёк из ножен нож и протянул танкисту.
— Дели поровну.
Сам же отозвал пехотинца в сторонку.
— Рассказывай.
— Дед у деревни коз пас, я на него случайно наткнулся. Он мне это добро и принёс.
— Ты нигде не засветился? Немцев за собой не привёл?
— Вроде нет.
— Вроде! А то когда ты ушёл, танкист тут про тебя небылицы рассказывал.
Пехотинец покраснел, как девица.
— Документы свои дай!
Боец достал солдатскую книжку. И в самом деле — Вилли Франц Хаузе.
— Так ты действительно немец?
— Мне теперь что — с гранатой под танк броситься?
— Да нет, это я так. Хоть предупредил бы.
— В следующий раз табличку на грудь повешу — «немец», — прищурился Вилли.
— Прости. Пойдём, подхарчимся.
Вся еда была уже поделена, и бойцы только ждали команды. Танкист с вожделением поглядывал на бутылку водки.
— Выпивку отставить, с собой водку возьмём.
— А фронтовые сто грамм? — обиделся танкист.
— А переправа через Днепр? На тот берег выберемся, тогда водка в самый раз будет — для сугрева.
— Командир, зачем тяжесть нести? Вдруг разобьётся?
— Чёрт с вами, — сдался Саша, — по сто грамм и в самом деле не повредит.
Они дружно накинулись на хлеб с салом и только мычали от удовольствия. Потом пустили бутылку по кругу, сделали по паре глотков и взялись за лук и огурцы. Съев их, они допили водку и грызли морковь.
— Ух, хорошо! — раскраснелся танкист. — Витя, мы всегда тебя за харчами посылать будем — ты удачливый.
До вечера было ещё далеко, и потому, поев, все улеглись отдыхать.
Теперь на дерево полез танкист — без караульного нельзя.
К Саше подошёл Вилли, присел рядом.
— Я не всё сказал. В деревне немцы стоят. Одна машина грузовая и несколько солдат. Когда старик в деревню ушёл, я проследил. Не, из леса не выходил! А старик, когда вернулся, рассказал, что они уже второй день тут. Его семью из дома выгнали, и они в сарае спят. Немцы целыми днями шнапс глушат, всех кур в деревне перестреляли и съели.
— Ты это всё к чему мне рассказал?
— Этот, что на дереве сидит, мне прямо в лицо говорил, что я сплю и вижу, как к немцам перебежать. Вроде зов крови.
— Я тебе верю. Как ты воевал, я видел. К немцам в деревне с поднятыми руками не вышел. И наплюй — дураки были всегда и везде.
— Боюсь я. Когда к нашим выйду, замучают меня вопросами — как воевал, что да почему.
— Вполне может быть. Так что стисни зубы и терпи.
Видно, Вилли волновал этот вопрос. Для окруженцев он немец, для немцев — чужак.
Саша уже стал проваливаться в сон, как подскочил от внезапно осенившей его мысли. Как же он сразу-то не допёр?
Машина в деревне одна, и значит, немцев много быть не должно, коли они в одной хате помещаются на ночёвку. Всего и дела-то — немцев ночью вырезать, да на их грузовике уехать. Немчика нашего в немецкую форму переодеть — вдруг патруль остановит? За ночь можно сотни полторы километров отмахать. Ежели на рожон не лезть, то вполне может получиться.
Саша растолкал уснувшего пехотинца.
— Ты прости, что спать мешаю. Сколько немцев в деревне?
— Старик не сказал, а я не спросил. А что?
— Мысль у меня есть. Немцев вырезать ночью, да на их грузовике в сторону Смоленска поехать. За ночь ох и далеко проехать получится!
— А если патруль остановит?
— А мы тебя в немецкую форму переоденем. Ты язык немецкий знаешь?
Вилли улыбнулся.
— У нас в семье все родной язык знают. Я на немецком не хуже, чем на русском говорю. Учительница немецкого языка в школе говорила, что у меня берлинский выговор.
— Вот! Что я говорил! — обрадовался Саша. — В форму оденем тебя — за немца вполне сойдёшь.
Дальше отдыхать сразу расхотелось.
— Хлопцы, подъём!
— Только поели, остограммились, сейчас бы вздремнуть минуточек шестьсот, — пробурчал танкист.
— Предлагаю вместо нашего похода и заплыва через Днепр передвижение на колёсах.
— Это как?
— Конфисковать у немцев грузовик.
— Э, нет, старшой. Мы на грузовике уже ехали, едва в живых остались.
— В детали операции раньше времени посвящать не буду. Сейчас идём к деревне, дозорным — Виктор, он дорогу знает.
— Старшой, это тебе наш немец в уши надул? Смотри, прямо в лапы к своим и приведёт.
Саша с размаху влепил танкисту хук справа. Тот растянулся на земле.
— Он такой же боец, как и ты! Если не доверяешь, выбирайся сам, в одиночку, — Саша был зол до чрезвычайности.
— Я что, своё мнение сказать не могу? — Танкист поднялся, держась за скулу. — А в Красной Армии, между прочим, рукоприкладство Уставом запрещено.
— Как к своим выйдем, можешь пожаловаться политруку, — отрезал Саша.
Танкист старался скрыть обиду, но это ему удавалось с трудом. Сопя от едва сдерживаемого негодования, он встал в строй, и группа двинулась вперёд.
Витя, или Вилли, шёл впереди группы, оторвавшись метров на пятьдесят.
До деревни они добрались через час, потому как группа — не одиночный боец, передвигаться быстро не может; необходима скрытность.
Для начала они залегли на окраине и стали наблюдать за деревней.
Грузовик так и стоял на единственной деревенской улице — здоровенный «Бюссинг» с крытым брезентом кузовом.
Солдаты изредка показывались на улице без френчей, поскольку на улице было тепло.
Потом из открытых окон избы донеслась песня «Лили Марлен». Кто-то пиликал на губной гармошке.
— Вот суки! Кому война, а кому — веселье, — злобно проговорил танкист. — Гранату бы им в окно…
— Погоди с гранатой! Тем более — нет её. Втихую снимем и на грузовике уедем. Сможешь совладать?
— Чего там уметь — три педали и баранка! Справлюсь.
Как стемнело, солдаты угомонились, но устав блюли. Между избой и грузовиком стал расхаживать часовой. В свете яркой луны поблескивала каска. Настроение у часового было хорошее, солдат мурлыкал что-то под нос.
— Значит, так, парни, — громким шёпотом, чтобы слышали все, сказал Саша. — Я иду один. Полагаю — справлюсь. Потом сигнал дам — коротко свистну два раза. Тогда — бегом ко мне.
— Старшой, да ты чего? — запротестовал танкист. — Их пятеро, а ты один? Пусть с тобой ещё кто-нибудь в помощь пойдёт, — хотя бы и я.
— Отставить! Это приказ. Если случится непредвиденное — стрельба, скажем, то уходим сразу.
Саша проверил, как выходит нож из ножен, подполз к крайней избе и замер у забора.
Часовой не стоял на месте — прохаживался. Пройдёт мимо машины — до угла, за которым спрятался Саша, разворачивается — и назад. Тут, на повороте, Саша и решил его убрать.
Как только немец прошел к машине, направляясь в его сторону, Саша взял в руки нож и встал за забором. Вот шаги ближе, потянуло сигаретным дымком, над забором мелькнула каска. Потом шаги стихли — немец возвращался назад.
Саша выпрыгнул из-за угла и ударил часового ножом под левую лопатку, тут же подхватил обмякшее тело на руки и осторожно опустил на землю. Потом обтёр нож о мундир убитого и вернул его в ножны. Часового за руки оттащил за угол. Вдруг кто-то из немцев выйдет, так не запнётся о мёртвое тело.
Крадучись, он подошёл к избе и неслышно подкрался к окну. Даже отсюда было слышно — тишину в избе разрывал храп солдатских глоток.
Александр прикинул, как проще попасть в избу. Пожалуй, через окно сподручнее будет.
Он снял сапоги и заглянул внутрь. Глаза уже свыклись с темнотой. Лишь бы у окна не стояло чего-нибудь вроде стула — не хватало только разбудить спящих.
Саша подтянулся на руках, взобрался на подоконник и опустил ноги на пол. На кроватях хозяев спали два немца.
Вытащив нож, Саша шагнул к койке и толкнул спящего. Если ударить его ножом во сне, обязательно вскрикнет. Надо разбудить.
Немец перестал храпеть и недовольно забормотал. Тут ему Саша и вогнал нож в сердце по самую рукоять. Немец дёрнулся и затих.
Диверсант майкой немца вытер нож от крови, чтобы он не скользил в руках. Таким же образом он расправился и со вторым. Где ещё двое?
Саша потихоньку потянул на себя дверь, ведущую в другую комнату. Справный хозяин в избе — двери даже не скрипнули, петли смазаны оказались.
Он постоял немного — уж больно в комнате темно. В первой-то лунный свет в окна отсвечивал. Постепенно глаза привыкли к темноте, и он смог различить кровать со спящим на ней немцем. Дух в комнате стоял тяжёлый, спиртной.
Немец дышал хрипло, выводил носом рулады.
— Эй! — толкнул его в плечо Саша. Но не тут-то было. Немец никак не хотел просыпаться — хмель брал своё.
Саша пальцами левой руки зажал ему нос. Немец взбрыкнулся, махнул рукой, приоткрыл глаза. Тут Саша и вонзил нож ему в грудь. В груди у немца булькнуло, и он затих.
Саша стоял и прислушивался — где-то же должен быть ещё один, если сведения верны. Он обошёл всю избу — немца нигде не было. Но и оставлять не найденным его было нельзя — мог объявиться в неподходящий момент и открыть стрельбу в спину. Может, Вилли просчитался? Всё же лучше перестраховаться.
Саша вышел в сени — и здесь ни одной живой души.
Он выбрался из избы и решил обойти двор — осмотреть. Но стоило Александру завернуть за угол, как он наткнулся на лежащего на земле немца. Оказывается, тот вытащил из дома пуховую перину, бросил её на землю и сладко почивал, спасаясь от духоты в комнате. Любитель свежего воздуха, чтоб его!
Саша со злости пнул немца в бок. Тот, не открывая глаз, просто повернулся на бок. Наверное, он сильно храпел во сне и привык к тому, что сослуживцы всё время его толкают.
Выбирать не приходилось — время было дорого. Саша ударил его ножом в спину. Немец вскрикнул, засучил ногами и затих.
Вроде всё было кончено. И всё-таки Саша обошёл вокруг избы — в таком деле лучше перестраховаться. Потом, подойдя к забору, он коротко свистнул два раза.
Через несколько минут появились окруженцы. Саша махнул им рукой:
— Парни, давайте в дом — подбирайте форму по себе и забирайте оружие.
Танкист чуть не задохнулся от возмущения:
— Да чтобы я надел гитлеровскую форму?! Да не бывать такому!
— Тогда пешком иди, а то всех нас под монастырь подведёшь.
В избу зашли все. Саша зажёг свечку, стоявшую на столе.
Аккуратно сложенные немецкие мундиры лежали рядом с кроватями, на лавке.
Вилли вдруг побледнел, охнул и подбежал к окну — его рвало. Одно дело, когда стреляешь в далёкую цель, другое — совсем рядом увидеть окровавленного, убитого ножом врага.
Себе форму Саша уже приглядел. Чего её примерять, когда по телосложению убитого сразу понятно — твой размер или нет.
Натянул на себя брюки-галифе, френч. Всё пришлось впору, но неприятно было — мундир пропитался запахами прежнего хозяина: потом, табачным дымом, шнапсом, да чувствовал себя Саша немного мародёром.
Надевать форму убитого владельца, когда труп ещё не остыл, было противно — душа протестовала. И деваться некуда, обстоятельства заставляли.
Сапоги были немного свободноваты, но было бы хуже, если бы они жали — только мозоли бы набил.
Застегнув пояс с подсумками, Саша надел пилотку и повесил на плечо автомат.
— Ох, мать твою — едва не забыл документы забрать из своей гимнастёрки, — он вышел в соседнюю комнату.
Вилли уже переоделся и выглядел со стороны как заправский немец. Переоделся и Сергей, — только танкист сидел в своей гимнастёрке.
— Формы на меня не хватило! — радостно ухмыльнулся он.
И в самом деле, часовой валялся за углом, и форму его надеть было невозможно — она была вся в крови.
— Чёрт с тобой! Ищите ранцы и несите их сюда.
Ранцы отыскались под кроватями. Их положили на стол и вывалили содержимое. В один из освободившихся ранцев Саша забросил несколько индивидуальных перевязочных пакетов, фляжку, пачку галет. Остальные предметы — вроде губной гармошки, полотенца и прочих немудрящих солдатских мелочей оставил на столе.
Один из перевязочных пакетов он протянул танкисту.
— Бинтуй голову.
— Зачем?
— За рулём сидеть будешь. По-немецки ответить не сможешь, за тебя Витя говорить будет. А ты с перевязкой за раненого сойдёшь. Ключи от грузовика нашёл?
Танкист стал рыться в вещах, лежащих на столе.
— Не там ищешь, они в карманах у кого-то должны быть.
Ключи нашлись во френче у Ивана.
— Иди, заводи машину. И ещё: все забрали свои документы?
Оказалось, что при себе документы были только у танкиста, и то потому, что он не переодевался.
Саша укоризненно покачал головой.
— Старшой, посмотри сюда!
Вилли нашёл карту, открыл её.
— Смотри — вот Смоленск. Вокруг него немецкие позиции. Похоже, окружён город.
— Сейчас времени нет, потом посмотрим. В машину! Нам надо успеть по тёмному времени проехать как можно дальше.
Они вышли из избы. Непривычно было видеть окруженцев в полной полевой форме немецких пехотинцев. Одно бросалось в глаза — многодневная щетина.
Саша бегом вернулся в избу — где-то он видел бритвенные принадлежности. Вот они: бритва, помазок — всё в коробочке. Он схватил её и — бегом к машине.
Парни стояли у грузовика.
— Так, Вилли, ты рядом с водителем садишься. Документы немецкие не забыл?
— Нет, вот они.
— Всех пятерых?
— У меня только четыре книжки.
Саша рванул за угол, вытащил из кармана убитого часового солдатскую книжку и протянул её Вилли.
— Держи!
— Володя, играешь роль раненого в челюсть. Едешь, не нарушая правил. Когда выйдем на большак, лучше прибиться к какой-нибудь колонне — одиночный грузовик могут остановить для проверки. И молчи! За тебя Витя говорить будет. Все остальные — в кузов!
Откинув брезентовый полог, окруженцы забрались в кузов, и грузовик тронулся. Танкист сначала переключал передачи неуверенно, рывками, но потом приловчился.
На грунтовке трясло, но потом выехали на более гладкую дорогу, похоже — гравийный грейдер. Машина пошла ровнее, мягче.
Саша сидел у заднего борта, периодически поднимая полог и поглядывая на дорогу. Попутных и встречных машин не было.
«Бюссинг» шёл по грейдеру ходко — километров пятьдесят. Для огромной махины это было очень неплохо. Потом грузовик стал притормаживать и остановился. Послышалась лающая немецкая речь.
— Хлопцы, пост немецкий! Ложитесь и притворитесь спящими.
Все повалились на какие-то тюки и закрыли глаза. Саша выхватил нож, взял его обратным хватом. Со стороны не заметно, а в случае непредвиденных обстоятельств можно быстро и без шума убрать патрульного.
Хлопнула дверца, послышался голос Вилли, отвечавшего на вопросы патрульного. Раздались шаги, полог приоткрылся, блеснул свет фонарика — патрульный обвёл спящих солдат лучом. Саша натурально пробормотал что-то невнятное и повернулся на правый бок.
Полог опустился, и патрульный спрыгнул с фаркопа. Немец вместе с Вилли отошли к кабине и разговорились, Судя по тону, разговор был весёлым.
Ещё раз хлопнула дверца, и грузовик тронулся.
— Фу, пронесло! — Саша смахнул со лба капли выступившего пота.
— Ну и нервы у Витьки! Я уже думал — стрелять придётся, — сказал, позёвывая, Иван.
— Выручил парень. Я тоже немного струхнул, — признался Саша.
Зато пушкарь Сергей захрапел.
— Эй, Серега, не прикидывайся, пост уже проехали.
Но Сергей натурально спал. Иван с Сашей засмеялись. Усталость и нервы сделали своё дело — отключился человек.
Машина миновала Воронино, Вильчицы, Бабичи, Дубровно. Катился бы так и катился.
У деревушки Застенки вновь остановились. Названьице, прямо скажем, невесёлое, учитывая немецкую оккупацию.
По дороге проходила немецкая автоколонна с включёнными синими фарами. Едва проехал последний грузовик, как «Бюссинг» тронулся и пристроился в хвост колонне. Правда, упала скорость — колонна шла со скоростью километров сорок; но зато её нигде не останавливали.
Проехали, судя по дорожным указателям, Красное. Затем повернули направо — дорога теперь шла на восток.
Ночная темень стала сереть.
Саша пробрался к кабине и постучал по крыше кулаком. Грузовик сбросил ход, остановился. Из окна кабины высунулся танкист.
— Чего случилось, старшой?
— Светать начинает. Выбирайте место, съезжайте в лес.
— Так ведь хорошо едем.
— В лес, я сказал!
Грузовик проехал ещё немного и свернул с дороги. Сразу затрясло. «Бюссинг» остановился, мотор заглох.
— Выходим, хлопцы. Как говорят в армии — оправиться и отдохнуть.
К Саше подошли Вилли и танкист.
— Хорошо ведь ехали за колонной — что в лес свернули?
— Вы посмотрите на свои рожи! Щетина такая, что ни один документ не поможет.
Танкист провёл по щеке рукой — под ладонью зашелестело-затрещало.
— И правда…
— Будем днём отдыхать здесь. Привести себя в порядок! Бритвенный прибор я прихватил. А вечером — снова в дорогу. Заодно определимся, где мы, и посмотрим, что в кузове. Ищите ручей или речку.
Далеко ходить не пришлось — совсем рядом журчал маленький ручеёк.
— Вилли, ты скажи, чего с патрульным болтал так долго?
— Он берлинцем оказался, и по моему говору решил, что я его земляк — вот и поболтали. А я же улиц не знаю — чуть не вляпался. Хорошо, вспомнил одну, Фридрихштрассе называется — вроде жил там.
— М-да, рискованно.
— Всё равно ведь проскочили. А пешком бы неделю, как не больше, топали.
— Ладно. Давай карту, надо определяться. Не запомнил, как последний населённый пункт называется?
Вилли отрицательно покачал головой, а Саша с тревогой подумал о том, что парень-то он хороший, окруженцам нужный, но вот навыков у него нет.
Саша всмотрелся в карту. Названия на немецком, но понять вполне можно. И карта классная, лучше нашей — со всеми деталями, вроде отдельно стоящего колодца. Готовились нацисты к войне!
Он постарался припомнить населённые пункты, которые проехали. Указатели были не везде и только на немецком, да ещё и темно. «И когда только немцы успели свои указатели поставить? Похоже, мы сейчас здесь», — Саша прикинул расстояние. Выходило, что до Смоленска — километров восемьдесят, может — немного меньше. Курвиметра нет, точнее не определишь. Хотя — вот железная дорога, переезд недавно проехали. Она тут одна и идёт поперёк шоссейки. Так ведь это уже не белорусская — смоленская земля.
— Сергей, посмотри, что в кузове, — распорядился Саша.
Пушкарь забрался в грузовик и вылез сконфуженный.
— Старшой, не пойму ничего! Пакеты какие-то длинные, из бумаги.
— Витя, посмотри ты.
Вилли забрался в кузов и вскорости вылез, держа в руках плотный пакет из крафт-бумаги.
— Командир, ты знаешь, что это? — он потряс пакетом.
— Понятия не имею, — недоумённо пожал Саша плечами.
Ему стало интересно — для трофеев, что ли?
— Немцы в таких пакетах убитых своих хоронят.
— С чего ты взял?
— Да вот же, написано на них!
— Тьфу! Мы что, вырезали похоронную команду? И грузовик их?
— Вроде того.
Саша сначала хотел пакеты выбросить из грузовика, но потом раздумал. Ведь если немцы их остановят, то груз будет соответствовать бумагам.
— Вилли, ну-ка, прочитай, что там в солдатских книжках этих немцев написано?
— Так, — Вилли открыл первую книжку. — Двадцать девятая моторизованная дивизия, сорок седьмой моторизованный корпус… Вот! Похоронная команда!
— Повезло! — саркастически заметил подошедший танкист.
— Чем зубы скалить, лучше проверь, сколько горючки осталось, — оборвал его Александр.
Танкист, особенно не мудрствуя, сорвал с дерева ветку, открыл крышку бензобака и опустил туда ветку. Достав её, приложил к баку.
— Четверть ещё! До Смоленска должно хватить.
Все улеглись отдыхать, чтобы убить время и набраться сил. Всем было понятно, что и эта ночь будет бессонной.
Выехали, едва начало смеркаться. Сунулись было на большак — шоссе, что к Смоленску вело. Но по нему почти непрерывной колонной шли мотоциклы, грузовики, танки.
— Какая силища прёт, — задумчиво протянул Сергей.
— Ага, и всё по нашу душу, — Иван сплюнул.
Саша пожалел, что они выехали к шоссе. Постучал по кабине.
— Уезжайте от перекрестка, поедем по грунтовым дорогам!
«Бюссинг» сдал назад и развернулся. Танкист, не таясь, включил фары. Наших бомбардировщиков не видно и не слышно. Да они, скорее всего, для бомбёжки выберут оживлённое шоссе, а не единичную цель.
Конечно, по грунтовке быстро не поедешь, но зато не так рискованно.
Через час они проехали деревушку со странным названием Концы и вскоре подъехали к перекрёстку. Саша ещё днём изучил карту и помнил — это шоссе на Витебск. Надо пересечь его, пока движение малооживлённое.
Он видел, как на Витебск проскочил мотоцикл с коляской, навстречу ему — легковая машина «Опель-капитан».
В Саше сразу взыграл охотничий азарт. Как же — ночь, вражеская легковая машина — и без охраны! Рядовые солдаты в таких не передвигаются — только офицеры.
Недолго думая, Саша автоматом выбил заднее стекло кабины. От неожиданности Владимир, сидевший за рулём, и Виктор шарахнулись в стороны.
— Танкист, гони за легковушкой!
Володя сразу включил скорость и утопил педаль газа.
— Старшой, можем не догнать. Тяжело грузовик раскочегаривать.
— Поближе подберись. Я его из автомата тогда ущучу.
Грузовик, нещадно ревя мотором, подпрыгивал на колдобинах. Гравийка и в довоенные времена не была гладкой, а теперь, после того как по ней массово прошли тяжёлые грузовики, танки да тягачи, и вовсе стала не дорогой, а направлением.
Грузовик сначала не отставал, потом стал приближаться. Теперь бы выбрать удобный момент, когда встречного транспорта не будет. И вот такой момент наступил.
На прямом участке шоссе встречных фар не было видно, сзади — тоже. Пылища сзади, за грузовиком, стояла стеной.
Саша высунулся из-под брезента, оперся руками о крышу кабины, прицелился. Грузовик мотало нещадно, и «Опель» никак не попадал в прицел. Уловив момент, Саша всё же дал очередь.
Рассыпалось осколками заднее стекло легковушки, а Саша бил короткими очередями по кузову, по колёсам. Цели взять живьём «языка» у него не было, поэтому церемониться он не стал — бил на поражение.
Машина вильнула на пробитом колесе, съехала на обочину и, перевернувшись на крышу, снова встала на колёса и уткнулась бампером в дерево. Двигатель заглох, из-под капота валил пар.
Грузовик резко, до юза колёс, затормозил. Саша выпрыгнул из кузова, Виктор — из кабины, и оба бросились к «Опелю».
Саша рванул на себя ручку дверцы, и на него вывалилось тело немецкого офицера с окровавленной головой. Водитель сидел неподвижно, уткнувшись лицом в баранку.
Саша распахнул дверцу с его стороны и, нашарив рукой выключатель, погасил фары. Так-то лучше!
На заднем сиденье лежал толстый портфель из натуральной кожи с двумя замочками. Внизу, на полу — вещевой мешок, явно красноармейский, потому как немцы носили ранцы.
Саша кинул «сидор» и портфель Виктору.
— Быстро в грузовик!
А сам обшарил руками легковушку: всё-таки темно, не упустить бы чего-нибудь существенного. Но вроде пусто. Напоследок расстегнул на немце ремень, снял кобуру с пистолетом и нацепил на себя. Застегнув ремни, он бросился бежать к грузовику, на ходу крикнув:
— Трогай!
Грузовик тронулся. Саша ухватился руками за задний борт, его подхватили под руки и втянули в кузов.
— Ну ты силён, старшой! — восхитился Сергей. — Без сучка без задоринки, за три минуты…
— Как учили! Хорошо, немцев на дороге не оказалось — ушёл бы «Опель».
— Посмотрим трофей?
Саша расстегнул портфель.
— Сергей, глянь, что в мешке. Может, пожевать что-нибудь найдётся, не зря же немец его с собой вёз.
Саша извлёк из портфеля его содержимое: карту, бумаги, бутылку коньяка. Вдруг рядом, громко, в три этажа заматерился Сергей.
— Тихо ты! — попытался остановить его Саша. — Чего взбеленился?
— Гляди, старшой!
Сергей подполз ближе к заднему борту грузовика, расправил какую-то тряпку, и Саша онемел. Хоть и темно было, однако при свете луны он всё же увидел — знамя! Наше знамя, двадцать четвёртой стрелковой дивизии! Шитую золотом надпись прочитать было можно.
— Это же немцы, суки, штаб дивизии разгромили, знамя взяли! А мы своим вернём! Как думаешь, старшой, по ордену нам дадут? — Сергей возбудился.
— Ты ещё к своим перейди и знамя доставь! — урезонил его Саша.
Знамя — святыня части. Пока знамя у знаменосца, полк или дивизия живы, и даже если погиб последний боец, честь не уронена. Потеря знамени — несмываемый позор, такую часть, даже если она в полном составе, расформировывают.
— Я доставлю, — взволнованно зачастил Сергей, — вернее — мы доставим!
Он снял немецкий френч и нательную рубаху, обмотал вокруг своего тела вдвое сложенное знамя и вновь натянул рубаху. А вот френч уже не сходился, даже пуговицы застегнуть нельзя было. Это не наша безразмерная гимнастёрка. Но Сергей только рукой махнул:
— Сойдёт! — Потом, слегка задумавшись, спросил: — Ну а медаль хотя бы за спасение знамени дадут?
— Далась тебе эта медаль! — вступил в разговор молчавший до этого Иван. — Грузовиком управлял Володя, стрелял по легковушке старшой, документы у фрица тоже старшой забирал — вместе с Виктором. Ты-то каким боком к спасению знамени причастен?
— Так не одному же мне — всем нам! Вот представляешь, приду я с фронта домой, а на груди — ни одной медали, не говоря уж об ордене. Земляки мои из деревни Рыжковка Переволоцкого района спросят: «Ты чего же, Сергей, так плохо воевал? Не в тылу ли проедался, за чужими спинами прячась?» И что я им скажу?
Сергей сел в угол кузова и замолчал.
Награды на гимнастёрках и в самом деле были большой редкостью, и если и встречались у кого — так за финскую войну или за бои в Испании. Наградами гордились, и при необходимости документы подписывали — орденоносец Иванов.
Не только наград было мало — всего остального тоже не хватало. Бедно жил народ. Велосипед был редкостью, мотоцикл воспринимался так же, как личный вертолёт сейчас. Личные машины в собственности были только у народных артистов и академиков, потому и управлять автомашинами умели далеко не все, можно сказать — единицы.
Да что мотоцикл, наручные часы — огромные, тяжёлые, были гордостью владельца. Бойцы Красной Армии не брезговали снимать часы с убитых немцев — трудно без них военному человеку. Немцы же наручные часы имели поголовно, да и не только их.
И что интересно, — никто не роптал, не говорил, что плохо живёт — все верили в светлое социалистическое будущее.
Саша же сунул документы в портфель и застегнул полированные замочки. Всё равно он язык не знает, так пусть их Вилли посмотрит, может, что-то ценное есть — всё не с пустыми руками к своим явимся. Хотя и одного знамени хватило бы.
Они проехали Лешно, Зарубинку, Верховье.
— Тормознуться бы, может — в деревне еду раздобудем? — спросил Иван.
— В этой форме ты не просить должен — только отбирать. Да и в прифронтовой зоне жителей, скорее всего, не осталось.
— Так фронт вроде же ещё далеко!
— А ты послушай!
За шумом мотора, да ещё в кузове, крытом брезентом, посторонних звуков не было слышно.
Иван подобрался поближе к заднему борту и вслушался. Саша смотрел на Ивана с интересом — он-то уже четверть часа слышал дальние раскаты. Пушки где-то далеко бьют. Пулемётов ещё не слыхать, но коли пушки слышны, стало быть, до передовой — десять — пятнадцать километров.
— Эх, что имеем — не храним, потерявши — плачем, — сказал Иван.
— Это ты о чём?
— О складе продовольственном, что охранял. Меня бы сейчас туда.
— Не о том думаешь. Машину бросать пора.
Саша подобрался к кабине.
— Володя, съезжай в лес.
Грузовик проехал ещё немного и свернул с грейдера на глухой просёлок. Танкист заглушил мотор.
— Всё, парни, вылезайте! Дальше — пешком да на пузе.
— Эх, а как хорошо ехали! — огорчился танкист. — Это ты с машиной хорошо придумал, старшой. Немецкая машина, гитлеровская, — уточнил он, — а хороша, не хуже нашего «Захара».
«Захарами» называли отечественные «ЗИС-5».
— Ну что, бойцы, попрыгали!
— Это ещё зачем? — возмутился Сергей. — От голодухи скоро качать начнёт, а ты изгаляешься.
— Это надо для того, чтобы в пути на тебе не бренчало ничего, чтобы ты в опасный момент себя посторонним звуком случайно не выдал.
В окруженцы попали бойцы из всех родов войск, но разведчиков среди них не было.
Они попрыгали, поправили оружие, снова попрыгали. Александр нашёл, что теперь ситуация в полном порядке.
— Идём по лесу вдоль дороги, — предупредил Саша. — Я — впереди, вроде как в боевом охранении. Иван, забери портфель — головой за него отвечаешь.
— Старшой, подожди, — встрял танкист, — а с машиной как же? Может, подожжём?
— И немцев на хвост повесим. Отставить! Шагом — марш!
Саша шёл по лесу, держа грейдер с левой стороны в поле зрения.
Через час начало светать. Ночная темень посерела, луна спряталась за облаками.
На дороге оживилось движение, прошла колонна грузовиков с пехотой. И чем ближе становился фронт, тем чаще встречались немцы — они едва не наткнулись на немецкую гаубичную батарею. Повезло — Саша первым успел обнаружить часового. Они отошли назад и обошли батарею стороной.
Через километр бойцы вышли на немецкий полевой госпиталь. Прошли стороной, не особо прячась — медикам и раненым не до своих здоровых камрадов, идущих в сторону фронта.
Однако Саша сделал вывод, что воинские части недалеко одна от другой стоят, и пробиться через них днём невозможно. Надо устраивать днёвку и отдыхать, да и то рискованно. Набредёт случайно какой-нибудь ганс, и последствия непредсказуемы. Правда, обошлось — затихарились в небольшом овраге. Одна беда преследовала — не было воды. Есть хотелось, но к этому притерпелись, а жажда к вечеру мучила.
Едва стемнело, они снова вышли к грейдеру, и шли теперь не по лесу, а прямо по обочине. И в самом деле, если бы шли в тыл, ими могли бы заинтересоваться, а так — идут солдаты к передовой, чего интересоваться их документами?
Потянулись пригороды Смоленска — сначала деревянные, а потом уже и кирпичные дома.
— Где передовая? — спросил Вилли. Теперь они уже все шли рядом.
— Откуда мне знать? Видно будет, — пожал плечами Саша.
Город носил страшные следы разрушения. На улицах стояла разбитая техника — наша и немецкая, некоторые дома сгорели, от многих остались только руины, видно — бомба попала или снаряд. И лежали трупы: гражданского населения, в советской форме — военных. Трупов немецких военнослужащих не было — скорее всего, их убрали похоронные команды.
Впереди послышалась пулемётная стрельба.
— Парни, давайте в развалины, осторожнее теперь надо.
Они зашли в глубину квартала — немцев не было видно. Впереди, в сумерках, светлело высокое здание.
— Гляди-ка, церковь уцелела, — удивился Сергей. Он направился к ней, поскольку двери были сорваны, однако тут же выскочил оттуда и бегом вернулся к окруженцам.
— Братцы, там немцы!
— А ты кого ожидал увидеть?
— Нет, я не то хотел сказать. Там артиллерийские корректировщики. Я в церковь вошёл, а у них фонарик горит — ужинают. Ну, я и назад.
— А с чего ты решил, что они корректировщики?
— Так я же артиллерист, неуж буссоль и дальномер с полувзгляда не узнаю? Точно, корректировщики!
Корректировщик — довольно лакомая цель. В рядах врага должны выбиваться в первую очередь офицеры и они.
Корректировщик — глаза пушкарей. Сидит он обычно недалеко от переднего края на возвышенности или высоком здании и по рации управляет огнём батареи. Без него батарея пушек слепа.
Саша сообразил сразу.
— Сколько их?
— Не считал, но человека три-четыре будет.
— Володя, ты как, сходишь со мной в церковь?
— Я атеист, — ухмыльнулся танкист, — но на экскурсию схожу.
— Тогда так. Врываемся в церковь. Ты стреляешь в тех, что справа, я беру на себя тех, что слева.
— Так стрельбу же услышат!
— В городе и так стреляют. Кроме того, у церкви стены толстые, звук пригасят. Автомат с предохранителя сними.
Стараясь идти тихо, они подобрались к церкви сбоку. Было это непросто, учитывая, что на подошвах немецких сапог набиты металлические набойки. Замерли у дверного проёма.
— Володя, — зашептал танкисту в ухо Саша, — заходим спокойно и открываем огонь. На нас их форма, и они сразу не поймут, не встревожатся.
— Понял, — кивнул в ответ танкист.
Они спокойно вошли, постукивая по каменному полу подковками. Один из корректировщиков вскочил было, но, увидев своих, успокоился.
Огонь открыли сразу из двух стволов. Никто из корректировщиков не успел оказать сопротивления.
Зал, где проводились церковные богослужения, затянуло пороховым дымом, а звук выстрелов, множась эхом от высоких потолков, бил по ушам.
И в самом деле: в углу аккуратно стояла буссоль и около неё дальномер. Рядом с телами убитых, помаргивая жёлтым огоньком, попискивала рация.
— Добей немцев, если кто ещё жив.
Саша решил вывести из строя оптические приборы. Вещь дорогая, точная оптика и механика — на складах такую ещё поискать надо.
Александр автоматом разбил оптику на дальномере и буссоли, ударами каблука снял металлические корпуса. Обратил внимание — что-то тихо в церкви.
Он повернулся к танкисту.
— Ну, ты чего?
— Как-то не по-людски раненых добивать. Уж лучше ты!
— А они бы нас пожалели? Враг хорош, когда он мёртв. Или ты воевать в белых перчатках хочешь? Не получится.
Саша подошёл к лежащим на полу немцам. Сергей просчитался — их было пятеро. Четверо были мертвы — с такими ранами в груди и голове не живут. Пятому же пули угодили в живот, он был без сознания и часто дышал.
Саша вытащил пистолет и выстрелил раненому в голову, вторым выстрелом разнёс рацию. Какой-никакой, а ущерб.
— Пошли!
На танкиста было жалко смотреть. Он плёлся за Сашей как побитая собачонка. За рулём трофейного грузовика рисковал, в церковь войти и стрелять не побоялся, хотя кто-то из немцев вполне мог успеть выстрелить в ответ. А раненого добить кишка оказалась тонка. Вот почему так? Или в русских сострадание к увечным — даже врагам своим — от рождения заложено?
— Долго вы что-то, — обеспокоился Вилли при встрече.
— Сам бы, наверное, быстрее сделал. Только чего тогда вместо меня не пошёл? — зло прошипел танкист.
— Хватит ссориться, только время попусту теряем.
Они пошли на звуки стрельбы. Была уже ночь, но стрельба не стихала. То винтовочный выстрел бабахнет, то пулемёт басовито очередью зайдётся.
Вывернув из развалин на улицу, они увидели блестевшую впереди воду. Днепр!
Саша такого даже и предположить не мог. Оказалось — позиции немцев и наших разделяет река. Сами-то они переплывут — не дворяне, а как же оружие, портфель с документами? Да и свои красноармейские книжки желательно не замочить.
— Бойцы! Надо искать брёвна или кусок забора. Портфель с немецкими документами и оружием на него положим.
— А ведь верно.
Вскоре бойцы нашли разбитый взрывом забор — бревенчатый столб, жерди и доски. Уж портфель и оружие по-любому выдержать должен.
— Давайте влево, там вроде бы пока не стреляют.
Переправляться желательно так, чтобы не попасть под огонь врага. Ночь, луна периодически выглядывает в просветы между облаками. Если их на воде обнаружат, посекут из пулемётов. Ну, немцы — это понятно, так ещё и наши могут принять за гитлеровцев, встречного огоньку добавить, тогда — полная хана.
По заваленным обломками домов улицам они пробрались влево — квартала два. Тут не стреляли. Осторожно спустились к воде.
— Парни, документы свои личные — в портфель. Он кожаный, даже если вода попадёт, сразу не промокнет. И оружие сюда же — плыть сподручнее будет.
Они столкнули импровизированный плот в воду. Сергей и Володя полезли в воду сразу.
— Вы что, сдурели? Снимайте сапоги, френч, брюки! Или хотите к своим в немецкой форме явиться? Да вас ещё на берегу расстреляют!
