Липецкие леса. Российская Конфедерация Независимых Народов

То, что спать у костра «аццки» неудобно, Васька понял после первой же ночевки. А эта была уже пятой с тех пор, как все они «высадились» из управляемого странным мужиком, который обижался, когда его так называли, автобуса недалеко от Липецка.

Сейчас он почти жалел, что – когда они остановились на каком-то проселке и дядя Женя высунулся в салон – он не согласился с его предложением. Спаситель негромко сказал глядящим на него ребятам и девчонкам:

– Слышь, гаврики, и что, вы типа рассосетесь по домам, и все? А толку-то – небезопасно, все равно поймают да богатому пидарасу продадут. Кто хочет реально сделать так, чтобы этой пое…ни больше не было, – оставайтесь в автобусе, отвезу к нужным людям. Кто не хочет – я не держу.

С ним остались трое пацанов. Васька не остался… Бродяжный Васькин опыт – еще в РФ – позволял жить, точнее выживать, в городе. И сначала те из девяти ребят и восьми девчонок, которые выехали – спаслись – из РТН и высадились из автобуса, который канул в вечер, именно в Липецке и попытались остаться. Но очень быстро выяснилось, что это практически невозможно, да и просто опасно – за беспризорными и полубеспризорными детьми, да и детьми из семей, охотились, как за дикими зверьками, все, кому не лень, – от чудовищно расплодившихся маньяков до ооновских «миссионеров». То подобие власти, которое еще наблюдалось в Конфедерации, детьми и их судьбой практически не интересовалось – фактически бросило даже в том объеме, что наблюдался еще недавно, в самом начале.

Кое-кто откололся – те, у кого был оставленный по глупости дом; решили добираться туда. Васька, попавший в невольные лидеры, их не удерживал. После того как одну из девчонок схватили во время облавы и увезли, а двое мальчишек пропали без вести, пойдя на рынок подворовывать, кое-кто даже заскулил на Ваську, что он подбил всех удирать из Казахстана, а там, может, ничего страшного и не было бы?! Но на скулящих цыкнули все остальные – вера, что может быть все, что угодно, любая гадость, оставалась единственным, не вызывавшим у компании сомнений.

Вопрос о том, как жить дальше, возник как-то вечером, когда вся компания сидела в одной из комнат полузаброшенного металлокомбината, жгли костер из разного мусора в сухом фонтанчике. Молчали, на огне закипал котелок, сооруженный из какой-то детали, найденной среди мусора. Кешка Козинцев, шурша полиэтиленом на сухой лапше, усмехнулся:

– Раньше такую фигнюшку, – он стукнул лапшой по краю котелка, – рублей за пятьсот можно было сунуть.

– А сейчас покажись только – самого… сунут… – зло заметил маленький рыжий Олег Провоторов. Толчком ноги отправил в огонь обломок доски, едва не опрокинув котелок, – Машка удержала рукой, обожглась, ойкнула и прошипела:

– Безрукий!

– И безмозглый, – ответил Олег. – Сволочи мы, ребята.

Это было несколько неожиданное заявление, и все уставились на Олега. А тот продолжал:

– Чего уставились? Все мы и есть сволочи, вот все вообще, ясно?! Говно, твари…

– Ты не ругайся, ты толком объясни! – потребовал Васька. Олег снова подсунул – но уже спокойно – в огонь деревяшку и тоже спокойно продолжал:

– А нефик тут объяснять. Все было. И все просрали. Эту… страну. Вот.

– Ты, блин, как на этом… митинге говоришь, – сказал кто-то. Олег зыркнул в ту сторону:

– А чего еще осталось. Только по помойкам митинговать. Раз свою землю профукали.

– А много ты видал на этой земле? – буркнул Васька. Олег задумался. И признался:

– Ничего не видал. Только она все равно была моя. Моя, понимаешь, Васен?

Васька хотел сказать, что не понимает. Но не сказал, потому что… не сказал…

…В тот вечер Васька не ложился долго – сидел у фонтана и курил. Олег тоже вроде бы сперва лег, но потом появился из темноты, сел – и мальчишки долго молчали. Потом Олег спросил:

– У тебя ведь батя воевал? В Чечне? – Васька кивнул. – А я своего не помню, я с матерью жил. Потом она раком заболела… я раз – и уже на улице… – Васька молчал, все истории коротких жизней уже были переговорены, иные – и не раз. – Я вот думаю, думаю… Тот казак, дядя Женя… Он откуда-то ведь и доверенность достал, и вообще. Васен, может, нам надо кончать тут сидеть?

– Перелезать сидеть в другое место? – усмехнулся Васька. – Какая разница?

– А тут сидеть – что высидим? – вздохнул Олег. – Сам видишь. Похоже, капец. Вообще всему…

– В монастырь, что ли, перебираться? – уже без усмешки спросил Васька. – Помнишь, говорили – в монастырях принимают…

– Все в монастыри спрячемся? – спросил Олег в упор. Васька опустил глаза:

– Не пойму, чего ты хочешь вообще.

– Я сам не знаю, – буркнул Олег почти зло. И резко добавил: – Я так не хочу. Понимаешь?

Как ни странно – Васька понял. И, подумав еще с минуту, тихо сказал:

– Ложись спать, слушай…

…В ту ночь Ваське, задремавшему у погасшего костра, приснился странный сон.

Невероятно странный.

Невозможный.

Ничего не имевший аналогичного во всей его прошлой жизни.

Среди клубящихся туч вставало солнце. И прямо от него за край земли скакал огненный всадник. А женщина пела:

…Он разбудил всех еще в темноте. И хмуро, но решительно сообщил:

– Мы с Машкой уходим из города. Кто со мной?..

…Они ушли из Липецка на следующий вечер. Пятеро парней и четыре девчонки в возрасте 13–16 лет. Васька не знал, куда и зачем ведет ребят, а в лесу потерялся мгновенно, но остальные по-прежнему считали его лидером и шли следом…

– …Мамаааааа, простииии!!! – раздался в ночной тиши ужасный вопль, обрывая мысли о прошлом. Спавший по другую сторону костра мальчишка сел – тяжело дышащий, с огромными глазами.

– Спи, блин! – шепотом прикрикнул Васька. И уже мягче добавил: – Спи, ну, слышь, Тим?

Тимка с шумным вздохом откинулся на общую подстилку, в кучу – так спать теплее, а августовские ночи были уже прохладными. И очень…

…История Тимки казалась довольно обычной. Наслушавшись на уроках разговоров о «правах ребенка», двенадцатилетний Тимка Ишимов, надеясь поменять мобильный телефон на новый, в титановом корпусе, донес на родителей – мол, они не обеспечивают ему надлежащий материальный уровень. Свежеиспеченные омбудсмены отреагировали на следующий день. Правда, телефон родители Тимке не купили. Явившиеся две тетки (с милицейским патрулем) арестовали, скрутив, отца и мать, а Тимку, всего обласкав и обслюнявив, с охами и ахами о «несчастном ребенке» забрали в детский дом, где мальчишку старшие избили на вторую ночь, а на третью за драку шваброй он голышом попал в подвальный карцер, где всю ночь пришлось распугивать крыс. Но даже это не было еще самым ужасным. Детский дом, с начала оккупации патронировавшийся миссией UNRFR, напрямую поставлял – да и не скрывал этого – малолетних рабов на плантации в Мексику. Детей вывозили раз в неделю партиями по сто человек – якобы «на ознакомление с жизнью цивилизованного мира». Естественно, жизнь была такой классной, что все они совершенно добровольно оставались там, а фойе детского дома украшал огромный, спешно сляпанный стенд, увенчанный заголовком «ОНИ ОБРЕЛИ СЧАСТЬЕ!», на котором мальчишки и девчонки улыбались на фоне субтропических ландшафтов. Правда, глаза почти у всех были обреченные и испуганные, но в глаза еще надо было вглядеться, а стенд висел довольно высоко…

Бежать из детдома пытались многие. Тимка не знал – удалось ли хоть кому-то. По ночам территорию охраняли здоровенные кавказские овчарки, и пару раз детдом просыпался от истошных криков под окнами. Десятка два мальчишек и с полдюжины девчонок пропали по ночам. Тимка старался убедить себя, что большинству из них удалось-таки бежать. Хотя кто-то из старших говорил – причем не пугая младших, а в своей компании – что видел в сарае, где днем держали псов, человеческие кости.

Попадавшие в детдом домашние дети – а таких в последнее время становилось все больше и больше – ломались почти сразу, не столько под прессингом старших, сколько от самих обстоятельств, в которых оказывались. Но Тимку старшие выделяли в числе немногих других – именно за то, что на вторую ночь успел, прежде чем его скрутили, помахать шваброй. И именно они подсказали, что бежать нужно с кухни через мусорник. Им самим было по хрену – вывоз не грозил, возраст не тот, а в детдоме худо-бедно кормили и была крыша над головой. Тимка сперва побаивался, кроме того, не мог найти никого, кто согласился бы бежать тоже… но когда понял, что подошла его очередь, – рискнул.

И – получилось. Сперва Ишимов сунулся домой, но квартира была опечатана, и у мальчишки хватило ума не задерживаться, бежать тут же. Где искать маму и отца – он не имел ни малейшего представления. Как жить в городе – тоже не знал. По какому-то непонятному наитию он – городской житель уже в пятом поколении – убежал в лес. Оставаться на ночь на улице Тимка не мог, люди вокруг казались страшнее зверей, город стал чужим и пугающим, словно из фильма ужасов…

…Тимку они встретили на вторую ночь, точнее вторым вечером. Зареванный, чумазый, оборванный мальчишка со здоровенной палкой куда-то шел по еле заметной тропинке и, увидев старших ребят, шарахнулся в сторону, споткнулся, уронил дубину, упал и остался лежать. И поднял голову, только когда присевшие рядом девчонки под гыгыканье развеселившихся ребят стали спрашивать, кто он и не голодный ли он…

…Васька вздохнул и подбросил в костер дровишек. Что делать – он не знал. В голове смутно теснились образы каких-то брошенных деревень, в которых надо зимовать. Но как это делать в жизни – он знать не знал. А еда? Где еду добыть? И ведь с ним были те, за кого – никуда не деться – Васька отвечал… Кроме того, парня дико раздражала мысль, что опять придется прятаться, бегать, скрываться – на своей земле, сколько можно?! Это никак не соотносилось с тем сном, который он видел в Липецке и который потихоньку считал вроде бы как вещим, что ли…

Откуда взялся старик – Васька так и не понял. Даже думал, что задремал у огня и видит сон. Вот только что никого не было напротив – и вдруг сидит у огня тощий старик с прокуренными усами, в куртке, похожей на мешок, и с ружьем между колен. Васька моргнул несколько раз и огляделся. А дед доброжелательно сказал, поднеся тлеющую на конце веточку к толстенной самокрутке:

– Вечер добрый.

– Д… добрый… – пробормотал Васька. – А вы кто?!

В какой-то миг он почти ожидал услышать «леший» – или как там называли того, кто живет в лесу, Васька плохо помнил сказки. Но старик вполне обыденно представился:

– Зови дед Илья… Что ж вы так ночевку-то не по уму разбили? И старшие где? Или одни?

Васька опять огляделся. Нет, вроде бы старик один…

– Мы из города, из Липецка, – буркнул он. – Убежали.

– От этих? – старик повел головой. Васька кивнул. – И чего делать думаете?

– Не знаю, – честно признался парень. И посмотрел на старика с надеждой – ведь он же взрослый, он должен знать, что делать! Больше всего в этот момент Васька боялся, что этот леший уйдет и оставит его с неподъемным взрослым грузом неразрешимых проблем.

– Мы вот тоже убежали. – Старик затянулся (Ваське жутко захотелось курить, но попросить он не решился). – Двором целым… из Грязей. В лесу живем. Охотников мало, молодой народ дурной, палить умеют, а все без толку, вот я и хожу… Ты вот что. Ты давай своих поднимай да и пошли к нам. А то осень будет – и вам с такой жизнью хоть в петлю.

Васька на миг прикрыл глаза, переживая то, что можно было назвать лишь облегченным полуобмороком…