Племянник Макара, Евграф, Андрею понравился. Не по годам высокий, взгляд смышлёный. Для проверки грамотности Андрей продиктовал ему простой текст, и Евграф, высунув от усердия язык, написал его. Андрей взял текст, прочитал – ошибок было немного.

– Ты учился ли где?

– Не довелось, а хочется.

Андрей раздумывал какое-то время. Паренёк занятный. Его бы подучить – толк бы вышел.

– Кем же ты стать хочешь?

– Инженером, а ещё архитектором. Дома и крепости строить хочу.

– Детей в семье много?

– Кроме меня, семь душ.

Понятно. Откуда в многодетной семье деньги на учёбу? Людей в помощь себе найти можно – честных, верных, смышлёных. Грамотных не хватает. Но и взять их негде, надежда только на то, что сам взрастишь кого-то.

И решил Андрей устроить Евграфа в Навигацкую школу. Если способен к учёбе окажется, получит он в помощники грамотного специалиста. Перспектива долгая, отдачу сразу не получишь, но альтернативы нет. А на это время можно других специалистов сыскать.

Навигацкая школа была открыта по распоряжению Петра 14 января 1701 года, и располагалась она в Москве, в Сухаревой башне. Была первым инженерным, морским и артиллерийским училищем. Также называлась школой Пушкарского приказа, поскольку финансировалась им и подчинялась ему.

Руководил школой Яков Вилимович Брюс. Из школы должны были выходить столь необходимые России специалисты – инженеры, архитекторы, артиллеристы и морские офицеры, учителя и гражданские чиновники.

Школа делилась на Нижнюю, своего рода подготовительный класс, где обучали чтению и письму, изучали арифметику, геометрию и тригонометрию, и Верхнюю, в которой обучали немецкому языку, математике, а также морским, инженерным и артиллерийским наукам.

Преподавательский состав школы был сильным. Достаточно сказать, что в числе педагогов были иностранцы вроде Генри Фарварсона, англичанина, профессора Абердинского университета. Были и русские преподаватели: математик Леонтий Филиппович Магницкий, автор первой русской математической энциклопедии.

По указу Петра Первого в школу ежегодно должны были принимать от ста до ста пятидесяти человек, причём две трети из них должны были составлять дети дворян. В школе обучались дети видных людей – Волконские, Шаховские, Урусовы, Долгорукие, Шереметевы, Щербатовы, Барятинские.

Андрей распорядился запрягать лошадей.

– Едем!

– Куда?

– Если получится, устроим тебя на учёбу.

– Денег же нет у батюшки…

– Жить и кушать в моём доме будешь, в людской. Макару, дядьке своему, в свободное время помогать будешь. Ежели Нижнюю школу осилишь, не выгонят с позором за лень и тупость, пойдёшь в Верхнюю, специалистом станешь – хоть инженером, хоть архитектором. Только уговор: после учёбы будешь у меня на заводах работать. Пять лет учиться будешь – пять лет отработаешь. А коли десять учиться придётся, то и работать столько же будешь.

Андрей знал, о чём говорил. В Нижней школе обучали год, зато в Верхней определённых границ не устанавливали, и там могли учиться и пять, и десять лет. Тех, кто способности к знаниям проявлял, отправляли на практику за границу за казённый счёт.

Начальник школы оказался на месте. Сначала он и слышать о приёме не хотел, дескать, нет свободных мест, но потом всё же решил устроить экзамен и начал задавать Евграфу задачи по арифметике, устроил ему простенький диктант.

– Сильно ли учиться хочешь, недоросль?

– Очень! – с жаром ответил Евграф.

Ответ Брюсу понравился. Дворянские дети в большинстве своём учиться не хотели. Зачем тратить время, если можно нанять грамотного писаря? Ведь иные недоросли дворянские расписывались с трудом. А для простого сословия это был единственный шанс выбиться в люди, поэтому учились упорно, с желанием и зачастую по оценкам своих знаний превосходили детей дворянских.

– Хорошо, берём. Завтра придёшь с бумагой, чернилами и перьями. Но ежели отлынивать начнёшь – не обижайся, вытолкаю взашей.

Когда Андрей поблагодарил Брюса и они сели в возок, Евграф не мог поверить своему счастью:

– Вот повезло! Благодарствую, барин! Только… – Он вдруг замолчал.

– Договаривай, – взглянул на него Андрей.

– Денег на бумагу и чернила нет.

Андрей достал из кошеля деньги:

– Сходи на торг, купи что надо. Всех денег не трать. Сходишь на занятия завтра, посмотришь, чем пользуются другие ученики.

– Мне домой сбегать надо, отца с матушкой порадовать.

– Сбегай, но после торга, дело прежде всего.

– Тогда я побегу! – Евграф прямо на ходу выскочил из возка.

Андрей засмеялся, глядя ему вслед, но потом вздохнул: этого хлопчика пораньше бы начать учить!

Дома Макар обеспокоился:

– А где же племянник мой? Не взяли?

– Уговорил я начальство, завтра учиться идёт. А сейчас на торг побежал – за чернилами и бумагой. Жить будет в людской, питание за мой счёт.

Макар упал на колени перед Андреем:

– Благодетель! Не забуду милости твоей, барин, верой и правдой служить буду!

– Встань, Макар! – попытался поднять старика смущённый Андрей. – У меня ведь тоже свой интерес. После учёбы он у меня на заводах работать будет.

– Парень-то способный к наукам. Дьячок его алфавиту научил, так он всё читает: вывески, Библию…

– Посмотрим, как он учёбу в Навигацкой школе осилит. Распорядись насчёт баньки, Макар.

– Всё в лучшем свете сделаю!

Пока топилась банька, Андрей раздумывал. Поехать самому по адресам, что Макар записал, или придумать что-нибудь эдакое, похлеще чугунного крыльца, о чём в Москве долго говорить будут? А ведь, пожалуй, можно себя показать в выгодном свете. Не отлить ли в бронзе родовой герб Романовых, грифона? Бояре да дворяне увидят – обзавидуются. Только где образец взять, да чтобы мелкие детали видны были?

И он поехал к дьяку Пушечного приказа. Уж Алексей Митрофанович подскажет!

– Нет у меня парсуны, нет. А чего ты мучаешься? Есть же Посольский приказ, езжай туда. Постой, а зачем тебе?

– Пока секрет, после узнаешь.

Парсуной на Руси называли цветной рисунок. Позже, в 1722 году, Пётр введёт должность герольдмейстера – впервые на Руси – и назначит за заслуги Колычева Степана Андреевича.

В Посольском приказе Андрея встретили прохладно:

– А зачем тебе родовой герб государя? Может быть, ты кощунствовать будешь?

– Упаси Господь, как у тебя только язык повернулся?

В комнату вошёл подьячий с бумагами, услышал разговор.

– Я его видел, – ткнул он пальцем в сторону Андрея, – вместе с государем.

– Так ты с Петром Алексеевичем знаком? Что же сразу не сказал? – И к подьячему: – У нас парсуна с гербом государя есть, отдай. Только не насовсем, на время.

– Верну! – клятвенно пообещал Андрей.

Подьячий сопроводил его в комнату без окон, зажёг свечу.

– Чего же окон нет? – недоумённо огляделся Андрей.

– Так выцветают краски-то. А в темноте они лучше хранятся.

Андрей чуть по лбу себя не хлопнул. Вот дурень-то, простые вопросы задаёт! Мог бы и сам догадаться.

– Вот, нашёл. Держи.

– Спасибо. А вот там герб чей?

– Да Карлы же, короля свейского.

– А его можно взять? Верну!

– Бери, нам он пока ни к чему.

Андрей забрал оба рисунка. Выполнены они были на шёлке и нарисованы красками, а не выполнены вышивкой.

Дома он засел за работу на два дня, тщательно копируя гербы. Закончив, сравнил детали – вроде бы всё правильно. Не поленился, сам отвёз парсуны в Посольский приказ и поблагодарил подьячего.

Образ будущего литья сложился у него в голове сразу, как только он увидел шведский герб. Первоначально он планировал отлить родовой герб Романовых, но потом идея возникла: внизу, под гербом Романовых, нарисовать герб Карла XII из рода Пфальц-Цвайбрюккененской династии, а может, и шведский герб, который «Тре крунур» – три золотые короны на лазоревом щите. Пётр пока не одержал побед над Швецией, но Полтава и маленькие битвы были ещё впереди.

На Руси Петровской иносказания в скульптурах и рисунках читать умели, и Андрей знал, что и его бронзовое изображение не останется непонятым.

На торгу он купил несколько самых больших листов бумаги и китайскую тушь, почитавшуюся лучшей. Дома склеил листы в один большой, тщательно, с соблюдением пропорций и деталей перенёс родовой герб Романовых, увеличил его. Снизу лёгкими набросками карандаша нарисовал герб Карла. Посмотрел, подумал – нет, не то. Сегодня Карл есть, но после Полтавы он сбежит к османам, а Швеция останется. Он стёр карандашные линии. Делать – так на многие годы.

Карандашом снова нарисовал герб – только уже государства Швеции. Получилось лучше, с перспективой. Он обвёл карандашные линии тушью и только потом нарисовал детали. Смысла раскрашивать рисунок не было, всё равно будет в бронзе, одного цвета. Шведский лев получился немного жалким. Тело мощное, а лежит на спине и лапы задрал, как нашкодивший щенок. А над ним – грозный грифон, изрыгающий пламя.

Не откладывая дела в долгий ящик, следующим же днём он отправился на ушкуе в Вятский край – надо чертёж отдать и производство посмотреть. Забрать готовые изделия, да и проконтролировать управляющих – всё ли в порядке, не наломали ли они дров? Власть, пусть и небольшая, иных людей портит. Но она же иногда проявляет лучшие черты характера человека: ум, способность быстро принимать верные решения, видеть перспективы. К тому же следовало поторопиться. Уже осень, через месяц могут ударить первые морозы, а ещё через пару недель скуёт льдом реки. Тогда до снега, когда можно будет ехать на санях, не выберешься из дальних краёв.

Производство своё Андрей нашёл в полном порядке, осмотром остался доволен. Ко всему прочему он увидел, что его задумка в виде дешёвых торговых заводских лавок прижилась, принеся облегчение работному люду. Тем более что Андрей привёз деньги на выплату жалованья – на три месяца вперёд. А то в осеннюю распутицу ни готовые изделия с мануфактуры вывезти, ни жалованье доставить. Не голодать же рабочим из-за его недальновидности? Управляющим наказал:

– Выдать деньги за отработанное время. В распутицу меня не ждите. Как снег ляжет да морозы ударят, можете санный обоз в Москву отправить. А обратно – жалованье привезти. Только старшим в обозе поставите трезвого, толкового мужика, чтобы деньги не растерял, не пропил.

– Всё сделаем, как велишь, барин.

Изделия на обоих заводах были – десяток больших бронзовых пушек на одном заводике, части оград и ворота из художественного чугунного литья на другом.

Рабочие грузили изделия на ушкуи, Андрей же развернул перед управляющим меднолитейным заводом рулон бумаги:

– Мелентий, тебе особая задача. Надо из бронзы вылить этот герб, мой подарок государю. Лучших мастеров поставь, после отливки сам проверь, каждую детальку. Если дефект какой – перелить заново. А потом и отшлифовать, чтобы блестело, как… – Андрей запнулся, не найдя нужного сравнения. – Ну, ты знаешь.

– Сложно.

– Просто только в носу ковырять. Сам понимаешь, нам, мне и мануфактуре, лицом в грязь ударить никак невозможно. Полагаю на воротах царских закрепить. Пётр Алексеевич ежедневно зреть будет. Отливочка глаз ласкать должна.

– Погоди-ка, барин! Немалых денег стоить работа будет.

– На жалованье намекаешь? Думаю, за подарок денег не берут. А за труды мастеровых сам заплачу.

– Попробуем, – Мелентий поскрёб заскорузлой пятернёй затылок.

– Девка попробовала – бабой стала. Ты мне к Новому году отливку сделай и доставь. Иначе подарок только к именинам пригодится, к тридцатому мая.

– О! Постараемся!

– Я на тебя надеюсь, Мелентий. Посмотрю, какой ты управляющий.

Подковырнул, подначил Вохмянина, чтобы гордость взыграла, чтобы зацепить его. И ведь получилось!

А утром в составе каравана из трёх ушкуев он двинулся в обратный путь. Всего-то был на своих заводиках два дня, успел многое, спал лишь четыре часа. Зато на судёнышке отдохнул.

Прибыв в Москву, Андрей развил кипучую деятельность. Пушки свёз в Пушечный приказ, объехал всех заказчиков, и через неделю ни пушек, ни ограды, ни чугунных ворот уже не было. Андрей пересчитал выручку, а потом отправился на Протвино – строительство надо контролировать.

К его удивлению и радости печи для плавки и стены «литейки» были уже сложены, осталось сделать крышу. На строительстве были задействованы десятки людей, и оно оставило у Андрея впечатление большого муравейника. И обе избы уже были готовы – для семьи мастера Савченко и для заводоуправления. Порадовался Андрей, что человека нужного, дельного к себе сманил.

– За месяц, к снегам, как раз накроем, – заверил его Савченко.

Поскольку руды во дворе было много уже, кучи громоздились, Андрей спросил:

– А плавить когда же?

– У, барин, торопишься! Кладка на печах высохнуть должна, закаменеть, тогда трещин не будет. Кроме того, уголь завозить надо – много, баржами. Не дай бог запасы маленькие будут – погаснут печи. Тогда всё, печь негодна, разбирать и выбрасывать надо. Формовочный песок нужон, сажа.

Андрей в строительстве и пуске печей на своих заводиках не участвовал, и для него это было внове.

– Сколько денег потратил?

– А на всё записи в амбарной книге есть.

– Идём считать.

Расходы были учтены до полушки. От мастера, знатока производства, Андрей не ожидал такой пунктуальности. Он выделил ещё денег, сказал, где его найти в Москве, ежели срочно нужен будет, с тем и отбыл.

А по прибытии в столицу к дому его стали подъезжать богатенькие москвичи, большей частью – купечество. По закону, будь он хоть втрое богаче иного дворянина, купец имеет ряд ограничений. Например – кучер один, а не два форейтора, как у боярина; и лошадей в возок запрячь можно две или три. Дворянин же мог себе позволить четырёх коней, знатный царедворец – шесть, и только государь – восемь лошадей.

А денежки у купцов водились, и им хотелось выделиться. Домов выше двух этажей им строить не дозволялось, зато нигде не было прописано, как и чем их украшать. Вот и взялись они за внутреннюю отделку да за всякие нововведения снаружи, чтобы всем прохожим и проезжим видно было и понятно – удачливый купец живёт. Украшали дома лепниной, колоннами, рустованным камнем, а уж как весть разнеслась о чугунном крыльце красоты необычайной, загорелись желанием заказать и себе подобное, а то и переплюнуть.

Привезённый на ушкуях товар вмиг разошёлся, Андрей принимал заказы. Вот где пришёлся кстати итальянский архитектор Винченцо. Теперь он ежедневно бывал у Андрея, привозил всё новые и новые эскизы оград, фонарных столбов, ворот, крылечек и ступенек. За эскизы Андрей платил сразу и серебром, потому Винченцо был неутомим.

В трудах пролетело два с половиной месяца. Уже лежал снег, стояли морозы – русская зима вошла в свои права. Темнело рано, и одним ненастным вечером, когда с неба крупными хлопьями валил снег, в ворота дома сильно постучались.

Макар пошёл открывать. Оказалось, это прибыл обоз с медеплавильного завода, из Вятских краёв, привезли герб Романовых. Сопровождающие озябли, хоть и были в тулупах да валенках. Две недели они провели на открытом воздухе, и щёки были обморожены.

Сани завели во двор, и старший обоза предстал перед Андреем. Это был серьёзный кряжистый мужик средних лет.

– Здравствуй, барин! – прогудел он сипловатым голосом.

– Здравствуй, – отозвался Андрей. – Не признаю я тебя что-то.

Почти всех своих рабочих на обеих мануфактурах Андрей знал, если не по именам, так в лицо.

– Потап я, Вельяминов сын, десятник с рудника медного.

Андрей чертыхнулся про себя. И верно! Рудник даёт медную руду медеплавильному заводу. Андрей всё своё внимание заводам уделял, откуда шла готовая продукция, а на руднике только раз и был, сразу после покупки. Нехорошо, укорил он себя.

– Как добрались, все ли здоровы?

– Милостью Божьей добрались, все здоровы, чего и тебе желаем. Литьё доставили в целости.

– Макар! – крикнул Андрей.

Управляющий стоял за дверью – знал, что понадобится.

– Лошадей в конюшню определи, возчиков – в людскую. Накорми, пусть отогреются.

– Сделано уже.

– Да? Факел приготовь, сам хочу отливку посмотреть.

– На ней царапинки малой нет, – прогудел Потап.

– Надеюсь, но сам хочу удостовериться.

Андрей набросил на плечи шубу, обул валенки. У наружных дверей его уже ждал Макар. От масляного светильника запалил факел.

Андрей шагнул на крыльцо, следом – Потап.

Сани с ценным грузом стояли между домом и конюшней, в затишье – здесь ветер не так донимал.

Потап отбросил рогожу, за нею – толстый слой войлока.

При свете факела герб засверкал во всей своей красе.

Андрей восхитился. Одно дело – нарисовать эскиз, и совсем другое – увидеть всё это в металле.

Герб отбрасывал неверный свет от факела и сиял бронзой, как золотом. Красив!

Андрей не удержался, погладил отливку рукой. Отполирована она была на совесть, такую дарить государю было не зазорно.

– В других санях крепёж. Ты хоть про то не сказывал, мастера на медном заводе по своему разумению отлили.

– Ах, молодцы! Идите в дом.

Андрей заботливо укрыл отливку войлоком, потом рогожей, затянул узлы на санях. Уже в сенях он спросил:

– Управляющие письмо какое не передавали?

– Ох, господи, – засуетился Потап, – совсем запамятовал! Конечно, передавали!

Потап расстегнул тулуп, меховую жилетку и достал сложенную вчетверо бумагу.

– Хорошо. Иди в людскую, отдыхай.

Следующим днём Андрей на санях, с Антипом на передке, отправился к дому Петра. Подъехав, он подошёл к воротам – надо было осмотреть их, как ловчее прикрепить.

К дому тут же подошёл гренадёр Семёновского полка, стоявший на охране:

– Не положено, отойди.

– Начальника караула позови.

Гренадёр поднял свисток, висевший на его груди на цепочке, и коротко три раза свистнул, подав сигнал.

Из караулки, стоящей в отдалении, вышел капрал, подошёл не спеша:

– День добрый. В чём дело?

– Здравия желаю! Заводчик я. Петру Алексеевичу к генваря первого подарок сделал.

Капрал растерялся – такого в его службе не было. Но потом решил:

– Давай сюда! Я поручику или капитану отдам, а там пусть он решает.

– Ты подарок сей в руках не удержишь. Герб родовой, из бронзы полированной, на ворота.

– А ну как государь подарок сей отринет, не понравится он ему? Мне головы не сносить. Он через ворота не один раз в день проезжает. Не могу позволить!

– Зови офицера.

Капрал в нерешительности потоптался. Андрей понимал его: разрешишь сам – получишь по шее, не разрешишь – ещё хуже может быть.

Капрал вернулся через четверть часа с капитаном, командиром роты, нёсшей караульную службу. Они обменялись приветствиями, и Андрей повторил просьбу.

– Государь о подарке знает?

– Капитан, о чём ты? Какой же это подарок будет?

– Сам посмотреть хочу, вдруг непотребное.

– Свят, свят!.. – совершенно искренне перекрестился Андрей. – Я с государем знаком, пушки ему со своего завода поставляю, как можно?

– Сначала посмотрю! – упёрся капитан.

– Хорошо. Через час вернусь.

Андрей вернулся в дом. Рабочие отогрелись, кухарка же его Антонина расстаралась, накормила их вволю.

Андрей нашёл Потапа, объяснил ему, дескать, смотреть желают.

– Это мы мигом! Ваньша, запрягай лошадь!

– Погоди, Потап… Ежели подарок начальнику охраны понравится, как повесим? Инструменты нужны.

– А мы с понятием, инструменты с собой привезли. Вчетвером и приладим.

– Собирай людей, быстро! Едем! Времени уже полдень, пока доедем, пока капитан посмотрит, а там и темнота ждать себя не заставит.

Быстро собравшись, они выехали. Впереди на своих санях ехал Андрей, за ним Потап управлял санями с подарком, замыкали этот маленький обоз сани с рабочими и инструментами.

Когда Андрей подъехал, капрал топтался рядом с двумя гренадёрами. Увидев обоз, он без слов ушёл за капитаном.

Когда подошёл офицер, Андрей позвал его к саням. Из-за плеча капитана выглядывал капрал – любопытно ему было, что за подарок такой?

– Потап, открывай, – скомандовал Андрей.

Потап отбросил рогожу, войлок, и под ярким зимним солнцем засияла бронза.

– О! – вырвалось у всех, кто увидел герб. В восхищении люди обошли сани, разглядывая детали.

– Великолепно, слов нет, – промолвил капитан.

– Изволишь вешать на ворота? – тут же поинтересовался Андрей.

Капитан махнул рукой:

– Соизволяю! Полагаю, за такой подарок не накажут.

– Потап, слышал? Приступай! – распорядился Андрей.

Рабочие достали инструменты, ощупали, осмотрели ворота – только что не обнюхали. Сначала перебросили через ворота верёвки, с осторожностью подвесили на них герб. Затем с другой стороны подвесили ответную часть, само крепление, споро скрепили их бронзовыми болтами. И в завершение убрали верёвки. Потап рукавом тулупа смахнул снежинки с нижней части герба – куда смог дотянуться.

Присутствующие отошли на несколько шагов – полюбоваться.

Вид у въездных ворот совершенно преобразился, они стали выглядеть солидно – даже торжественно.

И вдруг гренадёр закричал:

– Государь едет!

Все отбежали в сторону.

Царь ехал в закрытом возке, запряжённом четвёркой лошадей. Придворной мишуры, парадности Пётр не любил. Ел простую пищу, иногда ходил в заштопанном кафтане. Но положение обязывало. Его посещали послы иностранных государств, видные люди из-за рубежа.

Сани сопровождала немногочисленная конная охрана.

Распахнулась дверца, и из возка выглянул Пётр. За четвёркой коней он не видел герба – его заинтересовали люди у ворот. Обычно часовые разгоняли зевак.

Пётр вышел и с высоты своего роста сразу увидел сияющий солнцем герб. Не обращая ни на кого внимания, он подошёл – был он в мундире капитана Преображенского полка.

Несколько минут Пётр внимательно разглядывал герб.

Андрей и капитан замерли – вдруг царю не понравится подарок? Рабочие стояли как соляные столбы и только таращили глаза – неужто сам государь перед ними? Даже некоторое разочарование читалось на их лицах – они представляли государя в расшитых золотом одеждах и с короной на голове. А тут обычный с виду офицер, только роста великого.

Пётр обернулся и увидел Андрея:

– Француз?

– Я, ваше величество.

Пётр поднял трость, с которой никогда не расставался, и ткнул ею в сторону герба.

– Твоя работа? – Голос его был грозным.

У Андрея сердце в пятки ушло. Пётр был скор на расправу, а тяжесть его палки и ударов испытали на себе многие вельможи – даже Меншиков, фактически второе лицо в государстве.

– Это подарок мой тебе к Новому году, – чётко ответил Андрей.

– А это? – палка упёрлась в нижнюю часть герба.

– Поверженный лев, что на гербе шведском.

– Шельмец и прощелыга!

И неожиданно Пётр громко расхохотался.

Среди присутствующих пронёсся вздох облегчения – гроза миновала.

– Почему так решил, как в голову пришло? – Пётр вперил взгляд в Андрея.

– Ночью видение мне было, государь, что ежели вот так герб отлить, Карла силу потеряет и впредь от армии твоей поражения терпеть будет.

– Да? – Пётр сильно удивился. Он подошёл к гербу поближе и ещё раз внимательно его осмотрел. – А что? Мне нравится.

Присутствующие как по команде заулыбались – герб получил высочайшее одобрение.

Пётр шагнул к Андрею:

– А ежели не сбудутся твои предсказания?

– Голову на плаху положу, – твёрдо сказал Андрей и глаз от Петра не отвёл.

– Самое дорогое, жизнь, на кон ставишь? Тогда и мне ответить надобно. Что просишь?

– Двести сажен земли на набережной – дерзнул Андрей.

– На Яузе или Москва-реке?

– На Неве, государь. По соседству с Меншиковым.

Окружающие ахнули – каков наглец этот заводчик?! А потом захихикали. Да у него с головой не в порядке! Какая набережная на Неве, если там и города нет и земли под шведами?

Но Пётр мыслил по-другому:

– Ты либо сумасшедший, либо пророк, данный мне свыше. Подарок твой, не скрою, мне по сердцу, люб. Да и в Пушечном приказе не далее как вчера сказывали, новую партию пушек от тебя приняли.

– Было такое, государь. Ещё когда лёд на реке не встал, ушкуями доставить успели.

– Ты же вроде землицу брал – руду железную добывать? – Пётр хитро улыбнулся.

– Брал, государь, – с твоего соизволения. Так завод уже стоит, по весне первые плавки пойдут.

– Чего медлишь?

– На печах кладка высохнуть должна, тогда не потрескаются они, долго служить будут.

Андрей твёрдо знал, что головой своей он не рискует, впереди Петра ждут блистательные победы. Карл XII будет повержен, сбежит с предателем Мазепой к османам. И город на Неве будет воздвигнут уже в следующем году. Вернее, сначала будет сооружена Петропавловская крепость, а уже потом вокруг неё возникнет город. Первые дома будут построены на Васильевском острове, через протоку от крепости, что на Заячьем острове встанет.

Но Пётр этого не знал. Он был весь в сомнениях и даже побаивался Карла. Шведская армия была сильнейшей в Европе и до Петра поражений не терпела. И своей победой под Полтавой Пётр громко заявит о себе, о появлении в Европе нового сильного государства, с которым теперь придётся считаться.

– Ну что же, француз, служи России честно, как и раньше. А я за тобой приглядывать буду. Герб же сей пусть висит.

Андрей отвесил поклон, как в фильмах видел: правую ногу вперёд, шляпу снял, внизу ею махнул и голову склонил.

Пётр и свита смотрели с интересом.

– Истинно французские манеры, – обернулся царь к почтительно стоящей в отдалении свите, – ишь, как расшаркался. Вам бы пример брать.

Пётр улыбнулся – и герб, и пророчество ему понравились.

– А ты, брат, не романеи ли отведал? – Пётр сделал к Андрею пару шагов, принюхался. – Не пахнет. Выпил бы я сейчас за предсказания твои, да времени нет. Но в следующий раз – обязательно.

– На брегах Невы.

– Сдалась она тебе, как будто других рек нет!

– Даже число скажу, государь. С 24 по 26 мая следующего года солдаты новую избу поставят, в ней и жить будешь.

Пётр, а за ним и свита весело засмеялись. Некоторые крутили пальцем у виска. Французишка точно юродивый, а Пётр их пророчества на дух не переносил. Но только юродивые пушки не льют и гербы с намёком на будущие победы не делают.

Андрей тоже смеялся, только не над собой, а над царедворцами. Ну ничего, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А сейчас его час ещё не пробил.

Андрей окунулся в работу. Пока мастеровые с рудника здесь, он принял заказы от московских людей, охочих до художественного литья, нарисовал эскизы и передал их со старшим – им всё равно возвращаться. Ещё передал мешочек с деньгами – жалованье – и письмо сопроводительное.

– Потап, за деньги головой отвечаешь. Не пропей, не потеряй, в санях на ночёвке не бросай. Люди, твои же товарищи, их ждут, им семьи кормить надо.

– Да что ж я, нехристь, не понимаю? Всё сделаю, как должно!

– Тогда с Богом!

Макар дал в дорогу работным людям и мешок со свежеиспечёнными караваями, и два добрых шмата сала, и рыбы сушёной. В дороге перекусили – и готовить не надо. А уж во время ночёвок на постоялых дворах горяченького поедят. И люди и лошади весь день на морозе, так отогреться, отъесться надо, иначе помёрзнут.

Андрей решил расширять диапазон изделий. На Руси издавна бельё гладили деревянными валиками. Работа долгая, тяжёлая. И он решил наладить литьё чугунных утюгов. Ручка должна была быть деревянной, чтобы не обжечься, в пустотелый утюг засыпаются тлеющие угли. Подошва у утюга полированной быть должна. Тогда и утюжить легко, и качество работы хорошее. А главное – рынок сбыта необъятный. В каждой семье утюг нужен, а ещё есть государевы портомойни, для казённого люда – солдат, офицеров – приюты, сиротские дома, госпитали.

Только как отшлифовать чугунную подошву? Можно вручную, камнем, но производительность такой работы низкая. Круглый наждачный камень бы сюда да привод – хоть от ветра, хоть от воды.

Он начал поиск среди заводчиков. Нашёл импортный камень – даже деревообрабатывающий токарный станок нашёл. Довольно примитивный, но для того, чтобы делать ручки к утюгам, вполне подойдёт. Сам, на санях, пока ещё не сошёл снег, отвёз станок и камень в Протвино, к Савченко. Потом дороги развезёт, пешком с трудом добраться можно будет. Пока кладка на печах сохнет, надо станок установить, избу для него сделать, привод придумать.

Савченко станку не удивился – видел подобные в Туле.

– Избу мы срубим, дело недели. А вот с приводом сложнее. Можно валы от реки и гребное колесо, а можно и лошадью.

– А ты не торопись. Через месяц таять будет – посмотри, до какого уровня река поднимется. Вот у уреза избу ставь, можно на сваях для надёжности, тогда вал совсем коротеньким выйдет. Тем временем мастера-деревщика найди, круглые ручки делать на станке. Или обучи толкового парня из своих. Даже ко мне в Москву его прислать можешь, пристрою к кому-нибудь. А теперь смотри сюда. – Андрей развернул перед Савченко бумагу.

Мастер всмотрелся:

– А я ведь похожую диковину видел. Внутрь неё уголь засыпают и бельё гладят.

– Где?

– В портомойне при доме Виниуса. Из далёких краёв привезена диковина сия.

– Думаю наладить здесь, у тебя, производство.

– Ну-ка, посмотрим.

Савченко долго приглядывался, бормоча что-то себе под нос.

– Ничего хитрого, осилим.

– Держи деньги. Рабочим по спискам раздай жалованье и про станочника не забудь.

– Всё сделаю, как велишь, барин.

Андрей с удовлетворением отметил порядок на заводе, значительно выросшую и прибавившую в объёме кучу руды.

По приезде в Москву Андрей узнал новость, неприятно его задевшую: Пётр передал Демидову казённый Невьянский завод на Урале. Заводчиком Демидов оказался хватким, разворотливым, но рабочих, подобранных из крестьян, не жалел. Кроме того, он договорился, чтобы ему для работы поставляли осуждённых.

Андрей Петра понимал – промышленность нужна была государству как хлеб. Но чем Демидов лучше его, Андрея?

С этого Невьянского завода поднялся род Демидовых, разбогател, известен стал.

Далее события стали быстро нарастать. 8 июля 1702 года граф Борис Шереметев одолел войско Швеции у Гуммельсдорфа. К России вернулись старинные русские крепости Ям и Копорье. Наши продвинулись до Риги, и Пётр получил реальную возможность укрепиться на берегах Балтики.

У Швеции в Северной войне были сильные союзники – Англия, Франция, Голландия, но они готовились к войне за наследство испанских Габсбургов и Карлу помочь не могли.

Пётр с войском провёл лето в Архангельске, опасаясь, что шведы ударят там. Но в сентябре 1702 года он вернулся на Ладогу и повёл войско к древнему новгородскому Орешку, который был занят шведами и переименован ими в Нотебург.

После непродолжительной осады гарнизон сдался.

Пётр переименовал крепость в Шлиссельбург, иначе – «Ключ-город».

Андрей в это время развернулся, его завод в Протвине уже начал выпускать утюги, решётки для ограды. Эти изделия давали деньги, позволявшие не повышать цены на пушки – редко какой заводчик мог себе позволить держать цены ниже, на уровне казённых заводов.

Но Андрей планировал лить на заводе в Протвине ядра всех калибров. Пушки без ядер – просто тяжёлая железяка.

Чтобы наладить сбыт утюгов, он поставил в Москве две лавки в людных местах, нанял двух разбитных приказчиков. Те зазывали прохожих и тут же показывали, как пользоваться диковинкой.

– Ну разве ты валиком такое сможешь? А утюжочком – любо-дорого поглядеть. После утюжка рубаху даже князю надеть не зазорно, – уговаривал один из них покупательницу.

Андрей глядел на всё это со стороны и улыбался. Народ привык к старым приспособлениям и к новому относился с недоверием.

Со скрипом продали первую сотню утюгов, а дальше уже заработало «сарафанное радио». Одна похвасталась покупкой, другая купила – и пошло-поехало. На завод стали подъезжать оптовые покупатели – купцы с других губерний, и завод заработал с полной нагрузкой.

Но если с литьём и ручками проблем не было, то шлифовка подошв стала узким местом. Андрей купил ещё два круга, памятуя: куй железо, пока горячо. А утюг – изделие несложное, конкуренты не дремлют. И приобретут образец, и сами наладят производство, поскольку патентного права в России ещё не было.

Андрей же наладил производство ступок с пестиками. Литьё гладкое, да с рисунком с наружной стороны. А без ступы в хозяйстве как? Зерно потолочь, сушёные ягоды для киселя, коренья для лекарств. И ступки разных размеров делал: от маленькой, для аптекарей, до больших, почти ведёрных.

Постепенно в среде мануфактурщиков он стал известен, узнаваем. При встрече с ним владельцы заводиков раскланивались. Связями оброс – в России без этого трудно: традиции, устои, менталитет в одночасье изменить непросто. И не заметил за трудами, как лето пролетело, холодать стало, листья с деревьев облетели. И уже снежок поля и города припорошил.

Весной Пётр с войском двинулся вниз по Неве и легко занял маленькую крепость Ниеншанц в устье реки. Так и получилось, что к маю 1703 года Россия отвоевала всё побережье Балтики от Нарвы до Невы. Только отвоевать можно, а вот удержать занятое сложно. И Пётр это понимал.

На Васильевском острове солдаты за три дня поставили ему бревенчатую избу, сохранившуюся до наших дней. Пётр был непритязателен в быту, в отличие от своих приближённых. А 27 мая 1703 года был заложен Санкт-Петербург.

К началу строительства в дельте Невы имелось двадцать восемь островов.

Собственно город начался со строительства Петропавловской крепости на Заячьем острове.

Строительством руководили иностранные инженеры, строили по новейшим технологиям фортификационной науки, с бастионами. Сначала крепость возводили из брёвен, засыпая между двойными стенами землю.

Пётр тут же запретил каменное строительство на Руси и ввёл «каменный» налог. Каждый въезжающий в город обязан был привезти с собой камни или заплатить деньги. Лишившись заработка на местах, все каменщики потянулись сюда, в город, которого ещё не было. Каждый работник на строительстве крепости получал жалованье один рубль в месяц и казённый кошт. Из 3262 строителей крепости за время строительства умерло 27 человек.

Прослышав о строительстве крепости в дельте Невы, сюда направился шведский отряд с целью уничтожить русских и разрушить постройки. Пётр сам, во главе восьмитысячного отряда, 7 июля пошёл в наступление и разбил шведов, заставив остатки уйти в Выборг.

На острове Котлин начали сооружать батарею в виде трёхъярусной деревянной башни, закончив строительство к маю 1704 года, – дабы уберечь будущий город от нападения с моря. Через много лет крепость станет каменной и получит новое название – Кронштадт.

Возведение каменных бастионов Петропавловской крепости начнётся в 1706-м и закончится в 1740 году. Через протоку от крепости начнут возводить каменный Кронверк, ставший затем артиллерийским цейхгаузом, а ныне – Артиллерийским музеем.

В 1703 году быстрыми темпами начал строиться сам город – на Васильевском острове и Петербургской стороне. В 1704 году на левом берегу Невы начали строить Главное Адмиралтейство. На Березовом острове возникают первые улицы. Вблизи Троицкой площади появились Большая и Малая Дворянские улицы, Посадская, Ружейная, Пушкарская, Монетная, Гребецкая. А вдоль самой Невы расположились дома именитых людей – А.Д. Меншикова, Г.И. Головкина, И.М. Зотова, М.П. Гагарина.

Дворяне в Москве, получив сведения о строительстве крепости и города, забеспокоились. В Москве земля дорогая, тесно, места для строительства не хватает. Да и, по слухам, царь новому городу благоволит. И потянулись дворянство, купцы и прочий именитый и богатый люд к устью Невы. Многие сразу ехали обозами, в которых везли работных людей – плотников, столяров, каменщиков, печников. Ну и заодно кухарок, портомоек, швей.

Государь щедро отмерял вновь прибывшим землю. Однако чудинка у Петра была: в первую очередь он занялся не улицами и дорогами, а каналами, и передвигаться велел на яликах и лодках.

Взяв деньги и несколько слуг, поехал на Неву и Андрей. Столица вскорости будет там, Москва станет городом второстепенным, и поэтому он хотел напомнить Петру об обещании дать землю под строительство по соседству с сиятельным Меншиковым. Потом уже поздно будет хлопотать.

На одной из остановок под Тверью, на постоялом дворе, Андрей нос к носу столкнулся с боярином Пушечного приказа Кутафиным.

– Ба! Кого я вижу! Алексей Митрофанович! Какими судьбами?

Дьяк склонился к Андрею и так, чтобы не слышал никто, сказал на ухо:

– Ты чего прикидываешься? Сам же мне про город сей на Неве глаголал! Я вижу, и ты туда путь держишь?

– Держу, скрывать не стану. Я тебе больше скажу: сам Пётр Алексеевич прилюдно обещал землицу мне дать на набережной, по соседству с Александром Даниловичем.

– Да ну! И здесь обскакал!

– Я же тебя предупреждал, боярин! Не поверил ты мне. Человечка своего, из разворотливых, по весне бы послал. Пётр тогда трофейной земли не жалел, участки обширные давал. А ноне все в Питербурх кинулись, лакомые-то куски забрали уже.

Боярин побагровел от досады – ведь он и в самом деле Андрею тогда до конца не поверил. Но и в Москве хоромы расширять не стал, как хотел, – а вдруг Андрей прав?

– Отобедать приватно со мной не желаешь ли? – спросил боярин.

– Отчего же нет? Со всем моим удовольствием, проголодался я в дороге.

Боярин договорился с хозяином насчёт отдельной трапезной, и Андрей понял, что Алексей Митрофанович хочет приватно поговорить. И точно. Пока уселись, слуги быстро принесли вино, закуски и заедки. Выпили по стаканчику романеи за неожиданную встречу.

По традициям положено было разговор начать с погоды, видов на урожай, коснуться царского двора, а уж потом о деле говорить. Но боярину не терпелось. Андрей предсказал появление города, когда о сём не помышлял сам государь, – и всё сбылось! Теперь же боярин, пользуясь случаем, хотел вызнать всё, чтобы вовремя подсуетиться.

– Как думаешь, где строиться лучше?

– А к совету прислушаешься?

Боярин перекрестился.

– Адмиралтейство государь заложил, Петропавловскую крепость в честь святых Петра и Павла.

– Слышал краем уха. Да оно ведь как, самому поглядеть надо.

– Государь сам всего не знает, что ему предначертано.

Дьяк наклонился, боязливо оглянулся на дверь:

– Ты-то откуда ведаешь? Не с дьяволом ли общаешься?

Андрей перекрестился:

– Помилуй Боже! О чём ты, боярин?

– Прости, коли обидел. Весь внимание.

– От Адмиралтейства три улицы лучом расходиться будут. Главная будет называться Невской першпективой – вот там землю просить надо. Сейчас это пустынь, лес да кочки. Меншиков да иже с ним поудобнее берут – на набережной. Виды красивые, изба Петра рядом. Только центр города не там будет, а на Невском да Дворцовой площади, в двух шагах от Невского.

– Во что деется!

Боярин облизнул пересохшие губы, налил себе в стакан вина и опрокинул его махом. За столом так не делалось, он должен был наполнить стакан собеседнику. Но боярин был настолько заинтригован, что презрел приличия.

– Говори, говори! – А у самого горели глаза от предчувствия чего-то необыкновенного.

– Невская першпектива начинаться будет прямо от Адмиралтейства. Встань ко главному входу спиной – он на берегу будет, отсчитай триста сажен, там и проси. Потом эти земли да дома на них баснословных денег стоить будут.

– Почему?

– О двенадцатом годе, через девять годков, государь столицей новый город сделает.

– А Москва как же?

– А что Москва? Москва стоять будет. На царство венчать там будут. Вторым городом в государстве будет на три века.

Боярин отпрянул в испуге:

– Ой, что делается!

Он опять наклонился к Андрею:

– Перемены великие грядут! Не зря Петра Алексеевича в народе «антихристом» зовут. Только о том никому, иначе не сносить нам обоим головы.

– В Преображенский приказ, к Ромодановскому попасть боишься?

– А то! А ты разве не боишься? После третьего огня всё скажешь, даже то, что забыл десять лет как.

– Язык за зубами держи да в заговоры не лезь. Вот голову и сохранишь.

– Страшно в новом городе строиться, да ещё под боком у шведа.

– Не о том говоришь. Дом строить будешь – повыше ставь. Нева иногда разливается сильно, затопить может. А шведов Пётр Алексеевич через шесть лет разобьёт под Полтавой. Наголову. Карла прибежища искать будет и умрёт в безвестности. А Россия перед Европой воссияет, как Вифлеемская звезда. Видные иноземцы за честь считать будут Петру Алексеевичу послужить.

У боярина челюсть отвисла от удивления.

– Не человек ты!

– Потрогать можешь. Как и ты, из плоти и крови.

– Искуситель!

– Всё запомнил, Алексей Митрофанович?

– Как есть всё! Каждое слово в точности.

– Забудь о нашем разговоре, и чтобы никому, ни-ни!

– Нешто я мальчонка малый?

– Поесть бы…

– Ой, дурень я! Ты же с дороги! Эй, прислуга!

Принесли горячее: кислые шти, куриные полти, жареных карасей в сметане, паром исходящих.

Андрей накинулся на еду – тряская дорога почти с утра до вечера разбудила аппетит.

А боярин не ел, только винца стаканчик опрокинул. Услышанное отбило у него желание есть, он переваривал мысли.

– Слушай, а ты не продашь мне свою землю?

– Побойся Бога, боярин! Мне ещё до Питербурха добраться надо, к Петру Алексеевичу попасть.

– Если государь чего-нибудь обещал, тем более прилюдно, слово своё он сдержит. Этого у него не отнять. Как говорится, царское слово твёрже гороха.

– Кстати, о горохе – напомнил. Вторая улица, что лучом от Адмиралтейства пойдёт на голландский манер, Гороховой называться будет.

– В разумение взять не могу, неужто карты подсказали? Или тебе свыше кто подсказывает?

Андрей кивнул. Пусть боярин сам думает как хочет. Он наелся, запил обед стаканом романеи.

Через постоялый двор и трактир, что ранее проезжими были и их обитатели видели купцов чаще, ноне заезжали знатные люди. Трактирщик стеклянную посуду прикупил, разорился, – по моде.

– Прости, боярин. Устал я, спать пойду. Дорога впереди ещё долгая.

– И я такожды. Утром едешь?

– Утром.

– Давай в моём возке. Он мягкий, да и веселее вдвоём, – предложил боярин.

– Кто бы против был?

– Вот и уговорились.

Боярин был рад, с хозяином за обед сам рассчитался.

Утром их ждал уже накрытый стол – боярин заказал.

Прислуга спала в людской, ела в общей трапезной.

Выехали они длинным поездом, составленным из двух обозов. А впереди и сзади по грунтовой дороге пылили другие обозы – с дворянами, купцами, камнем, провизией – город нуждался во всём.

Через несколько дней добрались до устья Невы. На островах там и сям виднелись постройки, пока большей частью деревянные.

Боярин и Андрей перебрались на лодке за алтын на Васильевский остров.

– Избу видишь? – показал Андрей.

– У меня в такой челядь живёт.

– А здесь – государь. Его там ожидать надо или к Петропавловской крепости идти. Вон она.

Они направились туда. Небольшой остров соединён был с Васильевским понтонным мостом. Всё-таки на строительство крепости постоянно везли лес, камень, железо – скобы, прутья. На лодках всего не переправишь, подводами удобнее.

Остров напоминал муравейник. Сотни людей рыли землю, бабами вбивали сваи.

Андрей сразу увидел государя – он был выше всех на голову.

– Государь здесь, идём!