Левандовка
Ночь на 11 июня 2020 года
Бандеровщина

Дом и в самом деле был хороший. Пусть и не в самом лучшем районе.

«Порше» Брыш оставил под Киевом, взамен получил ключи от «Лендровер Дискавери», подержанного, но хорошего, ходкого. С бензиновым мотором – они стали популярнее дизелей, потому что для дизелей нужна хорошая солярка, а ее нет. А если дизель заправить дурной соляркой, починить его потом намного сложнее и дороже, чем бензиновый двигатель. Тем более – если есть турбонаддув.

Левандовка, воровской, шебутной поселок, почти сросшийся с Львовом, совмещающий в себе советскую многоэтажную обшарпанную застройку, роскошные коттеджи-новоделы и старые, еще начала века местечковые улицы, – была местом опасным даже тогда, когда в стране не было ни революций, ни войн. Люди здесь жили лихие, которым чужая шейка – копейка, а своя – рупь. Сейчас – все и вовсе смешалось: вооруженные автоматами стопорилы выносили поезда и ходили на дело в соседнюю Польшу и Прибалтику. Последних от лихих бандитских налетов в стиле гангстерского Чикаго (только вместо «Томпсона» – «АКМ», «ПКМ», а то и «РПГ») уже мутило и трясло, но они мужественно терпели. Во имя торжества демократии.

Брыш перед тем, как ехать на Левандовку – прикрепил в углу лобового стекла своего «ланда» пропуск в местное отделение «УНА-УНСО», а на автомобильную антенну для рации повесил черно-красный флажок. Эти меры вряд ли помогли бы, если б какие-то бакланы по пьяни или отмороженности вздумали палить ночью по проезжающей машине, но днем они вполне сработали бы. Крыша «УНА-УНСО» и его Провода была ничем не хуже воровской, даже лучше. Накосячишь – подъедут боевые сотни, перетряхнут весь поселок. Времена сейчас лихие, поэтому кого-то – прямо на месте и исполнят. Так что лучше держаться подальше.

А так – Левандовка была Левандовкой. Он въезжал в нее уже потемну, на импровизированном блокпосту на въезде его без лишней мороки пропустили. Где-то горели бочки, с солярой и мусором, около них – тусовалась готовая к ночным подвигам шпана. Папы отдыхали солиднее, с девочками, левее грохотала дискотека, лазерные лучи резали небо.

Дом он нашел не сразу, посветил фонариком, который все время был при нем, как брелок для ключей. Ничего так, два этажа, кирпич. Не слишком большой, но много ли надо ему одному. Заходя через калитку, он машинально проверил, нет ли растяжки, и сам засмеялся собственной осторожности. Здесь – растяжки быть не могло.

Дверь была новая, солидная, стальная – производство стальных дверей на Украине было одним из наиболее прибыльных бизнесов, и сейчас не потерявшим актуальности, двери варили даже из той брони, которая идет на танки и «БМП». Здесь – дверь была поставлена новая, видать, готовили дом к приезду кого-то из Киева. Может, его и вовсе за проверяющего приняли, решили откинуть такие хоромы. Свет не включился, чертыхаясь, он начал разбираться. Нашел лестницу в подвал, подсвечивая фонариком, спустился. Так и есть – дизель-генератор. Придется барабаться, топливо доставать.

Генератор – японский – пустился сразу, бодро зарокотал. Он щелкнул рубильником, свет в подвале зажегся. Уже хорошо. Если и в холодильнике найдется что пожрать – будет вообще хорошо, а то целый день, считай, не годувал…

Внезапно Брыш резко остановился на лестнице, выхватил пистолет. Замер.

Что-то не так!

Жизнь на Востоке, где каждый куст, каждая пустая квартира может огрызнуться огнем – охнуть не успеешь! – научила керивника осторожности. Если чувствуешь опасность – значит, она есть!

Хреново, что в машине остался автомат. Он получил его днем, выдали хороший, не поскупились – короткий, польский «Берилл», тот же «калашников», не германское пластиковое дерьмо. И он оставил его в машине… придурок конченый. А машина в центре Левандовки. Щас из его автомата – его же и оприходуют.

Идиот!

Что? Дверь открыта, едва заметно подуло? Нет. Шорох? Нет.

Он вдруг понял.

Кровь!

На ступеньке. Когда он спускался – было не видно, но сейчас – с подвала был свет, и лестницу хоть плохо – но было видно. А он слишком хорошо знал, как выглядит кровь.

Ступеньки были бетонными, капитальными. Он опустился на колени, включил фонарик. Кровавое пятно было на несколько ступенек, еле заметное. Его пытались замыть, но не слишком усердно. Да и на бетоне плохо замывается.

Кровь…

Чертыхаясь, он поднялся наверх и приступил к детальному осмотру дома. Такие же пятна он нашел у самой двери, на пороге кухни, еще на кухне и в одной из комнат второго этажа. В прихожей он нашел заляпанное повреждение на стене, судя по разлету – обрез, заряженный дробовым патроном. Из одной из стен ножом выковырял пистолетную пулю.

Как же они тут, с…, живут?!

Керивник поднялся на ноги, долго смотрел на пятно, обнаруженное им в комнате на втором этаже, судя по обстановке, это была детская. Потом – плюнул, пустился вниз и сел в машину, не закрывая дверь. Ночь переночует в машине, разложит сиденья – не первый раз так ночевал, не убудет от него. А завтра снимет квартиру. Без следов крови на полу. А этот дом от москалей – ему не нужен. И генератор он не стал выключать, на хрен ему это надо. Нехай, хоть сгорит тут все…

Ваххабиты во Львове в мечетях не молились.

Крупнейшая ваххабитская община во Львове имела свою молельную комнату в районе Сихов, большом, в основном советской застройки районе. Они занимали уже несколько многоэтажек, там было и что-то вроде гостиницы для приезжих мусульман, и складов, и молельных комнат. Все, кто здесь жил, выселились не только из этих, но и из всех окрестных домов. Жить здесь было теперь невозможно.

Тянуло дымом. Въезд во двор перегораживал старый, большегрузный «КрАЗ» с нарощенными толстой сталью бортами. За бортами был виден торчащий рылом в небо ствол «КПВТ» – скорее всего, румынский. Брыш знал о том, что в Румынии заказали тысячу таких пулеметов для боевых сотен, для оснащения техники – уже очень хорош был этот пулемет как для городских боев (любую стену шьет), так и против любой техники, кроме танка. Но до боевых сотен дошло только сотни три таких пулеметов, остальные пропали по дороге. Теперь понятно, где они. Не придется удивляться, если несколько десятков таких осело в Киеве у Або Маленького и ему подобных.

Молодой, бородатый боевик, с черной шапочкой-бандиткой на голове, с автоматом – подошел к машине только после того, как керивник длинно просигналил.

– Чо надо, щирый… – спросил он.

– Абу Джабраил здесь?

– Нэ знаю.

– А кто знает?

– Аллах знает…

Боевик захохотал, довольный собственной остротой, и подавился смехом, когда керивник ударил его дверью машины.

– Я таких, как ты, бакланов беспредельных, ссаным ватником гонял, – сообщил керивник. – Резко найди Джабраила. Скажи – от Синего приехали. Понял, шпана?

Ваххабитский анклав во Львове произвел даже на не слишком «свидомого» керивника очень тяжелое впечатление.

Ваххабиты закрыли все проемы между домами кирпичной кладкой в три этажа и притащили туда машины со свалки – получились огромные баррикады. На ту сторону скидывали мусор, отчего омерзительно воняло. Прямо по двору стояли машины на месте бывшего песочника – резали баранов, тут же их свежевали. Кости собирали люди в рваной одежде, которым проходящие боевики отвешивали походя пинка. На костях было еще какое-то мясо. Бомжи – а то и рабы.

Практически у всех тут было оружие, и его было немало. Были и пулеметы, и «РПГ-7». Справа, в углу, наваривали борта двум китайским самосвалам и варили самодельную бронезащиту кабины – готовились к боям. Там же стоял переделанный в бронелетучку «КамАЗ». Везде слышалась гортанная, чужая речь, наглый, как у гиен, хохот. Разговор местных был похож на тяжелую отрыжку, сами звуки были чужими.

Вопросов, кто это такие и что тут делают, уже не было. Вопрос был только в том – когда все это адское варево выплеснется на улицы Львова. А ведь кавказцы не могут быть вторыми по определению, сколько бы их ни было – они попытаются установить свои порядки. И им плевать, кто и сколько веков тут жил. Раньше другие жили – а теперь они тут живут! И больше их ничего не интересует.

Марченко, он же Абу Джабраил, был здесь в большом авторитете, хотя, по данным керивника, он не был членом боевых отрядов мусульман, формирующихся для войны с русистами и в помощь украинскому государству. Он не меньше чем масулем, руководитель региональной организации «Хизб-ут-Тахрир». И воевал в основном словом – хотя слово его было опаснее яда…

На втором этапе, получив расположение к себе, люди из партии «Хизб ут-тахрир» начинают рассказывать о своей организации и тех, кто проявил интерес, приглашают в кружки (халакат) по изучению религиозной литературы. Естественно, старики не являются для них целевой группой идеологической обработки, они чаще нужны для прикрытия своей деятельности, упор делается на молодежь. Второй этап – это идеологический переворот в сознании людей, расширение своего влияния на население. Сделать это можно уже более публично, например, провести митинг, пикет, автопробег, шествие с демонстрацией своей атрибутики, обычно в форме флага. Цель – привлечь внимание к организации. При этом используются либерально-правозащитная демагогия и популизм. Сами представители партии начинают говорить, что они выступают за права мусульман, могут изображать себя ярыми сторонниками Конституции и светских законов государства.

Структура «Хизб-ут-Тахрир» представляет собой пирамиду, которая включает в себя семь ступеней: му‘тамад (главный руководитель в масштабах одного государства), масуль (руководитель региональной организации), муса‘ид (помощник масуля), накиб (руководитель города, района), помощник накиба, мушриф (руководитель одного или нескольких кружков (халакат)), шабаб (активист, уже воспринявший идеологию до конца и ставший полноправным членом организации) и дарис (член кружка, являющийся пока послушником. Первичной ячейкой организации являются, как уже было сказано, кружки по изучению религиозной литературы — халакат, состоящие из 5–15 дарисов во главе с мушрифом. Занятия в халакате проводятся два раза в неделю. Раз в месяц происходит совещание мушрифов, в ходе которого обсуждаются практические и организационные вопросы. Накиб снабжает литературой, распределяет финансовые средства и принимает пожертвования. В кружках помимо штудирования литературы проводят инструктаж на случай ареста, поэтому занимающиеся там знают, как себя вести со следователем и при задержании. Исходя из инструкций, люди из «Хизб-ут-Тахрир» всегда держат наготове видеокамеру, чтобы снимать полицейских. Это их излюбленный прием психологического давления на правоохранительные органы. Очень вызывающе ведут себя со следователями. Попадание в КПЗ или тюрьмы воспринимается ими как «боевое крещение» и как возможность продолжить пропаганду (дагват) уже среди сокамерников. Вот почему, оказываясь в общих камерах, они незамедлительно начинают вести вербовку новых членов для организации. При этом в опасных для них ситуациях допустимо скрытие или отказ от членства в «Хизб-ут-Тахрир» (принцип «такия» – скрытие своих убеждений), если это поможет избежать более тяжких для члена организации последствий…

http://www.riss.ru/

Абу Джабраила сопровождали несколько вооруженных послушников, с короткими бородами, без усов и в коротких штанах – чтобы джинны не цеплялись. Керивник привычно обратил внимание на оружие – по нему можно сказать, кто и откуда снабжается. У послушников были настоящие автоматы «АКС-74», но с необычными, проволочными прикладами германского образца и новым пластиковым цевьем. Это польские. Польша – наряду с «Бериллом» возобновила производство классических «АКМ», «АКМС», «АК-74», «АКС-74» и автомата с очень укороченным стволом, что-то типа «АКМСУ» или русских переделок из гражданского от «Молота». Значит, снабжаются не через местные склады, а напрямую через Польшу. И готовятся идти в Россию. В России очень удобно воевать тем же оружием, что у русских. Моджахеды двадцать первого века…

– Добрий день, – сказал керивник по-украински.

– Салам…

Двое внимательно рассматривали друг друга. Перед керивником был мужчина лет сорока, погрузневший, с черными, злобными глазами и окладистой бородой. От него пахло кровью и смертью…

– Я от Синего.

Какое-то время Абу Джабраил мерил взглядом посланца:

– Пошли.

Подъезд был грязный, заплеванный. На втором этаже тусовались, курили какие-то бородачи, от них буквально шибало злобой. Все стены разрисованы, в основном арабская вязь, запомнилось по-русски: «бей и режь отступников веры» и «сегодня Краина, завтра Русня». Некоторые двери вынесены и прислонены к стене.

Они зашли на восьмой этаж, там лестницу перекрывала вваренная стальная дверь, около нее был автоматчик. Поднялись дальше, прошли в одну из квартир. Там прямо на пол были постелены ковры и какие-то циновки, похожие на мешки, в каждой комнате краской была нарисована кибла – направление на Мекку. Прямо у стены, под самый потолок – сложены зеленые ящики армейского образца – с оружием, к гадалке не ходи. Людей немного.

– Где люди? – спросил керивник.

– На войне… – ответил Абу Джабраил, захохотал, – в горах. Пока война ненастоящая… потом будет настоящая…

Они прошли в комнату, пустую и относительно заставленную мебелью. Там был стол с ноутбуком, в двух углах включены телевизоры, один настроен на «Аль-Джазиру», другой – на «Аль-Арабию». К каждому подключен выносной жесткий диск – пишут эфир. Потом все это будет отсмотрено, при необходимости нарезано на ролики, распространено. Работают четко… оператор в каждом джамаате. Причем он – второй после амира, потому что денежное содержание джамаата зависит от количества и качества материала, отснятого операторами.

У них в некоторых сотнях тоже пытались так сделать… но не получилось. Потом это было запрещено – если пленки попали бы в руки русским, из них можно было бы получить слишком много информации.

Абу Джабраил что-то сказал на неизвестном керивнику языке – и один из телохранителей вышел. Вернулся с блюдом с пловом, поставил перед ними. Разлил чай.

– Кушай, дорогой.

Керивник улыбнулся. И стал есть только после того, как начал есть и Абу Джабраил…

– На каком размолвлять будем? Я вашу мову плохо совсем знаю.

– Нет проблем. Можно на русском.

– Это хорошо… – Абу Джабраил ел плов прямо руками. – Вы с русскими промахнулись. Какая разница, на каком языке говорить – русском, не русском. Аллаху Всевышнему все равно, какой ты национальности. Он смотрит на веру. В Хаме – под конец русских несколько джамаатов было, Иншалла. Русские, татары, чеченцы, аварцы. А наши селюки, кстати, зассали ехать. Даже татар было немного…

– У нас другие дела были, – ответил керивник.

– Да… – амир не заметил напряженного тона, – только дела эти… Я все-таки в Русне вырос, русистов знаю. Они хоть и неверные, но если уверуют, нет моджахедов лучше. В Хаме русских братьев, как огня, боялись, они всегда впереди шли. А тут… селюки селюками. Моя хата с краю, ничего не знаю. Полный ширк, аг’узу биллах мина шайтани раджим.

Керивник слушал… нет, он, конечно, понимал, что враг моего врага мой друг – а эти немало сделали, делают и будут делать для разрушения Империи. Другое дело – а что будет с ними самими после того, как Империя рухнет? Что начнут творить вот эти вот? Здесь, во Львове, в Виннице, в Киеве. Кой черт – они уже творят!

Можно ли распространять чуму и не заразиться от нее самому? И где кончается та грань, за которой вынужденный друг становится врагом?

– Я отправляюсь в Тюмень. Синий сказал, что ты можешь мне помочь.

– Тюмень… Тюмень хороший город… Главный там сейчас… Абу Искендер. Он хороший брат. Есть хорошие братья, делающие джихад имуществом. Когда найдешь Абу Искендера – скажи, что ты от Рауфа… он поймет. Опирайся больше на русских, там есть хорошие русские братья, зубами рвать будут. А в Тюмени лучше всего джихад поджогами делать. Лес поджечь… пусть кяфиры горят. Им все равно – ров…