01 июля 2015 года
Россия. Москва
Квартиру блокировали еще ночью…
На место наружников утром, с рассветом прибыла «Альфа», антитеррористический спецназ ФСБ. Эвакуацию не проводили, снайперы залегли на крышах, отслеживая возможные направления прорыва, штурмовая группа вошла в подъезд, блокировала второй и четвертый этажи. Техник поднялся наверх, через пол рентгеновским аппаратом израильского производства просветил квартиру. Данные показали, что в квартире всего один человек, и он неподвижен. Возможно, даже мертв — хотя соседи ничего не слышали.
Спецназовцы передали о готовности к штурму и получили отказ. Кого-то ждали…
Наконец к подъезду подлетела правительственная черная «Ауди» с мигалками за радиаторной решеткой. В ней был всего один пассажир, причем ныне не занимающий никаких официальных должностей. Генерал Денисенко — твердым, скорым, совсем не старческим шагом — поднялся наверх, на третий этаж.
Спецназовцы из управления «А» уже блокировали второй и четвертый этажи, готовясь штурмовать квартиру. Все по-взрослому — бронещиты, автоматы, светошоковые гранаты. Хоть им и противостоял — по данным сканирования — всего один человек, рисковать никто не хотел. Тем более — в доме было оружие, а команда была — по возможности брать живым…
— Товарищ генерал… — высунувшись из-за щита, проговорил командир группы, — когда?
— Ша! — резко сказал старик. — С места ни шагу! Когда скажу, тогда и…
Командир молча выругался про себя — экипировки на всех по двадцать пять — тридцать килограммов, на улице тридцать два в тени, а кондиционера в подъезде элитного дома, конечно же, нет. Но он привычно подавил раздражение…
— Альфа — Восходу.
— На приеме.
— Один у входа.
— Принял…
Генерал позвонил в дверной звонок. Дом был старый, цековский еще, квартиры хорошие — но по тогдашним меркам.
— Женя… — крикнул он старческим фальцетом, — открой, это Денисенко.
Нет движения. Майор показал жестом — боевая готовность.
— Женя. Открой, говорю, здесь ты?
Дверь щелкнула. Старик посмотрел на спецназовцев, вошел. Щелкнул замком, закрывая дверь…
— Альфа — Восходу. Один в адресе. Отбой.
Квартира была обставлена большей частью в старом, еще времен позднего СССР стиле, типично интеллигентском, с рогами, портретом Хемингуэя и трюмо. Было тихо и жарко, кондиционер если и был в квартире — то он не был включен. Старик не разуваясь прошел по длинному коридору, заглянул в комнату. Он знал эту квартиру. Отец ее хозяина в свое время долго проработал на нелегальном положении в странах Латинской Америки, был лично знаком с Фиделем. Он умер в девяносто третьем — не выдержал.
Надо держаться…
Хозяин — сидел за столом в комнате, которая использовалась как кабинет. Ручка, белый лист бумаги, отсутствующий взгляд в окно. Единственной приметой того, что все это происходит не в конце восьмидесятых, на излете «холодной войны», а тридцать лет спустя, был открытый ноутбук. Он работал почти бесшумно, и в пространство летели звезды (прим. автора — популярнейшая заставка Виндоус).
Хотя все это было похоже и на ночной бой где-нибудь в Цумадинском районе…
Старик, не спрашиваясь, присел за стол, посмотрел в окно. Нет, не видят. Снайперы там, конечно, есть — но видимости нет. Тюль, да еще и окна… квартира старая, это тебе не новые с их громадной, неизвестно на что, площадью остекления…
Помолчали. Каждый о своем.
— То, что ты за деньги продался, не верю, — сухо сказал старик, пригладив аккуратные, щеточкой усы, — не тот ты человек, Женя, а я тебя еще с Афгана знаю. Тогда за что?
Хозяин квартиры не ответил.
— Какого хрена ты вообще сделал? Ты ведь не выдал «Танец». Тогда почему…
«Танец» — так среди своих называлась операция по выманиванию из норы и ликвидации Доку Умарова.
Хозяин квартиры снова промолчал.
— Конкретная группировка, так? Кого, Женя? Кого они взяли, ну? Говори.
Хозяин квартиры молчал.
— Говори, б…дь! — заорал генерал. — Что ты как партизан в Львовском гестапо?! Кого они у тебя взяли?
Хозяин квартиры молчал.
Генерал протянул руку через стол, резким движением пододвинул к себе портативный компьютер. От движения ноут зашуршал, пробуждаясь. Заставка на экране сменилась обычной Виндой с окнами. Главным был проигрыватель BS Player, открытый и с остановленной записью. Генерал пустил запись.
Люди — почти все в масках, но кто-то — без. Автоматы у всех. Речь по-чеченски…
Такбир! Аллаху Акбар! Такбир! Аллаху Акбар! Такбир! Аллаху Акбар!
Сирия. Джебаль аль-Нусра.
— Сирия. Оттуда идет?! Говори, ну?! Кого взяли?! Где он, я его здесь не вижу?! Что еще ты им сдал?
— Паша… — выдавил из себя хозяин квартиры.
— Паша?! Где он?!
Пашей звали внука хозяина этой квартиры. Генерал помнил, как он играл у него на даче…
— Без маски.
Денисова как холодной водой окатило. Матерясь и вспоминая, что ему показывал внук, — ему удалось все же поставить запись заново.
Такбир! Аллаху Акбар! Такбир! Аллаху Акбар! Такбир! Аллаху Акбар!
Стоп!
Без маски. Такой же боевик, как и все, короткая, не успевшая отрасти бородка. Автомат Калашникова, разгрузка.
Запись плохая, но…
— Он же… — генерал не узнавал своего голоса, — он же… в Англии учится. В Англии… У тебя… учится.
— Учился, — поправил заместитель директора Федеральной службы охраны, — учился, Иван Петрович. Учился…
— Что за х…ня, — резко спросил генерал, — ты что, мать твою, несешь?! Он же русский у тебя!? Это что — он?!
— Иван Петрович… он — жив?
— Чего?!
— Его… он жив?! Его ваши взяли. Ваш. Он — жив?!
— Ты что несешь, Женя?! — вызверился генерал. — Что ты бормочешь, как институтка, сифак подхватившая?! Ты кого, б…дь, воспитал в своем доме! Сторонника Аль-Каиды, твою мать! Ты кого, с…ка, воспитал?! Ты ради этого нас всех в сортир спустил, гнида?! Ради этого гаденыша?!
— Внук он мне, Иван Петрович, — сказал заместитель директора ФСО, который в восьмидесятых был всего лишь молоденьким лейтенантом, счастливо спасшимся в бойне на Саланге. — Внук он мне. У Лильки… детей больше не будет… понимаешь?
— Понимаю? Понимаю?!!! Какого х…я ты его за шкирку из этой сраной Англии сюда не приволок?! Как он у тебя докатился, б…дь, до такого?! Какого х…я ты все это время молчал, подонок?!
— Сказал бы — и что?! В «Черный Дельфин»? Или в могилу?! Мы все знаем, каково родственникам погибших, каково родственникам сослуживцев — а ты хоть раз представлял себе, каково родственникам террористов?!
— Да ты ох…ел?! Родственник террориста!
Генерал Денисенко взял себя в руки.
— Когда это началось?
— В прошлом году… — устало сказал хозяин квартиры.
— Конкретнее.
— Летом. В июле… кажется.
— Что требовали?! Ты им что-то дал?!
— Нет. Просто — не видеть. Блокировать информацию. А ты бы как поступил, а?
— Да своими бы руками пристрелил! Если за ум не берется! *censored*н сын!
— Внук он мне, Иван Петрович. Лилька… еле держится. Не будет у нее больше детей, — как заведенный сказал заместитель директора ФСО.
Молчание.
— Внук?! — нехорошо начал Денисенко. — А у меня тоже внук был, Женя. Помнишь?! Напомнить, где он сейчас?! В могиле лежит! Пал смертью храбрых! И ты меня спрашиваешь, каково родственникам террористов?! На жалость давишь?!
— Я на жалость не давлю. Тот человек… одиночка, который с американцами… твой человек? Скажи мне, Паша — жив? Просто — скажи.
Молчание. Только едва слышно тикают часы.
— Жив?! — взорвался криком хозяин квартиры.
Генерал Денисенко сухо усмехнулся — вот теперь он полностью овладел собой. Он был старой, советской еще закваски офицером, готовился в девяностые, после вывода советских войск стать резидентом в Афганистане. Ни криком, ни истерикой его было не пронять.
— Не знаю, Женя, — спокойно сказал он, — скорее всего, нет. Я таким не интересуюсь, ни к чему это… меньше знаешь, спокойнее спишь. Судьба таких — безымянная могила. И ты это знаешь. Мои люди шуток не шутят…
Денисенко поднялся.
— И на жалость не рассчитывай, Женя, нет у меня жалости. Ни к тебе, ни к змеенышу твоему. Давил, давлю и давить буду. Прощай…
Генерал встал и вышел из квартиры. За спиной прозвучал выстрел. Он махнул рукой находящимся на страже бойцам управления А. Дело сделано…
