Десять месяцев после Катастрофы. Конец весны
Небольшой костерок едва освещал помещение. Тоже невеликое по размерам, тем не менее углы прятались во мраке, стены просто чернели, даже в паре метров от огонька разглядеть что-либо можно было лишь с трудом. Оно к лучшему. Приютивший людей подвал не мог порадовать глаз. Дом над ним наполовину разрушен, явно не в момент Катастрофы, а кем, когда, почему – кто же в состоянии рассказать. Ладно хоть, стоял он на сопке, и даже в подвале было сухо. А так кое-где валяются кирпичи, какие-то доски, вообще, картина характерная или для стройки, или для разрушения. Но хоть экскрементов нет. Здесь нет, а через помещение кто-то успел нагадить.
– Я думаю, здесь переночуем, – дед Иван был чем-то похож на домового. Заросший, седая борода начиналась едва не под глазами, один лишь нос торчал. Дедок был небольшого роста, такого соплей перешибешь, было бы желание.
Во внешности было и счастье. Что толку связываться с доходягой, который без того загнется не завтра, так ближайшими днями? И взять с него нечего – одет в какой-то старый ватник, ватные же рваные штаны, стоптанную кое-как перевязанную обувь.
– Здесь так здесь, – пожал плечами его напарник.
Этот был гораздо моложе. Тоже небритый, со светлой бородкой, одет несколько лучше, в какое-то подобие широкого брезентового плаща, из-под которого виднеется рваный армейский бушлат, кирзовые сапоги грозят развалиться, да как-то держатся. Лицо грязноватое, откуда в городе взяться чистюлям? В руках мужчина держал алюминиевую кружку с чаем. И пьешь, и ладони согреваешь. На дворе – предпоследний день мая, а снег сошел несколько дней назад. Ночами подмораживает, лужи покрываются ледком. Холодная какая-то весна. Или уже лето?
– Ночью шариться по улицам не резон, – высказал банальную мысль Иван.
– Кто спорит? – напарник невесело улыбнулся. – Да и не видно ни хрена.
– А ты хотел, чтобы освещение работало?
– А как же – вода, газ, магазины… – напарник отхлебнул остывающий чай.
Воду они тащили с собой. Местная была радиоактивна, и пить ее явно не следовало ни в сыром, ни в кипяченом виде. Никакое кипячение не избавит от радиации.
Что-то прошелестело в коридоре за приоткрытой дверью.
– Думаю, крысы, – кажется, Иван начинал волноваться.
Людей он не боялся, а вот наличие по соседству грызунов вызвало в нем тревогу. И ведь сам же вызвался сходить на разведку в город. Никто не посылал, даже не просил. Куда гнать старого человека? Но – настоял, сказал, что знает город как свои пять пальцев и вообще хочет навестить родные места в последний раз. Учитывая возраст, другого случая у Ивана точно не будет.
– Большие? – напарник допил чай, поставил кружку рядом и посмотрел на дверь.
– Кто их знает? Люди бают разное. Может, и большие.
– В больших попасть легче, – философски заметил напарник, поискал на полу и положил под руку несколько осколков кирпича. – Крысы не страшно.
– Ага! А вот заснем, и откусят носы!
– У тебя – точно, – рассмеялся Воронов. – Один только шнобель из бороды и торчит.
– Тебе бы все шутковать. Спать-то как будем?
– По очереди. Полночи один, полночи – другой. Как там в старом фильме? «Правильно, и крыс отгоняй!»
– Да ну тебя!
– Ладно. Посиди пока. Выйду покурю. Заодно посмотрю, нет ли кого более серьезного, чем грызуны?
Под затянутым облаками небом темнело быстро. В другое время лучи заходящего солнца еще отбрасывали бы от предметов длинные тени, а тут уже вплотную подступали сумерки. Не синие, как бывало, а такие же серые, как вся жизнь.
Город безмолвствовал. Ни шума проезжающих машин, ни завывания случайно включившейся сигнализации, ни далеких голосов или звуков музыки. Лишь тишина, тоже какая-то безысходная. Посмотришь, послушаешь, и захочется верить, будто люди давно ушли отсюда. Для собственного блага, между прочим. Только не уходили. Кто-то из уцелевших остался среди родных улиц по самым разным причинам и уже который месяц продолжал выживать среди развалин.
Насколько хватало взгляда, нигде не загорелось ни одного огонька. Словно люди таились, делали все, чтобы места их нынешнего обитания оставались секретом. Странная надежда, когда днем можно прошерстить квартал за кварталом и найти если не всех, то большинство нынешних горожан. Хоть территория велика, да все равно конечна.
И зачем оставались? Наверное, многим пожилым просто некуда было уходить, а молодежь в нынешнем дилетантстве знает о радиации по дебильным книгам о всевозможном метро и думает, будто так можно выжить в городе. А вот остальные места им представляются дикими, и что там делать, они даже не представляют.
Сам Воронов курил, пряча самокрутку в ладонь, стоял под прикрытием, чтобы заметить можно было, лишь подойдя вплотную. Веселым, как в подвале, мужчина отнюдь не выглядел. Несколько расслабленным с виду – быть может. Хотя расслабленность бывает весьма обманчива.
Темнота в низинах на глазах сменялась мраком. В нем исчезали улочки, дворы, сиротливо торчавшие уже неживые деревья. После бушевавших пожаров немногие растения сумели уцелеть, и Воронов сильно сомневался, что в дальнейшем весна в городе сумеет стать привычно-зеленой. Подальше, в тайге – наверное, да, но здесь, не столь далеко от эпицентра…
Легкий ветерок вдруг принес звук, который Воронов совсем не ожидал услышать. Тем не менее сомнений не было. Где-то очень далеко, на самой грани восприятия, работал автомобильный мотор. Нет, машин на ходу должно было оставаться навалом, странно было другое – откуда бензин? Или где-то все же сохранились заправки, и некто, прибравший их к рукам, пользуется последней возможностью поездить? Осенью ведь наезжали на свою беду лихие люди из города, просто их затем так давно не было, что все уже подумали: эпоха автомобильного транспорта в краю миновала.
Надо взять на заметку и обязательно доложить. А пока практически иметь в виду возможный вариант отхода.
Самокрутка кончилась. В запасе в старом потертом портсигаре имелось еще семь штук, только их требовалось максимально экономить. Негде нынче взять табак. Труба дело. И гул мотора уже затих.
– Ну что, дед? Не съели крысы? Или, может, ты пару штук зажевал? Все мясо на безрыбье.
– Типун тебе на язык! Стану я всякую гадость жрать! Заглядывала тут одна.
– Наверно, познакомиться хотела. Уверен, что самка?
– Тьфу!
– Ладно. Не сердись. Надо было камнем ее.
– Попадешь, как же! Проворные твари!
– Тогда – хрен с ними. Поверю на слово. Давай прикроем дверь, и отбой. День завтра трудный, а сидеть все равно толку нет. Чур, первый дежурю я.
Ночь прошла спокойно. Лишь иногда за стеной начинали шуршать крысы, только никаких лазеек для них не осталось. Дверь закрыта, в стене дырок нет, на единственном крохотном оконце под самым потолком уцелело стекло…
Вновь разожгли костерок, попили чайку с консервами, благо кое-какие запасы имелись, и наступила пора уходить. Мелькнула мысль: сделать подвал базой, однако дружно ее отбросили. Хоть имущества с собой – кот наплакал, еда да вода, потерять его будет жалко, а для возвращения может не оказаться времени. Невелика ноша, лучше носить с собой.
Окрестности людными так и не стали. Мужчины долго наблюдали, однако лишь несколько раз вдалеке мелькнули человеческие фигурки.
– Они что, никуда вообще не выходят? – риторически спросил дед.
– Кто их знает? Вдруг все рассказы о жителях – больше фантазии? Один человек превращается в десяток, десяток – в сотню… А то и действительно изменилось все. Магазины давно разграблены, есть что-то надо, вполне могли разбрестись по весне куда подальше. Ладно. Пойдем посмотрим.
С осеннего визита город изменился еще больше. Насколько мало требуется времени, чтобы довольно большой центр с населением в шестьсот с лишним тысяч вдруг пришел в запустение! Особенно если перед тем нанести по нему ядерный удар! Знакомые, по идее, улицы не всегда узнаешь.
Всюду валялся разнообразный мусор, какие-то прилепившиеся к асфальту и земле тряпки, железки, камни, игрушки, стекла, пустые консервные банки, просто грязь. По-прежнему вдоль обочин, во дворах, прямо на проезжей части стояли машины, многие – уже проржавевшие, со спущенными, а частью – с сожженными шинами. Но хоть нигде не валялись трупы. Зато хватало костей. Разумеется, никто не хоронил погибших. Может, в каких-то редких случаях родственники, друзья, соседи предали тела земле, однако гораздо чаще мертвецы стали поживой воронья и самых разнообразных зверей, от совсем уж мелких до одичавших собак.
С другой стороны, на окраине жертв было не так много. Первоначально, после-то люди умирали от облучения, от болезней, наконец, первые схватки между горожанами, согласно свидетельствам беглецов, произошли едва не на следующий день. Или – в тот же. Власти нет, словно никогда и не было, вокруг, не давая выбраться, полыхает тайга, и посреди разверзшегося ада группы людей, пытающихся воспользоваться ситуацией, половить рыбку даже не в мутной – в радиоактивной воде.
Как мало надо, чтобы налет цивилизованности покинул человека! Не зря с экранов четверть века твердили об индивидуальном успехе любой ценой. Хороших учеников оказалось чересчур много. А вот успешных – кто знает?
– Смотри, – дед Иван указал на небольшой скверик по правую руку.
Там, прямо посреди подобия лужайки, копошились люди. Кажется, что-то пытались вскопать. Или – выкопать в неоттаявшей толком мерзлой почве. Еще десяток человек старательно пилили обгорелые, но так и не рухнувшие деревья. Другие деревья валялись на земле, а вот было ли то плодами работы, или они валялись с тех пор, понять сразу было нельзя.
– Пойдем, взглянем поближе. Вдруг помощь понадобится? Да и поговорить не мешало, – Воронов повернул к скверику.
Перед былым местом отдохновения был воткнут знак с черепом, наверняка когда-то украшавший какой-нибудь электрощит. Мол, не хватай, ударит током. Здесь же знак смотрелся несколько странно. Даже если в земле проложены кабели, напряжения-то нет.
– Здорово, господа и граждане! – бодро приветствовал тружеников Воронов.
Те уже стояли, смотрели исподлобья на приближающуюся парочку, явно гадая, чего ждать от прохожих.
– Здорово, коль не шутите!
Слов в ответ прозвучало больше, отозвались многие, просто общий смысл выражался этой фразой.
– Чем занимаетесь?
– Твое какое дело?
– Любопытствую. Вроде землю копаете, а зачем – не пойму.
– Огород здесь будет, – мрачно оповестил какой-то мужик.
– Не рано ли? Едва мороз отпустил.
– В самый раз. Пока подготовим, оно как раз тепло настанет. Да и прогреется перекопанное быстрее. Если надо, во, дров сколько! И прогрев, и удобрение.
Спорить и что-то доказывать Воронов не стал. Не был он докой в делах огородных, а тут с постоянно хмурым небом – может, так действительно и надо? Он больше следил за поведением работников. Нападать вроде пока не собираются, радости от встречи у них тоже никакой. Повод немного передохнуть, постоять без дела.
Зато начал активно говорить дед, и пришлось вставить более важное, чем беседа о росте сельскохозяйственных культур.
– Слушайте, а что у вас за плакат? Вон стоит.
– Так это знак. Здесь Череп крышует. Откуда ты взялся, что не знаешь?
Взгляды людей стали подозрительны.
– Издалека мы. В смысле, жили здесь, но в момент Катастрофы нас не было. Лето же. В деревне нас все и застало, – охотно рассказал Воронов.
Легенду придумали заранее. Но в отношении деда Ивана многое было почти так. С той разницей, что квартиру в городе он уступил внукам, а сам уехал к дальним родственникам на природу доживать свои дни. Не перед самой Катастрофой, года за три до нее, но это уже мелочи. Чем проще версия, тем лучше. Скажи, выбрались уже позже, еще примут за удачливых беглецов. Люди разные. Кто обидится, а к чему конфликты?
– …Теперь пытаемся о судьбе родных проведать…
– А раньше – слабо?
– Слабо. Между прочим, помимо вас еще по Князе-Волконке долбануло. Про остальные места только слышал, а тут видел сам. Как видел, в смысле, людей, гриб зревших лично. Там пройти теперь… Да и после пожаров – не представляете творившееся на дорогах. Остатков машин – до хренища.
– Так им и надо. Нечего бегать, – с едва заметным оттенком злорадства произнес какой-то плюгавенький субъект. – Думали, самые хитрые, деру заранее дали, а эвон как обернулось…
– Тут лучше, что ли? – слышать плюгавого было неприятно. И, не заводя себя, перешел к другому: – Зимой же вообще не пройти. Снега по самое не балуйся, замерзнешь в пути. Как смогли…
– Кто у тебя, паря?
Парнем Воронова назвать было трудно даже с огромной натяжкой. Конечно, весьма многие в категорию взрослых переходить перестали, застряли в вечных гламурных детях. Тут случай был иным.
– Жена с сыном.
– Видно, не шибко ты любил, раз лишь сейчас приперся, – вздохнул мужчина в очках и шляпе, словно у пугала. Старый, чем-то смахивающий на бывшего интеллигента.
– Когда смог, – отрезал Воронов.
– Эй! Доходяги! Работать хто за вас будет?
Голос сзади, молодой, самоуверенный, заставил обернуться.
Там стояли четверо. Одеты тоже грязновато, со стиркой явно имелись проблемы у всех, однако получше «огородников», с некоторым намеком на крутизну. Все чуть побритые, не заросшие до конца. У одного на плече стволами вниз охотничье ружье. У остальных оружия не видно, но пистолет или обрез вполне можно спрятать под одеждой.
Видно, их боялись. Все сразу принялись за работу.
– А вам особое отношение надо?
Дед стушевался, стал еще меньше, этакий жалкий сморщенный старый грибок. Такого даже гонять жалко.
– Мы мимо проходили, – смиренно ответил Воронов. Вступать в конфликты не следовало. На постороннее же мнение мужчине давно было глубоко наплевать. Хотят считать убогим – пусть считают. Трусом – за-ради бога. Нравиться кому-то он не собирается.
– Так проходите! – хохотнул молодой и худощавый.
– Подожди, – вступил в разговор крепкий парень со следом ожога на левой щеке. – Мародерствуете? Что в мешках?
– Так это… Жратвы маленько да пара тряпок.
– Где украли?
– Нигде. Издалека мы. Родных ищем. Мы в деревне отдыхали, когда нагрянуло, вот, решили посмотреть, как в городе люди живут? У меня супруга здесь оставалась с ребенком, у деда – дети.
– Ну-ну. Ищи. Может, найдете. У вас в деревне как? Жратвы много?
– Откуда? – удивился Воронов. – Весна. Половина прошлого урожая сгорела, а до нового еще… И солярки к тракторам совсем нет. Хоть на себе паши. Все же покупалось, а где теперь купишь?
Меченый четко и доходчиво срифмовал, где именно.
– Погоди. Деревня далеко?
– Да уж далече. Две недели топали.
– Народа у вас много?
– Хватает. Бомбы на нас не падали.
– Ладно. Это все Черепу расскажешь. Мешки покажь. Ну!
У Воронова был небольшой ранец, из тех, с которыми до Катастрофы любила ходить молодежь, у деда Ивана – древний рюкзак. В них действительно почти ничего не было. Кусок пожелтевшего соленого сала, три банки консервов, пакетик черных сухарей, пара пластиковых бутылок с водой, да самый минимум тряпок.
Не вводи в искушение малых сих…
А глаза у всех четверых ледяные. Хоть судьбу свою в них читай. Если мужества хватит.
– Вот…
– Что в бутылке? Водка?
– Вода.
– Водка есть?
– Откуда? Всю давно выпили. Много ее в магазине было, что ли? А самогон гнать не из чего. Запретили. Когда еды мало…
Но Меченый все же проверил, отвернул пробку, понюхал, скривился.
– Мать вашу! – и деловито забрал консервы и сало. – Пожалуетесь – прибью.
– Будьте людьми, хоть что-нибудь оставьте, – жалостливо прогундосил дед Иван. – Нам еще обратно топать…
Вместо ответа дед тут же получил кулаком по лицу. Не слишком сильно, больше для профилактики. Добрые люди! Могли бы на месте убить.
Воронов сжался, словно струсил и боится разделить судьбу напарника. Потому его лишь легонько толкнули. И все равно мужчина чуть отлетел. Останешься стоять скалой, раздразнишь четверку бугаев. Упадешь – могут и в мяч тобой поиграть.
– Захочешь, купишь. У нас рынок имеется, – снизошел Меченый. – А ну-ка…
И он проворно похлопал Воронова по бокам, имитируя обыск. Находкой оказался дешевенький складной нож. Больше для резки продуктов, в драке от такого толку немного. Зарезать можно, да уважающие себя люди предпочитают перо посерьезнее.
– Ты еще вооруженный! – покачал головой Меченый. – А ты знаешь, что за ношение оружия мы имеем полное право шлепнуть тебя на месте без суда?
– Незнание закона не освобождает от наказания, – словно шакал, хохотнул позади долговязый парнишка.
– Какое же оружие, парни? Что мне, столовым ножом банки открывать?
– Какие банки, мужик? Нет у тебя банок. Но мы добрые. Все, что можем, – заберем твое перышко.
– На нет и суда нет, – хохотнул тот же долговязый, и остальные заржали от незамысловатой шутки.
– Ладно. Пошли к Черепу. Ему интересно будет послушать, где как людишки живут.
Череп жил неподалеку. Улочка вполне уцелела и во время Катастрофы, и при последующих разборках. Даже стеклопакеты в домах имелись. Не то остались, не то были вставлены снова. Здания здесь были старыми, в пару этажей. Понятное дело – таковые гораздо проще приспособить под жилье в нынешних условиях, когда коммунальные службы приказали долго жить. Тут даже дым идет из печных труб. Холодновато на улице.
Не одни старые здания, имелся и недавно построенный, где-то перед Катастрофой, небольшой особнячок, в котором и обитал неведомый Череп. Согласно нынешнему положению этакого пахана района. Или как его назвать?
У самых ворот даже имелась небольшая будочка для охраны, и оттуда вылезла пара мордоворотов с автоматами на ремнях.
– Вот. Притопали из деревни, – пояснил им Меченый.
Во дворе стояла пара джипов. Соответственно, горючее имелось. Ничего удивительного – если сразу хорошенько пошерстили по заправкам и брошенным машинам, а ездили мало, некоторый запас сохранить реально. Вопрос лишь в его величине.
Внутри было тепло, что называется, комнатная температура. Сам Череп ходил в рубашке и джинсах. Чистеньких, словно продолжались прежние мирные дни. Даже тапки на ногах вполне по-домашнему. Сразу стало ясно происхождение прозвища – мужчина был абсолютно лыс. Неприятно лыс – почему-то несколько в синеву. Лишь торчали крупные растопыренные уши, зато на лице – масса самомнения. Впрочем, волосяным покровом не отличались и некоторые из дружно снявших шапки конвоиров. У Меченого наблюдалось нечто среднее: торчали на голове в нескольких местах пучки растительности, а между ними – голая кожа.
– Тут такое дело, – замялся Меченый. Куда подевался прежний апломб? – Тут на деревенских наткнулись. Говорят, родню ищут.
– Ходоки? – хмыкнул Череп. Взгляд у него был пристальный, жесткий.
– Я семью ищу, – Воронов заставил себя отвести взгляд.
– А чего ж ее бросил? Тогда искать бы не понадобилось, – то ли Череп имел в виду, что все были бы живы, то ли – все мертвы.
– Не было меня тогда в Хабаровске. Как раз отпуск, умотал в деревню, думал, на выходные вернусь, заберу, а тут…
– Страдалец… – все-таки Череп издевался. Втихомолку, едва-едва. – А сразу чего не поехал?
– Пожары. Да и надеялся, что сообразит, вырвется. Хотя на дорогах такое творилось…
– Сейчас не творится?
– По-всякому. Шалят местами. Кое-где вообще не пройти, – откровенно сказал Воронов. Пешком – действительно трудно. А вот на нескольких боевых машинах получается, и неплохо.
– Тогда как вас не тронули?
– Господь миловал, – вставил дед. – Велика милость Его.
Последовали прежние вопросы, сводившиеся к одному. Нет ли в деревне запасов еды? Опростившийся мир нуждался в самом основном. Деньги, ценные бумаги, прочее, являвшееся некогда синонимом богатства, кануло в Лету. Только основное, от чего зависит жизнь.
Ладно, сесть предложили. И только. Не те времена, чтобы в честь случайных людей стол накрывать. Четверку «шестерок» вообще отослали прочь. Кого тут бояться?
– Можно? Что за люди? – раздавшийся за спинами гостей голос показался Воронову знакомым.
Даже сердце дрогнуло.
– Да из деревни приперлись. Своих ищут.
– Надежда – мать идиотов.
Воронов медленно повернулся. Едранцев дрогнул в лице. Был он в камуфляже без знаков различия. Лоск утратил, зато важности вроде стало даже больше.
– Капитан?!
– Так точно, товарищ майор! – в первый момент захотелось обнять былого начальника, а затем желание вдруг пропало.
– Вы знакомы?
– Это тот самый офицер, который увел БМП.
– Даже так? Крут. А с виду – не скажешь. Ханурик хануриком. Интересно.
Воронов невольно подобрался. Вот только майор…
– Что скажешь? Бабу искать пришел? – с показной ласковостью поинтересовался Череп.
– Не бабу, а жену. И его – тоже.
– Была у него здесь жена, – подтвердил Едранцев. – Только извини, капитан, я интересовался – никто ее не видел. И Букретова тоже пропала. Погибли ли, успели бежать – никто не знает…
– А со старшим лейтенантом как?
– Никак. Сожгли их медвежатники. В смысле, люди Медведя. Бурчик вышел перед баррикадой, тут его и повязали вместе с бойцами. А в БМП ради интереса из гранатомета стрельнули. А наших расстреляли на месте. Они злы на военных были, якобы защитить не сумели, вот и…
Говорить о том, что сам тоже вылез и попался по-глупому, Едранцев не стал. Ему повезло, раз стоит здесь живой и здоровый.
– Вечер воспоминаний закончен, – вставил Череп. – Да и какой это вечер? Сейчас решать будем, что за угон техники офицерику твоему сделаем?
Интересно, на чьей стороне будет майор? Судя по поведению, Едранцев занимает в здешней иерархии немалое положение. Как достиг – вопрос другой. Но чью сторону он примет сейчас? Хозяина или былого мимолетного сослуживца?
– Бойцы-то как? – спросил Воронов.
– Со мной, – понял его Едранцев. – Кроме Юдина, – и, упреждая возможные подозрения: – Заболел еще перед Новым годом, а через месяц умер. И Мельников погиб. С медвежатниками сцепились. Стрелял он плохо, все больше порассуждать любил и дорассуждался в итоге.
Проза жизни. Итого, ровно половина. Но что еще хотеть?..
– Вы-то как перезимовали? Я-то думал, давно к какой-нибудь другой базе подались. Или к армейскому складу. Наверняка таковые должны иметься, а у Букретова вроде какая-то жутко секретная карта была. Хоть жратвы хватило бы на такое число едоков. Потребное число баб прихватить, и все проблемы. Сиди да жди конца катаклизмов.
– Похоже, не существует таких складов, – краем глаза Воронов отметил, как насторожился Череп. – Если были при другой власти, последующие давным-давно их прихватизировали.
– А база? Там же кое-что имелось, – с некоторым сомнением вымолвил бывший майор.
– Где теперь та база… Все компасы в разные стороны показывают. Хрен найдешь.
– Тоже верно. Так ты что, откололся от отряда? Человек гражданский, шкуру спас и решил – дальше-то на фиг под Букретова ложиться? Ох, и ловкач же ты, Воронов! Где только такие берутся!
Обвинение было бы оскорбительным, но в данный момент капитан был в чем-то даже благодарен мимолетному сослуживцу. Во всяком случае, теперь не требовалось выдумывать какую-нибудь историю. Правду здесь явно озвучивать не стоило. Наверняка ведь захотят поживиться остатками урожая. Может, предложат союз – как для лучшего грабежа деревень, так и для борьбы с медвежатниками, раз тут идет какая-то вялотекущая война за постоянный передел сфер влияния.
– В армии, где же еще? – не удержался от ответной колкости Воронов. – Что у вас тут за медвежатники?
– Люди Медведя. Есть еще амурские и таежные, но те послабее. Медвежатники вооружены получше. Даже гранатометы есть. К ним так просто не сунешься. Приходится учитывать. Вот если бы ты БМП не угнал…
– Хорош базарить, – прервал расходившегося помощника Череп. – Лучше скажи, милок, что ты мне такого предложишь, чтобы я тебя в память прошлых выкрутасов и убийств моих пацанов в живых оставил? Только в бойцы себя не предлагай. Не доверю я тебе оружия. Может, места знаешь продуктовые? Складов, понятно, нет, но, может, складики? Перезимовал же ты как-то. Или – деревеньки, где поживиться чем реально? Раз дорога была дальней. Оружие с боеприпасами тоже сойдет. Горючее. Другие полезные вещи, кроме всяких тряпок и бытовой техники. Это нам без надобности. Подо мной народу много, мне все пригодится. Тогда, слово даю, отпущу тебя на все четыре стороны. А нет – не взыщи. За дела отвечать надо. Тебя, дедок, это тоже касается. Хотя, если ты в огородах ковыряться мастак, могу помиловать. Но добывать себе пропитание сам будешь. С отстегиванием обычного процента. У нас тут полная справедливость: фифти-фифти. Пока в подвале посидите пару часиков, подумайте.
Насчет четырех сторон Воронов был неуверен. Может отпустить – разорванным на четыре половины. Может, правда, лишь пугает, хотя… Когда законов нет, а лишь понятия, убить кого-то становится на удивление легко. Кто поражает – это бывший майор. Явно поддерживает нынешнего шефа, во всяком случае, не возражает.
– У меня еще вопрос к Воронову, – вставил фразу Едранцев.
– Ну, спрашивай, – кивнул Череп.
– Как сюда добирались? Только не говори, будто пешком. Не поверю. Да в придачу без оружия.
– Был автомат, патроны кончились. Охотились, как могли, да и так отстреливаться пару раз пришлось. А без патронов это просто железка. Хочешь – верь, хочешь – нет, но не добрались бы как раз на машине. Местами на дорогах такие завалы… ты сам помнить должен. Если уж на бээмпэшках едва проехали, то на чем цивильном даже чудом не проберешься. Пешком надежнее, если не торопясь. И незаметнее.
– Ну-ну, – однако сомнение в голосе бывшего майора звучало.
– Потом разберемся, – остановил допрос Череп. – Нам пора. Вот вернемся… Эй, там, отведите этих в подвал. Пускай посидят маленько.
На зов явилось сразу четверо мордоворотов. Крепкие, этакие братки из девяностых, с виду невооруженные, только один все поигрывал здоровенным ножом, которым лишь свиней колоть. Промолчавший почти весь допрос дед теперь поглядывал в сторону напарника, однако Воронов шел спокойно, только незаметно косил, запоминая коридоры.
Не пригодилось. Подвал оказался не в доме, а в стоявшем в отдалении каменном сарае. Там сбоку имелся еще один вход, с толстой даже на вид дверью, да еще с амбарным навесным замком.
– Хиляй, – один из крепышей повозился с большим ключом, открыл проход и кивнул на ряд уходивших в темноту выщербленных ступенек.
Воронов шагнул первым, втайне опасаясь получить для ускорения пинок, только на такие шуточки приказа не было. Или настроение у конвоиров оказалось серьезным. Пленники еще не успели спуститься, как дверь захлопнулась за их спинами, и шедший вторым дед Иван едва не полетел вниз, в темноте не попав ногой на ступеньку.
– Блин! – машинально выдохнул Воронов, подхватывая старика.
И совершенно неожиданно снизу донесся слабый голос, который вполне мог принадлежать местному привидению:
– Кто здесь?