Где-то близ Полтавы
Ночь на 16 июня 2020 года

Два внедорожника и старый пикап отъехали от Полтавы совсем недалеко. Там, куда они приехали, их ждали – пацаны, открыто носящие автоматы, открыли ворота, помогли загнать машины под навес для сельхозтехники. Женщин вытащили из машин и надели на них пыльные и грязные мешки из-под картошки. Потом повели в дом. Пронесли в дом и раненого – тот не мог идти, стонал и бредил…

Хозяин дома смотрел на все это из-под крыши открытой террасы, сжимая в руках автоматический карабин «Norinco CQ» – дешевую копию автоматического «Colt М4». Их довольно много продавали на Украине до того, как все началось, и потом выяснилось, что их проще, чем «калаш» переделать на автоматический огонь.

Увидев женщин и то, как их ведут, сопровождая пинками и матом, он скривился, но ничего не сказал. Потом к нему подошел амир джамаата:

– МашаАллагъ, мы сделали наш амаль. Аллах улыбнулся, увидев наше усердие.

Хозяин дома покачал головой:

– Твои люди ведут себя не так, как подобает моджахедам. Они ведут себя так, как ведут себя бандиты.

Амир хотел ответить резко, но сдержался. Его предупреждали, что надо быть вежливыми с теми, кто дает им гостеприимство. В свое время в Сирии среди них было достаточное количество всяких отморозков, и они своими действиями восстановили против себя даже тех, кто с самого начала поддерживал джихад на пути Аллаха.

– Сказано, что джихад лучший из ибадатов, и тот, кто вышел на пути Аллаха, все равно что стоит целый день в суджуде. Уверен, что когда благие деяния любого из моих людей положат на весы – они без труда перевесят все те грехи, что они вольно или невольно совершили. Джихад искупает все.

Хозяин дома молча смотрел на амира, который был намного моложе его, и думал, что, когда они изучали Коран и становились на джихад, они не искали оправданий своим грехам в джихаде. А эти – ищут. Интересно – как посмотрит Аллах Всевышний на их джихад, на усилие, совершаемое ради него. Примет ли?

– Скажи своим людям, чтобы не курили в доме, – сухо сказал хозяин. – Если ты вышел на пути Аллаха, зачем твои люди курят? Избегай всяческого харама.

Повернулся и пошел в дом.

В доме были слышны крики. В кухне на столе оперировали пострадавшего – он получил очень неприятное ранение пулей крупного калибра, выпущенной из гладкоствольного ружья с близкого расстояния. Моджахеды старались не смотреть друг на друга, нервно курили. Сказано, что шахид испытывает боль не больше, чем от укуса комара, но крики явственно опровергали это.

Амир подошел к одному из моджахедов и вырвал у него изо рта сигарету:

– Больше чтоб в доме не курили.

…

– Ты, ты и ты. Идите на посты. Где бабы?

– Наверху, эфенди…

– Нечего здесь ошиваться. Что встали как бараны? Займитесь чтением Корана…

Преследуемый криками, он поднялся наверх. Когда он преодолел последнюю ступеньку лестницы, крики вдруг стихли.

Он не хотел знать почему.

У двери комнаты, за которой были бабы, стояли двое. Он подошел, протянул руку:

– Ключи.

В ладонь легли ключи.

– И вторые.

Стемнело…

В сотне метров от того дома, где засели чеченские боевики, едва заметно шевельнулась трава. Нужно было иметь очень специфическую аппаратуру – например, камеры день – ночь, с автоматическим анализом изображения, чтобы понять, что там кто-то есть. Или очень мощные термооптические приборы. Даже очень опытный человек без аппаратуры – вряд ли бы смог что-то обнаружить.

Два человека медленно приближались к зданию. Сейчас они залегли вплотную к невысокому заборчику.

– Правый, позицию занял.

– Левый на подходе, – едва слышно прошипело в эфире.

– Скорпион, три пять.

– Три шесть. На позиции.

– Что видишь?

– Три духа. Тридцать метров, на час от тебя. «АК-74», один держит в руках, у двоих за спиной. Двое курят.

– Окна.

– В окнах пусто.

– Правый, три пять.

– Три шесть.

– Позицию занял. С тыла чисто.

– Понял…

– Вижу сарай. Работает генератор. Хочу вырубить.

– Делай. Скорпион три пять.

– Три шесть.

– Левый гасит свет. Погаснет – делай. Хоп?

– Хоп.

– Мы подстрахуем.

Группа спецназа ГРУ, которая вышла на цель, была одна из самых опытных, самый младший из них работал седьмой год. Чеченские горы, сирийские и иракские города, ад ливийской бойни – они прошли все. Жестокий опыт войны внес коррективы во все – тактику действий, численный состав группы, вооружение. Вместо обычной команды в шестнадцать человек их было всего пятеро, обычный состав «роя», диверсионной группы «УНА-УНСО». Один снайпер и две боевые пары – правая и левая. В позывных они так и были – правая и левая. Поскольку они почти всегда работали за границей, они маскировались под силы НАТО и использовали соответствующее снаряжение и тактику.

На ночной пост выставили самых молодых – обычное дело для бандформирования. Правда, молодые также были достаточно опытными – прошедшими медресе в Пакистане, а потом бои в Сирии, Ираке и Египте. И их тут был целый джамаат – четырнадцать человек. Впрочем, против спецназа ГРУ это было ничто.

На внешнем периметре небольшого дома, стоящего на отшибе от села, должны были стоять трое, но сейчас они все собрались в одном месте, справа от входа в дом. Дом этот принадлежал чеченскому фермеру – бывшему боевику, который покинул Россию и переселился на Украину, чтобы не нести ответственность за содеянное во второй половине девяностых. Много лет он жил мирно, потихоньку выращивал коноплю на продажу, но как только к нему обратились авторитетные люди его клана, в свое время покинувшие Чечню через Грузию и выселившиеся в Сирию, он согласился принять в своем доме ваххабитское бандформирование. Потому что он был чеченцем, и они были чеченцами и мусульманами. Иначе быть чеченцем никак не получалось.

– Цигарка оза?

Один из боевиков достал пачку. Щелкнула зажигалка, погасив у всех ночное зрение…

– Мальборо? Шу ши во ма ц’а.

– МашаАллагъ…

Погасла лампочка, окончательно ослепив их.

– Х’ун хилла?

– Согар…

В трех сотнях метров от них, снайпер несколько раз нажал на спуск – и боевики упали как подрубленные, не издав ни звука. Самый громкий звук, который был при этом, – звук пули, ударившейся о кирпич.

– Правый, иди!

Двое спецназовцев перемахнули через забор.

– Скорпион, минус три.

– Подтверждаю, минус три.

– Левый, жду.

– Правый, иду на исходную.

Ошибкой экстремистов и их хозяина было то, что они не спустили на ночь собаку. Если бы спустили – было бы намного хуже. Как и большинство кавказцев, имеющих относительный достаток, фермер завел огромную кавказскую овчарку, очень агрессивную. Настолько агрессивную, что он сам ее боялся и кормил с лопаты. На ночь собаку спускали, и она бегала по огороженному участку. Но сейчас в доме были чужие, собака нервничала, и на ночь ее не спустили, оставили на коротком поводке у конуры. Кавказской овчарке не объяснишь, что незнакомцы с оружием – свои, а ночью она могла их просто порвать.

Сейчас кобель лежал у своей конуры в крайнем раздражении. Спецназовцев он, конечно, услышал и глухо зарычал, поднявшись на ноги. Но если бы даже это кто-то услышал, то вряд ли придал бы этому значение. В доме были чужие, и собака нервничала.

Несколько пуль прилетели из темноты, собака визгнула и замолкла. Две тени перебрались через забор. Один из спецов залег с автоматом на углу, второй – направился на стук генератора, держа наготове пистолет с глушителем.

Вырубить генератор оказалось проще простого – он был в пристройке к первому этажу, освещенной. Это было сделано так потому, что в пристройке был бак с бензином, и лучше было бы его держать вне здания – на случай пожара или взрыва, не приведи Аллах.

А так – генератор как генератор. «Хонда», довольно мощный. Интересно – насколько быстро они обнаружат, что света нет? Глухая ночь, большинство спят. И интересно, есть ли у них бодрствующая смена в доме?

Рука в перчатке передвинула тумблер – и генератор заглох, а пристрой погрузился во тьму.

У спецназовцев была договоренность, что если в течение пяти минут никто не проявится – «не будет движения», на сленге, – то они входят в дом вне зависимости от расклада. Но уже между третьей и четвертой – на первом этаже раздался шум, и стало понятно, что кто-то идет.

– Один… – прозвучало в наушнике.

Дверь пристроя открылась, человек уверенно шагнул внутрь. По всей видимости – хозяин дома, иначе бы он включил фонарик, ориентируясь в темноте и в незнакомом месте.

– Боля…

Чеченец склонился над генератором, в последний момент понял, что рядом кто-то есть, но остро заточенная спица уже достала до сердца.

– Левый, минус один. На исходной.

– Правый. На исходной.

– Левый, вхожу…

Спецназовцы выстроились у дверей – главного входа и задней, ведущей на двор двери. Дом был построен по-чеченски, поэтому крыльца не было, а перед домом была очень обширная, крытая, но не остекленная (вместо остекления рос плющ) веранда с колоннами и полом из плитки на уровне земли – это было место, где ели на свежем воздухе и собирались с гостями дома. Справа – было небольшое ответвление с большим мангалом, и прямо из веранды можно было зайти в дом. Проблема – для обороняющихся – была в том, что ходящих перед домом охранников было плохо видно и с первого этажа, и со второго. С первого – из-за плюща, со второго – из-за того, что обзор вниз закрывала обширная крыша веранды. Но исключать того, что в доме могут быть бодрствующие охранники, было нельзя – поэтому спецназовцы подобрались к двери очень осторожно, согнувшись в три погибели, чтобы не видно было из окон.

Левая группа, входившая со двора, вошла намного быстрее – ей не надо было открывать дверь, она и так была открыта.

Первый номер шел, вооруженный лишь пистолетом. Это был «Глок-21» с длинным, на тридцать патронов магазином и глушителем: пистолетами сорок пятого калибра пользовались американцы, и, кроме того – сорок пятый отлично работал с глушителем. Второй номер прикрывал с автоматом «НК-416», на нем тоже был глушитель – но 5,56 даже с глушителем намного шумнее, чем сорок пятый. На обоих стрелках – были ПНВ, а на оружии – были включены лазеры, работающие в инфракрасном диапазоне, что помогало стрелять быстрее и точнее. Лучи лазеров, видимые только в ПНВ, ощупывали стены.

Пройдя дверь, они оказались в довольно длинном коридоре. И не прошли по нему и двух метров – как в коридор вышел боевик, вооруженный автоматом. Он шел довольно неуверенно, показывая этим, что чужак и плохо знает дом, но времени на размышления не было совсем. Первый номер трижды нажал на спуск, и боевик рухнул в проходе.

Если кто-то это слышал, – то сейчас пойдет посмотреть…

Первый номер щелкнул один раз тоном – в условиях, когда голосовая связь исключалась, это означало, что у него – минус один.

Но никто не вышел…

Левые пошли дальше, переступили через труп боевика – второй номер не забыл отстегнуть и бросить назад магазин – и оказались в большой комнате. Там сильно пахло коноплей, а на диване богатырским сном спал по пояс голый бородатый боевик. По-видимому, это и была бодрствующая смена – диван стоял у стены рядом с окном, а рядом с диваном стоял на сошках пулемет Калашникова.

Дверь открылась, и лазерные лучи побежали по стенам, замерли на мгновение на двух пришельцах в черном – но тут же побежали дальше. Те, у кого были такие же прицелы, – были друзьями…

Пистолет выплюнул еще две пули сорок пятого калибра, и боевик перестал храпеть. Спокойной ночи.

Один из спецназовцев – плавно, кошачьим шагом шагая по комнате, подошел к убитому боевику и подхватил пулемет. Как бы ни обернулось дело дальше – оставлять без контроля пулемет было нельзя.

Наверху послышался какой-то шум.

– Салим! Хъо мичах ву?

Послышались шаги.

– Салим! Серло вац!

Спецназовцы увидели ноги спускавшегося по лестнице боевика – и один из них, упав, сделал несколько выстрелов. Боевик полетел со ступенек, мешком скатился вниз и застыл.

Второй спецназовец – в два шага оказавшись рядом с боевиком, схватил его и потащил, чтобы открыть проход, – уже мертвого.

Вторая группа приготовилась идти наверх.

– Скорпион – три пять общий.

– Три шесть. Говори.

– Отблески света в одном из окон. Похоже на фонарик.

– Держи позицию.

– Принял.

Для штурма здания четверых было катастрофически мало, но выбирать не приходилось. За неимением гербовой…

Непонятно было даже – где заложники. Первый этаж? Второй? Может, вообще в какой-то дворовой постройке в зиндане?

Правый один показал – мы поднимаемся…

Едва поднявшись по ступенькам – они увидели свет фонаря на полу. Правый один остановился – фонарь не двигался. Это могло значить то, что кто-то, включив фонарь, положил его на пол, направив на выход с лестницы, чтобы ослепить противника – а сам спрятался и ждет. Скорее всего – с пальцем на спуске.

Правый один показал на пальцах ситуацию и уступил место впереди колонны правому два. Тот – нащупал тонкий, но очень прочный провод, воткнул его в разъем в прицеле и опустил линзу прицела, до сих пор спрятанную в шлеме. А прицел переключил в термооптический режим. Теперь на линзу передавалось изображение с прицела, как оно есть.

Встав на колено, правый два начал осторожно, сантиметр за сантиметром, выставлять свое оружие на вытянутых руках. В самом нижнем углу – обычно человек инстинктивно целится на уровень своего роста, примерно по груди. За него будет играть и то, что если противостоящий стрелок только что проснулся – он еще плохо видит, не проморгался – а яркий свет фонаря усугубит это еще больше.

Есть! Термооптика отлично показала цель – справа, в довольно широком холле. Террорист стоял на колене и целился из чего-то, напоминающего автоматическое ружье.

Правый два трижды нажал на спуск, и от головы противостоящего ему стрелка полетели осколки, а сам он ткнулся вперед.

– Иди!

Первый номер проскочил вперед и занял позицию у самой лестницы.

– Скорпион, три пять.

– Три шесть.

– Из гаража вышел человек. Осматривается.

– Оружие?

– «АК» в руках.

– Вали.

– Минус один.

На улице прогремела длинная автоматная очередь.

– Еще один – сказал Скорпион – минус два!

Двое стрелков развернулись, стоя на колене и контролируя каждый свое направление. Сердце бухало в ушах.

– Левый, минус один. Шел со двора.

Открылась дверь, кто-то выскочил в холл, с оружием. Серия выстрелов – падает.

– Правый, минус один…

Еще один, из той же двери, не выходя из комнаты дал автоматную очередь. Едва не задело, один из правых бросил в ответ светошумовую. Долбануло так, что ни о какой скрытности не могло быть и речи. Первый два контролировал холл, первый один ворвался в комнату, из которой стреляли, и добил террориста.

– Правый, минус один. Левый, три пять.

– Три шесть. Внизу по нулям.

– Посмотри на дворе.

– Принял.

Старший группы показал – работаем комнаты, одну за другой.

Было страшно, но она старалась держаться. В конце концов, она была офицером ВВС США. И прошла курс «SERE» – сопротивление, выживание, побег, уклонение. Этот курс должны были пройти все офицеры ВВС США, он был основан на рассказах тех, кому не повезло во Вьетнаме. Десять дней ада…

Чтобы успокоиться, она начала вспоминать, как это было. Флорида, где-то в болотах Эверглейдс. Их держали в сырых и гнилых ямах морские пехотинцы, которые только что вернулись из Афганистана. Каждый день – по нескольку часов избиений и допросов. К ней относились особенно жестоко – она была женщиной, и сломать ее было для морских пехотинцев делом чести.

Каждую ночь орали радиоприемники, не давая им уснуть. Утро начиналось с допросов. Ее подтаскивали к корыту, из которого пили собаки, и топили, пока она не теряла сознание. Раздевали догола и водили по лагерю. Привязывали ее к столбу и оставляли так на солнце. Привязывали ее к стулу и включали самую грязную порнуху. Угрожали пустить по кругу. Еще за десять лет до этого за такое обращение даже на курсах выживания причастных ждал бы трибунал. Но сейчас – все озверели. Нормой было то, о чем десять лет назад никто даже не подумал бы.

Афганское поколение. Они все – афганское поколение.

Потом был еще один курс. На базе «Херлберт-Филд», мекке Специальных операций ВВС. Опять – джунгли и болота, ночные выброски на воду и на лес, марш-броски. У нее не было месячных, к концу курса она весила на девять килограммов меньше нормы, она научилась такому грязному мату, что ее отец, добропорядочный прихожанин, умер бы от разрыва сердца, услышав такое из уст дочери. Она научилась пить виски, передавая по кругу бутылку и смотреть все виды порнографии. Это был проходной билет в темный и страшный мир специальных операций. Мир ударов БПЛА и высадок в кишащие врагами города. В который она хотела попасть, чтобы сделать что-то для своей страны.

И попала.

А вот Холифилд таких курсов не проходила. Она просто решила в свое время, что максимум, что ей грозит, – это Баграм и пара тысяч озверевших от воздержания мужиков. Действительность оказалась намного страшнее…

В комнате, куда их поместили, – оконный проем был забит досками. Не было ни воды, ни туалета – но была кровать, старая, как будто вышедшая из черно-белых фильмов. Дверь они заперли. Руки связали, но кляпы убрали – видимо, не хотели ни смотреть за ними, ни рисковать, что заложники задохнутся.

Опытные, твари…

Они лежали на кровати, прижавшись друг к другу. Было тепло, но быстро холодало, а источников тепла в комнате не было. Одеяла тоже не было. Было темно, и они не могли видеть друг друга.

Только слышать.

Джен – уже отплакала и теперь лежала, почти не дыша. Люсинда опасалась за нее – шок может привести к самым пагубным последствиям.

– Джен…

…

– Джен. – Она толкнула ее.

– Что?

– Давай поговорим. Просто поговорим, а?

– Они убьют нас?

– Не думаю, – тщательно контролируя тон, сказала Люсинда, – думаю, наши парни поспеют быстрее.

На самом деле она не была так в этом уверена. Хотя бы потому, что один из тех, кто их захватил, – при обыске тщательно ощупал ее и сорвал с шеи незаметный, похожий на кусочек прозрачного скотча маячок, который должен был навести спасательную команду на цель. Сам факт того, что небритый дикарь знал про маячок, как он выглядит и где его искать, наводил на очень скверные мысли.

– У нас больше нет маяков.

– Да, нет…

Люсинда Ли боялась не столько того, что их нет, сколько того, что эти маяки сейчас находятся где-то в другом месте, в каком-то городском квартале, и несколько десятков боевиков с «ПЗРК», «РПГ», мобильными пулеметами ждут появления спасателей.

– Ты помнишь своего первого парня?

– Нет…

– А я помню своего.

– Как его звали?

– Джейкоб. Это был тот еще сукин сын. Он занимался танцами.

– А ты?

– А я насмотрелась «Грязных танцев».

– Он тебя… обидел?

– Нет… скорее, я его обидела. Просто… он не хотел идти вперед, понимаешь? Его устраивало жить, как он живет. В трейлере недалеко от базы.

– Его родители были военными?

– Нет… Мать подавальщица в какой-то закусочной, а отца он не видел никогда. И его все устраивало.

– А тебя нет?

– Меня – нет. Я была дочерью командира стратегического бомбардировочного авиакрыла. Двухзвездного генерала ВВС.

– Твой отец знал о Джейкобе?

– Нет… наверное. Я всегда хорошо умела врать.

– Тебе было… больно?

– В каком смысле?

– Когда вы расстались?

– Это… не помню, если честно. Я поступала в «МИТ», зубрила, как сумасшедшая. Вот ему, наверное, было больно.

– Ты его потом видела?

– Нет. А зачем? Прошлое надо оставлять в прошлом.

Джен помолчала. Потом спросила:

– Как думаешь, кто они?

– Исламские экстремисты.

– Они знают то, чего им знать не положено.

– Наверное, прочитали что-то в Интернете. Сейчас много любителей потрепать языком.

– Ты же знаешь, что это не так. Про это в Интернете нет.

– Не думай об этом. Это приказ.

Но сама – думала.

– За что мы тут воюем? – сказала в темноте Холифилд. – Ты понимаешь, что они здесь легально, скорее всего? Как они сюда попали? Когда они здесь появились? Кого и от кого мы пытаемся защитить?

– Я сказала – не думай об этом.

– Тогда скажи, как нам сбежать.

– Пока не знаю…

– Надо дождаться, пока они выведут нас в туалет. Или снять видео. Тогда можно будет посмотреть, где мы.

– А если они отрежут голову одной из нас на видео?

– Не думай об этом, – в третий раз приказала Ли.

– Кстати… я хочу.

– Делай под себя.

– Что?!

– Делай под себя. Мне плевать.

– Господи…

– Лучше, если они утром посмеются над нами. Лучше, если они будут презирать нас. У меня нет никакого желания, чтобы один зашел к нам сейчас.

– Я буду терпеть. Пока могу.

В темноте обостряются все чувства, а страх усиливает их еще больше. Подполковник Люсинда Ли каким-то шестым чувством подозревала, что на улице что-то происходит… но гнала от себя эти мысли. Одно из тех правил, которые вбивают на курсах «СЕРЕ», – смирись с тем, что это надолго.

И тут на улице прогремела автоматная очередь. Глухой грохот «калашникова» – она отлично знала этот звук.

– Что это!?

– Лежи спокойно, – сказала она, – это, кажется, «Дельта». Или «морские котики».

– Господи…

Она не была в этом уверена на самом деле – это могла быть просто стрельба в воздух обдолбавшихся уродов или разборка. Но могло быть и так, что парни из спецгруппы парашютистов уже нашли их и сейчас сжимают кольцо.

– Люс…

– Заткнись и дай послушать.

– Нет… – Джен говорила быстро и горячно, – я не хочу с этим умереть.

– Заткнись.

– Если ты выживешь, знай, что моим первым парнем был мой отец. Он насиловал меня и сестру.

– Господи… Джен.

– Никто об этом не знал. Но я хочу… чтобы эта тварь заплатила… за все.

– Почему ты…

– Я сказала матери. Она избила меня, и больше я никому не говорила.

Где-то рядом оглушительно грохнуло ружье.

– Я знаю… вы все считали меня проституткой… сукой, помешанной на мужиках.

– Мы так не считали.

– Но это было так, понимаешь? Было – так. Я хотела…

– Просто не говори ничего.

– Нет. Поклянись, что если ты выберешься… пусть мой отец сядет в тюрьму. Я хочу, чтобы эта тварь сидела в тюрьме весь остаток жизни.

– Клянусь…

– Прости меня…

– За что?

Совсем рядом, рядом, за стеной – гулко стукнул «калашников».

– За все. Я…

– Ты не плохая, Джен. Ты одна из нас.

– Правда?!

– Все будет хорошо.

Что-то хлопнуло – и дверь комнаты, в которой их содержали, провалилась внутрь.

– Friendly! – как могла, закричала подполковник Ли.

Яркий луч фонаря, пробежавшись по комнате, остановился на них.

– Заложники!

– Есть! Мы нашли их!

Луч фонаря впился прямо в глаза.

– Смотри на меня! Смотри на меня!

– Есть! Я опознал их!

– Ваше имя, мэм…

– Люсинда… Люсинда Ли. Подполковник… ВВС. Со мной…

– Больше ни слова. Нам надо дождаться эвакуатора…

Один из спецназовцев присел рядом с ними, держа дверь на прицеле своего автомата. Второй достал нож.

– Руки и ноги, – подсказала Люсинда, – просто веревки.

Примерно через сорок минут послышались свист и грохот вертолетных турбин. Все это время они находились в комнате. Холифилд сломалась и плакала, она пыталась успокоить ее, как могла. Мелькнула мысль, что она не знает этих спецназовцев, – снаряжение у них было западное, но в том-то и дело, что знакомые ей парни из специальных авиакрыльев первым делом старались раздобыть все русское, чтобы «не выделяться», русское вооружение, русское снаряжение, даже русское нижнее белье. И, кроме того, она знала всех на расположенной рядом базе – просто потому, что служила там.

Этих – она не знала.

Вероятно, они были какой-то частью спецназа НАТО, базирующейся в Киеве, возможно, даже не американской. Как бы то ни было – они спасли их.

Про то, о чем они говорили до этого, они не перекинулись ни словом. Вероятно, Джен потом будет сильно сожалеть о том, что сказала… но она поступила правильно. Нельзя скрывать это. Только дьявол знает – какая мерзость может скрываться в тихих американских городках, сколько детей может пострадать от таких, как отец Джен. Их просто надо находить. Выжигать эту мерзость огнем.

Они сходили в туалет – обе, по очереди, прямо в комнате. Спецназовцы отказались вывести их, сказали, что опасно, – просто отвернулись. Но по сравнению с тем, что было до этого, все было так – мелким неудобством.

На улице больше не стреляли.

В комнату, где они были, зашел еще один из спецназовцев:

– Вертолет на подходе. Выводим их.

…

– О'кей, слушайте меня внимательно. Идете за мной, ты – держишься за ее пояс, ты – за мой. Вы стоите – я стою…

Тот, кто это говорил, был чем-то похож на немца. Даже голос у него был похожий – нудноватый.

– Парни, я все-таки офицер ВВС. И знаю правила.

– У вертолета пригнитесь…

Они вышли в комнату – первым шел стрелок, спасший их, затем Джен, она – следом, чтобы контролировать совершенно раскисшую подругу. В комнате еще стоял пороховой дым, лежал труп – увидев это, Джен истерично завизжала и дернулась. Не выдержала. Люсинда схватила ее, развернула к себе и влепила пощечину.

– Ты меня заколебала, сучка! – заорала она. – Ты офицер разведки ВВС! И веди себя достойно, мать твою!

Как она и ожидала, это привело подругу в чувство, она схватилась за щеку и замолчала. Ничего… на базе приведут в чувство. Замыкавший небольшую колонну солдат похлопал ее по плечу:

– Отлично.

Она подтолкнула Джен вперед:

– Иди. И не смей хныкать!

Они прошли на первый этаж лестницей – там тоже были трупы, пахло кровью. Они прошли каким-то коридором и вышли на двор… гул вертолетных винтов стал слышен намного отчетливее. Повинуясь командам, они пошли направо, на углу был еще один спецназовец, он стоял на колене, держа наготове пулемет Калашникова.

Вертолет сел на поле, сразу за домом, это был «Блекхок», он был один. Около вертолета находились двое стрелков, направив свое оружие в разные стороны от вертолета. В вертолете горел тусклый красный свет, и как только они подошли поближе, то увидели, что вертолет был в «стелс-варианте» с комплектом радионевидимости. Значит, точно – группа первого уровня, «CAT» или «DEVGRU».

Они первыми оказались в вертолете, затем увидели, как к вертолету бежит человек, это был снайпер, судя по его винтовке. Потом спецназовцы – их было всего пятеро, очень необычно – погрузились в вертолет, следом – погрузилась на борт и группа безопасности, стрелки, которые охраняли вертолет во время посадки. В вертолете сразу стало тесно.

– Десант на борту.

– Взлетаем!

Пулеметчики занимали свои места у пулеметов, было тесно, шумно – и она сразу даже не поняла, что последние слова были сказаны по-русски. В конце концов – многие в спецназе знали русский.

Но потом…

Обмен между экипажем шел тоже на русском. А вот пилот никогда не будет вести обмен в полете на чужом ему языке.

Двери была уже закрыты, и они сидели по центру – как и должны были, на самом безопасном месте.

– Парни… – стараясь говорить как можно более спокойным тоном, спросила она, – а вы вообще кто?

Один из спецназовцев толкнул в бок другого.

– Дуст, а вы что, не представились дамам?