Глава 7
«МАЛЮТКА»
Лодки класса «М», называемые на флоте «малютками», были самыми небольшими из боевых подводных лодок Советского Союза — надводное водоизмещение их составляло 157 тонн. В длину лодка была всего 36,9 метра при ширине корпуса 3,13 метра, имела надводную скорость 14 узлов, а подводную — 7. Рабочая глубина погружения была 50 метров, автономность плавания — 7 суток. Экипаж составлял 36 человек, а из вооружения лодка имела только два носовых торпедных аппарата, причем без запаса торпед в торпедном отсеке — для этого просто не было места, и 45-миллиметровую пушку на палубе перед рубкой.
Но Володя был и этому рад. Конечно, после «эски», лодки серии «С», «малютка» казалась совсем маленькой, но и она успешно выполняла боевые задачи, в основном по охране берегов и ближнего радиуса действия.
13 января 1943 года бригада подводных лодок Северного флота под командованием капитана первого ранга И. А. Колышкина имела всего 17 подлодок. Из них только 4–5 могли одномоментно вести действия на морских коммуникациях врага, остальные либо были в ремонте, либо бункеровались.
Ситуация осложнялась тем, что подлодки направлялись еще и для защиты союзных конвоев. Командование флота решило усилить подводные силы Северного флота. Корабли и лодки на Балтике были фактически заперты в Финском заливе, с потерей Севастополя немцы доминировали на Черном море, а на Тихоокеанском флоте военные действия не велись. Активно действовал лишь Северный флот. Потому сюда были переправлены Северным морским путем пять подводных лодок — четыре серии «С» и одна Л-15. Кроме того, на флот поступили 15 новых подлодок. Из них четыре «эски», остальные — «малютки», поскольку их можно было доставить в полуразобранном виде по железной дороге. На Черное море немцы тоже переправляли свои лодки по железной дороге.
Малые лодки действовали до условной границы от Варангер-фьорда до Тана-фьорда, средние лодки — от Тана-фьорда и далее на запад.
Но для успешных действий не хватало данных разведки. Даже если наш морской разведчик-гидроплан засекал немецкий конвой, он радировал в штаб флота, поскольку днем лодки находились под водой, и радиосвязи с ними не было. Лишь ночью, когда лодки всплывали для зарядки аккумуляторов, им передавали данные авиаразведки. К сожалению, ситуация за это время менялась, обнаруженный конвой или транспорт покидал квадрат, в котором его засекли. Только после получения в 1944 году значительного числа гидросамолетов — в подавляющем большинстве американских «Каталин» — и изменения тактики эффективность действий возросла. Лодки стали выходить на задания парами. Одна лодка стояла на позиции, вторая отходила в район, где не плавали суда и не летала немецкая авиаразведка. Эта лодка находилась в надводном положении, заряжала аккумуляторы и могла получать свежие разведданные прямо с борта самолета или из штаба подплава.
Владимира переодели в робу подводника, и командир со вздохом отдал ему книжку краснофлотца, погибшего при бомбежке.
— По возрасту он был тебя моложе, но с бородой не все возраст разберут. Воюй!
Определили его торпедистом. Кроме него, в торпедном отсеке был еще один торпедист — из старослужащих, Саша. По заданию командира он рассказывал и показывал Владимиру, как обращаться с торпедным аппаратом при торпедной атаке.
В принципе, ничего нового. Владимир не узнал. Торпеды на «малютке» были 533-мм — такие же, как на «эске». Из-за небольших размеров в лодке было тесно, и члены экипажа спали в свободное от вахты время на своих боевых постах, в частности, оба торпедиста — в подвешенных гамаках. Для Володи это было непривычно, спина провисала, и спать было неудобно. Но — сам хотел, жаловаться некому, у других было не лучше.
Лодка шла подводным ходом весь день, на ночь всплыли проветрить отсеки и зарядить аккумуляторы. Лодка хоть и была XII серии, но двигатель и гребной винт у нее был один. Это сильно снижало живучесть, и только «малютки» XV серии получили два двигателя и два гребных винта, а главное — у лодки этой серии было четыре торпедных аппарата и скорость погружения — в 47 секунд, почти вдвое быстрее «малюток» XII серии. Потому в надводном положении экипажи всегда выставляли двух вахтенных, чтобы своевременно обнаружить надводного врага или самолет и успеть погрузиться.
За время войны на Северном флоте погибли 23 подводные лодки. Из них три были потоплены авиацией, одна торпедирована немецкой подлодкой, три потоплены глубинными бомбами с надводных кораблей, а 13 пропали без вести, не успев сообщить о катастрофе. Предполагалось, что причиной гибели большинства этих лодок служил подрыв на минах.
В свободное от вахт время Володя ходил по отсекам и знакомился с лодкой — не столько из-за любопытства, сколько из-за потребности. Случись беда в отсеке — пожар или повреждение корпуса и поступление забортной воды, некогда будет искать нужный клапан или ИДА. Поэтому надо было твердо знать, что и где расположено.
Командир лодки заметил старания Владимира и кивнул доброжелательно:
— Ну-ну, похвально. Вопросы есть?
— Никак нет, осваиваюсь.
Когда они всплывали, торпедист Сашка показывал Владимиру, как обращаться с пушкой. Володя знал пушку, но кивал и задавал вопросы — вроде для него это было в диковину.
В этом походе врага они не встретили, стрельб не проводили, и к исходу недели лодка вернулась в базу, пополнять запас топлива и продуктов.
А дальше случилось неожиданное. На лодку по трапу поднялись семь человек в немецкой форме, в стальных шлемах и с автоматами.
Володя, увидев их, буквально остолбенел, но боцман махнул рукой:
— Успокойся, это разведгруппа. Будем их высаживать в немецком тылу.
Под пятнистой накидкой одного из разведчиков горбом выделялась рация. Вот уж у кого служба опасная! Помощи во вражеском тылу ждать неоткуда, малейшая ошибка — и немцы уничтожат группу. И линию фронта не перейдешь — где она, эта линия?
— А как же они обратно-то?
— Да так же — мы и будем снимать, когда сигнал получим.
Разведчики разместились во всех отсеках. В лодке и до того было тесно, а сейчас и вовсе не пройти. А хуже всего — воздух сразу стал спертым, регенераторы не справлялись. Двое разведчиков находились в торпедном отсеке, а их командир на центральном посту.
Через пару часов всплыли. Наиболее опасная часть пути осталась позади.
Надводным ходом шли еще часа четыре. Наверху, в рубке, на ходовом мостике были командир лодки и командир разведгруппы. О чем они говорили, осталось неизвестным, но лодка повернула к берегу. Гористый склон здесь был весь изрезан трещинами, было множество небольших бухточек. Туда, в одну из расщелин, и зашла лодка, притиснувшись вплотную к скале.
Разведчики перепрыгнули с носа на береговые скалы и невидимыми призраками исчезли в ночи.
Лодка простояла еще немного. Случись неудача, разведчики сразу же вернулись бы и попробовали высадиться в другом месте. Но было тихо, условный сигнал не был подан, и лодка вышла в море.
Они отошли совсем немного, около кабельтова, и лодка погрузилась, легла на грунт. Глубины даже недалеко от берега были уже большими, но встречались подводные скалы, торчащие под водой, как зубы. Тут не проходили транспорты, не шастали сторожевики, не летала авиация — все это было значительно мористее. Кстати, это иногда с успехом использовали наши подводники.
Немецкие конвои выстраивали боевое охранение из военных кораблей, находящихся впереди, сзади и со стороны моря. Как правило, со стороны своего берега транспорты прикрытия не имели. Вот отсюда, с мелководья, и наносили удары наши подводники. Естественно, это не относилось к конвоям или караванам, идущим далеко от берегов, на больших глубинах.
Лодка пролежала на грунте около десяти часов, а потом всплыла на перископную глубину. Наши лодки шнорхелями не оборудовались, поэтому, осмотрев в перископ морскую поверхность, командир отдал приказ всплывать — лодке было необходимо провентилировать отсеки свежим воздухом и зарядить аккумуляторы.
И еще одно, и, пожалуй, главное. С лодки наблюдали за близким берегом. Если разведчики подадут световой сигнал фонарем, их надо будет снимать.
За берегом с ходового мостика наблюдали сразу двое вахтенных — один с биноклем, второй — невооруженным глазом.
Одну из вахт нес Володя. Он не сводил глаз со скалы, но сигнала не было.
Потом лодка снова легла на дно.
Так повторялось несколько суток. Командир уже начал нервничать, запас автономности подходил к концу. Топлива для дизеля оставалось на обратный путь, запасы продуктов и регенерационных патронов для воздуха иссякали.
На шестые сутки после высадки с берега просигналили условным сигналом. Свет фонарика был слаб, но его засекли оба наблюдателя. Сразу же было сообщено командиру.
— Наконец-то! — выдохнул он. — По боевым постам стоять!
Лодка медленно двинулась к берегу. Из-за работы дизеля перестрелку на берегу услышали, когда подошли почти вплотную к скалам. Разведчики вели бой.
— Расчет, к орудию!
Торпедисты Саша и Володя, прихватив ящик со снарядами к 45-миллиметровой пушке, заняли место у орудия.
Лодка подошла к берегу, едва не уткнувшись носом в скалы. Наверху, на берегу, шла стрельба. Помочь бы нашим разведчикам, но как? Высота скал — метров пятьдесят, кто и в кого стреляет, не видно.
Из расщелины в скале к лодке скользнули трое в немецких маскхалатах. У одного за плечами висела рация.
Володя стоял у пушки, метрах в десяти от разведчиков, и слышал разговор. Командир подлодки спросил:
— А остальные?
— Наверху только один бой ведет, чтобы успели на лодку погрузиться.
— Будем ждать?
— Отходим.
Разведчики поднялись в рубку и спустились по трапу в корпус. Командир, стоя на ходовом мостике, отдал приказ:
— Малый назад!
Лодка медленно пошла назад, отдаляясь от берега. Оба торпедиста так и стояли у пушки наготове — приказа разрядить орудие не было.
Наверху, на скалах, громыхнула граната, и почти сразу же торпедисты заметили, как сверху, со скал, бросился в воду человек.
— Товарищ капитан! Человек за бортом! Кто-то со скал бросился в воду!
— Стоп машина! Где?
— Левее двадцать.
— Малый вперед!
Лодка двинулась вперед — командир решил подобрать разведчика.
— Торпедисты, с линями на нос!
Оба торпедиста, схватив в рубке лини, поспешили на нос.
Палуба была мокрой, скользкой — самим бы удержаться на узком корпусе. И тут они услышали впереди шум.
— Браток, держи конец!
Саша бросил конец, но разведчик не успел его поймать. Свой линь бросил Володя — и более удачно, разведчик успел ухватиться за него рукой.
Оба торпедиста стали за линь подтягивать разведчика к лодке и, наконец, втащили его на палубу. С разведчика ручьями стекала вода, он тяжело дышал. Торпедисты подхватили его под руки и потащили к рубке — сил идти у разведчика уже не было.
Сверху простучала пулеметная очередь, но из-за темноты немец взял неверный прицел, и пули веером прошли вдоль борта.
— Быстрее, погружаемся! — закричал командир.
Парни помогли разведчику взобраться в рубку и спуститься в люк, где его подхватили их товарищи. Торпедисты соскользнули следом. Командир спустился последним и задраил люк прочного корпуса.
— Срочное погружение!
Забурлила вода в цистернах, палуба стала уходить из-под ног.
— Глубина десять метров, малый назад!
Лодка стала удаляться от берега, и в этот момент со стороны кормы раздался сильный удар. Все попадали на палубу. Моргнул и вновь загорелся свет.
— На мину нарвались? — испуганно спросил один из разведчиков.
— Не похоже, взрыва не было слышно. Вроде бы о скалу ударились.
— Малый вперед и сразу — стоп машина! — приказал командир.
Лодка двинулась вперед, отходя от подводных скал, и почти тут же из кормового отсека, где стоял тяговый электродвигатель, по громкой связи сообщили:
— Командир, винт повредили! Из-под сальника гребного вала — поступление воды и сильное биение.
— Течь сильная?
— Справимся, но хода у нас нет, — доложил старшина.
На центральном посту повисла тишина. Если бы на лодке было два двигателя и два гребных винта, можно было бы двигаться на одном, медленно, но идти в базу. Сейчас же ситуация стала критической: лодка рядом с вражеским берегом, лишенная хода, практически без запаса регенераторов, с увеличившимся за счет разведчиков экипажем и повышенным потреблением воздуха.
Володя, находившийся здесь как подводник, хорошо представлял себе эти трудности, и даже не трудности — катастрофу.
— Боцман, в кормовой отсек! Осмотреть все самому и доложить!
— Есть!
— Штурман, координаты!
Когда штурман и боцман доложили обстановку, командир, набросав радиограмму, приказал радисту зашифровать текст и приготовить его к передаче.
— Всплываем! По местам стоять!
— Так ведь немцы же на берегу! — запротестовали разведчики.
— А что они нам сделают? Да и на радио уйдет пять минут, потом снова погрузимся. Идите в носовой отсек!
Лодка всплыла, радист передал в штаб сообщение и получил ответ:
— Следующий сеанс связи через час.
Лодка погрузилась снова.
Командир посмотрел на часы, засек время. Теперь надо ждать решения командования.
Немцы не будут попусту торчать на берегу. Они своими глазами видели, как погрузилась лодка с разведчиками, стало быть — ушла, и, следовательно, искать на этом месте они ее не будут. Скорее всего, попытаются перехватить лодку восточнее, направив туда свои подлодки или суда, чтобы установить акустический контакт, обнаружить и уничтожить ее.
Медленно тянулось время. Нервы у всех были напряжены до предела, но никакой паники у экипажа не было.
Лодка оставалась на плаву. Течь удалось остановить, но без ремонта лодка была обречена на неподвижность. Причем осуществить серьезный ремонт своими силами, в море, не представлялось возможным.
Подошло время связи со штабом. Лодка всплыла. Установили радиосвязь, и радист принес квитанцию командиру. Капитан-лейтенант прочел, нахмурился:
— Погружение!
Лишившись хода, лодка не потеряла возможности погружаться и всплывать, заряжать дизелем аккумуляторы. Но потеря хода — это удар ножом в спину! Ведь длинная полярная ночь закончилась, сейчас день сменяет ночь, причем ночи становятся все короче, и впереди — белые ночи, когда полной темноты нет, только серые сумерки.
Борьба за Кольский полуостров занимала значительное место в планах гитлеровского командования. Задачей противника в начале войны был захват Мурманска и выход к Кировской железной дороге.
Планы эти были сорваны: в некоторых местах немцы смогли продвинуться в глубь нашей территории на 70–80 километров, а где-то не смогли даже перейти государственную границу. Казалось бы, зачем им эти заснеженные скалы? Но Кольский полуостров был богат своими недрами, в первую очередь никелем. Металл этот был крайне необходим военной промышленности обеих сторон.
На арктическом театре военных действий немцы сосредоточили армию «Норвегия» — из двух немецких и одного финского корпуса. Их поддерживала с воздуха часть 5-го воздушного флота Германии, а также ВМФ. Противостояла им советская 14-я армия.
С осени 1941 года фронт стабилизировался и по октябрь 1944 года проходил по Большой Западной Лице.
С середины 1943 года на Севере значительно возросло количество нашей авиации. Устаревшие И-16 заменялись новыми истребителями, по ленд-лизу поставлялись бомбардировщики «Бостон» и «Хемпден», гидросамолеты «Каталина».
Прошло восемь долгих часов, на лодке стало душно и жарко, тела подводников были мокрыми от пота.
— Акустикам — слушать горизонт! — приказал командир.
И вскоре акустики доложили:
— Слышим шум винтов подводной лодки по пеленгу сорок два.
Потом шум винтов стих. Командир отдал приказ на всплытие.
Лодка поднялась на перископную глубину, командир осмотрел море.
— Наши! — облегченно выдохнул он.
Лодка всплыла в крейсерское положение. Командир открыл люк в рубку и выбрался наружу. За ним по трапу потянулись вахтенные.
По лодке сразу потянуло свежим морским воздухом, в корпусе стало не так влажно и жарко. Заработал дизель, заряжая аккумуляторы.
На помощь подводной лодке наше командование прислало подводный минный заградитель — он выполнял минирование немецких морских коммуникаций. Получив приказ штаба, минный заградитель прибыл на рандеву с поврежденной «малюткой».
Первым делом на минный заградитель Л-15 перешла команда разведчиков — все-таки на минзаге больше места, да и военная необходимость требовала любой ценой сохранить и доставить разведчиков в штаб с их добытыми сведениями. Потом закрепили на носовом рыме переброшенный с Л-15 буксировочный канат.
Минзаг медленно тронулся, канат толщиной в две руки натянулся, и «малютка» пошла за буксировщиком.
Минзаг сразу отвернул от берега в море. В их положении сейчас чем дальше от берега, тем безопаснее. Ведь буксировка подлодки возможна только в надводном положении, и опасность быть обнаруженными подстерегала теперь оба корабля.
Неожиданно из-за береговых скал вынеслась пара истребителей. Вахтенные даже среагировать не успели. Но истребители оказались нашими Як-1 из истребителей авиабригады — не иначе штаб подплава попросил прикрыть с воздуха командование ВВС.
Истребители поднялись выше и кружились в стороне.
Минзаг теперь шел полным ходом, за лодкой тянулся сизый дым от работавших на полную мощность дизелей. Вахтенные на обеих лодках обозревали море и воздух.
Командир приказал в случае опасности сбросить или перерубить канат и быть готовым к срочному погружению — только так можно было спасти оба судна.
Через час истребители, выработав топливо, улетели. Занятый немцами берег растаял в дымке.
Минзаг повернул на восток курсом сто тридцать, и теперь они шли к базе.
Оба торпедиста заняли место у пушки.
На ходовом мостике был командир, рулевой и двое вахтенных. Тесно было, как в трамвае.
На море было легкое волнение.
Вдали послышался гул авиадвигателя. На лодке встревожились, но это оказался наш гидросамолет МБР-2 — машина устаревшая и тихоходная, но, в отличие от истребителей, могла садиться на воду и довольно продолжительное время находиться в воздухе.
Самолет стал описывать вокруг лодки широкие круги, то удаляясь и становясь почти невидимым, то с ревом проносясь вблизи. Он проводил авиаразведку — не идут ли боевые немецкие корабли, не всплыла ли немецкая подлодка? Видимо, немцев обеспокоила странная активность советских самолетов в одном районе моря. Если их судов здесь нет, зачем тогда летают русские?
Со стороны берега появилась точка, довольно быстро выросшая в размерах — точка оказалась тяжелым двухмоторным истребителем Ме-110. Он сделал над лодками горку, круто развернулся и с пикирования дал по лодкам пулеметно-пушечную очередь. В лодки он не попал, но снаряды случайно перебили буксировочный канат.
К немецкому истребителю ринулся наш гидросамолет. Его стрелок осыпал «немца» очередями из турельного пулемета.
Экипаж лодок с тревогой смотрел на неравную схватку. Выйти победителем в бою против более скоростного и лучше вооруженного «мессера» у наших летчиков шансов не было.
Но «немец» боя не принял, его задачей была разведка. Он «горкой» набрал высоту и ушел к берегу.
— Ну все, теперь жди гостей! — со злостью сказал командир. — Боцман! Вязать канат!
Сейчас бы уходить быстрее из этого района! До немецких военно-морских баз не так далеко, и немцы наверняка выслали на обнаружение лодки свои боевые корабли.
Но пока с лодок вытащили оба конца, пока связали толстенный канат, ушел час драгоценного времени.
Буксировка возобновилась. Минный заградитель выжимал из дизелей все. Но конструкция его была устаревшей, он и без буксировки «малютки», гирей висевшей на ногах, мог давать четырнадцать узлов, а сейчас и вовсе скорость упала. Однако выбора не было. Гидросамолет теперь курсировал между лодками и берегом, выписывая петли и в западную сторону — туда, где были базы немецкого флота и откуда могла грозить опасность.
Он вернулся, пролетел над лодками, радировал, что сюда идут два торпедных катера и сторожевик, указал ориентировочную дистанцию до них. Выходило, что немцы могут быть у лодок через час, по крайней мере — торпедные катера, значительно превосходящие сторожевик в скорости. Они подойдут первыми, свяжут боем, а там и сторожевик подоспеет. У него вооружение значительно мощнее, есть пушки, глубинные бомбы.
МБР пообещал прислать помощь и улетел.
Прошло полтора часа буксировки, когда вахтенный сигнальщик доложил, что курсом 210° он видит два корабля. Их было видно только в бинокли, но через четверть часа они стали видны невооруженным глазом.
До торпедных катеров было миль пять, когда с востока послышался гул моторов. Высоко, не менее двух километров, над лодками прошла пара бомбардировщиков Пе-2. Летая на колесных самолетах над морем, пилоты сильно рисковали. Получив в бою повреждения, летчики не могли посадить самолет на воду — они были вынуждены выбрасываться с парашютом и приводняться. В холодных северных морях выжить до прихода помощи более полутора часов было почти нереально.
Бомбардировщики вошли в пике и сбросили бомбы на торпедные катера. С лодки было видно, как с торпедных катеров открыли огонь из зенитных пулеметов трассирующими пулями.
Летчики сделали по два захода на цель. Один из катеров загорелся, повалил дым. Второй отвалил в сторону.
Самолеты ушли на запад, заметив сторожевик. Корабль не был виден с лодки, но самолеты пикировали на невидимую с лодок цель. Через некоторое время до подводников донеслись едва слышные разрывы бомб.
— Так им, долбайте фашистов, ребята! — радовались подводники.
Самолеты, сбросив бомбовый груз, пролетели над подлодками, покачав крыльями. Матросы проводили их одобрительными криками и свистом.
Едва прошло четверть часа, как самолеты скрылись, а с востока показался советский торпедоносец ДБ-3ф, сопровождаемый парой истребителей Як-1.
Подводники закричали «ура!» — под брюхом торпедоносца была видна торпеда.
Истребители взмыли вверх, а торпедоносец снизился и теперь летел над водой метрах в трехстах.
— Поднимись, браток! — сказал кто-то из сигнальщиков. — С земли ведь достанут!
— Не учи ученого, он лучше знает, что делать, — отрезал боцман.
Торпедоносец пролетел мимо горевшего немецкого торпедного актера. Похоже, Пе-2 только повредили сторожевик. Теперь за него взялся торпедоносец. В бинокли сигнальщики видели, как от самолета отделилась точка — пилоты сбросили торпеду. Самолет тут же начал набирать высоту.
Взметнулся высокий столб воды, затем донеслись раскаты тяжелого взрыва.
Возвращаясь на аэродром, самолет заложил вираж. Высота полета была небольшой, и невидимый из-за дыма от горящего собрата второй немецкий торпедный катер открыл зенитный огонь. Со стороны было видно, как трассеры прошили правое крыло и двигатель. За самолетом потянулся шлейф дыма.
На торпедный катер сразу спикировали истребители, огнем из пушек и пулеметов они подавили стрельбу с него. Истребители сделали несколько заходов на катер, пока он не загорелся.
Между тем торпедоносец прошел над лодками — из его двигателя вырывались языки пламени. Высота была всего метров двести.
— Прыгайте! — кричали подводники, как будто летчики могли их услышать.
От самолета стали отваливаться куски обшивки.
Один из членов экипажа выпрыгнул. Показался падающий человек, и почти сразу над ним раскрылся купол парашюта. За ним следом прыгнул второй пилот.
Неожиданно самолет резко накренился на крыло, клюнул носом и упал в воду, подняв тучу брызг.
Трагедия разворачивалась на глазах у подводников.
Буксировщик Л-15 повернул в сторону летчиков, выбросившихся с парашютом. «Кошками» матросы зацепили парашюты и втащили обоих пилотов на лодку. Затем субмарина прошла еще с кабельтов и подошла к месту падения самолета. Он уже ушел под воду, развалившись на куски от удара, и на воде плавали лишь мелкие детали из пластмассы, тряпье, расходились радужные пятна от бензина.
Подводники стянули пилотки.
— Штурман, определить по месту, отметить на карте место гибели героев, — приказал командир. — Придем в базу — сообщу в рапорте.
— Есть!
Летчиков со сбитого торпедоносца проводили в рубку минзага. Времени терять было нельзя, и буксировщик дал полный ход.
Оба истребителя покрутились вокруг подлодок четверть часа, сообщили по радио, что противника не видно, покачали крыльями и улетели.
— Хорошо им, скоро у себя на аэродроме будут, — сказал торпедист Саша.
— А про торпедоносец забыл? У летчиков, как и у нас, судьба тоже непредсказуемая — только двое и спаслись. А у подводников если победа — то одна на всех, но если не повезло — один общий стальной гроб.
— Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить, — поплевал через левое плечо Саша. — Не надо о гробах.
Дальше буксировка шла гладко, и часа через четыре хода они заметили идущий навстречу советский корабль. Это штаб Северного флота выслал навстречу подлодкам эсминец. Теперь стало спокойнее. На корабле есть мощное пушечное и зенитное вооружение, торпедные аппараты, глубинные бомбы — можно от любого врага отбиться.
Около полуночи обе лодки вошли в гавань Мурманска. Город наполовину был разрушен частыми бомбардировками, из него эвакуировали большинство женщин, стариков и детей. Но город жил, оборонялся, производил на заводах оружие, ремонтировал военную технику.
«Малютку» портовый буксир отвел в док. Предстоял серьезный ремонт — снятие винта, замена сальников. Для ускорения ремонта рабочим помогали краснофлотцы.
Как и предполагалось, две лопасти винта оказались погнуты от удара о подводную скалу. Винт сняли, занялись проверкой биения гребного вала. К радости команды, вал оказался исправным, пришлось только менять сальники и уплотнители, чтобы исключить течь.
Винт же для ремонта оказался непригодным, и его сняли с другой «малютки», стоявшей в ожидании ремонта дизеля. В принципе, командование подошло к ремонту здраво: уж пусть лучше одна лодка будет в ремонте, чем обе.
Через двое суток ремонт закончился. Провернули вал и винт, лодку спустили на воду, и «малютка» сделала круг по гавани. Лодка набирала ход, течи не наблюдалось.
Краснофлотцы принялись бункеровать лодку топливом, продуктами, регенерационными патронами, питьевой водой — да мало ли какие припасы нужны? За полдня успели принять на борт все необходимое для выхода в море.
Торпедист Саша сказал с облегчением:
— Хорошо хоть торпеды грузить не надо. На других лодках грузят через верхний люк.
— Неужели на «мокрую»? — удивился Володя.
Был такой способ загрузки торпед. При закрытых задних крышках торпедных аппаратов открывали передние, краном подводили торпеды к трубе торпедного аппарата и с помощью легководолазов загружали их в аппарат. Лодка при этом дифферентовалась на корму, задирая нос. Метод неудобный и применялся только на «малютках», которые не имели запаса торпед в торпедных отсеках и верхнего загрузочного люка. Если обе торпеды были выпущены по цели — то все, надо было снова возвращаться в базу для пополнения. Ведь для лодки торпеды — главнейшее оружие. Стоящая перед рубкой 45-миллиметровая пушка была слаба, обладала недостаточной мощностью и дальностью стрельбы. Ею можно было обороняться от мотоботов и торпедных катеров, то есть судов малого водоизмещения. Зенитного же пулемета на «малютке» не было вовсе.
В ожидании приказа командир дал разрешение сойти на берег большей части экипажа.
Володя желания побывать в Мурманске не изъявил. Знакомых у него в городе не было. На лодке хоть кормили, так что делать ему в городе было нечего. Поэтому он решил отоспаться — частые вахты выматывали. Но он не сетовал на судьбу — сам выбрал свой путь.
Проснулся только тогда, когда в отсек ввалился Саша.
— Дрыхнешь?
— Отдыхаю.
— Правильно делаешь. В городе разруха, женщин совсем не видно. Вывезли их, что ли?
— Кто остался — те на работе.
Ночь они спали спокойно, а часов около десяти командир получил боевой приказ — занять позицию в Баренцевом море.
Лодка вышла в гавань, взревев ревуном на прощание. Начинался новый поход. Навстречу «малютке» после боевого похода заходила «щука», подала сигнал ревуном, приветствуя.
Довольно долго они шли в надводном, крейсерском положении. Несколько раз глушили дизель, чтобы акустик мог прослушать горизонт. Ведь если с ходового мостика рубки не видно неприятельских судов, это еще не значит, что в глубинах не прячется подводная лодка. Немцы активно патрулировали Баренцево море, Белое, добирались до Карского. Не жалея торпед, они топили все, что двигалось, невзирая на водоизмещение, — от мотоботов до транспортов. Правда, небольшие суда, вроде рыбацких баркасов, старались топить артиллерийским огнем, пользуясь тем, что на их подлодках стояли мощные, 88-миллиметровые и даже 105-миллиметровые пушки.
Оставив слева полуостров Рыбачий, прошли мыс Кекурский — впереди чужая территория. Полуостров Варангер — это уже норвежская земля, за ним Тана-фьорд. В его входе лодка должна была занять позицию.
«Малютка» отдалилась от берега миль на десять, поскольку немцы из Варде-Хамнингберга и Берлевога наблюдали за морем в мощную оптику. Дальше, между мысами Нордкин и Нордкап, уже действовали наши средние подлодки — вроде «К», «Щ» и «С».
Встали на перископную глубину. Лодка не двигалась, не производила винтом шумов, и немецким акустикам засечь ее было невозможно. При этом экономилась энергия аккумуляторов. Также было трудно засечь ее с воздуха, поскольку неподвижный перископ не создавал бурунов позади себя. Конечно, в солнечный день с самолета темная тень лодки была видна на 10-15-метровой глубине, но пока солнечных дней не было.
Лодка провисела на позиции около шести часов, пока акустик не доложил, что слышит шум винтов приближающихся судов. По докладу выходило, что с запада, от Нордкапа, по направлению к Тана-фьорду приближались транспорт и тральщик. Их винты издавали разные по тональности шумы.
По приказу командира лодка двинулась ближе к берегу. Если транспорт будет заходить в Тана-фьорд, он сам приблизится.
Психологически противник ждет атаки со стороны моря, а не со стороны занятого своими войсками берега. С моря же его прикрывает боевой корабль.
Лодка описала циркуляцию, встав кормой к берегу — ведь торпедные аппараты были только носовые. В перископ командир увидел приближающиеся суда, выдал штурману исходные данные для подготовки атаки.
Транспорт и в самом деле поворачивал к Тана-фьорду, с каждой минутой приближаясь и увеличиваясь в размерах.
Командир скомандовал:
— Торпедисты — товсь! Глубина хода торпеды — три метра, скорость — тридцать три узла!
Штурман выдал данные для стрельбы. Лодка довернула корпусом упреждение.
— Торпедисты, обеими, с промежутком восемь секунд — пли!
Саша рванул рычаг пуска, торпеда с шелестом и шорохом вышла из трубы аппарата. Он тут же закрыл переднюю крышку.
Володя следил за секундомером. На восьмой секунде нажал рычаг пуска — пошла вторая торпеда.
Экипаж лодки замер в ожидании — попали или нет?
Время тянулось мучительно долго. Потом раздался взрыв, хорошо ощутимый под водой — ведь вода прекрасно проводит звуки.
С центрального поста послышались восторженные крики, и не успели они стихнуть, как рвануло еще раз. Обе торпеды удачно поразили транспорт.
Командир не отрываясь смотрел в перископ, потом уступил свое место старпому, а уж там — замполиту. Для подтверждения попадания мало было сообщения командира — на базе нужны были подтверждающие показания свидетелей из командного состава.
— Срочное погружение!
Зашумела вода в цистернах, лодка погрузилась на тридцать метров. Но командир не стал давать ход и уходить прочь. Немцы сейчас взбеленились. Как же, потерян транспорт — и где? Прямо у входа в Тана-фьорд, когда они уже посчитали, что дошли.
Сейчас подлодку будет прослушивать не только тральщик, немцы выведут еще и другие корабли. И стоит дать ход лодке, как ее забросают глубинными бомбами — их и так уже стали бросать с тральщика. С равными промежутками времени раздавались взрывы глубинных бомб, и было ощущение, что по корпусу лодки бьют кувалдой.
Но тральщик бросал бомбы, не слыша лодки, бессистемно.
На помощь ему пришел сторожевик, и взрывы бомб теперь раздавались в разных районах моря.
— Ох и влетит сегодня командиру тральщика от его начальства! — злорадно сказал Саша. — А может, и с поста снимут. Проворонил он нас!
— Ты подожди радоваться, нам отсюда еще выбраться надо.
— Выберемся, наш командир удачливый. В каких передрягах только не были, а в базу всегда возвращались.
Через час взрывы прекратились. Или немцы израсходовали запас глубинных бомб, или решили выждать — ведь их акустики докладывали, что не слышали шума винтов подлодки. Стало быть, субмарина не ушла, затаилась, и теперь обнаружить и потопить советскую подлодку для командира тральщика было делом чести.
Своей тактикой он выбрал ожидание. Немцы заглушили двигатели, не позволяя себя обнаружить. Глядишь, купится командир советской подлодки на обманчивую тишину, решит, что корабли ушли и можно выбираться, даст ход — и будет обнаружен.
Но наш командир тоже не был лыком шит, замысел немцев понял. Из отсека в отсек передали:
— Соблюдать полную тишину.
На лодке наступила тишина, лишь слегка жужжали вентиляторы в аккумуляторных ямах.
Воздух в лодке становился все более спертым, было трудно дышать — ведь противостояние шло уже восьмой час. Кто кого перестоит, перетерпит? Корабль имел преимущество: на нем хотя бы дышать можно было вольготно, а на подлодке глоток воздуха в радость. Уже меняли регенерационные патроны. Помогало ненадолго — ведь они поглощали окись углерода, но не выделяли кислород.
В висках стали постукивать молоточки, голова тяжелела все больше и больше. И когда показалось, что уже все, конец, акустик шепотом доложил:
— Слышу шум винтов. Запустили машину, уходят.
— По местам стоять, всплываем!
Лодка дала ход, пока малый, и всплыла на поверхность в позиционное положение — это когда над водой только ходовой мостик и часть боевой рубки. Так она менее заметна.
Командир осмотрел в перископ зенит и поверхность.
— Всплываем в крейсерское.
Затем открыли люк, запустили дизель. По лодке сразу потянуло свежим морским воздухом — подводники жадно хватали его открытыми ртами. Только тут люди начинают понимать, что каждый глоток чистого воздуха — драгоценность.
Небольшими группами экипаж выбирался на мостик.
В лодке было влажно, и, несмотря на продувку отсеков, воздух был пока тяжелый. Первый отсек, торпедный, был и вовсе тупиковый, и отработанный воздух здесь держался дольше всего. Но торпедисты первыми заняли место на палубе — у пушки, по боевому расписанию.
Лодка шла средним ходом. Одновременно дать полный вперед и заряжать разряженные аккумуляторы не позволяла недостаточная мощность двигателя. И вроде недавно с базы подплава ушли, а надо возвращаться. Торпедные аппараты без торпед, этого главного оружия подлодки, а без них нахождение на позиции теряет всякий смысл.
Командир уже передал на базу радио.
Сигнальщики объявили воздушную тревогу — со стороны берега приближались два самолета.
Подводники буквально влетели в прочный корпус, не перебирая ногами ступеньки, как это принято на гражданских судах, а съезжая на поручнях на ногах и придерживаясь руками.
Вот уже командир закрыл люк и скомандовал:
— По местам стоять, срочное погружение!
Матросы загрохотали ботинками по палубе. Лодка ухнула вниз, в морскую пучину. Теперь они шли малым ходом, на электродвигателе.
— Акустик!
— На горизонте чисто!
Шли около часа — хорошо хоть в отсеках дышать было легко.
Внезапно по корпусу лодки, в носовом отсеке, по правому борту заскрежетало. Володя сразу сообразил, закричал в открытый люк.
— Минреп по правому борту!
— Стоп машина! — мгновенно отреагировал командир.
Лодка еще немного прошла по инерции, и этот скребущий звук услышали на центральном посту. Лодка попала на подводное минное поле.
Наши корабли, самолеты и подводные лодки ставили мины на немецких морских коммуникациях, причем старались делать это скрытно, по ночам, или используя подводные минные заградители. Но при этом все командиры советских кораблей и субмарин имели карты минных полей.
Немцы отвечали тем же. И наши и немцы нарывались на чужие минные поля, теряли корабли и подлодки.
Минная война велась все годы войны активно и беспощадно. Вместе с контактными минами ставились более усовершенствованные магнитные, акустические, гидростатические.
Из морских немецких мин наиболее известны мины типа ЕМС. Они ставились на якорь на разные глубины, вплоть до трехсот метров, и несли заряд взрывчатого вещества до 300 килограммов.
От якоря, лежащего на дне, к мине, обладающей положительной плавучестью, шел тонкий стальной трос — минреп, удерживающий мину на заданной глубине. Мина выглядела как шар большого, более метра, диаметра и снаружи имела «рогульки» — гальванические взрыватели. При ударе о корпус судна свинцовые колпачки сминались, разбивались стеклянные колбы с электролитом, и следовал взрыв.
У этих мин был недостаток — они хорошо тралились. Судно-тральщик тащило за собой трал, которым подрезались минрепы, мины всплывали, и с тральщика их расстреливали из пушек или пулеметов.
Из всех воюющих сторон немцы применяли морские мины наиболее часто и изобретательно. Ими были созданы мина донная, неконтактная типа LMB. Выглядела такая мина как большая авиабомба без стабилизаторов. Диаметр ее — 66 сантиметров, длина — до 298 сантиметров, и заряд взрывчатого вещества такая мина несла до 681 килограмма. Ее сбрасывали с самолета на парашютике, чтобы исключить сильный удар о воду — ведь корпус мины был алюминиевый. Лежала такая мина на дне, не цеплялась тралами и ждала свою жертву.
На минах LMB ставились магнитные или акустические (а также их комбинация) взрыватели. Проходил корабль над миной, изменялось магнитное поле, и мина взрывалась. Акустический взрыватель срабатывал на шум винтов и был настроен на частоту 200 Герц.
Мины оборудовались счетчиком кратности, то есть при постановке мины счетчик выставлялся от одного до 12, и мина спокойно пропускала определенное количество кораблей, а взрывалась, когда счетчик совпадал с числом прошедших над ней кораблей.
Немцы постоянно ее усовершенствовали, ставили взрыватели неизвлекаемости, чтобы мину невозможно было поднять со дна; гидростатические взрыватели, реагирующие на изменение давления воды от винтов проходящих кораблей.
Были у немцев и мины других конструкций, но в меньшем числе. Мина стоила недорого по сравнению с потопленным кораблем, не требовала ухода.
Командир приказал дать «самый малый назад». Могло повезти, и лодка отошла бы от минрепа.
Скрежет от минрепа стал смещаться по обратной — вперед, от центрального отсека через аккумуляторный к торпедному. Но он не исчез, а потом раздался легкий удар.
Володя закричал: «Стоп машина!» — и бегом бросился к командиру:
— Я слышал удар. Минреп не отошел, зацепился за что-то. И еще я стук слышал, похоже, мина своим корпусом нас задела.
Командир изменился в лице. Стало быть, минрепом мину подтащило к лодке, и мина днищем коснулась корпуса.
Положение было опасным. Подтянет лодка мину, коснется гальванический взрыватель корпуса и как…
— Глубина? — спросил командир боцмана.
— Пятнадцать метров.
— Вот ведь ситуация! Ни вперед нельзя, ни назад, ни всплывать! — Командир явно искал выход.
— У нас водолазы есть? — спросил он у боцмана после некоторых размышлений.
— Так был Кравцов. Бомбой его убило. Командир выматерился. Володя слышал от него подобные ругательства в первый раз.
— Разрешите мне попробовать, — обратился он к командиру.
— Девка попробовала, — пробурчал боцман. — У нас один легководолазный костюм, ты хоть издали видел его?
— И даже выходил, правда — один раз.
— Тогда, за неимением более опытного, пойдешь ты.
— Есть.
В армии и на флоте всегда так — кто проявил инициативу, тот ее и исполняет.
Боцман и торпедист Саша натянули на Володю гидрокостюм, маску, навесили баллоны с кислородом.
— Попробуй подышать.
Дышалось нормально.
— Шлюзовался хоть раз?
— Теоретически знаю.
— Где это ты таких умных слов нахватался? — пробурчал боцман. — Азбуку Морзе знаешь?
— Владею.
— Инструменты к поясу привяжи. Выскользнут из руки — не найдешь. Да помни: запаса кислорода всего на сорок пять минут.
К поясу привязали ножницы по металлу зубило и кувалду. Вот только как ею работать под водой? Удара не получится.
Продули воздухом, вытеснив воду из трубы торпедного аппарата, открыли заднюю крышку.
— Полезай и помни: судьба людей и лодки в твоих руках, парень!
Боцман похлопал его по плечу. По его взгляду Володя понял — боцман не очень верит, что торпедист справится. Только посылать было некого, экипаж невелик. Не акустика же или электрика?
Володя забрался в трубу, и за ним закрыли крышку. Сразу вспомнилось, как он хотел самошлюзоваться из немецкой подводной лодки. Как недавно и как давно это было, столько событий за это время произошло!
В трубу пошла вода. Даже в резине комбинезона, под которой было теплое белье, стало холодно.
Сработала пневмомашина, открыв наружную крышку. Володя оттолкнулся от стенок и выбрался из торпедного аппарата.
Сверху пробивался солнечный свет, слабо освещавший корпус лодки.
Володя посмотрел вниз. Там было темно, свет не достигал дна, а глубины в этих местах доходили до 200–300 метров. Жутковато, когда под тобой бездна!
Володя поплыл к правому борту. Увиденное сначала шокировало его.
Снизу, из глубины, шел тонкий стальной минреп. Он угодил в щель между пером вертикального руля и корпусом, и его «закусило». Хуже того, когда лодка давала задний, а потом передний ход, за минреп к корпусу лодки подтянуло мину. Большой круглый шар болтался рядом с корпусом лодки, периодически подводным течением мину прибивало к корпусу, она поворачивалась и терлась о корпус. Слава богу, за четыре ее «рогульки» — гальванические элементы — корпус не задевал.
Володя подплыл и попробовал руками вытянуть трос. Потом уперся в перо руля ногами — тщетно! Он попробовал подставить зубило, ударить кувалдой, перерубить стальные жилки минрепа. Сильного удара не получалось, вода гасила скорость.
Володя взялся за ножницы по металлу. Минреп был тонкий, но жилки, из которых он состоял, были закаленными, сталистыми. По отдельности их можно было перекусить, но весь трос — невозможно. А время шло.
Володя присмотрелся. Минреп «закусило» нижним краем пера. А если попробовать передать на лодку, чтобы перо опустили, а потом подняли, и в это время тащить минреп вперед, пытаясь вытащить его из щели?
Володя стал зубилом выстукивать по корпусу. Точка, тире, две точки… «Пошевелите рулем».
На лодке поняли просьбу. Перо руля шевельнулось вверх-вниз.
Володя уперся в перо ногой и стал тянуть на себя минреп. Но перо замерло.
«Еще», — отстучал он.
Перо шевельнулось, и трос сдвинулся. Немного, может быть, на миллиметр, но сдвинулся.
«Еще».
Перо пошло вверх-вниз. Володя дернул изо всех сил. Ему показалось, что в позвоночнике что-то хрустнуло, но минреп выскочил. Он вырвался из руки, и мина потянула его вверх.
Володя обернулся и посмотрел вокруг. Твою мать! Там и тут болтались эти чертовы железные шары с таящейся в них смертью. Лодка попала на минное поле.
Он всплыл выше лодки метров на пять. Больше подниматься было нельзя, можно заработать кессонную болезнь — это когда в жилах закипает кровь и начинает ломать суставы.
Но и этих пяти метров ему хватило: он увидел то, что хотел. Якорные мины ЕМС были установлены с глубиной три метра от поверхности и рассчитаны на относительно крупные суда. Торпедный катер на них, как и тральщик, не подорвется, а вот эсминец или гражданский транспорт — запросто. Подводные лодки запутаются в минрепах, будут пытаться маневрировать и сами подтащат к себе мину. Исход понятен.
Володя забрался в трубу торпедного аппарата и зубилом постучал по крышке. Его ждали, потому что сразу же закрылась передняя крышка. Потом зашипел воздух высокого давления, вытесняя из трубы воду. Вода ушла, и раздался свист уравнительного клапана. Крышка торпедного аппарата открылась, Володю подхватили сильные руки боцмана и торпедиста Саши, вытащили из трубы и помогли снять маску.
В торпедном аппарате стоял сам командир. На лицах всех подводников застыло тревожное ожидание.
— Ну, не томи! — не выдержал боцман.
— Освободил от минрепа. Он попал в щель между пером руля и корпусом. Только вот что: мы на минном поле. Со всех сторон видны мины — впереди и сзади, с обеих сторон.
Радость от новости избавления от минрепа сменилась разочарованием.
— Товарищ командир, я поднялся немного — не до верха, чтобы «кессонку» не схватить. Мины поставлены на три метра.
— И что из этого следует? — не понял боцман.
— Подожди, боцман, я понял. У лодки осадка в надводном положении два с половиной метра. Ты хочешь сказать, что «малютка» может пройти по минному полю в надводном положении? Рискованно! А если какая-то мина немного выше стоит?
— У нас есть варианты? — вопросом на вопрос ответил Володя.
— Молодец! По приходе в базу представлю в штаб рапорт.
Командир ушел на центральный пост, и тут же раздалась команда:
— По местам стоять, к всплытию готовиться!
Лодка дала самый малый вперед и всплыла. Под водой субмарина уравновешена, плавучесть ее нейтральна. Она изменяет глубину не за счет набора воды в цистерны, а за счет рулей на ходу.
Они всплыли, не задев ни один минреп или мину. Экипаж перевел дух. Командир осмотрелся в перископ. Немецких подлодок не было. Да и что немцы, дураки? Стоять или идти по своим минным полям, обозначенным на картах? Заняли крейсерское положение, осушив главные балластные цистерны для меньшей осадки.
Командир приказал идти на малом ходу, потом — на среднем. До дна, где могут находиться донные мины, далеко. Немцы обычно их ставят на мелководье, на глубинах не больше тридцати пяти метров. Так же и с акустическими, потому шли на дизеле, а не на электромоторе.
— Как думаешь, Саш, сколько может тянуться минное поле?
Саша помогал Володе снять баллоны и гидрокостюм. Только сейчас Володя почувствовал, что продрог.
— Вот, надень сухое белье, тебя всего колотит. А я к боцману, пусть даст немного «шила» для сугрева.
От воспоминания о техническом спирте Володю передернуло.
— Во, я же говорю — замерз, трясет тебя, — утвердился во мнении Саша и полез в межпереборочный люк.
Вернулся он быстро, потрясая склянкой.
— Прими-ка на грудь для сугреву.
Володя сделал пару больших глотков из горлышка, не почувствовав вкуса, закашлялся.
Саша протянул ему кружку с водой:
— Запей.
Володя глотнул.
— Слушай, а там, у мины, страшно было?
Володя задумался.
— Некогда бояться было — боялся не успеть. А ежели бы грохнуло, то и я, и лодка накрылись бы. Мина здоровая, круглая, в какой-то тине.
— Я бы сдрейфил. На воздухе — куда ни шло, а под водой…
