Личных вещей у Андрея было мало, только сменное бельё. Основной вес – ценности. Но главное – он знал цель и направление своего пути: сначала – на Москву, а потом – на восток, на Вятку.

Ехал, как был, в форме. Её никто не попросил снять, и Андрею это было на руку, его везде принимали как служивого. Хуже было другое – наступала зима. По утрам мороз сковывал грязь, замерзали лужи. Да и Андрей начал замерзать в кафтане и решил в первом же городе купить тулуп. Шуба дорогая, ехать в ней неудобно, а случись оружие в руки взять – только мешать будет.

Остановился он на постоялом дворе в Орле. Выспавшись и позавтракав, отправился на базар – чаще его называли торгом. Купил себе шапку из енота, тулуп овчинный крашеный. Постоял, раздумывая – не купить ли пистолет? Всё-таки соблазнился, взял – уж больно привлекательно тот выглядел: немецкой выделки, с запасом пуль, пыжей и пороха. Покрутив в руках и полюбовавшись, сунул его за пояс. Шпага офицерская у него была, но странно бы он выглядел – в тулупе и шапке с офицерской шпагой на ремне. И ещё: со шпагой позволено было ходить армейским офицерам или чиновникам в парадном платье. Но к армии он теперь не принадлежал, чиновником никогда не был. Пистолет же под тулупом не заметен, а чувство уверенности вселяет. И шпагу можно было теперь везти в перемётной суме, не привлекая ничьего внимания.

Уже на выходе с торга купил войлочную попону для коня, резонно решив, что впереди зима, морозы усилятся и о коне тоже надо позаботиться. Скотина бессловесная, но живая и своя.

Следующим утром он продолжил путь. Отдохнувший конь сам поддерживал хороший темп, и вскоре Андрей въехал в Москву. Исстари сложилось так, что, куда бы ты ни ехал, все дороги вели через Первопрестольную. Ещё находясь на постоялом дворе, из разговора купцов в трапезной он узнал, что царь Пётр покинул столицу и отправился с «Великим посольством» за границу. Много нового узнает Пётр, будет вводить новые порядки в стране, но «Великое посольство» едва не закончится для него потерей власти. Бояре пока только приглядывались к Петру, и поддержки с их стороны молодой царь не имел. К тому же у бояр были причины настороженно относиться к Петру: его частые застолья с иноземцами в Немецкой слободе давали пищу для разговоров.

Андрей знал, что после отъезда Петра Софья решит: настал момент, когда надо брать власть в свои руки бесповоротно. Тем более что на её стороне были стрельцы, по численности превосходившие Преображенский и Семёновский полки, преданные Петру.

Но Пётр, срочно вернувшись в Россию, жестоко подавит стрелецкий бунт и заключит Софью в монастырь, лишив власти. Стрельцы окончательно потеряют силу: Пётр их не любил ещё с младых лет.

Хотелось Андрею остаться в Москве, самолично поглядеть на события, но в период сумятицы лучше держаться от столицы подальше, можно запросто сложить голову. Тем более что путь его был не близок, а поставленная задача требовала времени и полной отдачи сил.

Проснувшись утром на постоялом дворе, он увидел, что улицы были белы от выпавшего снега. Крестьяне на подводах, приезжавшие на торг, торопились покинуть столицу. Промедлишь несколько дней – и до дома уже не добраться. Своеобразное межсезонье: на подводах уже несподручно, а для саней ещё рано, снежный покров маловат.

Купцы на судах торопились в свои гавани. Встанет на реке крепкий лёд – и вмёрзнут суда накрепко, только бросить их останется на погибель, потому как весной при ледоходе корпуса раздавит.

Андрей ехал по дороге на Нижний Новгород. Снег уже был перемешан копытами, колёсами и превратился в кашу. Но конь шёл бодро, постоянно приходилось обгонять подводы.

Несколько дней – и он в Нижнем. Здесь уже и снега было больше, и морозы давили сильнее.

На постоялом дворе задумался – в неподходящее время он едет. Скоро снегом занесёт всё, и рудники толком осмотреть не удастся, и со стройкой проблемы возникнут. Но он был упрям и привык доводить дело до конца.

Походил по торгу, послушал разговоры людей, и, как оказалось, не зря. Вятские купцы собрались в группу: так ехать безопаснее, в случае чего выручить друг друга можно. К ним и примкнул Андрей. Конечно, сам верхами он добрался бы быстрее, но торопиться ему было некуда, а дороги он не знал, полагался на попутчиков.

Выехали рано утром. Андрей держался в хвосте обоза. Летом в конце обоза ехать плохо: в воздухе висит пыль от колёс и копыт. А зимой лучше – дорога проторена. На привалах, когда они случались, барином не был, собирал хворост для костра, бегал с котлом за водой – за то получал миску похлёбки. Купцы были из небогатых, сами за ездовых на облучке сидели. Только у одного было две подводы да нанятый ездовой.

Чем дальше от Нижнего уходил обоз, тем менее наезжена была дорога. А в дне пути от Хлынова, как раньше называлась Вятка, и вовсе плохо стало. Дорога временами переметена была, заносы снежные путь преграждали. Тогда всем скопом приходилось толкать гружёные подводы. Едва успели к ночи до города добраться, вымотались все.

Купцы были в выигрышном положении: у них тут дома, семьи. Андрею же одна дорога была – на постоялый двор. Были они где-то чуть лучше, чуть богаче, иногда встречались и просто ночлежки, но надоели ему одинаково. Всё-таки человек должен иметь свой угол, своё личное пространство. В такую непогоду это ощущается особенно остро. Но ведь не ночевать ему на улице? И потому – лошадь в тёплое стойло, а сам в трапезную. С дороги да с мороза горячий сбитень в самый раз. Постояльцев мало, трапезная едва ли на треть заполнена, зато обслуживали быстро.

Андрей не спеша поел, отогрелся. На морозе, как ни одевайся, всё равно ветер пробирает. А в небольшой комнате было уютно и тепло, и он, поднявшись наверх, уснул с чувством, что путь окончен.

Но как бы не так! Медные рудники оказались далеко от города, верных полсотни вёрст к югу. И, поскольку дороги он не знал, пришлось отыскивать на торгу попутчиков из числа купцов, приехавших из тех мест.

Обоз тянулся медленно, и к нужному селу Андрей попал к исходу второго дня.

На следующий день он узнал, что рудников в окрестностях два, производительность низкая, но владельцы были и этим довольны, поскольку медь пользовалась хорошим спросом и хозяева имели прибыль. Было бы смешно строить литейное производство, не имея сырьевой базы.

Оба владельца вели себя высокомерно, даже заносчиво. Конечно, явился к ним человек неизвестный, предлагает скупать медь оптом. Но в розницу ведь изрядно дороже, какая выгода?

В общем, надежды на российскую медь развеялись у Андрея как утренний туман. Но не воевать же с ними? Однако он был расстроен. Преодолеть по зимнику тысячу вёрст, чтобы получить отказ?

Медь можно было купить зарубежную, но на шведскую надежды мало, Пётр будет воевать со шведами, впереди Северная война, и поставки прекратятся. Остаётся медь кипрская. Только и пословица к месту вдруг вспомнилась: «За морем телушка полушка, да рубль перевоз». Дороговато медь выйдет.

Однако Андрей задержался в селе на несколько дней, стал разговаривать с крестьянами. Им льстило, что приезжий барин снисходит до обстоятельных бесед с ними. Выяснилось, что неподалёку есть ещё рудники, буквально в десяти верстах. Даже место назвали: деревня Большой Кукмор, что на реке Нурминка. Населена она была преимущественно татарами. И Андрей направился туда.

На самом деле рудников оказалось несколько, и все маломощные. Но принадлежали они одному купцу. Рудный пласт шёл в виде тонкой, в метр толщиной, полосы – где-то ближе к поверхности земли, где-то дальше от неё.

Купец согласился рудники с медеплавильным заводишком продать, однако цену заломил несусветную – восемьсот рублей серебром. Они долго торговались, и Андрею удалось сбить цену до пятисот рублей, причём торговался он с выкладками на руках. Ведь он приготовился, дал мастерам по пять копеек, чтобы те выдали ему мощность каждого рудника. В сумме они давали не больше тысячи пудов меди в год, но начинать с чего-то надо было.

Они ударили по рукам. Купец написал купчую, Андрей отсчитал деньги.

Приняв производство, он оставил прежние порядки и оплату – четыре копейки за рабочий день, зато перестроил работу медеплавильного завода. Раньше на нём рабочие выплавляли медные слитки, делали медную посуду и домашнюю утварь – вроде подсвечников. Андрей распорядился лить пушки.

Поскольку они делились по мощности и калибру, Андрей решил начать с маленьких, двухфунтовых. При Петре калибр определяли не диаметром ствола, а весом чугунного ядра. Кстати, такая же система калибров сохранилась для современных охотничьих ружей, а англичане пользовались ею даже в период Второй мировой войны для современных нарезных пушек.

Мастеровые сделали формы, отлили – загвоздка вышла в сверловке. Вчерне ствол имелся, но требовалась чистовая обработка, инструменты.

И выход нашёлся: Андрей просто переманил высоким, вдвое выше прежнего, жалованьем мастера с Пыскортского медеплавильного завода, что был при Кутгортском и Григоровском рудниках. Для изготовления деревянных станин он набрал плотников.

Несколько пушек были уже готовы, и требовалось их испытать. Андрей не поленился съездить за восемьдесят вёрст в Казань, купить пятьдесят пудов пушечного пороха и железных ядер. Пятью нанятыми подводами он перевёз всё в Кукмар. Подводы сопровождал сам, чтобы ни один бочонок не пропал и не попал под дождь.

И вот наступило время испытаний. Пушки вывезли за деревню. Андрей сам засыпал мерку пороха, забил пыж, прибил банником и закатил в ствол ядро. Мастеровые смотрели за его действиями с интересом, ведь раньше они о пушках только слышали.

Андрей взял раскалённый на костре железный запальник, напоминающий по форме кочергу, и, перекрестившись, поднёс к затравочному отверстию. У пушек стоял он один, работников благоразумно попросил отойти на тридцать шагов.

Бабахнуло здорово, аж уши заложило. Пушку окутало дымом, запахло серой от сгоревшего пороха.

Когда дым снесло ветром в сторону, Андрей бросился осматривать медный ствол. Слава богу, он был цел. Андрей снова зарядил пушку – на этот раз полуторным зарядом пороха. Ежели она выдержит, испытания можно считать успешными. Пушка выдержала, только откатилась на маленьких колёсиках станка дальше.

Андрей подозвал мастеровых:

– Ищите ядра. Кто найдёт, встаньте рядом, чтобы я видел. Каждому дам приз – копейку.

Мастеровые гурьбой бросились вниз – все хотели срубить лёгкие деньги.

Ядра нашлись не сразу: одно улетело за триста шагов, другое – за пятьсот.

– Несите ядра сюда! – крикнул Андрей.

Ядра можно было использовать многократно.

Сначала производство пушек шло медленно: мастера не имели опыта, технология была не отлажена, оснастки не хватало. Но со временем пришёл опыт, прибавились инструменты, и за два месяца удалось сделать двадцать пушек со станками – за образцы Андрей взял уже виденные им во время Азовского похода. Однако не всё в них его устраивало. Во-первых, маленькие колёса станка. Пушка после выстрела откатывалась на них, но передвигать её на местности было почти невозможно – ведь к месту боя она перевозилась на корабле или на подводе. И во-вторых, не устраивал калибр – уж больно мал. Такой калибр можно было использовать против пехоты или конницы, особенно если зарядить пушку не ядром, а мушкетными пулями или каменным дробом. Он своими глазами видел, что эффект против крепостных стен дают орудия большой мощности. Конечно, начинать надо с малого, расти постепенно и усовершенствоваться. Не зря говорит арабская пословица: «Даже самая дальняя дорога начинается с первого шага».

За месяцы, проведённые на медеплавильном заводике, Андрей приметил одного из мастеров. Молодой, лет двадцати пяти, но очень толковый: все пояснения на лету хватал и поручения его выполнял со всем тщанием. Он вызвал его для беседы.

Мастер, как и все на «литейке», был в кожаном фартуке и войлочной шапке – они предохраняли от раскалённых брызг.

– Как работается, Никифор?

– Да как и всем, тяжело и жарко.

– Может, мысли какие-то есть, как производство сделать лучше?

– Есть, только кто меня слушать будет?

– Я буду. Говори.

– Надо сразу три формы у печи готовить. И медь разливать не котелками – она остывать успевает, а от печи жёлоб сделать. Тогда с одного залива три ствола готовы будут.

– Хм, разумная мысль! Делай!

– Как? Надо мной старший мастер есть.

– С этого дня ты старшим будешь. Ты предложил – ты и делай. Получится – останешься старшим и жалованье вдвое против прежнего получать будешь. А не выйдет – назад в простые литейщики вернёшься.

– Стараться буду, лишняя копейка в семью нужна. У меня детей двое, и супружница опять тяжёлая.

– Ну а новую пушку, большего калибра, осилишь?

– А чего не осилить? Форма новая нужна, а лить всё равно что.

– До сих пор мы делали пушки малые, в два фунта. А надо четыре, пять, семь…

– Эка ты, барин, размахнулся! Сначала четырёхфунтовые попробуем. Ядра новые потребны.

– Будут. И ещё: колёса к станку большие лить надобно, в половину человеческого роста, чтобы в бою пушку с места на место перекатывать можно было.

– Это дело, сам такожды думал.

– А чего не сказал?

– А кто бы меня слушал?

Со следующего дня литьё малых пушек прекратили. Неделю они доделывали уже отлитые стволы – сверлили, мастерили станины, потом испытывали стрельбой. В амбаре, использовавшемся под склад, скопилось уже тридцать готовых пушек, и надо было заняться их поставкой в армию или на флот – для галер малый калибр в самый раз.

Но для перевозки пушек большой обоз нужен или несколько ушкуев. Большое судно по их реке не пройдёт, придётся использовать несколько малых, и Андрей ждал одного – когда очистятся реки и высохнет земля. Везти надо в Москву, в Пушечный приказ. Там принимают, испытывают стрельбой с усиленным зарядом, ставят государственные клейма. Только тогда пушка принимается в цейхгауз и за неё выплачивают из казны деньги. Учитывая неспешность чиновников – дело долгое.

А Никифор, получив полномочия, взялся за переделку цеха. Из огнеупорных кирпичей выложили желоба, увеличили мощность горнов – два прежних едва справлялись с нагрузкой.

И вот после недельного разогрева печи начали первую плавку. Формовщики волновались: ведь формы для стволов новые, таких больших раньше не делали. Сделал неправильно воздухоотводные каналы – весь ствол в брак пойдёт, поскольку в нём раковины будут, пушку разорвёт.

Но первый блин не вышел комом. Когда медь остыла, формы разбили – и вот они, блестящие стволы.

Андрей не занимался украшательством, как на иных заводах: то изображения лилий, то неведомых зверей наносили на пушку. Украшательства добавляют веса, приводят к дополнительному расходу меди, а на точность боя и дальность полёта ядра не влияют. Он исходил из постулата: оружие должно быть простым, надёжным и удобным в обращении.

Пушки большего калибра освоили быстрее – сказывался опыт. Испытали стрельбой. На обычном заряде ядро летело на пятьсот шагов, на усиленном – семьсот. Сделали даже мишень – бревенчатый щит, который с успехом был разбит прямым попаданием.

Андрей был доволен: такие пушки не стыдно предъявить в Пушечный приказ.

Чтобы не рисковать, испытали новый станок на больших колёсах. Станок прицепили к лошадям, только вместо ствола положили на лафет мешки с землёй. Нагрузка на станок есть, а если произойдёт неприятность и он перевернётся, ствол пушечный не повредится. Возили станок по пересечённой местности часа два.

– Ты ямы да ухабы не объезжай, гони не жалея, – напутствовал возничего Андрей.

К чести мастеров, следивших за ездой, станок испытания выдержал. Когда ездовой подъехал на взмыленных лошадях, мастеровые тщательно осмотрели колёса, особенно спицы, и удовлетворённо кивнули. У Андрея отлегло от сердца.

После некоторых размышлений он решил ехать в Москву с малым обозом. Взять для пробы пару малых пушек и одну большую – вдруг какая-то загвоздка? Не возвращать же весь обоз, если он велик! Поджимало время, да и деньги подходили к концу. Много ушло на покупку рудника и завода, оснастку, пороха, ядер, жалованье рабочим. А доходов пока никаких. И если казна пушки не купит, он разорится. Производство придётся останавливать, а завод и рудники продавать. Было бы обидно.

Андрей стал вызнавать через купцов, где сейчас находится Пётр. Слухи доходили разные, один другого страшнее. После бунта стрельцов царь самолично рубил головы на Болотной площади, многие бояре были сосланы из столицы. Сам же царь после «Великого посольства» задумал реформы в армии, решил открыть Навигацкую школу.

До Москвы добирались три недели. Дороги грунтовые, тряские. Пушки с лафетов сняли и уложили на телеги. Получился целый обоз из пяти подвод. Скорость передвижения невелика: двадцать – двадцать пять километров в день. К вечеру искали постоялый двор, ели и ночевали там. Одного из ездовых Андрей оставлял на ночь у подвод – стволы вполне могли своровать, медь имела хорошую цену.

В Первопрестольную прибыли в конце июня. Народу на улицах было много, но стрельцов в их заметных кафтанах не было видно вовсе, чему Андрей был очень рад – он испытывал к ним неприязнь. Молодец молодой царь, дал укорот стрелецкому племени!

Постоялый двор нашли на окраине. Так и дешевле, и с пушками как-то неуместно в центр города ехать – не война. А на следующий день Андрей один отправился в Пушечный приказ.

Располагался он на углу от Кремля, рядом с Кузнецким мостом. Тут же было литейное производство пушек. Странно: производство жаркое, дымное, шумное – и рядом с резиденцией царя. И воздух он него не очень чистый, и пожары могут быть – ведь плавильные печи работают непрерывно, на ночь их не погасишь, температура должна поддерживаться постоянно высокая, иначе плавка получится плохая.

Разумеется, что в Пушечном приказе Андрея никто не ждал. Пока он пробился к дьяку, не одному чиновнику денежку дал.

Дьячков в приказе было два – вроде министров оборонной промышленности.

Андрей отвесил лёгкий поклон, шапку снял. Что делать? Не Европа, любят в России чинопочитание.

– Заводчик из вятских краёв, Андрей. Литейной мануфактурой владею, пушки лью. Вот привёз три штуки: две малые, двухфунтовые, и одну большую, четырёхфунтовую.

Дьяк неторопливо поднял голову и лениво осмотрел Андрея:

– Мои люди пушки смотрели, стрельбой испытывали?

– Нет покамест.

– Иди к подьячему Волобуеву, передай ему – я велел испытать.

– Я пушки с обозом доставил, – уточнил Андрей.

– Экий ты прыткий! Через месяц приезжай, а то и через два.

Андрей ничего не успел вымолвить в ответ: дверь резко отворилась и, пригнувшись под притолокой, вошёл сам Пётр. За ним последовала многочисленная свита, но какая! Граф Апраксин, граф Головин, граф Толстой… В немаленькой комнате дьяка сразу стало тесно от людей.

– Ты почто пушек новых в войско мало даёшь? – Было видно, что Пётр сердит – он грозно топорщил усы.

Дьяк тут же вспотел, лицо его покраснело. Он стащил с головы шапку и отвесил царю поклон:

– Дык, ваше величество, меди да бронзы не хватает.

Свита оттеснила Андрея в сторону.

Щека у Петра задёргалась в нервном тике – неисполнительности он не терпел. Но вроде и вины дьяка не усматривалось. Ежели сырья нет, из чего пушки лить?

– Скажу, чтобы колокола с церквей снимали! – в сердцах бросил государь.

По комнате пронёсся вздох свиты. Нехорошо колокола снимать – для церкви поруха.

Пётр резко повернулся, и взгляд его упал на Андрея, скользнул в сторону. Царь сделал шаг, другой, потом резко остановился и обернулся:

– Андрэ?

– Он самый.

– А почему не в офицерском платье?

– Не взыщи, государь. Тифом заболел, еле выкарабкался. В отставку ушёл.

– Прискорбно. А тут-то, в приказе, что делаешь? Насколько я помню, ты инженер.

– Так и есть. Уйдя в отставку, рудник медный купил и мануфактуру. Пушки лью.

У царя брови поднялись в удивлении.

– Полезное дело делаешь! Посмотреть хочу, сам. Если дрянь – не обижайся, велю батогами бить.

– Так на постоялом дворе пушки…

– Почему сразу не привёз?

– И без пушек к дьяку едва пробился. Говорит – месяц или два жди.

Пётр повернулся к дьяку. Тот сделался пунцовым, глаза округлились – на расправу Пётр был скор и крут.

– Ах ты, собака! Не посмотрю, что боярин! Так-то ты волю государя исполняешь? Так за дело радеешь? К тебе человек сам пришёл, а ты?!

Пётр выхватил трость из руки одного из графов и стал ею бить дьяка. Тот молчал, только руками прикрывался.

Получив несколько ударов, дьяк взмолился:

– Сам посуди, государь: человек для приказа новый, какие пушки льёт – неведомо. Испробовать надо!

– И для этого два месяца потребны?

Пётр ударил дьяка ещё пару раз для острастки и отбросил трость.

– Завтра чтобы пушки в Преображенском были! А ты пушкарей, порох и припасы обеспечь. И чтобы сам был – проверю. День даю для испытаний!

Государь со свитой вышел.

Дьяк упал в кресло, достал платок и утёр окровавленный нос.

– Из-за тебя всё! – прогундосил он, обращаясь к Андрею.

– А поворачиваться шибче надо! – парировал тот. – Я месяц с Хлынова обоз вёл, а он испытывать два месяца собрался! – Андрей был зол на дьяка.

– Ты бы сказал прежде, что инженер, что обучен да что с государем знаком…

– А что, от этого мои пушки лучше станут?

Дьяк не ответил. Он приложил платок к распухшему носу, шмыгнул им.

– Слышал, что государь сказал? – не унимался Андрей. – Завтра с утра тебе в Преображенском быть.

– Буду.

Андрей вышел за дверь и перевёл дух. Кабы не приход царя, всё могло бы повернуться по-другому.

Сразу из приказа он прямиком отправился на постоялый двор.

– Собирайтесь, надо в Преображенское ехать, там утром испытания будут.

Обоз выехал из Москвы.

Преображенское было километрах в пятнадцати, надо успеть добраться, собрать пушки, водрузить их на лафеты и поставить на колёса.

Дорога была уже знакома Андрею. Ехали поспешая, но всё равно прибыли уже к вечеру. До ночи они успели собрать пушки на постоялом дворе и осмотреть при свете факелов все детали.

Люди устали и после ночного ужина отправились спать.

Отдохнуть удалось пять часов, в шесть утра – подъём.

Собрались быстро и, позавтракав, поехали на поле за околицей, где, по словам хозяина постоялого двора, периодически проводили стрельбы.

Вскоре прибыл обоз с припасами, а следом приехал в карете дьяк Пушечного приказа.

– Начинаем, – милостиво кивнул дьяк. – Пусть твои люди отойдут.

Заряжали пушки и стреляли бомбардиры приказа. Сначала все три орудия испытали нормальным зарядом, потом – полуторным, а в завершение – двойным.

Андрей волновался, как и его люди, но вида старался не показывать.

Испытания пушки успешно выдержали.

Малые пушки приняли беспрекословно, а у большой дьяк упёрся:

– Почему колёса большие? Нет таких в уставе.

– Они лучше, – попытался убедить его Андрей. – Пушки по полю боя передвигать легче, бомбардирам удобнее.

В это время один из бомбардиров закричал:

– Государь едет!

Все забегали – а ну как непорядок узреет?

Когда карета подъехала, успели выстроиться в шеренгу.

Пётр вышел:

– Слышу – стрельба идёт, приехал посмотреть. А это что такое? – он остановился у большой пушки.

– Ваше величество, большие колёса скоро во всех армиях появятся, и в первую очередь во Франции, – выступил вперёд Андрей.

– Объясни.

– На больших колёсах пушку легче перекатывать, ну, скажем, за наступающей пехотой идти, огнём орудий её поддерживать.

– Занятно. Лошадей сюда!

К царю тут же подвели двух лошадей в упряжке и с передком.

– Прицепите и возите. Только гнать во всю силу и буераков не избегать.

Пушку прицепили, и лошади сорвались с места.

Царь с интересом следил за возкой.

Пушка подскакивала на ухабах, и Андрей даже испугался – не перевернётся ли? К нему бочком подвинулся дьяк. Он отдувался, как будто сам возил эту пушку.

– Зачем ты её привёз? Сам осрамишься и меня на позор выставишь!

– За пушку не бойся. Её уже так возили, и ничего не отвалилось.

После нескольких кругов Пётр махнул рукой, и взмыленные лошади с ездовым подъехали.

– Отцепляй! – скомандовал дьяк.

Пётр обошёл пушку, осмотрел, попробовал подёргать за медные литые спицы колёс.

– Ну-ка, бомбардиры, подсобите!

Царь и вместе с ним трое из пушечной обслуги взялись за лафет и покатили пушку. Дьяк спохватился, подбежал и попытался помочь.

– Прочь! – отогнал его Пётр.

Вернулся царь довольный:

– Умно придумано! На самом деле перекатывать легче, случись надобность такая в бою.

Дьяк расцвёл, заулыбался, как будто пушки были его, а не Андрея.

– Можешь клейма ставить и пушки принимать, – повернулся Пётр к дьяку.

– Калькуляция есть? – спросил он у Андрея.

Смета на пушки была, и в ней всё было расписано – сколько и по какой цене меди ушло, сколько плавка стоила, сам лафет, труд рабочих, перевозка.

Пётр пробежал глазами лист бумаги:

– А маржа где?

Маржа была прибылью.

– Не написал ещё, государь! – вытянулся перед ним Андрей.

– Тут у тебя итог стоит: пятьдесят три рубли, один алтын и две копейки.

– Именно так, государь.

– Ежели по пятьдесят пять рублёв возьму, отдашь пушки?

– Отдам, Пётр Алексеевич!

– Беру! Деньги отдашь, – повернулся Пётр к дьяку и тут же продолжил с Андреем: – Сколько пушек поставить можешь?

– В цейхгаузе у меня на момент отъезда оставалось тридцать малых пушек и шесть больших. Полагаю, сейчас уже больше.

Пётр шагнул вперёд, обнял Андрея и поцеловал его:

– Ай, молодца! Вот удружил так удружил! И все такой же выделки?

– Ни одно орудие не подведёт, государь! – заверил его Андрей.

– Все вези! Угодил ты мне, как будто знал, что армии нужно. Реформировать армию буду. Нам теперь сотни, а может быть, и тысячи пушек потребны будут. Малые пушки на галеры поставим, большие – в канонирские команды, в полках.

Пётр воодушевился, глаза радостно блестели: производство пушек в Туле разворачивалось медленно, и неожиданный приезд Андрея воспринимался им как счастливая находка.

– Только вот что скажу…

Андрей весь обратился в слух.

– Пушки твои хороши, спору нет. Только ни имени мастера, ни имени владельца мануфактуры – ничего нет.

– Государь, всё отлить можно. Только на это лишняя медь пойдёт, и пушки тяжелее станут. Цена возрастёт.

– Тогда пусть мастера твои чеканом набьют твою фамилию, чтобы знал бомбардир, из чьего орудия стреляет, кому обязан.

– Это можно.

– Ну вот и договорились! Как всю партию пушек сдашь, пусть дьяк мне сообщит.

Дьяк поклонился.

Пётр со свитой уехал, и все перевели дух. Пушки государю понравились, гроза миновала.

Андрей подошёл к дьяку:

– Мыслю я, с деньгами задержки не будет?

– Завтра в приказ приходи, сегодня уже поздно.

– Договорились!

Андрей с обозом направился в Москву, на постоялый двор. Подводы были пустыми, и обоз шёл легко.

На сердце у Андрея было радостно. Первую, пусть и небольшую, партию пушек он сдал, причём пушки были хорошего качества и государю понравились.

На другой день с утра он уже был в приказе. Подписав бумаги, получил деньги – увесистый мешочек. В Москве его больше ничего не держало, и обоз отправился в обратный путь.

Едва вернувшись, Андрей тут же стал искать суда. На подводах везти долго, а если ещё учесть, что эта партия пушек большая, то и подвод нужно много. Да и когда затраты посчитал, убедился – на кораблях выгоднее. Хочешь не хочешь, а приходилось быть экономистом, считать деньги.

Он нанял три речных ушкуя. Суда маленькие, но именно такие пройдут по их небольшой реке.

Погрузкой пушек занимались все рабочие, кто не был занят на выплавке и не стоял у печей.

Когда пушки были размещены на судах, Андрей отобрал четырёх рукастых мастеров: в Москве пушки мало было выгрузить, их ещё дособрать надо было, установив на лафеты.

Впервые за полгода Андрей отдыхал. Ушкуи плыли по реке, а он сидел на носу, обозревая берега. Даже странно было и непривычно: не надо было никуда бежать, не надо решать какие-то вопросы, которые по десять раз на дню неизбежно возникали на производстве, – сиди и наслаждайся. Чистый воздух, журчание воды под форштевнем, незатейливая, но сытная езда, покой – чего ещё нужно человеку? Настоящий отпуск.

За две недели пути он отъелся, отмяк душой и только сейчас осознал, в каком напряжении был последние полгода. Всё-таки производство – не торговля, особенно если это производство с непрерывным циклом. Голова забот полна: успеют ли рудники сырьё поставить, удастся ли плавка, как пройдёт сверловка, вовремя ли подвезут уголь? Слава богу, удалось наладить сбыт. Пушечный приказ пушки взял и будет брать впредь – ведь орудия армии потребны в больших количествах.

На этот раз задержки в Москве не было. Андрей известил дьяка о партии пушек, и день они перевозили на нанятых подводах пушки и лафеты. Умаялись все до изнеможения, поскольку медные стволы были многопудовые, да и не один десяток.

А с утра начались испытания, которые длились два дня. Принимали пушки дотошно, испытывали стрельбой усиленными зарядами и возкой за парой лошадей.

Однако Андрей волновался. Он был уверен в качестве своей работы, но ведь всё могло быть: каверна внутри отливки, которую не разглядишь, брак в сверловке. Но хоть и тщились подьячие и служивые Пушечного приказа изъяны найти, все поставленные пушки признали годными. А это немало: тридцать малых пушек и двенадцать больших. Андрей сам дождался, пока на его глазах набьют на стволы клейма об испытаниях и приёмные. С этого момента пушки были приняты и уже числились за Пушечным приказом. Хотя ходили слухи, что Пётр приказы отменит и на голландский манер введёт коллегии.

Следующим днём с утра Андрей направился в приказ – надо было подписать бумаги и получить деньги. Сейчас деньги для него были важны, как никогда: они давали возможность и дальше продолжать производство. Мастерам нужно было платить зарплату – ведь за спиной каждого семья, а также покупать расходные материалы.

Пока Андрей обошёл всех писарей, расписался в бумагах, уже настал полдень. Неспешно работала государственная машина, со скрипом. А потом уже и к дьяку прорвался:

– Здрав буди, боярин. Пушки сданы, бумаги подписаны.

– А-а, Андрей, – узнал его дьяк. – Сказали мне уже…

– Деньги получить хочу, желательно – серебром.

Дьяк скривился, как будто лимон откусил:

– Мало серебра, всё медяхи больше.

– Да что же мне, подводу для денег нанимать? Уж не обессудь, войди в положение. А к вечеру, как служба кончится, можно и отобедать.

Услышав об угощении, дьяк подобрел:

– Знать должон, в приказе три стола: городовой, засечный и денежный. Над последним я не властен, но подсобить попробую.

Пушечный приказ существовал давно, уж полторы сотни лет. Возглавлял его обычно думный боярин или Пушкарский голова. В товарищах у него, или заместителях, по-современному, были два дьяка, а уж далее, по нисходящей, – подьячие, приказные дельцы, столоначальники и прочий люд. Приказу подчинялся Пушечный двор, Гранатный двор и казённые пороховые мельницы. В 1700 году приказ упразднили, переименовав его в Артиллерийский, а с 1709 года – в Артиллерийскую канцелярию.

Возглавлял приказ цесаревич Александр Арчилович Имеретинский. Он был пленён шведами в 1700 году под Нарвой, где была потеряна большая часть пушек армии Петра.

Имеретинского сменил думный дьяк Андрей Андреевич Виниус, сын заводчика Андрея Денисовича Виниуса, основатель первого крупного железоделательного завода под Тулой.

Невероятным напряжением всех заводов в 1701 году удалось поставить в армию около трёхсот пушек разных калибров, но всё это произойдёт чуть позже.

Дьяк вышел, Андрей же остался сидеть на лавке. Он успел заскучать, прежде чем тот появился снова.

– Ох, тяжело да сложно с ними говорить, – стал набивать себе цену дьяк.

– Удалось? – приподнялся со скамьи Андрей.

– Всё же дьяк я, не подьячий. Иди получай.

– А как насчёт того, чтобы отобедать опосля?

– На службе я, если только позже…

– Непременно подойду.

– Мне ведь государь наказывал ему сообщить, коли ты всю партию привезёшь.

– Разве я что против имею? Делай, что должно.

– Ты где остановился? Мыслю я, государь тебя призовёт.

– Постоялый двор на Яузской набережной, там над воротами три подковы.

– Знаю такой.

Андрей откланялся, но не попрощался.

Часа два заняло получение денег. Пока по бумагам посчитали причитающуюся сумму, потом пересчитали монеты. Серебром получалось удобнее, хотя кожаный мешочек получился по весу изрядным. С содроганием душевным Андрей представил себе, какую гору монет он получил бы, расплатись они с ним медяками, – впору повозку было бы нанимать. Ладно, не барин.

Он сам отнёс деньги на постоялый двор, в свою комнату. Половину номеров занимали его люди, отдыхавшие после трудов праведных.

На компанию Андрей отдал серебряную монету – хватит всем и выпить, и поесть от пуза.

– Это за труды вам, вроде как приз. Можете сегодня пить и гулять, только меру знайте.

Мастеровые обрадовались: в кои-то веки повезло в Первопрестольной оказаться, да ещё поесть-выпить.

Андрей же прихватил несколько монет, направился к Пушечному приказу, и, похоже, вовремя.

Дьяк в первую очередь спросил:

– Где чревоугодничать будем?

– Ты город знаешь, веди.

– Да ты что? Я, дьяк, пешком пойду? На возке поедем.

Они сели на возок дьяка. Видимо, такие поездки были для него не впервой, потому как дьяк ничего не сказал ездовому, тот сам дорогу знал. В Москве иноземцы уже успели подсуетиться, открыли ресторации, и не только в Немецкой слободе.

Возок трясло и раскачивало на улицах. В центре было ещё сносно, улицы мощённы деревянными плашками. А ближе к окраинам совсем беда – грязь, ухабы. Впрочем, от центра они удалились недалеко. Пушкарский приказ располагался рядом с Красной площадью, а приехали они на Варварку.

На первом этаже двухэтажного каменного здания располагалась общая трапезная, на втором – отдельные номера.

Половой у дверей, узнав высокого гостя, согнулся в поклоне:

– Как всегда, Алексей Митрофанович, в отдельный номер?

– Угадал, любезный.

Семеня впереди, половой угодливо распахнул дверь, снял кафтаны с гостей и придвинул тяжеленные дубовые стулья.

– Что изволите откушать?

– Расстегаи да щи для начала. И вина красного, италийского.

– Мигом доставлю!

Еду и в самом деле принесли быстро. Всё было горячим, исходило паром.

Половой разлил по высоким стеклянным рюмкам вино из стеклянного же штофа – после «Великого посольства» Петра стекло вошло в моду. Закупали на Западе, свои стекольные мануфактуры открывались. Иметь стеклянную посуду было шиком, поскольку стоила она дорого.

– Чего ещё изволите?

– Стерляди отварной, языков копчёных, капустки кислой да блинов с икрой белужьей. Да смотри, шельма, чтобы всё свежайшее было!

– Как можно? – изменился в лице половой. – Уважаемому гостю всё самое свежайшее!

Половой исчез.

Андрей поднял рюмку:

– Со знакомством, Алексей Митрофанович! Думаю, будем добрыми знакомцами.

Они выпили по рюмке. Вино действительно было отличным, с выраженным послевкусием, прямо букет. Потом принялись за еду – оба были голодны.

Когда немного закусили, Андрей вновь разлил вино по рюмкам:

– За пушки, за процветание приказа, за государя нашего!

При упоминании государя дьяк от усердия вспотел, мелко перекрестил рот и выпил. По ёмкости рюмки больше напоминали фужеры, и лицо дьяка раскраснелось.

– Ох, хороши расстегаи! Так вкусно их только тут делают! – От удовольствия он даже глаза закатил.

Андрей взял в руку расстегай, откусил. М-да, поварня своё дело знала. Похоже, ресторацию эту посещали люди знатные – чиновники всех мастей, богатые купцы.

Немного сбив голод, дьяк откинулся на спинку стула:

– Совет хочу дать, не побрезгуешь?

– Да ты что, боярин? За честь сочту, выслушаю со всем вниманием и почтением!

Дьяк взялся за подбородок, но отдёрнул руку. Видимо, он привык оглаживать бороду, а её и не было. Как только Пётр приехал из-за границы, он ввёл порядок: бороды брить, платье носить немецкое. Людям богатым бороды носить позволялось, но они должны были выплатить изрядную пошлину. Взамен вручался бородовой знак. Беспошлинно позволялось носить бороды крестьянам и священникам.

– Мыслю я, заводчик ты из молодых, – начал дьяк.

– Так и есть, угадал.

– Хватки деловой у тебя мало. Пушки твои мастера льют хорошие, и лафеты добрые.

– Так в чём загвоздка? – не понял Андрей.

– Рудники в тех местах слабые. Медь качественная, но её мало.

– О сём знаю.

– Эх, молодо-зелено! Пушки из бронзы лей, как это немцы делают. Олово стоит копейки. И медь сэкономишь, и бронзовые пушки медным ничем не уступают. А казне по прежней цене продашь, маржа больше получится.

Чёрт, а ведь верно говорит дьяк! И не столько маржа интересовала Андрея, сколько то, что из меньшего количества меди можно сделать больше пушек, причём, что самое важное, без потери качества. Как же он раньше-то сам не допёр? А ведь с бронзой он сталкивался не раз – подсвечники, посуда. Но чтобы пушки из неё лить? Молодец, дьяк!

Он снова разлил вино по рюмкам:

– За совет спасибо! Ценный, приму во внимание. Давай за него и выпьем!

Только они чокнулись и выпили, а половой на подносе уже кушанья несёт:

– Прошу откушать!

Они отдали должное копчёной стерлядке да языку, и Андрей в очередной раз разлил вино:

– На добро добром отвечу. Только всё, что услышишь, – никому!

– Знамо дело! – Дьяк перекрестился в подтверждение своих слов.

– Жить Пушечному приказу недолго.

От удивления дьяк выпучил глаза:

– Как? Государю пушки потребны, зелье?!

– Дослушай… О следующем годе Пушкарский голова Имеретинский пост оставит, да не по своей воле.

Дьяк весь превратился в слух, даже жевать перестал, так и остался сидеть с набитым ртом.

А Андрей продолжил:

– Ты, боярин, Виниуса знаешь ли?

– Какого? – Боярин быстро-быстро дожевал.

– Молодого, Андрея Андреевича.

– Видел несколько раз. Вот с батюшкой его, Андреем Денисовичем, знаком хорошо.

– Вот молодой и станет во главе Артиллерийского приказа – переименуют Пушечный-то.

– Да ну!

Новость произвела на дьяка впечатление разорвавшейся бомбы. Он закрыл глаза, задумался.

– Верно ли сие?

– Сам через год увидишь, мои слова вспомнишь. Пока никто о сём не знает, а у тебя карт-бланш, как козырь в рукаве.

– Понял-понял! – чуть не подпрыгнул на месте дьяк. – Надо срочно со старшим Виниусом дружбу заводить.

– Это уж как знаешь. Я сказал, а ты услышал.

– Дорого слова твои стоят.

Дьяк взялся за рюмку, покрутил, да и выпил. Андрей наполнил её снова.

– А про меня не слыхал ничего? – вкрадчиво спросил дьяк.

Андрей развёл руками:

– Разговор случайно в окружении Петра слышал. Вот про что слышал, про то и говорю, – соврал он.

И ведь сущую правду дьяку сказал! Только не разговор чужой он слышал, а из истории доподлинно знал.

У дьяка от услышанного пропал аппетит. Он снова опростал рюмку, не чокнувшись с Андреем и не произнеся тост. В другое время такое поведение показалось бы Андрею обидным – но не сейчас. Похоже, дьяк был огорошен известием и никак не мог прийти в себя. И лёгкий хмель выветрился – дьяк выглядел абсолютно трезвым.

– Это же надо, как всё поворачивается, – словно про себя произнёс дьяк.

– Что, Алексей Митрофанович? – не понял Андрей.

– Разве я сказал что-нибудь? Да это я так, мысли вслух. Ох, не зря мы с тобой сегодня встретились, новость важная!

– Давай уж откушаем, стол ломится…

– Допрежь выпьем.

Андрей наполнил рюмки. Он ниже дьяка по всем позициям – по чину, званию, положению, поэтому разливать вино должен. И рюмка гостя пустой стоять не должна.

На этот раз дьяк сказал коротенький тост:

– За нас! Круговерть, я чую, поднимается. За то, чтобы уцелели да знакомство наше продолжилось!

Они чокнулись, выпили, и дьяк набросился на закуски-заедки. Он повеселел, похоже – нашёл выход.

– Ты, Андрей, позволь мне тебя так называть, на русский манер, уезжать не торопись, обожди маленько. Пётр тебя к себе призовёт – любит он мануфактурщиков, особливо кто с пониманием. А ты ему потрафил, цену на пушки не задрал. Очень ему это по сердцу! Никак чином тебя пожалует. Ты дворянин ли?

– Не сподобился.

– Расти будешь, точно говорю. И про меня потом не забудь.

– Не забуду.

– На слове ловлю!

Андрей усмехнулся. К высоким чинам и званиям он не рвался, хотя в чинах был свой плюс – они позволяли войти почти в любые двери. Сейчас он кто? Владелец мануфактуры, положение – чуть выше зажиточного купца. Правда, Пётр уважал тех, кто занимался любым производством, будь это пушки или ткани, стекло или мачты для кораблей, пеньковые канаты или пуговицы для солдатских мундиров.

Боярин сытно рыгнул:

– Пора и честь знать. За угощение и важную новость – спасибо. – Дьяк помедлил.

Андрей намёк – если это был он – понял. В кармане у него лежали приготовленные золотые монеты, не чета серебру, а уж медью давать подношение и вовсе смешно. Он достал золото и демонстративно надкусил одну монету, а потом всё ссыпал в карман дьяку. Тот кивнул благосклонно:

– Надо будет чего – сразу ко мне. Чем смогу, подсоблю. А ты вроде парень ничего, с соображением. Мыслю я – знакомство обоюдополезное будет. – Дьяк кивнул на прощание и вышел.

Андрей потёр руки – дело сладилось.

Через пару минут в дверь постучал половой:

– Ещё чего-нибудь изволите?

– Счёт.

Андрей рассчитался, оставив чаевые. Трактир этот ещё может пригодиться для деловых переговоров – как и сам половой. А у прислуги память крепкая, особливо когда им в карман денежка упала.

Андрей не спеша дошёл до своего постоялого двора. Мысль мелькнула – надо в Москве свой дом купить, да со двором. Когда обоз с пушками прибудет, есть где разместить. И обязательно возок приобрести – как у дьяка. Пешком, как простой люд, не след ходить – это вопрос традиций. Боярин вон хоть десять метров идти, а всё равно на возке, чтобы все видели – благородного звания человек едет. Андрей же, хоть и не дворянского звания, этикет быстро понял. И деньги в оборот пускать надо, новые рудники в Вятском крае прикупить – либо на новом месте организовать. Время у него есть, обдумать можно, поскольку крепкий тыл имеется в виде мануфактуры. Эх, надо было с дьяком насчёт нового производства поговорить! Он бы посоветовал, что сейчас потребно. Ну да это ещё успеется, не завтра уезжать.

В хорошем расположении духа он заявился на постоялый двор.

Работники его сидели в трапезной и встретили Андрея восторженными криками. Стол был уставлен посудой с объедками. Мастера были выпивши, но откровенно пьяных он не увидел.

– Посиди с нами, хозяин, уважь!

Ну что же, уважить можно, это их трудами и старанием пушки получились добротными.

Андрей заказал ещё кушаний – кур жареных и вина, а когда принесли заказ, поднял кружку и сказал краткий тост:

– За наши пушки, чтобы не подвели. За ваши руки, чтобы из нужного места росли!

Он выпил вино до дна, немного закусил и дал старшему серебряную монету:

– Рассчитайся.

И направился к себе в комнату. Он хотел полежать, обдумать, да и заснул.

Утром раздался стук в дверь. Она отворилась, и в щель просунул голову половой:

– К тебе, господин хороший, посыльный. В форме, тебя требует.

– Я сейчас!

Но голова полового исчезла, а на пороге возник бравый офицер. По форме Андрей не смог понять ни чина его, ни полка, в котором он служит.

– Ты Андрэ Куртени будешь?

– Я.

– Пополудни сего царь Пётр Алексеевич тебя у себя видеть хочет.

Сказав это, он повернулся и вышел.

Чего-то подобного Андрей ожидал. Плохо, что после вчерашнего застолья он дверь не запер. А в комнате – серебряные деньги за пушки. Непростительно – за такие суммы голову запросто свернуть могут.

Андрей оделся, привёл себя в порядок. Парадного мундира не было – опять промах, ещё одна заметка на память. Он распорядился старшему поставить у дверей пару мастеровых из своих, мануфактурных, и вышел.