Глава 10. Даниил
Дальше Алексей где пешком шел, где на подводе удавалось проехать, в попутчики напросившись. Брали неохотно, с опаской, больно уж вид его был страшен. Хоть и стирал он рубаху в ручье, да разве кровяные пятна отстираешь? По-хорошему – сменить бы рубаху на новую, эта в пятнах, полуистлела уже от пота, да денег нет. И так впроголодь шел.
Когда показались знакомые очертания Галича, Алексей обрадовался. Раньше гонцом сюда от князя приезжал, а сейчас – оборванцем голодным. Как-то примет его князь, вспомнит ли?
Уже у терема княжеского, пожалуй – замка, поскольку каменный был и архитектурой похож, увидел Алексей, как выезжают из ворот сначала десяток дружинников, а за ними верхами – сам князь. Алексей его сразу узнал, бросился к Даниилу, один из дружинников едва успел лошадью путь ему преградить.
– Куда прешь? Плетки отведать захотел?
– Прости, князь! Милости твоей прошу!
Князь остановил коня.
– Алексей я, гонцом не раз наезжал к тебе из Владимира, от князя Андрея Ярославича – перед свадьбой то было.
– Верно, припоминаю. А сюда как попал?
– Так разбили басурмане дружину Андрея Ярославича под Переславлем! Бежал он в Новгород, а оттуда морем – в Швецию.
– Слыхал, дошли горестные вести. Так ты, стало быть, ничей?
– К тебе пришел, княже. Возьмешь в дружину?
– Ты свою верность зятю моему и мне верной службой доказал, потому – беру. Ступай в воинскую избу, скажешь воеводе – князь велел во вторую сотню взять. Пусть оденет, обует тебя, оружие даст, ну – все, как полагается, а то смотреть на тебя непотребно.
– Спасибо, княже, не подведу.
Караульные дружинники у входа разговор тот слышали и Алексея во двор пропустили. Настроение у него поднялось. Дружина у Даниила сильная, моголам противостоит с переменным успехом, впрочем, как и мадьярам – так венгров называли во главе с их королем. Причем с мадьярами то сражались, то мирились.
Говор у жителей Галича был своеобразным, и первое время Алексей понимал их с трудом. Он отличался от русского и был ближе к гуцульскому.
Алексею выдали новые штаны, рубаху и кафтан. Одежда была непривычна, ее покрой и расцветка отличались от одежды русских северных земель – как и вооружение. Мечи больше походили на европейские, не такие широкие, как наши, и сужались прямо от рукояти к острию. И удары им наносить можно было и рубящие и колющие, отсюда и приемы боя разнились.
Алексей быстро влился в свой десяток и сотню. Также ходил в дозоры, также нес караульную службу.
Но жизнь ратника на волынской земле также отличалась от службы дружинника во Владимире. Дозоры – из десятка, а то и двух – почти постоянно перемещались по дорогам и вдоль границ. Завидев противника – что было часто, завязывали бой. Тем временем посланный гонец приводил подкрепление.
На земли же владимирские и новгородские противник нападал большим войском, и отражала нападение вся дружина, зачастую – с ополчением. Крупные сечи бывали нечасто, потери с обеих противоборствующих сторон были большие. А тут боев между крупными силами не было, но стычки происходили постоянные. То татары встретятся, то мадьяры границу нарушат. Фактически волынская земля была щитом, форпостом Южной Руси от беспокойных западных соседей. Кроме того, эти земли были более густонаселенными, чем псковские, владимирские или тверские. Да и плодородные земли были большей частью на севере и востоке княжества. Западная часть княжества была холмистой, даже горы были, но не такие высокие, как на Кавказе. Поэтому хлебопашествовали только в долинах, по ним же пролегали и все дороги.
Даниил Галич не любил. Город старый, в нем проживало много крупных боярских родов, которые изначально боролись с князем, устраивали бунты, а в 1247 году решились на открытый бой. Поэтому Даниил на свои деньги выстроил город Холм и чаще бывал там, чем в ненавистном Галиче. Да и не только Холм был выстроен, но и Львов, Угровеск, Дорогичин.
Зато к горожанам князь относился хорошо, опирался на мелкий служивый люд, ремесленников, купцов. Народ любил своего князя и по первому зову шел в ополчение.
Ситуация с соседями у Даниила была сложной, приходилось лавировать, входить в союзы, скреплять их браками. Так, сын Даниила, Роман, женился на наследнице австрийского герцогства Гертруде. И с папой римским Иннокентием IV переговоры вел. Тот обещал организовать Крестовый поход на могол – в обмен на католизацию Руси. Поход не состоялся, но и Даниил от католичества уклонился.
Год этот выдался для Даниила трудный. Союз военный с Андреем Ярославичем, скрепленный женитьбой на дочери Даниила, Устинье, распался. Темником татарским в юго-западной Руси был назначен Куремса. Первый же свой поход он начал с волынско-галицких земель, занял Бокаты, что на Подоле, осадил несколько городов.
Воспользовавшись отсутствием Даниила, который воевал с басурманами, бояре Владислав и Судислав подняли бунт, а Доброслав захватил коломыйские соляные копи.
Первым участием в боевых действиях Алексея и стало освобождение этих копей от захватчиков. Когда воевода князя, Иоанн Михалкович, напутствовал их перед выездом, то сказал:
– Поспокойнее там, ежели можно, без кровопролития. Все же не басурмане какие. Но вытеснить их надо, сами понимаете, соль!
Соль была важным продуктом. Без нее – ни рыбу посолить, дабы хранилась долго, ни сало, ни другие продукты, предназначенные для длительного хранения. Без соли пища не вкусна, кожу кожемякам не выделать. Куда ни кинь – стратегический продукт, за ценами на нее и ее присутствием на рынках сам князь следил. Случались ведь и неоднократно по княжествам, да еще и в более поздние времена, при царях, когда Русь единой уже была, соляные бунты. Вот и сейчас захват соляных копей угрожал ее бесперебойным поставкам, ростом цен, а в конечном итоге – недовольством населения.
Выехали двумя десятками. Настоящих боевых действий десятники не предполагали. Ну, поговорят на повышенных тонах, потолкаются – даже кулачный бой не исключали. Но ведь свои же, не рубить же их мечами?
К вечеру добрались до копей. Под навесом плетеные корзины и мешки с добытой солью громоздятся, от штольни в горе работный люд соль выносит. Им все равно, какая власть, при любой соль вырубать надо, выносить из штреков. И любая власть за добытую соль полновесной монетой платит.
Алексей усмехнулся. Оказывается, рейдерские захваты предприятий – не изобретение олигархов, а хорошо забытое старое.
Воинов Доброслава оказалось мало, с десяток всего. Встретили не враждебно, десятник и вовсе поприветствовал их, как старых знакомых:
– Добрый вечер! С чем пожаловали?
Пока дружинники Даниила, покинув седла, разминали ноги да коней обихаживали, три десятника уединились и разговор вели. После по рукам ударили, выходит – договорились.
Оба десятника Даниила и десяток боярина за длинным столом уселись, прибывших ратников ужином угощать стали. Кашу принесли – только из котла, барана, целиком на вертеле жаренного, да большую братину пива пенного. В дороге дружинники проголодались и на еду накинулись.
Алексей тоже изрядный кусок мяса ножом отхватил. Горячее, с корочкой румяной, запах аппетитный – вкуснотища! А пива сделал глоток – не понравилось. Не прокисшее, свежее, пенится, но привкус странный был. В каждой местности пиво свое, и во многом качество и вкус от местной воды зависят, а также от хмеля и солода. А потому, отставив кружку, он только вид делал, что отхлебывает, чтобы хозяев не обидеть.
Дружинники же к пиву присосались, едва ли не всю братину опустошили. Только странным Алексею показалось, что ратники боярские к пиву почти не прикоснулись. На кашу налегали, мясо жареное вниманием не обходили.
И Алексей насторожился – к чему бы это хлебосольство странное такое? Понятно, паны дерутся – у холопов чубы трещат. Но подумал, что договорились десятники мирно разойтись, однако не споить ли людей Даниила хотят? А еще хуже – отравить. Не потому ли и вкус у пива такой?
Он повернулся к соседу. Дружинник из местных, должен знать.
– Как тебе пиво?
– Отменное, две кружки выпил.
– Вкус как всегда?
– Пиво как пиво…
– Не пил бы ты, не нравится оно мне.
– Не хочешь – не пей, нам больше достанется, – захохотал сосед.
В этот момент Алексей поймал взгляд ратника из боярского десятка – нехороший взгляд, злобный. Однако ратник тут же расплылся в улыбке:
– Довольны угощением? Баран молодой, вкусный…
– Хорош баран, – кивнул Алексей. А в душе нарастала тревога. Ох, зря десятники князя братаются с боярским людьми. Сталкивался он уже с этим, когда заставу калики перехожие отравили, сам едва выжил. Вот и сейчас мелочи складывались в настораживающую его картину. А уж когда увидел, как боярский ратник пиво из своей кружки под стол выплеснул, причем постарался сделать это незаметно, так и вовсе в подозрениях своих укрепился. Десятнику бы сказать – но как? Рядом с ним десятник боярский. В глаза гостям заглядывает, пиво в кружки подливает. Вроде – заботится, гостеприимство проявляет.
Когда один из дружинников по нужде из-за стола встал, Алексей за ним направился и, когда они зашли в укромное место, сразу у дружинника спросил:
– Карп, как тебе пиво?
– Отличное!
– Ничего странным не кажется?
– Привкус странный немного есть. Думаю, не из мадьярского ли хмеля сварено?
– Ты только не говори никому, но я полагаю – подсыпали нам чего-то в пиво.
У дружинника лицо сразу жестким сделалось, и взгляд колючий.
– Ты новичок тут, десятникам не указ..
– Не про то я… Вот вспомни, боярские ратники пиво из братины пили?
Дружинники лоб наморщил:
– Пригубляли…
– Ко рту подносили, верно. Только я сам видел, как один ратник боярский пиво из кружки под стол выплеснул.
– Может, не понравилось?
Алексей пожал плечами. Он что, после отравления заставы на воду дует, молоком обжегшись?
Дружинник постоял, подумал.
– Ладно, я пить больше не буду.
– Другие-то наши всю братину опростали…
Они вернулись к столу. Алексей сел с краю, наколол кусок мяса на нож и стал откусывать и неторопливо жевать. Мясо ели все, поэтому он не боялся, отраву легче всего в жидкость подмешать.
Наевшись, дружинники отправились отдыхать. Конец августа, тепло, поэтому спать они улеглись на травке, под деревьями, но кучно. Некоторые заснули быстро и даже захрапели.
Боярские люди пообещали утром уехать.
Алексей подошел к десятнику:
– Михайло, поставь караул, хотя бы двух человек!
– Остерегаешься? И правильно! – Десятник неожиданно закрыл глаза, из положения сидя упал на спину и сам захрапел.
Ну ни фига себе! Не может так вести себя здоровый мужик! Выпил три кружки пива и отрубился… Видел уже Алексей, как Михайло пьет, его и пять кружек не свалят. Снотворного в пиво подсыпали или яду настоящего?
То, что с пивом неладно, уже не вызывало у Алексея никаких сомнений. Он стал ходить между своих и тех, кто еще не спал, поднимал за грудки:
– Слышь, друг, не спи!
Но дружинники напоминали осенних мух. Они с трудом разлепляли веки, на ногах стояли нетвердо, шатались, а когда он отпускал их, мягко падали и засыпали вновь.
Алексей пребывал в тревоге и растерянности. Он понимал, что боярские ратники выждут час-другой, пока дружинники крепко уснут, а потом – бери их хоть голыми руками. И возьмут, для того и в пиво какую-то дрянь подмешали. Отберут у спящих оружие, свяжут их, а потом могут и с князем торговлю начать за пленных. Два десятка дружинников – серьезный козырь в переговорах. Но могут и вырезать всех, а потом вывезти подальше от копей и сбросить в ущелье или горную реку. Скажут – не приезжал никто, не видели. Оговор на нас, татары на ваших дружинников напали!
Кое-как пытался держаться только Карп, но и он едва владел собой и еле-еле ворочал языком.
Мысли метались в голове Алексея. Что предпринять? Одному открытый бой с десятком ратников не выдержать, это и ежу понятно. Седлать коня и скакать в Холм? Но тогда он только сам спасется, остальным помощь придет не скоро; а то и вообще может не понадобиться за смертью княжьих людей. Самому действовать, кровь пролить? На него вину возложат. И ладно будет, если только из дружины изгонят. Он новичок, его не жалко потом боярину на расправу отдать. И каков же выход? Но Алексей воспитан так был – своих не бросать, не предавать. И если погибнуть суждено, так всем. Он будет действовать, невзирая на обстоятельства, и плевать ему на последствия.
Где располагались ратники боярина, он знал и в полном боевом облачении направился туда.
У воинской избы маячил караульный. Его шлем поблескивал в лучах лунного света, и этим он себя и обнаружил.
Алексей снял и отложил в сторону меч с ножнами, взял в зубы боевой нож и стал подкрадываться.
Часовой вел себя беспечно. Он прохаживался, что-то напевал и нападения уж точно не ожидал.
Нож Алексей взял с собой на крайний случай, если не удастся оглушить или как-нибудь скрутить караульного. Но тот подошел к колодцу и загремел цепью, доставая ведро с водой. Момент был более чем удобный.
Алексей кинулся к ратнику и захватил его шею в удушающий прием. Ратник задергался, засипел, но вырваться и крикнуть был не в силах, тут не умереть бы – воздуха не хватает. Потом обмяк.
Алексей отхватил от полы кафтана караульного кусок и затолкал ему в рот. Потом расстегнул на нем пояс, снял ножны с мечом и в колодец бросил. А руки за спину завернул и ремнем стянул. Минус один от десятка. Кроме того, сразу допросить надо, выпотрошить до последней капли, причем сделать это жестко, поскольку времени нет.
Ухватив караульного за руки, он потащил его к солевой штольне – ночью работники там не трудились.
В полной темноте он протащил пленника полсотни шагов.
Штольня извивалась, потолок местами нависал очень низко, и в темноте он пару раз крепко головой приложился, хорошо – шлем спас. Наконец, интуитивно найдя устраивающее его место, бросил пленника на пол. Темно, тихо, слышно, как где-то недалеко капает вода. Не жалея, для начала пару раз носком сапога по ребрам пнул.
Пленник застонал, и Алексей наклонился к нему:
– Очухался?
Пленник в ответ промычал что-то. Ага, слышит и реагирует.
– Сейчас кляп изо рта вытащу, поговорим. Но если крикнуть вздумаешь, на помощь позвать – убью сразу. Пока говоришь – живешь. Понял?
Пленник замычал.
Алексей вытащил у него изо рта кляп, и тот начал шумно хватать ртом воздух.
– Чего в пиво подмешали?
– Не знаю, десятник удумал. А ему боярин подсказал и туесок дал.
– Разве боярин здесь?
– Вчера наезжал. Сказал – не оставит вас князь в покое, своих ратников пришлет – копи вернуть.
– Давай дальше, чего смолк на самом интересном месте?
– Десятник предупредил, чтобы мы пиво не пили. Пригубить, сделать вид, что пьем – и только. А как вы уснете, тогда и действовать.
– Не томи, осерчать могу.
– Боярин сказал – порешить всех и ночью на телегах вывезти. Недалеко урочище глухое есть, туда тела сбросить.
М-да, хорошую участь им боярин уготовил…
– Когда напасть должны?
– Перед первыми петухами, когда сон самый сильный.
Алексей прикинул – до первых петухов часа два.
– Тебя сменить должны? Когда?
– В полночь.
Так, полночь где-то через полчаса. Времени мало, но есть.
Алексей вновь заткнул пленнику рот тряпкой.
– Если жить хочешь, лежи спокойно и не пытайся освободиться. Ты мне живым нужен – князю все пересказать, что мне баял. А остальными я сам займусь. Считай – повезло тебе, живым из передряги выйдешь.
Пленник кивнул, наверное – понял, что сотоварищам его уготована страшная участь.
Алексей направился к дому, где спал чужой десяток. А в том, что они не только ратники боярина, но и истинно чужие, он уже не сомневался.
Нашел свой пояс с мечом, надел.
Обычно сменой караула на постоянных местах проживания, когда воинов было много, занимался десятник дежурного десятка. Но на выездах или в походах поступали проще, когда подходило время, караульный сам будил своего сменщика.
Алексей некоторое время раздумывал. Идти в логово врага одному, да еще ночью страшновато. И не темноты боялся – не ребенок. Но вполне могло случиться так, что он заходит под видом караульного, а весь десяток уже не спит, в полном боевом облачении и готов приступить к действию гнусному – втихую вырезать спящих тяжелым беспробудным сном дружинников Даниила.
Зол на них Алексей был. Должны же быть у ратников хоть какие-то зачатки порядочности, чести? А раз преступили они эти понятия, то и он вправе поступить бесчестно, спасая своих боевых друзей.
Алексей вздохнул. Задумал он вырезать самих ратников боярских – действо, противное его естеству. Чем он тогда лучше их? Но и выхода другого не видел. Лучше сохранить жизнь двум десяткам, которых собирались убить ратники боярина. И за свой поступок он один перед князем ответ держать будет, коли уцелеет. Да еще перед Богом, на Страшном суде. Не убивать боялся – в бою он делал это не раз, как говорится – так и так руки по локоть в крови, – сонных резать было противно.
Алексей потоптался у колодца, к двери подошел, постоял, слушая храп. Беззаботно спят, как дети… Сами же зло задумали, а через них и он, Алексей, мерзость творить должен. Но и бездействовать нельзя. Проснется их десятник, поднимет тихо своих людей – и быть великому предательству.
Он вытащил нож, отворил дверь… Хорошо – петли кожаные, не скрипят. Постоял у топчанов.
Начать решил с десятника. Коли он по наущению боярина снотворного в пиво подсыпал, стало быть – готов к дальнейшим действиям. А без начальника десяток будет вести себя неорганизованно.
Глаза после лунного света уже привыкли к почти полной темноте. Так, вроде вот этот десятник. Известно ведь, в темноте все кошки серы…
На десятнике кольчуга рыбьей чешуей переливается, стало быть, в сердце бить нельзя, кольчуга защитит. Тогда над ключицей, удар сверху вниз.
Но по опыту своему он знал: сонного убивать нельзя, обязательно вскрикнет. Поэтому толкнул слегка десятника в плечо. Тот голову поднял:
– А, что? Пора?
Тут Алексей ему боевой нож в надключичную ямку и вонзил – по самую рукоять. Клинок длиной в локоть аорту разорвал – как и сердце.
Хлынула кровь. Смертельно раненный десятник откинулся на подушку и в агонии засучил ногами, а Алексей вдруг почувствовал, как к горлу подкатил ком. Тьфу, что за жизнь такая, что сонных убивать надо! На мгновение сам себе стал омерзителен – чем он лучше подлого, тайного убийцы? И почему за соль должно проливаться столько крови?
Десятник отдал концы тихо, не разбудив никого.
«Палач, кат ты, а не ратник!» – казнил себя Алексей. И парней жалко, спящих на топчане, и выхода другого он не видел. Один он! Было бы двое-трое, нашли бы другой вариант. Навалились бы на одного дружно. Один – кляп в рот, другие ратнику чужому ноги-руки вяжут… Глядишь – и весь десяток жив и пленен. А уж дальше – на суд княжеский. Ан – нет, приходится смертоубийством своих же заниматься, когда с общим врагом, моголами, воевать должно.
Он уже занес руку с ножом у соседнего топчана, на котором спал молодой ратник, да вдруг мысль мелькнула: а не запереть ли их здесь? Тогда и убивать не придется. Оконца маленькие, только голова и пройдет, стены бревенчатые, крепкие. Выход только один – дверь.
Алексей вернул нож в ножны и, стараясь ступать тихо, вышел. Видел он поленницу дров, приготовленных для печей, – там же были длинные обрубки. Найдя длинный, почти в человеческий рост, чурбак, он подтащил его к двери и подпер ее. Критически осмотрел его – нет, слабовата подпорка. Ежели изнутри навалятся, могут дверь выбить, и чурбак не поможет.
Он прошел к навесу, где складировались мешки с солью – укрытие было необходимо, как защита от дождя. Случись ливень – соль растает.
Он взял мешок и взвалил его на плечо. Тяжел! Пуда четыре будет, не меньше. Дойдя до двери, аккуратно уложил его. Бросить мешок значит – зашуметь.
Сделав полтора десятка ходок, умаялся, и последний мешок вообще неподъемным показался. Но баррикада вышла хоть куда. Дверь двумя рядами тяжелых мешков подперта, попробуй сдвинь!
Сам на крыльце уселся и до утра продремал. К утру продрог от тумана – в горах он часто случается.
Когда встало солнце, он услышал внутри избы движение – это проснулись ратники. По тому, что поднялся шум и раздались крики, Алексей понял, что они обнаружили убитого десятника. Потом ратники попытались открыть дверь изнутри, затем попробовали выбить… Однако дверной проем был узким, и навалиться на дверь могли только двое, да и то боком. Преграда из короткого бревна и двух рядов мешков напор выдержала.
Алексей подошел к оконцу и ножом вспорол бычий пузырь, натянутый вместо стекла.
– Эй, чего не сидится спокойно?
В оконце показалось лицо.
– Десятника нашего ночью убили, и дверь заперта.
– Я убил вашего десятника и запер дверь.
– Да за что же?
– А то вы не знаете?! Кто в пиво сонного зелья нашим дружинникам подсыпал? И планы у десятника с подачи вашего Доброслава были самые людоедские – наших людей ночью вырезать.
– Лжа это!
– Это ты князю Даниилу расскажешь на суде.
– Тогда почему ты не спишь, если зелье подсыпано?
– Потому как пиво ваше не пил. По вкусу не пришлось – с зельем-то. Да и вы пиво из кружек под стол выплескивали, сам видел.
Лицо в окне исчезло, и показался другой ратник.
– Слышал я все, что ты баял. Почему князь тебе одному должен поверить?
– Пленник у меня, караульный ваш. Языкатый, все рассказал. Видаком на суде будет.
Ратник выругался:
– А мы как же?
– Наши, как все проснутся, вас к князю поведут. А сейчас оружие свое через оконца выбрасывайте.
– Не ты нам его давал, не тебе его у нас и забирать, пес шелудивый!
– Пса я тебе еще припомню! А теперь отлучусь ненадолго – лучину наколоть.
– Это зачем? – насторожился ратник.
– Стены избы хворостом обложу да дровишек принесу – тут недалеко поленница лежит.
– Ты что удумал?
– Оружие не выбросите – избу подпалю. Сгорите все – так мне не жалко предателей. А за смертоубийство перед князем отвечу.
– Ах ты! – Из окна понеслись ругательства. В дверь стали бить чем-то тяжелым, как тараном, похоже – лавкой.
Алексей принес несколько поленьев, демонстративно, перед окном, боевым ножом наколол лучины и прямо под стеной сложил. Сделал еще рейс и принес дровишек.
Ратники в избе всерьез забеспокоились – ведь сожжет!
Алексей возился нарочито неспешно – это пугает сильнее. Среди них видевшие смерть в лицо, но выжившие благодаря своему мастерству, опыту, ловкости. Но что они могли противопоставить гибели в огне? Алексей знал, что огня боялись. Смерть в пламени мучительная и жуткая, не зря ведь католические иезуиты сжигали ведьм на кострах, желая насладиться мучениями жертв.
Алексей отправился к своему стану – ему хотелось убедиться, что все живы. Пусть опоены снотворной дрянью, но живы. А хорошо бы, если бы и помощник, а лучше несколько в себя пришли.
Но тщетны были его надежды. Все дышали, храпели и стонали в глубоком сне – но все были живы! Если бы дружинники умерли, отравившись, он бы без колебаний сжег избу с ратниками.
Подобрав какую-то тряпку, бывшую когда-то рабочей рубахой, он на поварне облил ее льняным маслом и нес к избе на лезвии ножа, не желая измазать руки.
Из оконца его заметили, но больше обратили внимание на тряпку. Поняли – для розжига.
Алексей тряпку обочь лучин наколотых положил, достал трут, кресало и огниво.
Из окон на все это смотрело лицо ратника.
– Даю вам последний шанс, потом поздно будет, – предупредил Алексей. – Сейчас костер подпалю да еще маслицем стены оболью, дабы занялось огнем быстрее. Но тогда поздно будет, погасить не смогу, даже если умолять будете.
Ратник выругался и сплюнул в окно.
– Помучиться, значит, желаете? Ну что ж, вольному воля!
Алексей постучал кресалом, от трута потянуло дымком. Он поднес к труту пропитанную маслом тряпку, которая тут же занялась чадным пламенем. Недолго думая, он подцепил ее ножом и швырнул в оконце внутрь избы. От тряпки было больше дыма, чем огня, но дым едкий. Тряпку попытаются затоптать сапогами, но дыма наглотаются, и испуг точно прошибет каждого.
Из избы раздались испуганные крики, поднялась паника.
Алексей поджег лучину, от нее – березовую кору на полене и встал сбоку окна. Горящее полено снизу окна выставил. Полено затрещало, пламя заслонило окно. Изнутри – полное впечатление, что Алексей костер разжег.
Тут же кто-то закричал из избы:
– Гаси! Согласны мы! – и закашлялся.
Тряпку погасили в избе, но дыма она пустила много. Но именно на такой эффект Алексей и рассчитывал. Он отодвинул полено от окна и встал подальше.
– Считаю до десяти. Выбрасывайте в окно все оружие – мечи, ножи, копья. Сам считать буду. Вас десяток – вот десять мечей и ножей быть должно. Мне тут уговаривать вас надоело. Брошу горящее полено на дровишки да есть пойду.
Алексей делано зевнул и отодвинулся от оконца.
Тут же из окна полетело на землю оружие – мечи, несколько сулиц, ножи – даже шестопер железный.
Алексей сосчитал оружие.
– Я предупреждал! Но тут мечей девять.
– Так у нас десятник убит, с него не снимали.
Алексей ткнул в окно горящей головней, и за оконцем вскрикнули: кому-то он опалил лицо, затрещали волосы на бороде.
– Внутрь головню кину и другой костер подпалю.
Через несколько минут из оконца выбросили меч и нож на поясе.
– Все, нет у нас больше железа.
– Тогда сидите смирно – живы останетесь. А я полежу, отдохну, за вами присмотрю.
Алексей улегся на траве, но время от времени поглядывал в сторону своего стана.
Около полудня там началось некоторое шевеление.
Алексей поднялся и направился к дружинникам. Те бродили, как лунатики. Лица были отечными, глаза заплывшими, движения замедленными.
Он нашел своего десятника и плеснул ему на лицо водой из ковша. Михайло дернулся, открыл глаза и отмахнулся рукой.
– Дождь пошел?
– Вставай!
Но десятник снова закрыл глаза.
Алексей схватил его за грудки и посадил.
– Что ты, как осенняя муха, пристал? Спать охота – сил нет.
Алексей отвесил десятнику пару пощечин – слева, справа. Голова мотнулась.
И тут Михайло обозлился. Десятника бить – это слишком. Он с усилием раскрыл глаза и промычал:
– Князю докладать не буду, сам плеткой поучу.
– Ты что-нибудь соображать в состоянии?
– Почти…
– Тогда слушай: нас вчера ратники боярские пивом угостили со снотворным снадобьем. Как думаешь, для чего?
– Для чего? – Десятник соображал плохо.
– Ночью вырезать хотели. Караульного я у них пленил, в шахте связанный лежит. Десятника убил, остальных в избе запер.
– Ох ты! – Десятник схватился за голову. Событий ночью произошло много, а получается, что он все проспал и, если бы не Алексей, дружинники погибли бы. – Поднимай ратников, – приказал он.
Легко сказать «поднимай», выполнить это почти невозможно. Те, кто много пива выпил, а с ним и дозу снотворного большую принял, спали крепко. Другие, если уже проснулись, соображали плохо, и движения их были замедленными. Какие с них вояки?
Десятник, видя бесплодные попытки Алексея, махнул рукой:
– Идем к избе, где пленники сидят.
Алексей десятника под локоток поддерживал – штормило его. Со стороны поглядеть – рядовой ратник начальнику уважение проявляет. Князей иной раз тоже поддерживали, даже с двух сторон. Не из-за немощности – согласно этикету. Короля ведь свита играет.
Они дошли до избы, и десятник непонимающе уставился на кучу оружия под оконцем.
– А разоружил их кто?
– Да я же.
– Сами отдали? – удивился Михайло.
– Заставил слегка – дымом выкуривал. Зажженную тряпку с маслом внутрь закинул и избу поджечь пообещал. Вон сколько поленьев к стене притащил.
– Ох, что деется! Надо бы оружие к нашему стану перетащить, – и уставился на Алексея.
Тот возмутился:
– Десятник! Я караульного в плен взял, ихнего десятника в избе убил, боярских ратников в плен взял и обезоружил – да еще их железо таскать должен?! Побойся Бога! У тебя люди дрыхнут, а мне надрываться…
– Ладно, – смутился десятник, – брякнул, не подумавши… Прости, в самом деле несправедливо. Сейчас кого-нибудь пригоню.
– И о пленнике в шахте не забудь – вывести его надо. Разговорчивый попался, на княжьем суде видаком будет.
– Славно! Все князю потом обскажу о твоих заслугах. – Михайло медленно удалился.
В оконце просунулась усатая рожа, видимо – подслушивали разговор Алексея с Михайлом.
– Тебя как звать?
– Алексеем.
– Я запомню.
– Во-во, запомни и другим передай. Как услышите это имя, разбегайтесь или по норам прячьтесь. А то зашибу невзначай.
– Ишь какой смелый! Ты откель такой выискался?
– Из владимирских земель, если любопытно.
– Встретиться бы с тобой наедине да при оружии! Посмотрел бы я на тебя в бою…
– Бог даст – свидимся.
На угрозы Алексей внимания не обращал – сколько он их уже слышал!
Далеко за полдень отошли дружинники от зелья, а после того, как отобедали, и вовсе повеселели. Пленника из шахты привели, и оба десятника княжеских его допросили. От услышанного оба вскипели. Не солгал Алексей, подлость большую боярин готовил.
Десятники начали меж собой совещаться. Решили: пятеро дружинников на конях остаются, остальным с утра сопровождать изменников подлых к князю в Холм. Пленных в избе не кормили, дали только воды через оконце, и у ратников в избе настроение упало. А вот не рой другому яму, сам в нее попадешь!
Утром на одну из запасных лошадей трофейное оружие погрузили. Пленников со связанными руками усадили на лошадей, связали им ноги, пропустив под брюхом лошадей веревки, и теперь они не могли спрыгнуть и убежать. Возле каждого пленного в конвое – дружинник.
Алексей ехал впереди дозорным – в паре с опытным дружинником, знавшим местность. В Холме он не бывал никогда и дороги не знал.
Прибыли под вечер. Холм – город для князя не стольный, коим являлся Галич по статусу. Но Даниил город любил и пестовал и большую часть времени, если не был на выезде, проводил здесь. Появление дружинников с пленными его удивило, а когда он узнал, что задумал боярин Доброслав, – и возмутило.
– Ах, змея подколодная! – вскипел он. – Мало он мне крови попортил в Галиче, так еще на жизнь моих дружинников замахнулся!..
По писаным и неписаным законам за убийство княжеского гридя полагалась смертная казнь. Но не казнить же весь десяток, тем более что они и убить никого не успели, а главный подстрекатель и злодей – боярин.
Боярских воинов заточили в темницу. Пока князь обдумывает ситуацию, пусть посидят.
У Даниила ситуация щекотливая. С одной стороны – Доброслав из древнего и знатного рода, родни полно. Заденешь одного – другие злобу затаят и мстить будут. А спустишь случайно сорвавшееся преступление – бояре уважать и бояться князя перестанут. Слаб-де князь, силы не имеет виновного наказать. Куда ни кинь – всюду клин. У бояр земли, деньги, ратники, и обострять и без того напряженные отношения князю не хотелось.
Пару дней Даниил не показывался даже ближнему окружению, а потом к нему вызвали Алексея.
– Придется тебе снова гонцом побыть, Алексей. Да не впервой тебе… Однако время сложное, на дорогах ноне опасно. Не моголы – так бояре бунтуют. Посему бери себе в помощь еще двух ратников из любого десятка, но послание мое доставь.
– Исполню, княже. А куда ехать и кому вручить?
– К брату моему, Василько, – и протянул пергамент.
Алексей взялся за послание, но Даниил пристально глядел ему в глаза и не спешил выпускать пергамент из рук.
– Полагаюсь на тебя, не один раз ты мне службу верную сослужил. Письмо никому в чужие руки попасть не должно.
– Честью своей клянусь, пока жив буду – никому не отдам.
– Верю.
Князь отпустил пергамент.
– Ноне мало кому верить можно, потому ценю твою верность. Ступай.
Воевода был в курсе поручения князя и сам предложил Алексею в попутчики двух смелых и опытных воинов. Алексей еще плохо знал дружинников и потому на предложение воеводы согласился. Они пошли в воинскую избу.
– Бирич, Иванко – на выход в полном боевом облачении.
Долго ли воину собраться? Уже через четверть часа они седлали лошадей в конюшне. Когда вывели, воевода напутствовал:
– Вы полностью подчиняетесь Алексею. Защищать должны, хоть и ценой собственной жизни. Его приказ – как приказ князя. Удачи!
На рысях выехали из города. На перекрестках Иванко указывал правильный путь.
В душе Алексей вопрос себе задал: почему гонцом именно его послали, а не местного – того же Иванко? Но это решение князя, и его дело исполнить. А еще интересно было – каково будет решение князя на княжеском суде? Будет ли наказан боярин? Поездка Алексея займет не один день, и было бы интересно присутствовать, все-таки он один из главных участников событий.
Дорога вилась между холмов, повороты были то влево, то вправо, и грунтовка то поднималась вверх, то опускалась вниз. Под копытами коней гулко проносились деревянные мосты над бурными реками. В отличие от владимирской или новгородской земли, где реки были спокойными и иной раз сразу нельзя было понять, в какую сторону направлено течение, здешние реки были с быстрым течением, и вода в них даже летом была такая холодная, что зубы ломило.
Слева появились невысокие горы с каменистыми склонами.
– Скоро постоялый двор будет! Надо лошадям небольшой отдых дать, да и самим откушать! – крикнул Иванко на ходу.
Алексей кивнул. Иванко дорогу знает, надо прислушиваться.
Бирич почти все время молчал, а когда говорил, чувствовался сильный акцент. Не наемник ли – из мадьяр приграничных? Но раз воевода указал его, значит – воин надежный.
Неожиданно из-за поворота дороги, что вилась между холмами, вырвался отряд всадников. Судя по блестевшим шлемам, явно ратники – но кто? Издалека не разглядишь.
Алексей сразу натянул поводья и остановился. Рядом, вглядываясь в даль, застыли Бирич и Иванко. Если это моголы, они попробуют задержать их.
Однако по мере приближения отряда у всей троицы одновременно вырвался вздох облегчения – свои! Впереди – дозор из двух ратников, а за ними виден красный княжеский плащ. Моголы так не одеваются, да и бунчук их виден издалека.
Троица тронула коней, но могла бы этого и не делать – отряд приближался быстро, на рысях.
Дозор объехал троих и встал за ними.
Алексей спрыгнул с коня – негоже обращаться к князю, оставаясь верхом, непочтительно это.
Перед Алексеем был сам князь Василько, к которому и посылал его Даниил. Удача!
Алексей приложил правую руку к сердцу и склонил голову в приветствии:
– Здрав буди, княже! Единоутробный брат твой Даниил поклон шлет и послание. Я гонец его.
– И тебе здоровья, воин, – поприветствовал его, в свою очередь, князь и протянул руку.
Алексей расстегнул сумку, достал пергамент и подал его князю. Князь осмотрел печать, кивнул удовлетворенно, сломал сургуч и прочитал послание.
– А я хотел сам к нему ехать, предупредить. – Князь опустил голову и задумался.
Алексея же разбирало любопытство. Да только его дело маленькое, передал послание – и все.
Князь поднял голову:
– Брат упреждает – на Волынь моголы идут. Дальние дозоры известили – тысячи две. Сила большая. Моголы – как саранча, за собой только выжженную черную и голую землю оставляют. Где кони всю траву съедят и вытопчут, а где и нукеры деревни пожгут.
– А Даниил что же? – не удержался от вопроса Алексей.
– Обещал прийти на помощь. Только если мы объединим силы, все равно втрое меньше получится. Вот ты против троих устоишь? То-то!
– Прости, князь, голову дурную, бестолковую, позволь слово сказать…
– Говори!
– Тебе же сама природа в помощь… Моголы в степи сильны, когда конной лавой давят, да маневром обманным, да лучниками.
– Знаю о сем… – Князь все еще оставался слегка подавленным, но в глазах уже появился интерес.
– Замани моголов в ловушку, перехитри их! Есть где-нибудь в окрестностях холмы с крутыми склонами, да чтобы меж ними дорога либо лощина была? Да желательно широкая, повозок на двадцать, ежели борт к борту составить?
– А пожалуй, и есть такое место, – задумчиво проговорил князь. – Продолжай…
В отряде все смолкли, тишина полная – все услышать хотят, что гонец скажет.
– Собрать людей да веревками камни повыше втащить – на это дело смердов отрядить можно. Да побольше камней и бочек со смолой добавить и лучников посадить. А как моголы втянутся в лощину ту, камни на них спустить да бочки со смолой, не забыв их поджечь. У моголов маневра не будет, а только сумятица да потери.
– Ха! Что они, дураки, что ли, чтобы в ловушку идти? У них впереди дозор…
– А для того малую часть войска навстречу им послать – бой завязать. Как их сила одолевать будет, всем в лощину отступать – вроде как струсили. Моголы за ними кинутся – добить и на плечах отступающих в город ворваться. А как они в лощину все втянутся, сзади их запереть и спереди. Вот тут и начать камни с бочками швырять, да лучникам потеха пойдет. Полагаю – много они потеряют, а с остальными справимся. У них пространства для маневра и разгона полного не будет. А уж на мечах наши в удали и мастерстве не уступят, за землю свою постоят.
Князь несколько минут обдумывал услышанное.
– Ты откуда такой объявился? Что-то я тебя раньше у Даниила не видел…
– Гонцом был у Андрея, князя владимирского. А как разбили войско его моголы, на галицкую землю подался. Даниил-то меня давно знает, вот и принял к себе.
– Ладно баешь… То-то слышу я – речь у тебя не наша, не волынская.
– Не сомневайся, князь, я моголам лютый враг. Неврюя личный неприятель, сына его в поединке сразил. Ежели моголы меня поймают, в котле живьем сварят. Или на кол посадят, чтобы дольше помучился.
– Далековато ты забрался, в самую степь…
– С нонешним князем Великим Александром посольством к Батыю-хану ходил – в охранной сотне.
– Даже так? Тогда не будем терять времени, скачем в Холм. Обдумать твою задумку с Даниилом надо, а времени в обрез.
И снова – бешеная скачка, только уже назад.
В город въехали уже затемно, от многочисленных ударов о седло у Алексея вся пятая точка была отбита. Но собой он был доволен. Откуда в его голове этот план взялся, он и сам не знал, а потому удивлялся. Не иначе читал когда-то о таком либо в историческом фильме видел. Лишь бы помогло, лишь бы моголы купились на обманку – на многие из них они сами изрядно горазды. Но почему-то он убежден был – должно получиться, предчувствие такое у него имелось.
Для моголов равнины – привычное место жизни, место боя. Леса они не любят, негде развернуться конным массам. А горы для них вообще экзотика, нет у них опыта боевых действий в горах. На то и расчет у Алексея был.
Примчались в Холм они уже поздно вечером, и стража не хотела открывать ворота. Однако тогда сам князь Василько негодующе крикнул:
– Как смеешь ты, смерд, держать князя у стен, не пропуская его к брату?! Али кнута захотел отведать?
До стражников дошло, что упорство их может плохо кончиться. Они отворили ворота и впустили отряд.
Сразу проехали к княжескому замку – по-иному назвать это каменное строение нельзя. Ратники в воинскую избу направились, Алексей же узнал, что суд княжий был. Боярин выкрутился, стрелки на десятника своего перевел, фактически предал и обвинил в самоуправстве. Тем более что десятник мертв и слово в свое оправдание сказать не может.
На боярина наложили виру, и, таким образом, он отделался мелким ущербом. Да еще злобу большую затаил, тем более что ратники в подчинении у него остались. Не вправе князь боярина воинов лишить, коли тот их содержит и в ополчение при военных действиях выставлять должен.
Видимо, князья всю ночь обсуждали совместное выступление против моголов. Уже утром Василько со своим отрядом, довольно утомленный с виду, с красными от бессонницы глазами, ускакал в свои земли. Времени на подготовку было мало, князья торопились. Как потом увидел Алексей, они приняли именно его план с незначительными поправками.
После завтрака воевода построил ратников.
Едва шеренги подравнялись, вышел князь с обращением. Говорил он кратко – о том, что пришли тяжелые времена, моголы идут на их земли, и надо встретить их достойно, дать отпор, чтобы отбить у них охоту к завоеваниям. И желательно сделать это так, чтобы ни один враг не ушел.
– Собирайтесь в поход, – завершил князь свою речь.
Большая часть дружины ушла с князем на волынские земли, к Василько. А одна сотня, во главе с воеводой Иоанном Михалковичем – в сторону Киева. С этой сотней был и Алексей.
Гнали быстро, останавливаясь только для отдыха коней. В двадцати верстах, на развилке дорог, встали. Отсюда одна дорога вела на север, к землям Василько, а другая – к Холму, резиденции Даниила.
Моголов было решено встречать здесь – и кони успеют отдохнуть, и люди.
Дальше за развилкой – небольшая река, но берега с одной стороны крутые, из воды на них не выберешься, а вброд только в одном месте и можно перебраться. А уж дальше – лес.
Дорога на Волынь узкая, только двум телегам разъехаться. Моголы с флангов обойти не смогут, отрезать от своих при отступлении. А то, что сотне отступать придется, заманивать, увлекать за собой противника, Алексей уже не сомневался.
Князья земли свои знали отлично – как пальцы на руке, и позицию подобрали очень выгодную. Не зря ночь напролет не спали, все обмозговывали.
Моголы появились ближе к вечеру. Сначала вдали показалось облако пыли, потом, по мере приближения, стал слышен гул. А уж затем и сама конница видна.
Моголы шли широкой лавой, впереди, на удалении версты – головной дозор.
Первую сотню воеводы они заметили, и от дозора в сторону основного войска сразу поскакал посыльный с известием.
Дозор же остановился. Часть нукеров влево направилась, другая – вправо повернула, посмотреть решили – не прячутся ли где полки Даниила? Только толком осмотреться с правого фланга река не дала: течение быстрое, берег крутой, и переправиться дозорным не удалось. А вот воевода ратников грамотно поставил – в два ряда, широким фронтом, и издалека было не понять, какова их истинная численность – тоже с князьями обговорен сей момент был.
И в лоб, без подготовки, да сразу с марша моголы не ударили. У них две тысячи нукеров, а против – всего лишь горстка из сотни ратников. Да только моголы о том не ведали.
Войско встало, тысячники совещаться стали.
О численности ратников у Даниила и Василько моголы приблизительно знали, некоторые из предателей-бояр давно уже доложили, выслуживаясь. Но тысячникам неизвестно, все войско Даниил вывел или еще и союзников с собой привел – тех же мадьяр. С ними Даниил то дружил, то воевал, и сейчас всяко могло быть.
Все же они решили ударить. Если разбить не удастся, то хоть разведку боем провести.
По привычке своей сначала на ратников поскакал отряд лучников. Дружинники щитами прикрылись, сами луки приготовили – у кого они были. Засвистели стрелы, с обеих сторон появились первые убитые и раненые.
Сделав первый набег и опустошив колчаны, лучники ускакали. Однако на смену им уже летела тысяча. Сшиблись.
Первое соприкосновение бойцов в сече – самое жестокое и кровопролитное. Звон оружия, крики людей, ржание лошадей, пыль… Через четверть часа ожесточенного боя от сотни дружинников осталась половина.
Перекрывая шум боя, воевода привстал на стременах:
– Отступаем, на Волынь уходим! – и первым развернул лошадь.
Алексей ждал этого момента. Нанеся удар моголу мечом по руке, он развернул лошадь, стегнул ее плеткой и помчался за воеводой. За ним и другие из боя выходили, пуская коней вскачь.
Увидели моголы, что перед ними ратников мало, добыча легкая, и кинулись вслед. Их тысячник основному войску сигнал бунчуком подал. И они тронулись.
Обманка удалась, моголы бросились преследовать ратников.
Алексей думал лишь об одном – успеют ли князья обустроить место засады, ведь втащить камни на вершину высокого холма больших трудов стоит. А ведь потребен не один камень, а сотни. Да беспокоился еще – не подвернула бы лошадь ногу. Тогда все, смерть.
Лошади моголов после перехода были утомлены, а поменять их на заводных не успели. И сейчас, в бешеной гонке, они начали отставать, но были в прямой видимости.
Уже показались холмы, избранные для засады.
Алексей, зная о ловушке, осматривал склоны, но ничего подозрительного – ратников или смердов с жердями для сталкивания камней – он не заметил. Захолонуло сердце, на душе стало тревожно. Неужели не успели и ратники из сотни воеводы полегли зря?
Целую версту мимо двух холмов скакали долго, Алексею показалось – целую вечность. А вырвавшись из ложбины, он вздохнул облегченно – и ратники здесь, и лучники из ополчения. Да кроме того, телеги – много, целый караван.
Едва последний ратник из сотни вырвался из ложбины, смерды и дружинники ухватились за телеги и стали толкать их, перегораживая ложбину, вернее – выход из нее.
Как только телеги, выкатываемые сразу с двух сторон, перегородили проход, смерды стали связывать их между собой веревками, а лучники укрылись за телегами. Какое-никакое, а все укрытие.
Моголы были уже рядом – ведь только что от них удирали «трусливые» дружинники Даниила, – и вдруг преграда.
Лучники Василько сразу стали метать стрелы.
Моголы кинулись к подводам, попытались издалека набросить на них волосяные арканы и растащить преграду, но не получалось.
А лучники все стреляли и стреляли.
Моголы не выдержали потерь, но было то, что для них оказалось страшнее убитых соплеменников, – они не могли добраться до противника. Развернувшись для отступления, они вдруг столкнулись со своим основным войском – оно уже втянулось в ложбину.
В эту минуту с вершины одного из холмов заревела труба, подавая сигнал. И вот тут Алексей удивился: как из-под земли поднимались доселе хорошо укрытые ратники и смерды. Они страгивали большие валуны, едва державшиеся на упорах, и камни сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее катились вниз.
Моголы, кто успевал увидеть их, отскакивали, но так везло далеко не всем. Толчея и теснота, рады бы в сторону податься, да соседние кони мешают.
А дружинники и ополчение из людей охочих и смердов, сбросив камни, принялись за бочки. Запалив заранее приготовленные факелы, они поджигали ими смолу в бочках и, когда начинало полыхать, скатывали бочки вниз. Разогнавшись, бочки врезались в толпу моголов, расплавленная горящая смола растекалась по земле, и казалось – сама земля горит под ногами захватчиков.
Кое-как развернувшись, моголы кинулись назад – там был выход, было спасение… ан не тут-то было! Где уж подручные князей столько телег нашли – вопрос, наверное, все села обобрали, но только и этот выход оказался перекрыт, лошади с седоком телегу не перепрыгнуть.
Да еще кто-то умный в подводы сено набросал да дровишек из окрестных лесов. И когда моголы назад бросились, солому подожгли. Вспыхивает она быстро, но так же быстро и прогорает. Однако жар от нее сильный, и от этого жара дрова в телегах занялись. Пекло жуткое – близко не подойти.
Для коней, как и для любой животины, огонь – явление страшное. И домашняя скотина огня боится, хоть и видит его зачастую, а могольские кони дикие, от огня, искр и жара они назад подались. Оттого давка и неразбериха стала еще больше.
Моголы заметались в огненном кольце. Кто-то с лошади спрыгнул, по склону холма вверх побежал, спасаясь. Да только дружинники не дремали. Могол силен, когда он на коне и рядом – сотни соплеменников. А когда он пеший, да еще и карабкается вверх по склону – добыча для ратников легкая. И сотня за сотней бесславно гибли моголы – под ударами камней, под клинками дружинников. У ратников как будто сил прибавилось. Когда это видано, чтобы втрое превосходящее по численности могольское войско гибло, а у дружинников потери мизерные?
Алексей участие в битве принял. Один могол на телегу заграждения прыгнул, но не совсем удачно, потому как сразу на меч Алексея напоролся. Другой, успев уже с телеги соскочить по эту сторону, по обыкновению степняков завизжал, пытаясь запугать врагов, да Алексей одним ударом меча по плечу развалил басурманина до пояса.
Битва, грозящая стать для княжества и людей гибельным бедствием, превратилась в побоище для моголов. Конные ратники с обеих сторон ложбины ревностно следили – не прорвется ли кто? Несколько особо удачливых и хитрых воинов могольских прорвались через заслон телег, да дальше полусотни шагов не успели уйти – дружинники их порубили.
По ощущениям Алексея прошло всего лишь четверть часа, но, посмотрев на солнце, он увидел, что светило клонится к закату. Еще немного – и начнет темнеть, в этих краях переход от дня к ночи быстрый.
Побоище стихло само собой – из-за смерти моголов. Лишь кричали в ложбине раненые и обожженные да метались испуганные лошади, топча и превращая в кровавое месиво тела павших.
Воеводы обоих князей распорядились дружинникам и ополченцам встать шеренгами с обеих сторон от ложбины – вдруг кто из моголов остался в живых и попытается выбраться, воспользовавшись темнотой? Только попыток таких не было, хотя на плотные шеренги людей не хватало, стояли в десяти шагах друг от друга, освещая пространство вокруг себя факелами.
Утром шеренги двинулись навстречу друг другу. Кто из моголов еще жив был, того добивали. Из могола раб никакой, делать по хозяйству он ничего не умеет и не хочет. Мало того, гляди – и сам на хозяина кинется. Такие рабы не нужны никому.
И кони могольские только на продажу годятся. Под сохой или в телегу запряженные они ходить не приучены, а столько злых и малорослых коней дружине не надо.
Кое-где земля еще дымилась.
В первую очередь собирали оружие да шлемы или железные зерцала с ватных халатов срезали – железо ценилось дорого.
Трофеи воеводы и кузнецы уже потом оценят. Скверное железо пойдет в переплавку, а доброго качества – на вооружение ополченцев, да и то после ремонта. А до той поры в оружейных амбарах храниться будет.
Видя, как растет гора трофейного железа, князья не скрывали, что были довольны. А еще довольны они были от невиданного ранее множества могольских трупов. Столкнись дружины с моголами в голой степи – расклад был бы иной, и сейчас моголы, а не русские дружинники собирали бы трофеи.
Князь Василько заметил Алексея, идущего в ряду других дружинников. В руках, как охапку поленьев, он держал могольские сабли.
– Брат мой любезный, Даниил Романович! – обратился князь к своему брату. – Вот тот воин, который мне про ловушку хитрую подсказал. – Он указал рукой на Алексея.
– Поди сюда! – махнул Алексею рукой Даниил.
Алексей бросил сабли наземь и подбежал к князю. Негоже князей заставлять ждать, все же не ровня он им.
– Ты же Алексей из Владимира, – узнал его князь, – гонцом служил у князя Андрея, зятя моего!
– Верно.
– Задумка твоя хитрая еще и удачной получилась, хвалю. А в награду – держи… – Даниил снял с руки перстень с бриллиантом, да все крупное, броское. Ни золота, ни алмаза ювелир при изготовлении не пожалел – как и трудов своих. Хорошей работы перстень получился.
Алексей его сразу на свой палец надел. Тесноват немного перстень был – но так ведь поправить у златокузнеца можно. Зато гордиться есть чем, это – как орден.
– Брат мой! – воскликнул Василько. – И это все?! Ратников вокруг много, а умных среди них – единицы. У тебя же в сотне воеводы едва ли треть осталась, назначь его десятником. А не хочешь ты – так пусть он у меня служит, уж я его старания по заслугам оценю.
– Хм, – закряхтел Даниил, – а ведь и правда… Отныне десятником будешь… В сотню дружинников наберем, снова полнокровная сотня будет.
И тут Алексей досадную промашку совершил. Князей за почет благодарить надо, и он правую руку к сердцу приложил да поклонился:
– За награду княжескую и слова ласковые благодарствую. Клянусь и дальше служить честно и ревностно.
А как разгибаться стал, случайно рукой, где на пальце подаренный перстень красовался, по артефакту провел, который на шее в чехле висел. Раздался легкий треск, как от электрического разряда, голова кругом пошла… и Алексей исчез на глазах изумленных и шокированных князей.
– Василько! Не пригрезилось ли мне? – Голос Даниила дрожал.
Алексей же очутился в своей московской квартире. На нем были шлем, кольчуга, на поясе – меч в ножнах и нож боевой. От штанов остро пахло едким конским потом.
В квартире тихо. Где жена? На работе или еще в командировке?
Алексей разделся донага, оружие, кольчугу и шлем в рубашку свою старую завернул, узлом завязал и в кладовую подальше упрятал. Артефакт и перстень в тайник убрал. А потом – в душ, смыть с себя многовековую пыль и пот. Геля для душа не жалел, мочалкой терся докрасна. Вода с него стекала сначала грязная, а уж после прозрачная, зато кожа после мытья стала чистой до скрипа под пальцами.
Но вот побрился он с трудом. Сначала волосы ножницами срезал, только потом за бритву взялся – волосы отросли жесткие, как проволока. Одеколоном обрызгался, радость ощутил – дома! Цивилизация! Вот только кожа на лице, где раньше борода была, светлым пятном выделяется. Все время Алексей был на свежем воздухе, под солнцем, вот лицо и загорело – кроме места, где борода была. Нехорошо, Наталья сразу догадается, где он был, женщины – они к мелочам внимательны.
Алексей оделся в домашнюю одежду, вышел на лестничную площадку и выбросил в мусоропровод свою прежнюю одежду – рубаху в брызгах крови, штаны, исподнее. Теперь в квартире, кроме боевого железа, ничего о переносе во времени не напоминало.
Только он успел закрыть за собой дверь в квартиру, как раздался звонок по мобильнику.
– Привет, милый! Ты почему на мой звонок не отвечал?
– Здравствуй. Я в ванной был, не слышал.
– А я уже к Москве подъезжаю. Соскучилась по тебе… Через час буду. Целую.
– И я тебя… – Алексей отключился. А уж как он по жене соскучился – целую вечность не видел. Ой! Холодильник-то пуст, надо в магазин за провизией мчаться. Странная штука жизнь, когда простой поход в супермаркет удовольствием кажется, а не рутинной обязанностью. Чудны дела твои, Господи!